Анохин Владимир Григорьевич.

ПАМЯТЬ НАРОДА

 1966

 Под Пятигорском, высоко в горах, неподалеку от места дуэли Лермонтова, есть отвесная скала. На ее вершине виден издалека портрет Владимира Ильича Ленина. Рисовал его летом 1925 года инженер, художник-самоучка из Ростова Николай Кузьмич Щуклин.

Вблизи Москвы, в сквере перед огромными корпусами Глуховского хлопчатобумажного комбината имени В. И. Ленина, стоит памятник Ильичу. У его подножия зимой и летом лежат живые цветы. Это самый первый в мире памятник Владимиру Ильичу Ленину. Он был открыт 22 января 1924 года. Сделал его простой рабочий Федор Петрович Кузнецов.

Об этих и других редчайших памятниках вождю революции, созданных трудящимися в первые годы Советской власти, рассказывает на страницах брошюры «Память народа» журналист Владимир Анохин.

Автор побывал на местах описываемых событий, встречался с их свидетелями и авторами памятников В. И. Ленину.

...Безгранична любовь народа к Ленину. Всю свою жизнь, до последнего вздоха, отдал он великому делу борьбы за свободу и счастье простых людей, за освобождение трудящихся от угнетения и эксплуатации. Он знал, что ему не суждено дожить до коммунизма. Он говорил, что коммунизм увидят наши дети и внуки. И отдавал борьбе за грядущий коммунизм все силы своего гениального ума и сердца, полного любви к человечеству.

Опыт истории показал, как прав был Ленин, когда говорил, что ничто не может помешать народу, поднявшемуся на борьбу за свою свободу, за построение нового мира.

Проходят годы, и каждый год подтверждает правоту ленинских предвидений. Пройдут столетия, но никогда не померкнет бессмертное имя Ленина.

По мере претворения в жизнь ленинских идей образ Владимира Ильича приобретает для каждого из нас все большую ясность и глубину. Мы ощущаем с благоговением его величие, его значение для нашей эпохи — эпохи строительства коммунизма.

О родном Ильиче создано бесчисленное множество талантливых произведений литературы и искусства. В различных уголках земного шара воздвигнуты и бережно охраняются народом памятники великому вождю революции.

Но особенно дороги нам памятники Владимиру Ильичу Ленину, выполненные руками простых рабочих и крестьян России в первые годы Советской власти. После них в нашей стране и за рубежом было создано много других памятников, более величественных и прекрасных. Однако созданные простыми людьми не сравнимы с ними по своей огромной исторической ценности. Это — память народа.

 


 

ПАМЯТНИК В ГЛУХОВКЕ

Под Москвой, в сквере, который раскинулся перед огромными корпусами Глуховского хлопчатобумажного комбината имени В. И. Ленина, стоит памятник Владимиру Ильичу. У его подножия зимой и летом букеты свежих цветов. Это самый первый в мире памятник Владимиру Ильичу Ленину. Он был открыт 22 января 1924 года, на следующее утро после смерти великого вождя. Сделал его простой рабочий...

...Однажды в конце 1923 года рабочие Глуховской мануфактуры на общем собрании решили послать к Ленину делегацию. Теперь, много лет спустя, уже невозможно установить, кто первый на Глуховке предложил поехать в Горки. Однако с уверенностью можно сказать, что всем хотелось навестить Владимира Ильича, узнать подробнее о его здоровье, просить, чтобы не переутомлялся и берег себя.

От одного к другому, от цеха к цеху разносилось, отзываясь эхом на коротких митингах и собраниях: «Надо ехать в Горки к Ленину, надо проведать родного Ильича».

На общем собрании долго и горячо обсуждали, кого послать, отобрали самых лучших, самых достойных. Потом голосовали. Больше всех голосов собрали ватерщица Пелагея Холодова, старый молотобоец Дмитрий Кузнецов, прядильщик Герасим Козлов и молодая сновальщица Клава Гусева. А она не была на собрании и ничего не знала об этом.

В конце собрания вдруг поднялся высокий, могучий молотобоец Кузнецов и сказал:

— Есть дело... Надо Ильичу сделать душевный подарок!

Это всем понравилось. Однако знали глуховцы: не принимает Ленин подарков, сердится, когда его одаривают,— не такого склада человек. Стали думать и гадать, что подарить родному Ильичу.

Один рабочий посоветовал послать охотничье ружье, другой — костюм, третий предложил соткать для Владимира Ильича красную рубашку-косоворотку... Нет, не по сердцу это будет Ленину.

Слово взяла работница Екатерина Дорохова, одетая, по обычаю тех лет, в красный платочек и кожанку, перепоясанную узким ремешком:

— Владимир Ильич любит природу, давайте пошлем ему вишневый сад, на память. Зацветут наши вишни, а ему это будет приятно.

Председатель собрания поставил вопрос на обсуждение. Мнения разделились, некоторые засомневались: ведь живет Ильич в Горках. Кругом парк, леса, поля, цветы, ну что ему наши вишни!

— Дайте мне слово! — крикнула Пелагея Холодова, поднимая руку.— Вишневый сад! Это ведь замечательно! Ведь дерево — символ жизни! Посадим наши вишенки под окнами его комнаты. Зацветет сад, глянет Ильич на вишни — и Глуховку нашу вспомнит. Пройдут годы, и расцветет наш вишневый сад, как наша новая, счастливая жизнь... Так что одобряй, народ!

Подумали и пришли к единодушному решению отправить Владимиру Ильичу в подарок вишневый сад: вишня, когда она весной в цвету, глаз радует.

На том и остановились.

После собрания чуть ли не весь заводской комитет в полном составе пошел в питомник, где рабочие отобрали самые лучшие деревья. Садовник Н. Н. Сергеев выкапывал вишенки очень осторожно, стараясь не повредить корней.

Вечером к Клаве Гусевой зашла ее подруга, ватерщица из соседнего цеха, тонкая, светловолосая Пелагея Холодова:

— Завтра в шесть часов утра поедешь с нами, оденься потеплее да и получше.

— Куда это мы поедем? — удивилась Клава.— Зачем?

— Потом, потом узнаешь,— засмеялась Пелагея и убежала домой.

На другой день делегация отправилась на грузовике в далекий путь. В кузов положили и заботливо укрыли мешками и рогожей 18 саженцев вишневых деревьев — скромный подарок Владимиру Ильичу.

Провожать делегацию вышла большая толпа рабочих. Раздавались теплые слова, напутствия:

— Передайте привет Ильичу!

— Расскажите ему о нашей мануфактуре.

— Счастливого пути!

Шофер Иван Воронцов дал газ, и машина тронулась. Толпа шла за ней до моста. Провожающие махали руками, шапками, платками. Рядом с шофером ехал садовник Н. Н. Сергеев. Ему было поручено посадить вишневые саженцы в Горках.

А Клавдия Гусева все время спрашивала свою подругу, куда же все-таки они едут. В самом деле к Ильичу?

— Да перестань ты ее мучить, скажи,— не вытерпел прядильщик Герасим Козлов.

— Ну уж так и быть, слушай,— сказала Пелагея.— К Ленину едем, в Горки...

Грузовик выехал на дорогу, ведущую к Богородску (ныне город Ногинск), и затрясся по старой булыжной мостовой.

Слабые лучи осеннего солнца, с трудом пробиваясь сквозь серые тучи, разгоняли холодный туман, плывший над самой землей. Грузовик, упорно продвигаясь вперед, обгонял телеги, груженные кочанами капусты, мешками с картофелем и яблоками, морковью и луком. Это местные крестьяне спешили в город на базар.

Вскоре пришлось затормозить и ехать медленно. Здесь рабочие укладывали черные просмоленные шпалы и новенькие стальные рельсы, сооружали первые метры трамвайной линии от Глуховки к Богородску.

Возле железнодорожной станции повстречали подводы с хлопком, присланным из далекого Узбекистана для Глуховской мануфактуры.

— Смотри, сколько сырья везут,— сказал Сергеев.— До зимы хватит.

Иван Воронцов не ответил. Слесарь по специальности, он совсем недавно окончил Курсы шоферов и гордился оказанным доверием доставить делегацию рабочих в Горки. Секретарь парторганизации Глуховской мануфактуры И. М. Квасман наказал приехать засветло, пораньше. Сжимая прохладную баранку руля, Воронцов гнал машину вперед, напряженно вглядываясь в окутанную сизым туманом дорогу.

У Рогожской заставы Герасим Козлов, сидевший в кузове вместе с женщинами и Дмитрием Кузнецовым, постучал кулаком в заднее стекло кабины и велел остановиться.

Шофер притормозил:

— Что случилось?

— Девчата замерзли,— сказал Козлов.— Не мешало бы чайку попить.

Они зашли в ближайшую чайную. Молча достали из узелков сухари, вареный картофель и лук. Перекусив, стали пить из железных кружек кипяток. Выпили по одной, по второй. Когда Козлов хотел налить по третьей кружке, старик Кузнецов вытащил из кармана дареные именные часы, щелкнул массивной серебряной крышкой и проговорил:

— Хватит. Так мы до ночи не доедем.

И снова тронулись в путь. Ехали и пели песни. Руководила хором Клава Гусева, живая, веселая, чернявая, с озорными карими глазами. Много знала она песен...

К вечеру 2 ноября приехали в Горки. Остановились у высоких деревянных ворот. Навстречу вышел сторож. Оглядев грузовик, спросил:

— Откуда приехали?

— Из Глуховки. Делегаты от рабочих,— ответил Дмитрий Кузнецов.— Как нам к Ленину попасть?

— А Ленина в Горках нет,—невозмутимо сообщил сторож.

На минуту воцарилось молчание.

— Как это нет? — глухим, изменившимся голосом проговорил старый молотобоец.

— Да вот так,— отвечал сторож, закуривая.— Говорят, куда-то уехал.

Делегаты не знали, что делать: ждать возвращения Ленина или уезжать обратно. Когда ехали сюда, никто не думал, что поездка может окончиться неудачно. А главное, как отвечать товарищам в Глуховке, перед всем народом. Невеселые мысли прервал проходивший мимо местный садовник.

— Владимир Ильич в Горках,— сказал он.— Но врачи к нему никого не пускают... Надо просить его сестру, Марию Ильиничну. Может, вам разрешат повидаться... Я сейчас иду туда по своим делам и скажу о вас.

А через несколько минут грузовик уже ехал по старинному парку, одетому в багряный осенний наряд. Под шинами шуршали опавшие желтые листья.

На крыльце белого с колоннами дома рабочих встретила Мария Ильинична Ульянова.

— Здравствуйте,— сказала она,— проходите в дом, пожалуйста.

Положив саженцы вишневых деревьев при входе и раздевшись в передней, делегаты прошли на застекленную веранду.

— Отдохните с дороги,— сказала Мария Ильинична,— а я пока схожу скажу Владимиру Ильичу.

Через несколько минут она вернулась:

— Согрелись немного? Проходите сюда, сейчас он вас примет.

Друг за другом, осторожно, стараясь не шуметь и не топать, делегаты прошли вслед за ней в «телефонную»— так называлась небольшая комната, где на стене висел телефон. Присели на стулья. Широкая лестница вела на второй этаж, в кабинет Ленина.

Мебель карельской березы, венецианские зеркала в позолоченных рамах, картины и гравюры на стенах, хрустальные люстры и ковры — все в этом богатом доме, где жил когда-то царский генерал Рейнбот, было чуждо вкусу Владимира Ильича Ленина.

— Одно убранство, а вот библиотеки настоящей нет,— недовольно говорил он.

Владимир Ильич к такому жилью не привык. Он любил строгий домашний быт, без лишних, дорогих вещей, спартанскую простоту. В Кремле, например, Ленин жил в маленьких комнатках бывшего здания судебных установлений, которые почти ничем не отличались от его скромных, уютных квартирок за границей, в эмиграции.

Однако Владимир Ильич просил оставить в Горках все так, как было при старых владельцах, новую обстановку не покупать и ничего не выбрасывать, никаких затрат для него не производить. Поэтому, следуя его твердому желанию, здесь ничего не переделывали и ничего не меняли из мебели, принадлежавшей прежним хозяевам. Была произведена только незначительная, самая необходимая перестановка старинного имущества в доме, который день за днем постепенно приспосабливался, к деловому отдыху Владимира Ильича.

...Томительно медленно тянулось время. Где-то за дверью мелодично пробили стенные часы. Лишь только эти звуки и потревожили тишину. Чувствовалось, что все в этом доме строго соблюдали тишину, стараясь не беспокоить больного Ленина.

— Скажите, пожалуйста,— обратился к Марии Ильиничне старый молотобоец,— а Ильича-то мы увидим?

— Увидите, увидите,— засмеялась Мария Ильинична. Но тут же тихо добавила: — Прошу вас помнить: его нельзя утомлять, он очень нездоров.

Не успела она проговорить, как открылась дверь. Вошел Ленин, в простой суконной тужурке, с ласковым, приветливым взглядом чуть прищуренных глаз. Он был, как всегда, в своей кепке, знакомой всем по фотографиям.

— Володя, это глуховские рабочие,— сказала брату Мария Ильинична.— К тебе в гости приехали.

Подойдя к рабочим, Ленин снял левой рукой кепку, переложил ее в правую. Увидев его, делегаты оробели, растерялись, поднялись со своих мест. Улыбаясь, Ленин подал гостям левую руку.

И от этого рукопожатия, от светлой и доброй улыбки Владимира Ильича у всех стало хорошо и спокойно на душе.

