А. Тарасов

Работа в Кремле

Наказ сибирякам

Видеть и слышать Ильича мне довелось в 1921 — 1922 годах. Тогда Центральный Комитет партии придавал особенное значение подготовке кадров партийных и советских работников. Кремль в то время был для них подлинным университетом. Многие прибывали сюда прямо с фронтов гражданской войны, они и учились и лечились. Меня командировали в Москву из Сибири в 1921 году. Предложили работу в Кремле одним из секретарей Малого Совнаркома. Надо ли говорить, что это означало для меня, молодого партийца! Видеть Ленина, работать бок о бок с ним...

Обаяние ленинской мысли, силу его зажигающего слова я испытывал на себе уже не раз. Это было, например, в 1918 году, когда я работал в Омске в органах связи. Через связистов и связисток, этих в своем роде политинформаторов, «с телеграфной ленты» потекли тогда во все уголки необъятной России, в том числе и в Сибирь, потрясавшие мир ленинские призывы. Телеграфная лента сообщила нам о ленинском плане спасения революционного народа России от голода. В этом плане немалое место было отведено Сибири.

В то время немецкими оккупантами была занята Украина. Объединенная российская контрреволюция предпринимала отчаянные усилия для того, чтобы отторгнуть от Советской России и вторую житницу — Сибирь. Контрреволюция, опираясь на сибирское кулачество и реакционную верхушку казачества, стремилась нарушить связь, парализовать транспорт, чтобы помешать перевозкам сибирского хлеба в революционные центры — Питер, Москву. С помощью кадетско-эсеровских и меньшевистских элементов городская буржуазия и чиновничество пытались организовать саботаж и забастовки на транспорте, в финансовых учреждениях и в органах связи под фальшивыми политическими лозунгами борьбы «за Учредительное собрание», «за свободу для всех». Но большевистский Омский Совет поставил на службу пролетарской революции хлебные запасы Сибири. На элеваторах и заготпунктах накопилось много готового к отправке хлеба. У сибирских богатеев годами стояли немолоченными многочисленные скирды. Был хлеб и у поселенцев, готовых продать его рабоче-крестьянской власти. В помощь сибирякам из Питера прибыли продотряды с маршрутами-поездами, с товарами и деньгами.

Момент был опасный для революции и для страны, на рубежах которой стояли полчища немецких империалистов. Небольшая группа омских связистов чувствовала политическую ответственность за обеспечение связи с Москвой — с Лениным, с Цюрупой — Наркомом продовольствия. Переговоры с центром тогда были крайне затруднены. На промежуточных станциях саботажники нередко «забивали» разговор, изощрялись в ругани. В. И. Ленин придавал большое значение регулярной связи с периферией. В Кремле, в здании Правительства, в помещении, смежном с квартирой Владимира Ильича, были оборудованы телеграф и телефон — всегда бодрствующая ленинская «будка», через которую в любое время можно было вызвать Ильича. Директивы, указания Ленина передавались в Омск довольно часто. Помню, как однажды я прочитал ленту вызванному к проводу товарищу из Омского Совета. Слова Ленина навсегда врезались в память: «У аппарата Ленин... Сибиряки-коммунисты должны прорвать блокаду голода, дать хлеб революционным воинам, рабочим Питера и Москвы, служащим, преданным революции, в том числе работникам транспорта, почты и телеграфа. Доведите это до сознания каждого рабочего, каждого служащего, каждого бедняка, трудового крестьянина». Приятно было сознавать, что Ленин стремился приобщить к великому делу революции буквально всех «маленьких людей». Вскоре по поручению большевистского комитета я выступил на собрании делегатов от бастующих служащих разного рода учреждений, — транспорта, связи, банковских и торговых предприятий. И там я прочел этот ленинский наказ сибирякам. Он возымел огромное действие: участники собрания отвергли свое прежнее решение, призывающее продлить забастовку.

Этот эпизод еще больше укрепил во мне веру в великую силу ленинского слова. И вот теперь мне представилась возможность видеть и слышать Ленина. Не скрою — я колебался. Опасался, что окажусь беспомощным, работая там, где работает Ленин. Когда я поделился своими сомнениями со старшими товарищами, то в ответ услышал ободряющие слова: «Не бойтесь, в Кремле вас подучат».

