Содержание материала

 

М. А. Герцман

БОЕВАЯ ДРУЖИНА ЕКАТЕРИНБУРГА В 1905 ГОДУ

19 октября 1905 года на Кафедральной площади большевики Екатеринбурга организовали многолюдный митинг.

Черносотенцы, убедившись, что у нас не было никакого оружия, бросились на участников митинга и стали их избивать...

Вдали, за плотиной, показалась с большим красным флагом демонстрация учащихся. Озверелые черносотенцы бросились ей навстречу и подвергли мирно шедших учеников кровавому избиению.

События 19 октября для екатеринбургской партийной организации были огромным уроком. Если до сих пор только говорили о необходимости вооружения и создания боевых дружин, то теперь каждый понял, какую мы сделали ошибку, не создав своевременно крепкую боевую дружину. Это поняли не только члены партии, но и многие рядовые рабочие. Никогда идея вооружения рабочих не была так популярна, как в это время. И неудивительно, когда мы затем на митингах обходили публику с шапками «на оружие», то некоторые клали в эти шапки по 3 — 5 рублей и даже ценные вещи.

Через несколько дней было собрание в лесу. Выступал там тов. Вилонов (Михаил), который только что вышел из тюрьмы. Основная цель собрания состояла в организации боевой дружины. Все товарищи, имевшие оружие (многие его тут же получали), были разделены на десятки. Наш отряд возглавил верхисетский рабочий Смирнов (Платоныч), который, несмотря на свою довольно солидную полноту, очень бойко командовал своим десятком. Он заставлял нас ходить, бегать, ложиться и стрелять в цель. Команда его обыкновенно была: «По черной сотне бей», причем нужно сказать, что успехи наши в стрельбе в то время были довольно неважные.

Первые дни после погрома в городе царила какая-то жуткая тишина. Многие боялись выходить из дому. Театры пустовали. Но в ближайшее воскресенье в Верх-Исетском театре днем была назначена лекция кадета доктора Спасского о манифесте царя от 17 октября. На лекцию Спасского публики явилось очень немного. Среди них были члены нашей боевой дружины во главе с Я. М. Свердловым. Среди присутствующих я помню также Павла Кин и его жену.

Лекция Спасского была довольно скучной, но потом выступил с зажигательной речью о манифесте Я. М. Свердлов, которому очень много и горячо аплодировали. После собрания часть публики ушла, наша же боевая дружина по предложению Я. М. Свердлова пошла к зданию Благородного собрания (дворянский клуб), где в то время проходило собрание приказчиков.

Мы построились в ряды и шли по городу с песнями. Когда подошли к Благородному собранию, нас в клуб не пустили, закрыв перед нами двери. Мы стали стучать, нам долго не открывали, затем вышел какой-то смельчак, который очень удивился, узнав, что пришли рабочие и хотят участвовать в собрании. Они думали, что пришли черносотенцы разгонять собрание. Нам быстро открыли двери. Когда председатель объявил, кто мы такие, собрание нас шумно приветствовало, присутствующие потеснились и нам были предоставлены места.

Докладчиком на собрании был инженер Романов, который разъяснял значение манифеста. После него выступил Я. М. Свердлов и снова произнес блестящую речь, сопровождавшуюся долго несмолкаемыми аплодисментами. После этого перешли к организации союза приказчиков и зачтению проекта устава. По этому вопросу снова выступил Свердлов, который резко критиковал предложенный проект устава, сводивший значение союза к какому-то обществу взаимопомощи, предложил его в корне переработать и придать союзу боевой классовый характер. Предложение Якова Михайловича было принято, и он был избран в комиссию по выработке нового устава. Для окончательного утверждения устава решено было собраться на следующий день вечером в помещении гранильной фабрики, одном из наибольших помещений в Екатеринбурге. Собрание состоялось на следующий день. Зал гранильной фабрики был битком набит. Докладчиком по уставу был Свердлов. Этот устав и сопровождавшие его обширные разъяснения Свердлова были приняты с большим подъемом. Собрание охранялось боевой дружиной, и на нем царил порядок.

Эти собрания, а также шествие по городу с песнями нашей боевой дружины вновь оживили город.

Митинги стали происходить чуть ли не ежедневно. Под давлением боевой дружины мы беспрекословно получали в свое распоряжение любое помещение. Самым удобным для наших митингов был старый городской театр. Собирались также в Верх-Исетском театре и других помещениях, причем ни одно собрание, ни один митинг не происходили без участия боевой дружины.

В первое время черносотенцы делали попытки сорвать наши собрания. Боевая дружина обычно перед началом собрания занимала все проходы помещения. Иногда мы устраивали так: проведем митинг с одной частью публики, а затем просим их выйти и пускаем новую публику. Таким образом, мы обслуживали одним помещением несколько тысяч рабочих.

Черносотенцы, стремясь сорвать митинг, стучали, кричали, устраивали давку и пытались сломать двери. Я. М. Свердлов своим зычным, звонким голосом («иерихонская труба», как его называли рабочие) командовал: «Боевая дружина, вперед!» В ответ на это дружинники вынимали свои револьверы, выходили на улицу, выстраивались. Толпа черносотенцев тотчас же отступала, и порядок быстро восстанавливался.

Помню такой случай. Это было поздно ночью. Ночь была темная, фонари не горели или горели очень тускло. Воспользовавшись темнотой, группа черносотенцев решила сорвать наш митинг. Черносотенцы подошли вплотную к театру, ломали стекла и угрожали. Никакие наши уговоры на них не действовали, потому что они были пьяны. Тогда мы вышли вперед, направили в них револьверы и под команду дали залп вверх. Это их быстро отрезвило, шум прекратился.

Вообще наши митинги и собрания проходили в большом порядке. Внутри помещения порядок был исключительный. Даже местные буржуазные газеты указывали, что, несмотря на полное отсутствие на митингах полиции, порядок у социал-демократов образцовый. У других партий, в частности у эсеров, на собраниях стоял такой невообразимый шум, что собрания проводить было невозможно, в то время как на наших митингах стоило только председательствующему Я. М. Свердлову крикнуть: «Товарищи, тише!» — и водворялась абсолютная тишина.

Всего в нашей боевой дружине числилось человек 100 — 150, но на митинги для охраны приходило человек 40 — 50. Наиболее аккуратными были рабочие.

Нужно сказать, что после того, как была создана нами боевая дружина, черносотенцы очень сильно струхнули и старались не показываться. Если до этого они часто собирались в здании городской или ремесленной управы, то теперь эти собрания прекратились. Начавшая выходить черносотенная газета «Голос народа» под редакторством председателя екатеринбургского «Союза русского народа» Козицына никакого распространения не имела. Рабочие ее называли «Голос урода». Стоило только где-нибудь появиться этой газете, ее немедленно уничтожали, а владельца номера нередко подвергали избиению. Поэтому для открытого распространения ее охотников не находилось. Но тем не менее черносотенцев в городе было довольно много. У них была крепкая связь с полицией и охранкой. Они устраивали свои закрытые собрания, где поговаривали о повторении событий 19 октября.

