Тайный союзник - 2. Ленин: ... все мои помыслы о революции...

2. Ленин: «... все мои помыслы о революции...»

«Мы сегодня в Цюрихе в ажитации, — писал Ленин 15 марта 1917 г. И. Ф. Арманд, — от 15.III есть телеграмма в “Ztircher Post” и в “Neus Ziircher Zeitung”, что в России 14.111 победила революция в Питере после 3-дневной борьбы, что у власти 12 членов Думы, а министры все арестованы. Коли не врут немцы, так правда. Что Россия была последние дни накануне революции, это несомненно, я вне себя, что не могу поехать в Скандинавию!! Не прощу себе, что не рискнул ехать в 1915 г.!»¹. Для проницательного политика, посвятившего делу революции всю свою сознательную жизнь, было, конечно, обидно, что о победе Февральской революции он узнал «от немцев». Ведь это он 25 июля 1914 г., после того, как Австро-Венгрия предъявила Сербии ультиматум, но Первая мировая война еще не началась, написал все той же И. Ф. Арманд письмо, которое, начиналось провидческой фразой: «Мой дорогой, очень дорогой друг, все мои помыслы о революции, которая начинается в России!»².

Война застала Ленина в польской горной деревушке Поронино и сразу же обернулась для него как иностранца крупными неприятностями и переживаниями. «Для местных властей Ленин был весьма подозрительной фигурой, — пишет в связи с этим английский биограф Ленина профессор Оксфордского университета Роберт Сервис. — Он проживал в нескольких милях от российской границы, регулярно посещал пограничные почтовые отделения, вел активную переписку с Петербургом, принимал в своем доме российских политических деятелей, бродил по горам в окрестностях Закопане и расспрашивал местных жителей о ценах на жилье, климате, этническом составе населения и маршрутах кратчайшего проезда от одной деревни до другой»³. 7 августа 1914 г. на его квартире был произведен обыск, в ходе которого жандарм забрал все ленинские материалы, в том числе рукопись по аграрному вопросу, приняв содержавшиеся в ней статистические таблицы за шифрованные записи. Самому Ленину было предписано явиться на следующий день в расположенный неподалеку городок Новый Тарг на допрос. Понимая всю серьезность своего положения, Ленин в тот же день направляет телеграмму директору полиции Кракова: «Здешняя полиция подозревает меня в шпионаже. Жил два года в Кракове, в Звежинце и ул. Любомирского. Лично давал сведения комиссару полиции в Звежинце. Я эмигрант, социал-демократ. Прошу телеграфировать Поронин и старосте Новый Тарг во избежание недоразумения. Ульянов»⁴. Тем не менее по прибытии в Новый Тарг лидер большевиков был арестован и посажен в тюрьму. Пришлось обращаться через Я. С. Ганецкого за срочной помощью к лидеру австрийских социал-демократов Виктору Адлеру, который был членом австрийского парламента. Ходатайствуя в Вене перед министром внутренних дел Австрии об освобождении Ленина, Адлер пояснял: «Ульянов — решительный противник царизма — посвятил всю свою жизнь борьбе против русских властей и, если бы он появился в России, с ним поступили бы по всей строгости и, возможно, казнили бы»⁵. 19 августа Ленин был освобожден из тюрьмы, а спустя несколько дней в краковскую полицию пришла телефонограмма из Министерства внутренних дел в Вене: «По мнению д-ра Адлера, Ульянов смог бы оказать большие услуги при настоящих условиях»⁶.

Обстоятельства вызволения Ленина из тюрьмы в Новом Тарге и отъезда в Швейцарию давно описаны в воспоминаниях Н. К. Крупской, С. Я. Ганецкого, С. Ю. Багоцкого, Ф.Платтена и др. Все они подчеркивали, что главную роль в освобождении Ленина сыграл Виктор Адлер. Но в последние годы это оспорил А. А. Арутюнов. «Должен сказать, что патриот своей страны

В. Адлер, — пишет он, — советуя властям использовать Ленина в качестве агента в борьбе против Антанты, не подозревал, что план вербовки Ленина давно был разработан австро-германскими спецслужбами, и он уже находился в стадии реализации. Я более чем уверен, что, находясь в безвыходном положении, Ленин в стенах тюрьмы Нового Тарга дал согласие на сотрудничество с австрогерманскими спецслужбами»⁷. Увы, эта уверенность основана на произвольном толковании уже известных фактов и выглядит скорее как самоуверенность «известного ученого-историка», который считает себя едва не самым авторитетным «специалистом по Ленину». А спас вождя большевиков, оказывается, Ганецкий, которому, как «склонен думать» Арутюнов, «принадлежала идея вербовки Ленина в агентурную сеть германского Генштаба в качестве резидента»⁸. «Новатор-историк» и здесь сказал свое новое слово, повысив статус Ленина в германской разведке до «резидента», видимо, для того, чтобы больше платить. Примерно таким же образом, т. е. бездоказательно, «завербовал» Арутюнов и самого Ганецкого, о чем уже шла речь в первой главе в связи с так называемыми документами российской контрразведки.

