А. Г. Шлихтер
ПЕРВОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ ИЛЬИЧА НА ОТКРЫТОМ МИТИНГЕ В РОССИИ
Впервые я увидел Ильича в конце мая 1906 года. Для нас, местных подпольщиков, не бывавших в эмиграции и не работавших под его непосредственным руководством за границей, товарищ Ленин и тогда уже был не только и не просто Ленин, а именно Ильич. Его авторитет и обаяние как нашего большевистского вождя и товарища в лучшем смысле этого слова уже тогда прочно закрепили в нашей партии отношение к товарищу Ленину как к близкому, родному, нашему Ильичу.
Это был как раз момент наибольшего опьянения кадетов, конституционно-демократической партии нашей либеральной буржуазии, победой на выборах в I Государственную думу1. Две трети депутатских мест в созданном как уступка массовым выступлениям пролетариата и крестьянства в революционные дни 1905 года законодательном органе России оказались в руках либеральной буржуазии. Интеллигенция и чиновничество, мелкая буржуазия и городское мещанство, сельское учительство и отчасти духовенство — все они отдали свои голоса кадетской партии, обещавшей реорганизовать нагаечно-самодержавную Россию в конституционный цветник «народной свободы», где каждому общественному классу Государственной думой будет отведена порция всяческих хозяйственных и политических благ соответственно «великим» принципам «социальной справедливости для всех»; со всевозможными политическими свободами (печати, слова, собраний, неприкосновенностью личности и жилищ) и лишь с одним ограничением этих свобод: неприкосновенностью «священного» принципа собственности капиталистов и помещиков на средства и орудия производства, на землю.
Но еще бурлили волны революционного подъема пролетариата, вырвавшего у правительства Николая II манифест 17 октября о «свободах». Еще велика была вера рабочих масс в возможность закрепления «напостоянно» 8-часового рабочего дня, явочным порядком установленного самими рабочими в революционные дни конца 1905 года; еще гулял «красный петух» по селам и деревням; еще не совсем оправилась в тот момент самодержавная власть от революционной встряски великой российской всеобщей октябрьской забастовки и московского Декабрьского вооруженного восстания, и, наконец, еще не были закончены жандармерией и придворной кликой тактические и иные меры для разгрома революции.
Замышляя удар, царское правительство временно нуждалось в поддержке так называемых «общественных» кругов, то есть той либеральной буржуазии, идеологами и выразителями которой являлись главенствовавшие в Государственной думе кадеты. Последние не заставили себя долго просить. Буржуазная пресса во главе с официальным органом кадетской партии «Речь» на всяческие лады обсуждала и смаковала «неизбежность» сотрудничества правительства с «обществом» путем участия в министерстве представителей, пользующихся «общественным доверием». По Петербургу гуляла молва о знаменитой «чашке чая» кадетов у правительства: так был окрещен секретный визит лидера кадетской партии Милюкова к градоначальнику генералу Трепову, автору знаменитого приказа «патронов не жалеть» по адресу бастующих рабочих.
Готовясь к соглашению с придворной кликой, кадетская партия занялась усиленной обработкой общественного мнения через газетную кампанию и на открытых митингах и собраниях. На одном из таких собраний я и встретился с Ильичем. Это было в Народном доме Паниной2. Собрание было одним из самых многолюдных, какие мне довелось видеть в то время в Петербурге. Все места и подоконники были заняты. У стен и во всех проходах — плотно сгрудившиеся тела. Преобладала «чистая» публика: городская «интеллигенция, петербургская «демократия», но было очень много и рабочих. Докладчиком выступал довольно известный в свое время кадет В. В. Водовозов.
Слушали его с напряженным вниманием.