Потом Владимир Ильич пригласил всех к себе, и делегаты поднялись вместе с Лениным по широкой дубовой лестнице в его кабинет. К ней пристроили второй дубовый поручень, чтобы Владимир Ильич, спускаясь и поднимаясь по нескольку раз в день, мог опираться, не прибегая к посторонней помощи, чего он ужасно не любил. Это была единственная переделка в старинном доме.

Когда все расположились возле письменного стола, ватерщица Пелагея Холодова передала Ильичу приветственный адрес от текстильщиков Глуховской мануфактуры.

Ленин взял у нее плотный лист белой бумаги, старательно исписанный красивыми печатными буквами, и, придвинувшись поближе к настольной лампе, прочитал первые строчки:

«Тов. Ленину, великому вождю рабочих мира, учителю и товарищу.

Ты, имя которого, как знамя, как путеводная звезда, с любовью хранится в сердце не только каждого члена РКП (б), не только каждого члена РКСМ, но и каждого рабочего и крестьянина...»

Ленин попросил рассказать про фабричные дела, интересовался, как рабочие живут, на что жалуются.

Во время задушевной, дружеской встречи делегаты рассказали Ленину о Глуховской мануфактуре, сколько хлопка заготовили, как идет строительство трамвайной линии и новых жилых домов для рабочих.

Подперев голову рукой, Владимир Ильич внимательно слушал. Он был спокоен, на губах его искрилась добрая улыбка. Но темные круги под глазами, утомленное, бледное лицо, усталый взгляд — все говорило, что Ленин очень болен, коварная болезнь подточила его силы.

Подавил тяжелый вздох Герасим Козлов, смахнула украдкой слезу Пелагея Холодова. А старик Кузнецов поднял кверху свои мозолистые, обожженные огнем и раскаленным металлом руки, сжал пальцы в огромные кулаки и сказал:

— Владимир Ильич, скажи только — все вот этими руками сделаем!

А был Дмитрий Кузнецов высокий, могучего телосложения, с большой окладистой бородой. Из-под мохнатых черных бровей смотрели умные голубые глаза. Настоящий русский богатырь!

— Молотобоец я, товарищ Ленин,— проговорил Кузнецов,— с шестнадцати лет стою у наковальни.

...Глуховская мануфактура — одно из старейших и крупнейших предприятий хлопчатобумажной промышленности нашей страны, объединяющее несколько фабрик.

Первые фабрики Глуховской мануфактуры построены (в 1847 году механическая ткацкая, а в 1849 году бумагопрядильная) Захаром Морозовым, сыном известного фабриканта Саввы Морозова, в селе Глуховке на месте топких болот, в трех километрах от Богородска.

С течением времени маленькое село разрослось и превратилось в большой рабочий поселок. Среди деревянных кособоких домишек появились кирпичные дома купцов и лавочников, на каждом углу — пивные и трактиры, а возле входа на фабрики построили высокое трехэтажное здание — Собрание приказчиков. Здесь каждую ночь местная буржуазия устраивала танцы, попойки, картежные игры, кутежи.

Разрасталась и сама Глуховская мануфактура. На ее предприятиях работали крупнейшие специалисты текстильного производства, безграмотные, необразованные, но настоящие мастера своего дела. Широко использовалась новейшая для того времени техника.

Морозовские товары пользовались большим спросом на международном рынке и успешно конкурировали с английскими. День и ночь работали на хозяев глуховские ткачи. Мало чем отличался от каторги тяжелый, изнурительный труд на морозовских фабриках. Миллионные богатства хозяев Глуховской мануфактуры были сколочены путем жестокой эксплуатации рабочих. Даже дети стояли за станками и вместе со взрослыми работали на фабрикантов.

Тяжелая жизнь родила в те мрачные годы присловье: «День не едим, два не едим, немного погодим и снова не едим».

Нищенская заработная плата, огромные вычеты, штрафы, произвол администрации — все это вызывало протест, забастовки, волнения.

Рабочие Глуховской мануфактуры известны активным участием в революционном движении, они не раз решительно поднимались на борьбу против бесправия и чудовищной эксплуатации.

В 1903 году там была создана социал-демократическая группа, во главе которой встали большевики. Развернулась широкая революционная работа. Были организованы кружки. Десятки лучших, преданных рабочих и работниц вступили в партию. На митингах, маевках и собраниях большевики призывали к борьбе против самодержавия, к борьбе за светлую, новую жизнь. Посланцы большевиков-глуховцев приняли активное участие в работе Пражской конференции, VI съезда партии.

Глуховские рабочие с оружием в руках сражались на баррикадах 1905 года, а через десять лет, в 1915 году, организовали многодневную забастовку, о которой долго говорила вся Россия.

В единодушном мощном порыве поддержали глуховские ткачи Великую Октябрьскую социалистическую революцию и под руководством большевиков установили Советскую власть в Глуховке и в Богородске. Крупный отряд глуховских рабочих был послан в Москву на помощь отрядам красногвардейцев, сражавшихся с юнкерами.

А когда началась гражданская война, сотни глуховцев ушли на фронт. Многие из них не вернулись обратно, сложив головы за народное дело.

На Глуховской мануфактуре работал воспетый в народных песнях легендарный герой гражданской войны матрос-партизан Железняк (Анатолий Железняков).

После гражданской войны глуховские ткачи принялись за ремонт и восстановление фабричного хозяйства. В короткий срок были возведены подсобные предприятия: деревообделочный завод, торфоразработки, лесозаготовки. Новые хозяева Глуховской мануфактуры, простые рабочие и работницы, трудились не покладая рук, стараясь превратить старые фабрики в первоклассный текстильный комбинат.

То были трудные годы. Не хватало хлеба и сырья, по целым дням не горело электричество, то и дело выходили из строя старые станки. Часто машины останавливались, и на воротах фабрики появлялось объявление: «Закрыто. Нет хлопка». Но несмотря на все трудности, Глуховская мануфактура давала стране тысячи метров ткани.

А по вечерам в здании бывшего Собрания приказчиков, переоборудованном под рабочий клуб, устраивались концерты художественной самодеятельности, драмкружок ставил «Ромео и Джульетту», «Три сестры», «Коварство и любовь». Ткачи и землекопы, маляры и плотники читали со сцены стихи Пушкина, Маяковского, Есенина, Блока...

Ленин внимательно слушал правдивый рассказ о жизни рабочей Глуховки, о том, с каким воодушевлением трудятся ткачи, и одобрительно кивал головой.

Он поинтересовался, сколько детей в Глуховке, сколько молока на них получают. Тут же на листке бумаги поделил одну цифру на другую. Результат обвел кружком и написал сбоку: «Мало». Потом записал, сколько картофеля заготовили на зиму, и поделил на число рабочих: «Мало».

— Маловато,— согласилась Пелагея Холодова.— Но ничего, продержимся, Владимир Ильич. А там и весна придет...

— Рабочие просят вас приехать на фабрику,—сказал Герасим Козлов.— Обязательно приезжайте, когда поправитесь. Будем ждать.

Эту знаменательную встречу глуховских рабочих с вождем и другом трудящихся много лет спустя запечатлел на своем полотне известный ногинский художник В. Тягунов.

На большой, красочной картине рядом с Владимиром Ильичем Лениным он изобразил своих земляков — и молотобойца Дмитрия Кузнецова, и ватерщицу Пелагею Холодову, и прядильщика Герасима Козлова, и сновальщицу Клавдию Гусеву. Эта картина висит сейчас в местном краеведческом музее.

Делегаты хотели сказать Ленину о подарке, но все никак не решались, не зная, с чего начать.

Наконец самая молодая из делегатов—Клавдия Гусева набралась храбрости и сказала:

— Владимир Ильич, мы вам подарок привезли от рабочих.

Ленин нахмурился и даже рассердился. Он не любил подарков. Делегаты смущенно замолчали. Тогда Герасим Козлов кашлянул в кулак и осторожно обратился к Ильичу:

— Мы вам саженцы вишен привезли. Рабочие просили посадить деревья возле вашего дома...

Владимир Ильич сразу повеселел и улыбнулся.

Время недолгого свидания пролетело быстро и незаметно. За окном опустился темный осенний вечер. Ветви векового клена тихо стучали в стекло.

Рабочие знали: Ленин болен, его нельзя утомлять. Все поднялись. Наступили минуты прощания. Делегаты очень тепло попрощались, и все расцеловались с Лениным.

— Берегите себя, Владимир Ильич,— тихо проговорила Клава Гусева.— Не утомляйтесь.

Она смотрела на Владимира Ильича, стараясь запомнить на всю жизнь это родное лицо. Увидев слезы на глазах девушки, он ласково погладил ее по голове.

Последним прощался с Лениным шестидесятилетний Кузнецов. Долго стояли они, обняв друг друга. А старый кузнец все повторял и повторял сквозь слезы:

— Я рабочий-кузнец, Владимир Ильич, я кузнец. Мы скуем все намеченное тобою. Оружием мы добили врага, трудом мы добудем счастье... Выздоравливай, любезный наш товарищ.

Молчаливо сосредоточенные, взволнованные необыкновенной встречей с великим и простым человеком, выходили рабочие из кабинета. А Владимир Ильич стоял возле письменного стола и махал им рукой.

Перед отъездом Сергеев, Кузнецов и Козлов пошли сажать вишневые деревья. Они выбрали место недалеко от дома, напротив окон кабинета Ленина.

Копая лопатой ямки для саженцев, Козлов сказал:

— Пройдет каких-нибудь два-три года, и на этом месте зацветет вишневый сад, появятся первые плоды.

А старый молотобоец добавил с улыбкой:

— Тогда приедем к Ильичу пить чай с вишневым вареньем.

Когда все деревья были посажены, они подошли к застекленной веранде, возле которой Иван Воронцов уже заводил грузовик.

Но тут в дверях веранды появилась Евдокия Ивановна Смирнова — московская работница, помогавшая Надежде Константиновне и Марии Ильиничне по хозяйству. От имени Владимира Ильича она пригласила всех поужинать и переночевать.

Мужчины прошли в столовую, которая находилась на втором этаже дома. За столом уже сидели Мария Ильинична, Клавдия Гусева и Пелагея Холодова. На новой скатерти стояли самовар, плетеная корзиночка с хлебом, вазочка с сахаром и блюдо с грибами.

— Садитесь к столу,— пригласила Мария Ильинична.

За ужином она расспрашивала рабочих о делах на Глуховской мануфактуре, давала советы, просила почаще писать в газету «Правда», где сама работала секретарем редакции. Она придвинула гостям блюдо с белыми грибами:

— Это Владимир Ильич собирал. В соседней роще... Принес целую кошелку.

Пришла Надежда Константиновна, поздоровалась с рабочими.

— Как себя чувствует Владимир Ильич? — с беспокойством спросила Пелагея Холодова.— Не утомили мы его своими разговорами?

— Кажется, ничего,— ответила Надежда Константиновна.— От встреч с рабочими ему всегда делается лучше.

— Вот и хорошо,— прогудел Кузнецов,— а то мы волновались.

Оглянувшись на дверь, Надежда Константиновна добавила шепотом:

— Положил возле себя на столе ваше письмо и попросил меня прочитать вслух. Он очень растроган.

В комнату вошла Евдокия Ивановна. Ее прислал Ильич узнать, накормлены ли гости, понравились ли грибы.

* * *

...Это была последняя встреча рабочих со своим вождем.

Оставшись один, Владимир Ильич Ленин читал и перечитывал письмо глуховских рабочих.

«Ты нужен нам теперь, в момент развивающейся германской революции, как нужен ты нам во дни труда, во дни горя, в дни радости,— писали они.— Мы следим с напряженным вниманием за ходом твоей болезни и с радостью встречаем каждый шаг улучшения в твоем здоровье. Мы уверены, что твой мощный дух поборет злой недуг, и с нетерпением ждем дня, когда раздастся радостный клич во всем мире: «Великий кормчий вновь здравый у руля корабля революции». Привет тебе, дорогой товарищ и вождь, здравствуй на многие годы».

Каким сердечным теплом наполнены эти простые, человеческие слова! Сколько в них трогательной заботы и любви! Это письмо писала вся Глуховка. Много раз его переделывали и переписывали. Каждый из рабочих внес в него что-то свое, идущее от самого сердца. Письмо глуховских рабочих лежит до сих пор на письменном столе в кабинете Ленина среди книг, газет и журналов.

...Проговорили за ужином до поздней ночи, потом разошлись по комнатам, легли спать.

Пелагея спала неспокойно и проснулась на рассвете. Как ни старалась, она больше не могла сомкнуть глаз. Накинув на плечи пуховый платок, стараясь никого не тревожить, вышла из дома посмотреть на высаженные вишенки. Их посадили недалеко от главной аллеи, в начале большого фруктового сада.

«Весной примутся наши саженцы,— думала ткачиха,— зазеленеют...»

А сейчас тонкие оголенные веточки молодых вишен поникли, сверкая мелкими капельками росы.

Пелагея пошла по косой аллее, пересекавшей весь горкинский парк наискось. Парк просыпался, хотя еще был окутан густым предутренним туманом. Порывистый ветер ворошил груды багряных листьев.

Узкая, заросшая травой дорожка привела Пелагею на маленькую полянку. Раздвинув кусты малины, она остановилась, не веря своим глазам.

Под высоким старым дубом освещенный красными лучами восходящего солнца, встречая рассвет, стоял Ленин...

* * *

С раннего утра 3 ноября большой зал рабочего клуба Глуховской мануфактуры был уже заполнен до отказа. Ждали возвращения из Горок делегации глуховцев, которая должна была вернуться с минуты на минуту. Электричества не хватало, его экономили, и зал освещался светом керосиновых ламп, подвешенных на стенах.

