Труш М. И.

Мы оптимисты:

О встречах В. И. Ленина с зарубежными политическими деятелями, дипломатами, журналистами и представителями деловых кругов

 

В книге на основе большого, в том числе малоизвестного, документального материала рассказывается об исключительно важной, но недостаточно исследованной стороне внешнеполитической деятельности В. И. Ленина: о его встречах в дни Октября и послеоктябрьские годы с более чем сорока зарубежными политическими и общественными деятелями, дипломатами, журналистами и представителями деловых кругов. Среди них: Джон Рид, Альберт Вильямс, Герберт Уэллс, У. Буллит, Мухаммед Валихан и др.

Книга рассчитана на широкие круги читателей.

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

Встречи и беседы В. И. Ленина с зарубежными политическими и общественными деятелями, дипломатами, писателями, его интервью корреспондентам иностранных информационных агентств и газет — это одна из сторон многогранной внешнеполитической деятельности создателя первого в мире государства рабочих и крестьян, его огромной повседневной практической дипломатической работы, ознаменовавшей начало внедрения в сферу международных отношений подлинно демократических принципов и методов. После Октября 1917 года важнейшие проблемы мировой политики перестали решаться исключительно в кабинетах министров главных империалистических держав, в конторах крупнейших корпораций и банков и осуществляться по их воле. На мировой арене стала активно действовать новая, социалистическая внешняя политика и дипломатия, отражающая коренные интересы трудящихся, постепенно утверждавшаяся как фактор, во все большей мере влияющий на развитие мировых событий. Международная политика в решающей степени стала объектом деятельности широких народных масс. Это явилось подлинной революцией в международных отношениях.

Опасаясь воздействия революционного примера трудящихся нашей страны на народы своих стран, эксплуататорские классы обрушили на Советскую Россию с помощью всех средств массовой информации настоящие потоки клеветы. «Тамошние буржуазные газеты,— говорил В. И. Ленин в 1918 году,— бесстыдно лгут против нашей страны... свободные республики свободной Европы ни одного номера нашей газеты не пропускают... там читают только сплошную ложь буржуазных газет, которые только и знают, что ругать большевиков»*.

Правящие круги империалистических держав пытались дополнить военную интервенцию и экономическую блокаду идеологической блокадой Советской России, воздвигнуть вокруг нее стену клеветы и дезинформации. Буржуазные средства информации развернули настоящую пропагандистскую войну против Республики Советов, скрывая от измученных войной народов тот факт, что именно коммунисты и Советское государство последовательно призывают к заключению справедливого демократического мира, что, несмотря на коренные различия в идеологии, политике и экономике, Советская Россия выразила желание и готовность поддерживать мирные, взаимовыгодные отношения со всеми странами независимо от их общественного строя. В этих условиях руководитель первого в мире социалистического государства В. И. Ленин использовал любую возможность, чтобы рассказать трудящимся капиталистических стран правду об идеях Великого Октября и революционной практике нашей страны, об истинном положении дел в Советской России. Поскольку для десятков миллионов простых людей единственным источником информации были буржуазные газеты, Ленин выступал и на их страницах, даже в такой антисоветски настроенной газете, как французская «Тан», или изданиях херстовского агентства Юнайтед пресс, требуя в качестве главного условия перепечатывания его текста без изменений.

В то время когда буржуазная пресса, без устали извращая факты, клеветала на Республику Советов, ленинское слово, отметая враждебные, злобные выступления буржуазной пропаганды, сквозь все преграды доносило народам мира правду о Великой Октябрьской социалистической революции, о первом в мире социалистическом государстве, о его созидательных планах, о внешней и внутренней политике Коммунистической партии и Советского государства.

В. И. Ленин встречался с журналистами и дипломатами, которые находились по разные стороны баррикад. Это в первую очередь встречи с такими представителями блестящей плеяды зарубежных прогрессивных журналистов, как американцы Джон Рид и Луиза Брайант, Альберт Рис Вильямс, Линкольн Стеффенс, Роберт Майнор, Бесси Битти, англичане Артур Рансом, Линкольн Эйр, француз Жак Садуль. Они были в самой гуще революционных событий, видели революционные демонстрации в Петрограде, штурм Зимнего дворца, некоторые из них находились в окопах среди солдат, стали очевидцами триумфального шествия

Советской власти. Они во весь голос первыми рассказывали у себя на родине правду о новой России.

