21. ВУДРО ВИЛЬСОН И РОССИЯ

В течение десятилетий в СССР нельзя было достать честной и достаточно полной истории гражданской войны. Подвергались цензуре и запрету книги, статьи, пьесы и романы, не изображавшие Сталина творцом побед, а Троцкого — коварным предателем, замышлявшим поражение революции. После XXI съезда КПСС в октябре 1961 года, на котором было решено убрать мумию Сталина из мавзолея на Красной площади, официально зашла речь и об искажениях истории, которые многие годы проводились по указе Кремля. «В освещении истории Октябрьской революции, гражданской войны, строительства социализма допускались серьезные ошибки,— писал член президиума ЦК Михаил Суслов, сам несший ответственность в этом отношении как один из главных идеологов партии.— В работах по истории гражданской войны, например, вопреки фактам одни фронты выдвигались на первый план, значение других принижалось в зависимости от того, где в тот или иной момент находился Сталин, почти все победы на фронтах гражданской войны рассматривались прежде всего как результат деятельности Сталина...

Приходится говорить об этом потому, что такая неправильная интерпретация фактов содержится и в «Кратком курсе»1, она проникла и в литературу, и в школьные учебники. А в биографии Сталина было прямо сказано, что непосредственным организатором и вдохновителем важнейших побед Красной Армии был Сталин, что он был творцом важнейших стратегических планов. Роль Ленина и партии в руководстве обороной страны принижалась»2.

И. Смирнов, другой сотрудник журнала «Коммунист», писал в том же номере: «А поскольку от исследователей не всегда требовался объективный анализ исторических фактов, среди части (читай: всех.— Л. Ф) историков советского общества и историков партии распространялось нигилистическое отношение к источникам, скептическое отношение к работе над архивными фондами... В период культа личности необоснованным репрессиям (т. е. казни, пожизненному заключению, ссылке.— Л. Ф) подверглись многие ни в чем не повинные люди, среди которых были и виднейшие и талантливые деятели партии и Советского государства; имена этих людей бесцеремонно вычеркивались из работ по истории». Важнейшим из таких выпущенных имен было имя Троцкого. О нем упоминали только для того, чтобы ругать его.

То же «нигилистическое» пренебрежение к истине преобладает и в советских историях интервенции. Прошлое стало игрушкой в руках современной советской внешней политики. В искаженном рассказе об интервенции 1918—1920 г. можно различить мысли, занимавшие Кремль в 1938 или в 1959 годах. Так, «Краткий курс» Сталина, изучение которого стало обязательным для всех коммунистов и для миллионов беспартийных после его выхода в 1938 году, гласит: «Англо-французы высадили войска на севере России, заняли Архангельск и Мурманск». Об американцах, участвовавших в высадке, не упоминается. «Японцы высадили войска во Владивостоке, захватили Приморье, разогнали Советы...»3. Американские интервенты опять не упоминаются. В 1938 году Сталин пытался завоевать расположение США.

«Краткий курс», в котором история переделывалась на сталинский лад, был заменен в 1959 году новой историей партии4, в которой переделанная история переписывалась на новейший лад и обогащалась бесчисленными выдумками. В этой книге советский читатель, у которого на полке, наверное, еще стоит экземпляр старого «Краткого курса», прочтет, что «американские, английские и французские империалисты весной 1918 года высадили десант в Мурманске»5. «На Дальнем Востоке и в Сибири американские монополии и само правительство США в огромных масштабах снабжали оружием и боеприпасами российскую контрреволюцию. США являлись не только арсеналом оружия для российской контрреволюции; американские войска вместе с японскими интервентами участвовали в боевых операциях против партизан, подвергали преследованиям и казням мирное население. Интервенты расхищали народное достояние. Они безвозмездно вывозили лес, пушнину, золото, сырье на огромные суммы»6. Преувеличение роли Америки в Сибири в качестве арсенала контрреволюции, палача и грабителя отражает возросшее соперничество между СССР и США в 1959 и 1960 гг. Прошлое искажалось в угоду настоящему, по методу «социалистического реализма», а планы на будущее преподносились как уже имевший место факт.

