К. С. Еремеев
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ
(Из воспоминаний)
В Смольном, в Военно-революционном комитете, очень оживленно. Вчера, 24 октября, Временное правительство закрыло газеты большевиков «Рабочий путь» («Правда») и «Солдат» и дало приказ об аресте Ленина, ряда видных большевиков и всех членов Военно-революционного комитета. В ответ на это Военно-революционный комитет отменил приказ о закрытии газет, поставил в типографии свои караулы и принял военные меры к занятию своими войсками вокзалов, телефонной станции, телеграфа, Государственного банка. Всю ночь шли эти военные операции. И утром 25-го Смольный кипел, как муравейник, революционными рабочими, солдатами и матросами — охраной, делегатами районов и воинских частей, членами Совета и Военно-революционного комитета, посланцами «живой связи». Часть дела была сделана; ждали дальнейших поручений.
В президиуме Военно-революционного комитета шло совещание об этом дальнейшем. Вопрос был ясен. Правительство решило напасть на революционные органы пролетариата и покончить с ними, чтобы власть буржуазии могла укрепиться и продолжать войну с немцами «до победного конца». Но организованные рабочие, солдаты, матросы решили тоже, со своей стороны, покончить с этим предательством революции, свергнуть буржуазное правительство и власть передать в руки Советов. Военные действия уже начались сегодня ночью. Правительство не могло помешать занятию вокзалов и других важных пунктов, но оно стягивает верные себе войска на площадь Зимнего дворца, к штабу Петроградского военного округа. Теперь задача — окружить и ликвидировать одним разом и правительство и его охрану.
Н. И. Подвойский, председатель Военно-революционного комитета, докладывает насчет наших и вражеских сил:
— На нашей стороне весь гарнизон за ничтожными исключениями. Все рабочие. Весь флот. Петропавловская крепость. Мы можем двинуть всю Красную гвардию, полки — Павловский, Финляндский, Волынский, Литовский, Кексгольмский, Гренадерский, Московский, 180-й стрелковый, 2-й Балтийский экипаж, кронштадтских моряков и артиллеристов... Кто на их стороне? Юнкера и школы прапорщиков. Ударные батальоны. Женский батальон. Юнкерские артиллерийские училища. Казаки. Казаки вряд ли посмеют выступать, — кажется, 1-й и 4-й полки заявили нейтралитет, а без них Совет казачьих войск — нуль. Нейтральны еще специальные части — инженерный полк, конная артбригада, самокатный батальон, автомобильная школа. Семеновский, Измайловский и Преображенский — тоже нейтральны. Эти ни в каком случае не выступят против солдат, но, конечно, будут балластом.
— Прочие все не так важны. А вот преображенцы — это очень важно. Ведь казармы полка у самого Зимнего дворца. А вдруг они уже снюхались с юнкерами!
— И офицерство там вообще ненадежное, — заявляет Чудновский, сам делегат от Преображенского полка. — Я сейчас там был. Упарился. Никакого толку. Но категорически обещали нейтралитет. Полковой комитет говорит: «Мы не о двух головах».
— Делать нечего. Иметь их все время в виду. Кто тут будет командовать, пусть глядит в оба.
— Итак, кончаем. Время не ждет. Назначаем: Петропавловская крепость — тов. Благонравов, он артиллерист. Еремеев — на участок от Петропавловки, т. е. от Троицкого моста, обхватывая по реке Мойке, до Красного моста у Гороховой улицы. Чудновский — на участок от Красного моста до Флотских казарм. Чудновскому сначала занять Мариинский дворец и распустить «предпарламент».
Потом наступать совместно, сжать кольцо у Зимнего дворца, разоружить охрану и арестовать Временное правительство.
— Какие полки пошлем? Все хотят, — но нельзя же сгрудить всех к одному месту. Надо охранять вокзалы и тыл.
— Чудновскому — матросы, рабочие, ну — Кексгольмский полк, можно еще Финляндский. Еремееву — рабочие и Павловский полк. Остальные на местах, в готовности. Директивы всем отсюда.