Были и встречи с противниками Октябрьской революции. Среди них германский посол граф Вильгельм Мирбах, американский — Дэвид. Френсис, французский — Жозеф Нуланс, английский разведчик Р. Локкарт. Во время бесед с Владимиром Ильичем они стремились проявить всю свою дипломатическую изворотливость, добиться своих целей, но все их попытки оказались безрезультатными.

В. И. Ленин теоретически обосновал и положил начало воплощению в жизнь научных принципов советской внешней политики: мир и мирное сосуществование государств различных социальных систем, пролетарский интернационализм, укрепление дружбы и солидарности с народами, ведущими борьбу за национальное освобождение и независимость. Ленин заложил основы советской дипломатии, он учил советских дипломатов политическому реализму, умению учитывать конкретную обстановку, глубоко разбираться в событиях, подлинный смысл которых порой заслоняли хитросплетения империалистических интриг. Он требовал, чтобы методы проведения советской внешней политики были жизненными и гибкими, основывались на глубоком анализе международной ситуации и внешнеполитических задач Советского государства. Ленинская дипломатия с первых дней действовала уверенно и твердо, одерживая победы в трудном противостоянии с миром капитализма.

В настоящее время атаки империализма на социализм, на политику мирного сосуществования достигли небывалого накала. Проводя политику международного разбоя, взвинчивая гонку вооружений, империализм, и прежде всего американский, развернул против Советского Союза, других стран социализма, международного рабочего и национально-освободительного движения глобальную «психологическую» войну, которая приобрела статус государственной политики, ведется все более изощренными методами, с использованием всех форм дезинформации. Вашингтонские правители объявили «крестовый поход» против социализма.

Но на памяти советских людей это не первый «поход». Они не забыли, что после победы Великого Октября в 1917 году мировая реакция устами Черчилля, который основной целью ставил борьбу против коммунизма в мировом масштабе, объявила «крестовый поход» против большевизма. Молодая Советская республика напрягла все силы, чтобы отстоять завоевания Великого Октября. Она не только успешно защитила себя с оружием в руках, но и одержала идеологическую и дипломатическую победу, разоблачив звериный, антинародный, антигуманный облик врагов революции перед лицом всего мира.

В. И. Ленин учил, что главная цель социалистической внешней политики — обеспечение наиболее благоприятных международных условий для строительства нового общества, для реализации огромного потенциала, заложенного в социалистических производственных отношениях. Поэтому с момента образования нашего государства борьба за сохранение и упрочение мира — магистральное направление внешней политики социализма, воплощающее в себе подлинно миролюбивый характер нового общественного строя. Оно сочетается с твердым отпором всем агрессивным проискам сил реакции и войны, с упрочением дружбы и сотрудничества со всеми силами прогресса, свободы и мира.

Вся история советской внешней политики, вся внешнеполитическая деятельность КПСС и Советского государства на современном этапе убедительно свидетельствуют: Коммунистическая партия Советского Союза свято следует заветам В. И. Ленина, ведет решительную и последовательную борьбу за их осуществление.

Наша страна под руководством КПСС целеустремленно осуществляет на международной арене ленинский внешнеполитический курс — курс на устранение угрозы термоядерной войны, на упрочение мира и безопасности народов. Эта ленинская политика мира, основные черты которой на современном историческом этапе определены решениями последних съездов КПСС, отвечает коренным интересам советского народа и других народов мира.

Это наш принцип, это наша политика. От нее мы не отступим ни на шаг.

* Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 35, с. 301.

 

 

НЕОБЫКНОВЕННЫЙ НАРОДНЫЙ ВОЖДЬ

В. И. Ленин несколько раз встречался с Д. Ридом, начиная с 31 октября (13 ноября) 1917 года¹ по октябрь 1920 года.

Необыкновенный народный вождь — так назвал Владимира Ильича выдающийся американский журналист и писатель Джон Рид. Джон Рид (1887—1920) — бескомпромиссный борец за лучшее будущее своей страны, считавший революционную Россию второй родиной, видный деятель американского рабочего движения, один из основателей Коммунистической партии Соединенных Штатов Америки.

