2. Революционный марксизм, научный социализм.
Чтение «Капитала», с которым познакомил Владимира Ильича его брат Александр, оказало на него решающее влияние. Он обдумывал этот труд не в тиши уютного кабинета, а на самих фабриках, в тесном общении с рабочими. С ранних лет он питал отвращение к философам, метафизикам, идеалистам, которые даже в XX веке все еще преклоняются перед туманным, устарелым мистицизмом, перед своего рода стыдливо маскируемой религией, как бы громко ни претендовали они на почетное звание «рационалистов».
Эксплоатация рабочих, с которыми обращаются как с рабами и вьючными животными; соревнование между капиталистами, вызывающее анархию производства; конкуренция между крупными заводчиками и фабрикантами различных стран, отделяющая экономическими барьерами одни государства от других; возникающее на почве экономических интересов стремление к расширению колониальных владений, являющееся источником военных столкновений; все более тесное сплетение политических и финансовых проблем; наконец, капиталистическое господство, которое ради достижения своих целей пользуется прессой, парламентом, дипломатией, правосудием и просвещением — все это было ясно для Владимира Ильича, которого никогда не могла одурачить фразеология, лицемерно скрывающая действительное положение вещей.
Выход из кризиса может быть найден только путем организации общественного порядка, основанного на новой форме производства, упраздняющего прибавочную ценность и капиталистическую прибыль. Новый экономический строй может существовать только при условии прочной охраны его интересов. Отсюда вытекает необходимость захвата государственной власти и установления на известный — ограниченный — период диктатуры пролетариата. И после того как постепенно исчезнут классовые перегородки, останется только один класс: класс действительно трудящихся, класс создающих материальные ценности. В ближайшее же время необходимо сорганизовать, воспитать и затем повести в наступление пролетариат — эту движущую силу общества. Впрочем, указанный исторический процесс облегчается классовой борьбой, вызванной условиями капиталистического строя. Классовая борьба не теория, а действительно существующий факт.
Создающие, производящие трудящиеся составляют большинство. И, тем не менее, вместо того, чтобы быть хозяевами положения, они подчинены господству меньшинства. Либералы, стремящиеся к примирению труда с капиталом, указывают на то, что во всех конституционно-демократических странах, т.-е. в большинстве государств Европы, эти якобы порабощенные группы населения имеют в своем распоряжении парламент и печать. В тот день, — уверяют они, — когда представители пролетариата окажутся в парламенте в большинстве, они смогут изменить основные законы и ввести пропагандируемый ими строй. Зачем же прибегать к насилию и крайним средствам? Прекрасно, — отвечают им на это марксисты, — предположим, что в какой-нибудь стране выборы дадут большинство в парламенте революционерам; тогда правящая власть немедленно распустит парламент и драконовскими мерами воспрепятствует образованию социалистического правительства. Притом, все это, ведь, гипотеза, — значительная часть рабочих одурманена капиталистической школой и печатью, являющимися в руках буржуазии орудием порабощения пролетариата. Не человек создает среду, а среда — человека; поэтому ее надо изменить.
Временно можно использовать то, что предоставляет буржуазия: некоторые «гражданские свободы», парламент, профсоюзы и т. д.; но, повторяем, совершенно утопична вера в то, что можно установить коллективную систему государственного управления, рациональную систему производства, обмена и потребления с помощью конституций и допускаемых ими «законных» средств. Единственный исход, это — прибегнуть к насилию.
Война не должна ослабить классовую борьбу, а наоборот, должна ее усилить. Не может быть речи о гражданском мире, о перемирии между партиями; нет никакого различия между войной оборонительной и наступательной. Войну открыто предсказывали, на многих международных конгрессах, и империалистический ее характер был вне сомнений с самого ее начала. Еще Клаузевиц1 говорил: «Война есть продолжение политики иными (именно: насильственными) средствами».