Штаб моего сектора расположился в казарме Павловского полка на углу Миллионной улицы и Марсова поля — ныне площадь Жертв Революции. Штаб состоял из комиссара полка тов. Дзениса и нескольких членов полкового комитета.
В ожидании известий от Чудновского и прихода Красной гвардии мы выставили оцепление от набережной Невы по всему участку заставы и послали патрули и разведку во все стороны. На площади Зимнего дворца стояли два юнкерских училища, женский батальон, артиллерия Константиновского училища и казаки. Юнкерские патрули ходили по набережной, по Миллионной улице и в сторону Невского. Павловцы стали обезоруживать патрули юнкеров и отводить их в казармы, вследствие чего юнкера перестали ходить и стояли только в оцеплении на самой площади.
Наше оцепление никого не пропускало. Автомобили задерживались. В штаб приводили разных пассажиров — коммерсантов, адвокатов, иностранцев, офицеров, — мы их отпускали, оставляя себе машины. Вскоре привели приличного господина с портфелем, который возмущенно протестовал:
— Что у вас тут делается? Это безобразие! Меня смели задержать — я министр Прокопович! Я спешу на заседание правительства.
Мы ему сказали:
— Правительства этого больше нет. Мы вас отправим в Смольный.
- Это самоуправство! — волновался министр. — Вы не смеете! Вы понесете тяжелую ответственность. Вы понимаете ли, что вы делаете?
— Мы делаем революцию.
— Черт знает что! Это разбой среди белого дня.
После Прокоповича попались еще два министра — Карташев, министр по религиозным делам, и управляющий делами Временного правительства. Эти так испугались, что уж ни о чем не спорили, а только просили, чтоб их отпустили домой. Но мы таких важных лиц отправляли в автомобилях с конвоем в Смольный.
Вскоре пришли два отряда Красной гвардии из Выборгского и Петроградского районов. Они поместились пока в казармах, где ожидали уже готовые роты павловцев, одетых по-походному.
Пришла ко мне в подкрепление также полевая полубатарея, которой я приказал стать на Невском, на Полицейском мосту, развернуть орудия в обе стороны Невского проспекта. К этому мосту подошло уже по набережной Мойки оцепление Кексгольмского полка.
К казармам подъехали верхами двое казаков — офицер и нижний чин — и просили их пропустить к Зимнему дворцу.
— Мы делегаты. Нас общее собрание казаков послало увести от дворца сотню, которая там находится. Казаки постановили не защищать Временное правительство.
Они предъявили мандаты, в которых это было написано. Мы решили их пропустить. Вскоре действительно по Миллионной улице показался отряд казаков — все пожилые, бородатые. Они ехали, не глядя по сторонам. Дежурная рота павловцев вышла из двора на всякий случай и построилась у казармы. Казаки проехали в свои казармы.
Приехал Чудновский.
— С Мариинским дворцом покончено. Все по расписанию — окружили, поставили броневики, вошли туда и предложили разойтись. Юнкеров разоружили. Что там было! Растерянность, паника. Вышли как в воду опущенные. Жалкий лепет протеста: «Покоряемся грубой силе». Просили дать им хотя бы в автомобилях домой разъехаться. А матросы кричат: «Не велики господа! Пешком дойдете, полезно к аппетиту...» Я уже был в Смольном. Приказывали наступать и кончить. У меня штаб будет теперь в Адмиралтействе.
Мы условились, как делать дальше, и он уехал.
Обстановка уже изменилась в нашу пользу. Не только не было юнкерских патрулей, но и самая площадь у дворца была пуста. Все войска Временного правительства забрались во двор и помещения Зимнего дворца. Перед воротами дворца была сложена невысокая баррикада из дров. Артиллерия Константиновского юнкерского училища ушла совсем от дворца, отказавшись защищать правительство, и мы ее тоже пропустили через наше оцепление домой. Можно было полагать, что когда мы тесно обступим дворец, то сдадутся и остальные, ибо бегство защитников — казаков и юнкеров — показывало, что воодушевления биться за правительство до последней капли крови — не было ни капли.