В 1917 году приехал в Россию.

Событиям Великого Октября посвятил знаменитую книгу «Десять дней, которые потрясли мир».

В 1919 году был избран членом Исполкома Коминтерна. В 1920 году принимал участие в работе II конгресса Коминтерна. Умер в Москве. Похоронен на Красной площади. Джон Рид и его жена — известная американская журналистка Луиза Брайант (1890—1936) — неоднократно встречались с Лениным. Нарисованный Ридом литературный портрет Ленина — один из первых портретов вождя Октябрьской революции, сделанный ее свидетелем и участником.

 

Великая ценность встреч Рида с Лениным для современных поколений заключается в том, что Рид много общался с Лениным, он был вдохновлен идеями Ленина и это обстоятельство дало Риду острым глазом талантливого художника и страстного революционера проникнуть в суть происходящих перед ним революционных событий, понять их глубочайший исторический смысл.

Джон Рид и Луиза Брайант приехали в Россию накануне Октябрьской революции. 17 августа 1917 года они отплыли из Нью-Йорка на маленьком шведском пароходе в Петроград. В. И. Ленин в это время находился в подполье на нелегальном положении.

В Петрограде Рид тут же окунулся в бурлящую, быстро сменяющуюся политическую жизнь. С утра до поздней ночи он ходил по городу, наблюдая приближение политической грозы, присутствовал на многих митингах, собраниях, старался завести беседы с простыми людьми или получить интервью у политических деятелей, собирал газеты, постановления Советов, шел к солдатам, рабочим, туда, где готовилась революция. Особую страсть Рид питал к революционным плакатам и объявлениям тех дней. Если он не мог добыть другим способом, то порой срывал их со стен. С каждым днем пребывания в России Рид все больше убеждался, что только большевики выражают чаяния широких народных масс. Особенно окрепла в нем уверенность в победе революционного народа после поездки на Рижский фронт и бесед в окопах под Ригой с солдатами.

В эти месяцы Рид собирает факты и только факты, чтобы затем сделать художественный репортаж о революционной, борющейся России. Он вместе с Луизой Брайант и американскими журналистами Альбертом Вильямсом и Бесси Битти принял участие в событиях 7 ноября, видел штурм Зимнего дворца, наблюдал, как из него выводили арестованных министров Временного правительства. Большую часть времени Рид старался находиться в сердце революции — в Смольном.

Впервые Рид увидел Ленина на заседании II Всероссийского съезда Советов в ночь с 8 на 9 ноября 1917 года, где Ленин выступал с докладом о мире и о земле. Рид, как свидетель, словом великого художника рисует эту картину: «Неожиданный и стихийный порыв поднял нас всех на ноги, и наше единодушие вылилось в стройном волнующем звучании «Интернационала». Какой-то старый, седеющий солдат плакал как ребенок. Александра Коллонтай потихоньку смахнула слезу. Могучий гимн заполнял зал, вырывался сквозь окна и двери и уносился в притихшее небо. «Конец войне! Конец войне!» — радостно улыбаясь, говорил мой сосед, молодой рабочий. А когда кончили петь «Интернационал» и мы стояли в каком-то неловком молчании, чей-то голос крикнул из задних рядов: «Товарищи, вспомним тех, кто погиб за свободу!» И мы запели похоронный марш, медленную и грустную, но победную песнь, глубоко русскую и бесконечно трогательную. Ведь «Интернационал» — это все-таки напев, созданный в другой стране. Похоронный марш обнажает всю душу тех забитых масс, делегаты которых заседали в этом зале, строя из своих смутных прозрений новую Россию, а может быть, и нечто большее...

Вы жертвою пали в борьбе роковой,
В любви беззаветной к народу.
Вы отдали все, что могли, за него,
За жизнь его, честь и свободу.
Настанет пора, и проснется народ,
Великий, могучий, свободный,
Прощайте же, братья, вы честно прошли
Свой доблестный путь благородный!

Во имя этого легли в свою холодную братскую могилу на Марсовом поле мученики Мартовской революции, во имя этого тысячи, десятки тысяч погибли в тюрьмах, в ссылке, в сибирских рудниках. Пусть все свершилось не так, как они представляли себе, не так, как ожидала интеллигенция. Но все-таки свершилось — буйно, властно, нетерпеливо, отбрасывая формулы, презирая всякую сентиментальность, истинно».