И все же выбраться из злополучного Поронина и получить разрешение на проезд с семьей из Кракова через Вену в нейтральную Швейцарию Ленину удалось с помощью В. Адлера. 5 сентября 1914 г. он уже послал из Цюриха В. Адлеру «наилучшие приветы и наилучшую благодарность»⁹. Теперь можно было заняться судьбами мировой революции и разрабатывать тактику по отношению к империалистической войне. Правда, и здесь Ленин не чувствует себя в полной безопасности. В октябре 1914 г. он писал В. А. Карпинскому: «Есть все основания ждать, что швейцарская полиция и военные власти (по первому жесту послов русского или французского и т. п.) учинят военный суд или высылку за нарушение нейтралитета и т. п. Посему не пишите прямо в письмах ничего. Если надо что-либо сообщить, пишите химией»¹⁰.

Приехав в Берн, Ленин решает здесь обосноваться. «Остаемся в Берне, — пишет он в конце сентября 1914 г. И. Ф. Арманд. — Маленький скучный городишко, но... лучше Галиции все же и лучшего нет!! Ничего. Приспособимся»¹¹. В первые же дни после своего приезда в Берн Ленин организовал совещание местной группы большевиков, на котором выступил с докладом об отношении к начавшейся войне. Весь пафос его доклада был направлен против вождей европейской социал-демократии, вставших с началом войны на позиции гражданского мира и поддержки своих правительств. Вождя большевиков особенно огорчала и возмущала позиция самой влиятельной социал-демократической партии — германской, представители которой в рейхстаге голосовали вместе со всеми депутатами за предоставление кайзеровскому правительству пятимиллиардного военного займа. Объясняя, почему вожди европейских социалистов должны не защищать «свою буржуазию», а разоблачать ее «подлости», Ленин аргументировал: «Ибо везде буржуазия и империалисты, везде подлая подготовка бойни: если особенно подлый и варварский русский царизм (более всех реакционен), то и немецкий империализм тоже монархический... ». Окончательно свою точку зрения по этому вопросу вождь большевиков сформулировал в написанном им манифесте «Война и российская социал-демократия», который был напечатан 1 ноября 1914 г. в газете «Социал-демократ». В этом документе содержались два главных положения, которые глубоко размежевали большевиков и европейских социалистов. Во-первых, в манифесте подчеркивалось, что для русских социал-демократов «не может подлежать сомнению, что с точки зрения рабочего класса и трудящихся масс всех народов России наименьшим злом было бы поражение царской монархии, самого реакционного и варварского правительства...». Во- вторых, в нем выдвигался «единственно правильный пролетарский лозунг» — «превращение современной империалистической войны в гражданскую войну»¹².

Выли ли эти лозунги выражением взглядов революционного сектанства, как утверждают одни, или они отражали реальную и возможную перспективу развития событий, как полагают другие? Отвечая на эти вопросы, необходимо принять во внимание, что Первая мировая война знаменовала собой глубокий экономический, политический и духовный кризис общества, поставила под сомнение само существование капитализма, придав революционерам вполне реальные надежды если не на его уничтожение, то, по крайней мере, на его радикальное обновление. «Ретроспективно оценивая шансы революционеров и реформаторов в 1914-1918 гг., — пишет в связи с этим видный отечественный историк С. В. Тютюкин, — следует подчеркнуть, что сложившаяся тогда в мире ситуация была крайне противоречивой. С одной стороны, война привела к грандиозной вспышке национализма и шовинизма, которая развела народы по их национальным квартирам, заслонила на время классовые антагонизмы, подняла на щит идею гражданского мира во имя победы над внешним врагом. С другой — та же война, оказавшаяся на редкость затяжной, изнурительной и кровопролитной, создала в массах совершенно новую психологию военного коммунизма с присущими ей настроениями максимализма, нетерпения, всеобщего уравнительства, ориентацией на насилие и прямое революционное действие. Так создавалась мощная социально-психологическая база того нового, коммунистического течения, которое стало складываться в условиях войны в ряде социалистических партий, в первую очередь в РСДРП»¹³.

Катализатором этого «нового, коммунистического течения» стал Ленин, развернувший в Швейцарии кипучую деятельность по разъяснению и утверждению своих взглядов на войну, по сплочению большевистских групп за границей. Он оппонирует в Лозанне занимавшему оборонческие позиции Г. В. Плеханову, выступает со своим рефератом о войне в Женеве, Кларане, Цюрихе и Берне, организует Бернскую конференцию заграничных секций РСДРП, участвует в работе Циммервальдской конференции социалистов- интернационалистов, содействуя выделению из нее так называемой «Циммервальдской левой». «Эрудиция, внутренняя напряженность и фанатизм Ленина часто гипнотизировали окружающих, — писал американский биограф вождя большевиков Луис Фишер. — Суровый образ жизни, целеустремленность и сокрушительная полемическая мощь поднимали ему авторитет»¹⁴. Однако здесь уместно заметить, что этот авторитет не был абсолютным и безраздельным. В январе 1915 г. находившийся также в Швейцарии Н. И. Бухарин предложил Ленину скорректировать его лозунг поражения «своего» правительства в империалистической войне, который при желании мог быть истолкован как призыв к оказанию практической помощи Германии. Лозунг поражения задевал патриотические чувства и потому не воспринимался не только широкими массами, но и многими революционерами, для которых был неприемлем путь к революции, идущий через национальное унижение, как результат поражения в войне. Вместе с тем Бухарин и тогда признавал, что «позиция Ильича (и ЦК вообще) есть самая правильная из всех имеющихся социал-демократических направлений¹⁵. Что же касается самого Ленина, то он был нетерпим к тем, кто с ним не соглашался или колебался. Когда осенью 1915 г. переехавшие в Христианию (Осло) Г. Л. Пятаков, Е. Б. Бош и Н. И. Бухарин выступили в присланных в редакцию «Социал-демократа» тезисах «О лозунге права наций на самоопределение» против параграфа 9 программы РСДРП о праве наций на самоопределение, Ленин реагировал самым решительным образом. В письме авторам этих тезисов он заявил: «Сотрудничать мы не можем и будем вынуждены бороться против него, ибо Ваше отношение к программе партии (§9) считаем не только неправильным и вредным, но и несерьезным»¹⁶. В переписке с «товарищами по партии» Ленин неоднократно резко отзывается о «шатаниях Бухарина»¹⁷. Тем не менее следует признать, что молодого Бухарина, которому тогда было 28 лет, Ленин все же выделял и вынужден был направлять ему «мягкие письма». В письме от 14 декабря 1916 г. он писал: «Что Вас мы высоко ценили всегда и месяцы, и месяцы переписывались детально, указывая с весны 1915 г., что по вопросу о программе-минимум и демократии у Вас шатания,— это Вы знаете»¹⁸.

