РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ БЫЛА МОИМ ВЕЛИЧАЙШИМ ПЕРЕЖИВАНИЕМ

В. И. Ленин беседовал с Б. Битти 1 (14) января 1918 года и 3 декабря 1921 года.

Бесси Битти (1886—1947) — американская писательница и журналистка.

Впервые прибыла в Россию в качестве корреспондента «Сан-Франциско баллетин» в начале июля 1917 года, имея за плечами годы журналистской работы в Калифорнии, где прошла путь от репортера до публициста. Пробыла в России около восьми месяцев. Непосредственный очевидец событий Великого Октября. Джон Рид и Альберт Рис Вильямс любовно называли ее «наш маленький репортер». 29 октября она вместе с А. Р. Вильямсом попадает в плен к юнкерам, захватившим телефонную станцию. Освободиться им помог В. А. Антонов-Овсеенко. В своей книге «Красное сердце России» (1919) Битти описывает события Октябрьской революции в России. Вторично Битти посетила Советскую Россию как корреспондент сан-францисской газеты «Кроникл» в 1921 году. Участвовала в поездке в голодающие районы Поволжья на агитпоезде «Октябрьская революция», которым руководил М. И. Калинин.

 

Не раз американская журналистка видела Ленина и слышала его выступления. Самым ярким воспоминанием осталось у Бесси Битти выступление Ленина в Михайловском манеже 1 января 1918 года перед отправляющимися на Западный фронт сводными отрядами Красной Армии. Именно здесь после окончания митинга Ленин беседовал с Альбертом Вильямсом и Бесси Битти и советовал им, как надо изучать русский язык.

Известно, первый день нового 1918 года для Ленина был нелегким. В этот день он принимает дипломатический корпус во главе с американским послом Д. Френсисом.

А вечером, когда Владимир Ильич возвращался с митинга в Михайловском манеже, на него было совершено покушение, автомобиль подвергся обстрелу. И только по счастливой случайности все обошлось благополучно. Когда Бесси Битти узнала об этом, она очень разволновалась и просила одного из помощников Ф. Э. Дзержинского — Я. Петерса принять дополнительные меры безопасности В. И. Ленина. 7 января 1918 года Битти вместе с Луизой Брайант уезжает на родину и вскоре в Нью-Йорке в издательстве «Сенчери С0» выходит ее книга «Красное сердце России». Американский журнал «Либерейтор» в апреле 1919 года публикует рецензию на книгу Битти. В ней подчеркивалось, что «прочитать книгу Бесси Битти — значит понять душу революции, как ее увидела эта живая, обаятельная женщина. Битти не пропагандист той или иной идеи. Она журналистка... Книга, написанная Б. Битти,— честная книга, и адресована она честным американцам, которые хотят узнать Россию».

Как очевидец событий, она вспоминает о штурме Зимнего, встречах с непосредственными участниками революции — рабочими, солдатами, крестьянами, с красногвардейцами, защищавшими Петроград — «Красное сердце России».

Хотя в первую свою поездку Бесси Битти и находилась под влиянием Джона Рида и Альберта Вильямса, но она не смогла вначале правильно понять и оценить совершавшиеся на ее глазах грандиозные события. Несмотря на то, что в книге «Красное сердце России» искренне, хотя порой наивно рассказывается об отдельных событиях того времени, в ней приводятся и случайные, малозначительные факты, допускается явное искажение исторической действительности. Постепенно Битти разобралась в сущности совершавшихся событий и в обращении к своим друзьям А. Вильямсу и Я. Петерсу благодарит их за то, что они «открыли ей окна революции», которые могли остаться для нее закрытыми навсегда.

Приехав второй раз в Советскую Россию и поселившись в гостинице «Савой», Бесси Битти добивается встречи с Лениным. В своем письме к Владимиру Ильичу от 2 ноября 1921 года она писала: «...будучи очень заинтересована Россией и русской революцией с тех пор, как я уехала отсюда в 1918 году, я лично очень хочу увидеть Вас вновь и надеюсь, что Вы предоставите мне это преимущество».

Владимир Ильич принял решение встретиться с Б. Битти, хотя Г. В. Чичерин предлагал «устроить коллективное интервью группе представителей крупных газет», если В. И. Ленин находит своевременным «поставить точки над «i» и в яркой форме объяснить курс нашей политики Западу».

3 декабря 1921 года Ленин принял Битти. После встречи он пишет записку сотруднице СНК: «тов. Краснощекова! Кажется, бывшая у меня Битти — автор книги «Red Heart of Russia»? Нельзя ли мне на немного дней достатьее на просмотр? А может быть, есть у Битти и другие книги, брошюры? или пару ее статей на разные темы?

Если не затруднит, очень бы просил.

С ком. приветом Ленин»1.

Краснощекова тут же передала Ленину книгу Битти.

Хотя Битти настойчиво добивалась интервью у Ленина, но когда ей позвонили в «Савой» из Кремля, она оказалась совсем неподготовлена к этой встрече. Наряду с большими вопросами, касающимися международной политики Советского государства и международного женского движения, она задавала и такого рода вопросы, как, например: «Что вы делаете, когда остаетесь наедине с самим собой?» Ленин, отвечая на них, заразительно смеялся, а потом шутливо ответил: «У меня так много работы и я так устаю, что, как только освобождаюсь, поскорее ложусь спать».

Отвечая на вопросы Битти, В. И. Ленин охарактеризовал международную и внутреннюю обстановку Страны Советов после одержанной победы над иностранной военной интервенцией и внутренней контрреволюцией. Советская Россия получила возможнооть приступить к организации мирного хозяйственного развития, к осуществлению плана построения социалистического общества. В этом Ленин видел не только главную задачу текущего момента — восстановление разрушенного войной хозяйства, но и важнейший путь к решению интернациональных задач — воздействие победившего пролетариата в одной стране на развитие революционного движения в других странах.

Основной задачей Советского правительства в области внешней политики было: сохранить мир, не допустить развязывания новой войны, то есть подчинить внешнюю политику молодого государства решению главной задачи, национальной и интернациональной — строительству социалистического общества в одной стране в окружении капиталистического мира.

После получения интервью Битти отослала английский текст его Владимиру Ильичу для просмотра. После внесения поправок Ленин 15 декабря через Г. Б. Краснощекову возвратил корреспонденцию и приложил записку: «т. Краснощекова! Посылаю мои поправки.

Я очень нездоров и потому прошу извинить меня: и читал архибегло и пишу наскоро. Пусть Mrs. Beatty извинит меня,— также и за отсрочку свидания для фотографии.

С ком. приветом Ленин».

В период своего второго посещения Советской России, в 1921 году, Битти на пароходе «Октябрьская революция» совершила поездку в Поволжье, побывала в Самарской губернии, в Астрахани, а на пароходе «Сарапулец» — в районе Царицына. Во время путешествия Битти посылала свои статьи и очерки в Америку, в которых рассказывала о происходящих событиях.

Еще в первый свой приезд в Россию Битти встречалась с Александрой Коллонтай. Она так описала эту встречу: «Коллонтай представлялась мне высокой женщиной, с короткими черными волосами и вызывающими манерами — такое мнение сложилось у меня бессознательно под влиянием распространявшихся о ней диких слухах. На самом же деле это была добродушная маленькая женщина с мягким выражением больших синих глаз и волнистыми, тронутыми сединой каштановыми волосами, уложенными на затылке большим узлом...

Я впервые увидела Коллонтай в Смольном сразу же после перехода власти к Советам.

Большевики стремились создать первый Совет Народных Комиссаров. На пост комиссара государственного призрения выдвигалась ее кандидатура. Она оказалась простым, культурным и любезным человеком, автором объемистого труда по вопросу об охране труда беременных женщин и кормящих матерей... Через несколько дней она стала народным комиссаром государственного призрения. Несколько месяцев спустя пришла я к ней, чтобы выяснить, как будет организовано распределение сгущенного молока, полученного Обществом Красного Креста из Америки...

Коллонтай была выходцем из высшего слоя. Она была замужем за русским инженером и, по ее словам, никогда и не задумывалась о социальных условиях до 1889 года, когда она поехала на неделю с мужем в фабричный городок.

— Мне разрешили,— рассказывает она,— проводить все дни на фабрике, и то, что я увидела, произвело на меня настолько глубокое впечатление, что перевернуло всю мою жизнь. Когда я уезжала оттуда, мне было ясно, что для меня немыслима жизнь, если я не сумею помочь как-то улучшить условия жизни русских рабочих. Я не знала, кто такие социалисты, но стала читать и с помощью книг нашла путь к социализму. Затем поехала в Цюрих, изучала экономику, сделалась социалисткой и провела девять лет в ссылке. Коллонтай говорила, что, даже если проиграем, мы все же делаем большое дело. Она переименовала Комиссариат государственного призрения в Комиссариат государственного обеспечения».

Вскоре Битти возвратилась к себе на родину, выступала с лекциями о Советской России и организовала в Сан-Франциско детский лагерь «Happy Land» («Счастливая страна»), в котором летом жили мальчики и девочки из рабочих семей этого большого города. Позднее Битти была основателем и директором музея по искусству костюма, участвовала в работе «Центрального международного женского архива» — идейного и исторического центра буржуазно-либерального женского движения в странах английского языка. Много лет Б. Битти работала радиокомментатором, вела передачи для женщин, в которых призывала к объединению и борьбе за мир.

И все же хотя по уровню своей политической сознательности Б. Битти не смогла подняться до своих выдающихся соотечественников Джона Рида и Альберта Риса Вильямса, она всегда говорила, что «русская революция была моим величайшим переживанием». Беседы с В. И. Лениным оставили в памяти у Бесси Битти самые лучшие воспоминания в ее жизни. Битти была гуманисткой, она страстно боролась против войны, во имя мира и дружбы, взаимовыгодного сотрудничества, сближения и взаимопонимания двух великих народов — американского и советского.

Примечания:

1 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 54, с. 51.

 

СОВЕТСКОЙ РОССИИ НУЖЕН МИР

В. И. Ленин принял Р. Локкарта 1 марта и 7 мая 1918 года.

Локкарт Роберт Гамильтон Брюс (1887—1970) —агент британской дипломатической службы, журналист.

В 1911 году Локкарт поступил на дипломатическую службу и был назначен в Москву вице-консулом, а вскоре и исполняющим обязанности генерального консула (1915—1917 гг.). С января 1918 года возглавлял специальную дипломатическую миссию при Советском правительстве. Летом 1918 года вместе с дипломатическими представителями США и Франции организовывал в ряде городов Советской России контрреволюционные заговоры и мятежи. В августе 1918 года после раскрытия очередного заговора, направленного на свержение Советской власти, Локкарт был разоблачен органами ВЧК как организатор шпионажа империализма, арестован, а затем в октябре 1918 года выслан из Советской России. В 1939—1940 годах — один из руководителей отдела британской политической разведки МИД. В 1940—1941 годах — английский представитель при временном правительстве Чехословакии в Лондоне, в 1941 —1945 годах — директор Комитета по делам политической войны, ведавшего вопросами пропаганды и разведки.