«Примените этот взгляд к теперешней войне» (1914 г.), — писали Ленин и Зиновьев в 1915 г., — «вы увидите, что в течение десятилетий, почти полувека, правительства и господствующие классы и Англии, и Франции, и Германии, и Италии, и Австрии, и России вели политику грабежа колоний, угнетения других наций, подавления рабочего движения. Именно такая политика, только такая, продолжается в теперешней войне. В частности, и в Австрии, и в России политика как мирного, так и военного времени состоит в порабощении наций, а не в освобождении их. Наоборот, в Китае, Персии, Индии и других зависимых странах мы видим в течение последних десятилетий политику пробуждения к национальной жизни десятков и сотен миллионов людей, освобождения их от гнета реакционных «великих» держав2.
В большинстве крупных государств, участвовавших в войне, социал-демократы поддерживали гражданский мир и одобряли политику своих правительств. Французы защищали республику и демократию против германского империализма и милитаризма. Немцы защищали свое отечество против союзницы Франции — царской России, причем ссылались на неправильные цитаты из трудов Энгельса. Особенно немецкие социал-демократы, вполне признавая, что Маркс и Энгельс отвергали войну, указывали на то, будто оба неоднократно высказывались в пользу одного из воюющих государств.
«Ученые дураки и старые бабы из II Интернационала», — пишет Ленин, — «которые пренебрежительно и высокомерно морщили нос по поводу обилия «фракций» в русском социализме и ожесточенности борьбы между ними, не сумели, когда война отняла хваленую «легальность» во всех передовых странах, организовать даже приблизительно такого свободного (нелегального) обмена взглядов и такой свободной (нелегальной) выработки правильных взглядов, какие организовали русские революционеры в Швейцарии и в ряде других стран. Именно поэтому и прямые социал-патриоты, и «каутскианцы» всех стран оказались худшими предателями пролетариата. А если большевизм сумел победить в 1917 — 1920 годах, то одной из основных причин этой победы является то, что большевизм еще с конца 1914 года беспощадно разоблачал гнусность, мерзость и подлость социал-шовинизма и каутскианства (которому соответствует лонгетизм во Франции, взгляды вождей независимой рабочей партии и фабианцев — в Англии, Турати — в Италии и т. д.); массы же потом на собственном опыте все более убеждались в правильности взглядов большевиков»3.
В ответ на ложную аргументацию социал-демократов, Ленин ссылается на постановления конгрессов в Штутгарте, Копенгагене и Базеле и заявляет, что империалистическая война должна быть превращена в гражданскую войну в целях свержения капиталистического строя и организации рабочей власти. Социалисты должны бороться против собственного правительства.
Ныне соотношение сил уже не то, что в 1914 г.; уже 5 лет существует социалистическое правительство, и тем самым поставлен вопрос, какую позицию должен занять пролетариат в случае новой мировой войны, размеры которой будут несравненно большие, чем восемь лет тому назад. Ленин и Бухарин защищали совершенно новую точку зрения, учитывающую реальные события и историческое развитие. Как истинные марксисты, они подчиняют тактику событиям. Для Ленина марксизм не голая теория, с годами теряющая свое значение, а наука, подобная биологии, нечто живое по самому существу своему, организм, протоплазма, постоянно видоизменяющаяся под влиянием среды и фактических условий. От Карла Маркса Ленин унаследовал дух, руководящие идеи, сокровенную сущность и диалектику его трудов, но отнюдь не отвлеченные формулы, которые можно было бы смело применить в любое время и при любых обстоятельствах.
Часто не без иронии указывали на то, что почти все группировки, ведущие теперь ожесточенную борьбу между собой, ссылаются на Карла Маркса. Как те, так и другие цитируют «Капитал», подобно тому, как когда-то представители различных сект ссылались на библию. Но это только так кажется, ибо одни — революционные марксисты, другие же, скрываясь под марксистской личиной, ограничиваются тем, что проповедуют с кафедры академический социализм. Они в восторге от положения вещей в настоящее время.