Воспитание правдой

Через сотрудников секретариата и управления делами Совнаркома, часто встречавшихся с Владимиром Ильичом, мне стали известны характерные черты ленинского стиля руководства советским и партийным аппаратом. Это, во-первых, жесткая требовательность — «знать дело», требовательность, как-то возвышающая сотрудника в собственных глазах, ибо она сочеталась у В. И. Ленина с указаниями, советами, ободрениями. Это, во-вторых, поразительная осведомленность Ленина об интересах, положении и быте трудящихся. Ильич никому не прощал «забывчивости» в делах, касающихся интересов трудящихся. К Владимиру Ильичу нельзя было являться на доклад с неточными сведениями или не вполне проверенными фактами и документами. «Отписок» на жалобы трудящихся он не терпел совершенно.

В памяти одно из поручений Владимира Ильича: проверить поступившее на его имя письмо от рабочих московского Миусского трамвайного парка. Трамвайщики сетовали на плохое продовольственное снабжение их через заводской распределитель. Мне было поручено выяснить, в чем причина: недополучение продуктов по нормам, и без того тогда скудным, или непорядки в распределителе. В мотоциклетке самокатчик Кремля отвез меня на Лесную улицу, остановился за один-два квартала от парка, чтобы не обращать особого внимания миусцев на наше появление. Позже выяснилось, что детвора дозналась-таки, откуда мотоциклетка и пассажир. О результатах проверки работники секретариата доложили Ленину. О последовавших распоряжениях Ильича мне не было известно. Но вот трамвайщики прислали Владимиру Ильичу второе письмо. Они благодарили его за внимание и заботу, а вместе с тем заявляли дорогому вождю о своей готовности пойти на любые трудности и жертвы. Они выражали это в таких трогательных словах: «Мы теперь знаем, что тебе, дорогой Ильич, положение дел со снабжением нас продовольствием известно, и если что можно сделать для улучшения, то будет сделано. А рабочие Миусского парка выполнят свой долг в любых условиях». Подобных писем В. И. Ленин получал очень много.

Случай на приеме

После стажировки меня определили на работу секретарем Малого Совнаркома. На всем, что вижу, слышу, делаю, я ощущаю глаз и руку Ленина. За 1921 — 1922 годы мне довелось не раз встречаться с Владимиром Ильичом, бывать на приеме с протоколами Малого Совнаркома, неоднократно присутствовать на заседаниях Совета Народных Комиссаров, исполнять текущие поручения Владимира Ильича. Я наблюдал, как В. И. Ленин работал, усваивал его требования, выслушивал замечания, пожелания и советы — словом, учился хорошей, толковой секретарской работе. Однажды произошел такой случай. Из кабинета Ильича вышел знакомый сибирский работник. Увидев меня в приемной, земляк выразил удивление и спросил, как я очутился здесь. Не успел я ответить, как личный секретарь В. И. Ленина, Лидия Александровна Фотиева, предложила мне войти в кабинет. Прощаясь с земляком, я открываю дверь кабинета, шагаю и, забыв впопыхах про ступеньку лесенки, спотыкаюсь. Из моих рук сыплются бумаги, приготовленные для доклада и подписи Владимиру Ильичу. Я растерялся и смущенно посмотрел в сторону Ленина. Но то, что я увидел, сразу вернуло мне самообладание. Владимир Ильич с улыбкой смотрел на рассыпанные бумаги. Чтобы ободрить меня, развеять мое смущение, он спросил: — Откуда вы знаете этого сибиряка?

Когда я тоже назвался сибиряком, Ильич сказал: — Сибиряки народ упорный. Учиться, будете — из вас толк будет...

Эти слова я не раз потом вспоминал. Они укрепляли во мне веру в свои силы. В такие минуты В. И. Ленин особенно ярко представал как простой, сердечный русский человек. И в то же время, эти черты еще ярче оттеняли его величие как вождя и учителя трудящихся. Общение с Лениным приучало нас, работников секретариата, относиться к порученному делу, к учебе с особой ответственностью.