 

После Октябрьской революции посол Великобритании в Петрограде Джордж Бьюкенен не смог покинуть революционную Россию, так как Советское правительство запретило выезд из страны британских подданных до тех пор, пока не будет решен вопрос об освобождении из Брик- стонской тюрьмы и возвращении на родину Г. В. Чичерина и других русских политэмигрантов. Об этом 3 декабря 1917 года Советским правительством была направлена нота правительству Великобритании. После того как 3 января 1918 года Чичерин был освобожден из тюрьмы, Бьюкенен выехал из Советской России. Для поддержания неофициальных контактов с Советским правительством в Петроград британским правительством был послан дипломатический агент, бывший консул в Москве Брюс Локкарт.

Премьер-министр Великобритании Ллойд Джордж и ряд членов его кабинета понимали роль и международное влияние Советской республики и придавали большое значение поддержанию с ней отношений. В то же время Ллойд Джордж, как и все западные политики, не терял надежды на свержение Советской власти. Они рассчитывалис помощью союзных посольств, находившихся в Петрограде и в Москве, «войти в контакт с новой властью в Советской России» и одновременно организовать против нее контрреволюционные заговоры, консолидируя и поддерживая антисоветские силы. С этой целью и был направлен Локкарт.

Напутствуя Локкарта, Ллойд Джордж сказал: «Вы поедете в Россию как специальный представитель... Я хочу, чтобы вы нашли человека по имени Робинс. Установите, каковы его отношения с Советским правительством. Изучайте все это тщательно. Если вы найдете его действия разумными, сделайте для Англии то, что он пытается добиться для Америки. Это, кажется, может дать неплохие шансы в этой сложной ситуации, но вам дается свобода действий».

Придавая большое значение аккредитации при Советском правительстве своего представителя, Лондон заранее допускал возможность приезда в Англию русского дипломатического агента. Предполагалось дать согласие на его пребывание в Великобритании и даже признать за ним минимум прав и привилегий для того, чтобы такие же, а может быть и большие, права были на основе взаимности гарантированы и Локкарту. Тем не менее, как подчеркнул Ллойд Джордж в беседе с Локкартом, этот обмен не равнозначен признанию Советского правительства как дефакто, так и де-юре. Сведения о предстоящей отправке дипломатического представителя в Советскую Россию просочились в печать, поэтому министерство иностранных дел вынуждено было дать соответствующее разъяснение в парламенте. Выступая, министр иностранных дел Бальфур еще раз со всей категоричностью подчеркнул: английское правительство не признает Советское правительство ни де-факто, ни де-юре, однако деловые соображения принудили его назначить своего представителя в Петроград, который будет работать под контролем британского посольства.

В заявлении все было правдой, кроме последнего утверждения. Локкарту отнюдь не предписывалось работать под тем контролем, о котором говорил министр иностранных дел. Положение выглядело как раз наоборот: вся деятельность оставшихся после отъезда Бьюкенена сотрудников британского посольства теперь подчинялась Локкарту. Дипломатическому агенту предоставлялись особые полномочия. Он получал право давать задания любому британскому подданному, находящемуся в России, включая сотрудников секретных служб, и отправлять на родину любого из них, не пришедшегося ему по душе, без объяснения причин. На первом этапе только ему было разрешено вступать в личные контакты с представителями Советской власти1.

Принятое Советским правительством решение назначить своего представителя (им был М. М. Литвинов) в Лондон значительно ускорило отъезд Локкарта из Англии.

3 января кабинетом министров Локкарт был официально назначен дипломатическим агентом в Советскую Россию. Ему поручалось предпринять усилия для восстановления Восточного фронта. С этой целью ему разрешалось вступать в контакты с представителями Советского правительства, кроме того, давались полномочия на проведение соответствующих переговоров, если для них откроются возможности. Локкарт, внимательно изучивший к этому времени донесения Бьюкенена и различных британских агентов, не питал особых иллюзий относительно того, что Советское государство изменит свою принципиальную позицию в этом важном для британской политики вопросе, но все- таки ехал в Советскую Россию с надеждой достигнуть такого поворота. «Мировая война,— писал Чичерин,— имела своим результатом то, что и те и другие ее участники считали нужным временно жить с Советской республикой в мире или прикидываться желающими с нею мира. Со стороны Англии эта политика выразилась незадолго до заключения Брестского договора в виде посылки в Москву со специальной миссией бывшего генерального консула в Москве Локкарта, который был приверженцем соглашения с нами Англии и который позднее бросился очертя голову в заговоры против советской власти, чтобы искупить в глазах своего правительства свою предшествующую линию по отношению к нам»2.

Уезжая в Советскую Россию, Локкарт заявил: «Если большевики предоставят мне те привилегии, которые обычно предоставляются посланникам, то в Англии соответственным образом отнесутся к Литвинову, которого большевики уже назначили своим послом в Лондоне. Возложенная на меня задача была необычайно трудна, но я принял ее без колебаний».

11 января Локкарт, выполняя поручение Форин оффиса и готовясь к отъезду в Россию, пригласил Литвинова в ресторан «Лайонс». Будущий британский дипломатический представитель преследовал цель получить от «русского народного посла», как стал именовать себя Литвинов, письменные рекомендации к Воровскому, а также к некоторым членам Совнаркома. Такие рекомендации Литвинов дал. После этого Локкарт сказал ему, что в надежде на взаимность Форин оффис намеревается предоставить советскому представителю право на шифросвязь с Петроградом, а также на отправку и получение дипломатической почты. Однако это не означает признания правительством Его Величества Советской власти.

В своей книге «Буря над Россией. Исповедь английского дипломата» Локкарт называет свою командировку в большевистскую Россию «великой авантюрой». Когда он 12 января вступил на борт крейсера «Ярмут», который должен был доставить его к берегам Норвегии, а затем через Финляндию в Советскую Россию, Локкарт произнес: «Великая авантюра началась».

Находясь в Москве, Локкарт связался с НКИД и затем развил бурную деятельность. Он установил контакты с Троцким и почти ежедневно встречался с ним, о чем осведомлял свое правительство, французских и американских коллег. Когда в Англию пришло сообщение, что мирные переговоры в Брест-Литовске прерваны, и стали поступать телеграммы от Локкарта, в которых тот хотя и с оговорками, но все-таки высказывал предположение о возможности военного сотрудничества с Советской Россией, английские правящие круги некоторое время проявляли определенное внимание к советскому представителю в Лондоне. Однако после подписания советско-германского мирного договора в Брест-Литовске в советско-английских отношениях наступило похолодание.

1 марта 1918 года в Смольном В. И. Ленин принял дипломатического представителя Великобритании Локкарта. В своих тенденциозных и враждебных Советской России воспоминаниях Локкарт не смог замолчать того сильного впечатления, которое производил В. И. Ленин на окружающих, не только на друзей, но и на врагов. Локкарт писал, что это человек «колоссальной силы воли. В своих революционных убеждениях Ленин был непреклонен... Он умел быть необычайно откровенным и проявлял эту откровенность во время встречи. На все поставленные ему вопросы отвечал в полном соответствии с истиной».

В ходе беседы Локкарт задал Ленину вопрос о том, могут ли немцы, заключив мир с Россией, сосредоточить свои войска на Западном фронте и «какая судьба ждет большевиков, если союзники окажутся раздавленными»? Далее Локкарт спросил: получит ли теперь Германия возможность кормить свое изголодавшееся население русским хлебом?

Локкарт впоследствии вспоминал, как Ленин, обратившись к нему, сказал, что тот мыслит, как и все его земляки, в своей плоскости, совершенно упуская из виду психологический момент. Эта война решится не в окопах, а в тылу. Но даже и с военной точки зрения такое суждение неправильно. Германия давно уже увела все свои лучшие воинские части с Восточного фронта. Благодаря заключенному ими разбойному миру они будут вынуждены держать на Востоке не меньше войск, чем прежде, а больше. Насчет снабжения Германии провиантом из России можете тоже не беспокоиться. Мы избрали формулу — пассивное сопротивление. Это гораздо более опасное оружие, чем не способная к бою армия.

Касаясь вопросов о ходе переговоров с немцами в Брест-Литовске, вспоминал Локкарт, Ленин сказал, что условия немцев именно таковы, каких можно было ожидать от милитаристской державы. Они, конечно, возмутительны, но приходится на них пойти. Ленин также сказал, что завтра эти условия будут подписаны и одобрены подавляющим большинством партии. И если немцы попытаются насильственно посадить в России буржуазное правительство, то большевики будут этому сопротивляться, в случае необходимости отступят до Волги, до Урала. Если союзники себе усвоят эту точку зрения, то работа рука об руку с ними представляется возможной, но тут же Ленин выразил сомнение насчет осуществления сотрудничества с союзниками3.

Судя по приведенному Локкартом изложению беседы, Ленин подчеркнул, что наш путь не ваш путь. Но мы можем согласиться на временный компромисс с капитализмом. Мы даже принуждены к тому, так как в настоящее время капитал еще настолько силен, что мог бы уничтожить нас, если бы действовал в полном согласии. К счастью, единение и согласие противоречат природе мирового капитализма. До тех пор, пока будет продолжаться германская опасность, мы согласны принять на себя риск сотрудничества с союзниками, из которого обе стороны могут пока извлечь пользу. Если бы немцы на нас напали, мы даже приняли бы военную помощь со стороны союзников. Но мы думаем, что ваше правительство не разделит нашей точки зрения на этот вопрос. Ваше правительство реакционно и станет на сторону русских реакционеров.

Советское правительство не отрицало возможности соглашений с Антантой, но считало, что английское правительство не пойдет на это. Успеха большевиков в Советской России и распространения революционных идей в других странах правящие круги Англии, Франции и США боялись больше всего.

Начавшаяся весной 1918 года интервенция английских войск на севере Советской России и на Дальнем Востоке сопровождалась оголтелой антисоветской кампанией в британской печати. В письмах советского представителя из Лондона в Наркоминдел в тот период часто проскальзывали пессимистические нотки: зачем сохранять видимость каких- то отношений, когда на деле их нет, ради чего нужен в Советской России Локкарт, если Англия отказывает ей в признании. Чичерин терпеливо разъяснял, что, сохраняя в Советской России посольства стран Антанты, Советское правительство тем самым сохраняет и определенную возможность нормализовать отношения с Антантой, поэтому суть сейчас не в признании. Советская Россия может обойтись без него.