Фальсификацией проникнуты и официальные советские истории гражданской войны. Сборнику документов, опубликованному в 1960 году в Москве, предшествует введение, подписанное «Институтом марксизма-ленинизма при ЦК КПСС», в котором сказано: «Приведенные в томе документы неопровержимо доказывают, что ведущую роль в организации войны против Советской республики играли империалисты США...»7

В этом сборнике приведено 699 документов, одни из которых посвящены чисто внутренним аспектам гражданской войны, другие — иностранной интервенции. В первом документе цитируется речь Ленина в Москве 29 июля 1918 года, в которой он говорит «об участии англо-французских империалистов» в чехословацком восстании, об «империалистах и финансовых дельцах Англии и Франции», о том, что англичане высадили в Мурманске «свыше 10000 солдат», и снова и снова об «англо-французском империализме»8. Но в редакционном примечании к этой речи есть ссылка на «контрреволюционный мятеж в Закаспийской обл., инспирированный англо-американскими империалистами»9, не подкрепленная никакими доказательствами американского участия, потому что таких доказательств нет.

Документ № 12 в том же томе показывает, как далеко заходят советские историки в мундирах в деле фальсификации своей собственной истории. Он содержит текст сообщения советского правительства о высадке японского десанта во Владивостоке. В середине текста многоточием обозначена купюра, содержание которой становится ясным из другого советского сборника документов, опубликованного в 1957 г.10 Выпущенное предложение читается так: «Американское правительство, по-видимому, было против японского вторжения»11. Оно было опущено, потому что противоречило антиамериканскому тезису Института марксизма-ленинизма.

Документ № 29 в сборнике, составленном этим институтом,— телеграмма Ленина Юрьеву, председателю Мурманского совета, о советской политике, «равно враждебной и англичанам и немцам»: «С англичанами мы будем воевать, если они будут продолжать свою политику грабежа»12.

Что американцы участвовали в интервенции на севере и на Дальнем Востоке, не подлежит сомнению. Но они не играли ведущей роли в этих событиях, а наоборот, медлили, оказывали сильное сопротивление идее интервенции, производили давление на почти все союзные правительства и, наконец, с нескрываемым неудовольствием, вынуждены были присоединиться к предприятию, в которое они не верили.

Русский вопрос мучил президента Вильсона почти целый год до того, как он санкционировал американскую интервенцию. Трудно сказать точно, когда он на нее согласился, но некоторые сведения по этому допросу имеются. В начале 1918 года президент Американской Федерации Труда Сэмюэль Гомперс просил Вильсона обратиться с посланием к Учредительному Собранию в Москве. 21 января 1918 года Вильсон ответил: «Ваш совет мне нравится, но, по-видимому, безрассудные большевики уже разогнали Учредительное Собрание, не сумев подчинить его своим интересам. Меня очень огорчает, что в России каждый раз все расстраивается»13. 8 июля 1918 года Вильсон писал полковнику Хаузу: «Меня доводит до кровавого пота вопрос о том, что делать в России, что было бы справедливо и что — возможно. Это дело, как ртуть, ускользает из-под моих пальцев»14.

Говорят, что у Вильсона был односторонний ум. Можно сказать, что у него был ум как бы из одного куска. Он пытался составить аккуратный узор из русской головоломки, но она каждый раз рассыпалась на мелкие кусочки под его пальцами. Он провел всю свою жизнь в демократической стране и изучил процессы демократического правления, которые, несмотря на все мелкие отклонения, вариации и взрывы, все-таки не покидали предназначенной широкой колеи. Поэтому он обращался к большевикам в своей речи о 14 пунктах в таком тоне, как будто большевизм был каким-то новым видом либеральной демократии. Другой мерки у Вильсона не было. Когда большевики разогнали Учредительное Собрание, он назвал их поступок «безрассудным». На самом деле со стороны Ленина было бы неразумно поступать иначе.