Для ведения организационной и пропагандистской работы по сплочению своих сторонников Ленину были нужны деньги, а их, судя по переписке, было в обрез. Партийный фонд, состоявший из остатков полученной большевиками части наследства Н. П. Шмита и небольших поступлений от эмигрантов и им сочувствующих, едва обеспечивал издание газеты «Социал-демократ» и ряда сборников и брошюр, в том числе Ленина и Зиновьева «Социализм и война (Отношение РСДРП к войне)». В связи с этой брошюрой, вышедшей в Женеве тиражом в 2 тыс. экземпляров, Ленин обращается к Г. Л. Шкловскому: «Хорошо бы 2-е издание двинуть, пока набор лежит, но мы без денег» и далее его наставляет: «Денег больше не расходуйте ни копейки. Никому не давайте»¹⁹. Обращаясь в октябре 1914 г. к В. А. Карпинскому в Женеве с просьбой о содействии в издании тезисов «Задачи революционной социал-демократии в европейской войне», Ленин делает приписку: «Деньги на издание найдем. Пишите только заранее, сколько надо, ибо денег очень мало. Нельзя ли 170 frs. от КЗО (Комитет заграничных организаций. — Г. С.) употребить на сие?»²⁰. Позднее Ленин обращается к секретарю парижской секции большевиков Г. Я. Беленькому с просьбой сообщить, сколько денег он может прислать своим товарищам в Цюрих²¹. Распоряжаясь партийными средствами, Ленин не терпел, чтобы его соратники проявляли здесь какую-либо самостоятельность, а сам всегда выступал от имени партии. Отвечая в апреле 1916 г. Г. Л. Пятакову, Е. Б. Бош и Н. И. Бухарину в связи с возникшими в редакции журнала «Коммунист» разногласиями, Ленин замечал: «Вы пишете, что вопрос о деньгах “неприятный”. Не всегда. Когда к деньгам относятся партийно, партии это приятно. Когда из денег делается орудие против партии, это действительно “неприятно” и даже хуже, чем неприятно»²².

Постоянные поиски денег на партийные нужды — красноречивое свидетельство того, что встреча Ленина с Парвусом в мае 1915 г. не имела никаких продолжений, в том числе и финансовых. Профессор Г. М. Катков, основываясь на изучении имевшихся в его распоряжении документов, высказался по этому поводу весьма определенно: «В одном отношении утверждение о тайном соглашении между Лениным и Гельфандом, конечно, необоснованно: мы имеем в виду финансовую поддержку, которую Ленин якобы получал от Гельфанда... Бедность Ленина во время его пребывания в Швейцарии не подлежит сомнению, как в отношении его личных средств, так и в отношении финансирования его публикаций»²³.

По имеющимся сведениям, Ленин и его близкие приехали в Швейцарию с весьма ограниченными средствами к существованию. Решив обосноваться в Берне, Ленин тем не менее не расстается с желанием вернуться в Женеву, «куда тянут все старые симпатии».

И потому запрашивает В. А. Карпинского: «Нет ли чрезвычайного вздорожания цен, особенно на квартиры? Затем, нам придется устраиваться временно: можно ли найти помесячно меблированные комнаты (две маленькие) с пользованием кухней»²⁴. Неудивительно поэтому, что, отвечая из Берна в Поронино на просьбу Я. С. Ганецкого выслать ему денег взаймы, он с сожалением сообщает, что он бы это сделал, если бы была какая-либо возможность достать здесь хоть сколько-нибудь денег²⁵. Вряд ли Ленин прикидывался в данном случае: Ганецкий только что помог ему выбраться из тюрьмы в Новом Тарге и неоднократно и раньше и потом оказывал ему неоценимые услуги. В ноябре 1914 г. лидер большевиков просит члена ЦК РСДРП А. Г. Шляпникова уладить вопрос о долге Шведской социал-демократической партии в 3 тыс. крон еще со времени V (Лондонского) съезда, предлагая вместо денег послать «какое-либо письмо любезное, благодарственное и направленное к тому, чтобы сей долг был “пожертвован”»²⁶.

