Глава седьмая

ПОСЛЕДНЯЯ КАМПАНИЯ ВОЙНЫ

 

«Польша от моря до моря»

Значение Брестского мира как «пирровой победы» Германской империи особенно наглядно выявилось летом 1920 г. Кайзер уже второй год как жил в изгнании за границей. Германия была урезана территориально, ограблена контрибуцией, лишена вооруженных сил. А Россия вновь становилась геополитическим фактором в Европе, и ее армия, теперь уже под красным знаменем, готовилась вступить на немецкую землю...

Русско-польская война 1918—1920 гг. стала для России заключительным актом Второй Отечественной войны, начавшейся летом 1914 г. Мы говорим именно о русско-польской, а не о советско-польской войне, и берем за ее начало 1918 год. Первые бои между Красной и польской армиями произошли в январе 1919 г. в Западной Белоруссии. Но еще раньше, осенью 1918 г., польские войска начали завоевание русских земель — Червонной Руси (Западной Украины) и Белой Руси.

11 ноября 1918 г. в Варшаве было объявлено о создании независимой Польши. Ее фактическим главой стал сотрудничавший с австрийцами и немцами в годы Мировой войны Юзеф Пилсудский. Одной из первых задач нового государства стала территориальная экспансия во всех направлениях.

Возродившаяся Польша претендовала на восстановление ее в границах 1772 г., то есть с Литвой, Белоруссией, Правобережной Украиной. Польская националистическая печать шла еще дальше и требовала создания «Польши от моря до моря». На севере поляки хотели получить выход к Балтийскому морю, чего и добились очень скоро. По Версальскому миру Польше передавался «коридор» к морю с портом Гдыня, а в южной части Восточной Пруссии должен был пройти референдум о государственной принадлежности. Попутно к Польше от Германии перешел округ Познани и часть Верхней Силезии. А вот Данциг (Гданьск) поляки не получили: хотя город был отторгнут от Германии, но объявлен «вольным» под опекой Лиги Наций.

Самая грандиозная программа приобретений стояла перед Польшей на востоке. «От моря до моря» означало завоевание выхода к Черному морю. Здесь поляки рассчитывали овладеть всей полосой между нижним Днепром и Днестром с портами Одесса, Николаев, Херсон. Они были не против того, чтобы включить в свою державу и Киев, а также всю Белоруссию, если не больше. Ведь принадлежали же когда-то, в XVII веке, Польше и Смоленск, и Чернигов, и Полтава!

«Начальник польского государства» (его официальный титул) Пилсудский понимал, что в век «самоопределения наций» присоединение территорий должно находить какое-то оправдание в этом модном лозунге. Он выступал за создание федерации отпавших от России национальных государств от Балтики до Кавказа. В такой федерации, как он рассчитывал, Польше будет естественным образом принадлежать доминирующее положение, а независимость этих государств станет фикцией. Западный историк польского происхождения наделяет Пилсудского такими замыслами:

«Замкнутая в пределах границ времен XVI в., отрезанная от Черного и Балтийского морей, лишенная земельных и ископаемых богатств Юга и Юго-Востока, Россия могла бы легко перейти в состояние второсортной державы, неспособной серьезно угрожать новообретенной независимости Польши. Польша же, как самое большое и сильное из новых государств, могла бы легко обеспечить себе сферу влияния, которая простиралась бы от Финляндии до Кавказских гор»1.

Гегемония Польши от Финляндии до Кавказа — масштабная задача. Недавно возникшее государство отнюдь не отличалось геополитической скромностью. Больше столетия поляки были разделенной нацией под чужеземной властью. И теперь они сами считали себя вправе и в силах навязывать свое господство другим народам, прежде всего русскому. Потому что именно он был главным препятствием на пути новой Польши к указанной цели.

На заре польской государственности, в 1017 (под другим датировкам — в 1018) г. польский король Болеслав I, прозванный Храбрым, воспользовавшись усобицами русских князей, овладел Киевом. Власть его в Киеве была недолгой. Вскоре киевляне восстали против иноземных притеснителей, и Болеслав с польским войском вынужден был бежать из Руси. Спустя девять веков его путь с тем же конечным результатом повторил «маршал» Пилсудский со своими войсками...

Еще летом 1919 г. Польша аннексировала территорию Западно-Украинской народной республики (ЗУНР), возникшей в ноябре 1918 г. на территории бывшей австрийской Галиции. Петлюра, угрожаемый с востока как белогвардейцами, так и большевиками, пошел на соглашение с Пилсудским. Правда, ему пришлось заплатить за него признанием не только Галиции, но и Волыни польскими территориями. Он также признал захват Буковины Румынией. В сентябре 1919г. Петлюра подписал с Пилсудским перемирие, а 21 апреля 1920 г. — «союзный договор» с Польшей, по которому петлюровская армия временно становилась 7-й (украинской) армией Войска Польского. Еще раньше, 21 ноября 1919 г., Верховный совет Антанты официально предоставил Польше «мандат на управление» бывшей австрийской Галицией сроком на 25 лет.

Используя военные трудности Советской России, ее необходимость отбиваться сразу на нескольких фронтах, поляки летом 1919 г. захватили большую часть Белоруссии, включая Минск и Бобруйск. Однако осенью 1919 г. Пилсудский приостановил наступление. В Микашевичах (Белоруссия) между представителями сторон начались переговоры. Официальное перемирие не было объявлено, но как поляки, так и большевики взаимно воздерживались от активных военных действий.

Стремление большевиков вступить в переговоры было объяснимо. Красная Армия в это время вела ожесточенные бои, пытаясь остановить наступления белогвардейских армий Деникина и Юденича, угрожавшие самому существованию Советского государства. Казалось, еще немного, маленький нажим — и советская власть рухнет окончательно. Но переговорный процесс отвечал и желанию Пилсудского.

Белоэмигрантские мемуаристы и историки не могли простить Пилсудскому того, что в критический для советской власти момент — осенью 1919 г. — он помог ей удержаться тем, что прекратил против нее военные операции и вступил в переговоры. События следующего, 1920 г., когда Красная Армия едва не взяла Варшаву, и более поздние — осени 1939 г. — они считали справедливой расплатой Польши за ее предательство Белого движения. Деникин еще в середине 20-х годов, как бы провидя то, что случится в 1939-м, писал о походе Красной Армии на Польшу в 1920-м: «Завершила ли этим бедствием историческая Немезида суд свой над деяниями вождей неповинного народа, или это лишь гром перед грозою?»2 По логике этих рассуждений выходит, что тогда, в конце 1919 г., Пилсудскому следовало поднажать на красных со своего фронта, и в Москву обязательно вступили бы победоносные белогвардейские войска. Но какая выгода была бы от этого Пилсудскому и новой Польше?

По этому вопросу много и верно написано в том духе, что Пилсудский опасался «белой» России куда сильнее, чем России «красной». Первая прочно ассоциировалась с Российской империей, вторая была во многом еще неизвестной величиной. Как бы ни старались вожди Белого движения изобразить себя «демократами», их политика в отношении того же Петлюры доказывала: «единую неделимую» Россию они мыслят только вместе со всей Украиной, Белоруссией, Литвой... Победа белых однозначно клала предел захватническим устремлениям Пилсудского на востоке. За свои цели — Польша как гегемон между Балтикой и Кавказом — ему пришлось бы воевать. Правда, ему и так пришлось воевать в 1920 г. — с Советской Россией. Но победившая «белая» Россия представлялась ему врагом опаснейшим. А «белая» Россия не отдала бы Польше так просто Галицию.

Вдобавок в декабре 1919 г. министр иностранных дел Великобритании Джордж Керзон выступил с декларацией о восточной этнографической границе Польши, названной с тех пор «линией Керзона». Современная восточная граница Польши, установленная после Второй мировой войны, как раз и проходит в основном по «линии Керзона» (с отступлениями кое-где на 5—8 км в пользу Польши). Декларация эта была рассчитана в первую очередь на мирное урегулирование между Польшей и будущей Россией, когда в ней победят белые. То, что она была оглашена уже после того, как пик успехов войск Деникина был пройден и они начали отступление, следует, видимо, отнести на счет обычной «заторможенности» дипломатических кругов. Декларация готовилась в иной обстановке, а когда ее огласили, обстановка уже изменилась, но не пропадать же трудам?