Вильсон был достаточно умен, чтобы на основании этого опыта прийти к заключению, что большевиков он не понимает. Он искал решения, как сам признавал, «до кровавого пота», но не знал, что делать. Поэтому его хорошо организованный ум говорил ему: ничего не следует предпринимать — нельзя выработать политику в положении которое не поддается пониманию. В 1918 и даже в 1919 году Вильсон не хотел никакой политики по отношению к России. Помимо всего прочего, он был занят тысячей гигантских задач, стоявших перед воюющей, но не привыкшей вести войну нацией. Он был человеком одного фронта и предпочитал сосредоточиться на Западном фронте, от которого зависела победа или поражение Германии.

Однако военные и политические руководители союзных Америке держав, как известно, оказывали могучее давление на Вильсона. Фош, Клемансо, Ллойд- Джордж, Бальфур и другие говорили ему, что убеждены в необходимости интервенции с участием Америки. Он был упрям, но стремился к победе и был разумен. Было бы неразумным отстаивать свое мнение, которое, как он знал, основывалось на неспособности проникнуть в суть проблемы, перед лицом опытных людей, твердо настаивавших на решительных действиях.

Кроме того, Вильсон не мог игнорировать закон коалиции и союза. Нельзя было без конца идти наперекор желаниям партнеров по коалиции в этом важном для них вопросе, не подорвав основ самой коалиции. Вильсон знал, что было бы неправильно предпринимать интервенцию в России. Но в конце концов, утомленный настойчивыми требованиями союзников, он махнул рукой.

Советские историки в мундирах, для которых политика всего лишь вопрос классовой борьбы, империализма, производительных сил и т. д., которые пишут о политике как о точной науке, но, не смущаясь, фальсифицируют документы и факты, скажут, конечно, что психология Вильсона не относится к вопросу. На то они и плохие историки — или, скорее, вообще не историки.

Даже когда Вильсон дал согласие на интервенцию, он пытался свести участие Америки к минимуму. Более того, он пытался умиротворить собственную совесть тем, что выступал против интервенции в тот самой момент, когда предпринимал ее. Циники различат в этом элемент лицемерия и, может быть, будут правы. Вильсон был духовно измучен. Сообщение об американской интервенции в России было подписано исполняющим обязанности государственного секретаря Ф. Л. Полком, но читается оно как вильсонизм чистой воды15. Член Верховного суда США J1. Д. Брандайс, хорошо знавший Вильсона, писал Э. А. Олдермэну, президенту Виргинского университета, 11 мая 1924 года: «О Вильсоне надо судить по тому, чем он был и что делал до 4 августа 1918 года, когда был составлен документ, оправдывавший нападение на Россию. Это был первый из тех его поступков, которые не похожи на него, и, по-моему, начало его печального конца».

Сообщение об интервенции шло наперекор всей личности Вильсона и поэтому способствовало его духовному распаду: «По заключению Правительства Соединенных Штатов,- к которому Правительство пришло после многократного и пристального рассмотрения всей ситуации, военное вмешательство в России скорее усугубило бы нынешнюю прискорбную смуту, нежели излечило ее, и скорее повредило бы России, чем помогло ей оправиться от ее невзгод.

«Такое военное вмешательство, какое чаще всего предлагали, даже если бы оно достигло своей прямой цели, а именно нанесения удара Германии с востока, скорее всего оказалось бы видом использования России, а не видом помощи ей. Если бы оно и принесло пользу народу России, то слишком поздно, чтобы избавить его от теперешних отчаянных трудностей, а между тем достояние России использовалось бы для содержания чужестранных армий, а не для восстановления ее собственной армии или для пропитания ее мужчин, женщин и детей. Мы с решительностью и уверенностью прилагаем теперь всю свою энергию к одной цели; эта цель — победа на Западном фронте, и, по мнению Правительства Соединенных Штатов, было бы весьма неразумно разделять или рассеивать наши силы».

