Зимой 1918/19 г. разруха давала себя знать во всех областях: застой в промышленности, недостаток продуктов и топлива, полутемные, почти не освещаемые улицы города, заколоченные магазины, снежные сугробы на улицах, сильно затруднявшие передвижение, и, как одно из следствий этой разрухи, воровство, грабежи, бандитизм, побороть которые было не так просто. Нередки бывали случаи, когда бандиты отнимали у кого-нибудь автомобиль, чтобы потом на нем совершать налеты на различные учреждения и частные квартиры, причем иной раз они выдавали себя за агентов ЧК, приехавших произвести обыски.
Поэтому постовые милиционеры нередко останавливали автомобили и требовали у пассажиров предъявления пропусков. Было два или три случая, когда милиционеры останавливали и автомобиль Владимира Ильича. Раз это было, когда мы проезжали по Триумфальной-Садовой. С нами вместе ехали, кажется, т. Илья Цивцивадзе и еще кто-то из товарищей. Шофер не заметил знака милиционера и не остановил машину сразу по его требованию. Недолго думая (время было беспокойное), милиционер выстрелил, впрочем, кажется в воздух. Помню, что Владимир Ильич выговаривал милиционеру, что нельзя, мол, так сразу палить, не выяснив, кто едет, а тот смущенно оправдывался, что время такое, что некогда выяснять и если его требование остановить машину и предъявить пропуск сразу не исполняется, то ему ничего другого не остается, как пускать в ход оружие.
В другой раз милиционеры открыли стрельбу, когда Владимир Ильич после подавления восстания левых эсеров ехал осматривать дом, где находился их штаб. Был и еще случай, когда автомобиль Владимира Ильича навлек на себя подозрение усердных охранителей московских улиц и был под охраной препровожден в отделение милиции. С вооруженными милиционерами на подножках автомобиля подкатили мы к милиции, нас высадили, провели в отделение, где Владимир Ильич с улыбкой показал свой пропуск и был отпущен. Задержавшие Владимира Ильича товарищи были немало смущены этим случаем, но Владимир Ильич просто и ласково успокоил их.
Но, несмотря на все меры борьбы с бандитизмом, случаи нападения на пешеходов и проезжих, грабежи и убийства происходили довольно часто. Жертвой одного из бандитских набегов стал в начале 1919 г. и Владимир Ильич.
Незадолго перед этим Надежда Константиновна, болезнь которой (базедова болезнь и болезнь сердца) значительно обострилась, была помещена по совету врачей в лесную школу в Сокольниках. Там ей была предоставлена во втором этаже отдельная комнатка, и персонал, обслуживавший школу, проявил к Надежде Константиновне много внимания и заботливости. Врачи надеялись, что хороший воздух, отстранение от работы и покой окажут на ее здоровье хорошее действие. Выбор пал на эту лесную школу и потому, что она была недалеко от Москвы, благодаря чему Владимир Ильич мог часто навещать Надежду Константиновну.
Итак, Надежда Константиновна была переселена в Сокольники, а мы с Владимиром Ильичем довольно часто навещали ее, отправляясь туда обычно по вечерам на автомобиле. Кроме шофера нас сопровождал в этих поездках товарищ Чебанов, состоявший в охране Владимира Ильича. Отправились мы в Сокольники и в воскресенье 19 января. В школе, при которой жила Надежда Константиновна, должен был состояться в этот вечер детский праздник и елка, и нас просили приехать к определенному сроку, чтобы принять участие в празднике, об устройстве которого, чтобы позабавить детишек, немало хлопотал В. Д. Бонч-Бруевич.
Поехали мы, помнится, около шести часов вечера. По случаю праздничного дня на улицах было довольно много народу. Много гуляющих было и на Сокольническом шоссе, по которому мы направлялись в Сокольники. На одном из поворотов вдали вдруг раздался свист, на который Владимир Ильич обратил внимание. Мы продолжали, однако, путь, не придав этому особого значения. Но когда мы были почти у железнодорожного моста, раздался вдруг крик: «Стой!» Кричали несколько человек, которые стояли у самой дороги.