Мигающие языки пламени освещали плотную массу людей, среди которых можно было увидеть ткачей, отстоявших у станка ночную смену, крестьян соседних деревень, домохозяек, чьи мужья или дети трудились в эти часы в цехах Глуховской мануфактуры. Сидели тихо, чуть слышно переговариваясь друг с другом. Над сценой, во всю ее ширину, висел известный всему миру лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

И вот широко распахнулись двери, вошли делегаты, запыленные и уставшие с дороги, но радостные, возбужденные, счастливые. Весь зал шумно вздохнул, люди в едином порыве встали со своих мест. Под громкие аплодисменты делегаты поднялись на сцену, сели за стол, покрытый красным сукном.

Один за другим отчитывались перед народом делегаты о своей поездке. И хотя встреча с Владимиром Ильичем была короткой, но каждый увез из Горок массу впечатлений, светлых мыслей, которые остались в памяти на всю жизнь и передаются теперь от детей к внукам.

Рассказ рабочих слушали с огромным вниманием в трепетной, глубокой тишине. Было так тихо, что слышалось потрескивание пламени в керосиновых лампах.

Последней выступала молодая, веселая Клава Гусева.

— Товарищи! — не сказала, а почти выкрикнула она взволнованно и страстно.— Товарищи, Владимир Ильич очень интересовался нашей работой, он верит в наши силы, он надеется на нас. Россия ждет от Глуховки еще больше хороших, красивых тканей. Теперь нам надо работать особенно хорошо. Кузнецов вот кулачищи свои сжал и пообещал Ильичу: «Скажи только —все вот этими руками сделаем». И сделаем! Так я говорю, товарищи?

И зал встал в едином порыве, последние слова ткачихи потонули в мощной овации, раздались возгласы:

— Правильно!

— Будем работать день и ночь!

— Сил не пожалеем для России!

— Клянемся Ильичу! Клянемся!

Когда зал понемногу успокоился, Клавдия Гусева продолжала:

— А теперь главное. Владимир Ильич согласился, чтобы мы дали нашей Глуховской мануфактуре его имя. Мы подадим заявление в правительство, и наши фабрики будут называться Глуховский комбинат имени Владимира Ильича Ленина!

Снова под сводами зала вспыхнула буря аплодисментов. Глуховские ткачи единогласно постановили просить Советское правительство присвоить их родному предприятию имя В. И. Ленина.

Один из рабочих предложил соорудить монумент вождя и поставить перед входом на комбинат. Товарищи поддержали его.

— Все это хорошо,— проговорил слесарь Петр Купцов.— Но дело не простое: надо найти скульптора, а где сейчас его найдешь? Потом у нас нет материалов, да и с деньгами туговато, заплатить не сможем...

Собрание зашумело, заволновалось. Перебивая друг друга, рабочие вносили свои предложения и советы. Секретарь парторганизации   Илья  Михайлович Квасман, пожилой человек с неторопливой окающей речью, постучал карандашом по столу и крикнул:

— Тихо, товарищи, тихо! Не все сразу!

— Разреши мне сказать,— поднял руку прядильщик Герасим Козлов, ездивший к Ленину.

— Говори.

— Я вот что скажу,— начал Герасим, когда стих шум.— Зачем нам искать скульптора? У нас есть свой, из рабочих. И денег не возьмет. Я говорю о Федоре Петровиче Кузнецове... Вот он стоит.

Все повернулись к последнему ряду, где у стены стоял невысокий, немолодой уже человек в спецовке, испачканной масляной краской и известкой. Старая кепка с большим козырьком была надвинута на глаза, прикрывая простое русское лицо.

— Федор, сможешь сделать монумент вождя? — спросил его Козлов.— Материал мы поищем.

Взволнованный доверием товарищей, Федор Кузнецов неторопливо докурил папиросу и сказал всего одно слово:

— Смогу.

Он не любил говорить зря.

Бывший маляр, Федор Кузнецов был художником-самоучкой и работал декоратором-оформителем в новом клубе при Глуховской мануфактуре.

Всю ночь после этого в маленькой комнатке, где жил Федор Петрович Кузнецов, светились окна.

Художник сидел за столом и при мигающем свете керосиновой лампы смотрел на портрет Владимира Ильича, висевший на стене.

Давно уже задумал Федор Петрович сделать скульптуру Ленина и теперь решил взяться за это дело по-настоящему.

В эту ночь он нарисовал множество эскизов, набросков, стараясь выбрать удачную позу, придать большее сходство лицу. Это была первая ночь работы и мучительных исканий. Потом таких ночей и дней было много.

Художник еще и еще раз беседовал с рабочими, показывал свои рисунки, внимательно прислушивался к советам и замечаниям. Один скажет одно, другой добавит или поправит. Так из коротких теплых воспоминаний возникал образ Владимира Ильича Ленина.

К Кузнецову в мастерскую наведывались все участники поездки в Горки. Всем хотелось помочь фабричному художнику. Но чаще всех заходил туда старый молотобоец, однофамилец Дмитрий Кузнецов.

Он засиживался в мастерской до поздней ночи. Поглаживая бороду, старик часами внимательно следил за работой скульптора, иногда делился своими соображениями:

— У Владимира Ильича очень простая внешность. И весь он простой, человечный.

Помолчав, он добавлял иногда:

— Тяжелая болезнь скрутила его, а он виду не подает, смеется, за грибами ходит.

И еще:

— Быстро меняется жизнь, Федор. Кует Ленин счастье народное, кует с миллионами трудящихся.

И заканчивал, вздыхая:

— Пожить бы еще малость, посмотреть, какая жизнь будет... Детям и внукам завидую.

Как-то раз зашел к художнику старый коммунист, член партии с 1904 года, М. А. Петухов, встречавшийся с Владимиром Ильичем Лениным. Посмотрев рисунки и наброски, сказал:

— Похож... Очень похож...

Вскоре с фабрики привезли красную глину, и Федор Петрович сделал несколько маленьких макетов. Потом стал лепить форму — статую из алебастра высотой три метра.

Монумент по этой форме решили отливать из железобетона, а постамент сделать из кирпичей, цемента и дерева.

— А не разрушится ли монумент со временем? — спросили рабочие у Федора Петровича.— Из бронзы куда прочнее...

— Будет стоять много лет,— заверил Кузнецов. Много стараний и творческой страсти вкладывал он в свою работу над скульптурой, стараясь передать как можно лучше дорогой облик Владимира Ильича Ленина. Однако он никогда прежде не занимался лепкой, и многие процессы этой нелегкой работы были ему неизвестны. Он думал сделать одно, а руки лепили другое. Он делал статую без чертежей и расчетов, на глазок, по памяти.

Несколько раз, впадая в отчаяние от неудачи, Федор Петрович бросал в ящик куски алебастра и долго лежал на кровати, дымя папиросой.

— Отдохни, Федя, извелся весь,— говорила ему жена Анфиса Петровна.— День и ночь работаешь, света белого не видишь.

— Не слушаются меня руки,— тихо говорил художник.

Он смотрел на свои руки, загрубевшие, корявые. Масляная краска всех цветов въелась в кожу так глубоко, что уже не отмывалась.

Много работы переделали эти мозолистые руки. Они красили станки и заборы, фабричную ограду, стены и крыши, долбили камни и месили глину. А в октябре 1917 года они написали на воротах фабрики: «Да здравствует Советская власть!»

— Не получается у тебя скульптура,— говорила жена как всегда неторопливо и ласково.— Видно, не нашел ты еще самого главного. Оттого и руки не слушаются.

Художник молчал.

— Откажись, пока не поздно...

— Не могу,— негромко отвечал художник.— Я обещал. Народ ждет.

Однажды среди ночи Федор Петрович оделся и вышел из дому. Он шел по темной улице, жадно вдыхая чистый морозный воздух. Маленький рабочий поселок спал. А там, за старыми деревянными домами, светились огни фабрик Глуховской мануфактуры, мерно стучали ткацкие станки.

Кузнецов подумал о том, что и в других городах, на других заводах, в угольных шахтах в эти минуты также работают люди, гудят машины. Без конца и края раскинулась многострадальная, необъятная земля — Россия. Но она свергла эксплуататоров, набирает силы, и путь к новой жизни указывает ей Ленин — великий и мудрый вождь освобожденного народа.

И Федор Петрович вдруг понял, какой должна быть статуя, он ясно представил себе все, до последнего штриха, до последней черточки.

Художник подумал о том, что скульптура великого Ленина должна быть воздвигнута в сердце рабочей Глуховки — в маленьком сквере возле огромных кирпичных корпусов старой Глуховской мануфактуры.

Ленин должен стоять на высоком пьедестале, как мудрый вождь и учитель тех, кто рубит уголь в шахте, стоит у станка, сжимает сильными трудовыми руками крестьянский серп.

С чувством радостной приподнятости и вдохновения художник побежал обратно домой. И, как был в полушубке и шапке, так и принялся за прерванную работу.

— Теперь я знаю,— шептал он,— теперь я все знаю... Вот оно главное...

Он снова стал лепить статую, а перед глазами, как живой, возникал образ Владимира Ильича, его доброе открытое лицо, ласковая улыбка, высокий умный лоб

Увлеченный работой, он не заметил, как пришла Клава Гусева. Она возвращалась после ночной смены и, проходя мимо дома художника, зашла на огонек. Тихонько присев на табурет, Клава долго разглядывала рождавшуюся статую, сдвинув густые черные брови. Художник доделывал лицо. Шершавые пальцы быстро и осторожно мяли алебастр, придавая ему нужные формы.

Ткачиха медленно подошла к Федору Петровичу и, боясь помешать, тихо сказала:

— Вот тут, у глаз... сделайте морщинки. Ильич часто смеется, и здесь у него бывает много-много морщинок.

Помолчав немного, она добавила:

— Вы не забывайте, это простой, душевный человек. Когда сидишь рядом с ним, делается как-то хорошо и тепло на душе. Поймите это, Федор Петрович.

Когда Клава Гусева ушла, художник долго стоял у окна, думая над ее словами. За окном в черном безбрежном небе ярко мерцали звезды.

______________

Через месяц форма для статуи была готова. Отливать ее из железобетона решили на месте, в сквере.

Партийный комитет прислал на помощь Федору Петровичу Кузнецову группу участников кружка изобразительного искусства. Вскоре недалеко от проходной, среди тополей и молодых березок, была расчищена площадка, и на ней из кирпичей, цемента и досок сооружен постамент высотой два метра.

Стояли сильные морозы, руки коченели на ветру, цемент застывал еще на лопате, работать было трудно. Тогда здесь же, в сквере, сколотили теплушку, куда Кузнецов с помощниками то и дело забегали погреться.

Монумент отливали по частям из железобетона возле теплушки и ставили на   постамент. Федор Петрович работал с рассвета до темной ночи. Он сильно поморозил пальцы на правой руке, они потрескались и кровоточили. Художник работал, преодолевая страшную боль.

По вечерам для освещения вокруг рождающейся статуи горели костры. Красные языки пламени выхватывали из темноты белый монумент, возвышающийся на постаменте, как на огромной скале.

Федор Петрович собирался закончить работу к новому, 1924 году, но не успел. Открытие монумента пришлось отложить на некоторое время.

Наконец в середине января скульптурный монумент В. И. Ленина был полностью готов. Леса убрали. Фабричные комсомольцы обвили постамент красными лентами, украсили цветами и душистыми еловыми ветками. Рядом построили деревянную трибуну для ораторов.

Торжественное открытие монумента было назначено на воскресенье 22 января 1924 года.

В то ясное утро к маленькому скверу перед корпусами Глуховской мануфактуры нескончаемым потоком двинулись люди. Сюда шла вся трудовая Глуховка, сотни рабочих из Богородска, Обухова, Затишья. Приехали крестьяне из ближайших сел и деревень.

Стояла небывалая стужа. А народ все шел и шел. На сквере и прилегающей к нему площади широко расплескалось огромное людское море. У подножия монумента росла яркая груда живых цветов. На белом покрывале, которым был прикрыт монумент, ослепительно сверкали на солнце серебряные снежинки. Колыхались красные знамена. Высоко над толпой был поднят плакат со словами: «Да здравствует наш вождь и учитель товарищ Ленин!» Торжественная минута открытия монумента приближалась.

Рядом с трибуной стояли члены делегации, ездившей в Горки в гости к больному Ленину. Пелагея Холодова, окруженная большой группой рабочих, рассказывала о том, как они были у Владимира Ильича, как посадили в Горках привезенные ему в подарок вишневые деревья, как Ленин встречал восход солнца.

Из дверей конторы вышла группа руководителей уездной партийной организации, секретарь партийной организации Глуховской мануфактуры И. М. Квасман и с ними Федор Петрович Кузнецов. Художник был бледен как снег. Секретарь вытирал слезы, губы его дрожали.

Толпа замерла, предчувствуя недоброе. Никто ничего не знал: газет московских еще не получили, а радио тогда в Глуховке не было.

Секретарь поднялся на трибуну и снял шапку:

— Мы с вами, товарищи, собрались сегодня, чтобы открыть скульптурную статую нашего вождя революции, а придется открыть памятник.

Толпа ахнула.

— Получено сообщение о кончине Владимира Ильича. Он умер вчера в Горках.

Он хотел сказать еще что-то, но судорожные спазмы сжали горло. Закрыв лицо шапкой, секретарь сутулясь сошел с трибуны.