До сих пор документ оправдывает вильсоновскую политику откладывания интервенции, отмечая иностранным критикам и успокаивая собственную совесть Вильсона. Далее он читается так: «Поэтому, с точки зрения Правительства Соединенных Штатов в данных условиях, военные действия в России можно предпринимать в настоящее время лишь с тем, чтобы предоставить защиту и посильную помощь чехословакам, подвергающимся нападениям со стороны вооруженных австрийских и германских военнопленных»,— эта выдумка имела широкое хождение в то время,— «и чтобы поддержать те усилия, направленные к организации самоуправления или самозащиты, в которых сами русские согласны принять нашу помощь.

С этой целью Правительство Соединенных Штатов сотрудничает в настоящее время с Правительствами Франции и Великобритании в районе Мурманска и Архангельска. Соединенные Штаты и Япония являются единственными державами, которые сейчас способны действовать в Сибири с силой, достаточной для достижения даже столь скромных целей, как те, что были намечены выше. Правительство Соединенных Штатов обратилось поэтому к Правительству Японии с предложением, чтобы оба правительства отправили во Владивосток военные части численностью в несколько тысяч человек, которые сотрудничали бы и действовали заодно при оккупации Владивостока» — напрасная надежда! — «и, в случае надобности, защищали бы тыл движущихся на запад чехо-словаков; Японское правительство дало на это свое согласие». Японское правительство давным-давно требовало этого шага.

США и Япония согласились послать по 7000 солдат во Владивосток и в Сибирь.

Дело не стали откладывать в долгий ящик. Уже 26 августа Джон Колдуэлл, американский консул во Владивостоке, телеграфировал в Вашингтон государственному секретарю: «От Стивенса: Около 18 ООО японских солдат уже сошло на берег во Владивостоке. Кроме того, 6000 продвинулись через Чанчунь на Маньчжурский фронт. Японцы заправляют всюду, где только возможно... Положение критическое»16.

Приходится признать правоту старомодной мысли, что даже государственному деятелю не следует совершать поступков, которые он считает неправильными.

Примечания:

1 История Всесоюзной Коммунистической Партии (большевиков). Краткий курс / Под редакцией Комиссии ЦК ВКП(б). 1-е изд. М., 1938. Как сказал в своей секретной речи на XX съезде Н. С. Хрущев, Сталин сам редактировал «Краткий курс» и был автором отдельных его частей.

2 Коммунист. Февраль 1962 г. С. 20—21.

3 Об американской интервенции упоминается лишь мимоходом.

4 История Коммунистической Партии Советского Союза. М., 1959.

5 Там же. С. 276.

6 История Коммунистической Партии Советского Союза. М., 1959. С. 279.

7 Из истории Гражданской войны в СССР. Сборник документов и материалов: В 3 т. Т. 1. Май 1918 — март 1919. С. VI.

8 Там же. С. 3—8.

9 Там же. С. 775.

10 Документы внешней политики СССР. М., 1957. Т. 1.

11 Там же. С. 225.

12 Из истории Гражданской войны в СССР. С. 29.

13 Roy Stannard Baker. Woodrow Wilson. Life and Letters. War Leader, April 6,1917 - February 28, 1918. New York, 1939. Vol. VII. P. 486.

14 Ксерографическая копия оригинала находится в архиве Вудро Вильсона в Принстонском университете.

15 Опубликованное 4 авг. 1918 г., это сообщение было написано самим Вильсоном накануне. Профессор Артур С. Линк, директор архива Вудро Вильсона в Принстонском университете, разрешил мне сделать ксерографическую копию этой бумаги, напечатанной на принадлежавшей Вильсону пишущей машинке «Хаммонд», с поправками, сделанными Вильсоном от руки. Первоначально Вильсон составил ее 17 июля 1918 года, как памятную записку, и передал ее членам своего кабинета для замечаний.

16 Papers Relating to the Foreign Relations of the United States, 1918, Russian. Vol. II. P. 32&-329.

 

Joomla templates by a4joomla