Финансовое положение большевистской эмиграции было проблематичным и в 1915, и 1916 гг. Обсуждая с Г. Е. Зиновьевым возможность переезда редакции «Социал-демократа» в Стокгольм, Ленин писал в июне 1915 г.: «Письмо Бухарина (верните!) показывает, что нам ехать при таких трудностях невозможно (с чужим паспортом? Нас откроют и посадят ради услуги царю!). Денег все меньше: на два №№ ЦО+ брошюра выйдет большая часть из оставшейся тысячи. А дорога? А дороговизна в Стокгольме? А работать там (библиотека) хуже. Надо обдумать и обдумать»²⁷. В результате «обдумывания» Ленин так и не решился на рискованный переезд, хотя и сильно раскаивался впоследствии. Но тогда, в 1915 г., не последнюю роль сыграло отсутствие достаточных средств. В январе 1916 г., собираясь выступить в Цюрихе с рефератом и поработать 2-3 недели в библиотеках, Ленин обращается к живущему там М. М. Харитонову с вопросами, касающимися исключительно «прозы жизни»: сколько может дать «чистого дохода» реферат; помогут ли местные товарищи устроиться дешево и сколько будет стоить комната («на двоих, хотя бы с одной кроватью в неделю»), желательно «самая дешевая, в рабочей семье» и др. Далее он поясняет свои финансовые возможности: «Расход на дорогу будет 7-4=28 frs; перерасход на житье в чужом городе? В этом вопрос. Здесь плохо с комнатами. Нет ли знакомой рабочей семьи у Вас, которая могла бы серьезно обещать дешевое устройство?»²⁸.

Как видно из опубликованной переписки, лидер большевиков пытается «достать» деньги литературным трудом. Сотрудничая с редакцией словаря Гранат и подготовив по ее заказу статью о Марксе и марксизме, Ленин, нуждаясь в заработке, предлагает свои услуги редакции, «если есть еще нераспределенные статьи из последующих томов»²⁹. Видимо, не от мелочности, а от привычки жить экономя, ему приходилось объясняться (не всегда деликатно) по финансовым вопросам. «Дорогая Ольга! — писал в июне 1916 г. Ленин С. Н. Равич. — Я вам должен за библиотеку, проверьте по книжечке — за год плюс обед (1.50 или около того). Деньги у меня есть, и реферат лозаннский покрыл поездку и дал доход... Прилагаю 16 frs. и надеюсь, что Вы не будете настаивать на своем, явно несправедливом и неправильном желании»³⁰. В августе 1916 г. Ленин обращается к Г.Л.Шкловскому с просьбой: «...в Берне я заплатил 100 frs. золота в полицию. Не можете ли Вы через секретаря, который так Вас высоко ценит, походатайствовать, чтобы их перевели в Цюрих как мой залог, а то здесь тоже требуют залог»³¹. Но Шкловский в данном случае не помог, и Ленин в своем заявлении в полицейское управление Цюриха от 28 декабря 1916 г., ходатайствуя о продлении срока проживания в Цюрихе до 31 декабря 1917 г., сообщает, что требуемый залог в сумме 100 франков он внес 28 декабря 1916 г. в Цюрихский кантональный банк на сберегательную книжку №611361. Буквально накануне отъезда в Россию он снял с этой книжки 95 франков, а книжку с остатком в 5 франков сдал для оплаты членских взносов за апрель 1917 г. секретарю Цюрихской секции большевиков Р. Б. Харитоновой, которая впоследствии сдала ее в Истпарт, откуда она затем попала в Центральный партийный архив в фонд Ленина³². Эти детали здесь приведены не для того, чтобы вызвать сочувствие к бедствовавшему вождю большевиков, но для того, чтобы показать недобросовестность тех авторов, которые приводят эту сберегательную книжку в качестве доказательства безбедной жизни Ленина в эмиграции. Именно так поступает Арутюнов, походя замечая в своей книге, что Ленин «жил в уютной квартире, постоянно питался в ресторанах... являлся держателем сберегательной книжки (Sparkasse) за № 611361, выданной Цюрихским кантональным банком в декабре 1916 года»³³. Поскольку он ссылается здесь на фонд Ленина, надо полагать, что он держал эту книжку в своих руках и поинтересовался, сколько же денег было на этом счете, но почему-то об этом не счел нужным информировать читателя. Может быть, потому, что на счету из ста положенных на него франков, в действительности оставалось пять?

Из опубликованной переписки Ленина видно, что иногда ему случалось получать за издание своих работ и крупные гонорары. В письме сестре М. И. Ульяновой 15 февраля 1917 г. он писал: «Дорогая Маняша! Сегодня я получил через Азовско-Донской банк 808 frs., а кроме того 22.1 я получил 500 frs. Напиши, пожалуйста, какие это деньги, от издателя ли и от которого и за что именно и мне ли. Необходимо бы иметь расчет, т. е. знать, какие именно вещи уже оплачены издателем и какие нет. Я не могу понять, откуда так много денег; а Надя шутит: пенсию стал-де ты получать. Ха-ха! Шутка веселая, а дороговизна совсем отчаянная, а работоспособность из-за больных нервов отчаянно плохая. Но шутки в сторону, надо же все-таки знать поточнее; напиши, пожалуйста»³⁴. А теперь посмотрим, как можно препарировать этот текст для того, чтобы «навести тень на плетень». Сообщив читателю о том, что Ленин регулярно получал «жалованье» от немецких властей и являлся главным держателем партийных средств, Арутюнов далее приводит аргумент: «Буквально накануне февральских событий, получив более 1300 франков, он с удивлением писал сестре: «Я не могу понять, откуда так много денег...»³⁵. Последняя фраза выделена Арутюновым жирным шрифтом, видимо, для того, чтобы его тезис о таинственном источнике получения денег вождем большевистской партии не прошел мимо внимания читателя. Но это — из области «жонглирования», историку же непозволительно так обращаться с документами и фактами, тем более автору книги «Досье Ленина без ретуши».