Огромная масса народа замерла, как будто скованная морозом. Для глуховцев эта печальная весть была особенно неожиданной. Ведь только сейчас Пелагея Холодова рассказывала о поездке в Горки, о живом Ильиче...

Страшное горе пришло внезапно. Люди плакали, не скрывая слез. У всех на устах было два слова: умер Ленин.

Это было невероятно, в это трудно было поверить. Не стало великого человека. Всю свою жизнь, до последнего вздоха, Ленин отдал рабочему классу. Не было и нет человека, который так глубоко был бы предан своему делу, как Ленин.

— Он не умер, он жив, наш Ильич, и всегда будет жить с нами, в наших сердцах,— сказал молодой рабочий Иосиф Галкин.

Рабочий сказал очень тихо, но его услышали все. Художник перерезал веревки, медленно упало на снег белое покрывало. И перед людьми предстала статуя В. И. Ленина.

Великий вождь был изображен во весь рост в спокойной, непринужденной позе. Глаза его чуть улыбались. Левая рука Владимира Ильича знакомым, привычным жестом была опущена в карман брюк, правая — чуть вскинута вверх. Казалось, что Ленин беседует с кем-то или говорит речь. Лицо дышало уверенностью и силой.

В этом лице и взгляде, во всей огромной, исполинской фигуре великого вождя было столько силы и стремления вперед, что толпа качнулась назад. Казалось, еще минута — и Ленин сойдет с постамента на землю старой Глуховки, пройдет по цехам фабрик, окинет все внимательным взглядом и спросит: «Ну, как у вас идут дела, товарищи?»

Высокий постамент опоясывал красочный барельеф, на котором были изображены: шахтер, подрубающий кайлом угольный пласт, работница у ткацкого станка и крестьянка, вяжущая сноп пшеницы.

На одной из сторон постамента сверкали золотом слова:

«Больше доверия к силам рабочего класса. Мы должны добиться того, чтобы каждая работница могла управлять государством».

Под этими словами были нарисованы серп и молот, обрамленные золотыми колосьями пшеницы.

Над площадью застыла тишина. Слышно было только, как рядом, за кирпичной стеной, мощно гудели глуховские фабрики. Там работали люди, работали вдохновенно, сосредоточенно, как никогда, понимая, что и они в ответе за дело Ленина.

Натруженные рабочие руки наливались новой, ленинской силой. Эта сила росла, громадная, непобедимая. Сила освобожденного народа, взявшего судьбу в свои руки. И в этом было бессмертие Ленина, увековеченное в его первом величественном памятнике.

Люди на площади, на лицах которых замерзали слезы, долго еще не расходились по домам. Народ прощался с вождем.

Так 22 января 1924 года был открыт первый в мире памятник Владимиру Ильичу Ленину, первый из многих памятников великому вождю и учителю, установленных впоследствии в различных уголках земного шара.

Пятеро суток днем и ночью сменялся почетный рабочий караул у его постамента. Жарко полыхали костры.

* * *

Ленин умер, но дело его живет. Ленин жив в сердцах рабочих, крестьян, всех трудящихся.

Ленин живет в душе каждого члена нашей партии. Каждый коммунист есть частичка Ленина. Вся наша коммунистическая семья есть коллективное воплощение Ленина.

За Лениным при жизни шли миллионы, и после его смерти пошли эти миллионы и миллионы новых.

Свыше 240 тысяч рабочих влились в ряды большевистской партии в первые же недели после смерти Владимира Ильича.

Миллионы трудящихся тесно сомкнулись вокруг своей родной Коммунистической партии, организатором, творцом и учителем которой был Владимир Ильич Ленин.

В те январские дни 1924 года сотни работниц и рабочих Глуховской мануфактуры вступили в Коммунистическую партию по ленинскому призыву. Коллективное заявление о вступлении в партию подали 42 слушателя Глуховского вечернего рабфака. Среди них был молодой слесарь П. Гаврилов, работающий теперь главным инженером на одном из московских заводов. Бывшая ткачиха К. Комарова закончила медицинский институт и стала научным работником.

Навсегда связала себя с родной партией Клавдия Ивановна Гусева. Вся жизнь ее прошла в нелегкой борьбе за рабочее дело.

Революция, гражданская война, трудовой фронт. И всегда она шла в первых рядах. Муж ее, комиссар продотряда, погиб от руки бандитов в Сальских степях. Осталось на руках молодой ткачихи пятеро маленьких детей, один другого меньше. Советская власть помогла ей воспитать их настоящими патриотами Родины. Они с честью понесли по жизни святое красное знамя.

Много лет работал на комбинате старый молотобоец Дмитрий Васильевич Кузнецов.

В 1923 году, в дни поездки в Горки, ему было 60 лет. Он собирался уже бросать работу. Но вернулся от Владимира Ильича словно помолодевшим, полным новых сил и планов. И опять застучал тяжелый молот в фабричной кузнице. От зари до зари полыхало багровое пламя в горне, еще долго трудился Дмитрий Васильевич на Глуховском комбинате.

Однажды в ясный весенний день поехал он снова в Горки. Вместе с ним поехали старшая дочь Евдокия и художник Федор Петрович Кузнецов. Еще у ворот старинного парка снял старик шапку и шел с непокрытой головой по главной аллее до крыльца белого дома с колоннами.

Непривычно тихо в доме. Нет Ильича... Печально и одиноко стоит под вековым дубом его любимая скамейка.

Молча, с сильно бьющимся сердцем вошел седой молотобоец в «телефонную» комнату, постоял и медленно поднялся наверх по широкой дубовой лестнице.

В просторной столовой все осталось так же, как было при жизни Ленина. На столе, покрытом клеенкой, стоял самовар, из которого тогда пили чай делегаты глуховских текстильщиков. В кувшине — букет полевых цветов, любимых цветов Владимира Ильича.

Кабинет Ленина. Здесь Владимир Ильич дружески принимал гостей из Глуховки. Из окна видна аллея старых лип и вишневый сад.

На письменном столе бумаги, конверты, книги, личные бланки Председателя Совета Народных Комиссаров. Тут же лежала небольшая, внешне ничем неприметная книжка. Это доклад VIII Всероссийскому съезду Советов Государственной комиссии по электрификации России — план электрификации РСФСР. На первой странице наклеена бумага со словами:

«Ввиду крайней незначительности числа экземпляров этой книги убедительно просят товарищей, получивших ее, передать книгу по прочтении в местные библиотеки, чтобы по этой книге могли учиться рабочие и крестьяне».

Здесь же рядом лежало приветственное письмо глуховских текстильщиков, привезенное в ноябре 1923 года.

На стене отрывной календарь. «21 января 1924 года». Каждое утро, встречая новый день жизни, Владимир Ильич сам отрывал очередной листок. Этот листок остался неоторванным.

— Вот здесь, на этом месте,— тихо сказал старый молотобоец,— давал я клятву Ильичу...

Он долго молчал, как бы собираясь с мыслями, и наконец произнес:

— Помру я скоро... Теперь дети мои и внуки в ответе за эту клятву... И ты, Евдокия, помни об этом, не посрами нашу рабочую гордость.

У него была большая семья. И когда он умер, его заменили дети и внуки. Особенно прославилась своим трудом его дочь Евдокия Дмитриевна, не посрамила она рабочую гордость пролетарской семьи Кузнецовых. До сих пор висит в фабричном клубе Почетная грамота, которой наградил дочь молотобойца родной коллектив:

«Тебе, выполнившему производственные задания второго года пятилетки, показавшему пример подлинно коммунистического отношения к труду, сумевшему практически доказать правоту великого дела выполнения пятилетки в четыре года, рабочие Глуховки выносят свою пролетарскую благодарность».

Много потрудились коммунисты ленинского призыва, чтобы их родная Глуховка выросла и похорошела. Глуховский хлопчатобумажный комбинат, носящий имя В. И. Ленина, стал одним из передовых предприятий страны.

В цехах комбината установили новые высокопроизводительные ткацкие станки, на которых работают теперь дети и внуки рабочих, открывавших в то морозное утро памятник Ленину. Каждый день во все концы страны уходят поезда с тысячами метров красивой, добротной ткани.

За годы пятилеток Глуховский хлопчатобумажный комбинат коренным образом реконструирован и оснащен новой техникой.

Сейчас в состав комбината входят крупные фабрики прядильного, крутильного, ниточного, ткацкого и отделочного производств. Построена Новогребенная прядильная фабрика на 152,6 тысячи веретен.

Для обслуживания основного производства Глуховского хлопчатобумажного комбината построены подсобные предприятия: деревообделочный завод, торфоразработки, литейно-механический завод, лесозаготовки, гараж. Комбинат имеет свой железнодорожный, автомобильный и гужевой транспорт.

Около 200 миллионов метров тканей, в 5 раз больше, чем в 1924 году, выпустили в 1965 году глуховские текстильщики. Разных и всяких, на все вкусы и возрасты.

В годы Великой Отечественной войны Глуховский комбинат бесперебойно снабжал фронт, оборонную промышленность и другие отрасли народного хозяйства различными тканями. За этот период коллектив комбината 14 раз выходил победителем во Всесоюзном социалистическом соревновании и завоевывал переходящее Красное знамя Государственного комитета обороны. В последующие годы глуховцы несколько раз занимали почетные места во Всесоюзном соревновании работников предприятий товаров широкого потребления.

В 1949 году Глуховка и вся страна отмечали столетие со дня основания комбината. За успешное выполнение заданий правительства по выпуску тканей для нужд народного хозяйства и в связи с исполнившимся столетием Глуховский хлопчатобумажный комбинат 16 марта 1949 года Указом Президиума Верховного Совета СССР награжден орденом Ленина. Орденами и медалями была награждена группа работников комбината.

Славные дела комбината известны всей стране. А лучшие его люди являются всеобщей гордостью.

За годы Советской власти неузнаваемо изменились жилищно-бытовые условия рабочих и служащих комбината. Построены новые светлые жилые дома со всеми удобствами, жилой фонд комбината в настоящее время увеличился в 3 раза.

Для работников Глуховского комбината построены большая поликлиника, различные учебно-бытовые учреждения. На берегах рек Клязьмы и Шерны в живописных уголках Подмосковья построены дома отдыха и санатории для рабочих, стадионы и пионерский лагерь.

Изменился не только хлопчатобумажный комбинат, но и вся старая Глуховка. На месте ветхих деревянных домов и темных бараков появились новые широкие улицы— Первомайская, Санаторная, Краснослободская, с магазинами, школами, больницами, детскими садами и красивыми жилыми домами.

Улицы Глуховки украсились скульптурами. Люди часто останавливаются возле скульптурных бюстов Карла Маркса и матроса Железняка. Их сделал художник-самоучка, бывший маляр Федор Петрович Кузнецов. У него было много других планов. Он мечтал создать монументы «Гимн труду» и «Да здравствует мир!». Но преждевременная смерть помешала осуществлению этих планов...

Неузнаваемо изменилась жизнь. И все это делается по заветам Ленина. Вот почему и зимой и летом у подножия памятника Ленину всегда лежат букеты свежих цветов. Каждый день, направляясь на работу, ткачи замедляют шаг возле памятника, чтобы взглянуть на Владимира Ильича. А он стоит на пьедестале, как отважный кормчий у руля корабля революции, показывая рукой в коммунистическое будущее. И слышится рабочим голос Ильича: «Счастье в ваших руках, товарищи...»

...Прошли десятилетия с тех пор, как ездили глуховцы в гости к Ленину. Широко раскинулись ветви могучих деревьев у памятника В. И. Ленину в Глуховке. Ранней весной в Горках Ленинских под теплыми лучами солнца буйно цветут старые вишни, осыпанные, словно снегом, нежными белыми лепестками. А рядом шелестят листвой молодые вишенки.

Вишневый сад в Горках раскинулся уже на шесть гектаров. Среди сотен деревьев затерялись те первые восемнадцать, посаженные 43 года назад.

Идут годы. Много гроз и бурь пронеслось над старинным горкинским парком. А вишневый сад, подаренный Владимиру Ильичу глуховскими рабочими, разросся, набрался сил, прочно вошел корнями в благодатную землю. Каждое лето приносит он большой урожай. По традиции ягоды отдают ребятам соседнего детского дома. Не пришлось попробовать Владимиру Ильичу сладких вишен, не увидел он, как расцвела жизнь на русской земле... А как порадовался бы Ильич, глядя на свершение грандиозных планов строительства коммунизма!

Каждую весну, когда оживает природа, приезжают в Горки рабочие с Глуховского комбината. И с ними — пионеры школы № 5 города Ногинска. Они сажают молодые вишневые деревья, обрабатывают старые. Дети работают наравне со взрослыми. Они высаживают саженцы рядом с деревьями, которые посадили их отцы и деды. И в этом — живая, неугасимая любовь народа к Ленину.

В пионерской комнате школы на видном месте хранится письмо из Горок Ленинских:

«Директору школы № 5 города Ногинска. Дирекция Дома-музея В. И. Ленина в Горках выносит большую благодарность глуховским школьникам за систематическую, регулярную помощь по уходу за вишневым садом. Школьники с большой любовью и бережливостью к растениям работали и сегодня, 19 апреля 1961 года...»

Старшие товарищи, приезжая с пионерами в Горки Ленинские, рассказывают им о Владимире Ильиче и передают завет, услышанный от родителей:

— Растите честными и смелыми! Любите труд и жизнь, как любил их Владимир Ильич. Вы наше будущее, вам строить коммунизм и жить в нем.

 


 

ОБЕЛИСК

Январь в тот год выдался снежный и морозный. Каждый день бушевала метель и завывал в трубах северный ветер. Старенькие деревянные избушки села Витава замело до окон — ни пройти, ни проехать.