При боевой дружине у нас была своя небольшая «разведка». В начале декабря стало известно, что черносотенцы собираются 6 декабря (в этот день был праздник Николы и именины царя) устроить погром.

С утра 6 декабря вся дружина была мобилизована. Главный штаб у нас находился в помещении «Общества уральских горных техников» на Тарасовской набережной1. Здесь были сосредоточены основные наши вооруженные силы и оружие. Там мы провели весь день и всю ночь. Руководил нами Ф. Ф. Сыромолотов (Федич). Мы были разделены на небольшие разведывательные отряды, которые ходили по определенным маршрутам по улицам и охраняли квартиры, где находились товарищи из партийного комитета.

Ночь прошла спокойно, никаких выступлений черносотенцев не было. К утру мы разошлись.

Примерно в декабре в Екатеринбурге были открыты нами два партийных клуба. В этих клубах происходили регулярные собрания и лекции. Лекции читали Свердлов, Замятин-Батурин (Константин) и другие. Эти собрания также охранялись нашей боевой дружиной.

В конце декабря начались аресты. Город был объявлен на положении чрезвычайной охраны. Прибывали ингуши и другие войска. Полиция и жандармерия, почувствовав свою силу, прилагали все меры, чтобы изловить ненавистную ей боевую дружину. Аресты стали носить массовый характер. Если при обыске у кого-нибудь находили револьвер, то его объявляли «дружинником» и жестоко избивали, требуя, чтобы он выдал других дружинников. Но из этого у царских опричников ничего не получилось. Нашу дружину они не раскрыли, и она, перестроившись, ушла в глубокое подполье.

Большевики Урала в революции 1905 — 1907 годов. Свердловск, 1956, с. 228-231

 

1 Ныне улица М. Горького, 13. Ред.

 

В. Д. Чаплинский

ЧИТИНСКОЕ ВОССТАНИЕ 1905 ГОДА 1

ВНУТРИПАРТИЙНАЯ РАБОТА

Совет солдатских и военных депутатов и смешанный стачечный комитет начали усиленно готовиться к вооруженной борьбе.

В это время внутри Читинского комитета социал-демократов, между руководителями его, разгорелся принципиальный спор, не только о сущности содержания революции, но и о методах и способах борьбы с наступающей контрреволюцией, причем этот спор был перенесен в Совет военных депутатов. В этом вопросе не было полного единодушия и между намечавшимися фракциями меньшевиков и большевиков, благодаря чему не было выработано твердого плана борьбы, который был бы принят всеми фракциями и всеми революционными органами.

Социал-демократы (большевики) стояли за следующий план: 1) образовать забайкальское революционное временное правительство; 2) сконцентрировать в Чите всех революционных солдат и казаков; 3) укрепить читинские горы пушками и достаточным количеством снарядов к ним и превратить читинские мастерские в арсенал; 4) взорвать Хинганский мост; 5) подготовиться к позиционной войне, а если не удастся, то перейти на партизанский способ действий.

Социал-демократы (меньшевики), находясь под сильным давлением рабочих-большевиков, коих было большинство в организации, вынуждены были в лице Николая Маленького (Суслова) изложить такой план: 1) укрепить и минировать район и самые железнодорожные мастерские; 2) развить в городе партизанскую борьбу и 3) разоружить черносотенные части. Меньшевики стояли против организации временного правительства, ссылаясь на то, что до сего времени обошлись и без него, ибо имеются революционные органы, как смешанный стачечный комитет, Совет военных депутатов и т. д.

После горячих дебатов внутри комитета социал-демократов последними была принята следующая форма обороны: 1) сконцентрировать в Чите и других мастерских Забайкалья революционных солдат и казаков; 2) разоружить войсковые части, стоящие за поддержку царского самодержавия; 3) вооружить читинские мастерские, превратить их в крепость, а окрестности минировать; 4) взорвать Хинганский мост; 5) взорвать поезда Меллера-Закомельского и Ренненкампфа и 6) вести партизанскую войну.

 

ПРИГОТОВЛЕНИЕ К ВООРУЖЕННОЙ БОРЬБЕ

За весь период времени, с момента объявления всеобщей октябрьской стачки до средины января 1906 года, в городе Чите и его районах был образцовый революционный порядок.

Город находился под охраной боевых дружин и Совета военных депутатов. Полицейских, жандармов и шпиков не было видно нигде.

Дисциплина среди боевых дружин, солдат и казаков гарнизона была на должной высоте.

Как в самом городе, так и на станциях Чита II и Чита I не было ни одного убийства и грабежа в течение трех месяцев, несмотря на то что на путях станции Чита I и города жило более 1000 человек голодных сахалинцев-каторжан.

Но вот начали носиться тревожные слухи: разгон в Москве и Петербурге Советов рабочих депутатов, посылка карательных отрядов по России, движение на восток, через Сибирь Семеновского полка во главе с палачом Меллер-Закомельским, наступление карательного отряда Ренненкампфа с востока и т. д.

Рабочие Читинских мастерских и депо начали готовиться к бою с приближающимися врагами рабочих и крестьян — генералами-палачами — Ренненкампфом и Меллер-Закомельским.

В железнодорожных мастерских стали блиндировать окна, стены, начали минировать окрестность, а на прилегающих к Чите горах должны были быть поставлены орудия и т. д.

Во двор железнодорожных мастерских был доставлен провиант, был организован санитарный отряд во главе с железнодорожным фельдшером тов. Корениным и сестрами милосердия.

Были организованы две боевые группы для взрыва поездов Меллер-Закомельского и Ренненкампфа, причем одна группа должна была направиться на станцию Яблоновую, а другая в сторону станции Кручина. В состав последней были назначены товарищи Гайдуков, Силаев, Черменев и Чаплинский.

Боевые дружины под командой Костюшко-Валюжанича2 стояли в выжидательно-боевом настроении.

Совет военных депутатов стал нервно готовиться к отражению карателей.

Среди нас, рядовых членов социал-демократической партии и беспартийных рабочих, была полная уверенность, что гарнизон, железнодорожный батальон и казаки, когда настанет момент решительной борьбы, нас поддержат.

Читинский комитет социал-демократов, смешанный стачечный комитет и Совет военных депутатов стали призывать рабочих, солдат, казаков и крестьян Забайкальской области к бою с царским самодержавием в лице наступающих карательных отрядов во главе с генералами Меллер-Закомельским и Ренненкампфом.

 

ПОЯВЛЕНИЕ КАРАТЕЛЕЙ

События шли своим чередом.

Карательные отряды генералов Меллер-Закомельского и Ренненкампфа приближались к очагу революции на Дальнем Востоке — к Чите.