В английской буржуазной печати стали раздаваться требования пресечения деятельности советского представительства в Лондоне. Тем не менее в правящих кругах Великобритании опасались ответных репрессий в отношении Локкарта, сосредоточившегося на подготовке антисоветского заговора. Высылка его из Советской России поставила бы под вопрос успех операции. Заговор Локкарта должен был, по мысли его инициаторов, подвести черту под целой серией акций, направленных против Советской власти, начиная от мятежа белочехов и вылазки левых эсеров. Готовился он со всей тщательностью, на которую были только способны секретные службы империалистических держав. В планы заговора входила целая серия мероприятий, которые должны были осуществиться одновременно: организация контрреволюционных выступлений, арест Советского правительства и интервенция экспедиционного корпуса Антанты должны были положить конец социалистической революции. Переехавшие в Вологду послы империалистических государств уже предвкушали близкий успех, не ведая, что деятельность Локкарта давно находилась под наблюдением ВЧК. Вскоре всем послам Антанты Наркоминдел предложил переехать из Вологды в Москву или в ее окрестности. Но они предпочли выехать из Советской России. Уезжая, послы не сделали никаких заявлений о прекращении отношений с Советской страной. В Москве остались представители этих стран, среди них Локкарт, французский и английский консулы.

2 июля 1918 года Верховный совет Антанты начал последовательно реализовывать план военных операций против Советской России. 31 июля английский десант занял Онегу. 4 августа войска Великобритании вошли в Баку. На следующий день был оккупирован Архангельск.

Открытая интервенция стран Антанты создала сложную обстановку. Встал вопрос о закрытии дипломатических представительств тех стран, которые начали вооруженную борьбу против Советского государства. ВЧК, окончательно раскрыв заговор, арестовала его руководителя — Локкарта. Спустя три дня в Лондоне был арестован Литвинов и посажен в Брикстонскую тюрьму. Началась, по определению Чичерина, «дипломатическая возня» об обмене Локкарта на Литвинова. В ходе переговоров наконец пришли к соглашению. 27 сентября шведский генеральный консул сообщил в Наркоминдел, что его правительство разрешило Литвинову и следующим с ним товарищам свободный проезд через Швецию после того, как будет получено сообщение о пересечении Локкартом границы с Финляндией. Шведская сторона также брала на себя обязательство не пропускать британского агента через свою территорию до тех пор, пока не будет сообщено, что Литвинов благополучно прибыл в Норвегию. 1 октября Наркоминдел получил телеграмму, в которой сообщалось, что Литвинов отбыл из Англии. После этого Локкарт был освобожден из-под стражи. Тут же ему сообщили, что он должен покинуть Москву. 2 октября Локкарт в сопровождении сотрудников ВЧК выехал в Петроград, а на следующий день в четыре часа дня вместе с присоединившимися к нему дипломатами прибыл в Белоостров. Они все пересекли границу.

Так бесславно, полным провалом окончилась эта «великая авантюра» против Советской России, затеянная британским империализмом и его агентом.

Примечания:

1 См.: Зарницкий С., Трофимова Л. Так начинался Наркоминдел. М., 1984. с. 176—177.

2 Чичерин Г. В. Статьи и речи по вопросам международной политики. М., 1961, с. 321.

3 Выход Советской России из войны не означал выигрыша для Германии, как это утверждали многие на Западе. Г. В. Чичерин привел в одной из своих статей характерное признание Локкарта: Локкарт «не раз говорил мне, что, по его мнению, Октябрьская революция гораздо больше сделала путем разложения внутри германского империализма и германской монархии, чем могло бы сделать продолжение войны Николаем II» (см.: Чичерин Г. В. Статьи и речи по вопросам международной политики, с. 260).

 

БОЛЬШЕВИКИ ВПИСАЛИ В ИСТОРИЮ ВДОХНОВЛЯЮЩУЮ СТРАНИЦУ, РАВНОЙ КОТОРОЙ НЕ ЗНАЛО ЧЕЛОВЕЧЕСТВО

В. И. Ленин встречался с А. Рансомом 23 марта 1918 года, между 14 и 22 февраля, а также 7 марта 1919 года и 3 ноября 1922 года.

Артур Рансом (1884—1967) — журналист и один из видных писателей Англии.

Ему посчастливилось четыре раза встречаться с В. И. Лениным. Рансом приехал в Россию в 1913 году, в канун первой мировой империалистической войны, как собиратель русского фольклора и народных сказок. Затем стал корреспондентом английских буржуазных газет «Дейли ньюс» (1916—1919) и «Манчестер гардиан» (1919—1922) в России. Побывал на русско-германском фронте, встречался с солдатами в окопах, стремился выяснить отношение к войне различных слоев населения России, разобраться в ее причинах. Это общение облегчалось тем, что Рансом знал русский язык. Непосредственный свидетель Февральской революции 1917 года, он, разочаровавшись в ней, решил возвратиться в Англию. Но по пути на родину до него дошло известие об Октябрьской революции. Рансом прерывает свое путешествие и, сдав билет, возвращается обратно в Россию, чтобы собрать материалы для новой книги — «История революции». В декабре 1917 года он приехал в Петроград и поселился в гостинице «Россия». Вскоре он начинает посылать свои репортажи и сообщения в Лондон о событиях в революционной России. Позже, в 1918 году, в «Открытом письме Америке. В защиту России», опубликованном в журнале «Нью рипаблик», он четко формулирует свои позиции: «Я хотел бы, чтобы люди, раздвинув завесу клеветы, которая окружает большевиков, увидели тот идеал, за который они сражаются,— это свет, вдохновляющий сердца честные и юные. Большевики вписали в историю вдохновляющую страницу, равной которой не знало человечество». Но реакционные, враждебные Советской стране круги, встревоженные тем, что Рансом собирается рассказать правду о новой России, всячески препятствовали публикации его статей в английской печати. Так, ярый враг Советской власти, руководитель британской миссии Б. Локкарт, прибывший в январе 1918 года в Петроград, решительно требовал, чтобы английская печать не публиковала статьи Рансома. «Каждый день, когда я посылаю из России отчаянные телеграммы,— писал Рансом,— мне кажется, что я пытаюсь докричаться до пьяницы, спящего на дороге, по которой катится паровой каток. А затем приходят газеты шестинедельной давности, и я словно вижу, как этот пьяный, сонный дурак делает движение, как бы собираясь смахнуть с носа муху, не обращая ни малейшего внимания на гигантскую махину, упорно приближающуюся к нему». Так саркастически Рансом высмеивал недальновидную политику правящих кругов Англии.

 

Советский писатель Савва Дангулов так характеризует Артура Рансома: «Вот жил человек, очарованный природой, и думал, что истинное его призвание ходить росными утрами в лес, слушать зараннее пение соловьев, плыть по спокойным равнинным рекам на лодке или стоять над рекой, устремив взгляд на поплавок. Жил человек и думал, что природа только с ним откровенна и его назначение — прилежно записать все, что она рассказывает ему, записать и поведать людям. А потом поездка в Россию... И все взорвалось, все взвилось и рухнуло: лес, соловьи, лодка на стремнине, зори... Остались только сумеречный блеск северного солнца и грозный голос: «Вся власть Советам!» Вторглась революция в жизнь человека, и все сдвинулось с мест... Как жить человеку дальше: уйти в революцию и сделать ее призванием, дышать ею, носить ее в себе, сделать ее сердцем или возвратиться в бестрепетные заводи природы?»

Первая встреча В. И. Ленина с Артуром Рансомом состоялась 23 марта 1918 года. В то время Рансом представлял английскую буржуазную газету «Daily News» («Ежедневные новости»), издававшуюся в Лондоне в 1846— 1928 годах.

Интервью В. И. Ленина касалось речи министра иностранных дел Англии Артура Джемса Бальфура, которую он произнес 14 марта 1918 года в палате общин. В своей речи Бальфур настаивал на политике антисоветской интервенции.

В то время Япония начала интервенцию на Дальнем Востоке. Ее войска вторглись в районы Сибири. Бальфур, стараясь прикрыть действительные цели японской интервенции на Дальнем Востоке, лицемерно заявил, что Япония-де, оккупировав с согласия союзников Сибирь и овладев сибирской железной дорогой, стремится помешать вторжению Германии.

В интервью А. Рансому В. И. Ленин разоблачил истинные стремления империалистов. «Одно из самых слабых мест в речи Бальфура,— подчеркивал Ленин,— есть заявление о том, что японцы идут на помощь русским». «Каким именно русским? — ставит вопрос Ленин и отвечает на него: — В нынешней России есть одна сила, по своей природе предназначенная для борьбы не на жизнь, а на смерть против нападений со стороны международного империализма — это власть Советов. Первым же шагом тех русских, которым собираются «помогать» японцы, при возникновении слухов о приближении последних было требование упразднения Советской власти. В случае продвижения японцев внутрь Сибири те же «русские», которым японцы собираются «помогать», будут требовать упразднения Советов во всей Сибири. Чем же Советская власть может быть заменена?

Единственное, что может ее заменить, есть буржуазное правительство. Но буржуазия в России достаточно уже ясно показала, что может держаться у власти лишь при помощи извне. Если буржуазное правительство, опирающееся на помощь извне, удержится у власти в Сибири и Восточная Россия будет потеряна для Советской власти, то и в Западной России последняя будет до такой степени ослаблена, что вряд ли долго удержится, и ее наследником явится буржуазное правительство, которое и здесь также будет нуждаться в помощи извне».

Однако это интервью ни в «Daily News», ни в какой-либо другой английской газете не было опубликовано. Впервые оно с собственноручной припиской В. И. Ленина: «Подтверждаю, что я это действительно сказал в беседе с Рансомом и разрешаю печатать это» на русском (иллюстрация) и английском (в переводе) языках было опубликовано в 1932 году в книге: R. Н. Bruce Lockhart. «Memoirs of a british agent» (P. X. Брюс Локкарт. «Мемуары английского агента»). На машинописной копии текста интервью имеется надпись В. И. Ленина: «23/III дано Рансому»1.

Второй и третий раз В. И. Ленин встречался с Артуром Рансомом в феврале и марте 1919 года.

Время было трудное. Молодое Советское государство уже в течение двух лет продолжало вести борьбу против интервенции Антанты. Беседа Ленина с Рансомом в феврале 1919 года касалась многих вопросов: о мирных предложениях, которые в то время направило Советское правительство странам Антанты, о перспективах социалистического движения в капиталистических странах, о защите завоеваний социалистической революции. Эта встреча состоялась на следующий день после парада и празднества на Красной площади в честь создания III, Коммунистического Интернационала, на котором присутствовал Рансом. Он слушал доклад В. И. Ленина о буржуазной демократии и диктатуре пролетариата. Эти слова, разъяснил Ленин на конгрессе, «до сих пор... были... для масс латынью». Сейчас «эта латынь переведена на все современные языки...».

Рансом пишет, что в самом начале беседы Ленин полушутя, полусерьезно сказал:

— Я опасаюсь, чтобы джингоисты2  Англии и Франции не воспользовались вчерашней манифестацией, как предлогом для новых выступлений против нас. Они скажут: «Как можем мы оставить их в покое, когда они заняты тем, чтобы зажечь пожар во всем мире?» На это я ответил бы им: «Между нами война, господа! Вы сами во время войны пытались устроить революцию в Германии, а Германия делала все возможное, чтобы вызвать беспорядки в Ирландии и Индии. Теперь, когда мы воюем с вами, мы прибегаем к средствам, которые нам кажутся подходящими. Ведь мы сообщили вам, что мы согласны начать мирные переговоры».