Спрашивается, а как же с декларацией Керзона сочетался мандат, выданный чуть ранее Польше на управление Западной Украиной сроком на 25 лет? Похоже на то, что у политики западных держав в Восточной Европе было две руки, при этом одна не знала, что делает другая. Но это, скорее всего, поверхностное суждение. Более вероятно, что лидеры Антанты обдуманно давали взаимоисключающие обещания, чтобы потом, смотря по выгоде, отказаться от одних под тем предлогом, что они противоречат другим, более приоритетным.

Тогда, осенью 1919 г., Пилсудский рассудил, что Советская Россия для новой Польши — более удобный оппонент, чем «белая», идет ли речь о войне или о переговорах. Да и в социальном плане бывшему революционеру-подпольщику Пилсудскому вожди большевиков были ближе и понятнее, чем бывшие царские генералы (хоть Деникин и был внуком крепостного крестьянина, да и родился в Польше от матери-полячки). Для большевиков переговоры с поляками были важным тактическим шагом, дававшим необходимую передышку на одном из участков борьбы.

Странно было бы ожидать от Пилсудского, чтобы он руководствовался российскими интересами, пусть даже интересами одной из сторон российской Гражданской войны. С ними его интересы могли лишь временно совпадать. Тогда Пилсудский решил, что выгоды Польши ближе к выгодам красных, чем белых. Его действия можно оценивать лишь с точки зрения польских национальных интересов. В Польше Пилсудский до сих пор считается национальным героем. Во всем ли справедлива ли такая оценка?

Коль скоро Пилсудский ставил своей целью создание Польши «от моря до моря», то он не избежал бы войны ни с какой Россией — ни с большевистской, ни с антибольшевистской. Поэтому оправдан с его стороны был путь наименьшего сопротивления — лучше приобрести переговорами, чем войной. Победившие белые не стали бы обсуждать с Пилсудским вопрос о государственной принадлежности Литвы, Белоруссии и Правобережной Украины. А перед большевиками, как показывал опыт брестских переговоров, можно было ставить такие вопросы. Вот Пилсудский ставил, причем не однажды, и в итого решил.

Для достижения поставленной цели действия Пилсудского в 1919—1920 гг. были единственно правильными. Но эта цель... явно превышала возможности Польши на перспективу. Польшу, возродившуюся после Первой мировой войны, в 1939 г. сгубило вовсе не соседство с государством большевиков. А только то, что Пилсудский сумел в значительной мере выполнить свои захватнические цели. Польша в своих этнографических границах, не зарящаяся на украинские и белорусские земли, имела абсолютно все шансы иметь добрым соседом любую Россию — Советскую или антисоветскую. Но это-то как раз поляки в обозримом будущем вряд ли признают...

Перерыв в военных действиях оказался недолгим. В декабре 1919 г. переговоры прервались по инициативе польской стороны. На это решение повлияли два фактора: 1) предупреждение Франции, что она будет вооружать лишь воюющую польскую армию; 2) низкая оценка польскими военными боеспособности РККА, уверенность их в том, что войной они вернее добьются своего, чем переговорами. Уже в январе 1920 г. польская армия возобновила наступление в Белоруссии. Однако до весны 1920 г. военные действия между Польшей и советской Россией все еще носили ограниченный характер. Процесс строительства вооруженных сил Польши еще не завершился, а главные силы Красной Армии были заняты на других фронтах. События до апреля 1920 г. обычно рассматривают лишь как прелюдию к масштабной русско-польской войне.

Решающий этап русско-польской войны, продолжавшийся с конца апреля до конца октября 1920 г., в известном смысле приближался к «нормальной» войне, если таковой считать Первую мировую. Плотность войск, насыщенность фронта огневыми средствами боя не достигали уровня русско-германского фронта Первой мировой, но превышали таковые на большинстве театров российской Гражданской войны. Сражались между собой две национальные регулярные армии.

К весне 1920 г. Красная Армия стала по факту единственной подлинно всероссийской государственной армией. Армия Колчака в Сибири была уничтожена, сам Колчак взят в плен и расстрелян. Только за Байкалом еще продолжалось сопротивление, опиравшееся на иноземную (главным образом японскую) помощь и не способное преследовать цели общегосударственного размаха. Остатки армии Деникина, командование над которыми принял Врангель, окопались в Крыму. Шансов на победу в общероссийском масштабе они не имели, и их сопротивление лишь затягивало Гражданскую войну, разоряя и истощая Россию. Белое движение окончательно проиграло. Главным фронтом для Красной Армии становился теперь внешний, польский.

В руководстве партии большевиков, как обычно, боролись две тенденции. Разгром Белых армий позволял перейти к мирному строительству социалистической России, чем Ленин собирался заняться еще весной 1918 г. Эта политика нашла выражение в заключении мирных договоров Советской России с соседними государствами, которые могли служить плацдармом антисоветских сил. Еще в феврале 1920 г. РСФСР подписала договор о мире и границе с Эстонией, признав ее независимость. Мирные переговоры начались с Финляндией и Латвией (в течение 1920 г. с ними также были подписаны аналогичные договоры).

Но Советская Россия не отказывалась от своих державных прав и восстанавливала их там, где было возможно. Так, в конце апреля 1920 г. была установлена советская власть в Азербайджане. В августе 1920 г. советские войска вошли на территорию Бухарского эмирата, завершив покорение Средней Азии, начатое царской Россией. В ноябре 1920 г. Советская Россия взяла под защиту от турок Армению. Конечно, это и там сопровождалось свержением националистов.

Расширение сферы советской власти в Закавказье и Средней Азии не было частью стратегии мировой революции, хотя там Красная Армия приближалась к границам традиционной сферы влияния Англии. Но даже Энзелийская операция в Северном Иране (май 1920 г.), закончившаяся провозглашением Гилянской Советской республики (1920—1921 гг.), была лишь восстановлением присутствия Российской империи в этом регионе, который еще по секретному договору с Англией 1907 г. признавался сферой влияния России.

Что касается Польши, то еще 22 декабря 1919 г. нотой наркома иностранных дел Чичерина РСФСР предложила правительству Польши «немедленно начать переговоры, имеющие целью заключение прочного и длительного мира между обеими странами»3. Это предложение нельзя рассматривать в отрыве от неоднократно повторявшихся в течение 1919—1920 гг. предложений РСФСР странам Антанты, как вместе, так и порознь, заключить всеобъемлющее соглашение о мире и экономическом сотрудничестве. Советская дипломатия в отношениях с Польшей, как и при заключении договоров с другими соседними странами, посягавшими на русские земли, начиная с Брестского мира, допускала принцип «территории в обмен на мир». Ленин, зная о «линии Керзона», лично дал указание Чичерину обещать Польше более крупные территориальные приобретения4.

О размере тех уступок, которыми Ленин зимой 1919/20 г. рассчитывал купить мир с Польшей, может дать представление его реплика спустя год по поводу заключения мира с Польшей, по которому к Польше отходили Западная Белоруссия и Западная Украина: «Мы в 1920 году предложили польским помещикам и буржуазии мир на условиях более выгодных, чем они имеют сейчас»5. Вполне возможно, что тогда большевики были готовы окончательно примириться с Польшей на условиях «кто чем владеет, то у него и остается». А у поляков это была вся Белоруссия к западу от Днепра и Западной Двины, Волынь и Подолия. Если так, то Пилсудский, безусловно, совершил ошибку с точки зрения империалистических интересов Польши, решив в начале 1920 г. продолжать войну.

Государственническая, прагматическая сторона натуры Ленина в это время ратовала за скорейший мир с буржуазно-помещичьей Польшей. И лишь под влиянием сильного внешнего толчка он мог склониться на сторону перманентного революционера Троцкого. Такой толчок был дан самими поляками. В конце апреля 1920 г. они перешли в наступление с решительными целями на Украине.