Вцепившись в костыли, Степан Бурков ходил из угла в угол по избе, стараясь унять тупую боль. К погоде невыносимо болел обрубок потерянной на фронте ноги.

Особенно сильно болела нога по ночам. Степан долго не мог уснуть, ворочался, скрипел зубами и вздыхал. Жена гладила его по рано поседевшей голове, как ребенка, украдкой вытирая слезы. Вконец измученный, он засыпал под утро, когда на востоке уже занимался рассвет.

...Проснувшись однажды, Степан подошел к заиндевелому окну и, отогрев дыханием «глазок», глянул на улицу. То, что он увидел, удивило и обеспокоило его: на другой стороне улицы Матвей Савков прикреплял к крыше своего дома траурный флаг.

— Матвей! — окликнул его Степан, выходя на крыльцо.— Ты чего делаешь?

— Ленин умер...

— Ленин,— прошептал Степан и вдруг почувствовал, как страшно защемило сердце. Чтобы не упасть, он прислонился к косяку двери.— Как же теперь жить-то будем?..

Так начался день 22 января 1924 года. Города и села, кишлаки и горные аулы облеклись в глубокий траур, оплакивая смерть великого вождя. Выступавшие на митингах и собраниях клялись свято хранить заветы Ленина и теснее сплотиться вокруг родной Коммунистической партии.

Когда в далекой Москве траурная процессия с гробом Владимира Ильича Ленина двигалась к Красной площади, жители маленького украинского села Витава собрались на траурный митинг, посвященный его светлой памяти.

Народ собрался в центре села. Несмотря на лютый мороз, пришли все жители, от мала до велика. Старый седой крестьянин Шалаев держал в руках портрет Ленина.

Первым выступал фронтовик, инвалид гражданской войны Степан Бурков.

— Товарищи,— начал он тихо,— сейчас в Москве хоронят нашего Ильича. Эта потеря незаменима. Умер человек, который привел нас к победе революции...

Студеный ветер осыпал снегом его непокрытую голову, не давал говорить. Но Степан продолжал все громче и громче:

— Он ушел от нас навеки. А мы пойдем дальше, выполняя его завещание! И Ленин будет вечно жить в сердце каждого крестьянина, простого русского мужика.

Закоченевшими на морозе пальцами он расстегнул полушубок, достал из-за пазухи партийный билет и, подняв его над головой, закончил:

— Клянусь партбилетом! Мы доведем до конца наше общее дело, за которое проливали свою кровь на гражданской войне! Мы построим счастливую жизнь! И если понадобится, мы опять пойдем воевать, но своего добьемся!

Потом один за другим выступили еще несколько человек. Крестьяне поклялись не жалея своих сил выполнять заветы Ленина и на месте бедного украинского села организовать крепкое коллективное хозяйство.

Рабочий Гниваньских гранитных карьеров, расположенных недалеко от села, организатор первой на Подолье ячейки профсоюза строительных рабочих Иван Червинский предложил поставить в центре села гранитный обелиск в честь Владимира Ильича Ленина, великого вождя и друга трудящихся.

Крестьяне поддержали его единогласно. На обелиске решено было высечь навеки слова клятвы.

Матвей Савков посмотрел на карманные часы. Стрелки показывали 16 часов. В это время там, на Красной площади, под грохот артиллерийского салюта гроб с телом навеки уснувшего вождя медленно вносили в Мавзолей.

В эти незабываемые мгновения замерла жизнь в огромной стране, от Балтики до Тихого океана, от Северного Ледовитого океана до Черного моря. Сотрясая воздух скорбными гудками, остановились поезда, пароходы, перестали работать заводы, шахты, фабрики, рудники.

Владимира Ильича Ленина провожала в последний путь вся страна, весь мир. Рабочие и крестьяне обнажили головы в скорбном молчании.

Так было в каждом городе, в каждой деревушке. Так было и в маленьком селении Витава, затерявшемся среди белых снегов.

* *  *

Через несколько дней, как только утихла метель и полегчал мороз, Иван Червинский, а вместе с ним каменотесы Трофим Ищук, Лаврентий и Матвей Савковы, Викентий Радзиховский, Павел и Леонтий Окульские и еще человек пять-шесть крестьян спустились на дно ближайшего Гниваньского карьера, чтобы подыскать гранит для обелиска. После долгих поисков им удалось найти подходящие монолитные куски весом до тонны каждый. Первичную обработку решили делать на месте, а потом уж отвезти гранитные глыбы в село.

Тогда нелегко было добывать и обрабатывать гранит. Лом, кирка, закольник и молоток — вот и весь нехитрый инструмент каменотеса. Много дней трудились они в глубоком карьере, придавая серому камню нужные формы. Молотки и закольники тупились к вечеру после напряженного дня работы, стыли на морозе руки. Чтобы согреться, в карьер спустили хворост и разожгли костры. Для ускорения стали тесать гранит и по ночам. Люди знали, что готовят камень для обелиска родному Ильичу, и сознание высокой ответственности за порученное благородное дело удесятеряло их силы. Работали без отдыха, не зная усталости. И даже обед матери и жены приносили прямо сюда, на дно Гниваньского карьера.

Когда трудная подготовительная работа была закончена, встала новая задача: поднять гранит из карьера и доставить в село. Лошадей в деревне было мало. И помогать пришли все крестьяне. С большим трудом удалось вытащить тяжелые серые камни из карьера и отвезти в центр села на заранее расчищенную площадку.

И опять началась кропотливая работа. Опять с рассвета до темной ночи стучали молотки и закольники: каменотесы полировали гранит. Когда обелиск был готов, крестьяне снова пришли на сход. Все вместе решали вопрос: какую же надпись сделать на памятнике. Советов и предложений было много. Но больше всех пришлось по душе предложение Викентия Радзиховского.

...Открытие величественного обелиска в честь Владимира Ильича Ленина в селе Витава Винницкой области состоялось 8 ноября 1924 года.

Вокруг гранитного обелиска с высеченными словами священной клятвы собралось множество народу. Впереди стояли ребятишки, за ними женщины, одетые в самые лучшие праздничные наряды, и, наконец, мужчины с непокрытыми головами.

Возле самого обелиска стоял Иван Червинский с группой каменотесов.

— Товарищи земляки и дети! — сказал, обращаясь к народу, Иван Червинский.— Сегодня у нас необыкновенный день. Вся Страна Советов празднует седьмую годовщину Октября, а мы в этот день открываем обелиск в честь Владимира Ильича Ленина. Каждый камень, из которого он сделан, добыт и вытесан нашими рабоче-крестьянскими руками.

Он смотрел на обветренные лица односельчан и думал о том, как велика любовь народа к Ленину. Даже здесь, в маленьком неизвестном селении, все знают его и верят в его бессмертное дело.

— Поклянемся перед светлой памятью товарища Ленина,— продолжал Иван Червинский,— что мы не пожалеем сил и этими же мозолистыми руками построим в родном селе новую, счастливую жизнь.

Затем, подойдя вплотную к обелиску и указывая рукой на высеченные слова, он громко прочитал:

«На память от ячейки Союза строительных рабочих с. Витавы Владимиру Ильичу тов. Ленину.

Ты умер, но твое учение для нас свято. Через союз рабочих и крестьян твои заветы исполним.

1924 года 8 ноября».

Сотни глаз были устремлены на обелиск, сотни человеческих сердец бились в унисон, взволнованные торжественностью этих минут. Крестьяне плакали, не скрывая слез. И вдруг где-то в самой гуще толпы сильный голос запел партийный гимн «Интернационал»:

Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов!

Все узнали голос Степана Буркова. Пел инвалид, бывший боец 1-й Конной армии, выпрямившись на костылях, гордо вскинув поседевшую в боях голову.

И сразу же в разных концах его поддержали:

Кипит наш разум возмущенный
И в смертный бой вести готов.

Песня росла, ширилась.

Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим,—
Кто был ничем, тот станет всем.

Все подхватили слова песни борьбы и победы, и голос Степана Буркова слился с сотнями голосов.

Это есть наш последний
И решительный бой;
С Интернационалом
Воспрянет род людской!

* * *

Шли годы. Своим трудом ковали люди счастье. С каждым днем крепло и хорошело село Витава. Но мирный труд был нарушен войной.

В мрачные годы оккупации фашисты сожгли в селе многие колхозные постройки и пытались разрушить обелиск В. И. Ленину.

Крестьяне положили к подножию обелиска букет цветов, как бы говоря, что нельзя уничтожить глубокую веру советских людей в великое, бессмертное ленинское дело. Ленинизм живет и торжествует!

______________________

...Отгремела война. Вернулись домой солдаты. Высохли слезы. Сровнялись с землей окопы. На месте боев снова заколосились хлеба. Трудолюбивые руки каменотесов любовно восстановили обелиск в честь Владимира Ильича Ленина.

Совсем недавно вновь собрались крестьяне возле обелиска.

— Оглянитесь кругом, товарищи! — сказал собравшимся Трофим Ищук.— Сдержали мы клятву, которую дали Ильичу? Не узнать наше село. Живем не хуже других! И все это сделано под руководством славной Коммунистической партии, созданной Лениным!

Да, не узнать теперь маленькое украинское село Витава Винницкой области. Ушли в прошлое старые глинобитные избушки. На их месте стоят светлые белокаменные дома. В каждом из них — радио и электричество. Колхозники выписывают различные газеты и журналы, берут книги в местной библиотеке. Дети учатся в школе, многие из них уже получили высшее образование и работают учителями, агрономами, врачами, инженерами. По вечерам молодежь ходит в новый клуб, где имеется киноустановка и работают кружки художественной самодеятельности.

В селе создан богатый колхоз имени 1 Мая. Его пахотные земли раскинулись на 1300 гектарах. За последние годы возведены различные сельскохозяйственные постройки. Каждую весну выходят на поля десятки машин, и управляют ими дети и внуки тех, кто писал слова священной клятвы на гранитном обелиске.

Неузнаваемо изменились и лежащие вблизи села старые Гниваньские гранитные карьеры. На их месте раскинулись теперь крупнейшие в стране механизированные разработки.

Сорок два года стоит в украинском селе Витава Винницкой области скромный обелиск в честь великого Ленина. Каждый раз, проходя мимо него, колхозники почтительно снимают шапки в знак большого уважения.

 


 

ПОРТРЕТ НА СКАЛЕ

Под Пятигорском, высоко в горах, неподалеку от места дуэли Лермонтова, стоит отвесная скала. На ее вершине, под самыми облаками, виден издалека портрет Владимира Ильича Ленина.

Каждый день приходят сюда люди различных национальностей. Они приносят свою веру, любовь и надежду. Подолгу стоят они возле скалы, вглядываясь в дорогие черты. Школьников принимают здесь в пионеры и повязывают им красные галстуки. Комсомольцы устраивают торжественные собрания и получают комсомольские билеты. А ранней весной, в день рождения великого вождя и учителя, молодежь украшает портрет Владимира Ильича цветами и зеленью, стоит около него в почетном карауле. Ленинская скала объявлена уникальным историческим памятником.

Кто же нарисовал на вершине высокой отвесной скалы этот портрет Ленина?

Произошло это сорок лет назад, летом 1925 года. В Пятигорске проходил тогда первый краевой съезд горянок и терских казачек Северного Кавказа. Великая Октябрьская социалистическая революция освободила их от векового бесправия, вывела на широкую дорогу. И женщины впервые собрались вместе, чтобы решить, как строить новую жизнь, как бороться за счастье своих детей, за мир во всем мире.

Одна за другой поднимались на трибуну терские казачки и горянки. С жаром говорили о предстоящем труде во имя Родины, давали клятву никогда не сворачивать с намеченного пути.

С трибуны этого исторического съезда на всю страну прозвучали пламенные слова его организатора В. Алексеевой:

— Наша дорога нелегка, путь утесист, немало скатов над пропастями, немало бурных потоков, которые нужно перейти. Но мы идем вперед. Наш свет — свет ленинских идей. Как теплые солнечные лучи, он согревает все живое, дает ему буйный рост. Перед нами, женщинами, стоят важные задачи. И если мы их претворим в жизнь, то выполним завет Владимира Ильича Ленина, который говорил, что раскрепощение женщин — это успех революции...

На съезде было много гостей из разных районов страны: шахтеры из Донбасса и крестьяне Полтавщины, рыбаки с Каспийского моря и ткачи Орехово-Зуева. Почетным гостем на съезде был прославленный герой гражданской войны Семен Михайлович Буденный. Были приглашены также отдыхавшие в соседнем санатории рабочие, инженеры и командиры Красной Армии. Среди них был молодой ростовский инженер и художник Николай Кузьмич Щуклин, небольшого роста, энергичный парень с веселыми серыми глазами.

На одном из последних заседаний он поднялся на трибуну и сказал, что хочет подарить съезду портрет великого Ленина, который нарисовал на скале. Несколько минут под сводами зала грохотала восторженная овация, а молодой инженер, художник-самоучка, стоял на трибуне и смущенно улыбался.

...Нарисовать портрет Ильича решил он после зажигательной речи В. Алексеевой. На сцену поднялась группа женщин, героев гражданской войны. Впереди несли пробитое пулями боевое красное знамя.

— С этим знаменем мы шли в бой! — сказала одна из героинь.— Теперь с этим знаменем по ленинской дороге пойдем мы к новой жизни!

И вот тогда решил Щуклин создать портрет В. И. Ленина и подарить его съезду. Возвращаясь после заседания, он продолжал думать об этом.