Д. Рид одним из первых зарубежных журналистов заявил, что большевики были «единственными людьми в России, обладавшими определенной программой действий», за которыми пошли с беспримерным единодушием сотни тысяч трудящихся России. Образ Ленина Рид рисует с необыкновенной теплотой, называя его величайшим человеком, который «предвозвестил мировую социалистическую революцию». Рид постоянно подчеркивает духовную близость Ленина с трудящимися людьми — рабочими и крестьянами. Рид пишет, что в революционных бурях Ленин «стоял незыблемо, как скала». «Было ровно 8 часов 40 минут, когда громовая волна приветственных криков и рукоплесканий возвестила появление членов президиума и Ленина — великого Ленина среди них. Невысокая коренастая фигура с большой лысой и выпуклой, крепко посаженной головой. Маленькие глаза, крупный нос, широкий благородный рот, массивный подбородок, бритый, но с уже проступавшей бородкой, столь известной в прошлом и будущем. Потертый костюм, несколько не по росту длинные брюки. Ничего, что напоминало бы кумира толпы, простой, любимый и уважаемый так, как, быть может, любили и уважали лишь немногих вождей в истории. Необыкновенный народный вождь, вождь исключительно благодаря своему интеллекту, чуждый какой бы то ни было рисовки, не поддающийся настроениям, твердый, непреклонный, без эффектных пристрастий, но обладающий могучим умением раскрыть сложнейшие идеи в самых простых словах и дать глубокий анализ конкретной обстановки при сочетании проницательной гибкости и дерзновенной смелости ума». Затем, излагая содержание ленинского доклада о мире, Джон Рид дает и ряд зарисовок Ленина на трибуне: «Но вот на трибуне Ленин. Он стоял, держась за края трибуны, обводя прищуренными глазами массу делегатов, и ждал, по-видимому не замечая нараставшую овацию, длившуюся несколько минут. Когда она стихла, он коротко и просто сказал: «Теперь пора приступать к строительству социалистического порядка!» Новый потрясающий грохот человеческой бури».

И дальше: «Ленин говорил, широко открывая рот и как будто улыбаясь; голос его был с хрипотцой — не неприятной, а словно бы приобретенной многолетней привычкой к выступлениям — и звучал так ровно, что, казалось, он мог бы звучать без конца... Желая подчеркнуть свою мысль, Ленин слегка наклонялся вперед. Никакой жестикуляции. Тысячи простых лиц напряженно смотрели на него, исполненные обожания».

Для нас является ценным то, как Рид конспектировал доклады и выступления Ленина. Знаменитый доклад В. И. Ленина о мире он изложил следующим образом:

«Ленин.

Практические шаги для осуществления мира.

Великий месяц.

Решения, к которым пришли.

Предложить мир в советской формулировке.

Отказаться от тайных договоров»².

Далее, подчеркивает Рид, Ленин в своем докладе говорит: «Обращаясь с этим предложением мира к правительствам и народам всех воюющих стран, временное рабочее и крестьянское правительство России обращается также в особенности к сознательным рабочим трех самых передовых наций человечества и самых крупных участвующих в настоящей войне государств: Англии, Франции и Германии»³.

Встреча с Лениным была прозрением для Рида. Он писал, что Ленин был для него целым миром. Рид не перестает наблюдать за Лениным и черпать из этих встреч все новые и новые открытия.

Во всей полноте Рид описал это в книге «Десять дней, которые потрясли мир», изданной в марте 1919 года и явившейся своеобразным репортажем об Октябрьской революции, о Ленине. В ней рассмотрены эти события «оком добросовестного летописца».

После выхода книги «Десять дней...» вскоре появилась рецензия. Автор ее — известный американский писатель Флойд Делл писал: «Через всю книгу проходит, вырастая с каждой страницей и все более овладевая нашими умами, образ Николая Ленина⁴; по мере того, как мы читаем эту книгу, он затмевает всех известных нам великих деятелей истории своим необычайным, я бы сказал, сверхчеловеческим пониманием экономических факторов, движущих людской борьбой. Не силой красноречия, но силой своего знания становится он главным двигателем революционных событий...