Почему Польша не прибегла к столь активным действиям раньше, когда главные силы Красной Армии были связаны на фронтах Гражданской войны? Мы уже видели, что важную роль играла боязнь Пилсудского сыграть этим на руку Белому движению, победы которого в Гражданской войне он опасался больше, чем победы большевиков. Но не только. Поражение Белых армий побудило западные державы сменить адреса в поставках военной помощи антисоветским силам. Если прежде они перестали снабжать армию Деникина по той причине, что не желали ее полной и скорой победы, то зимой 1919/20 г. присылаемая ей помощь могла в самом скором времени оказаться в руках большевиков. Зачем Антанта стала бы выбрасывать деньги на ветер? Главным получателем помощи от Антанты стала теперь армия Пилсудского, занимавшая стабильный фронт и не выказывавшая признаков разложения. В стратегии Антанты, направленной на истощение России, теперь, после выявившейся победы красных, главным становился внешний по отношению к России фронт, то есть польский. Правда, Белой армии Врангеля, сумевшей удержаться в Крыму, с весны 1920 г. тоже стало кое-что перепадать от союзников. Но она все равно не могла иметь такого стратегического значения, как польская армия.

Зима 1919/20 г. была временем интенсивного вооружения и строительства польской армии. Как обычно в таких случаях, весьма сложно установить точные размеры иностранной помощи поставками оружия, боеприпасов и т.п. Некоторые цифры, приводимые в старых советских изданиях, явно не заслуживают доверия. Так, в одной из книг утверждалось, будто одни лишь США до апреля 1920 г. поставили в Польшу 25 тыс. пулеметов, 200 танков, 700 аэропланов6. Если это так, то где же эти танки и самолеты у поляков были, когда шла ожесточенная борьба на фронте? Более заслуживающими доверия считаются у современных историков следующие цифры. Правда, они относятся лишь к одной Франции. Но известно, что именно Франция была главным арсеналом Пилсудского. В течение всего 1920 г. из Франции в Польшу было поставлено полторы тысячи артиллерийских орудий разных калибров, почти триста аэропланов, 2600 пулеметов, 327 тыс. винтовок7.

В апреле 1920 г. общая численность польской армии определялась в 738 тыс. человек, а в ходе войны к концу года она достигла 1,2 млн8 Однако далеко не вся она представляла собой активную боевую силу. Все армии, возникавшие на просторах бывшей Российской империи, в силу общего упадка государственной организации, испытывали огромный дисбаланс между боевым и небоевым элементом в пользу последнего. «Штыков и сабель» во всей польской армии в апреле 1920 г. насчитывалось 148,8 тыс.9, т.е. 1:5 от общей численности. Пропорция примерно такая же, что установленная нами в предыдущей главе для Красной Армии (1:6). Что же касается войск, действовавших против Советской России, то тут доля боевого элемента была выше. На примерно половину всех польских вооруженных сил, которая была брошена на Восточный фронт, приходилось 114,2 тыс. «штыков и сабель»10, т.е. 31 % ее общей численности и 3/4 всего боевого элемента польской армии.

Характерно, что половина всей польской армии, в том числе 1/4 «штыков и сабель», была оставлена против других вероятных противников Польши — Германии и Чехословакии, а также для подавления народных волнений внутри страны. В предыдущей главе мы приводили цифры численности Красной Армии, в том числе действующей и боевого элемента в ней. Из них выходило, что две трети РККА было занято в тылу для обеспечения порядка и безопасности государства. Отсюда легко было бы сделать вывод, что советская власть держалась главным образом «на штыке». Однако здесь нельзя усмотреть никакого существенного отличия ни от главного противника большевиков в Гражданской войне — Белого движения (см. там же), ни от «демократической» Польши. То, что в советском тылу находилась не половина, как у поляков, а две трети всей армии, легко объясняется огромными размерами России.

Приводимое там же соотношение боевого элемента к небоевому как 1:1 в целом по действующей Красной Армии в 1920 г. вызывает сомнения, учитывая, что в действующей польской армии «штыки и сабли», т.е. реальные бойцы, составляли всего лишь 30 % ее численности. Данные по советским войскам, действовавшим в 1920 г. против Польши, дают примерно такую же картину. Так, в боевом составе Юго-Западного фронта на 20 марта 1920 года из общего количества 82,9 тыс. человек насчитывалось лишь 28,6 тыс. «штыков и сабель», т.е. 34,5 %. В боевом составе Западного фронта на 1 апреля 1920 г. из 128,4 тыс. «едоков» было всего 58,8 тыс. бойцов, т.е. 45,8 %. 29 апреля 1920 г. в составе армий Юго-Западного фронта, действовавших против Польши, насчитывалось лишь 15,6 тыс. «штыков и сабель» при общей численности 55 тыс., т.е. только 28,4 %11.

В конце войны с Польшей и Гражданской войны в европейской России, по состоянию на 15 октября 1920 г., доля боевых войск Западного и Юго-Западного фронтов, действовавших против Польши, в общей численности войск этих двух фронтов составляла 35,1 и 37,2 % соответственно, а всего достигала 262 тыс. «штыков и сабель»12. Если экстраполировать эту пропорцию на всю действующую армию, то в Красной Армии того периода насчитывалось не более 650—700 тыс. реальных бойцов. Это включая врангелевский, дальневосточный, закавказский, среднеазиатский фронты, а также потенциальные фронты на всех прочих границах Советской России.

Очевидно, что ни в какой период кампании 1920 г. Красная Армия не могла обладать подавляющим численным преимуществом над польской армией13, о котором пишут многие зарубежные и даже некоторые отечественные историки. Что же касается соотношения сил перед началом активных военных действий весной 1920 г., то тут точные цифры таковы. Непосредственно на фронте находилось 97 тыс. польских «штыков и сабель», которым противостояли 109 тыс. активных бойцов РККА. При этом в Белоруссии войска советского Западного фронта имели небольшое численное преимущество над войсками польского Северо-Восточного фронта. Тогда как на Украине армии польского Юго-Восточного фронта превосходили силы двух армий Юго-Западного фронта РККА.

Сложившаяся группировка сил отражала намерение польского командования наносить главный удар на Украине в направлении на Киев и план Главного командования РККА организовать наступление силами Западного фронта. Поляки успели раньше. 25 апреля 1920 г. польская армия перешла в наступление. С началом ее операции был согласован мятеж двух галицийских бригад РККА, перешедших в нее ранее из состава армии ЗУНР. 1-я галицийская бригада, однако, осталась верна Российской Советской республике. Польские войска прорвали фронт. 12-я и 14-я советские армии были совершенно разгромлены. 6 мая Красная Армия оставила Киев.

За три недели поляки далеко продвинулись по Украине, выйдя на линию Чернобыль, восточнее Киева, Белая Церковь, Гайсин, Ямполь. В их руках целиком оказалась рокадная железная дорога Киев — Жмеринка. Советским войскам на Украине было нанесено серьезное поражение.

14 мая в наступление перешли войска советского Западного фронта в Белоруссии. Они имели некоторое продвижение, но не смогли добиться решительного успеха и прекратили операцию. Польским контрударом в конце мая — начале июня они были отброшены почти на исходные позиции. В общем, весенние сражения сложились в пользу польской армии, прочно державшей в своих руках стратегическую инициативу.

 

Россия встрепенулась вновь

Нашествие Польши на Украину и Белоруссию, неприкрытое стремление захватить исторические русские земли не могло не всколыхнуть патриотические чувства русских людей независимо от их отношения к большевикам. Все русские, за исключением совсем уж ослепленных классовой враждой и социальной местью, понимали, что советская власть ведет войну с Польшей за русское достояние.

Эта война — уже не классовая, а целиком национальная по содержанию — потребовала от большевиков определенного изменения по крайней мере политической риторики. Советская власть воззвала к национальным чувствам, максимально использовав при этом авторитет вождей бывшей Русской императорской армии. В мае 1920 г. в советских газетах появилось «Воззвание ко всем бывшим офицерам», подписанное генералами Брусиловым, Клембовским, Поливановым, Гутором, Зайончковским и др.:

«...Мы все обязаны по долгу совести работать на пользу, свободу и славу своей родной матери России. В особенности это необходимо в данное, грозное время, когда братский и дорогой нам польский народ, сам изведавший тяжелое иноземное иго, теперь вдруг захотел отторгнуть от нас земли с искони русским, православным населением и вновь подчинить их польских угнетателям.

Под каким бы флагом и с какими бы обещаниями поляки ни шли на нас и Украину, ...настоящая главная цель их наступления состоит исключительно в выполнении польского захватнического поглощения Литвы, Белоруссии и отторжения части Украины и Новороссии с портом на Черном море («от моря до моря»).