Роты павловцев и отряды красногвардейцев были выведены и, согласно данным им указаниям, начали окружение района Зимнего дворца от набережной Невы по Мойке и Морской улице.
В то же время рабочие, матросы и другие полки охватывали район от набережной площади Сената к Александровскому саду и Морской улице. Кольцо замкнулось. Вскоре на площади началась перестрелка — это, в ответ на предложение сдаться, ударницы открыли пулеметный и ружейный огонь.
К Павловскому полку приехал тов. Подвойский и пожелал обойти фронт. Мы обошли по набережной Мойки и вышли на Морскую улицу под арку Главного штаба. На площади шла усиленная стрельба. Пулеметы щелкали от Зимнего дворца во всю мочь, ружейная стрельба раздавалась переливами. Пули постукивали в стены и окна зданий.
— Ишь, не дают подойти. Как жарят! Разрешите их хоть разок пугнуть из орудия, — говорили солдаты, бывшие около нас.
Тов. Подвойский не возражал, и я вызвал сюда с моста одно орудие. Мы целой толпой вышли на площадь, чтоб выбрать место, с которого было бы удобнее послать снаряд в ворота дворца. Однако тут так свистели пули, что установить орудие было трудно. Пришлось орудий поставить под аркой, где артиллеристы были в большей безопасности. Но здесь имелось неудобство для прицела в виде Александровской колонны и фонарей около нее.
Пока устанавливали орудие, послышались орудийные выстрелы со стороны Невы. Это стреляли с верхов Петропавловской крепости и с крейсера «Аврора» холостыми, предупредительными выстрелами. Раздался и наш выстрел. Все были осыпаны осколками стекол из окон арки и прилегающих зданий. Прицел был взят несколько высоко, и снаряд попал немного ниже карниза вправо от ворот. Впоследствии выяснилось, что он пролетел на вторую половину дворца, где и был поднят стакан от снаряда. Удар от снаряда виден еще и сейчас, через 10 лет, так как ремонта дворца не производилось*.
Орудие было отправлено на место, так как оно уже не могло пригодиться. К дворцу с двух сторон тесно надвинулись наши отряды.
Когда мы вышли к Невскому, увидели толпу людей, которую сдерживали солдаты. Толпа была безоружна, на вид все интеллигентные люди — мужчины и женщины. Они требовали, чтоб их пропустили в Зимний дворец, к правительству.
Женский истерический голос кричал:
— Почему не можете пропустить? Кто здесь начальник?
Кто-то сказал из солдат:
— Вот пришел начальник.
Передо мной расступились. Ко мне обратились сразу, наперебой, несколько человек:
— Гражданин начальник... Позвольте... Выслушайте... Мы — мирная делегация из Городской думы. Видите, мы же без оружия... тут женщины. Видите — у нас флаг... Мы идем в Зимний дворец умолять правительство прекратить кровопролитие...
Я ответил, что не пропущу, и предлагаю им идти назад.
— Но вы не можете нас задерживать: мы гласные Городской думы... Мы представители народа... Я гласный такой-то... я доктор... я городской голова... Я министр... я член ЦИК...
Обступивших меня раздвинула пожилая дама:
— Пустите, я ему скажу!.. Я женщина... вы послушаете женщину! Я — графиня Панина... Я всю жизнь работаю для народа. Вы должны нас пропустить. Мы будем на коленях умолять правительство кончить это ужасное человекоубийство... Я и вас буду умолять на коленях...
— Бесполезно, — прервал я. — Вы туда не пойдете. Да это и небезопасно для вас — слышите: стрельба.
— Но мы подымем высоко белый флаг... Мы обязаны... Мы пойдем силой...
- Если вы пойдете силой, вас прогоним прикладами.
— Вы — будете нас бить?! Вы человек без сердца! Помните: это говорит вам старая женщина. Пойдемте, господа, — подчинимся насилию.