Меллер-Закомельский из Иркутска начал продвижение в Забайкалье, останавливаясь почти на всех крупных станциях, ликвидируя революционные органы, производя аресты, порки и расстрелы на месте, а кого не расстреляли, теми заполняли свои вагоны в качестве пленных.

Из Верхнеудинска, где им был ликвидирован стачком и расстреляно пять человек, Меллер-Закомельский быстро двинулся на станцию Петровский Завод и Хилок, где также пожал богатую кровавую жатву.

К приезду Меллер-Закомельского на станцию Хилок 20 января (2 февраля) 1906 года жандармы уже успели арестовать многих активных участников местного революционного движения. Арестованы были следующие товарищи: 1) Цетнерский Осип Макарович, кладовщик Общества потребителей; 2) Королев Иван Иванович — машинист депо; 3) Цехмистер Алексей Федорович — телеграфист; 4) Беловицкий Николай Васильевич — телеграфист; 5) Тимсон Иван Антонович — телеграфист; 6) Соловский — слесарь депо; 7) Леонтьев — телеграфист. Эти товарищи были увезены на станцию Могзон, где расстреляны 22 января (4 февраля) 1906 года, причем многие из арестованных были подвергнуты жестокой порке.

Одновременно с востока приближался к Чите карательный отряд генерала Ренненкампфа. Отряд Ренненкампфа, выйдя со станции Маньчжурия, двигался довольно медленно и прибыл в Читу после того, как туда прибыл Меллер-Закомельский со своими карателями — солдатами гвардейского Семеновского полка.

Оба они подошли к Чите: один со стороны станции Песчанка, выставив пушки за городским кладбищем, против вокзала Чита I, а другой — прямо от озера Кенон, со стороны станции Чита II, и тоже выставил пушки. Каждый из них хотел быть победителем Читы, не дав пожать другому лавры, кои они не могли получить на полях Маньчжурии в боях с японцами...

 

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ РЕВОЛЮЦИОННОЙ ЧИТЫ

Боевым дружинам был дан приказ быть готовым к бою. Местом сбора боевых дружин были назначены железнодорожные мастерские. Сигналом для сбора должен был служить продолжительный гудок железнодорожных мастерских.

Члены боевых дружин, в коих состояли почти все члены читинской организации социал-демократов, были готовы к бою. Неутомимыми руководителями были товарищи Костюшко-Валюжанич, Николаев, Бархатов. Совет солдатских, казачьих и военных депутатов читинского гарнизона также стал готовиться к бою, несмотря на то что все чувствовали серьезную опасность окружения Читы карательными отрядами Меллер-Закомельского и Ренненкампфа и ожидали наступления со стороны так называемого «нейтрального» читинского полка генерала Румшевича.

Смешанный стачечный комитет следил за всеми движениями и приказами генерала Меллер-Закомельского и Ренненкампфа и выполнял все распоряжения Читинского комитета партии и Совета военных депутатов.

21 декабря 1905 года (3 января 1906 года), то есть за два дня до прибытия в Читу карательных отрядов, наши отряды, посланные для взрыва поездов Меллер-Закомельского и Ренненкампфа, вынуждены были возвратиться обратно, так как уже не представлялось возможности выполнить это боевое задание.

23 декабря (5 января) утром уже стало известно, что карательный отряд Меллер-Закомельского выехал со станции Могзон, а отряд Ренненкампфа — со станции Карымской и что они подъезжают к Чите.

Темная морозная ночь. Все в ожидании серьезного момента.

Наступило 12 часов ночи. Раздался протяжный, тревожный гудок железнодорожных мастерских: у-у-у-у.

Этот звук у всех, кто чувствовал серьезный момент борьбы с врагами, отразился в сердцах, как эхо, породил сознание необходимости идти и становиться в ряды...

Как сейчас, помнится эта тревожная и тяжелая ночь.

Ваня Силаев (Черменев), Вася Гайдуков (Таежный), Антонов, Вася Алексеев, Костя Хавский, Кеша Петров, вооружившись винтовками, патронами и бомбами, двинулись в железнодорожные мастерские.

В этот момент в помещении железнодорожных мастерских собралось около 150 человек, среди которых были товарищи Костюшко-Валюжанич, Парамонов, Кузнецов, Зозуля, Неометов, Качаев и многие другие, работающие и по настоящее время в рядах нашей партии.

В сборном цехе товарищи рассыпались по отдельным группам и взволнованно перебрасывались между собой отдельными фразами, обсуждая, что делать дальше.

Все поджидали, что вот-вот подойдет подмога со стороны читинского гарнизона, но этой подмоги не было, ибо военный совет уже учел, что борьба с вооруженными до зубов карательными отрядами будет бесполезной...

К концу третьего часа ночи тов. Костюшко-Валюжанич выступил и заявил, что в силу создавшихся условий борьба с карательными отрядами невозможна, и объявил постановление Читинского комитета партии и военного совета, гласящее:

«Вооруженное сопротивление не оказывать, революционную борьбу вести в подполье и готовиться к грядущим новым боям».

В четвертом часу ночи мимо маленькой группы членов партии и членов боевых дружин прошел боевой отряд тов. Николаева в числе 30 человек, известив всех рабочих, что враги рабочих уже вступили в Читу и что не желающие попасть в их руки должны заблаговременно скрыться.

Утром старая и новая колонии (рабочая слободка около станции Чита I) были окружены военными патрулями, которые обыскивали квартиры, стараясь найти оружие.

24 января (7 февраля) пала революционная Чита и Ренненкампф издал приказ жандармским чинам: «Прошу немедленно арестовать всех виновных в политических преступлениях и забастовках на линии, произвести о них подробные дознания, которые представлять мне в поезд, сообщив, кто арестован и в чем обвиняется».

Полиция, жандармы, охранка и провокаторы стали стараться вовсю, чтобы выполнить волю палача Ренненкампфа. Первой кровавой жертвой был тов. Лук, который был пойман на переезде около железнодорожных мастерских. Он был жестоко избит, до полной потери сознания, и брошен в тюрьму.

Днем и ночью до конца января 1906 года жандармы свирепствовали и арестовывали всех причастных к революционному движению. В течение одной недели было арестовано более 400 человек. В числе арестованных были товарищи Костюшко-Валюжанич, помначальника станции Эрнест Цуксман, Качаев, Кривоносенко, Вайнштейн, Столяров, Павел Кларк, его сын Борис Кларк, Алексей Кузнецов и много других активных участников как партийной организации, так и смешанного стачечного комитета. Из состава военного Совета военных депутатов было арестовано 27 товарищей: Чириков, Гантимуров, Перевалов, Рюмкин, Г. Шангин, Белоглазов, Ранжуров, Простокишин, Пятков, Андрей Петров, Лопатин, Тараканов, Голубцев, Федоров, Петрушев, Чистохин, Суворов, Беломестнов, Братеньков, Селяев, Шемыкин, Всеволод Чистохин, Андрей Андреевич Лопатин, Белякин, Полубояркин, Курчатовский. Из Совета офицеров и военнослужащих были арестованы: Окунцов, Изгородин, поручик Родионов, подпоручик Садовский, подпоручик Рыбальский, подпоручик Пирогов, подпоручик Солодовников, прапорщик Пирогов, врач Коварский, Золотухин, Волков и другие.