И все же, перечитывая сегодня конфиденциальную переписку Ленина с соратниками по партии, нельзя не заметить его иногда прямо-таки панических настроений, связанных с тем, как «достать» необходимые деньги. В октябре 1916 г. Ленин жалуется в письме А. Г. Шляпникову: «О себе лично скажу, что заработок нужен. Иначе прямо поколевать, ей-ей!! Дороговизна дьявольская, а жить нечем. Надо вытащить силком деньги от издателя “Летописи”, коему посланы две мои брошюры (пусть платит; тотчас и побольше!). То же — с Бончем. То же —насчет переводов. Если не наладить этого, то я, ей-ей, не продержусь, это вполне серьезно, вполне, вполне»³⁶. Правда, Н. Валентинов, проводивший свое расследование, на какие средства жил вождь большевиков в эмиграции, считает, что для подобных настроений у Ленина тогда не было оснований, и добавляет при этом, что вскоре после этого письма он получил деньги из Петрограда. Что же касается других финансовых источников жизни Ленина в эмиграции, то Н. Валентинову удалось «раскопать» и даже рассчитать полученные Н. К. Крупской в наследство от своей тетки деньги и положенные на ее имя в одном из банков Кракова³⁷.

Что же касается партийных средств, которыми в швейцарской эмиграции распоряжался Ленин, то достоверных сведений о якобы неограниченных финансовых возможностях большевиков в этот период не выявлено. «В начале войны, когда мы собирались выпустить первый листок, — свидетельствовал сотрудник центрального органа большевиков в эмиграции «Социал-демократ» В. А. Карпинский, — весь наш денежный “фонд”, как иронически именовал его Владимир Ильич, состоял из 160 франков (60 рублей). Позднее, в октябре 1915 года, когда уже были восстановлены связи с Россией и наши заграничные группы, по словам Надежды Константиновны, “выворачивались всячески, чтобы достать денег”, все же в нашей кассе насчитывалось лишь 257 франков 71 сантим (96 рублей с копейками)»³⁸. Не обнаружено пока и подлинных документов о «подозрительных» источниках пополнения партийного фонда большевиков в этот период. Занимавшийся этими поисками А. Г. Латышев мог похвастать лишь найденным в фонде Ленина его письмом к неизвестному адресату следующего содержания: «Уважаемый товарищ! Я думаю на основании всех Ваших данных и соображений, следует непременно Вам принять участие и дать доход партии (которая страшно нуждается). Официально двигать этого вопроса не могу, ибо нет времени созвать собрание, да и нет надобности, ввиду автономии местных групп. Устраивайте поскорее и шлите сообщения (а лучше деньги). Лучше передайте все это устно: к чему тут письменность»³⁹.

Опасаясь, что Швейцария может быть втянута в войну, Ленин предполагал даже сдать партийную кассу И. Ф. Арманд, о чем писал ей 16 января 1917 г.: «Поэтому партийную кассу я думаю сдать Вам (чтобы Вы носили ее на себе, в мешочке, сшитом для сего, ибо из банка не выдадут во время войны»⁴⁰. Остается только гадать, сколько денег могло быть в этом мешочке, но очевидно, германских миллионов там не было. В самом деле, реальных фактов о том, что Ленин и другие видные большевики имели в это время какие-то контакты с представителями дипломатических и военных кругов Германии, пока не обнаружено. В 1996 г. американский историк Р. Пайпс опубликовал в подготовленном им сборнике документов «Неизвестный Ленин. Из секретного архива» письмо Ленина Арманд от 19 января 1917 г., которое, по его мнению, является прямым доказательством «контактов Ленина с немцами». Основанием для такого утверждения послужила содержавшаяся в этом письме фраза: «Насчет “немецкого плена” и прочее все Ваши опасения чрезмерны и неосновательны. Опасности никакой. Мы пока остаемся здесь»⁴¹. Если бы Пайпс внимательно ознакомился с перепиской Ленина этого времени, опубликованной в 49-м томе его сочинений еще в 1964 г., то он, вероятно, не сделал бы этого «сенсационного» открытия. Потому что он нашел бы там уже цитированное нами выше другое письмо Ленина от 16 января 1917 г. — той же Арманд, с которой он делится своими опасениями относительно того, что Швейцария может быть вовлечена в войну, а «дорогой друг» сильно преувеличила эти опасения вплоть до «немецкого плена».