В этот критический исторический момент нашей народной жизни мы, ваши старшие боевые товарищи, обращаемся к вашим чувствам любви и преданности к Родине и взываем к вам с настоятельной просьбой забыть все обиды... и добровольно идти с полным самоотвержением и охотой в Красную Армию, на фронт или в тыл, куда бы правительство Советской рабоче-крестьянской России вас ни назначило, и служить там не за страх, а за совесть, дабы своей честной службой, не жалея жизни, отстоять во что бы то ни стало дорогую нам Россию и не допустить ее расхищения...»

Брусилов писал, что некоторые советские газеты при публикации этого воззвания исключили упоминание о «православном» населении, а некоторые, случайно или намеренно, оставили. До 14 тыс. бывших офицеров откликнулись на призыв14. Генералы, подписавшие письмо, и ряд других вошли в состав образованного большевиками при Главнокомандующем Вооруженными силами Республики (б. полковник С.С. Каменев) Особого совещания «по вопросам увеличения сил и средств для борьбы с наступлением польской контрреволюции».

Конец мая — начало июня было периодом борьбы за стратегическую инициативу на Украине. Перелом, хотя и не сразу, наступил с прибытием в состав Юго-Западного фронта 1-й Конной армии под командованием старшего унтер-офицера царской службы, полного Георгиевского кавалера С.М. Буденного. Армия весной 1920 г. завершала разгром войск Деникина на Северном Кавказе, а на Украину прибыла походным порядком. Вместе с 1-й Конной войска Юго-Западного фронта, правда, по-прежнему уступали противнику в живой силе, но зато получили заметное превосходство в кавалерии15. При низкой плотности боевых порядков во время Гражданской и русско-польской войн кавалерия была грозным средством оперативного прорыва. Эту задачу теперь и предстояло выполнить опытной, закаленной в боях армии Буденного.

5 июня 1920 г. 1-я Конная армия прорвала фронт противника в направлении Казатин — Бердичев — Житомир. Ее удар упредил и сорвал готовившееся наступление польских войск16. Армия вышла на тылы киевской группировки поляков. Польское командование не стало дожидаться окружения и отдало приказ на отход. В ночь с 10 на 11 июня 1920 г. поляки оставили Киев, по ходу дела взорвав губернаторский дом и несколько мостов и увозя с собой немало награбленного имущества. Польские войска вынуждены были пробивать себе дорогу для отступления через уже вышедшие им в тыл разъезды 1-й Конной армии. Во многих местах бои шли с перевернутым фронтом. Основная часть польских войск на Украине спаслась от окружения и пленения. Но инициатива была теперь в руках российских советских войск.

В эти дни на 13-ю армию Юго-Западного фронта, державшую фронт на крымских перешейках, обрушился удар белогвардейской армии Врангеля. 6 июня 1920 г. она начала наступление с целью захвата Северной Таврии и расширения своей базы снабжения.

К лету 1920 г. остатки белогвардейских войск, спасшихся в Крыму, вряд ли уже могли свергнуть большевиков в масштабах всей России (если те, конечно, сами не перестали бы сопротивляться). Но Белое движение еще было в состоянии надолго затянуть Гражданскую войну, к вящей радости западных держав. Наступление Врангеля было составной частью плана Антанты, направленного на максимальное ослабление России путем продления в ней междоусобной смуты. Оно оказало крайне неблагоприятное влияние на ведение Красной Армией войны против Польши. Тем, что Польша в 1920 г. не была окончательно разгромлена и сохранила за собой часть захваченной русской территории, она обязана в первую очередь белогвардейцам Врангеля.

Какое-то время советское руководство не считало нужным ломать установившиеся планы из-за, как представлялось, всего лишь «диверсии» Врангеля. Война с Польшей развертывалась успешно, и этот фронт по-прежнему считался для Советской России приоритетным. Полагалось, что с Врангелем справится одна 13-я армия и создаваемая ей в помощь 2-я Конная армия.

Однако успехи Врангеля летом 1920 г. заставляли советское руководство уделять все большее внимание этому фронту, пока наконец в августе 1920 г. он не был окончательно признан главным17. После своего поражения на подступах к Варшаве (см. ниже) Красная Армия была бы еще в состоянии добиться окончательной победы над Польшей. Но активность Врангеля вынуждала большевистское руководство сосредоточить главные усилия на окончательном разгроме белогвардейцев в Крыму. Здесь сыграл ведущую роль тот же факгор, который весной 1919 г. заставил советское командование приостановить поход на Запад. Буржуазные правительства соседних стран, в том числе польское, не собирались сбрасывать власть большевиков в России. Максимум, чего они хотели добиться от большевиков — территориальных уступок и гарантий независимости. А Белое движение претендовало на всероссийскую власть. С Пилсудским большевики могли договориться. С Врангелем, как прежде с Колчаком и Деникиным, у советской власти могла быть борьба только на уничтожение.

Ослабления усилий Красной Армии в борьбе против Польши и перенацеливания их на борьбу с Врангелем следовало ожидать. Армия Врангеля тогда была обречена. Единственная историческая роль, которую реально сыграл Врангель тем, что в 1920 г. затянул Гражданскую войну — та, что он помешал государственному воссоединению русских земель. Западная Украина и Западная Белоруссия почти на два десятилетия остались в составе Польши — таков был главный результат эпопеи Врангеля, этой «лебединой песни» Белого дела. Вместо воссоздания «единой неделимой России» Белое движение в 1920 г. объективно помогло отторжению от России части ее земель. Такова историческая правда. Конечно, имелись и другие причины тому, что освобождение Западной Украины и Западной Белоруссии не было доведено до конца. Но «диверсия» Врангеля — первая из них.

Летом 1920 г. основные свои операции советское командование вело пока еще против польских войск. Наступление Юго-Западного фронта продолжалось. С 4 по 10 июля шли ожесточенные бои в районе города Ровно. Город в итоге остался за российскими советскими войсками. 9 июля был освобожден Проскуров (ныне Хмельницкий). Войска фронта вышли к старой австро-русской границе. 4 июля в наступление перешел и Западный фронт. 11 июля был освобожден Минск, 14 июля — Вильно.

Большевики учли кое-какие свои ошибки прошлого. Когда части Красной Армии вступили на территорию Литвы, они, по указанию Ленина, воздержались от советизации края, в отличие от того, что было год назад. Еще 31 марта 1920 г. буржуазное правительство Литвы в Каунасе обратилось к РСФСР с предложением о военном союзе против Польши. 9 мая 1920 г.

в Москве начались переговоры, завершившиеся 12 июля подписанием договора, согласно которому Литве возвращалась Виленская область, а литовские войска совместно с советскими начинали военные действия против Польши. Через два дня советские войска освободили столицу Литвы.

10 июля 1920 г. Польша заявила о своем согласии признать линию Керзона в качестве основы для будущего мирного урегулирования с Советской Россией. 11 июля британский министр иностранных дел Керзон направил правительству РСФСР ноту с требованием остановить наступление Красной Армии в 50 км к востоку (!) от этой линии и заключить перемирие с Польшей, а также (!) с войсками Врангеля.

Для выработки дальнейшей стратегии и ответа на ноту Керзона Главное командование РККА представило в ЦК РКП(б) обстоятельный доклад о советских военных возможностях. По мнению военспецов, Советская Россия была в состоянии выдержать еще два месяца напряженной борьбы на обоих главных фронтах. Однако если за это время не будет достигнут решающий успех ни на одном из них, то дальнейшее активное ведение борьбы, в силу недостатка боевых припасов и снабжения, представлялось проблематичным. Поэтому Главком С.С. Каменев советовал сосредоточить все силы на решении одной из задач «хотя бы ценою временных неудач в других районах борьбы»18.

Пленум ЦК РКП(б) 16 июля 1920 г., изучив доклад Главного командования, постановил развивать наступление по- прежнему в первую очередь против Польши. На следующий день Совнарком официально отклонил ноту Керзона на том основании, что польское правительство не обращалось непосредственно к советскому с предложением о перемирии. Важным, хотя и невысказанным, мотивом отказа являлось то, что британский министр требовал прекращения военных действий не только против Польши, но и против белогвардейцев Врангеля.

В свете разыгравшихся затем событий остается пожалеть, что советское руководство упустило благоприятный момент для замирения с Польшей на более выгодных условиях, чем те, на которых пришлось мириться впоследствии. Но в то время не одним лишь большевикам казалось, что дело идет к полному разгрому Польши.