Вдруг в среднем проходе началось какое-то движение: это пробирается поближе к трибуне небольшая группа слушателей, среди которых выделяется чей-то высокий лоб и большая лысина. До трибуны остается еще 10 — 15 шагов, но группа останавливается: дальше продвигаться не допускает сплошная масса тел. Я замечаю в группе кое-кого из знакомых товарищей. Помню, были там товарищи И. П. Гольденберг-Мешковский и В. Р. Менжинская. Меня тоже заметили, что-то говорят незнакомому мне товарищу и зовут к себе. Я с трудом пробираюсь к ним боковым проходом.
— Ильич, — шепчет мне на ухо кто-то из товарищей.
Я чувствую крепкое, энергичное рукопожатие, вижу чудесную, ласково-приветливую улыбку и искрящиеся, пронизывающие огоньком глаза.
— Записались?
Так умел спрашивать только Ильич: спрашивая, он сам же подсказывал ответ своими глазами, голосом, жестикуляцией.
— Нет, — был мой ответ.
— Запишитесь непременно, вот тезисы для выступления.
И опять только Ильич умел так организовывать всякое дело — большое или маленькое, за которое он лично брался: все взвешено, рассчитано, продумано, заранее подготовлено.
Точный текст этих тезисов в моей памяти не сохранился, но общий смысл тезисов сводился к разоблачению подготовляемого кадетами совместно с правящей бюрократией натиска на рабочий класс и крестьянство для ликвидации революции и для «конституционного» ограничения вырванных у царизма реформ рамками, которые обеспечивали бы лишь интересы буржуазии и помещиков, но отнюдь не трудящихся масс.
Доклад окончен. Открываются прения. Проходят два-три оратора; они рассказывают о кадетской «чашке чая» у Трепова и о состоявшемся тайном соглашении между кадетской партией и правительством.
Слово предоставляется члену Государственной думы от Костромской губернии Н. А. Огородникову. Это «левый» кадет, адвокат. Он взял слово для того, чтобы разъяснить «недоразумение». Никакого, дескать, соглашения с правительством не было, а были лишь переговоры частного, осведомительного характера с одним из представителей власти, и то по инициативе этого представителя. Усматривать политическое предательство в таких переговорах — это значит прибегать к «демагогическим выпадам» по отношению к противникам.
...Говорит Огородников красиво, без запиночки и с уверенностью, подкрепляя время от времени свою аргументацию нотками пафоса и задушевности.
Шум аплодисментов: «Браво, браво». Одна часть аудитории возбуждена и шумно торжествует. Другая часть смущена, обескуражена. «Ведь, пожалуй, и в самом деле Огородников прав: переговоры и соглашение — это разные вещи...»
Ильич — весь внимание и наблюдение. Слушая Огородникова, он улыбается своей особенной, хитроватой улыбкой; глаза смеются тем характерным затаенным смешком, каким нередко поглядывал Ильич на того, кому он собирался дать надлежащую отповедь.
Еще до выступления Огородникова Ильич под фамилией Карпова послал записку с просьбой о слове. Высказалось еще несколько ораторов, но Карпова не вызывают.
Ильич волнуется.
— Надо бы узнать, записали ли меня, — говорит он. Кто-то из нашей группы пробирается к трибуне за справкой.
Оказывается, что председатель затрудняется предоставить слово какому-то совершенно неведомому Карпову. Ему дали понять, что это виднейший представитель партии большевиков.
— Слово имеет Карпов.
И вот Ильич на трибуне. Аудитория вначале равнодушно смотрит на маленькую, приземистую фигуру Ильича. Она его не знает, он пока для нее только очередной оратор, не больше. Но вот Ильич заговорил:
— По словам Огородникова, не было соглашения, были лишь переговоры. Но что такое переговоры? Начало соглашения. А что такое соглашение? Конец переговоров.