26 января (8 февраля) были арестованы руководители почтово-телеграфной забастовки: Костырев, Андриевский, Бергман, Замошников, Рыбин, Розов Николай, Афанасьев, Греков, а также Сосновский, Богоявленский, двое Дмитриевских и другие, принимавшие участие в революционном движении.

Словом, аресты шли за арестами, и вскоре тюрьма наполнилась настолько, что не могла уже вместить арестованных.

Станция и город Чита представляли из себя вооруженный лагерь. Город был разбит на военные участки. Кварталы оцеплялись, а потом производились массовые обыски и аресты. Вечером никто не ходил, только казаки Ренненкампфа разъезжали по улицам.

1905. Революционное движение на Дальнем Востоке. Владивосток. 1925. с. 66 — 71

 

1 Заголовок дан редакцией. Ред.

2 А. А. Костюшко-Валюжанич (Григорович) — один из активных руководителей Читинского вооруженного восстания 1905 — 1906 годов, член Читинского комитета РСДРП (б). 2 марта 1906 года в Чите расстрелян. Ред.

 

М. К. Ветошкин

ПОДГОТОВКА ВООРУЖЕННОГО ВОССТАНИЯ В 1905 ГОДУ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ

В конце 1905 года пишущему эти строки пришлось в качестве партийного профессионала, работавшего в Читинском комитете РСДРП (большевиков), отправиться в Харбин для того, чтобы в непосредственной близости к фронту начать пропаганду и агитацию в войсках.

Читинский комитет, широко поставивший работу в местном гарнизоне, снабжал также революционной литературой и проходящие воинские эшелоны. Судя по отзывам солдат, приезжавших из Маньчжурии, было видно, что с большим успехом можно развернуть работу и непосредственно в маньчжурских армиях. На полях Маньчжурии тогда была сосредоточена основная масса вооруженных сил царского самодержавия. Понятно, что наши партийные организации, ближе всего находившиеся к армии, стремились всеми силами занести «революционную заразу» в войска.

Сибирский союз РСДРП уже с самого начала русско-японской войны повел большую работу в этом направлении. Но долгое время эта работа ограничивалась только печатной агитацией, так как до начала массового революционного движения партийные организации не располагали никакими подступами для более непосредственной революционной работы в прифронтовой полосе.

Всеобщая октябрьская забастовка 1905 года и те уступки, на которые царское правительство вынуждено было пойти под давлением революционного движения, резко изменили всю обстановку революционной работы в войсках. Пошатнулся режим в царской армии. После манифеста 17 октября сосредоточенные в Маньчжурии русские войска глухо заволновались. Известия из России — одно грандиознее другого — производили ошеломляющее впечатление на солдат и офицерство. Последнее было совершенно выбито из привычной колеи и первое время не знало, как себя держать по отношению к солдатам. Солдатская масса чувствовала по отдельным отрывочным сведениям, которые до нее доходили, что в России происходит что-то необыкновенное, но, предоставленная самой себе, она не могла достаточно отчетливо разобраться в событиях, которые к тому же начальство тщательно от нее скрывало. Солдаты жадно ловили всякие вести, идущие из России, и страстно хотели знать, что же у них на родине происходит.

Уловив эту «ситуацию», Читинский комитет командировал одного из своих членов в тыл маньчжурских армий для прощупывания возможности присоединения армии к рабочему движению. Мы понимали, конечно, всю важность этой задачи, но необходимо признать, что никто из нас, революционной партийной молодежи того времени, не отдавал себе ясного отчета о всей грандиозности задачи организационного и политического оформления стихийного недовольства армии.

Из всех партийных организаций Сибирского союза РСДРП определеннее других ставил задачу вооруженного восстания и захвата власти Читинский комитет большевиков. Здесь была поставлена широко работа в воинских частях местного гарнизона. После октябрьской забастовки комитет провел поголовное вооружение всех железнодорожных рабочих путем захвата винтовок на казенном складе. Здесь, как нигде в других сибирских организациях, была осуществлена организационная четкость во всей работе. Читинский комитет являлся фактическим руководителем всей работы не только в самой Чите, но и по всей линии Забайкальской железной дороги. В ноябре и декабре 1905 года партийный комитет, опираясь на вооруженную силу, фактически держал власть в своих руках. Недаром потом говорили о «Читинской республике». Это была «республика», во главе которой стоял вышедший из подполья большевистский партийный комитет. Справедливо гордясь хорошо поставленной работой, читинские подпольщики были большими патриотами своей организации. После наметившегося раскола с меньшевиками на второй конференции Сибирского союза Читинский комитет начал усиленно стягивать к себе всех большевистских работников союза. Здесь был также более сильный рабочий партийный актив, хорошо подготовленный в предшествующей подпольной работе. Надо сказать, что, не переоценивая революционного значения Читы, местный партийный комитет мог бы выделить из состава читинской организации несколько человек на восток для работы в войсках. Комитет ограничился, однако, посылкой только одного из своих членов. В этом сказалась, с одной стороны, недооценка всего значения и организационных трудностей работы в войсках, а с другой — несомненно и местническая боязнь оголить революционную Читу. Это была наша большая ошибка, если только можно в данном случае говорить об ошибке в условиях того времени...

* * *

По приезде в Харбин в начале ноября 1905 года я должен был начать свою работу с раскола местной социал-демократической организации, во главе которой стояли махровые меньшевики.

Из состава харбинской социал-демократической организации вскоре выделилась самостоятельная большевистская группа, которая в отличие от меньшевистского интеллигентского комитета стала именоваться «Харбинская рабочая группа РСДРП».

Наша группа перенесла центр своей деятельности в рабочий район и поставила себе целью прежде всего ликвидировать всякое влияние меньшевиков среди рабочих.

Борьба с меньшевиками у нас завязалась на почве образования стачечного комитета Восточно-Китайской железной дороги во время ноябрьской забастовки 1905 года.

В состав этого комитета было избрано 67 человек, причем прошло много чиновников управления. С первых же шагов деятельности этого комитета стало очевидно, что пробравшиеся в него меньшевистски настроенные служащие и либеральные начальники управления неспособны ни на какие революционные действия.

Мы убедили рабочих покинуть это сборище либеральных болтунов и организовать самостоятельный стачечный комитет рабочих. В состав нового стачечного комитета вошли представители не только от железнодорожных рабочих, но и от всех городских предприятий. Вскоре к нему присоединились низшие служащие дороги и часть телеграфистов.

По существу, этот стачечный комитет представлял собою Совет рабочих депутатов, так как никакой стачки в собственном смысле этого слова не было, а так называемый стачечный комитет приводил в порядок железнодорожное движение для более успешной эвакуации войск.