Узкая горная тропинка, бежавшая у подножия Машука, привела его на поляну, заросшую травой и дикими цветами, и запетляла дальше, к месту гибели Лермонтова. Прямо перед художником вздымалась к небу высокая отвесная скала. Часть скалы, обращенная к поляне, была отшлифована до блеска дождем и ветрами.

Щуклин остановился, осененный смелым замыслом. «А что, если нарисовать портрет на этой скале? — подумал он.— Его будет видно издалека. Ночью, если зажечь на вершине костры, портрет увидят жители Пятигорска!»

С этой мыслью он вернулся в санаторий и рассказал обо всем соседям по палате — ростовским рабочим Баранову, Картукову и Курносову.

— Это было бы здорово! — проговорил с восхищением Баранов.— Но как же ты доберешься снизу до отшлифованной поверхности?

— Надо подъемный кран вызывать,— засмеялся Кур-носов.

— Не снизу, а сверху,— сказал Щуклин. И, глядя на удивленные лица товарищей, пояснил: — Один конец веревки можно закрепить наверху, на вершине скалы, а другим обвязаться вокруг пояса. И все. Спускайся и рисуй.

Рабочие помолчали.

— Рискованное дело,— нарушил тишину Картуков.— Можно упасть и разбиться насмерть о камни.

— И все-таки я сделаю, что задумал,— твердо ответил Щуклин.

В тот же день друзья поднялись на вершину скалы и помогли ему закрепить длинную веревку. И началась напряженная работа.

Несколько дней подряд, днем при солнечном свете и ночью при жарком пламени факела, рисовал он необычный портрет. Обвязавшись веревкой, закрепленной за дерево, росшее на вершине, он работал на весу на высоте около 400 метров.

Прижавшись вплотную к стене, он с трудом передвигался в разные стороны, цепляясь за еле заметные вмятины и выступы. Когда необходимо было подняться повыше, он подтягивался как акробат и, застыв в нужном положении, осторожно рисовал одной рукой, а другой держался за веревку. К поясу были привязаны баночки с масляной краской.

Инженер писал самозабвенно, с огромным увлечением, вкладывая в каждый штрих, в каждый мазок кисти частицу своего сердца.

Много раз в день Николай Кузьмич спускался вниз и, отойдя от скалы, внимательно рассматривал свое творение. Еще и еще раз проверял он расчеты, исправлял и дорисовывал отдельные детали, стараясь рисовать так, чтобы огромный портрет был хорошо виден с различных точек, под любым углом. Иногда, утомленный работой, он отдыхал, повиснув на веревке, прижавшись лицом к холодному камню.

...Закрывая съезд, делегатки решили провести заключительное заседание на горе Машук, у портрета Владимира Ильича Ленина.

Утром женщины собрались возле скалы. Не было конца ликованию народа, когда Николай Кузьмич Щуклин обрезал веревки и большое серое полотнище упало к подножию скалы, открыв миру бессмертный образ вождя и учителя. Спокойный и уверенный взгляд Ленина был устремлен в светлую даль. Кругом расстилалась новая, свободная страна. На ее земле, политой кровью лучших сынов и дочерей, павших за святое дело пролетарской революции, рождалась новая жизнь, невиданная и прекрасная. И все это свершалось по мудрым заветам Ленина.

Под портретом вождя сверкали строки:

Неправда, что умер Ленин —
Ильич никогда не умрет!
Он в городах и селеньях
Нашей Отчизны живет.

Отдаваясь эхом в горах, под скалой загремели аплодисменты. Старый орел, лениво взмахнув крыльями, поднялся в голубую высь, потревоженный и удивленный невиданным здесь зрелищем. Люди запели «Интернационал». К подножию скалы ложились груды цветов и зелени: ветки векового кедра и остро пахнущей ели, дикие розы и белые ромашки.

В. Алексеева подошла к Щуклину и долго, взволнованно жала его руку, еще пахнущую масляной краской:

— Спасибо вам, Николай Кузьмич...

И, заметив слезы на глазах молодого инженера, от души поцеловала его...

А вечером делегаты и гости разъезжались по разным уголкам страны. Уезжал и Николай Кузьмич. В последний раз пришел он к скале и долго стоял, как бы прощаясь с творением рук своих. Не знал он, что уйдет отсюда молодым человеком, а вернется через много лет, с убеленной сединой головой.

Трудовая жизнь забрасывала его в различные районы необъятной страны. В первые годы пятилеток по путевке союза железнодорожников поехал он на строительство Туркестано-Сибирской железной дороги. В горячих мертвых песках метр за метром прокладывал он «трассу жизни» — легендарный Турксиб.

Не успели простучать по новой магистрали колеса первого поезда — партия посылает Щуклина на строительство железной дороги Москва — Донбасс. И снова годы напряженного труда. Затем коммунист Николай Щуклин едет сооружать линию Рубцовка — Риддер.

Быстро летели годы по дороге новой жизни. Но где бы ни был, он часто вспоминал Кавказские горы и скалу с портретом Ленина.

* * *

Интересна дальнейшая судьба портрета.

В августе 1942 года жаркое дыхание войны опалило Крым и Кавказ. Орлы улетели с насиженных мест подальше в горы, испуганные треском автоматов и артиллерийским огнем. Фашисты заняли Пятигорск. Они решили уничтожить портрет Ленина на скале. Попробовали замазать известью, но в ту же ночь прошла сильная гроза, и вода смыла с камня все следы кощунственной затеи.

Вскоре после этого фашисты обстреляли портрет из пулеметов. Пули отбили куски скалы, но портрет уцелел. Однако гитлеровцы хотели во что бы то ни стало уничтожить его. Их приводило в бессильную ярость, что портрет Владимира Ильича Ленина привлекает всеобщее внимание.

Какой-то смельчак приходил каждый день к портрету и клал цветы у подножия скалы. Однажды ночью на «ленинской скале», как называли ее в народе, вспыхнул зажженный кем-то костер, и величественный портрет Ильича, озаренный багровыми языками пламени, был хорошо виден всем жителям Пятигорска, ближайших сел и деревень. Бессмертный образ великого вождя и учителя в эти тяжелые дни оккупации давал новые силы в борьбе с врагом, вселял в советских людей веру в грядущую победу.

Фашистские оккупанты привезли орудие, открыли яростный огонь, но портрет так и не смогли уничтожить. Тогда гитлеровцы решили взорвать скалу. Они заложили несколько крупных мин у ее подножия и даже на вершине.

Достаточно было нажать кнопку — и огромная скала взлетела бы на воздух.

Но наступление Советской Армии помешало осуществить этот чудовищный план.

В 1944 году Николай Кузьмич Щуклин, живший в то время в Москве, получил письмо с Кавказа от старого друга:

«Твой портрет Ильича изуродован фашистами. Они хотели его уничтожить. Пробовали закрасить известью, но дожди смыли их мерзкую работу. Тогда гитлеровцы подтянули к подножию Машука пушку... Да разве можно убить веру в Ленина? Николай, приезжай скорее. Мы, как смогли, вернули портрету жизнь. Ты же вернешь ему прежнюю силу...»

* * *

Не привыкать Николаю Кузьмичу собираться в дорогу. Вся жизнь прошла на колесах. И вот уже скорый поезд мчит его на Кавказ. Мелькают за окном знакомые города и села, реки и поля.

И опять, как и много лет назад, идет он по горной тропинке, ведущей к заветной скале.

Тропинка то, как ловкая серна, стремительно взбегала вверх на скалы, то внезапно прыгала вниз и бежала рядом с быстрым холодным потоком. День был ясный и солнечный. В безбрежной дали хорошо было видно сверкающую снежную шапку Эльбруса и подъемные краны в предместьях Пятигорска, где вырастали новые жилые кварталы.

Когда Щуклин подходил к источнику «Теплый нарзан», его догнала стайка ребятишек с красным знаменем и цветами в руках.

— Куда вы идете? — спросил Щуклин.

— Мы идем к Ленину вступать в пионеры,— ответил ему черноглазый мальчик.

Вот и скала. Щуклин медленно подошел к ее подножию и снял шапку.

В тот вечер принялся он за восстановление портрета вождя. Опять, как и прежде, в те далекие годы, обвязавшись веревкой, закрепленной за дерево, росшее на вершине, работал он на весу на головокружительной высоте. И хотя глаза уже были не те и загрубевшие мозолистые руки не слушались, Николай Кузьмич рисовал без устали, и работа подвигалась быстро. Каждый день под скалой собиралась толпа горцев. С глубоким уважением и интересом смотрели они на русского художника.

— Ты делаешь большое, благородное дело,— говорили они ему.— У тебя золотые руки.

После многодневной работы Щуклин вернул ленинскому портрету прежний облик. И добавил у подножия новые стихотворные строки:

Портрет вождя враги
пытались
И расстрелять
и зачернить.
Они в невежестве не знали,
Что Ленин будет вечно
жить,
Что держит ленинское
знамя
Над миром партии рука,
Что Ленин жив, что
Ленин с нами
Идет в грядущие века.

Не зарастает народная тропа, ведущая на зеленеющий Машук, к портрету Ильича. Люди приносят сюда свою веру, надежду и любовь.

 


 

С ИЛЬИЧЕМ В СЕРДЦЕ

Если придется побывать на прославленной московской «Трехгорке», вас обязательно отведут в небольшую мастерскую, где работают фабричные художники по ткачеству. Вот уже сорок лет хранится здесь как драгоценная реликвия первый в мире тканый портрет Владимира Ильича Ленина.

Портрет соткан из черных и белых нитей, а внизу в левом углу стоят инициалы художника: «С. П. X.»

Кто же автор портрета? Чье это творение, немеркнущая искра из пламени народной любви к Ленину?

В свое время об истории портрета ходило много различных рассказов. И только недавно удалось найти следы этой необычной истории.

* * *

В конце 1924 года на московской «Трехгорке» работал старый мастер — художник по ткачеству Сергей Петрович Храпунов. Среднего роста, седой, с небольшой бородкой и усами старичок славился своим чудесным мастерством не только на всю Москву, но и на всю страну.

Тридцать лет проработал он на «Трехгорке». Много прекрасных рисунков перенес он за эти долгие годы на полотно, и однажды решил впервые в мире создать тканый портрет Владимира Ильича Ленина.

По ночам до рассвета в небольшой мастерской при фабрике, где работал Храпунов, мигал огонек коптилки. Проходя мимо окон, рабочие видели седую голову старого художника, склонившуюся над маленькой фотографией Ленина, вырезанной из газеты. И хотя в комнате больше никого не было, губы его шевелились, он улыбался. Казалось, что он разговаривает о чем-то с вождем революции, делится с ним своими мыслями.

Храпунову посчастливилось встретиться с Лениным, когда тот приезжал в гости к рабочим «Трехгорки».

В тот день на фабрике был коммунистический субботник. Рабочие ремонтировали станки, приводили в порядок двор, заканчивали оборудование красного уголка.

Тогда по-весеннему грело солнце. Воздух был свеж и прозрачен. Высоко в голубом небе порхала стайка голубей. Ленин вышел из машины у ворот и прошел на территорию «Трехгорки». Ему было жарко. Жмурясь на солнце, Владимир Ильич снял кепку и вытер платком вспотевшую голову. Потом снял пальто и сел на фабричном дворе недалеко от проходной на сваленные бревна рядом с секретарем партийной организации «Трехгорки» Василием Горшковым. С удовольствием вдыхая смолистый запах свежеобструганного дерева, стал расспрашивать о фабричных делах, как работают ткачи, как отдыхают и на что жалуются.

Рабочие, пришедшие с коммунистического субботника, окружили их плотной стеной. Маленький сынишка фабричного сторожа, одетый в большую отцовскую шапку-ушанку, пробрался сквозь толпу и тихонько присел возле Владимира Ильича, который ласково обнял его. Мальчишка поминутно поправлял шапку, которая сползала ему на глаза, и, открыв рот, с жадным любопытством смотрел на Ленина.

— Кем ты будешь, когда вырастешь? — спросил Владимир Ильич.

— Я хочу учиться,— чуть слышно прошептал мальчик. Ленин, улыбаясь, наклонился к его лицу и заглянул в озорные глаза:

— Ну, а потом?

— Потом я буду машинистом... на паровозе... как дядя Миша...

— И купишь себе другую шапку,— добавил Владимир Ильич под веселый, но необидный смех рабочих.

Все это запомнилось художнику на всю жизнь: ясный весенний день, Ленин, рабочие и мальчишка.

И все это вспомнилось до мельчайших подробностей сейчас, когда старый мастер взялся сделать тканый портрет вождя революции. Он нарисовал десятки эскизов, добиваясь лучшего сходства рисунка с фотографией. Однако Сергей Петрович не копировал фотографию Ильича, а вносил в рождавшийся рисунок свое увиденное при встрече с вождем, вкладывал в любимую работу всю душу.

Сергей Петрович часто беседовал с рабочими, приводил их в мастерскую и с волнением показывал наброски портрета, внимательно прислушиваясь к замечаниям и советам. Многие рабочие видели Ленина, у каждого осталось на всю жизнь свое собственное впечатление. Но все сходились в одном:

— Наш Ильич — простой, душевный человек...

Потом наступил решающий день — перенести портрет на лист плотной бумаги, или, как говорят художники по ткачеству, на патрон, который служит моделью для ткачей. Храпунов это выполнил блестяще.

Затем Сергей Петрович опытной рукой, с ювелирной точностью расчертил портрет на бумаге на отдельные клеточки, насек на бумаге точки и таким образом сделал своеобразную карту рисунка: каждая точка на патроне — это нитка. Получилась модель для работы на жаккардовских станках.