Я хорошо помню то изумление от неожиданности, какое охватило всех, положительно всех слушателей от этой столь простой, но такой ясной, чеканной формулировки сущности спора. Еще несколько фраз, несколько исторических справок о переговорах, завершавшихся соглашением и сделками, — и в огромном зале наступила та характерная, особенная тишина, которая обыкновенно бывает лишь в тех случаях, когда слушатели замирают в напряженном внимании к тому, кто говорит. В кратких, но точных выражениях Ильич дал анализ классовых интересов буржуазии в данный момент, он доказал контрреволюционную сущность ее партии «народной свободы» и объективную неизбежность открытого поворота этой партии против пролетариата и крестьянства с того момента, когда буржуазии удастся сговориться с самодержавным правительством о разделе власти.
За чашкой чая у Трепова начался торг, направленный к скорейшему удушению революции 1905 года. Как только этот торг увенчается успехом, рабочему классу и крестьянству грозит не только потеря... достижений, осуществленных явочным порядком в дни революционного подъема, как, например, 8-часовой рабочий день, право на открытые собрания, организацию профсоюзов и т. д., но и свирепая расправа.
Вот почему, говорил Ленин, мы должны неустанно разоблачать перед трудящимися массами контрреволюционную сущность либеральной буржуазии и всяческих ее приспешников и внедрять в сознание рабочих мысль, что только рабочий класс в союзе с крестьянством, руководя его борьбой за землю, сможет предупредить контрреволюционные замыслы буржуазии и продолжать борьбу за доведение буржуазно-демократической революции 1905 года до победоносного конца.
Ильич не говорил как будто ничего нового сравнительно с тем, что можно было встретить в газете большевиков, выходившей в Петрограде. А между тем то, что говорил «неизвестный» Карпов, приковывало, захватывало новизной и неожиданностью не только массовых слушателей аудитории, которые наших газет или совсем не читали, или читали их от случая к случаю, но и меня.
Подвижность Ильича на трибуне, его умение удивительно просто, гениально просто выделить самое главное, самую суть вопроса, его жестикуляция, его глаза, светящиеся то добродушным юмором, то суровой сосредоточенностью, и, наконец, совершенно исключительное богатство и разнообразие его интонаций — все это захватывало слушателей, не сводивших с него глаз.
Прошло несколько минут, и тишина начала прерываться шумными аплодисментами, торжествующими возгласами. Среди слушателей произошел крутой перелом настроения: глаза тех, которые смущенно посматривали по сторонам после выступления Огородникова, горели огнем возбуждения, радости, надежды. «Накось выкуси!» — казалось, хотели сказать они тем, которые после выступления Огородникова чувствовали свою победу, а теперь конфузливо молчали.
Огромный митинг был завоеван большевистской аргументацией Ильича и с большим единодушием и громадным большинством голосов принял следующую резолюцию по докладу Карпова-Ленина:
«Собрание обращает внимание всех граждан на то, что, организуя погромы и непрестанно усиливая полицейский и военный произвол, самодержавное правительство явно глумится над народным представительством и готовится насилием ответить на всеобщее требование свободы, на требование земли крестьянством.
Собрание заявляет, что партия «народной свободы» (к.-д.) выражает лишь робко и неполно народные требования, не выполняет своего обещания объявить созыв всенародного учредительного собрания. Мы предостерегаем народ от этой партии, которая колеблется между народной свободой и угнетающей народ старой самодержавной властью.
Собрание призывает крестьянскую («Трудовую») и рабочую группу в Государственной думе выступать решительно, совершенно независимо от к.-д., каждая с своими самостоятельными требованиями, и заявлять полностью требования народа.
Собрание обращает внимание всех, ценящих дело свободы, на то, что поведение самодержавного правительства и полная неудовлетворенность крестьянских и общенародных нужд делают неизбежной решительную борьбу вне Думы, борьбу за полную власть народа, единственно способную обеспечить свободу и нужды народа.
Собрание выражает уверенность, что пролетариат по-прежнему будет стоять во главе всех революционных элементов народа»3.
