Познакомился я с Лениным весной в 1902 году. В конце лета 1901 года я поехал за границу, чтобы пройти курс электричества в одном из бельгийских университетов и прежде всего отдохнуть, так как до этого я много работал на заводе и сильно устал. Для этого я поехал в Швейцарию. В Шпице я встретился с сестрой Владимира Ильича Анной Ильиничной и через нее быстро установил связь и переписку с Надеждой Константиновной, с которой мы были старые приятели еще с 90-х годов, когда часто встречались на работе в Петербурге, хотя находились тогда в разных революционных лагерях: она была ревностной и упорной марксисткой, а я работал в то время еще в организации «Народной воли». Мы вели с ней тогда бесконечные споры, которые и сблизили нас. В 1901 году я вступил в Заграничную лигу русской революционной социал-демократии. Это была революционная организация, с помощью которой Ленин старался повернуть на революционный путь социал-демократическое движение, которое шло до этого времени под оппортунистическим флагом «Рабочего дела». Мне пришлось остаться жить в Бельгии, и я был назначен представителем этой Лиги для Бельгии.

В это время Ленин, как и прочие из редакторов «Искры», жил в Мюнхене. Там были Мартов, Вера Засулич и Парвус. Все они были уверены, что этот небольшой городок на юге Германии не будет привлекать внимания, так как там никогда русские не создавали своих революционных организаций. Но было упущено из виду русское студенчество, которого в Мюнхене было очень много. Студенты узнали, что в городе находятся крупные революционеры, заинтересовались ими, и за искровцами стали ходить студенческие хвосты. Искровцы идут в ресторан или еще куда-нибудь — за ними тащатся студенты; вслед за студентами, конечно, заинтересовалась полиция. В результате пришлось бросить Мюнхен, как сравнительно маленький город, где известен каждый более или менее крупный житель, и выбрать другой пункт, где можно было бы потонуть в общей массе населения и где полиция меньше преследовала бы их, чем в монархической Германии. Этим пунктом был выбран Лондон, куда вся компания искровцев переселилась весной 1902 года. Они проезжали через Бельгию и остановились в том городке, где я жил.

До этого я не видел не только Ленина, но даже его портретов. Помню, когда я встретился с ним в первый раз, то был разочарован, так как увидел далеко не романтическую фигуру. Это было самое обыкновенное русское, несколько калмыцкое лицо... Единственное, что поражало в нем,— это глаза. Мимо его глаз пройти было невозможно. Они были чрезвычайно проницательны.

Эта встреча продолжалась два дня в Льеже, а затем мы вместе направились в Брюссель.

Мы попали туда во время маленькой революционной вспышки. То была борьба за всеобщее избирательное право, происходившая в довольно скромных размерах, как это умеют делать заграничные революционеры. Попав в Брюссель, я повел Владимира Ильича показывать город, учреждения рабочей партии, знаменитый тамошний кооператив и т. д. Когда мы вышли из кооператива, вдруг показались толпы рабочих. Это были участники революционной вспышки; собирались толпы демонстрантов; они разгонялись полицией и тут же обращались в бегство, ибо вожди рабочей партии старались всячески удержать рабочих в рамках умеренности и аккуратности.

Была объявлена забастовка, которая во всеобщую не вылилась. Ленин при виде этой толпы сейчас же оживился и обнаруживал большое тяготение примкнуть к демонстрации. Мне пришлось чуть не повиснуть на нем, чтобы как-нибудь замедлить его движение. Тут как раз сбоку появилась полиция и отрезала нас от толпы. В Брюсселе Ленин оставался недолго и оттуда проехал в Лондон.

Незадолго до этого в Брюсселе был Плеханов, с которым я ездил по Бельгии. Плеханов, как только кончались революционные собрания, тащил меня осматривать картинные галереи, которых он был большой любитель. Я помню, как, приехав в Льеж, он спрашивал меня о какой-то знаменитой картине какого-то художника. Я не знал ни картины, ни художника, хотя жил здесь раньше года четыре. Ленин этим не интересовался. Он был всецело поглощен рабочим движением.

Цявловский, издавший в свое время книгу «Большевики» по документам охранки, сообщил мне, что, просматривая бумаги охранного отделения 1917 года, он нашел два дела о Ленине. Одно дело заключало составленный на границе одним жандармом список книг, которые увез с собою за границу Ленин. Из этого списка видно, что из художественной литературы им были взяты только две книги: стихотворения Некрасова и «Фауст» Гёте. Остальные книги были по экономике. Меня очень заинтересовало тогда, что Ленин не интересовался картинными галереями и музеями, которыми так богат Брюссель. То, что смотрят обыкновенные туристы,— всякие памятники и т. д.— его не интересовало: он проходил мимо, даже не посмотрев. Зато его интересовали самые детальные вопросы, касающиеся бельгийской рабочей партии.