Цепь солдат проводила их по Невскому до Казанского собора.
Мы отправились к дворцу. Там было шумно: слышались крики, раздавалась стрельба. В выступах дворцовых стен накопились большие группы наших.
На углу, у правого подъезда, раздавались громкие крики:
— Ура! Вали! Вали!
Это открылась дверь, которую распахнули изнутри вошедшие со двора от набережной моряки, рабочие и солдаты. В дверь хлынул поток людей. Однако дело было еще не кончено — там, внутри, тоже оказались запертые двери.
На площади, у ворот дворца, был сильный галдеж. Там юнкера хотели сдаться и выйти со двора, но ударницы им препятствовали, и женские голоса кричали:
— Не дадим вам уйти! Стрелять будем в спину! Сволочи! Изменники!
Наши с этой стороны подбадривали:
— Эй, не бойсь, выходи!.. Выходите и вы, тетки, — не тронем. Все равно уж дворец наш.
Но женщины-солдаты храбро отвечали:
— Врете! Вы сволочи, большевики. Уйдите! Бить вас будем. Юнкеришки, трусы, черт с вами, только винтовок вам не дадим. Сдавайте винтовки!
Бывшие впереди юнкера с трудом оттеснили женщин и, приоткрыв ворота, стали вылезать из дворцового двора. Задних все же женщины успели обезоружить, однако они уже не стреляли ни в наших, ни в юнкеров, хотя все еще грозили стрелять. Юнкера были окружены павловцами и отведены в казармы под арест. При обыске у каждого из них нашли заряженными по два револьвера.
Оставшиеся у ворот матросы, солдаты и рабочие продолжали уговаривать ударниц:
— Сдавайтесь и вы. Потом хуже будет. Выходите сейчас — не тронем. Ну, а силой возьмем — всех вас по казармам разведем.
Они храбрились и нервными голосами кричали:
— Уйдите к чертям! Умрем, а не сдадимся!.. Уходите — стрелять будем... Всех перебьем!
Но уже не стреляли. Душевная тревога и страх, видимо, ими овладевали.
— Да выходите, дамочки! — отвечали со смехом солдаты. — Вылезайте, что ль. Все равно — вы наши.
Наконец они согласились:
— Выйдем, только не трогайте. Строем нас отпустите.
На площадь высыпала тысяча женщин в солдатских фуражках, гимнастерках и штанах. Их окружили со всех сторон. Винтовки они побросали на дворе. Повели их в казармы Павловского полка, чтобы оттуда отправить в их казармы под городом в Левашове, где они должны переодеться в свои женские костюмы и разойтись по домам.
Наши уже вломились во дворец и, не встречая никакого сопротивления, подвигались по многочисленным коридорам и переходам. Мне сообщили, что приехал тов. Антонов и вместе с Подвойским пошел во дворец.
Во дворце я встретил процессию членов бывшего правительства, выходящую на площадь. Они были окружены конвоем и направлены в Петропавловскую крепость.
Так кончились дни четвертого и последнего Временного правительства, существовавшего ровно месяц, с 25 сентября по 25 октября.
Глава правительства, Керенский, бежал из Петрограда во Псков еще утром в этот же день. А в то время как велись эти боевые действия, произошли исторические события:
Было заседание Петроградского Совета, на котором выступил вышедший из подполья В. И. Ленин. Провозглашена вся власть Советам.
Открылись заседания II Всероссийского съезда советов. Меньшевики и правые эсеры покинули съезд, протестуя против власти Советов. Съезд принял обращение к населению всей России, в котором заявил, что вся власть на местах переходит к Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Советы должны обеспечить революционный порядок и не допустить контрреволюции.
Родилась новая, не существовавшая еще в мире нигде, кроме Парижской коммуны, истинная власть трудящихся.
Это были важнейшие исторические события, которые начали совершенно новую эпоху в жизни человечества на всем земном шаре.
* Имеется в виду 1927 год, когда впервые печаталась статья К. С. Еремеева. — Ред.