Успехи Красной Армии летом 1920 г. были впечатляющими. К началу августа она освободила от польских войск всю Белоруссию и почти всю Украину. Бои велись уже на территориях этнографической Польши и бывшей австрийской Галиции. Уже второй раз в ходе войны против иностранных интервентов в 1919—1920 гг. русский солдат-красноармеец выходил на те рубежи, где разворачивались сражения Отечественной войны в 1915—1916 гг. Теперь он даже перешагнул их.

Впечатлял перечень освобожденных западнорусских городов, которые русские войска оставили еще в ходе Великого отступления 1915 г. и только теперь впервые отвоевали заново: Гродно, Беловеж, Брест, Ковель, Владимир-Волынский... Казалось, еще небольшое усилие — и Россия окончательно вернет себе эти земли, утраченные в прежние годы лихолетья...

Перед Главным командованием Красной Армии и советским руководством открывались блестящие перспективы. Важно было правильно их использовать, не ошибиться в их оценке, не поддаться иллюзиям. Самая успешно веденная война может быть загублена неправильной стратегией, погоней за ложными, недостижимыми целями. Увы, именно это и произошло в 1920 г. в русско-польской войне, которую Россия однозначно выигрывала.

 

Если бы Ленин в 1920-м послушал Сталина

В свете той катастрофы (или, для поляков, «чуда на Висле»), которая случилась с Красной Армией на подступах к Варшаве в августе 1920 г., вспоминается истина, что «нет пророка в своем Отечестве». В большевистском руководстве летом 1920 г. таким отвергнутым пророком оказался... Иосиф Сталин.

Общепризнано теперь, что поражение российских советских войск на Висле стало следствием авантюрного стратегического плана красного командования, вытекавшего, в свою очередь, из авантюрной политической установки партийного руководства РКП(б). Бывает, однако, что авантюре не противопоставляется разумная альтернатива. И принятие порочного плана к исполнению становится неизбежным.

Но в случае с советским стратегическим планом летом 1920 г. такой неизбежности не было. В руководстве большевиков высказывалась оптимальная точка зрения на стратегию войны. К сожалению, она не была оформлена как альтернативный план. Да и не могла, так как она исходила из, по сути своей, не-большевистских, не-революционных предпосылок. Она осталась частным мнением одного человека в верхах РКП(б), к которому коллеги, в силу своего доктринерства, не прислушались. Хотя, как задним числом очевидно, именно этот человек и предлагал ту единственную стратегию, которая могла обеспечить Красной Армии в 1920 г. наилучшие результаты войны с Польшей. Разумеется, из реально возможных, поскольку цель — установить во всей Польше советскую власть — была явно нереальной. Этим прозорливым стратегом-реалистом и был Сталин.

В мае 1920 г. он, руководя сразу двумя российскими народными комиссариатами — государственного контроля и по делам национальностей, был назначен еще и членом Революционного военного совета (РВС) Юго-Западного фронта. Должность политического комиссара фронта не была новой для Сталина в Гражданскую войну. Перебывав в 1918—1919 гг. на такой должности в Царицыне против войск атамана Краснова, в Петрограде против Юденича, в Белоруссии против поляков в 1919 г., на Южном фронте против Деникина, Сталин обрел немалый военно-стратегический опыт.

25 и 26 мая 1920 г., перед отъездом на Юго-Западный фронт, Сталин выступил в газете «Правда» со статьей «Новый поход Антанты на Россию». В ней он высказал некоторые свои соображения насчет войны с Польшей:

«Громадное большинство населения Польши19 ...состоит из непольских крестьян, терпящих гнет польских помещиков...

Этим, собственно и объясняется, что лозунг советских войск “Долой польских панов!” находит мощный отклик среди большинства населения указанных районов, что крестьяне этих районов встречают советские войска как освободителей от помещичьего ярма». В то же время «тыл польских войск20 является однородным и национально спаянным... Отсюда стойкость польской армии... Если бы польские войска действовали в районе собственно Польши, с ними, без сомнения, трудно было бы бороться».

В течение июня — июля 1920 г. Сталин еще не единожды возвращался к этой теме в интервью советской прессе и каждый раз называл «недостойным бахвальством» призывы немедленно идти на Варшаву21. Однако эти предостережения Сталина, его анализ и прогноз, верные на 100 %, не были услышаны верховными вождями большевиков ни тогда, ни потом.

По сути, Сталин предостерегал от увлечения идеей привнесения революции в Польшу, и вообще куда бы то ни было, на штыках. Его прагматизм подсказывал необходимость сосредоточения усилий на освобождении от польской власти западных областей Белоруссии и Украины, где Красная Армия могла рассчитывать на поддержку местного населения.

Когда в июле 1920 г. в Москве решался вопрос о дальнейших действиях против Польши, РВС Юго-Западного фронта направил Главкому С.С. Каменеву телеграмму, в которой предлагал утвердить овладение Львовом в качестве основной задачи фронта. Части Красной Армии к этому времени уже вошли в пределы Западной Украины, где 16 июля была провозглашена Галицийская Советская республика. Сначала Каменев утвердил это предложение, рассчитывая взять Варшаву силами одного Западного фронта. Во исполнение распоряжения Главкома Юго-Западный фронт 25 июля начал Львовскую операцию. Но уже 2 августа Политбюро ЦК РКП(б) дало указание объединить почти все войска, действующие против Польши, в одном Западном фронте, нацелив его на Варшаву...

Очень соблазнительно сейчас представить, как могли дальше пойти процессы, если бы Ленин в 1920 г. послушал Сталина... Сосредоточив основные свои усилия на Юго-Западном фронте, Красная Армия легко завершила бы освобождение Западной Украины и при этом избежала бы катастрофы на варшавском направлении. Заключенный с Польшей мир оказался бы гораздо более выгодным для Советской России, чем тот, который пришлось подписывать впоследствии. Скорее всего, Польше пришлось бы согласиться с границей по линии Керзона. Вся Украина и Белоруссия уже тогда, в 1920 г., стали бы советскими.

А это означает, что и события 1939 г., предшествовавшие Второй мировой войне в Европе, явно происходили бы по иному сценарию, чем в действительности. По какому именно — в двух словах не опишешь, да и книга наша посвящена другому времени. Но совершенно точно Западная Украина в этом случае гораздо больше походила бы на всю остальную Украину. А значит, не было бы сейчас на Украине такой галицийской «москвофобии». Возможно, и Бандеры бы во Вторую мировую войну не было. А если рассуждать последовательно — то и Украина сейчас оставалась бы в государственном союзе с Россией... Во всяком случае, даже при самом неблагоприятных тенденциях в позднем СССР, даже при его распаде, Россия бы сейчас не имела таких сложностей в отношениях ни с Польшей, ни особенно с Украиной.

Существуют проблемы, для решения которых выпадает только краткий благоприятный момент, коим нужно пользоваться. Откладывание решения неизбежно усложняет эту проблему. Такой проблемой в начале XX века было собирание Украины воедино. Оно было отложено на 20—25 лет по сравнению с тем временем, когда могло произойти. Позднее решение (а остаться нерешенной данная проблема просто не могла) породило новые сложности, от которых страдает прежде всего тот народ, который вынужден был еще на срок целого поколения остаться разделенным государственными границами.

Утверждать, что недооценка Лениным и всем вообще руководством большевиков, кроме Сталина, в 1920 г. первостепенной важности воссоединения Украины для всего будущего Советского государства стала фатальной и что именно она привела в итоге к разрушению СССР в конце XX века, наверное, было бы преувеличением. Но очевидно, что оставление этого вопроса нерешенным тогда, в 1920-м, завязало тот довольно сложный узел противоречий, который политики и народы трех соседних, этнически родственных, современных государств не могут распутать по сей день.

 

Кто подставил наши армии на Висле?

Прежде, чем рассказывать о тех событиях, которые роковым образом сказались на ходе польской кампании 1920 г., следует сразу отмести все обвинения в адрес рядового и большей части командного составов Красной Армии. Говорить, будто Красная Армия оказалась просто неспособна выполнить те задачи, которые перед ней летом 1920 г. поставило руководство РКП(б) и Главное командование, значит утверждать, что какая-то другая армия с подобными задачами при всех прочих аналогичных условиях справилась бы. Такое утверждение должно представляться любому объективному наблюдателю нелепым и даже клеветническим в отношении РККА, как бы к ней самой не относиться.