Рабочий стачечный комитет с первых же шагов своей деятельности декретировал 8-часовой рабочий день во всех предприятиях Харбина. Его популярность росла. К нему шли обиженные с жалобами, обращались за разъяснениями, просили помощи, разрешения и т. д. Как видно по протоколам этого комитета, часть которых мне довелось сохранить (ныне они хранятся в Архиве революции), комитет рабочих отдавал распоряжения по всем депо и мастерским дороги, выписывал материалы, отправлял их и т. п. Комитет фактически заправлял всем движением на линии железной дороги и являлся зачаточным органом революционной власти.

Политическое руководство в рабочем стачечном комитете находилось целиком в руках большевистской группы. Через посредство этого комитета мы установили связь с рабочими по всей линии железной дороги и со всеми рабочими Харбина.

Получив таким образом опорную политическую базу, наша группа начала разрабатывать план вооруженного восстания и захвата власти по линии железной дороги при помощи армии для того, чтобы двинуть в Россию из Маньчжурии революционные вооруженные эшелоны на помощь борющимся там рабочим.

Подготовка эта началась с того, что группа организовала свою нелегальную типографию и приступила к изданию прокламаций к солдатам с призывом к вооруженному восстанию. Параллельно с этим наша группа с первых же дней своего существования занялась вооружением рабочих.

Дело это в Харбине было поставлено не так широко, как в Чите, где наша партийная организация поголовно вооружила не только местных железнодорожных рабочих, но целыми транспортами отправляла оружие для рабочих и по всем крупным станциям дороги. Такое массовое вооружение рабочих Читинский комитет в состоянии был поставить благодаря организованному захвату рабочими под руководством комитета казенных винтовок на складах.

Мы вынуждены были действовать в Харбине, так сказать, более кустарно. Революционный захват оружия на казенных складах в районе тылового штаба армии без открытого восстания последней был невозможен. Группа организовала нелегальную покупку винтовок у солдат, военная дисциплина у которых была достаточно для этого расшатана, но которые еще не были достаточно подготовлены, чтобы самим воспользоваться этим оружием для революционных целей.

Военные власти хорошо знали, что рабочие вооружаются, но до поры до времени не могли ничего предпринять против нас. Они боялись настроения солдат. В городе также все знали о вооружении рабочих и сочувственно относились к этому. На то были тогда свои причины. Одна из основных причин широкого сочувствия в городе вооружению рабочих заключалась в том, что в Харбине все страшно боялись солдатского погрома. Весть об октябрьском солдатском бунте во Владивостоке, сопровождавшемся разграблением магазинов выпущенными из тюрьмы уголовными элементами, приводила в смертельный страх мародерскую буржуазию Харбина, нажившую капиталы на войне. Боялось погромов и многочисленное крупное чиновничество, опасаясь солдатской ненависти. Обывательской панике перед погромом поддались и местные меньшевики, которые отчасти поэтому и избегали в своих воззваниях каких бы то ни было призывов масс к действиям, опасаясь, что в специфических условиях Харбина всякое выступление масс выльется в погром подобно владивостокскому.

Пользуясь сочувствием населения делу вооружения рабочих, большевистская группа собирала по своим подписным листам крупные средства, на которые и закупались винтовки. Таким образом нам удалось вооружить около 1000 рабочих. Для инструктирования этой рабочей дружины из Читы был прислан партийным комитетом «романовец»1 тов. Курнатовский, которого мы назначили начальником боевой рабочей дружины. Таким образом у нас была установлена связь с революционной Читой, где в то время власть фактически уже находилась в руках вооруженных рабочих и солдат во главе с комитетом нашей партии. Начальником читинских вооруженных рабочих дружин состоял также «романовец» Костюшка-Волгожанин2, впоследствии расстрелянный Ренненкампфом.

Организация рабочей дружины должна была, по замыслам харбинской группы большевиков, лишь положить начало вооруженной силе, опираясь на которую группа рассчитывала на захват власти. Харбинские меньшевики изображали дело так, что большевики стремятся к вооруженному выступлению и захвату власти «при всяких и вопреки всяким условиям». Но, конечно, как харбинская группа, так и Читинский комитет большевиков отдавали себе совершенно ясный отчет в том, что вооруженное восстание с одними рабочими дружинами, без поддержки армии, совершенно невозможно...

Несмотря на всю медлительность подготовки из-за недостатка сил, наша группа не теряла надежды поднять восстание в войсках и двинуть революционные эшелоны из Маньчжурии на помощь русской революции. Таким путем харбинские пролетарии хотели помочь своим братьям в России в борьбе с царским самодержавием.

Заброшенные в силу капиталистической кабалы на далекую маньчжурскую окраину в тот момент, когда в России шла смертельная борьба с царским самодержавием, харбинские рабочие не могли не быть всеми своими помыслами вместе с рабочими, боровшимися в России. Вместе с тем лучшие представители харбинского пролетариата сознавали, что реальная помощь с их стороны российским рабочим была возможна только как помощь вооруженная. Здесь стояла огромная царская армия, основная сила и опора самодержавия. Рабочие видели, как на их глазах разлагалась эта вооруженная сила царизма. Естественно, что мысль даже рядовых рабочих устремилась в сторону армии, которую можно и должно было использовать как вооруженную силу для революции.

Большевистская группа только правильно выразила сокровенные чувства рабочих, когда призвала их к оружию и развернула перед ними план восстания в армии и вооруженной помощи рабочим в России.

Мы, конечно, не имели тогда совершенно ясного представления о том, как сложатся все обстоятельства восстания в войсках. Но одно было ясно, что надо прежде всего подготовить сеть наших революционных организаций по линиям дорог и захватить всю власть в руки этих организаций.

* * *

Среди мероприятий харбинской группы большевиков по подготовке вооруженного восстания и захвата власти наряду с агитационной кампанией и организацией вооруженной рабочей дружины чрезвычайно важное значение имел рабочий съезд, созванный группой в конце декабря 1905 года.

На этом съезде четко оформился тактический и организационный план группы.

Группа не решилась тогда прибегнуть к созыву формальной партийной конференции, так как местные парторганизации в Маньчжурии были еще слабы, многие из них были мало знакомы группе, а потому не было уверенности в их большевистской выдержанности. Вместе с тем было безусловно необходимо координировать революционные силы и установить единый план действий. Отсюда и родилась идея созыва рабочего съезда.

В печатном отчете группы об этом съезде задачи его сформулированы следующим образом:

«Съезд был необходим, чтобы собрать воедино все разрозненные силы рабочих, сплотить их организационно, наметить единообразную для всех тактику и закрепить ту резко отличную позицию, которую рабочие заняли в революционной борьбе в отличие от всех других групп и слоев общества.