Думая, что мы имеем дело с милиционерами, которые хотят проверить наши документы, и опасаясь, что, если не остановить сразу машину, можно подвергнуться опять обстрелу со стороны милиции, мы попросили шофера остановиться. Машина остановилась. Но каково же было наше изумление, когда остановившие наш автомобиль люди (помнится, их было трое) моментально высадили нас всех из автомобиля и, не удовлетворившись пропуском, который показал им Владимир Ильич, стали обыскивать его карманы, приставив к его вискам дула револьверов, забрали браунинг и кремлевский пропуск.
— Моя фамилия Ленин,— сказал им Владимир Ильич.
Но они не обратили на это внимания. Не понимая, что происходит и с кем мы имеем дело — формы у милиции тогда еще не было,— я бросилась к одному из остановивших нас, который продолжал держать дуло револьвера у виска Владимира Ильича. Это был высокий блондин в короткой теплой куртке, с серой меховой папахой на голове, с очень спокойным и невозмутимым лицом.
— Что вы делаете,— сказала я ему,— ведь это же товарищ Ленин! Вы-то кто? Покажите ваши мандаты.
— Уголовным никаких мандатов не надо,— спокойно ответил он мне с усмешкой.
Бандиты вскочили в автомобиль, направили на нас револьверы (особенно энергично действовал один из них, черный, с довольно-таки разбойничьей физиономией) и пустились во весь опор по направлению к Сокольникам.
Надо отдать им справедливость, что вся эта операция была проделана так артистически ловко и необыкновенно быстро, что даже не обратила на себя внимания прохожих. Думаю, что бандиты поняли, что перед ними Ленин, потому что на лице одного из них было заметно какое-то замешательство, когда он посмотрел пропуск Владимира Ильича. Они почувствовали, вероятно, что попали в серьезную историю и что вся Москва (как и произошло на самом деле) будет поставлена на ноги для их поимки. Но рассуждать было уже поздно, и они, повторяю, во весь опор пустились наутек. А мы остались на дороге, не сразу придя в себя от неожиданности и от быстроты, с которой вся эта история произошла, а потом громко расхохотались, увидав, что товарищ Чебанов стоит с бидоном молока (мы везли молоко Надежде Константиновне). Несмотря на трагичность положения, он не забыл вынуть этот бидон и теперь держал его в руке, как большую драгоценность. Посыпались рассказы, как все произошло, у кого отобрали револьвер (у меня он остался в кармане, так как на меня вообще бандиты не обратили внимания, шофер Гиль спрятал свой револьвер под подушку сиденья). Товарищ Гиль заявил, что он не решился стрелять, так как это привело бы лишь к выстрелам со стороны бандитов, и в этом он был, конечно, прав. Не мог стрелять и товарищ Чебанов, видя, что на Владимира Ильича наведены револьверы.
Но что же делать? Мы были на дороге около железнодорожного моста. Кто-то из прохожих указал нам, где помещается Сокольнический Совет, и мы отправились туда, не переставая подтрунивать над Чебановым и его бидоном. В Совете, куда нас не сразу согласились пустить, было довольно пусто; там был, кажется, только один товарищ, отнесшийся к нам сначала с некоторым недоверием. Его попросили вызвать председателя Совета, а сами тем временем стали звонить по телефону. Вызвали машину для себя, сообщили о происшедшем в ВЧК и, кажется, лично Дзержинскому. Пришел и председатель Совета или его заместитель. Покачивая головой, Владимир Ильич сказал ему, что это, мол, уже ни на что не похоже, что у самого Совета грабят на улице людей, и спросил, часто ли это у них случается. Председатель ответил, что случается довольно часто, что они борются с бандитизмом, насколько могут, но это мало помогает. Владимир Ильич опять покачал головой и сказал, что терпеть такого безобразия нельзя и надо поэнергичнее взяться за борьбу с бандитизмом. Тем временем подошла машина, и скоро мы катили уже по направлению к лесной школе на елку. К елке мы, правда, опоздали, но на вечере ребят все же присутствовали, хотя настроение у нас (у меня особенно) было для этого не особенно подходящее.