„Без всяких если“

В ленинской записке в Малый Совнарком давалось задание предоставить помещение для иностранной торговой фирмы «Хаммер», с которой наше правительство заключило договор. Ленин требовал сделать это точно в срок, «без всяких если». Мне поручили подыскать помещение в трехдневный срок. Это было в субботу. Срок исполнения записали — вторник. Когда я позвонил в существовавшую тогда «Комиссию по разгрузке города Москвы», ведавшую учрежденческим жилым фондом, то обнаружил свой «просчет». Из этих трех дней один был воскресным. Сначала я расстроился. Смогу ли я за два дня выполнить поручение? Но когда я вторично прочитал ленинскую записку, то понял: мне предоставлялось право требовать исполнения в срок от имени Владимира Ильича. И достаточно было сказать жилищным работникам, что задание и сроки исполнения исходят от Ленина, как весь аппарат комиссии был приведен в движение. Помещение подыскали, освободили и передали фирме. Когда я докладывал Владимиру Ильичу о «хорошем исполнении», он с какой-то, ему одному свойственной теплотой, улыбнулся с хитринкой и справился: — Как это вы сумели побороть учрежденческую волокиту? — Вашим именем, Владимир Ильич, — ответил я. Справедливость требует сказать, что в обстановке того трудного времени мы далеко не всегда радовали учителя «хорошим исполнением».

Урок на заседании

Владимир Ильич уделял немало внимания культуре секретарского обслуживания заседаний правительства и его комиссий: организации вызовов докладчиков, подготовке материалов (документов) к заседаниям, проверке исполнения решений правительства. Каждое заседание, которым руководил Ленин, было и остается школой для всех. Один такой урок, полученный от Ильича, на всю жизнь запечатлелся в моей памяти. На заседании Совнаркома обсуждался проект Положения о Наркомате рабоче-крестьянской инспекции, подготовленный и внесенный Малым Совнаркомом на рассмотрение правительства. Вокруг этого проекта разгорелись споры, к проекту поступило много поправок и замечаний. Дело запутывалось и осложнялось тем, что докладчиками и представителями заинтересованных сторон неточно воспроизводились заключения их ведомств или в ходе обсуждения менялись позиции, занимаемые представителями ведомств в подготовительной комиссии. Словом, получилось «разночтение», как мы тогда это называли. Наркома РКП, товарища Сталина, на заседании не было. Владимиру Ильичу приходилось сопоставлять, взвешивать предлагаемые формулировки поправок к проекту. В момент горячей «перепалки» Владимир Ильич неожиданно задал вопрос: — А что, здесь секретарь Малого Совнаркома? Когда я отозвался, Владимир Ильич предложил присутствующим: — Давайте послушаем, что нам скажет секретарь Малого Совнаркома, изучавший все эти документы.

Я высказал свое мнение. Но с ним многие не согласились. Обсуждение проекта было отложено. Владимир Ильич обязал секретариат представить к следующему заседанию Совнаркома письменную справку, «сугубо строго проверив отзывы ведомств». А после заседания Владимир Ильич подозвал меня и предупредил: «У нас, дорогой товарищ, знать, уметь и работать надо». Когда я стал уверять Владимира Ильича в своей правоте, он на прощанье оказал: — Вот проверочка нам все покажет.

«Проверочка» доказала мою правоту, и я был вознагражден за волнения тем, что Владимир Ильич остался доволен «толково составленной оправкой» и рекомендовал секретариату Совнаркома на будущее составлять такие справки для членов правительства. Такие предметные уроки, даваемые Владимиром Ильичом, учили вникать в существо, в детали дела. Каждый стремился не быть застигнутым врасплох вопросом Владимира Ильича: — А вы это точно знаете, проверили? Назидания, получаемые от Ленина, никогда не принижали работника, а всегда подталкивали, двигали вперед, воспитывали страстную тягу к учебе, к совершенствованию в работе.

«Сибирские огни» 1958 год № 4