Теоретик Эдуард Берт в предисловии к новому изданию своих «Новых воззрений социализма» пишет:
«Мир ныне делится на большевиков и анти-большевиков. Можно даже сказать, что вообще теперь существуют только эти две партии; и если я говорю «мир», то имею в виду при этом и социалистический мир, ибо мы видим, что и он в данном случае раскололся, как и все остальное человечество, причем весьма симптоматично, поучительно и поразительно следующее: мы обнаруживаем тот же взгляд на большевизм, как и на революционный синдикализм; ортодоксальные марксисты (во Франции гэдисты, в Германии каутскианцы, в России плехановцы) и анархисты-индивидуалисты (группа «Либертэр» во Франции и Кропоткина в России) выказывают по отношению к большевикам то же непонимание и ту же ненависть, как прежде — к революционным синдикалистам. Последние же, напротив, совершенно инстинктивно питают к большевикам очень глубокие симпатии, хотя, может быть, и не всегда, разделяют полностью их учение.
Что можно сказать по этому поводу? И что такое, в сущности, большевизм? Является ли он, в действительности, «новым воззрением» социализма? Или просто-напросто его «ренессансом» (возрождением)?»
На самом деле, оба течения разошлись еще до большевистской революции. Ленин, как мы видели, занял вполне определенную позицию. Бернштейн был главою ревизионизма, который приобрел много сторонников вне Германии — среди них был и великий Жорес.
За несколько лет до войны, приблизительно в 1912 г., Каутский, выступивший против Бернштейна (который в ответ выпустил новую книгу), отделился от Меринга и Розы Люксембург, отказался от своего активного радикализма и стал на сторону пассивного радикализма — так окрестил и определил это течение Паннекук. Под влиянием Каутского во время войны образовалась оппозиция, состоявшая из самых различных элементов: сюда входили и революционные марксисты, и двусмысленные лассалианцы, и либеральные республиканцы, и толстовские пацифисты. В ходе событий эта оппозиция раскололась, и ныне, в рядах старой германской социал-демократической партии мы видим Каутского и Берншейна, объединившихся на почве антимарксизма и каких-то закоснелых и странных симпатий к Антанте, — симпатий, которые довели их чуть ли не до оправдания позорного версальского мира. Ленш4 был более последователен, чем ревизионистские и пацифистские марксисты. Во время самой войны он открыто формулировал свой социал-империализм и занял место на крайнем правом фланге с.-д. партии, в то время как голландец Герман Гортер5 оказался на крайнем левом.
Что касается переводчика и популяризатора сочинений Карла Маркса — Плеханова, — который в 1882 г. издал перевод «Коммунистического Манифеста» с предисловием Маркса и Энгельса, то и он нападал на Бернштейна; но после раскола 1903 г. он стал на сторону меньшевиков и сделался ярым последователем того направления, которое Ленин называет «струвистским» и «брентанистским», и которое, следуя учению русского экономиста Струве и немецкого — Брентано, проповедует легальный весьма умеренный марксизм, признающий классовую борьбу, но останавливающийся, однако, перед революцией.
Против Каутского, радикала, ставшего реформистом, Ленин выступил с той же резкостью в выражениях, как и в своем знаменитом споре с народовольцами, эс-эрами, легальными марксистами и меньшевиками. Каутский, по его мнению, — «ренегат», «фальсификатор», «обманщик», «предатель», «Иуда»; это значит, что Каутского, Плеханова и Мартова Ленин не только не считает марксистами, но видит в них злейших врагов рабочего движения. Борьба между Лениным и Каутским — олицетворение борьбы между революционным марксизмом и легальным марксизмом, или реформизмом. На практике революционный марксизм принимал форму диктатуры пролетариата, легальный же марксизм — буржуазной демократии.
Примечание:
1 Клаузевиц (1783 — 1831) — известный военный писатель, автор классического сочинения «Уот Kriege» («О войне»). (Прим, перев.)
2 Г. Зиновьев и Н. Ленин. «Социализм и война». Петроград. 1918 г., стр. 10.
3 Н. Ленин. «Детская болезнь «левизны» в коммунизме». Собр. соч., т. XVII, стр. 122 — 123.
4 Ленш был в свое время видным членом левого крыла германской социал-демократии; издавал, совместно с Мерингом, «Лейпцигер Фольксцейтунг» (Лейпцигскую Народную Газету). Война сделала его социал-шовинистом. (Прим, перев.).
5 Гортер — видный представитель левого крыла голландской с,-д. партии; один из лидеров Германской Коммунистической Рабочей Партии. (Прим, перев,).