Далее Ленин обратил внимание на необходимость установления мира с воюющими против Советской России странами и на ноту Советского правительства державам Антанты, которая была только что им послана. «...Самым быстрым средством восстановить нормальные условия жизни в России,— продолжал Ленин,— были бы мир и согласие с союзниками. Я уверен, что мы могли бы сговориться, если бы у них действительно было желание заключить с нами мир. Может быть, Англия и Америка пошли бы на это, если бы у них руки не были связаны Францией. Но интервенция широкого размаха вряд ли возможна в настоящее время. Согласие3  должно понять, что Россией нельзя управлять так, как управляют Индией, и что послать сюда войска это значит послать их в коммунистический университет».

Когда Рансом заговорил о большевистской пропаганде за границей, Ленин ответил так: «Скажите им, чтобы они выстроили китайскую стену вокруг каждого из их государств. У них есть свои границы, свои таможенные досмотрщики, своя береговая стража. Они могут, если пожелают, изгнать из своей страны всех большевиков. Революция не зависит от пропаганды. Если нет условий для революции, никакая пропаганда не ускорит ее и не сможет ей помешать». И далее Ленин подчеркнул: «...я убежден, что, если бы наша Советская Россия была бы поглощена морем или совершенно перестала бы существовать, революция продолжалась бы в остальной части Европы. Спрячьте Россию под воду на двадцать лет, и это ни в чем не изменило бы требований рабочих Англии».

В конце беседы, пишет Рансом, он спросил меня, приеду ли я еще раз в Россию, не хотел бы я тогда поехать в Киев, чтобы изучить там революцию, как я это сделал в Москве. Я ему ответил, что был бы очень огорчен, если бы мог подумать, что это мой последний приезд сюда, так как на второе место после своей страны я ставлю Россию. Он засмеялся и, желая сказать мне что-нибудь приятное, проговорил: «Хотя вы и англичанин, вам удалось более или менее понять сущность революции. Я буду рад опять встретиться с вами»4.

Под впечатлением бесед с В. И. Лениным 13 июля 1921 года А. Рансом поместил в газете «Манчестер гардиан» статью «Политика России на Востоке», имевшую большой резонанс не только в Англии, но и в других странах. В ней он писал, что по отношению к Востоку центральным оказалось то, что Октябрьская революция выдвинула во всей полноте колониальный вопрос, провозгласив принцип, который должен быть одинаково применен ко всем нациям. Этот принцип состоит в том, что всякая нация, как бы она ни была мала и слаба, имеет абсолютно неотъемлемое право распоряжаться своей судьбой по собственному усмотрению. Причем, сама Советская Россия подала в этом пример.

Вся система колоний, система сфер влияния, где та или иная чужеземная нация распоряжалась как хозяин в своем доме, была поколеблена в результате разоблачительных выступлений коммунистов.

«Сегодня националистический Восток взирает на Москву точно так же, как восставшие ирландцы взирали на Париж в 1891 году». Говоря словами эмира Афганистана, Восток взирает в данное время на Ленина как на «гуманного защитника цивилизации — да храни его Аллах».

Отказ от обычных побуждений управляющих внешними делами нации доставил России столь выгодное положение в вопросах восточной дипломатии, которое ни одно русское правительство не пожертвует в ближайшем будущем ради экономических интересов. Отказ от экономических интересов, то есть от грабительской политики империалистических держав, Рансом считал частью того багажа революции, который удержат ее наследники.

Революция 1917 года с самого своего начала сделала Восток союзником России. Советская политика, продолжал Рансом, отличается полной последовательностью с первых дней революции. Это является ударом по империализму. Простой факт, что великая страна Россия принимает такой принцип, говорилось в статье, и действует на основе его,— сильнее всякой агитационной пропаганды, ибо он внушает пассивному до этого времени Востоку, что его «крайние элементы были правы и что нет прямой причины, почему другим нациям не поступить точно так же».

Вместо лозунга «Разделяй и ты будешь властвовать!» они пишут: «Объединяй их, и они обретут свободу!» Этими словами Рансом заключает основные выводы своей статьи.

В октябре 1922 года А. Рансом, уже будучи корреспондентом английской газеты «The Manchester Guardian», специально вновь приехал в Россию, чтобы получить интервью у В. И. Ленина. 26 октября Рансому было предложено написать вопросы, на которые он хотел бы получить ответы. На следующий день, 27 октября, Рансом послал Ленину семь вопросов, касающихся нэпа и концессии Л. Уркарта5. В. И. Ленин из-за крайней занятости не смог сразу на них ответить. «Дни проходили за днями,— писал позже Рансом в газете «The Manchester Guardian»,— а мне не удавалось увидеть его и мне было сказано, что я не встречусь с Лениным до тех пор, пока он не напишет своих ответов, которые мне передаст при встрече. Я потерял надежду и приготовился выехать из России, получив уже визу и место в вагоне. Во время моего прощания с Чичериным он выразил большое удивление, что я еще не получил ответов, сказав, что ему известно, Ленин действительно пишет ответы и хотел меня видеть до отъезда.

После этого я отказался от заказанного места в вагоне и остался до следующего поезда, который отправлялся в понедельник».

3 ноября В. И. Ленин принял Рансома. Беседа шла вокруг последних событий — выборов в Англии, фашистском перевороте в Италии и главным образом вокруг вопросов, заданных Рансомом. Ленин сообщил, что он еще не на все вопросы написал ответы, но обещал закончить их к отъезду Рансома. В воскресенье, 5 ноября, Ленин закончил писать ответы на вопросы Рансома, а в понедельник, «как раз когда я укладывался, чтобы уехать из Москвы,— писал Рансом в корреспонденции в «The Manchester Guardian»,— мне сообщили по телефону, что ответы готовы. Я спешно отправился в Кремль и получил их как раз вовремя, чтобы захватить их с собой к поезду»6.

В интервью В. И. Ленин ответил на ряд вопросов о внутреннем положении Советской России, связанных главным образом с проведением новой экономической политики.

Вопросы Рансома, касающиеся усиления деятельности нэпманов, отражали надежды буржуазии Запада на «мирное» перерождение Советской России в капиталистическое государство.

В своем первом вопросе А. Рансом обратил внимание на то, что в Советской России, как ему показалось, идет громадное экономическое оживление, связанное с ростом торговли, нарождается новый торговый класс. Поэтому Рансома интересовало, проявляет ли и каким образом нэпман стремление быть политической силой? В. И. Ленин, вспомнив времена своего пребывания в начале века в Лондоне, ответил, что «обилие мелких торговцев и их оживленнейшая деятельность нисколько еще не свидетельствует об экономической большой силе класса, от которой можно и должно заключить к «политической силе»7.

Затем А. Рансом, развивая эту мысль, спросил В. И. Ленина, не приведет ли в Советской России экономическое усиление нэпманов к постоянному ослаблению государства?

В своем ответе Ленин сказал, что надо различать не производство от торговли, а производство в легкой индустрии и производство в тяжелой индустрии. Земля у нас в руках государства. Мелкие крестьяне, владеющие ею, превосходно доставляют налог. Промышленное производство, в отношении так называемой легкой индустрии, явно оживает, а оно часто находится либо в собственности государства под управлением его служащих, либо во владении арендаторов.

«Поэтому опасаться «постоянного ослабления государства» нет оснований»8.

Далее Рансом спросил: «Намекают, что будет сделана попытка (путем обложения) заставить нэпмана субсидировать производство. Я спрашиваю: не будет ли результатом этого только повышение цен, повышение прибыли нэпмана и, косвенно, необходимость поднятия заработной платы,— таким образом, возврат к прежнему положению?»

В. И. Ленин ответил на этот вопрос так: «В руках государства сотни миллионов пудов хлеба. При таких условиях ожидать, что налоги «только» повысят цены, нельзя. Налоги также дадут нам доход с нэпманов и с производителей на помощь промышленности, особенно на помощь тяжелой индустрии»9.

Следующий свой вопрос Рансом сформулировал так: «Если судить по обычным капиталистическим меркам, экономическое положение должно быть хуже. Если судить по коммунистическим меркам, положение тоже должно быть хуже (упадок тяжелой индустрии). Однако каждое лицо, кого я встречаю, соглашается, что положение его лучше, чем год тому назад. По-видимому, что-то происходит, чего не допускает ни капиталистическая, ни коммунистическая идеология... Я спрашиваю: разве невозможно, что мы идем не вперед, к новому благополучию, а возвращаемся назад, к старому положению?»

В. И. Ленин убедительно показал, что государственная власть находится в руках рабочих. «И шаг к стабилизации рубля, и оживление производства крестьянского и легкой индустрии, и начало прибылей Госбанка (то есть государства), все это есть плюс и с коммунистической точки зрения»10. Далее он подчеркнул, что «переход к коммунизму возможен и через государственный капитализм, если власть в государстве в руках рабочего класса...

Пойдем дальше. Не может ли быть, что мы идем назад к чему-то вроде «феодальной диктатуры»? Никак не может быть, ибо мы медленно, с перерывами, с шагами назад от времени до времени, поднимаемся по линии государственного капитализма. А это — линия, ведущая нас вперед, к социализму и к коммунизму (как высшей ступени социализма), а никоим образом не назад к феодализму.

Растет внешняя торговля; усиливается, хотя и с перерывами, стабилизация рубля; явный подъем промышленности и в Питере и в Москве; маленькое, очень маленькое начало подготовки средств государства для помощи тяжелой индустрии и так далее. Все это доказывает, что Россия идет вперед, а не назад...»11  На вопрос Рансома о циркулирующих в Москве слухах о том, что будет введена карточная система с полной реквизицией нэпманских складов, Ленин ответил, что это «чистые сказки. Ни о чем подобном мы и не помышляем.

Ничего подобного нельзя себе и представить в современной России. Это — слухи, пускаемые злостно людьми, которые очень злы на нас, но не очень умны»12.

Последний вопрос Рансома касался отклонения Совнаркомом концессионного договора с Уркартом. Ленин ответил, что концессию Уркарта мы не отклонили окончательно. «Мы отклонили ее только по указанной нами публично политической причине. Мы начали в нашей прессе открытое обсуждение всех за и всех против. И мы надеемся, что после этого обсуждения мы составим себе окончательное мнение и по политической и по экономической линиям»13.

Интервью на английском языке было 22 ноября 1922 года опубликовано в газете «The Manchester Guardian» № 23797. На русском языке впервые опубликовано в 1930 году во 2—3 изданиях Сочинений В. И. Ленина том XXVII.

Сохранился также «Второй (неоконченный)» вариант интервью Ленина Рансому. В нем В. И. Ленин разъясняет сущность новой экономической политики, которая состоит в том, «что пролетарское государство: во-первых, разрешило свободу торговли для мелких производителей, и, во-вторых, в том, что к средствам производства для крупного капитала пролетарское государство применяет целый ряд принципов того, что в капиталистической экономике называлось «государственным капитализмом»14.