Не выглядит убедительной и позиция немецкого историка Георга фон Рауха, который утверждает, что «изучение документов Министерства иностранных дел дает неопровержимые доказательства того, что еще в начале войны правительство Германии установило связь с российскими революционерами, находившимися в Швейцарии, ознакомилось в общих чертах с программой Ленина и через посредников передавало значительные денежные средства»⁴². Это категоричное утверждение дает основание усомниться в том, что автор действительно изучал эти документы, и оно правильно лишь «в общих чертах» и требует существенного уточнения в контексте тех же документов МИД Германии. Если под российскими революционерами иметь в виду таких деятелей, как финский социалист и сепаратист Александр Кескюла, эстонец по происхождению, проходивший у немецкой контрразведки как агент Штейн, то можно согласиться с уважаемым профессором. Потому что именно Кескюла от имени «российских революционеров» возникает перед немецким посланником в Берне бароном фон Ромбергом с вопросом о позиции Германии в том случае, если в России произойдет революция: не бросит ли она российских революционеров на произвол судьбы? Однако показательно, что германское правительство на первых порах предпочитает не высказываться по этому вопросу⁴³. Тем не менее надо отдать должное агенту Штейну: он сумел войти в доверие к российским эмигрантам в Швейцарии и 25 марта 1915 г. направляет своему шефу фон Ромбергу отчет о собрании «революционеров ленинского направления». Как и полагалось в этом случае, в отчете были скрупулезно перечислены все вопросы, обсуждавшиеся на этом собрании: о превращении империалистической войны в войну гражданскую, о создании подпольных организаций в тех областях, где было введено военное положение. О поддержке братания солдат на фронте. Массовых выступлений пролетариата и борьбы против царской монархии. Как видно из этого отчета, никаких секретов «революционеры ленинского направления» не обсуждали, и тем не менее Ромберг посчитал отчет Кескюлы настолько важным, что сразу же направил его рейхсканцлеру фон Бетман-Гольвегу.⁴⁴ Однако Кескюла, он же Штейн, в первую очередь «кормился» Лениным, перехватывая при случае его корреспонденцию и литературу для немецкой контрразведки⁴⁵. Обосновывая необходимость выплаты Кескюле 20 тыс. марок в месяц, руководитель немецкой контрразведки Штейнвакс писал в МИД Германии: «За последние несколько месяцев Кескюла завязал многочисленные связи с Россией... Он также поддерживал все полезные контакты с Лениным, и передавал нам содержание отчетов о положении в России, посылаемых Ленину его доверенными агентами в Россию»⁴⁶. Сам Кескюла встретился с Лениным всего один раз, но приехав в конце 1915 г. в Стокгольм и войдя там в контакт с местными большевиками, он сумел создать впечатление активного сотрудничества с русскими революционерами, а через них с Лениным. Как пишет шведский историк Ханс Бьёркегрен, «находившиеся в Скандинавии большевики — Бухарин, Пятаков, Шляпников — давно подозревали Кескюлу в сотрудничестве с немцами, которые и финансируют его деятельность. Но Бухарину и другим было не просто принимать какие-либо меры, поскольку никто из них понятия не имел, какие отношения связывают Ленина и Кескюлу»⁴⁷. Тем не менее Кескюла упорно искал контакты с видными большевиками в Стокгольме и сумел добиться встречи с представителем ЦК большевиков А. Г. Шляпниковым. «Во время встречи он разглагольствовал о своих связях и своих знакомствах с товарищами Лениным, Зиновьевым и другими членами нашего Заграничного центра, — вспоминал позднее Шляпников. — Кескюла вел себя крайне странно, он высказывался в прогерманском духе и под конец предложил свою помощь в случае, если нам понадобятся оружие, типографское оборудование и другие средства для борьбы с царизмом... Мы отказались иметь дело с Кескюлой, но это не помешало ему продолжить попытки внедриться в нашу среду при содействии других лиц... »⁴⁸. Пытаясь втереться в доверие к большевикам стокгольмской колонии, Кескюла сумел скомпрометировать их секретаря Богровского, одолжив ему 1500 крон «на поддержку революции в России». После возникших подозрений в сотрудничестве Богровского с германским агентом, было проведено партийное расследование, в ходе которого Бухарин и Пятаков выяснили, что Богровский действительно взял деньги у Кескюлы под расписку и потратил их на личные нужды»⁴⁹. По всей вероятности, именно с помощью Богровского, ответственного за переправку подпольной большевистской корреспонденции и литературы, Кескюла получил доступ к ленинской почте, которая поступала в Швейцарию через Стокгольм.

Все же Кескюла размахом Парвуса не обладал, и его «конструктивные предложения» были направлены на то, чтобы и оправдать свои очередные 20 тыс. марок. Надежным «гарантом» здесь для Кескюлы был Ленин, которому и посвящена большая часть его отчетов. В отчете от 9 января 1916 г. речь шла об очередной ленинской почте, перехваченной им при помощи посредников и переданной во временное пользование немецкой контрразведке. В конце отчета Кескюла сообщал о своем главном достижении: «В конце недели появится вторая русская брошюра ЦК русских социал-демократов (т. е. Ленина). Она лежит уже два месяца (пока я был в Берлине), потому что деньги, которые я заплатил вперед перед отъездом, были украдены с типично русским хладнокровием. Вчера я внес всю сумму снова. Я уже указывал, какие меры я принял против подобных вещей. Если такое творится внутри и вокруг ЦК, то страшно подумать, что делается на периферии. Даже революцию из этих русских следует выбивать полицейскими дубинками, чтобы они не бросили дело на полпути»⁵⁰. Последнюю фразу, видимо, в силу ее метафоричности, сегодня можно обнаружить во многих сочинениях, авторы которых даже не задаются вопросом, а не «выбивал» ли таким образом агент Штейн с «типично эстонским хладнокровием» деньги и доверие немецкой контрразведки, чтобы она не бросила его на полпути?