Только силой оружия, силой вооруженного восстания, говорила харбинская группа, можно положить конец самодержавному произволу, только победа оружия над вооруженным царизмом и предоставит возможность передать власть из рук кучки лиц в руки всего народа.

Но съезду предстояло не только наметить для широких масс рабочих направление дальнейшей революционной борьбы и собрать их разрозненные силы, — ему необходимо было также дать определенный, точный ответ и на ближайший практический вопрос — что делать теперь и как. Силы наши страдали не только разрозненностью, но также при отсутствии опытных руководителей часто и незнанием, что практически предпринять в данный момент. Группа, естественно, не могла обслужить своей работой всю линию. Вот почему в резолюциях съезда нам и пришлось подробно остановиться на вопросе о революционном захвате власти и об образовании стачечных революционных комитетов».

Вопрос о захвате власти, об органах революционной власти был действительно центральным вопросом этого съезда. Но группа попутно преследовала цель проверить состояние железных дорог и их пропускную способность.

В телеграмме организационного бюро группы по созыву съезда мы читаем:

«...Особенно нам необходимо знать, какова провозоспособность дорог (в) настоящее время и до каких приблизительно норм можно ее довести при хорошей организации. Группа тем более считает необходимым получить эти сведения, что она считает единственно благоприятным выходом (из) настоящего положения, в которое поставлены наши дороги, принужденные перевозить войска, полный революционный захват (власти), просим товарищей возможно скорей и обстоятельнее дать нам ответ3»

Вопрос о провозоспособности дорог был чрезвычайно важен потому, что от него зависел успех восстания в армии. Армия рвалась домой. Подняв ее на восстание, надо было прежде всего удовлетворить это желание, максимально усилив пропускную способность дорог. Это было необходимо и потому, что революционная армия нужна была в России, а не в Маньчжурии. Весь смысл революционизирования армии сводился к тому, чтобы революционные эшелоны помогли рабочим расправиться с царскими опричниками, помогли крестьянам отнять землю у помещиков.

На съезд собралось свыше 50 делегатов от 8 тысяч организованных маньчжурских рабочих...

Заседания съезда происходили полулегально в районе харбинских железнодорожных мастерских под охраной рабочей гвардии.

Ни местная полиция, ни военные власти тогда еще не смели открыто показываться в рабочем районе. У харбинских русских властей было до смешного преувеличенное представление о вооруженных силах рабочих. В тыловом штабе армии, например, были уверены, что улицы в районе железнодорожных мастерских рабочими минированы на случай столкновения с войсками. Но конечно, не преувеличенными представлениями о вооруженной силе рабочих объяснялось то обстоятельство, что военные власти не осмеливались предпринять против рабочих решительных мер. Их удерживала от этого неуверенность за армию и неопределенность положения в центре России. Русские военные власти в Харбине осмелели только после того, как получено было сообщение о подавлении московского вооруженного восстания.

В декабре 1905 года паралич нерешительности еще сковывал волю тылового армейского штаба, несмотря на наличие в самом Харбине огромных воинских сил, которые могли быть брошены на подавление рабочего движения.

Факт, что под носом у военного командования в Харбине почти открыто в декабре заседал рабочий съезд, обсуждавший вопрос о революционном захвате власти.

По этому основному вопросу рабочим съездом была принята по предложению нашей группы следующая резолюция, которую я привожу здесь полностью:

«О революционном захвате власти на линии.

Обсудив настоящее положение дел на линии Китайско-Восточной, Забайкальской и Сибирской железных дорог и принимая во внимание: 1) что дороги эти должны возможно успешнее выполнить доставку сконцентрированных теперь в Маньчжурии запасных и действительных войск на родину; 2) что военные власти и власти дороги, на обязанности которых все это лежит, не только не предпринимают никаких действительных мер, но еще всячески стараются противодействовать и даже совсем остановить движение; 3) что с этой целью военное начальство не останавливается даже перед таким возмутительным актом, как осада Красноярских мастерских, арест телеграфистов Иркутска и избиение служащих паровозных бригад на Забайкальской железной дороге; 4) что все эти и многие другие факты грубого насилия, гнусной провокации и лжи на рабочих и служащих со стороны военных властей и властей дорог водворяют общественную анархию, наводят панику на служащих, заставляя многих уезжать с дорог, лишь бы избавиться от произвола военной опричнины, принимая также во внимание 5) что правительственные власти заинтересованы в этой общественной анархии и кровавых репрессиях для подавления революционно-освободительного движения народа; 6) что они заинтересованы дольше удержать здесь войска и не допустить их в Россию на помощь избиваемым там рабочим и крестьянам; 7) что войска эти в сильной степени уже революционизированы и, будучи перевезены революционными эшелонами в Россию, соприкасаясь по пути с рабочими, знакомясь с ходом революционных событий, втягиваясь в их курс, смогут сыграть, как организованная военная сила, огромную роль в деле окончательного освобождения страны, — съезд находит единственно благоприятным для общереволюционного дела выходом из настоящего положения наших дорог полный революционный захват всей власти на линиях в руки стачечных революционных комитетов»4.

План большевистской группы был таков: стачечные комитеты на линиях железных дорог, будучи реорганизованы, должны были стать органами власти во главе с центральным стачечным комитетом рабочих в Харбине для маньчжурских железных дорог и соответственными центральными организациями для других дорог (Забайкальской и Сибирской). Основной задачей этих органов революционной железнодорожной власти должно было стать осуществление быстрейшей эвакуации армии вооруженными эшелонами в помощь революционному движению в России.

Вместе с тем, стоя перед фактом крайней организационной слабости на местах и отсутствия необходимых руководящих сил, учитывая грандиозность задачи и нашу неопытность в деле управления большим транспортным хозяйством, группа считала необходимым коллективным путем, совместно с лучшими представителями местных организованных рабочих, разработать организационную сторону дела. Съезд подробно обсудил поэтому вопрос об организации стачечных комитетов по линии, которые по плану группы должны были стать органами власти на дорогах.

Съезд принял по этому вопросу следующую резолюцию:

«Принимая во внимание, что с вопросом о захвате власти тесно связан и вопрос об образовании революционных работоспособных организаций, могущих успешно выполнить дело перевозки войск на родину, что от того или иного разрешения этого вопроса будет во многом зависеть и самый успех революционной борьбы, — съезд считает необходимым немедленно же приступить к организации стачечных комитетов.

Констатируя тот факт, что большие по своему составу комитеты прошлой забастовки не только не отличались работоспособностью, но именно благодаря своей многолюдности и не были способны правильно поставить дело перевозки войск, съезд находит, сообразуясь с условиями работы, вполне достаточным 10 — 15 человек в каждом комитете по следующему приблизительному расчету: 1 — представитель от телеграфа (для контроля телеграфа), 1 — дежурный по депо (лицо административное или выбранное из рабочих, но непременно хорошо знакомое с делом), 1 — дежурный по станции (лицо также административное или выбранное; ввиду важности этого поста на станции может дежурить еще один или два члена комитета из рабочих); от 3 до 8 человек рабочих депо, а в Харбине еще 4 и 5 от мастерских, 1 — от службы пути и 1 — от материальной службы.