Великие, незабываемые дни. Сборник воспоминаний участников революции 1905 — 1907 годов. М.. 1970. с. 208 — 213
Примечания:
1 Государственная дума (так называемая виттевская Дума) была созвана 27 апреля (10 мая) 1906 года по положению", разработанному председателем совета министров С. Ю. Витте. Более одной трети мест в Думе принадлежало кадетам.
В Думе обсуждались, в числе других, вопросы б неприкосновенности личности, отмене смертной казни, свободе совести и собраний, равноправии граждан и др. Однако законопроекты по этим вопросам, внесенные преимущественно кадетами, представляли собой, по существу, «каторжные законопроекты и против свободы слова, и против, свободы собраний, и против других хороших вещей» (В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 13, с. 285). Но и эта Государственная дума была неугодна царскому правительству и разогнана 8 (21) июля 1906 года. Ред.
2 Речь идет о митинге 9 (22) мая 1906 года, на котором В. И. Ленин под фамилией Карпова выступил по вопросу об отношении к Государственной думе. Ред.
3 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 13, с. 93 — 94. Ред.
С. П. Тодрия
ВОСПОМИНАНИЯ РЯДОВОГО ПОДПОЛЬЩИКА
Память воскрешает эпизоды из жизни рядовых подпольщиков, которые под руководством В. И. Ленина вели свою скромную работу, чтобы из «Искры» возгорелось пламя.
Мне, рядовому подпольщику, посчастливилось видеть и слышать Ленина.
Впервые я увидела и услышала Владимира Ильича в 1906 году в Петербурге1. Он выступал с рефератом по одному из острейших вопросов нашей революции — по аграрному вопросу. На этом собрании присутствовали люди различных политических взглядов: кроме большевиков немало собралось и меньшевиков. Были эсеры. Но как ни различна была по своему составу аудитория, Ленин приковал внимание слушателей к основным вопросам аграрной программы социал-демократов большевиков2. Говорил Владимир Ильич обоснованно, убедительно. Каким обличением существующего строя прозвучали его доводы о неизбежности аграрной революции в России. Ленин доказывал, что аграрный вопрос составляет основу революции, ее национальную особенность.
Меня поразило его умение удивительно просто и ясно говорить о самых сложных вопросах. Держался он так непринужденно, что сразу же создавалась обстановка тесного контакта с аудиторией.
Владимир Ильич очень остро критиковал меньшевистскую аграрную программу — так называемую муниципализацию земли. Он показал ее основной порок и полную непригодность, охарактеризовал ее как «нечто среднее между настоящей аграрной революцией и кадетской аграрной реформой»3. Владимир Ильич приводил убедительные сравнения и данные об обострении классовой борьбы в деревне. Он находил очень меткие слова и народные поговорки, вызывая горячее одобрение слушателей. Большинство присутствовавших на реферате шумно выражало свое одобрение и согласие с теми положениями, которые выдвинул Владимир Ильич Ленин.
Одним из оппонентов по докладу Ленина выступал эсер И. И. Бунаков. Его попытки опровергнуть доводы Ленина успеха не имели. Характерна такая деталь: когда Бунаков стал нападать на отдельные положения, высказанные Лениным, большинство шумно выражало свое возмущение и протест. Владимир Ильич просил не мешать оратору и дать ему возможность высказать до конца все, что он считает нужным. Сам Ленин слушал его спокойно и очень внимательно. Мы поняли, что это правильно, так как выдержка и умение выслушать нападки идейных противников дает возможность с большим успехом разбить их. Так и вышло. Ленин до конца выслушал оратора, а затем спокойно и остроумно разбил доводы эсера.
Второй раз я встретилась с Владимиром Ильичем Лениным в начале лета 1907 года4. Это было трудное для партии время. Все больше и больше поднимала голову контрреволюция. Царское самодержавие обрушило все силы черной столыпинской реакции на партию и рабочий класс.