Еще одним информатором немецкой контрразведки о русских революционерах в Швейцарии был социалист-революционер Е. Цивин, который прежде чем перейти в 1916 г. под опеку немцев, был связан с австро-венгерской миссией в Берне, выплатившей ему в общей сложности около 140 тыс. швейцарских франков. Но затем ему было заявлено, что он «действовал недостаточно активно», а посему денег он больше не получит.⁵¹ Учитывая возможность получать через Цивина информацию о положении в партии эсеров, немецкий посланник в Берне Ромберг предложил в августе 1916 г. своему руководству в Берлине воспользоваться услугами Цивина, произведя ему одноразовую выплату в 25 тыс. швейцарских франков⁵². Так Цивин стал «русским агентом Вейсом», информация которого, если судить по его сообщениям Ромбергу, не представляла особой ценности, но позволяла немецкой

стороне получать дополнительные сведения о положении дел не только в партии эсеров, но и у социал-демократов, а также в России, хотя здесь Цивин, желая набить себе цену, явно преувеличивал влияние своей партии на предприятиях Петрограда⁵³. Отрабатывая очередные 25 тыс. франков, Вейс сообщал в декабре 1916 г., что партия социалистов-революционеров — одна из самых сильных в России: она насчитывает сотни тысяч членов (активных и пассивных). Агент Вейс не стеснялся прямо с «потолка» брать сведения и выдавать их за реальные. Так, он утверждал, что в более чем 50 губерниях России функционируют организации эсеров- интернационалистов! Чтобы придать ценность своей информации, он отмечал, что эсеров поддерживают социал-демократы большевики во главе с Лениным, который сейчас живет в Швейцарии⁵⁴.

Информация в Берлин о положении в России и делах русской эмиграции в Швейцарии поступала также из Копенгагена и Стокгольма. Если судить по некоторым сообщениям «наверх», ценность этой информации весьма относительна. Так, в сентябре 1915 г. немецкий посланник барон фон Люциус сообщает рейхсканцлеру Бетман-Гольвегу о трех течениях в русской социал-демократии, возглавляемых Плехановым, Лениным и Аксельродом. Если для Плеханова, по мнению фон Люциуса, главной целью является уничтожение германского милитаризма, то для Ленина война с Германией — ничто по сравнению с борьбой против царизма⁵⁵. Персона Ленина и его взгляды все более привлекали немецкие власти. Интересно, что 10 марта 1917 г. немецкий посланник в Берне фон Ромберг направляет рейхсканцлеру фон Бетман-Гольвегу два номера «Социал-демократа» — «центрального органа партии господина Ленина», а также брошюру, написанную Лениным⁵⁶. Из этого можно заключить, что с информацией о вожде большевиков у компетентных органов Германии было не густо, и потому им приходилось отчитываться даже трудами Ленина. В свою очередь, это только подтверждает, что прямых контактов с Лениным у немецкой стороны не было. В связи с этим русский историк-эмигрант С. П. Мельгунов, одним из первых обратившийся к проблеме «немецкого золота большевиков», считал необходимым заявить:

«Мне лично версия официальной или полуофициальной “договоренности” Ленина с германским империализмом представляется совершенно неправдоподобной»⁵⁷.

Немецкий историк Вернер Хальвег, исследуя отношения кайзеровской Германии и русских революционеров-эмигрантов с начала Первой мировой войны и до Февральской революции в России на основе тщательно изученных документов МИД Германии, приходит к выводу о том, что в этот период «немецкое правительство держится выжидательно, но в то же время стремится к установлению связей с революционерами, чтобы постоянно быть в курсе их взаимоотношений»⁵⁸. Нетрудно заметить, что данный вывод, основанный на самостоятельном и тщательном изучении автором всех сохранившихся документов МИД Германии, существенно отличается от спекулятивных трактовок этих документов современными отечественными искателями «германского золота большевиков».

Из того факта, что ленинская позиция по вопросу о войне была объективно выгодна Германии, еще не следует, что между ее руководством и Лениным было оформлено какое-то секретное соглашение. Это означало только то, что «их линии в политике, по выражению Л. Д. Троцкого, пересекаются». Разумеется, Ленин понимал это не хуже тех, кто пытается это совпадение сделать едва ли не главным доводом в пользу того, что вождь большевиков был агентом Германии. Понимая, что такие подозрения могут возникнуть, он не только сам вел себя предусмотрительно, но и советовал так поступать своим соратникам по партии. Интересно, что, рекомендуя в январе 1915 г. А. Г. Шляпникову не участвовать в Копенгагенской конференции социалистов нейтральных стран, Ленин выдвигает и такой аргумент: «По всей видимости, это интрига немцев. Я даже думаю, что тут есть интрига немецкого генерального штаба, которому хочется через других позондировать “мир”...»⁵⁹ Однако в то время революция в России казалась отдаленной перспективой, и, как писал Г. М. Катков, немецкие власти «не верили в способность Ленина устроить революцию в России», и потому «Ленин пока оставался для Германии фигурой малоэффективной и неприкасаемой и мог спокойно сидеть в своем швейцарском уединении»⁶⁰.