Кроме того, для успеха работы, а также и для того, чтобы отнять всякое личное усмотрение отдельных начальствующих лиц в важных вопросах отдельных служб, съезд считает необходимым организовать при комитетах особые исполнительные комиссии.

Для общего руководства движением необходим Центральный стачечный комитет в Харбине. В нем должны быть представители от всех трех линий дороги: один представитель с Западной и по одному с Восточной и Южной.

Принимая во внимание, что на обязанности этих комитетов будет лежать серьезная и ответственная работа, что от их демократической выдержанности и революционной последовательности будет зависеть многое в деле общереволюционной борьбы, — съезд считает необходимым поставить комитеты под революционный контроль социал-демократических организаций, как единственно выдержанных в демократическом отношении и до конца последовательных. (Принята единогласно)».

Интересно отметить, что харбинская группа открыто проводила в этой резолюции идею политической гегемонии партии по отношению к органам революционной власти. Рабочие настолько доверяли политическому руководству группы, авторитет ее был настолько высок в их глазах, что они единогласно одобрили на съезде предложение бюро группы о «революционном контроле» над деятельностью стачечных комитетов со стороны парторганизаций.

Состав стачечных комитетов, как видно из резолюции съезда, мыслился строго деловым, с безусловным преобладанием в них рабочих. Последнее обстоятельство было намеренно подчеркнуто, так как опыт показал, что служащие представляют собою элемент, в революционном отношении мало устойчивый, способный к колебаниям, к соглашательству. Съезд рекомендовал также избегать многолюдности комитетов, которая шла бы в ущерб их революционной работоспособности и боевому характеру всей работы комитетов.

Что такое были эти своеобразные «стачечные комитеты»?

По существу, это были зародыши будущих Советов рабочих депутатов. «Стачечными» эти комитеты называются условно, так как, по существу, никакой стачки комитеты не осуществляли в обычном смысле прекращения работ и движения поездов на железных дорогах. Наоборот, в отношении движения поездов назначение комитетов заключалось в том, чтобы максимально усилить его для вывоза войск. Лишь с этой целью предполагалось частичное сокращение продвижения гражданских грузов и частных пассажиров. Таким образом, в задачу стачечных комитетов не входило осуществление рабочей стачки в обычном смысле этого слова; перед ними поставлена была цель политического порядка — захват власти и усиленная перевозка революционных солдат вооруженными эшелонами в Россию на помощь революции. Стачечные комитеты, по мысли харбинской группы большевиков, — это органы революционной власти, а не органы обычной стачки. В этом смысле они и являются зародышами Советов.

Обращает на себя внимание в приведенной резолюции съезда, что в составе стачечных комитетов нет представителей от революционных солдат, между тем из решений съезда совершенно отчетливо видно, что захват власти не мыслится без помощи армии. Казалось бы, при этом условии совершенно естественно, что в состав так называемых стачечных комитетов должны были входить и представители от солдат. Это, несомненно, было крупнейшей политической ошибкой во всей подготовке восстания и захвата власти.

Очень возможно, однако, что в дальнейшем ходе событий, если бы им суждено было развиваться в том направлении, как мы предполагали, ошибка группы была бы исправлена под влиянием опыта таких революционных центров Сибири и Забайкалья, как Чита и Красноярск, где из стачечных комитетов выросли уже Советы рабочих и солдатских депутатов.

Во всяком случае революционная роль армии в предполагавшемся захвате власти харбинской группой очерчена совершенно отчетливо. В специальной резолюции съезда о пропаганде в войсках говорится:

«Признавая, что успешность революционной борьбы с правительством во многом зависит от большего или меньшего сочувствия солдатских масс восставшему народу вообще; что, в частности, революционное настроение маньчжурской армии должно решительным образом повлиять на весь ход политических событий в России, направляя их в сторону окончательной победы над царизмом; что проведение необходимых мер в этом направлении (революционный захват власти на линиях) будет прочным только при поддержке со стороны вооруженной силы войск, — съезд считает необходимым путем устройства митингов, собраний, путем листковой и устной агитации обнаружить перед войсками истинную причину замедления отправки их на родину и необходимость скорейшей перевозки их туда с оружием в руках на защиту народа. Пропагандируя революционные социал-демократические идеи вообще, съезд рекомендует харбинской группе РСДРП немедленно же приступить к революционной организации солдатских масс».

Как видно из этой резолюции, большевистская группа отдавала себе совершенно ясный отчет в том, что захват власти может осуществиться только при поддержке армии. При этом, естественно, казалось бы выдвинуть лозунг «Советов рабочих и солдатских депутатов». Однако группа не включила представителей от солдат даже в так называемые стачечные комитеты, хотя ясно мыслила их органами революционной власти.

Это обстоятельство, несомненно, свидетельствует о слабости организационных и политических представлений нашей группы о том, в какие же формы должна вылиться та «революционная организация солдатских масс», о которой говорится в приведенной резолюции съезда.

* * *

Замыслам харбинской группы большевиков не суждено было претвориться в жизнь. Основная слабость всего революционного движения на Дальнем Востоке в 1905 году заключалась в том, что не хватало организаторских и пропагандистских кадров, не было в силу полной оторванности от партийного центра конкретной ясности форм этого движения, не было почти никакой связи между отдельными центрами. Во Владивостоке, в Харбине, в Чите, Иркутске, Красноярске движение шло разобщенно. Не было обмена живым опытом, взаимной поддержки людьми. В Харбине мы не знали, что творится в это время во Владивостоке, в Чите, в Красноярске, за исключением случайных отрывочных сведений. Даже с Читой связь была крайне слаба. Мы не умели пользоваться телеграфом, который, по существу, был в наших руках. Распространив большевистское влияние на Читу и Маньчжурию, наши организации не обратили внимания на Владивосток, в котором эсеровско-меньшевистское руководство связывало рабочим и солдатским массам руки. Читинский комитет нашей партии, более других располагавший людскими силами, удовольствовался захватом власти в Чите, позабыв об опасности, которая ему грозит с востока.

Узнав о мероприятиях харбинской группы (по вооружению рабочих), он удовлетворился присылкой к нам одного товарища — Курнатовского. Захват телеграфа он не использовал для того, чтобы подробно узнать, что творится в Харбине, во Владивостоке. Мы в Харбине, в свою очередь, не использовали в должной мере телеграфа, не понимая еще того, какое огромное значение в деле «организации революции» имеют связь и хорошее знание всех событий для правильной ориентировки.