Между тем в ВЧК и уголовном розыске происшествие это вызвало переполох, все было поставлено на ноги, и в тот же вечер автомобиль наш был найден в противоположной части города — на набережной около Крымского моста. Благодаря обилию снега на улицах он застрял там в сугробе, бандиты разбежались, а около автомобиля, как рассказывал товарищ Гиль, поехавший на розыски его, лежали убитые милиционер и красноармеец. Как выяснилось потом, в Москве были в этот вечер убиты бандитами 22 постовых милиционера.
Бандиты, совершившие налет на автомобиль Владимира Ильича, были арестованы (часть из них была расстреляна при вооруженном сопротивлении) лишь через довольно продолжительное время. Это оказались матерые бандиты, мастера своего дела, имевшие за собой «богатое» прошлое по части грабежей и убийств. Кто-то из них рассказывал потом на допросе, что они якобы не поняли сначала «спьяна», что имеют дело с Лениным (им показалось, что была произнесена фамилия Левин) и что когда они рассмотрели хорошенько его документ, то повернули обратно, чтобы его убить. «Что мы сделали,— говорил якобы один из главарей этой шайки, Яков Кошельков,— ведь это ехал Ленин; если мы догоним и убъем его, то на нас не подумают, а подумают на контрреволюционеров, и может быть переворот».
Но едва ли они решились бы ехать обратно на поиски Ленина. Задачей их было в первую голову замести следы, а затем использовать автомобиль для налетов, что бандиты нередко тогда практиковали.
На следствии выяснилось, что эта шайка совершила огромное количество грабежей и убийств. Наглость их доходила до того, что с документами агентов МЧК они произвели однажды «обыск» на
Афинерном заводе. «Обыск» этот происходил в присутствии большого количества рабочих; бандиты вызвали даже представителей заводского комитета для присутствия на нем, а в результате забрали около 3 фунтов золота в слитках, около Ъх/2 фунта платиновой проволоки и 25 ООО рублей и скрылись. На этом же следствии выяснилось, что главарь этой шайки Яков Кошельков писал своей невесте (сохраняем орфографию письма): «За мной охотятся, как за зверем, не какого не пощадят. Что же они хотят от меня? Я дал жизнь Ленину». И как ни ловок он был, но чувствовал, что от ареста ему не уйти, и убивал последнее время на улице каждого встречного, если ему казалось только, что тот подозрительно на него смотрит.
Позднее в своей книжке «Детская болезнь «левизны» в коммунизме» Владимир Ильич использовал случай с нападением на него бандита.
«Представьте себе,— пишет он там,— что ваш автомобиль остатановили вооруженные бандиты. Вы даете им деньги, паспорт, револьвер, автомобиль. Вы получаете избавление от приятного соседства с бандитами. Компромисс налицо, несомненно. «Do ut des» («даю» тебе деньги, оружие, автомобиль, «чтобы ты дал» мне возможность уйти подобру-поздорову). Но трудно найти не сошедшего с ума человека, который объявил бы подобный компромисс «принципиально недопустимым» или объявил лицо, заключившее такой компромисс, соучастником бандитов (хотя бандиты, сев на автомобиль, могли использовать его и оружие для новых разбоев). Наш компромисс с бандитами германского империализма был подобен такому компромиссу» .
На этот раз Владимир Ильич дешево отделался от бандитов. «Компромисс» помог. А в Москве через несколько дней после нападения на его автомобиль было введено военное положение, борьба с бандитизмом значительно усилилась, и город пришел вскоре в более спокойное состояние.
Ульянова М. И. О В. И. Ленине и семье Ульяновых: Воспоминания. Очерки. Письма. 2-е изд., доп. М., 1989. С. 113—117