Далее Ленин подчеркнул: «Я думаю, что «нэпман», который из этого сделает вывод о желательности для него стать политической силой, рискует не только ошибиться, но и стать предметом газетных насмешек за вульгарное понимание им марксизма»15.

В заключение Ленин, говоря о политической силе в России, подчеркнул, что «рабочие и крестьянство — вот основа политической силы в России. Во всех капиталистических странах крестьян грабят и помещики и капиталисты. Чем сознательнее становятся крестьяне, тем лучше они это понимают. Поэтому масса населения за «покупающими и продающими» нэпманами не пойдет»16.

А. Рансом также спрашивал В. И. Ленина, не будут ли налоги на «нэпманов» вести только к повышению заработной платы и цен, вместо того чтобы давать средства на производство?

— Нет,— ответил Ленин,— ибо в основе цен будет стоять хлеб. Некая часть его в руках государства, собрана в виде налога. Самостоятельного влияния на цены нэпман не сможет иметь, ибо он не производитель. Монополия внешней торговли, замечу кстати, поможет нам держать в руках нэпмана, ибо цены будут устанавливаться помимо него, ценой производства за границей плюс наша государственная надбавка, идущая на субсидию производства17.

В то время Советская Россия сражалась на фронтах гражданской войны и иностранной военной интервенции. Она была изолирована от остального мира стеной блокады лжи и клеветы буржуазной пропаганды. Книга Рансома сыграла свою роль в освещении действительного положения в молодой Советской республике, напрягавшей все свои силы в защиту завоеваний социалистической революции. В предисловии к своей книге А. Рансом писал: «Эта книга не ставит своей целью какую-либо пропаганду. Чтобы нападать на коммунизм или чтобы защищать его, надо обладать знанием политической экономии, которое одинаково требуется как с капиталистической, так и с социалистической точки зрения. На это я претендовать не могу...

Я сделал то, что было в моих силах. Я подошел к событиям так близко, как только это возможно было иностранцу и некоммунисту. Но никогда меня не оставляло горькое чувство, что возможность изучения, выпавшая на мою долю, была не использована и не могла быть мною предоставлена англичанину, которому соответствующие знания помогли бы больше ориентироваться в том, что происходит. Для такого человека было бы нетрудно воспользоваться всем выпавшим на мою долю, я же с большим трудом поборол первоначальное враждебное отношение ко мне как к газетному корреспонденту буржуазной прессы. Подобный человек получил бы в настоящее время разрешение жить в России, так как коммунисты иначе относятся к войне, чем это у нас принято... Я охотно рассказал бы о том, как зов революции был услышан такими людьми, как полковник Робинс и я, людьми, которые по происхождению и воспитанию стоят вдали от революционного и социалистического движения в своих собственных странах. Само собой разумеется, что никто из тех, кто, подобно нам, близко подошел к вождям революции, не может даже на минуту поверить, что люди эти — оплаченные агенты той власти, которая больше другой являлась олицетворением власти, за разрушение которой они боролись.

Мы хорошо поняли ту несправедливость, которая была нанесена этим людям, и потому взяли на себя их защиту. Но это не все, есть еще нечто большее, и это большее — сознание творческого духа Революции. В ней живет то, что отличает творца от рядового художника: творческая сила, до сих пор таившаяся в глубине сознания человечества».

Рансом заканчивает введение к книге словами, полными оптимизма и уверенности в необычайную жизнеспособность, которая была присуща стране, совершившей Великую революцию, присуща Москве, присуща нерушимо даже в такие мрачные дни, которые принесли народу лишения, разочарования, голод, нужду и войну, которую он не хотел. Но, прежде чем говорить о книге «Шесть недель в России», нельзя не сказать о написанном Рансомом в Советской России страстном памфлете, названном «Открытое письмо в Америку»18.

«Письмо» имело и второй заголовок — «В защиту России». Оно было опубликовано во многих английских и американских изданиях. Фактически «Письмо» является первой, вводной главой к «Шести неделям в России». В «Письме» Рансом называет политику английских и американских правящих кругов в отношении революции 1917 года «невероятным кошмаром слепого безрассудства», обвиняет правительства США и Англии в непонимании всей важности свершившегося. «Роль, которую сыграла Англия по отношению к Советской России в 1918 году,— писал Рансом,— изобилует ошибками, даже если смотреть на вещи с чисто эгоистической точки зрения прямой выгоды». Всем содержанием своего «Открытого письма в Америку» Рансом, выступая в «Письме» как друг революционной России, стремится помочь американцам и англичанам понять, что такое Советская власть, показать и убедить, что в России родились новая цивилизация, новое общество, новое мировоззрение, борющееся в невероятно трудных условиях английской и американской империалистической интервенции за свое существование.

 «Революция,— пишет Рансом,— проводит между людьми, в зависимости от их характеров, грань гораздо более резкую, чем война. Те, кого боги одарили своей любовью, следуя зову юности в сердце, радостно становятся на ее сторону... Другие, осторожные глупцы в своей дорого обходящейся мнимой мудрости, держатся в стороне...»

Отдавая дань уважения мужеству большевиков, открывших магистральный путь новой цивилизации, Рансом гневно и с возмущением пишет о тех «низких душах», кто создает «потоки грязной клеветы», обливающих новую Россию в Америке и Англии. «Но когда все будет кончено,— гласят заключительные строки «Письма»,— грязь исчезнет и эта страница будет бела, как ослепительно сверкающие на солнце снега России, которые я видел из своих окон в Петрограде».

Сам Рансом с сожалением говорит, что «Письмо» неполно, не вмещает всех тех мыслей, которые он хотел бы сказать. Объясняя читателю ситуацию, Рансом пишет: «Я пишу это «Письмо» так быстро, что едва не сломал перо, все время помня о том, что человек, который повезет его с собой в Америку, уезжает через несколько часов19. Поэтому мне не удалось сказать многое, что я намерен был сказать».

Рансом неоднократно дает читателю понять, что его «Открытое письмо в Америку» — только первый шаг к решению задачи, которую он поставил: «рассказать о построении социализма в России». «Это,— разъясняет он,— материал для многих писем...» Огромный материал, который он собрал в своих дневниках, находясь в революционной России, Рансом объединяет в книгу «Шесть недель в Советской России». Этой книги с нетерпением ждали все, кто хотел услышать правду о России, писал журнал «Либерейтор» в 1919 году. Ряд глав был предварительно опубликован в лондонском журнале «Нью Стейтсмен», нью-йоркском «Нью рипаблик», в газетах «Манчестер гардиан» и «Дейли ньюс». Впервые книга вышла в Нью-Йорке в июне 1919 года. А уже к началу 1920 года она была четырежды переиздана в Нью-Йорке и Лондоне. Американский издатель книги Рансома Б. Хьюбс в своей издательской рекламе, оповещая читателя о выходе книги, писал: «Книга Рансомасодержит такую глубокую, развернутую информацию о России, какой нет ни в одной написанной ранее книге. Автор прекрасно знает Россию. Он один из крупнейших английских писателей и в то же время честный и правдивый журналист.

Все им написанное, безусловно, заслуживает самого глубокого и полного доверия. Книга Рансома проникнута стремлением к всестороннему освещению действительности, показу широкого круга революционного творчества новой жизни в Советской России, является достоверным рассказом о том, как рождается новое общество, как живет советский народ, о чем он думает и как строит новую жизнь. Не случайно журнал «Либерейтор» поместил рецензию, озаглавив ее: «Эта книга необходима». «Прочитав ее,— писал «Либерейтор»,— неосведомленные получат полное представление о ее предмете, а тех, кто настроен враждебно, она сумеет переубедить». Высокая ценность книги определялась тем, что она была написана человеком с большим жизненным опытом, способным проникнуть в суть развернувшихся событий, стать их участником, умеющим взглянуть на них объективно.

 том резонансе, который вызвал выход книги, свидетельствуют высказывания газет и журналов различной политической ориентации. Так, филадельфийская «Пресс» называет книгу Рансома «самым захватывающим рассказом о России, какой когда-либо был написан очевидцем». «Бостон пост»: «Единственный полностью достоверный источник информации среди тумана». Газета «Нью-Йорк сан»: «Эта книга должна быть прочитана каждым, кто хочет знать, что происходит в самом деле в России при Советах». Обозреватель «Нью-Йорк трибюн»: «Вне всякого сомнения, самая интересная книга из всех, написанных на эту тему... Мы убеждены,— продолжал он,— что ни один американец, который хочет понять, что такое большевизм, не может обойтись без нее». Интересно обращение «Нью-Йорк трибюн» к председателю сенатской комиссии по расследованию антиамериканской деятельности Овермену: лишь после того, как Овермен прочтет произведение Рансома, он «имеет право есть и спать, не только что заниматься делами. Да и мистеру Вильсону20  весьма полезно было бы найти время, чтобы прочесть «Шесть недель в Советской России».

Приведенные отзывы говорят о том, что даже органы буржуазной печати, далеко не с симпатией относившиеся к Советской России, не смогли замолчать и опровергнуть тот бесспорный факт, что книга Рансома — увлекательное, правдивое, неприукрашенное повествование о претворении в жизнь грандиозных планов социальной реорганизации. Рансому удалось «раздвинуть завесу клеветы, окружающую большевиков», что было особенно важно «в дни, когда Россию пытались предать и оклеветать».

Однако хозяева буржуазной пропаганды сделали все, чтобы поставить преграды распространению книги. Несмотря на огромный успех, после 1919 года она ни разу не переиздавалась.

«Раз уж моей книге,— писал Рансом,— суждено быть правдивым отражением моих впечатлений, то все события, описанные в ней, будни, полные тяжелого труда, споры, ссоры, приятельские беседы, все происходившее со мной должно быть изображено на фоне той необыкновенной жизнеспособности, дух которой царит в Москве, несмотря на все выпавшие лишения, эпидемии, голод, войну...»

Во всем его повествовании, о чем бы ни писал Рансом, чувствуется творческий дух Октябрьской революции. Он сумел увидеть многое из того нового, что несет революция, понять целеустремленную деятельность Советского правительства по формированию нового человека, его внутреннего мира, его мировоззрения.

Центральное место в книге занимает описание встреч и бесед Ленина с Рансомом. Один из разделов так и озаглавлен: «Из моих бесед с Лениным». «Как бы ни думали о Владимире Ильиче Ульянове-Ленине его враги, но даже и они не могут отрицать, что он один из величайших людей нашего времени,— писал Рансом.— Поэтому излишне пояснять, почему я привожу отрывки из моего разговора с ним...»

В ходе беседы с Рансомом Ленин упомянул о значении теории для рабочего движения и особо подчеркнул, что английскому рабочему движению не хватает теоретиков. Почему Рансом упоминает об этом в своей книге? Как известно, в 1918 году Ленин вел бескомпромиссную борьбу против «теоретического опошления марксизма», представлявшего величайшую опасность для революций, назревавших в странах Западной Европы. Глубокое негодование у Ленина вызвали появившиеся тогда статьи Каутского против большевизма и особенно книга «О диктатуре пролетариата», в которых извращался марксизм. Ленин считал необходимым дать решительный отпор попыткам искажения и опошления марксизма. В 1918 году Ленин пишет труд «Пролетарская революция и ренегат Каутский», в котором разоблачает предательскую позицию Каутского, его теоретическую путаницу, мошеннические фальсификации и увертки, нагроможденные в книге.