Армия — инструмент государства. Любой инструмент выполняет ту работу, для которой предназначен. Никто в здравом уме не станет перепиливать толстое бревно лобзиком или колоть дрова молотком. Красная Армия, победившая в Гражданской войне силы российской контрреволюции, превосходно справилась со своей основной задачей. Очевидно, что задачи, поставленные перед ней в войну с Польшей, не соответствовали прежде всего ее материальным возможностям. Но какая другая армия, находясь в таких же условиях, справилась бы?!

В поражении Красной Армии на Висле решающую роль сыграли два обстоятельства: 1) грубейшая стратегическая ошибка командования, 2) крайнее переутомление войск после длинного безостановочного марша. Некомпетентностью своего высшего командования наши войска были подставлены под удар. Спастись от катастрофы в таких условиях можно было бы лишь при наличии подавляющего превосходства над противником либо в силах, либо в мобильности. Ни того ни другого у РККА в 1920 г., разумеется, быть не могло.

Не Красная Армия как инструмент оказалась не на высоте предъявленных к ней требований, а ее высшее руководство — политическое и военное — расписалось в своей профнепригодности. Оно поставило армии заведомо невыполнимые задачи. Поражение Красной Армии на Висле — один из классических в мировой военной истории примеров того, как порочный стратегический план обрекает на разгром армию, которая ничуть не уступает противнику в боевых качествах.

Что касается Красной Армии в 1920 г., то мы должны констатировать даже известное ее моральное и боевое превосходство над противником. Во всяком случае, пока война шла на территории Украины и Белоруссии, она успешно наступала и била врага, не имея численного над ним преимущества. Здесь действовали те факторы, о которых говорил Сталин. Когда Красная Армия вступила на территорию собственно Польши, те же самые факторы должны были оказать обратное воздействие. Однако менее значительное. Потому что у Красной Армии имелось одно постоянное преимущество над польской.

Красная Армия в 1920 г. однозначно превосходила польскую в опытности и боевой выучке. Ведь уже два года она воевала против одной из лучших армий мира того времени — против Русской Белой армии. И воевала успешно. До весны 1920 г. против Польши действовали главным образом второсортные дивизии, потому что сам этот фронт считался большевиками второстепенным. С мая 1920 г., когда на него стали прибывать войска, одержавшие перед тем победы над Белыми армиями на востоке и юге России, положение сразу изменилось. Эти закаленные в боях против сильного противника — тоже русских войск, испытанные дивизии имели над поляками такое же несомненное превосходство, какое ветеран всегда имеет над новичком.

Где до 1920 г. воевали поляки? На том же фронте против второразрядных войск Советской России, да немного против деморализованных немцев и чехов, основная боевая сила которых (Чехословацкий корпус в России) еще не вернулась на родину. Правда, был у поляков ветеранский костяк — польские легионеры Мировой войны, но с началом общей мобилизации он должен был раствориться в массе мобилизованных. Конечно, свою роль в обучении и спайке новых частей он играл. Но тут полякам противостояли не отдельные кадры, а целые дивизии, корпуса, армии (как 1-я Конная) обстрелянных, испытанных бойцов.

Были, конечно, у поляков еще значительные кадры французских военных советников: около 3 тысяч ветеранов Мировой войны в разных чинах — от рядового до генерала. Они тоже сыграли важную роль в организации польской армии. Но право же, нет причины ставить французских участников Великой войны но своей компетентности выше своих русских коллег. На страницах этой книги мы сравнили ведение войны теми и другими и пришли к выводу, что французская армия на фоне своих противников смотрелась не лучше, чем русская — на фоне своих. А РККА строили не случайные люди, а ветераны той же Первой мировой!

Попыткой оправдать свои неудачи был целиком продиктован следующий отзыв о польской армии М.Н. Тухачевского — одного из главных виновников катастрофы на Висле:

«Управление у противника отличное: как состав штабов, так и способ ведения войны обращает на себя внимание в смысле подготовленности и постановки дела на масштаб регулярной маневренной войны... Тактическая подготовка у противника также хорошая. Отдельные единицы — дивизии, полки и батальоны прекрасно маневрируют. Все это указывает на тактическую слаженность частей и высокий уровень командного состава... От польской армии веет европеизмом»22.

Совершенно не красит военного специалиста такой абстрактный обывательский термин в его устах, как «европеизм» противника, которым вдобавок еще и «веет». Более же конкретная оценка им противника полностью противоречит характеристике, данной польской армии изнутри одним из ее дотошных наблюдателей:

«1) Привычка многих войсковых начальников к системе и приемам Великой мировой войны (позиционной) и неприспособленность их к требованиям и условиям маневренной войны.

2) Отсутствие органической связи между пехотой и артиллерией.

3) Неумение применить маневр при обороне.

4) Неумение организовать и использовать войсковую разведку»23.

Конечно, категорично критический отзыв польского офицера объяснялся тем, что он болел душой за эту армию, поэтому рельефно выделил те ее недостатки, на которые командующий с другой стороны мог и не обратить внимания. Но со стороны Тухачевского мы видим явный крен в сторону преувеличения способностей неприятеля, что не мог не отметить даже протеже и апологет Тухачевского — тот советский военный историк, из книги которою мы взяли приведенные цитаты.

Итак, летом 1920 г. Красная Армия представляла собой весьма исправный инструмент для успешного завершения войны с Польшей выгодным для России миром. Увы, этот инструмент заставили делать заведомо невыполнимую работу...

Решение советского руководства от 16 июля 1920 г. добиваться в первую очередь победы над Польшей требовало соответствующей концентрации военных усилий. Если большевистский ЦК счел невозможным побеждать сразу на двух ТВД, то логично было, что и на главном из них нельзя наступать с решительными целями сразу на двух направлениях. Необходимо было выбрать какое-то одно из них. Оно зависело от тех целей, которые ставились в этой войне большевиками. Без сомнения, кратчайший путь к победному миру пролегал через Галицию. Для того чтобы заставить Польшу замириться на условиях проведения границы по линии Керзона, нужно было, прежде всего достичь этой линии в реальности. На варшавском направлении части Красной Армии уже перешли эту линию, тогда как в Галиции, наоборот, не дошли до нее.

Однако приоритетным для большевистской стратегии стало варшавское направление. Еще готовясь к летнему наступлению 1920 г., Главное командование РККА усиливало прежде всего Западный фронт. Теперь, когда он вступил на территорию этнографической Польши, цели большевиков вырисовались явственно.

26 июля части РККА овладели Белостоком. 30 июля в городе был образован Временный революционный комитет Польши (Польревком), которому отводилась роль польского большевистского правительства. Одним из его членов был назначен Ф.Э. Дзержинский. Польревком стал действовать как орган власти, издавая многочисленные декреты и воззвания, приступив к формированию Польской Красной Армии.

Намерения большевиков были совершенно ясны — советизация Польши, создание Польской Советской Социалистической Республики. Коль скоро была поставлена такая политическая цель, все военные мероприятия должны были быть направлены на ее достижение. Но тут уже в конце июля 1920 г. мы видим явное несоответствие военной стратегии заявленным политическим задачам.

Политический приоритет варшавского направления требовал окончательного признания за львовским направлением второстепенного значения. Между тем основная ударная сила РККА — 1-я Конная армия — находилась на Юго-Западном фронте. Напрашивалось решение об ее передислокации на Западный фронт. Между тем Главком Каменев, определяя в директивах 22 и 23 июля задачи фронтам, ставил перед обоими наступательные задачи и оставлял 1-ю Конную в составе Юго-Западного фронта. Более того, как мы видели, он утвердил представление члена РВС Юго-Западного фронта Сталина, в соответствии с чем войска фронта 25 июля начали операцию по овладению Львовом. Таким образом, первая стратегическая ошибка была совершена Главкомом Каменевым.

2 августа Политбюро ЦК РКП(б) высказалось за объединение почти всех войск, действующих против Польши, в одном Западном фронте под командованием Тухачевского. Стратегически это решение не было обоснованным. Войска Юго-Западного фронта можно было перенацелить с львовского направления на варшавское не меняя порядка подчинения. Очевидно, это было чисто политическое решение, направленное на удовлетворение честолюбия Тухачевского, за которым отчетливо вырисовывался Троцкий.