Правда, Ленин не желал сидеть в это время спокойно, он целиком озабочен судьбами мировой политики и мировой социалистической революции, пытается предугадать, в каком направлении пойдет развитие событий, вызванных и определяемых характером и ходом Первой мировой войны. 31 января 1917 г. он опубликовал в «Социал-демократе» статью «Поворот в мировой политике». Констатируя в этой статье факт поворота к миру, но миру «империалистическому», лидер большевиков писал в связи с этим: «Возможно, что сепаратный мир Германии с Россией все-таки заключен. Изменена только форма политической сделки между этими двумя разбойниками. Царь мог сказать Вильгельму: “если я открыто подпишу сепаратный мир, то завтра тебе, о мой августейший контрагент, придется, пожалуй, иметь дело с правительством Милюкова и Гучкова, если не Милюкова и Керенского. Ибо революция растет, и я не ручаюсь за армию, с генералами которой переписывается Гучков, а офицеры которой теперь больше из вчерашних гимназистов. Расчет ли нам рисковать тем, что я могу потерять трон, а ты можешь потерять хорошего контрагента?” — “Конечно, не расчет” — должен был ответить Вильгельм, если ему прямо или косвенно сказана была такая вещь. “Да и к чему нам открытый сепаратный мир или вообще написанный на бумаге? Разве нельзя того же добиться иным, более тонким, путем?”»⁶¹

Пройдет совсем немного времени, и вождь большевиков получит ответ на свой отнюдь не риторический вопрос, и этот ответ покажет в очередной раз, что история «хитрее» тех, кто берется направлять и предсказывать ее течение.

Примечания:

¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 399.

² Pipes R. The Unknown Lenin. From the Secret Archives. New York, 1995. P. 27.

³ Сервис Роберт. Ленин. Минск, 2002. С. 254.

⁴ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 2.

⁵ Ганецкий Я. С. О Ленине. М., 1965. С. 52.

⁶ Там же.

⁷ Арутюнов А. А. Ленин. Личностная и политическая биография. Т. 1. М., 2002. С. 82.

⁸ Там же.

⁹ Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 49. С. 2.

¹⁰ Там же. С. 8

¹¹ Там же. С. 7.

¹² Там же. Т. 26. С. 21-22. — Кстати «пораженцем» в то время был не только Ленин, но и его антипод Керенский, который позднее писал по этому поводу: «Меня считали пораженцем, презрительно отвергали мои опасения и тревоги за страну. В 1914-1915 годах было принято называть пораженцами, германофилами, фантазерами, доктринерами всех, кто предчувствуя катастрофу, видя Россию на краю пропасти, осмеливался утверждать, что при власти Распутина нечего даже мечтать о победе» (Керенский А. Ф. Русская революция 1917. М., 2005. С. 87). Конечно, это другой случай, но он тоже связан с неприятием царизма.

¹³ Тютюкин С. В. Ленин и Бухарин: леворадикальное крыло марксизма в период Первой мировой войны // Первая мировая война: Дискуссионные проблемы истории. М., 1994. С. 140-141.

¹⁴ Фишер Л. Жизнь Ленина. Т. 1. М., 1997. С. 127.

¹⁵ Тютюкин С. В. Указ. соч. С. 142-143.

¹⁶ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 214.

¹⁷ Там же. С. 230-231, 246-247, 265 и др.

¹⁸ Там же. С. 309.

¹⁹ Там же. С. 162.

²⁰ Там же. С. 9.

²¹ Там же. С. 304.

²² Там же. С. 215.

²³ Катков Г. М. Революция и германское вмешательство // Тайна Октябрьского переворота. СПб., 2001. С. 150.

²⁴ Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 49. С. 3.

²⁵ Там же. С. 7-8.

²⁶ Там же. С. 27.

²⁷ Там же. С. 108.

²⁸ Там же. С. 178-179.

²⁹ Там же. С. 49.

³⁰ Там же. С. 241-242.

³¹ Там же. С. 276.

³² Харитонова Р. Б. В. И. Ленин в цюрихской секции большевиков // Воспоминания о Ленине. Т. 2. М., 1981. С. 364-365.

³³ Арутюнов А. А. Указ. соч. С. 89.

³⁴ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 55. С. 568.

³⁵ Арутюнов А. А. Указ. соч. С. 90.

³⁶ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 302.

³⁷ Валентинов Н. Малознакомый Ленин. М., 1991. С. 126-127, 154-159.

³⁸ Карпинский В. А. Странички прошлого // Воспоминания о Ленине. Т. 2. С. 351.

³⁹ Латышев А. Г. Рассекреченный Ленин. М., 1996. С. 93.

⁴⁰ Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 49. С. 367.

⁴¹ Ленин В. И. Неизвестные документы 1891—1922. М., 1999. С. 2000.

⁴² Раух Георг. Ленин. Ростов-на-Дону, 1998. С. 74.

⁴³ Хальвег Вернер. Возвращение Ленина в Россию в 1917 году. М., 1990. С. 25-26.

⁴⁴ Там же. С. 26.

⁴⁵ Германия и русские революционеры в годы Первой мировой войны. С. 258-259.

⁴⁶ Там же. С. 262.

⁴⁷ Бьёркегрен Ханс. Скандинавский транзит. Российские революционеры в Скандинавии. 1906-1917 гг. М., 2007. С. 465.

⁴⁸ Шляпников А. Г. Канун семнадцатого года. М., 1920. С. 61.

⁴⁹ Германские революционеры в годы Первой мировой войны. С. 259-260.

⁵⁰ Германские революционеры в годы Первой мировой войны. С. 259-260.

⁵¹ Там же. С. 262.

⁵² Там же. С. 268.

⁵³ Там же. С. 269-277.

⁵⁴ Там же. С. 275, 277.

⁵⁵ Хальвег Вернер. Указ. соч. С. 27.

⁵⁶ Там же.

⁵⁷ Мельгунов С. II. Золотой немецкий ключ к большевистской революции. Париж, 1940. С. 53.

⁵⁸ Хальвег Вернер. Указ. соч. С. 27.

⁵⁹ Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 49. С. 51.

⁶⁰ Катков Г. М. Революция и германское вмешательство. С. 150.

⁶¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 30. С. 341.