Во время беседы говорилось и о фабианском движении — английской оппортунистической организации, проповедовавшей сотрудничество рабочего класса с буржуазией и мирный, постепенный переход от капитализма к социализму путем мелких реформ, и об участии в нем известного английского писателя и драматурга Бернарда Шоу. О Бернарде Шоу Ленин сказал: «Шоу — честный парень, попавший в среду фабианцев. Он гораздо левее, чем все, кто его окружает». Ленин дал резкую отповедь тем, кто пытался представить Шоу клоуном, сказав, что «в буржуазном государстве он, может быть, и клоун для мещанства, но в революции его не приняли бы за клоуна».

Рансом пишет, что, когда зашел разговор об известном английском общественном деятеле, реформисте Сиднее Веббе, В. И. Ленин спросил, сознательно ли работает Сидней Вебб в пользу капиталистов. И когда Рансом ответил, что он ничего подобного не делает, то Ленин заметил: «Тогда у него больше прилежания, чем разума. Вебб обладает безусловно огромными знаниями».

Касаясь развития рабочего движения, Ленин сказал, что, конечно, положение дел в Англии будет более трудное. Имущие классы, состоящие по большей части из купцов и промышленников, будут бороться до тех пор, пока рабочие не сломят их сопротивления.

Ленин заметил во время беседы, что никто не сможет удержать революции. Россия действительно была единственной страной, где должна начаться революция. И все же мы не одолели всех трудностей в отношении к крестьянству.

Он, пишет А. Рансом, сказал мне, что не думает, чтобы мне дали возможность в Англии писать правду о России, и привел в пример то, как заставили молчать полковника Робинса в Америке.

Я сказал, что дружелюбие Робинса по отношению к Советской России искренне, но что его симпатия — симпатия спортсмена, который умеет признавать и восторгаться смелостью и мужеством. Я привел слова Робинса: «Я не могу быть враждебным к ребенку, с которым я шесть месяцев прожил вместе. Но если бы в Америке началось большевистское движение, то я взял бы мою винтовку и стал бы бороться за его подавление». «Что же,— сказал Ленин,— он честный парень и видит дальше, чем другие. Я всегда к нему хорошо относился». Он расхохотался над словом «ребенок» и проговорил: «У этого ребенка были миллионы других людей, чтобы смотреть за ним!»

Описывая впечатление, которое на него произвел Ленин, Рансом подчеркнул: «Больше, чем когда-либо раньше, Ленин произвел на меня впечатление счастливого человека».

Возвращаясь обратно из Кремля, я старался припомнить человека, у которого был бы такой же темперамент и характер, проникнутый радостью... Он всегда готов каждому, кто его попросит, дать серьезный совет — такой серьезный и так глубоко продуманный, что он обязывает его приверженцев более, чем если бы это было приказание...

Он первый крупный вождь, который совершенно отрицает значение своей собственной личности. Личное тщеславие у него отсутствует. Более того, как марксист, он верит в массовое движение, которое с ним, без него ли все равно не остановится. У него глубокая вера в воодушевляющие народ стихийные силы, а его вера в самого себя состоит в том, что он в состоянии точно определить направление этих сил. Он думает, что ни один человек не может задержать революцию, которую он считает неизбежной...

Он абсолютно свободен, как ни один выдающийся человек до него. И не то, что он говорит, внушает доверие к нему, а та внутренняя свобода, которая в нем чувствуется, и самоотречение, которое бросается в глаза.

Согласно своей философии, он «ни одной минуты не допускает, чтобы ошибка одного человека могла испортить все дело. Сам он, по его мнению, только выразитель, а не причина всех происходящих событий, которые навеки будут связаны с его именем».

Артур Рансом был честным публицистом. Он стремился, чтобы на его родине была услышана правда о рождении нового, социалистического общества в России.

Примечания:

1 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 36, с. 126, 587.

2 Джингоисты — так называли английских воинствующих шовинистов.

3 Антанты

4 Во время беседы В. И. Ленин, узнав, что комиссар 1-го Дома Советов предложил Рансому в семидневный срок освободить занимаемую им комнату, написал распоряжение: «До получения телеграммы из Петрограда от Шелепиной о том, что Рансом проехал границу, прошу оставить комнату за ним. Председатель СНК В. Ульянов (Ленин). 7/III 1919». Эта маленькая деталь показывает отношение Ленина к иностранным журналистам.

5 Имеется в виду отклонение Совнаркомом договора, как явно невыгодного Советскому государству, о предоставлении концессии на разработку и добычу полезных ископаемых английскому промышленнику и финансисту Л. Уркарту, бывшему до Октябрьской революции председателем Русско-Азиатского объединенного общества и владельцем крупных горных предприятий в России (Кыштым, Риддер, Танамак, Экибастуз).

6 The Manchester Guardian, November, 22, 1922. В предыдущих изданиях Сочинений В. И. Ленина настоящее интервью датировалось между 6 и 12 ноября, так как считалось, что Рансом уехал из Москвы 13 ноября. Рансом же уехал 6 ноября. Об этом он сам писал в газете «Манчестер гардиан». Таким образом, интервью было написано между 27 октября и 5 ноября 1922 г.

7 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45, с. 259.

8 Там же, с. 261.

9 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45, с. 262.

10 Там же, с. 262—263.

11 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45, с. 263.

12 Там же, с. 264.

13 Там же.

14 Там же, с. 266.

15 Там же.

16 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45, с. 268.

17 Там же.

18 Алла Любарская в своей книге «Том с ленинской полки», изданной в 1981 г., на большом фактическом материале показала неразрывную идейную связь «Письма» и книги А. Рансома как единого целого. На русском языке письмо было опубликовано в газете «Известия» 27 августа 1967 г.

19 А. Рансом имеет в виду американца Раймонда Робинса, с которым подружился в России.

20 Вудро Вильсон — президент США в 1913—1920 гг.

 

МЫ — ХОЗЯЕВА ПОЛОЖЕНИЯ

Это интервью В. И. Ленин дал корреспонденту шведской газеты «Фолъкетс дагблад политикен» 20 января (2 февраля) 1918 года, опубликовано в ней 6 февраля 1918 года. На русском языке впервые напечатано в 1970 году в Ленинском сборнике XXXVII.

«Фолькетс дагблад политикен» («Ежедневная народная политическая газета») — газета шведских левых социал-демократов, образовавших в 1917 году Левую социал-демократическую партию Швеции; издавалась в Стокгольме с апреля 1917 года. До ноября 1917 года называлась «Политикен». В 1921 году Левая социал-демократическая партия Швеции вошла в Коминтерн и приняла название Коммунистической; газета стала ее органом. После раскола Коммунистической партии Швеции в октябре 1929 года газета перешла в руки правого крыла, и в мае 1943 года издание ее прекратилось.

 

Интервью, данное В. И. Лениным корреспонденту газеты «Фолькетс дагблад политикен» 20 января (2 февраля) 1918 года, представляет большой интерес. Ни имени корреспондента, ни условий, при которых было дано интервью, установить пока не удалось. Интервью было дано в период переговоров, которые вела молодая Советская республика с Германией в Брест-Литовске. В. И. Ленин высказал в нем некоторые соображения относительно хода этих переговоров. Так как переговоры все время затягиваются, значит, «наверняка, внутреннее положение в Германии является критическим. Возможно, что путем такого поведения хотят также повлиять на русских, но они ошибаются».

Характеризуя внутреннее положение страны, В. И. Ленин подчеркнул: «На Дону мы хозяева положения. Киев — наш. Только что получено сообщение, что Оренбург взят большевистскими войсками и что казаки под командованием генерала Дутова потерпели тяжелое поражение. 40 казачьих полков объявили Каледину войну. В один прекрасный день он, возможно, будет доставлен сюда как пленный.

В военном отношении мы имеем, таким образом, перевес повсюду в стране. Даже саботаж со стороны буржуазии отступает. Организация всех групп служащих только что решила начать переговоры со Смольным в целях возобновления работы на всех государственных предприятиях».

Далее Ленин сообщил корреспонденту о том, что возобновляется работа государственных предприятий, проводится работа по национализации средств производства, из Сибири в Москву прибыло два железнодорожных состава с зерном, рисом и другими продуктами. В интервью говорилось также о положении в странах, граничащих с Советской Россией. В Финляндии 14(27) января 1918 года началась рабочая революция. Тогда она шла на подъем и Ленин высказал свое удовлетворение по этому поводу.

Далее Ленин охарактеризовал положение в Румынии. Он обратил внимание на то, что из Румынии идут хорошие сообщения о происходивших там внутриполитических событиях. В заключение корреспондент спросил у В. И. Ленина о здоровье, Ленин ответил, что чувствует себя прекрасно, несмотря на огромное бремя работы, и мечтает об отдыхе хотя бы на полчаса.

В ленинском интервью откровенно рассказывалось об истинном положении дел в Советской России. Подобная правдивая информация для зарубежного читателя завоевывала новых союзников, служила действенным оружием в борьбе с враждебной антисоветской деятельностью буржуазной пропаганды.

 

Я НЕ МОГУ ВРАЖДЕБНО ОТНОСИТЬСЯ К МЛАДЕНЦУ, У КОЛЫБЕЛИ КОТОРОГО ПРОВЕЛ, БОДРСТВУЯ, ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ!

В. И. Ленин принимал Р. Робинса неоднократно в 1918 году.

Раймонд Робинс (1873—1954) — американский общественный деятель, юрист по образованию, бизнесмен. В 1917—1918 годах руководил американской миссией Красного Креста в России. Выступал за признание США Советской России и установление с ней дипломатических, экономических и культурных связей, за укрепление дружбы между народами США и СССР.

— Я не могу враждебно относиться к младенцу, у колыбели которого провел, бодрствуя, шесть месяцев — так ответил Раймонд Робинс своему другу, английскому журналисту А. Рансому, перед отъездом из Страны Советов в мае 1918 года на его вопрос: «С каким впечатлением вы расстаетесь с Советской Россией?»

В том, что Раймонд Робинс, бизнесмен, миллионер, стал другом Советской России и пронес эти дружеские чувства через всю жизнь, огромную роль сыграли его встречи с Владимиром Ильичем Лениным.

В Петроград Робинс прибыл в сентябре 1917 года как официальный представитель американского Красного Креста1  с целью оказания помощи народу России, а фактически как представитель американского посла Френсиса. Задачи его при этом не отличались от разведывательных, то есть его официальное положение — главы миссии Красного Креста — не соответствовало функциям, которые были фактически возложены на него.