В этих труднейших условиях Владимир Ильич учил нас, большевиков, не падать духом, а еще упорнее идти к намеченной цели, сообразуясь с конкретной обстановкой. Возможности легальной работы для большевиков были в то время крайне ограниченны. И Ленин говорил, что надо, не отказываясь от использования легальных возможностей, уйти в глубокое подполье и продолжать революционную борьбу. Ленин вселял в нас веру в неизбежность нового революционного подъема, к которому партия должна готовиться, объяснял, как крепить связь с массами, воодушевлять их.
В это именно время группа большевиков была по указанию Петербургского комитета партии направлена из Петербурга в Выборг для работы в нелегальной типографии, где печаталась газета «Пролетарий». Газета выходила под редакцией Ленина. В группу вошли опытные большевики-подпольщики: Вано Стуруа, Вано Болквадзе, Караман (Ушанги) Дэаши, Макарий Гогуадзе, Сильвестр Тодрия и другие товарищи, работавшие в бакинских нелегальных типографиях. В составе группы была и я.
Мы приехали в Выборг поздно ночью: поезд опоздал. Соблюдая необходимые правила конспирации, пришли на явку — в квартиру Евгении Самойловны Шлихтер, которая работала корректором в подпольной типографии. Оказалось, что она нас ждала и, не дождавшись, отправилась куда-то по партийному заданию, поручив сыну принять нас. Сын Евгении Самойловны сказал, что мы должны подождать прихода матери. Но мы хотели скорее добраться до типографии, тем более что привезли из Питера шрифт, в котором типография «Пролетария» очень нуждалась. Мы стали довольно громко выражать беспокойство.
В комнате кроме сына Шлихтера находился незнакомый нам мужчина средних лет. Он читал газету и только иногда отрывал глаза от нее и окидывал нас внимательным взглядом. Неожиданно незнакомый товарищ, видя наше беспокойство, заговорил и вызвался проводить нас до типографии. Мы насторожились, но сын Евгении Самойловны кивнул нам головой в знак того, что товарищ, мол, человек надежный и ему можно доверять. Мы согласились. Незнакомец предупредил нас о предосторожностях, которые нужно соблюдать по дороге в типографию. Мы были предупреждены также о том, что он пойдет от нас в отдалении и будет подавать сигналы. Время было позднее. Мы шли, внимательно следя за знаками своего провожатого. Вскоре мы благополучно добрались до места и на следующий день включились в работу типографии.
Систематически, два раза в неделю, к нам в типографию от Владимира Ильича приезжал товарищ, которого звали Михаилом Сергеевичем (фамилию его я забыла), и привозил его статьи для «Пролетария». Набирать и печатать эти материалы было большой радостью. Они ориентировали нас, первых читателей газеты, по сложнейшим вопросам политики партии.
Ленин очень заботился о работниках типографии, интересовался нашей жизнью и условиями работы.
Каждый раз, когда Михаил Сергеевич привозил от Ленина материал для газеты, он говорил: «Ильич вас приветствует, товарищи. Сердечный привет от Ильича». Нас очень трогало внимание Ленина. Все мы мечтали о том, чтобы повидать его лично, поговорить с ним. Когда я об этом заговорила с Евгенией Самойловной Шлихтер, она весело рассмеялась и сказала: «Да ведь вы здесь его видели и говорили с ним». Я ахнула — оказывается, незнакомец, который проводил нас в типографию, был Владимир Ильич Ленин. В целях конспирации он был так искусно загримирован, что я его не узнала...
О Владимире Ильиче Ленине. Воспоминания. 1900 — 1922 годы. М., 1963, с. 60-62
Примечания:
1 В. И. Ленин выступил на дискуссии с меньшевиками и эсерами по аграрному вопросу в марте 1906 года в правлении петербургского союза инженеров. Ред.