Слишком сложен был калейдоскоп событий для нас, слишком слабы были мы и неопытны, чтобы справиться с этими событиями и успеть овладеть ими без помощи нам партийного центра. А этой помощи нам не было дано. От общепартийного большевистского центра мы были совершенно оторваны, а наш областной партийный центр — Сибирский союз РСДРП — был не в состоянии руководить подготовкой вооруженного восстания. Меньшевистские лидеры, состоявшие в областном комитете Сибирского союза, о вооруженном восстании никогда всерьез не помышляли, а большевики были представлены тогда в этом комитете, кажется, одним только тов. Н. Баранским. Надо прямо сказать, что Сибирский союз дальше деклараций о вооруженном восстании не пошел. Наши большевистские организации в составе Сибирского союза должны были действовать в этом вопросе каждая в отдельности на свой страх и риск. Не было единого плана организации восстания. Харбинская группа большевиков первая сделала попытку выработать план восстания и захвата власти, опираясь на армию, но история не дала тогда нам времени для того, чтобы организационные идеи харбинских большевиков были подхвачены другими большевистскими организациями.

Здесь, на востоке, где в силу военной обстановки вопрос о вооруженном восстании и о вовлечении в это восстание армии стоял ребром, большевикам пришлось вступить в жестокую борьбу с меньшевиками, которые путались в ногах масс, дезориентировали их, ослабляли их волю к борьбе. Не случайно, что харбинская группа большевиков произвела резкий раскол с меньшевиками и вступила с ними в жестокую борьбу, как с врагами революции, тогда как во многих сибирских социал-демократических организациях большевики еще продолжали работать с меньшевиками.

Как я уже отметил выше, вопрос по отношению к армии стоял так: или в ней возобладает революционное настроение и она восстанет против военного начальства и всех царских властей, или военные власти восстановят пошатнувшуюся дисциплину и задушат революционный дух армии. С нашей стороны нужны были величайшая решительность и натиск, чтобы вырвать солдатскую массу из рук военных властей, поднять ее на восстание и обратить ее оружие против всего самодержавного строя. Сознание этого у нас было, но организационных возможностей не хватало. В силу крайней своей организационной слабости наши организации упускали драгоценное время.

А тем временем в центре России события складывались неблагоприятно для революционного движения.

В декабре в Москве было подавлено вооруженное восстание московского пролетариата. Это сразу окрылило надеждами царское правительство на успешность дальнейшей борьбы с революцией.

На революционную Сибирь был брошен карательный поезд Меллер-Закомельского, главнокомандующему маньчжурскими армиями генералу Линевичу было приказано сформировать карательный поезд во главе с генералом Ренненкампфом для подавления революционного движения на востоке.

Харбинская группа оказалась настолько застигнутой врасплох внезапным прибытием в Харбин карательного поезда Ренненкампфа, что не могла воспрепятствовать выезду его на линию КВЖД и Забайкальскую железную дорогу. Ренненкампф с отборным отрядом оренбургских казаков и пулеметной командой прибыл в Харбин с позиций в начале января 1906 года поздно ночью и, не задерживаясь здесь, немедленно направился на станцию Маньчжурия и дальше в Читу. Расправа с харбинскими рабочими была поручена генералу Иванову, сменившему Надарова на посту начальника тыла маньчжурских армий.

Генерал Ренненкампф начал беспощадно громить наши организации по станциям КВЖД и Забайкальской железной дороги. На станции Маньчжурия ему удалось захватить работавшего там в качестве партийного профессионала члена Читинского комитета большевиков т. Попова-Коновалова, которого он расстрелял на станции Борзя.

Революционная Чита пыталась оказать сопротивление карателю, но, будучи с двух сторон атакована одновременно (Меллер-Закомельским, прибывшим из Сибири, и Ренненкампфом с востока), вынуждена была сдаться. Здесь Ренненкампф захватил и расстрелял члена Читинского комитета, начальника нашей рабочей дружины тов. Костюшко-Волюжанина.

Харбинская организация подверглась нападению вскоре после проезда Ренненкампфа в Забайкалье. Генерал Иванов стянул в Харбине многочисленный казачий отряд, с помощью которого окружил район железнодорожных мастерских и приступил к разоружению рабочих. Здесь в руки карателей попали три члена бюро нашей группы — товарищи Кузнецов, Оборин и Шабашев, которые, не будучи известны военным властям как руководители партийной организации, судились за забастовку и организацию нелегального профсоюза рабочих, за что получили несколько лет крепости.

В то время как генералы Ренненкампф и Меллер-Закомельский со своими казачьими карательными отрядами громили наши организации в Сибири и Забайкалье, революционные матросы и солдаты Владивостока еще держали в своих руках крепость с неприступными фортами. Мы узнали об этом только после того, как разгром был произведен.

Отсутствие связи между отдельными центрами революционного движения и полное отсутствие увязки революционного выступления масс в этих центрах роковым образом привело к поражению всего движения. Подготовка вооруженного восстания была распылена. Такие решающие центры этой подготовки, как Красноярск, Иркутск, Чита, Харбин, Владивосток, действовали почти совершенно разобщенно, каждый на свой страх и риск, без взаимного обмена опытом движения, опытом организационной подготовки и поддержки друг друга силами. Огромность расстояния, разделяющего эти центры, неумение использовать телеграфную связь, отсутствие в таком важном и решающем пункте подготовки восстания, как Владивосток, сплоченной большевистской организации приводили к тому, что огромная революционная энергия рабочих и солдатских масс разбивалась об их собственную неорганизованность. Победа контрреволюционным генералам досталась фактически легко. Революционный Владивосток, во главе которого оказались расхлябанные народники и меньшевики, сам впустил в неприступную крепость генерала Мищенко, которому удалось обмануть революционную бдительность владивостокских матросов. Генерал Иванов громил маньчжурский штаб нашей организации, когда владивостокские матросы еще держали крепость в своих руках. Красноярские рабочие, героически пытавшиеся выдержать осаду в железнодорожных мастерских, будучи изолированы от других революционных центров, были разбиты раньше, чем пали революционная Чита и Владивосток. Инициатива нападения была выхвачена военными властями из наших рук. Мы не успели подготовиться к нападению, как на нас напали.

Остатки наших партийных организаций, уцелевшие от контрреволюционного разгрома, должны были в начале 1906 года после бурных дней революционной свободы 1905 года вновь вернуться к подпольным будням. Но великий революционный опыт 1905 года не пропал даром. Его использовала Великая Октябрьская революция 1917 года.

Старый большевик. Сборник №2. М., 1932. с. 54 — 55. 73 — 84

Примечания:

1 «Романовцами» называли участников вооруженного сопротивления политических ссыльных в 1904 году в Якутске, забаррикадировавшихся в доме купца Романова. Ред.

2 Костюшко-Валюжанич. Ред.

3 Цитированный выше отчет группы имеется в архиве Дальистпарта, один экземпляр его имеется также в моем личном архиве. Прим. авт.

4 Отчет о рабочем съезде Китайско-Восточной ж. д. Изд. харб. группы РСДРП. Прим. авт.

 

Joomla templates by a4joomla