После победы Октябрьской революции глава американской миссии Красного Креста полковник Раймонд Робинс оказался в числе иностранцев, оставленных капиталистическими государствами в Советской России с целью сбора информации и удержания ее в войне с Германией на стороне Антанты. Именно через Робинса посол США Д. Френсис в течение первых трех месяцев после победы Октября осуществлял полуофициальные контакты с Советским правительством. Известно, например, что Френсис поручил Робинсу передать Советскому правительству послание о том, что, если Россия будет продолжать «серьезно вести военные действия против Германии и ее союзников», он будет рекомендовать своему правительству «признание де-факто существующего правительства народных комиссаров».

Однако, выполняя функции представителя Красного Креста, Робинс, как человек деловой, увидел, что отношения между Советской Россией и Америкой могли бы быть полезными для обеих сторон. Уже 9 или 10 ноября 1917 года, то есть спустя несколько дней после победы Великого Октября, он обращается к наркому по иностранным делам с просьбой принять его. Его цель — выяснить, как относится Советское правительство к деятельности американской миссии Красного Креста, а также попытаться встретиться с главой первого рабочего правительства — В. И. Лениным.

Когда Советское правительство переехало в Москву и Наркоминдел разместился в гостинице «Метрополь», Робинс стал все чаще бывать у возглавившего НКИД после приезда из Лондона Г. В. Чичерина, с которым он обсуждал насущные политические проблемы. Нередко они вместе отправлялись к Ленину в Кремль. Многие недоумевали по поводу столь частых встреч Робинса с Лениным и Чичериным. Одни говорили, что он выполняет функции американского посла Френсиса, другие, ссылаясь на набожность Робинса, шутили, что он хочет примирить Коммунистический Манифест с Библией, а третьи объясняли это просто его интересом к главе первого рабочего правительства. Позднее американская пресса назвала Робинса «миллионером, который любит Ленина».

Ленин действительно встречался с Робинсом неоднократно и подолгу беседовал с ним. Нередко эти беседы были весьма продолжительными и касались самых разных тем: философии, религии, политики.

Что же привлекало Ленина в Робинсе? Советский писатель Савва Дангулов в своей книге «Пятнадцать дорог на Эгль» обстоятельно исследует этот вопрос. В далеком прошлом пролетарий, выходец из низов, бывший ковбой и фермер, собственными руками, с помощью кирки и лопаты, добывший себе состояние на золотых приисках Аляски, Робинс понимал нужды трудящихся, но видел свой идеал в американском буржуа — «друге рабочих» и верил в возможность улучшения капиталистической Америки путем реформ. Его гуманизм, пишет С. Дангулов, это «гуманизм человека, вышедшего из самых низов народа и понимающего, как этому народу худо. Скажу больше,— продолжает Дангулов,— у Робинса был комплекс вины перед собственным народом, и многие из его поступков будут выглядеть не столь неожиданно, если их рассмотреть в этом свете. Человек по сути своей честный и совестливый, он не мог примирить совесть с тем, что силой обстоятельств оказался с теми, кого разделяет с народом непроходимая пропасть. Поэтому многие из поступков Робинса были в сущности попыткой найти общий язык с собственным народом, а следовательно, и со своей совестью. Русская революция была одной из этих попыток... Главное, как мне кажется, что понял Ленин в Робинсе и что дало возможность Владимиру Ильичу найти с ним какое-то взаимопонимание, была эта особенность американца»2.

Под влиянием бесед с Лениным, в результате собственных глубоких и долгих раздумий этот миллионер с мозолистыми руками пришел к пониманию революции, ее идей и целей. И Ленин поверил в его честность и искренность.

Не случайно перед отъездом Робинса на родину в мае 1918 года Ленин передал ему «План развития экономических отношений между Советской страной и Соединенными Штатами Америки, разработанный Комиссией по внешней торговле при ВСНХ», доверив вести по этому вопросу переговоры с президентом США Вильсоном. В сопроводительном письме В. И. Ленин писал: «Я прилагаю при этом предварительный план наших экономических отношений с Америкой...

Я надеюсь, что этот предварительный план может оказаться полезным для Вас при Вашей беседе с американским министерством иностранных дел и американскими специалистами по экспорту. Примите мою глубокую благодарность, искренне Ваш Ленин»3.

Согласно этому плану, Советское правительство выражало готовность оплачивать товары, приобретенные в США, продуктами сельского хозяйства и добывающей промышленности, а также предоставить США, наравне с другими странами, концессии.

Миссия Р. Робинса в Советской России заканчивалась. 25 апреля 1918 года он написал В. И. Ленину письмо:

«Уважаемому Николаю Ленину, Председателю Совета Народных Комиссаров Российской Советской Федеративной Социалистической Республики.

Москва, Кремль

Дорогой г. Председатель,

Закончив распределение всего продовольствия и пособий, предназначенных Американским Красным Крестом в помощь русскому народу, я готовлюсь сейчас выехать из России в Соединенные Штаты через несколько дней.

Позвольте мне воспользоваться случаем, чтобы выразить свою искреннюю признательность за Ваше сотрудничество и любезность при осуществлении моей работы по линии Американской Миссии Красного Креста в России, а также твердую надежду, что Российская Советская Республика разовьется в прочную Демократическую Державу и что Ваша конечная цель — сделать Россию прочной экономической демократией — будет осуществлена.

Ваша пророческая проницательность и гениальное руководство позволили Советской власти укрепиться во всей России, и я уверен, что этот новый созидательный орган демократического образа жизни людей вдохновит и двинет вперед дело свободы во всем мире.

В течение пяти месяцев моим горячим желанием было принести пользу делу ознакомления американского народа с этой новой демократией, и я надеюсь продолжить усилия в этом направлении по возвращении на родину.

С признательностью, лучшими пожеланиями и глубоким уважением искренне Ваш Раймонд Робинс, подполковник, руководитель Американской Миссии Красного Креста»4.

30 апреля 1918 года В. И. Ленин направил Р. Робинсу ответное письмо: «Дорогой м-р Робинс, весьма благодарен Вам за Ваше письмо. Я уверен, что новая демократия, то есть пролетарская демократия, установится во всех странах и сокрушит все препятствия и империалистско-капиталистическую систему в Новом и в Старом свете.

С сердечным приветом и благодарностью

преданный Вам Ленин»5.

11 мая состоялась последняя личная беседа Р. Робинса с Владимиром Ильичем. Прощаясь, В. И. Ленин вручил Р. Робинсу на бланке «Председатель Совета Народных Комиссаров» мандат, предписывающий «оказывать всяческое содействие беспрепятственному и быстрейшему проезду из Москвы во Владивосток полковнику Робинсу»6. В то трудное время ленинский мандат был незаменимым документом, который облегчил Робинсу поездку от Москвы через Урал и Сибирь до Владивостока.

«Робинс благополучно добрался до Владивостока, затратив на это всего немногими часами больше, чем это потребовалось бы для путешествия по Транссибирской магистрали при старом режиме,— писал биограф Робинса Хард.— Он собственными глазами видел, как функционировала эта железная дорога при Керенском. Большевики сумели поставить дело лучше. Не было никакой суматохи. Управление осуществлялось энергичными людьми. Продовольствие можно было купить на любой станции. А самое главное, местные власти вовсе не находились в оппозиции к Ленину, как это было в отношении Керенского... Нигде ему не чинили препятствий.

По пути из Москвы во Владивосток Робинс пересек ряд провинций, находившихся под юрисдикцией различных территориальных Советов. Каждый раз после остановки на пограничной станции, разделяющей две провинции, в вагон, в котором ехал Робинс, поднимались комиссар и солдаты... Согласно версии бульварных экспертов, его должны были прикончить на месте при первой же такой встрече. Однако этого не случилось. Как обычно, Робинс предъявлял комиссару один и тот же документ. В окружении солдат комиссар садился и читал этот листок бумаги. Прочитав, он вставал, брал под козырек и говорил: «Благодарю вас, вы свободны, всего хорошего». Больше его Робинс не видел, и ни один вооруженный солдат после этого не появлялся в вагоне...

На Амуре, за четыре тысячи миль от того места, где можно было видеть солдат регулярной армии Ленина, имя Ленина звучало как пароль. Это было имя Революции, имя советской идеи, имя советской системы».

Вскоре пресса сообщила, что Робинс прибыл в Америку и добивается встречи с президентом США Вильсоном. Наконец ответ получен: «Президент отказался принять Робинса». Прошло еще немного времени, и Робинса вызвали на допрос в подкомитет сената США по юридическим вопросам во главе с сенатором Оверменом7. А затем по негласному указанию из Вашингтона печать начала кампанию клеветы против Робинса.

Шло время. Президентом стал Франклин Рузвельт. То, что Робинс не смог сказать Вильсону, он сказал Рузвельту: «Необходимо признать Советское правительство. И чем быстрее, тем лучше и для Америки, и для России».

Большую часть своей жизни, и особенно ее последние годы, Робинс провел в усадьбе Чинсгат во Флориде. И все это время он внимательно следил за тем, что происходит в Советской России. Об этом свидетельствует, в частности, переписка, которую Робинс вел со своим другом Альбертом Вильямсом в последние годы своей жизни. Она проникнута искренней симпатией к Советской России.

В одном из писем Робинс приглашает Вильямса приехать к нему в Чинсгат в трудное для Советской страны время, в 1942 году. «Потребность в этой встрече была тем большей,— пишет С. Дангулов,— что был апрель 1942 года- канун нового наступления немцев на Страну Советов. В самом этом факте сокрыт великий смысл: немцы грозят гибелью Стране Советов, и два человека, два старых человека, связанные узами бескорыстной привязанности к России и ее революции, встречаются в далекой Флориде. Конечно же, они понимали, что их встреча не окажет влияния на исход войны, но тревога за судьбу России так велика, что они не могут отказать себе в желании видеться»8.

В одном из писем Робинсу Альберт Вильямс спрашивает его: «...очень хочется знать, какие мысли у вас возникают при виде того, как советский малыш превращается в гиганта. Я испытываю большое желание поехать в Россию, и я уже почти решился на это, когда Уоллес пригласил меня сопровождать его. Но я был занят, пытаясь написать заново историю тех первых дней революции. Кроме того, меня просят выступить с лекциями. Почти на каждом собрании, когда я упоминаю Ваше имя, Ваши многочисленные друзья осаждают меня вопросами о Вас. Я рассказываю о той неделе, которую я провел в Вашем доме, о том, что, несмотря на недуг, Вы сохраняете всю свою прежнюю остроту ума и бодрость духа. И то, что мне говорили о Вас позже Франк Адам, Томас Ламонт и другие, подтверждает, что Вы и сегодня такой же...»

Ответное письмо Робинс начал словами: «Дорогой товарищ по Великой Советской Революции в Петрограде в ноябре 1917 года!

Лишь около недели назад я стал оправляться от болезни, которая сковала меня после смерти жены.

Я был душевно рад, получив Ваше великодушное письмо, полное глубокого сочувствия и понимания.

Я всегда буду рад получить от Вас весточку и хочу знать, как Вы живете и работаете.