2 В аграрной программе, разработанной В. И. Лениным, выдвигались требования конфискации всей помещичьей земли без выкупа, а при условии завоевания демократической республики — и национализации всей земли, которая, отменив частную собственность на землю, явилась бы на практике мощным ударом по частной собственности вообще. В. И. Ленин оценивал национализацию всей земли при условии свержения самодержавия и полной победы демократической революции как естественный и необходимый шаг вперед от победы буржуазного демократизма к началу настоящей борьбы за социализм» (Поли. собр. соч., т. 12, с. 265). Ред.
3 Меньшевистская аграрная программа муниципализации означала передачу помещичьей земли в распоряжение местных органов самоуправления (муниципалитетов), у которых крестьяне должны были арендовать землю. Меньшевики сеяли вредные иллюзии о возможности разрешить аграрный вопрос мирным путем, при сохранении самодержавия. Примеч. авт.
4 В. И. Ленин находился в Выборге около двух недель в августе 1906 года в связи с организацией нелегальной большевистской газеты «Пролетарий», постоянно бывал в доме Шлихтера. Ред.
Е. М. Ярославский
ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ РУКОВОДИТ БОЕВОЙ РАБОТОЙ ПАРТИИ
(Страничка из истории военных и боевых организаций нашей партии)
Осенью 1906 года перед нами, работниками военных организаций, остро встал вопрос о дальнейших формах работы. Мы чувствовали, что у некоторой части социал-демократов начинается поворот в сторону ликвидации этой работы: дескать, все равно ничего не выйдет. А с другой стороны, мы имели огромный стихийный рост революционных настроений в армии и во флоте. Была громадная опасность, что все это революционное кипение и брожение выльется в беспорядочные и бесплодные, растрачивающие силы революционные вспышки, бунты. Это и на самом деле в значительной степени было так. Нужно было во что бы то ни стало работникам военных организаций сговориться между собой, сговориться с руководящими органами нашей партии, наметить формы связи и объединения всей этой работы. В то же время необходимо было придать большую четкость тем попыткам создать боевые организации, которые мы наблюдали в разных местах.
Вопросы вооруженного восстания стояли перед нами еще во весь рост. Лозунгу меньшевиков: «Не надо было браться за оружие» — большевики противопоставляли другой лозунг: «Надо подготовиться лучше, чем это было, к новому восстанию». В городах велась огромная работа по созданию боевых дружин. Эти боевые дружины собирали наиболее смелых, наиболее революционных, рвущихся в бой, готовых на самую решительную борьбу рабочих. Но они искали живого дела, непосредственной борьбы. Во многих местах — на Урале, в Прибалтийском крае, на Кавказе, в больших городах — эти боевики, боевые дружины пробовали свои силы в нападениях на участки, в отдельных террористических актах, в захвате оружия, в экспроприациях. Необходимо было и здесь внести ясность в задачи боевых дружин, боевых организаций.
Естественно, у рабочих боевых организаций возникла мысль о том, что надо связать воедино всю подготовительную работу к восстанию, связать деятельность боевых организаций и военных. Многие товарищи усиленно изучали военное дело, минноподрывное, изучали химию взрывчатых веществ (в этом отношении большую помощь нам оказывал покойный товарищ Павел Карлович Штернберг, кажется, бывший тогда профессором астрономии). В отдельных городах, как в Москве например, возникли во второй половине 1906 года такие объединяющие центры, как военно-техническое бюро.
Одновременно у разных товарищей возникла мысль о созыве всероссийской конференции военных и боевых организации. Мы несколько раз собирались и после одного из совещаний наметили, что мы в конце 1906 года соберем конференцию военных и боевых организаций в Финляндии, в городе Таммерфорсе1.
Всем известно, какую положительную оценку дал работам этой конференции Владимир Ильич, как он внимательно отнесся к вопросам, которые были подняты на этой конференции.