В действиях С.С. Каменева заметно сопротивление решению Политбюро. Не сразу он отдал соответствующий приказ. Только 6 августа он издал наконец директиву, но которой 1-я Конная и 12-я армии переподчинялись командованию Западного фронта.

Между тем 1-я Конная еще в последних числах июля стала испытывать трудности. В сражении под городом Броды полякам удалось задержать ее продвижение. В Галиции действовала крупная группировка польских и петлюровских войск, и наступление Красной Армии здесь замедлилось. Нужно отметить, что все пополнения, направляемые центром на войну с Польшей, с июля получал лишь Западный фронт. Пополнения, шедшие на Юго-Западный фронт, расходовались его армиями, действовавшими против Врангеля. Игнорирование Кремлем важности львовского направления привело к фактической остановке наступления советских войск на нем.

Здесь мы видим вторую ошибку Главкома, заключавшуюся в том, что он не обратил своевременно внимания на возросшие трудности наступления на Львов. При заявленном приоритете варшавского направления обстановка требовала скорейшей передислокации на него дополнительных сил. Возросшее сопротивление польских войск в Галиции делало бесцельным продолжение наступления на Львов. 1-я Конная армия не добилась успехов тут, а под Варшаву запоздала. Не имея достаточного духа и авторитета, чтобы протестовать против стратегически ненужных распоряжений партийного начальства, Главком Каменев в то же время не нашел в себе сил вовремя настоять перед ним на прекращении активных действий в Галиции с тем, чтобы войска могли выполнить главное задание ЦК. Но на этом ошибки Каменева заканчиваются. Взятые сами по себе, они еще не были фатальными и не могли бы привести к той катастрофе, которая постигла советские войска. Здесь вступили в действие факторы другого рода.

В намерения советского руководства летом 1920 г. входила конечная советизация Польши. Однако это не было еще конечной целью самой войны. Революция в Польше должна была стать лишь ступенькой к революции в Германии.

Наступление Западного фронта, при внимательном рассмотрении, нацеливалось не на Варшаву, а немного в сторону от нее. Направление главного удара шло севернее Варшавы, по касательной к линии польско-германской границы. Действовавшие здесь дивизии 4-й советской армии втискивались между Восточной Пруссией и большой излучиной нижнего течения Вислы, как бы нависая над всем левым стратегическим флангом поляков, но и в свою очередь рискуя получить фланговый удар (что и произошло). К 15 августа три дивизии этой армии (10-я и I5-я кавалерийские, 53-я стрелковая) вышли к Висле у Влоцлавска. Они оторвались от основных сил фронта на 60 км, т.е. на 2—3 перехода! Так можно воевать только с противником, который уже почти прекратил сопротивление! В ином случае неизбежен тяжелейший разгром!

«Гениальный» стратегический замысел «Наполеона»24 Тухачевского очевиден: не задерживаясь в Польше (Чего уж! С ней все ясно! Со дня на день восстанут польские рабочие и крестьяне и прогонят Пилсудского и панов!), нести знамя победившей пролетарской революции сразу в Германию! Военный авантюризм такой «стратегии» не нуждается в пояснениях. Странно только, что после всего этого кто-то еще продолжает называть Тухачевского «талантливым полководцем».

Понятно, конечно, что Тухачевский вряд ли действовал здесь целиком на свой страх и риск, хотя очевидно, что он по-своему и достаточно вольно трактовал директивы Каменева. Впрочем, Тухачевский вообще не хотел ни с кем делить лавры будущей победы. Переподчинение себе двух армий Юго-Западного фронта он затеял с той же целью. В ходе Варшавской операции он практически избавился от контроля со стороны Главкома. Не исключено, что Тухачевский получал, минуя Главкома, и выполнял директивы непосредственно от нарком-военмора и Председателя РВС РСФСР Троцкого.

Что произошло дальше — достаточно подробно описано в литературе. 14 августа собранные в кулак польские войска под Варшавой начали контрнаступление, нанося последовательные удары по разбросанным в пространстве советским дивизиям. Разгром был полный. 4-я советская армия перестала существовать. 15-я армия также была почти целиком уничтожена. Огромные потери понесли 3-я и 16-я армии Западного фронта. К концу августа поляки не только отбили утраченные районы Польши, но и снова вступили на территорию Белоруссии.

Победа поляков на Висле отразилась на ходе операции в Галиции. Здесь командование и РВС Юго-Западного фронта только с 14 августа согласились передать 12-ю и 1-ю Конную армии Западному фронту. Задержка мотивировалась тем, что эти армии уже ввязались в бои под Львовом. Впоследствии это стало поводом для многочисленных обвинений в адрес Сталина, что его саботаж приказов Главкома не позволил вовремя перебросить 1-ю Конную армию под Варшаву и взять польскую столицу.

Однако приказ Каменева о переподчинении двух армий не упоминал об их передислокации, которую к тому же было невозможно осуществить за короткое время. Речь шла только о том, чтобы 12-я и 1-я Конная армии в оперативном отношении подчинялись командованию Западного фронта. Принять участие во взятии Варшавы они бы в ближайшее время никак не смогли.

В то же время нежелание Сталина отдавать две армии в распоряжение Тухачевского было стратегически оправданно, особенно в свете того, что случилось потом. Действуя на львовском направлении, они бы еще могли одержать успех. Если бы их в конечном итоге оставили в составе Юго-Западного фронта, то — как знать? — быть может, взятие Львова Красной Армией в стратегическом отношении частично уравновесило бы неудачу под стенами Варшавы. Во всяком случае, события подтвердили не только правоту стратегического анализа и прогноза, проделанного Сталиным, но и обоснованность его действий на посту члена РВС Юго-Западного фронта в период августовского военного кризиса. В полководческом отношении Сталин уже тогда оказался на голову выше Троцкого и «Наполеона» Тухачевского.

Решение Политбюро об объединении сил, действующих против Польши, в одном фронтовом командовании, не имело стратегической подоплеки. Это явствует из телеграммы Ленина Сталину 2 августа, в которой сообщалось о принятом решении: «Только что провели в Политбюро разделение фронтов, чтобы Вы исключительно занялись Врангелем. В связи с восстаниями, особенно на Кубани, а затем и в Сибири, опасность Врангеля становится громадной, и внутри Цека растет стремление тотчас заключить мир с буржуазной Польшей»25.

Обратим внимание: Ленин писал это тогда, когда большевистское руководство на самом деле стремилось к советизации Польши, а не к миру с ее буржуазным правительством! Правда, 10 августа через посредничество Англии действительно начались контакты о перемирии. Однако советское правительство выставило заведомо неприемлемые условия. Так, оно требовало участия «рабочих и батрацких организаций» Польши в мирных переговорах, не шло на размен военнопленных, указывая, что пленные польские офицеры должны являться «заложниками за польских коммунистов». Польская армия, как после тяжелого поражения, должна была демобилизоваться до 50 тыс. человек, передав все оружие, сверх необходимого для вооружения этого числа, Советской России. Как бы в компенсацию большевики выражали согласие провести границу восточнее линии Керзона26. Победа польской армии под Варшавой сместила акценты в переговорах...

Почему Ленин лукавил, объясняя Сталину мотивы принятого решения? Зная о точке зрения Сталина на стратегию войны с Польшей, он желал сразу предотвратить любые возражения с его стороны. Ленин знал, что такая мотивировка скорее найдет поддержку прагматически мыслящего «Кобы». Узнав затем истинные мотивы решения ЦК, Сталин среагировал болезненно. Он не соблазнился участием в разгроме «последнего гнезда контрреволюции», несмотря на то что фронт против Врангеля был объявлен главным для РСФСР. В конце августа Сталин попросил отставки с должности члена Реввоенсовета фронта, мотивируя это крайней занятостью на других постах. Просьба была удовлетворена.

В заявлении Сталин, между прочим, писал о распространении порочащих его слухов о том, что это он якобы сорвал Варшавскую операцию, затянув передачу армий Западному фронту27. Легенду этого рода усиленно создавал, в свое оправдание, Тухачевский при поддержке Троцкого. Не к этому ли эпизоду восходят истоки конфликта, спустя 17 лет трагически закончившегося для Тухачевского?..