Следующая встреча произошла осенью 1902 года в Лондоне. Мне надо было возвращаться в Россию по окончании курса, и я поехал в Лондон, чтобы взять инструкции для предстоящей революционной работы. В этот раз наша встреча была очень долгая. Я прожил в нескольких шагах от Ленина в продолжение двух недель и встречался с ним ежедневно, и даже по нескольку раз в день.

Всем известно, что Ленин вел очень скромный образ жизни как за границей, так и в России. Жил он невероятно скромно. Он больше всего любил порядок, царивший всегда в его кабинете и в его комнате, в отличие, например, от комнаты Мартова: у Мартова всегда был самый хаотический беспорядок — всюду валялись окурки и пепел, сахар был смешан с табаком, так что посетители, которых Мартов угощал чаем, часто затруднялись брать сахар. То же самое творилось и у Веры Засулич. У Ленина, напротив, был необыкновенный порядок, воздух в комнате всегда чистый. Если у него в комнате закуривали, он хотя в то время еще и не запрещал курить, но начинал морщиться, открывал форточки и вообще обнаруживал большое неудовольствие. Жизнь Ленина в Лондоне протекала чрезвычайно однообразно. Утром он вставал и направлялся в Британский музей, где работал, потом отправлялся обедать в какой-нибудь ресторанчик, после обеда совещался с Засулич, Мартовым, Надеждой Константиновной, а затем отправлялся домой и проводил вечер опять за работой.

Приехав в Россию, Ленин продолжал жить так же скромно. Отчего это происходило? Может быть, этот человек был аскет по натуре? Нет, Ленин не был таковым по натуре, да он и не мог им быть. Пролетариат борется за то, чтобы жизнь была красивее, богаче, полнее, чтобы люди могли жить, наслаждаясь всеми благами жизни. Ленин отличался чрезвычайной разносторонностью. Беря с собой за границу экономические книги, он захватил все-таки Некрасова и Гёте. Ленин любил поэзию, он очень любил Пушкина и читал его с громадным удовольствием. Он очень любил музыку. Ради музыки, ради того, чтобы в течение часа послушать хорошего музыканта, он отвлекался иногда даже от работы, чем его близкие пользовались, чтобы заставить его отдохнуть хоть немного. Он любил охоту и был страстным охотником. Любил природу вообще, и прогулки по швейцарским горам в особенности. Был очень хорошим шахматным игроком, играл, не глядя на доску. В Горках я провел с ним два лета, и мы занимались порой игрой в городки. Этот человек — Председатель Совнаркома, мировой вождь пролетариата — забавлялся даже этой простой игрой.

В игре в городки всегда участвовал Бухарин. Ленин играл плохо, а Бухарин был у нас лучшим игроком и гордился этим, кажется, больше, чем своей литературной работой. Ленин всегда язвительно подсмеивался над ним. У Бухарина бывало так, что если он делал промах, то палка у него летела всегда слева, и Ленин говорил, что это оттого, что Бухарин еще не расстался с левым коммунизмом.

После пребывания за границей в течение года я вернулся в Россию. Вскоре я был арестован в Москве и после годичного пребывания в тюрьме был направлен в Якутск. Никакой серьезной революционной работы в Якутске не было, а потому я и не возобновлял переписки с Надеждой Константиновной, которая тогда была секретарем «Искры».

Живя в якутском улусе, я однажды получил письмо из-за границы. Под письмом подпись, мне совершенно незнакомая. По почерку узнаю руку Надежды Константиновны. Письмо самое бессодержательное. Но химическое исследование дало другие результаты и ряд революционных новостей, о которых она извещала меня, а через меня и других товарищей, временно оторванных от революционной работы. Завязалась переписка, и Надежда Константиновна все время держала меня, а через меня и остальную часть ссыльных в курсе революционных дел того времени. Я привожу этот факт для того, чтобы показать, как внимательны были эти два человека — Ленин и Надежда Константиновна, как внимательно они относились всегда к товарищам. Второй раз, когда я попал в ссылку в Енисейскую губернию, опять Надежда Константиновна отыскала меня, и снова завязалась переписка. Это — характерная черта Ленина: не оставлять товарищей, которые попали в ссылку. Вот еще пример. Товарищ И. А. Теодорович попал на каторгу. Ему совершенно нечем было жить, а между тем у него были жена и дети. И вот однажды он получает перевод в сумме, кажется, 10 рублей, которые были присланы ему от Ленина. Время от времени Ильич снабжал Теодоровича, пока тот не стал на ноги. Теодорович был страстный любитель книг, и Ленин все время снабжал его литературой.