Прежде чем выехать на конференцию, я решил повидать Владимира Ильича. С большими предосторожностями, получив в столовой Технологического института, кажется у товарища Богдановой, указание о том, как и когда с ним встретиться, я приехал в Финляндию, где и встретил Владимира Ильича, который буквально засыпал меня вопросами. Я сразу почувствовал, что передо мной товарищ, который до тонкости знает всю нашу работу и серьезно ею интересуется. Владимир Ильич не довольствовался общими ответами, он хотел знать подробности, механику всей нашей работы, дальнейшие наши планы, наши связи. Он живо интересовался нашим опытом постановки военно-инструкторской школы, где мы обучали наших боевиков обращению с взрывчатыми снарядами, изготовлению взрывчатых снарядов, обращению с пулеметами и другими видами оружия, минноподрывному делу, изучали тактику уличной борьбы — одним словом, готовили будущий командный состав наших боевых дружин для будущей революции. Чего больше всего боялся Владимир Ильич, это чтобы мы не бросились в какую-нибудь авантюру. Он самым тщательным образом расспрашивал меня, не затеваем ли мы какого-нибудь выступления, предупреждал, чтобы всякий сколько-нибудь серьезный шаг мы делали бы только с ведома большевистского центра; расспрашивал самым подробным образом о том, как мы организовали эту конференцию, нет ли опасности, что там будут проведены меньшевистские резолюции (так как мы предполагали, что на этой конференции будет и кое-кто из меньшевиков).
Я упрашивал Владимира Ильича побывать на этой конференции. Позднее мы написали даже ему письмо от имени Бюро военных и боевых организаций по созыву этой конференции2. Он ответил нам на наше приглашение письмом, которое, к сожалению, не сохранилось, но содержание которого я отчетливо помню и сейчас. Он благодарил за приглашение, высказал свое положительное отношение к конференции, считая ее чрезвычайно важной, одобрил порядок дня конференции и вместе с тем очень осторожно, но очень настойчиво предостерегал нас от каких-либо решений, которые расходились бы со всей нашей принципиальной большевистской линией. Позднее на эту конференцию Владимир Ильич все-таки послал товарища, который должен был в случае чего одернуть нас, — это был покойный товарищ Любич (Саммер), которому, однако, не пришлось внести какие-нибудь существенные изменения в наши решения.
Эта встреча с Владимиром Ильичем рассеяла у меня то настроение, с которым я ехал к нему. И мне, и многим другим товарищам казалось, что мы все, боевики и военные работники, делаем какое-то дело, которое партия считает недостаточно серьезным, второстепенным, недостаточно серьезно к нему относится. Это объяснялось конспиративностью обстановки нашей работы. Разговор с Владимиром Ильичем убедил меня в том, что мы делаем дело, нужное партии, важное для партии. Я уехал от Владимира Ильича буквально окрыленный. Мы знали, что Центральный Комитет (меньшевистский) нам будет всячески препятствовать в созыве этой конференции, что он попытается сорвать ее, что ему не по душе наша работа. Заручившись поддержкой Ильича, мы чувствовали себя уверенно, твердо. Мы знали, что наши решения найдут поддержку у большевиков, и в то же самое время мы ехали на эту конференцию с мыслью о том, что всю нашу работу мы должны строить таким образом, чтобы согласовать ее со всей нашей большевистской линией.
Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине. В 5 т. М., 1984, т. 2, с. 229 — 231
Примечания:
1 Первая конференция военных и боевых организаций РСДРП состоялась в Таммерфорсе 16 — 22 ноября (29 ноября — 5 декабря) 1906 года. На конференции присутствовали 19 делегатов с решающим голосом и 9 — с совещательным от 11 военных и 8 боевых организаций. В своих решениях конференция подчеркнула необходимость установить тесную связь между общепролетарскими военными и боевыми организациями для подготовки и проведения вооруженного восстания. Ред.
2 В январе 1906 года по инициативе ЦК РСДРП при Московском бюро ЦК было создано Военно-техническое бюро (МВТБ). Оно установило связь с боевыми дружинами, организовало военное обучение рабочих и подпольное производство боеприпасов. Ред.