После этого требовалось так заправить станок, чтобы сотканные нити, согласно линиям и краскам, нанесенным художником, легли на полотно, переплетаясь с безукоризненной точностью, выявляя свет и тени созданного портрета.

Мастерство перенесения портрета на ткань зависит от таланта художника по ткачеству, от его умения. Как нарисован портрет и как сделан патрон, таким и получится будущий портрет на полотне.

Старый художник на закате своей жизни блеснул непревзойденным мастерством. Имея в руках две нити, две краски: белую и черную, вложив в работу весь жар души, ему удалось искусным подбором переплетений нитей создать живые оттенки портрета, облик родного Ильича.

Когда портрет Ленина был готов, его повесили в клубе дли всеобщего обозрения. Посмотреть новую работу знаменитого мастера-художника приходили не только трехгорцы: приезжали рабочие с других фабрик, из других городов. Портрет был соткан настолько замечательно, что многие не верили, что он соткан из ниток, и старались потрогать рукой, чтобы удостовериться.

...Много лет прошло с тех пор, как был создан этот портрет. Давно нет на свете старого мастера-художника, он умер в 1931 году. За рабочим столом в мастерской склонились его внуки, молодые художники, создавая новые рисунки для тканей. Как священную реликвию берегут они первый тканый портрет В. И. Ленина и бумажный патрон, по которому работал над своим искусным произведением Сергей Петрович Храпунов. А эта история передается из поколения в поколение.

 


 

ОН ВСЕГДА С НАМИ

На другой день после переезда Советского правительства из Петрограда в Москву на страницах «Известий ВЦИК» появилась статья Владимира Ильича Ленина «Главная задача наших дней», пронизанная пламенным революционным оптимизмом и безграничной верой в силы народа.

Эпиграфом к этой статье Владимир Ильич взял отрывок из стихотворения Некрасова:

Ты и убогая, ты и обильная,
Ты и могучая, ты и бессильная
Матушка-Русь!

Шел 1918 год. Было тяжелое время. И в эти дни суровых испытаний для молодой Советской республики, разрывая завесу времен, гениальная ленинская мысль переносила народ в будущее.

Статья Ленина шагнула за пределы столицы и дошла до самых отдаленных мест республики. Ее читали и перечитывали на фабриках и заводах, в шахтах и красноармейских частях. Она страстно звала к новым подвигам на фронте и в тылу, вселяла уверенность в грядущей победе.

Горячо обсуждали ее и в паровозных и вагонных мастерских локомотивного депо Октябрьской железной дороги Московского железнодорожного узла. Рабочие собирались в обеденный перерыв у входа в мастерские, во дворе. По раз и навсегда заведенной традиции на этом месте проводились митинги и собрания, проводы в Красную Армию, читка свежих газет. В погожие дни на этом месте, усевшись на старые паровозные колеса, обломки вагонов, доски, рабочие грелись на солнышке в короткие минуты отдыха, развязывали узелочки с едой, делились друг с другом вареной картошкой, воблой, солеными огурцами, последней щепоткой табаку.

— Ильич сказал, что мы должны выстоять, должны обязательно победить,— заявил на собрании Егор Трошкин.— Мы оправдаем его надежду...

Старый рабочий пользовался большим уважением и авторитетом среди товарищей. Будучи беспартийным, он прошел тяжелую школу жизни, томясь в казематах, отбывая срок на каторге, потеряв здоровье на фронтах гражданской войны.

Занятый повседневным трудом, он научился грамоте лишь под старость и теперь по вечерам, после работы, сидел возле коптилки, читая по складам газеты и старые книги.

— Будем работать, пока хватит сил, пока пальцы сжимают молоток,— говорил на собрании Егор Трошкин.— Ведь что такое отремонтированный паровоз: это значит, вовремя прибудут на фронт части Красной Армии, это значит, наши дети получат хлеб и молоко... Так будем же работать, пока живы! Для наших детей...

Целыми неделями не выходили из мастерских рабочие, ремонтируя паровозы и вагоны, не щадя здоровья и жизни для завоевания революции. Ни на минуту не остывала вера в победу. Работали, стиснув зубы, собирая все свои силы, напрягая каждый нерв.

Ленин вместе со всеми переживал то тяжелое время, недоедал, недосыпал, испытывая очень большую нагрузку. Рабочий день был заполнен до предела. Наряду с организацией защиты страны от внешних и внутренних врагов он вел огромную работу по руководству социалистическим строительством.

Ленин был в гуще жизни, в гуще народа, неотделимой его частицей. Люди знали это и проникались к нему еще большим уважением и любовью.

— Он всегда с нами,— говорили они.

Эти простые, человеческие слова, в которых заложен глубокий смысл, с еще большей силой прозвучали в скорбные январские дни 1924 года.

Собравшись на траурный митинг, рабочие вагонных и паровозных мастерских локомотивного депо Октябрьской железной дороги Московского железнодорожного узла решили установить в депо памятник вождю революции.

На его изготовление нужны были немалые денежные средства. А где их взять? Ведь рабочие получали не так уж много, к тому же у каждого — семья.

Решено было несколько месяцев подряд проводить субботники по ремонту паровозов и вагонов, собирать и сдавать металлический лом и на сэкономленные таким образом деньги сделать памятник.

Но денег хватило только на статую. А ведь еще необходим был постамент. Его во внеурочное время сделала группа слесарей из кусков железа, частей паровозов и вагонов, из колесных пар, поставленных прямо на рельсы. К постаменту прикрепили скромную табличку со словами:

«Воздвигнут рабочими паровозных и вагонных мастерских 5-го участка тяги Ок. ж. д. 5. XI. 1925 г.».

Их написал медленно, по складам Егор Трошкин.

Этот необычный памятник был открыт в 1925 году в канун празднования восьмой годовщины Великого Октября. Статую вождя установили у входа в мастерские депо, во дворе, на том самом месте, где обычно проводили митинги и собрания, где отдыхали после работы, где не раз звучали гордые душевные слова:

— Он всегда с нами...

С того дня люди встречаются с Ильичем. Он встречает их рано утром и провожает поздно вечером. Он стоит на высоком стальном постаменте, как на вершине скалы, и слушает стук молотков за окном мастерских, ритмичный гул станков, лязг металла, гудки уходящих поездов.

 


 

РУКАМИ РАБОЧИХ

Поздно ночью литейщик краснодарского станкостроительного завода «Кубаноль» Данила Фетисенко услышал негромкий стук в окно. Жена приподняла голову с подушки, испуганно спросила:

— Ты слышал?

— Да... Кто бы это...

Стук вновь повторился, теперь уже сильный, настойчивый, тревожный. Данила встал, пошарил в темноте рукой, надел валенки. Подойдя к окну, он долго разглядывал стоявшего на улице человека. По маленькой, приземистой фигурке, по красноармейской шапке-буденовке он узнал электрика из соседнего цеха Михаила Лаврова.

— Кажись, Мишка... С ума, что ли, сошел, беспокоит среди ночи,— проворчал Данила.

— Открой быстрей, Данила Титович,— услышал он за окном.— Беда...

Фетисенко открыл дверь.

— Ленин умер... Звонили из горисполкома на завод. Сторож передал.

— Врешь. Не может быть,— чуть слышно проговорил Данила, еще не осознав по-настоящему, что произошло. И когда он понял всю тяжесть утраты, крикнул громко: — Не может быть!

— Что случилось? — спросила жена и зажгла керосиновую лампу.

— Ильич умер...

Ходики показывали четыре часа ночи.

Данила быстро оделся. По темным пустынным улицам спящего города прошли они с Лавровым до завода. Сторож, хромой сгорбленный старичок, взволнованно и сбивчиво рассказал им, как позвонили из горисполкома, как он долго не мог поверить неожиданной, страшной вести, а потом закрыл заводские ворота и побежал к Лавровым, которые жили неподалеку.

— Надо позвонить в областной комитет... узнать точнее,— сказал Данила.

Долго крутили ручку телефона, вызывали Кубано-Черноморский облисполком. Дежурный по исполкому глухим, сдавленным голосом подтвердил правильность сообщения.

— Ну, что сказали? — прошептал Михаил.

Не отвечая, Данила медленно снял шапку и повесил трубку. Так же молча обнажили головы Лавров и сторож.

* * *

Краснодар, как и все города и села страны, облекся в глубокий траур, оплакивая смерть великого вождя. На домах — красные флаги с черным крепом. На площадях, улицах и перекрестках собирались толпы народа и часами ждали официальных сообщений. На заводах и фабриках, в школах и красноармейских казармах стихийно вспыхивали и проходили траурные собрания. У портретов В. И. Ленина в горисполкоме, красных уголках, рабочих клубах несли почетный караул коммунисты, комсомольцы и пионеры.

Вечером 23 января на траурное партийное собрание пришли коммунисты восемнадцати крупнейших предприятий Краснодара, объединенных первым фабрично-заводским комитетом профсоюза металлистов. Рабочие поклялись претворить в жизнь заветы вождя мирового пролетариата и еще теснее сплотиться вокруг его детища — Коммунистической партии.

Перед закрытием собрания попросил слова токарь Андрей Прокопенко:

— Предлагаю установить в центре города памятник Ленину. Я думаю, товарищи поддержат меня... А сделать его попросим Константина Августовича Дитриха. Он скульптор-самоучка, из рабочих, раньше работал на нашем заводе. Я его хорошо знаю. Он не откажет.

— А кто платить будет? — крикнул кто-то из зала.

— Деньги соберем со всех,— сказал Прокопенко,— кто сколько даст... дело добровольное.

Резолюция о сооружении памятника была принята единогласно.

После собрания группа коммунистов отправилась к Дитриху. Он жил почти на самой окраине города, в небольшом деревянном доме. Константин Августович имел маленькую мастерскую, в которой изготовлял надгробные плиты, обелиски и памятники для городского кладбища. Ему помогал молодой мраморщик Александр Сергеевич Колохиторский, который в основном обрабатывал гранит и мрамор, делал надписи.

Рабочие застали Дитриха за изготовлением гипсового орла.

— Мы к вам, Константин Августович,— сказал Прокопенко.

— Милости прошу, проходите,— проговорил скульптор, вытирая о фартук руки.— Чем могу служить?

— Вот какое дело,— отвечал токарь.— От имени всех рабочих, от имени коммунистов просим вас сделать гипсовый памятник Ильичу... Потом мы отольем его в металле...

Ничего не ответив, Дитрих подошел к окну и взглянул на темную улицу. Порывистый ветер раскачивал траурные флаги, чуть освещенные голубоватым пламенем фонарей. С портретов смотрели на скульптора внимательные добрые глаза вождя.

— Откровенно говоря, я уже думал сегодня об этом,— сказал Константин Августович.— Но ведь это очень ответственное дело... Смогу ли я...

— Вы же талантливый скульптор, у вас золотые руки,— сказал один из рабочих.— Мы верим в ваши силы.

— Ну, что вы... я обыкновенный самоучка, нигде не учился,— проговорил Дитрих. И, помолчав, добавил: — К какому числу надо сделать?

— Как можно быстрее,— ответил Прокопенко.— Мы откроем его в день похорон.

— Хорошо. Я сделаю памятник.

— Спасибо вам, Константин Августович,— говорили рабочие, тепло прощаясь со скульптором.

— Это вам спасибо,— отвечал Дитрих.— Выполнить эту работу для меня большая честь.

И как только закрылась дверь за ушедшей делегацией, сразу же принялся за дело, отложив все другие заказы.

Он делал гипсовый бюст Ленина, пользуясь опубликованными в газетах фотографиями вождя.

Константин Августович не заметил, как прошла за работой ночь и в окно просочился рассвет. Вошла жена:

— Когда же ты ляжешь спать?

— Через два дня,— сказал Дитрих.

* * *

25 января Краснодарский горисполком одобрил резолюцию партийного собрания коммунистов восемнадцати крупнейших предприятий города и постановил открыть в Краснодаре памятник Владимиру Ильичу Ленину.

«...Рабочий класс напряжет все свое внимание и все свои силы,— говорилось в постановлении,— и достроит, несмотря ни на какие препятствия, здание социализма и коммунизма, фундамент которого заложил тов. Ленин».

А на другой день члены президиума союза металлистов пришли в мастерскую Дитриха узнать, как идет дело. Большой гипсовый бюст Ленина был уже полностью готов, мраморщик Колохиторский заканчивал надпись на временном деревянном постаменте.

Константин Августович, усталый, с серым от бессонных ночей лицом, подошел к памятнику и приоткрыл покрывало.

Сгрудившись вокруг, рабочие долго рассматривали памятник, поражаясь удивительному сходству, тщательности отделки, законченности всех линий и деталей.

— Как живой,— проговорил кто-то.

Не верилось, что этот замечательный памятник, на который другой бы мастер потратил месяцы напряженного труда, был создан всего за три дня скульптором-самоучкой.

Рабочие от души благодарили Дитриха, жали его руку.

— Константин Августович, сколько вы хотите за свою работу? — спросил один из них.

Дитрих с минуту молчал, как бы не поняв вопроса, губы его вдруг задрожали, на глаза навернулись слезы.

— Что вы говорите,— с трудом сказал он.— Вы меня очень обидели... Мне ничего не надо. Я делал скульптуру для родного города, для народа. Я вложил в нее свое сердце, всю свою душу. А вы предлагаете деньги... Вы меня очень обидели, очень...

Он был сильно расстроен. Растерянные рабочие старались успокоить его как могли:

— Мы думали сделать как лучше, Константин Августович. Не сердитесь на нас...