В то время когда Ленин был уже Председателем Совнаркома, он точно так же трогательно заботился обо всех старых товарищах. Когда умер Гольденберг (был старым большевиком, но с начала Февральской революции ушел из рядов большевиков к новожизненцам, а потом опять перешел к нам), то Ганецкий показывал мне письмо Ленина, в котором он писал: «Товарищ Гольденберг работал у вас в Наркоминделе и нуждался. Сделали ли вы что-нибудь для этого человека? Это надо было сделать. А теперь, когда он умер, вспомнили ли вы об его жене? Этот человек совершенно непрактический, и нужно оказать ей возможную помощь». У товарища Енукидзе имелся целый пакет всяких записок Ленина, в которых он его просил о разных мелких услугах для товарищей: одного надо немного подкормить, ибо он сильно изголодался, другому помочь найти комнату и т. п. В таких делах Ленин никогда не приказывал; он только просил.

Я нашел у себя одну очень характерную для Ленина записку, в которой Владимир Ильич просил нас не издавать никогда его сочинений без его разрешения, ибо, по его словам, его речи записываются очень плохо. Повторяю, что во всех этих записках не было ни одного приказа, а только просьбы.

Надо сказать, что некоторые очень злоупотребляли готовностью Владимира Ильича всегда помочь товарищу и обращались к нему со всякими пустяками. Надо получить обед в столовой Совнаркома, получить комнату или еще что-нибудь — обращались к Ленину и никогда не слыхали от него отказа. Мне тов. Невский рассказывал, как он говорил с Лениным во время голода. Когда разговор был окончен, Невский, прощаясь с Лениным, извинился, что он оторвал его от работы. «Это ничего, об этом надо было поговорить,— ответил Ленин,— но вот телефоны, телефоны... Из-за всякого пустяка обращаются ко мне».

Приведу еще несколько воспоминаний о встречах с Лениным.

Весной 1906 года Ленин приехал в Москву, чтобы обсудить здесь с товарищами тезисы большевиков к Стокгольмскому съезду. Я в то время был членом Московского окружного комитета. Хотя громадное большинство и в комитете, и в организации было на стороне большевиков, мы повели по отношению к меньшевикам слишком нерешительную, соглашательскую тактику. Эта тактика дала самые скверные результаты по отношению к выборам в I Думу. Кое-где бойкот был проведен при нашем участии, кое-где мы участвовали в выборах на первой стадии. Не была целиком проведена ни та ни другая тактика, хотя при тогдашнем настроении рабочих Московской губернии тактику бойкота провести было возможно.

Владимир Ильич явился на заседание Московского окружного комитета. На этом собрании мы горько каялись в сделанных нами ошибках. Владимир Ильич слушал и упорно молчал. «Да выругайте вы нас получше»,— шутя сказал ему один из товарищей. «Поздно, товарищи,— ответил ему Ленин.— Надо было посильнее ругать вас раньше, да, по-видимому, никто этого не делал. А теперь дело так испорчено, что никакой руганью не вернешь сделанного. Теперь надо думать, как в будущем исправить ваши ошибки».

При обсуждении в Москве проектов большевистских резолюций для Стокгольмского съезда много споров вызвал проект резолюции о Советах рабочих депутатов. На меня эти споры произвели глубокое впечатление. Я принадлежал к числу тех, которые с большой опаской глядели на участие в Советах нерабочих элементов, боялись мелкобуржуазного засилия последних. Я боюсь сделать ошибки, излагая теперь эти прения. Но, во всяком случае, могу сказать, что я ушел с собрания с вполне ясным убеждением, что Ленин рассматривает Советы не только как органы борьбы, но и как органы власти. Я думаю, что мысль о Советском правительстве уже тогда была в голове Владимира Ильича.

Припоминаю из того же периода один разговор с Н. А. Рожковым, который был тогда в рядах большевиков и принимал участие в обсуждении резолюций. «Я не могу согласиться с Лениным в одном,— сказал Рожков,— Ленин думает, что в Западной Европе уже созрели условия для социалистической революции на Западе. Я с этим согласиться решительно не могу».

Еще один факт, показывающий, как глубоко, далеко и проницательно заглядывал в будущее Владимир Ильич...

Печать и революция, 1924. Кн. 2. С. 1—8

 

МЕЩЕРЯКОВ НИКОЛАЙ ЛЕОНИДОВИЧ (1865—1942) — в революционном движении с 1885 г. В 1901 г. вступил в Заграничную лигу русской революционной социал-демократии. В 1902 г. работал в Москве представителем «Искры», но вскоре был арестован и выслан на 4 года в Якутскую губернию; после II съезда РСДРП — большевик. Из ссылки освобожден революцией 1905—1907 гг. Участник Октябрьской социалистической революции в Москве. Вел редакторскую работу в ряде партийных и советских органов печати. С 1927 по 1938 г.— главный редактор Малой Советской Энциклопедии.

Joomla templates by a4joomla