Как Вы хорошо знаете, мой интерес к Советской России неизменен. Те из нас, кто был свидетелем этого Великого начинания, родившегося из самого огня Революции, хотя бы отчасти поняли, что такое свобода и свет, о котором мечтал Ленин.

С неизменным уважением и самыми лучшими пожеланиями

Искренне Ваш Раймонд Робинс»9.

О том, с какой искренней заинтересованностью Раймонд Робинс следил за успехами нашей страны, свидетельствует еще одно любопытное письмо, написанное им своей сестре Мери Драйер:

«...Скоро наступит двадцатая годовщина великой революции. Минуло уже два десятилетия, а ведь были мудрые мужи, которые предвещали ей прожить всего несколько недель и сколько раз уже заявляли о том, что она умерла... Если... война не наступит до того, как полетят снежинки, то Советы переживут этот век». Далее Робинс пишет о том, какой он представляет себе нашу страну: «Производство ради человека, а не ради прибылей; равные возможности каждому ребенку, родившемуся в этой стране; никакого расового антагонизма; никаких предрассудков относительно цвета кожи, никаких разделений на классы; никакой проституции на почве полового неравенства, нужды или страха; образование, доступное каждому ребенку: от детского сада до университета; никакой религиозной вражды; никакого ущемления или разделения на религиозной почве; научный и практический подход, применяемый ко всему жизненному укладу, труду и методам производства и в культуре; массовое машинное производство в промышленности и в сельском хозяйстве; торжество творческого разума во всех областях деятельности, замечательные достижения в области географических открытий последних лет... и завоевание Арктики». Через всю жизнь пронес Раймонд Робинс чувство дружбы и искренней симпатии к Советской стране, и огромная заслуга в этом, безусловно, принадлежит Владимиру Ильичу Ленину.

«Как все-таки благодарно было для новой России все то, что сделал Ленин, чтобы завоевать на сторону Октября симпатии честных людей зарубежного мира...— пишет С. Дангулов.— Сколько бессонных ночей провел он, сражаясь с Робинсом, именно сражаясь,— нелегко было убедить американца с доверием отнестись к революции и ее людям... И вот семена, брошенные щедрой Ильичевой рукой, взошли с такой, казалось бы, покоряющей силой, взошли там, где меньше всего можно было их ожидать»10.

Незадолго до смерти Робинс написал пророческие слова: «Ненависть к СССР со временем рассеется, как ночной кошмар, а экономическая и социальная свобода, провозглашенная великим Лениным, навеки останется достоянием России и всего мира».

В память о встречах с В. И. Лениным растет в далекой Америке, во Флориде, около дома Робинса, «дерево Ленина».

Примечания:

1 Американская миссия Красного Креста была направлена в Россию в июле 1917 г. Вначале ее возглавлял крупный американский финансист и бизнесмен У. Томпсон, а затем к началу Октябрьской революции — Р. Робинс.

2 Дангулов С. Пятнадцать дорог на Эгль. М., 1975, с. 190—191.

3 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 50, с. 74—75.

4 Документы внешней политики СССР, т. 1, с. 276.

5 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 50, с. 68.

6 Дангулов С. Пятнадцать дорог на Эгль, с. 199.

7 Этот подкомитет вошел в историю как «комиссия Овермена», созданная в сентябре 1918 г. для расследования антиамериканской деятельности со стороны Германии. 4 февраля 1919 г. сенат распространил компетенцию этого подкомитета и на Советскую Россию. В нем допрашивали всех, кто побывал в Советской России.

8 Дангулов С. Пятнадцать дорог на Эгль, с. 194.

9 Дангу лов С. Пятнадцать дорог на Эгль, с. 197—198.

10 Дангулов С. Пятнадцать дорог на Эгль, с. 201, 196.

 

ВЕЛИКИЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛИСТ

В. И. Ленин принимал Р. Майнора в апреле, 19 августа, не позднее ноября, 9 декабря 1918 года9 б июля и 3 декабря 1921 года.

Роберт Майнор (Д. Баллистер) (1884—1952) — американский журналист, художник, коммунист. Он неоднократно встречался с Лениным. Отказавшись во время первой мировой войны работать в буржуазных органах печати, Майнор уехал в Европу корреспондентом демократической прессы. До ноября 1918 года жил в Москве, участвовал в редактировании газеты «Колл», которая распространялась среди англо-американских интервенционистских войск. Затем жил в Германии, Франции. В 1920 году вернулся в США, вступил в коммунистическую партию и вскоре стал одним из ее руководителей. Был редактором центрального органа партии «Дейли уоркер», неоднократно арестовывался, находился в тюремном заключении.

 

Майнор впервые увидел Ленина весной 1918 года на одном из заседаний ВЦИК. Вот как он описывает свои впечатления от этой встречи: «Ленин — небольшого роста, очень скромный по виду — стоял в углу; одет он был необычайно просто: на голове у него было обыкновенное рабочее кепи, и он даже не был обут в высокие блестящие сапоги, которые тогда носили многие. Словом, Ленин никак не отвечал моему представлению о великом человеке. Я внимательно всмотрелся в него: уж не ошибся ли я...

Но нет, это был Ленин, которого я видел на снимках.

Несколько минут я предавался размышлениям о том, что это — вожди победоносной революции, гиганты, двигавшие величайшими событиями в истории человечества! Мои взоры то и дело возвращались к человеку в углу, который с кем-то разговаривал.

Я обратил внимание на подвижность его лица, на то, как оно менялось, когда он говорил и когда слушал. Мало- помалу он стал в центре моего внимания. Все остальное отодвинулось, растворилось. Не поняв ни единого слова из того, что говорилось в зале, я ушел, полный впечатлений только об одном человеке — о Ленине».

В апреле 1918 года, несмотря на огромную занятость, Ленин принял Майнора и имел с ним беседу. Владимир Ильич задал Майнору много вопросов о том, как рабочий класс и профсоюзы США относятся к Октябрьской революции.

Майнор рассказал Ленину, что передовые рабочие Америки с энтузиазмом воспринимают действия рабочих и моряков Петрограда. «Сам Ленин,— вспоминает Майнор,— говорил немного. Он умел всегда развязать язык собеседнику — сам же ограничивался тем, что слушал».

Затем разговор коснулся перспектив революции в Европе. Говорили и о недостатке надежной информации из-за границы и технических путях ее получения; Майнор был изумлен, что вождь мировой революции интересовался деталями этого дела.

Беседу Ленин начал по-русски. Но когда Майнор объяснил, что не говорит по-русски, Ленин сказал, что «он недостаточно хорошо знает английский, и мы некоторое время говорили по-французски, затем Ленин перешел на немецкий, а потом, к моему изумлению, продолжал на безукоризненном английском языке, не делая ни одной ошибки и лишь время от времени останавливаясь в поисках слова (все наши последующие беседы велись по-английски, и я не припоминаю у Ленина ни одной грамматической ошибки)».

Второй раз Майнор встретился с Лениным 19 августа 1918 года. Это было время, когда враги революции развязали белый террор.

«Едва поздоровавшись со мной,— вспоминает Майнор,— Ленин прямо задал мне вопрос:

— Каково ваше мнение о красном терроре?

Я ответил, что, по-моему, если не дать почувствовать буржуазии, что ее старания уничтожить революцию приведут ее к собственному физическому уничтожению, то революция действительно погибнет. На это Ленин ничего не ответил, но из того, как он ощупывал меня глазами, я почувствовал, что вопрос не был случайным».

Во время беседы речь шла также о предполагавшейся поездке Майнора и английского журналиста Прайса на Восточный фронт. Просьба их была удовлетворена, и они побывали там, разговаривали с солдатами непосредственно в окопах.

Однажды Майнор обратился к Ленину с запиской, в которой просил пересмотреть дело одного арестованного, бывшего чикагского швейника, некоего М. Черняка. «С этой запиской,— вспоминал Майнор,— я поспешил к Ленину. Один из секретарей взял у меня записку и вышел. Вскоре он вернулся и сказал, что товарищ Ленин сейчас на заседании Политбюро, выйти ко мне он не может, но внимательно прочел мою записку и не замедлит выполнить мою просьбу.

Поздно ночью нарочный постучался ко мне и вручил ответ Ленина: записку, написанную чернилами его рукой. Я тогда еще едва мог читать по-русски, но содержание ее навсегда врезалось мне в память:

«Товарищ Майнор! Я распорядился, как и обещал, о расследовании дела Ч. Выяснились такие факты: Ч. дезертировал со своего поста на фронте во время военных действий. Он похитил деньги, предназначенные для выдачи жалованья его полку. За такого человека я не могу хлопотать. Его надо расстрелять. Ленин».

К сожалению, оригинал записки не сохранился. Майнор при переходе советско-германского фронта вынужден был ее уничтожить вместе с другими документами.

3 декабря 1921 года В. И. Ленин принял Майнора как представителя Компартии Америки в ИККИ перед его отъездом из Москвы. Майнор пришел к Ленину с Д. Карром, который должен был заменить его в Исполнительном комитете Коммунистического Интернационала.

«Первый вопрос,— вспоминает Майнор,— с которым Ленин обратился к приведенному мною товарищу, был:

- Вы — американец?

- Да,— ответил товарищ.

- Американский американец? — переспросил товарищ Ленин.

- Да,— отвечал тот.

- Где вы родились? В Америке?

- Да.

- А ваш отец?

Услышав, что отец этого товарища был сыном европейского фермера, эмигрировавшего в Америку, товарищ Ленин протянул:

- А-а...— затем, насмешливо улыбаясь, он сказал: — А вот Майнор американский американец. Товарищ Майнор, ваш отец родился в Америке, и ваша мать тоже? Правда? — и продолжал:

- А ваши деды? С обеих сторон?

- Родились в Америке.

- Хорошо. Скажите, сколько поколений ваших близких родилось в Америке?

Я ответил, что мои предки жили в Америке задолго до революционной войны против Англии. Товарищ Ленин тотчас же спросил:

- А что они делали во время американской революции?

Я ответил, что, насколько я знаю, все участвовали в революции».

Во время встреч Ленина с Майнором обсуждались и многие другие вопросы: о рабочем движении и положении дел коммунистической партии в Америке, мировой политике, об издании в США работы В. И. Ленина «Новые данные о законах развития капитализма в земледелии» и многие другие.

Встречи и беседы с Лениным произвели на Майнора неизгладимое впечатление. Его поражали огромная осведомленность Ленина о положении дел в других странах, его интерес к жизни и борьбе трудящихся, забота о развитии рабочего и коммунистического движения, то, что он придавал такое значение распространению правдивой, революционной информации о Советской России и оперативному получению объективной информации о зарубежных странах, вникал во все детали. Позднее Майнор писал: «Ленин был не только русским. Для передовой Англии он был англичанином, для истинной Франции — французом, для народной Германии — немцем, а мы, мы тоже претендуем на то, что этот великий интернационалист неотделим от наших собственных Соединенных Штатов Америки».

 

Joomla templates by a4joomla