Почему Ленин в этом споре оказался на стороне авантюристов Троцкого и Тухачевского? Что, политическое предвидение изменило на сей раз вождю пролетарской революции? Нужно помнить, что Ленин, при всем его недюжинном практическом уме, был сторонником мировой революции. В заочном диспуте о трактовке ленинского теоретического наследия между Сталиным и Троцким формально, с точки зрения буквы учения, прав был Троцкий. Ленин подчеркивал: «Существование Советской республики рядом с империалистическими государствами продолжительное время немыслимо. В конце концов либо одно, либо другое победит»28. Путь к победе мировой революции лежал через революцию в Германии, а к ней — через революцию в Польше. Цель казалась уже близкой. Между советизацией всей Польши и советизацией одной Галиции Ленин однозначно выбирал первую. Это оказалось тактическим промахом Ленина, подобным тому, какие у него случались и в 1917 г.

 

Окончание войны

В апреле 2010 г. председатель Правительства России Владимир Владимирович Путин впервые публично на государственном уровне затронул вопрос о судьбе советских военнослужащих, взятых в плен Польшей в 1919—1920 гг.29 По сильно разнящимся количественно (но не качественно) оценкам историков, в польском плену от нечеловеческих условий содержания и целенаправленных актов насилия погибло от 16 тыс. до 80 тыс. красноармейцев30. Путин назвал цифру в 32 тысячи, которую следует считать некой «золотой серединой». В любом случае, речь идет о массовой гибели пленных, размерами превышающей трагедию в Катыни в 1940 г. Поэтому любые претензии Польши к нынешней России, клонящиеся к компенсации и «покаянию» за Катынь, в каковой трагедии к тому же далеко не все однозначно31, могли бы быть встречены контрпретензиями относительно погибших в польском плену десятков тысяч российских, украинских, белорусских граждан...

К счастью, многим из состава разбитых под Варшавой советских войск удалось избежать польского плена. Они были оттеснены на территорию Восточной Пруссии, где сложили оружие. Германское правительство проявило максимум лояльности к советскому (уже тогда закладывались основы будущего соглашения в Рапалло; см. Заключение), вскорости вернув интернированных красноармейцев. Их снова влили в ряды РККА.

В начале сентября Тухачевский, усилив войска фронта новыми пополнениями и за счет возвращенных из Германии интернированных солдат, почувствовал себя в состоянии переломить ход войны. На 12 сентября было назначено наступление. В нем Тухачевский действовал так же «умело», как и под Варшавой. Красная Армия потерпела сокрушительную неудачу в первый же день и возобновила отступление. До конца сентября войска Западного фронта были еще раз основательно разгромлены — под Гродно. 12 октября 1920 г. польские войска второй раз в ходе войны захватили Минск.

Новые успехи польских войск на время оживили совсем потухшие было надежды Белого движения. Генерал Врангель начал договариваться с поляками о создании на территории Польши при содействии Франции еще одной антибольшевистской армии — из осколков белогвардейских отрядов, оказавшихся в разное время на территории Польши. Но главную силу армии должны были составить пленные красноармейцы, а также репатриируемые в Россию бывшие военнопленные и солдаты русских Особых бригад за границей. Понятно, что для них «добровольное» согласие на вступление в эту армию было единственным «билетом» на Родину и шансом избежать голода и издевательств в лагерях для военнопленных и перемещенных лиц.

Формируемая армия должна была занять положение на правом фланге польского фронта и наступать на Одессу. Навстречу ей через Днепр собирались ударить войска Врангеля. Врангель предлагал, чтобы командование русскими и польскими войсками на этом участке фронта осуществлял французский генерал. Он надеялся также привлечь к операции по взятию Одессы корабли французского военного флота32... Нет, никак не могли белогвардейцы воевать и держаться без помощи интервентов! Наверное, и миф о «немецком золоте» большевиков так усиленно поддерживался белоэмигрантами только для того, чтобы со своим тотальным коллаборационизмом не выглядеть столь неприглядно на фоне своих противников... Но этим новым планам не суждено было исполниться — русско-польская война скоро завершилась.

Нет сомнения, что, не будь у Советской России Южного фронта — против Врангеля, война с Польшей даже после сокрушительного поражения под Варшавой еще вполне могла закончиться победой Красной Армии. Но политические соображения диктовали большевистскому руководству ликвидацию последних очагов Белого движения прежде всего. Все свежие силы РККА сосредотачивались между Азовским морем и низовьями Днепра. Там разворачивалась последняя битва Гражданской войны в европейской России. С Польшей же возобновились переговоры. Они завершились подписанием в Риге перемирия и, одновременно, предварительных условий мирного договора в тот самый день, 12 октября 1920 г., когда польские войска вступали в Минск.

Предварительный мир превратился в окончательный там же в Риге 18 марта 1921 г. В результате Польша стала на треть состоять из областей с непольским населением. Вспоминая о «пакте Молотова — Риббентропа» 1939 г. и предъявляя на этом основании претензии к России, поляки «забывают», что территориями, отторгнутыми осенью 1939 г. от Польши, ныне обладают суверенные Украина, Белоруссия и Литва. Нынешняя Россия не получила оттуда ни клочка земли.

Заключением прелиминарного Рижского мира в октябре 1920 г. окончилась война России со своими соседями на Западе. Она длилась шесть лет и три месяца.

На территориях, где в 1914—1920 гг. происходили военные действия Второй Отечественной войны, расположились в итоге новые независимые государства: Польша, Эстония, Латвия, Литва, Западная Украина (тут же захваченная Польшей). Другие возникшие тогда же независимые государства (Украина, Белоруссия, Азербайджан, Армения, Грузия) в тот период воссоединились с Россией в одну державу под эгидой интернациональной коммунистической идеологии. Ее победа стала исторически обусловленной (хотя, наверное, не единственно возможной) реакцией русского народа на все те испытания, которые ему пришлось вынести в ходе этой войны.

Примечания:

1 Цит. но: Пайпс Р. Русская революция (пер. с англ.). В 3 кн. М., 2005. Кн. 3. С. 116.

2 Деникин А.И. Ук. соч. Т. 4—5. С. 581.

3 Документы внешней политики... Т. 2. С. 312.

4 Гражданская война в СССР. В 2 т. М., 1986. Т. 2. С. 256.

5 Ленин В.И; ППС. Т. 42. С. 359.

6 Зуев Ф. Международный империализм — организатор нападения панской Польши на Советскую Россию. М., 1954. С. 99—100.

7 Какурин Н., Меликов В. Гражданская война в России: Война с белополяками. М.; СПб., 2002. С. 70.

8 Какурин Н., Меликов В. Ук. соч. С. 67—68.

9 Там же. С. 102.

10 Там же. С. 93.

11 Какурин Н, Меликов В. Ук. соч. С. 590, 592, 608—609.

12 Россия и СССР в войнах XX века... С. 121.

13 См. Приложение 1. Таблицы 3—6.

14 Брусилов Л.Л. Ук. соч. С. 363—364.

15 См. Приложение 1. Таблица 4.

16 Какурин Н., Меликов В. Ук. соч. С. 211.

17 Постановление Политбюро ЦК РКП(б) от 19 августа 1920 г. См.: Ленин В.И. ПСС. Т. 51. С. 446.

18 Гражданская война в СССР. Т. 2. С. 284.

19 Сталин здесь имеет в виду — территории, занятой польскими войсками, т.е. Белоруссии и Западной Украины.

20 Здесь, наоборот, имеется в виду глубокий тыл — земли, населенные почти одними поляками, Польша в точном этнографическом смысле слова.

21 Цит. по: Емельянов Ю.В. Сталин. Путь к власти. М., 2003. С. 317—318.

22 Цит. по: Какурин Н., Меликов В. Ук. соч. С. 73.

23 Цит. по: Какурин Н., Меликов В. Ук. соч. С. 72.

24 Прозванного так не за военные таланты, а за малый рост и непомерное честолюбие.

25 Ленин В.И. ПСС. Т. 51. С. 247.

26 Какурин Н., Меликов В. Ук. соч. С. 374—375.

27 Емельянов Ю.В. Ук. соч. С. 322.

28 Ленин В.И. ПСС. Т. 38. С. 139.

29 Сообщение РИА «Новости» от 07.04.2010.

30 Памятных Л. Пленные красноармейцы в польских лагерях // Новая Польша. 2005, № 10.

31 http://www.stolctic.ru/tcnitoriya_istorii/katyn_pravda_i__krivda_2010- 07-08.htm

32 Врангель И И Ук. соч. Ч. 2. С. 320, 325.

 

Joomla templates by a4joomla