— Нет, нет, вы меня очень обидели,— вздыхал скульптор, вытирая платком покрасневшие глаза.

Памятник вместе с постаментом осторожно погрузили на грузовик и отвезли в центр города, к зданию Кубано-Черноморского облисполкома, где и установили в небольшом палисаднике.

В день похорон В. И. Ленина, к 16 часам 27 января, на площади возле здания облисполкома собралось множество народу. Среди собравшихся были герои гражданской войны, члены Кубано-Черноморского обкома партии, областного исполнительного комитета, представители профсоюзных и комсомольских организаций.

Траурный митинг открыл герой гражданской войны на Северном Кавказе Д. Жлоба.

— Товарищи,— сказал он,— сегодня мы хороним родного Ильича. Большое горе обрушилось внезапно на наши плечи. Мы потеряли главного капитана революционного корабля... Но мы смело смотрим в будущее! Миллионы и миллионы верных ленинцев крепко держат святое красное знамя. И никому, никогда не свернуть нас с ленинского пути в это прекрасное будущее! В эти минуты скорби мы открываем скромный памятник нашему вождю и учителю, как знак большого уважения и любви к настоящему человеку.

Константин Августович Дитрих снял серое полотнище, и перед людьми предстал гипсовый бюст В. И. Ленина. На постаменте была сделана надпись:

 

ИЛЬИЧУ

10/IV 1870   21/I 1924

Краснодарский пролетариат

 

Дата рождения Владимира Ильича была указана по старому стилю.

...Одно из окон здания облисполкома было открыто настежь. В комнате, склонившись над черной коробкой телеграфного аппарата, сидел дежурный. Связавшись с Москвой, он каждую минуту передавал собравшимся сообщения с Красной площади.

Люди стояли очень тихо, вытирали слезы и ловили каждое его слово:

— Под мелодию «Интернационала», исполняемую часами Спасской башни, соратники Ленина поднимают гроб и идут к Мавзолею. Гремит салют пушек,.. Гроб тихо опускается...

И, заглушая его последние слова, разом загудели гудки фабрик, заводов, паровозов. Вся площадь, заполненная людьми, запела: «Вы жертвою пали в борьбе роковой...»

Затем мимо памятника вождю пролетарской революции прошли, склоняя знамена, тысячи рабочих и служащих Краснодара, крестьян, казаков и горцев — тех, кому великий Ленин указал путь к новой жизни. У подножия памятника выросла гора припорошенных снегом венков...

* * *

Через две недели Данилу Титовича Фетисенко вызвали в заводской партийный комитет и дали важное поручение: отлить по гипсовой модели ленинский бюст в металле. Фетисенко был опытным литейщиком, однако он колебался с ответом.

— Я никогда не отливал памятники,— сказал он.— Вдруг не получится...

— Получится,— сказали ему в комитете.— Народ надеется на тебя, Данила Титович. Покажи, на что способен рабочий класс.

И литейщик взялся за это трудное, ответственное дело.

Сын Данилы Титовича Петр Данилович Фетисенко, который и сейчас работает на заводе, вспоминает о тех далеких днях:

— Отец был малограмотный, статуи никогда не отливал. Он очень волновался. Проснется ночью и сидит у коптилки, что-то чертит, прикидывает, размышляет. Художественная формовка по гипсовому оригиналу требует больших знаний и опыта. Отец сделал более ста двадцати фрагментов, и каждый осторожно, старательно, с любовью обрабатывал, добиваясь лучшего исполнения. Я был у него подручным. Все свои силы, знания вложили мы в отливку бронзового бюста В. И. Ленина. Очень переживали во время неудач. Зато сколько было радости, когда все получилось хорошо и бюст был готов! Постамент для памятника опять сделал мраморщик А. С. Колохиторский. На черном мраморе он выбил одно лишь слово: «Ленин».

________________

Торжественное открытие бронзового памятника В. И. Ленину состоялось утром 7 ноября 1924 года, в седьмую годовщину Великой Октябрьской социалистической революции.

Утро выдалось пасмурное, дождливое. Но несмотря на непогоду, опять вся площадь была запружена народом. Развевались флаги, горели призывные слова транспарантов и лозунгов. Возле памятника плотным кольцом стояла делегация рабочих завода «Кубаноль», руководители партийной организации.

На митинг приехали крестьяне ближайших станиц и хуторов.

...Девять часов утра. Под звуки гудков фабрик и заводов скульптор Дитрих, литейщик Фетисенко и мраморщик Колохиторский снимают брезент.

Памятник вождю открыт.

Один за другим поднимаются на трибуну рабочие, красноармейцы, крестьяне. Страстно звучат слова преданности делу Ленина.

Крестьянин из станицы Смоленской сказал, обращаясь к рабочим:

— Мы, хлеборобы, выполним свой долг вместе с вами и еще дружнее будем работать, укрепляя мощь нашего государства.

На трибуну поднялся пионер. Как клятва звучали слова, обращенные к отцам, матерям и старшим братьям, обращенные в будущее:

— Мы будем учиться, чтобы прийти к вам на помощь, мы с честью доведем начатое вами дело до конца!

Данила Фетисенко запел первые слова «Интернационала». Все подхватили. И вот уже громовые раскаты пролетарского гимна поплыли над Краснодаром.

________________

В годы Великой Отечественной войны на улицах Краснодара шли ожесточенные бои. Жаркие схватки завязались возле бывшего здания облисполкома, где в последнее время помещался Дворец пионеров. Рота советских солдат долго сдерживала натиск гитлеровцев, не давая им продвинуться вперед. Они сражались и умирали возле подножия памятника В. И. Ленину.

При отступлении из города фашисты взорвали городской Дворец пионеров, и находившийся поблизости памятник был засыпан обломками. После освобождения Краснодара он был откопан и восстановлен. И снова возвышается на постаменте бронзовый памятник великому Ленину, сделанный трудовыми руками рабочих.

 


 

ПОДАРОК НАБОРЩИКА

...Каждый день в Махачкалу, в дом, где живет наборщик городской типографии имени Кирова Александр Горшков, приходят десятки писем.

«Спасибо вам за подарок народу»,— пишут рыбаки Каспия.

«То, что вы сделали,— это большое благородное дело. Приезжайте к нам в гости и расскажите о своей работе»,— просят мурманские пионеры.

«Ваше творение — это крупица народной любви к нашему Ильичу»,— говорят шахтеры Донбасса.

Не думал наборщик, что его скромный труд найдет такой отклик в душе народа. И поэтому его ответы на письма очень немногословны.

Чем же прославился скромный наборщик? Как заслужил благодарность и уважение у незнакомых людей?

...Однажды на выставке народного искусства увидел он красочный ковер ручной работы с портретом В. И. Ленина. Соткали его ловкие женские руки в далеком туркменском ауле.

— Этот ковер вышивали десять лет,— пояснил экскурсовод.

— Десять лет?..— удивился Горшков, осторожно поглаживая бархатную поверхность.

— Раньше это был бедный аул,— сказал экскурсовод.— Советская власть принесла туда новую жизнь. Этот ковер выткан от всего сердца.

А рядом увидел Горшков вазу, филигранно выточенную А. Гурьевым из моржового клыка, тоже запечатлевшую образ вождя. В центре зала возвышалась большая скульптура. Она изображала на минуту присевшего Ленина, которому нужно что-то срочно записать на листке бумаги. Он улыбался своим мыслям и, слегка сощурясь, смотрел вперед. Эта пятиметровая статуя была выточена из кавказского орехового дерева И. Стуловым.

Наборщик не знал этих людей, чьи золотые руки создали выдающиеся произведения искусства. Но ему передавалось тепло их сердец, жар души. В этот светлый зал дар любви и уважения к вождю принес нанайский охотник и туркменская колхозница, сибирский лесоруб и московский рабочий, балтийский рыбак и слесарь из Смоленска.

Медленно возвращался домой Горшков, вспоминал увиденное, не переставая восхищаться блестящей работой умельцев. А через несколько месяцев товарищи по работе собрались у него дома и с удивлением рассматривали необыкновенный портрет Владимира Ильича Ленина, созданный руками наборщика.

Портрет был не нарисован и не выткан цветными нитками. Он был набран ручным способом из нескольких тысяч светлых и темных типографских линеек. Нарисовать портрет очень трудно, но во много раз сложнее выложить его из маленьких и больших линеек, заменяя ими штрих карандаша или пера, мазок кисти. С помощью светлых и темных линеек различной величины Горшков вырисовывал из металла дорогие черты Ленина, по нескольку раз переделывая и начиная все сначала.

Это была кропотливая, трудоемкая работа. Приходилось рассчитывать до одного пункта, до одного миллиметра, срезать лишний металл.

Художник, создавая портрет пером, карандашом или кистью, накладывает на холст или бумагу целую гамму разнообразных мазков, штрихов, линий, точек, добиваясь нужной гармонии света и тени.

Наборщик выполнял портрет из тысяч линеек разной величины, но все они были прямые. Он ставил их только горизонтально.

Если смазать этот типографский набор краской и наложить лист бумаги, то отпечатается прекрасно выполненный, четкий портрет вождя. Не сразу догадаешься, что это оттиск с набора, а не мастерский рисунок пером.

Этот уникальный портрет был напечатан в газете «Известия» 15 апреля 1965 года. В своем письме в редакцию наборщик А. Горшков писал: «Великому вождю революции посвящают свой труд художники и скульпторы, прозаики и поэты, журналисты и ученые. Я не художник, а простой наборщик городской типографии имени Кирова в Махачкале. Но уже давно я задумал сделать портрет Владимира Ильича. И вот портрет готов... Пусть это будет мой скромный подарок к 95-й годовщине со дня рождения Ильича».

Портрет В. И. Ленина, созданный наборщиком из Махачкалы,— уникальный и единственный в мире.

 


 

ОТ ШАХТЕРОВ ДОНБАССА

В Центральном музее В. И. Ленина хранится скульптурный портрет вождя революции, мастерски высеченный из огромной глыбы каменного угля. На нем можно прочитать слова: «Ты всегда будешь жить в умах и сердцах сотен тысяч шахтеров Донбасса».

Кто сделал этот уникальный в своем роде памятник?

Долгое время имя автора скульптурного портрета не было известно, никто не знал о его судьбе.

* * *

...Их было двое на Макарьевском руднике в Донбассе: Патраболов-старший и Патраболов-младший. Отец работал плотником, а двадцатипятилетний сын Николай каждое утро спускался под землю рубить уголь. С каждым днем топлива требовалось все больше и больше: вступали в строй восстановленные заводы и фабрики, «оживали» топки паровозов. На Макарьевском руднике добывали лучший в Донбассе антрацит, который шел специально на металлургические заводы для плавки металла.

В свободное время любил Николай рисовать, особенно людей. Нарисует и подарит на память. Он сделал несколько портретов отца за работой с топором в руках. Старик владел топором отменно.

Рисовал Николай Патраболов и портреты лучших шахтеров рудника. Они бережно хранились в клубе. Люди восхищались мастерством художника-самоучки.

Однажды (это было осенью 1923 года) молодой шахтер решил создать скульптурный портрет Владимира Ильича Ленина из глыбы донецкого каменного угля.

И хотя до этого Патраболов никогда не делал скульптуры, он смело взялся за работу.

Вскоре в одном из забоев 58-й лавы шахтеры выбили тридцатипудовую глыбу антрацита — около двух метров в ширину и метр в высоту. Уголь был особенно красив в изломе и чуть-чуть поблескивал в свете шахтерских ламп. Под руководством потомственного шахтера саночника Константина Андреевича Пушкарева осторожно, стараясь не отколоть ни кусочка о деревянные столбы креплений, антрацит подняли на поверхность.

Прежде чем начать обработку этой глыбы, Николай Патраболов сделал пробы — четыре маленьких бюста В. И. Ленина из отдельных кусков угля. Старые шахтеры, видевшие Владимира Ильича, внимательно и придирчиво осматривали портреты.

— Хорошо получилось,— сказал Василий Соколов.

И вот настал день, когда Николай приступил к изготовлению скульптуры из глыбы антрацита. В руках — нехитрые инструменты: стамеска, молоток и зубило. Три месяца трудился Патраболов в помещении сортировочной угля, прямо на шахте. И каждый день горняки, отработав смену, заходили к нему узнать, как подвигается дело, как под руками шахтера рождаются в «солнечном камне» дорогие черты вождя революции.

Николай Патраболов закончил скульптуру в январе 1924 года и отвез ее в город Артемовск, в губотдел Союза горнорабочих. Делегация донецких шахтеров, приехавшая в Москву на похороны Владимира Ильича Ленина, передала скульптурный портрет Центральному Комитету партии. Он был установлен в Георгиевском зале Кремля и впоследствии передан в Центральный музей В. И. Ленина.

Вскоре после этого комсомолец Н. И. Патраболов стал студентом Московского художественно-технического института и на Макарьевский рудник уже больше не вернулся. Следы его потерялись. О дальнейшей судьбе художника-самоучки ничего не было известно до самого последнего времени.

Оказалось, что после окончания института он работал художником. Во время Великой Отечественной войны ушел добровольцем на фронт. За мужество и отвагу награжден орденом Красной Звезды  и медалью «За боевые заслуги». Здесь же, на фронте, вступил в Коммунистическую партию.

Сейчас коммунист Николай Иванович Патраболов на пенсии, живет в Москве, занимается любимым делом. В его мастерской можно видеть скульптурные портреты Горького, Толстого, Пушкина, вырезанные из дерева. Привлекает внимание бюст известного революционера Артема, выполненный из куска угля...

Joomla templates by a4joomla