Уже это одно — хоть книга повествует и о многом другом — портрет Ленина делает «Десять дней» неоценимым для каждого, кто хочет понять наше недавнее прошлое и ближайшее будущее; эпоху, которую по справедливости, грядущие историки назовут по имени ее величайшего политического деятеля — эпохой Ленина»⁵.

Книга «Десять дней...», как известно, получила высокую оценку В. И. Ленина в его предисловии к американскому изданию, напечатанном в 1920 году. «Прочитав с громаднейшим интересом и неослабевающим вниманием книгу Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир», я от всей души рекомендую это сочинение рабочим всех стран. Эту книгу я желал бы видеть распространенной в миллионах экземпляров и переведенной на все языки, так как она дает правдивое и необыкновенно живо написанное изложение событий, столь важных для понимания того, что такое пролетарская революция, что такое диктатура пролетариата. Эти вопросы подвергаются в настоящее время широкому обсуждению, но, прежде чем принять или отвергнуть эти идеи, необходимо понять все значение принимаемого решения. Книга Джона Рида, без сомнения, поможет выяснить этот вопрос, который является основной проблемой мирового рабочего движения»⁶.

В те дни книга Д. Рида имела острополитическое значение. Рид проследил мастерски Октябрьскую революцию от первых шагов, показал ощущение растущей неодолимой силы, мощи пришедшего в движение народа. И до сегодняшнего дня книга служит делу революционного воспитания и просвещения. Хотя она страдала и недостатками — некоторыми неточностями, неполнотой, недостаточным описанием отдельных лиц (и Ленин видел эти недостатки),— она сильна добросовестным и талантливым описанием событий Октябрьской революции. Рид один из первых историков показал с большим мастерством и блеском историческую закономерность и неизбежность пролетарской революции, ее народность, роль большевистской партии как организатора масс и выразителя ее надежд. «Десять дней...» была первым в Соединенных Штатах Америки обстоятельным отчетом, в котором отобразилось всемирное значение Октябрьской революции. Книга была и остается бесценным эмоциональным документом, работающим на коммунизм.

Советский историк А. И. Старцев, прочитавший русские блокноты-записи Джона Рида, пролежавшие полвека в американском архиве, так оценивает значение книги: «Основные слагаемые «Десять дней»: это документу репортерская запись событий и голос мемуариста — авторские отступления, оценки, характеристики. Документальная оснащенность Рида поразительна; это отчасти объясняется тем, что он был неутомимым собирателем документов. Подбор документов в книге несистематичен, однако следует помнить, что Рид документировал свое повествование в разгар революционных событий».

Постоянное присутствие в книге ее автора — Рида как живого рассказчика представляет самостоятельный исторический интерес. Голос Рида — это голос свидетеля и участника Октября, донесший до нас события во всей их подлинности.

Д. Рид неоднократно подчеркивал, что он писал историю революции, основываясь большей частью на том, что наблюдал сам и с чем ему удалось соприкоснуться. Поэтому на книге сказались его недостаточный политический опыт, то, что он не в полной мере был знаком с подлинной деятельностью большевистской партии, языковой барьер. Но это нисколько не умаляет ее огромного исторического значения.

По определению самого Рида, «эта книга — сгусток истории, истории в том виде, в каком я наблюдал ее,— пишет он в предисловии.— Она не претендует на то, чтобы быть больше чем подробным отчетом о Ноябрьской революции, когда большевики во главе рабочих и солдат захватили в России государственную власть и передали ее в руки Советов... В борьбе мои симпатии не были нейтральны. Но, рассказывая историю тех великих дней, я старался рассматривать события оком добросовестного летописца, заинтересованного в том, чтобы запечатлеть истину^»7.

Ценно то, что Рид предпринимал огромные усилия, чтобы добросовестно выполнить задачу летописца великих событий — Октябрьской революции. Еще до встречи с Лениным у Рида сложилось предварительное собственное представление о нем из ленинских статей, которые он читал в газетах, рассказов большевиков, с которыми встречался.

Оценку деятельности Джона Рида в Советской России и достоверности описанных событий в «Десяти днях...» дала Надежда Константиновна Крупская в своем предисловии к русскому изданию книги Рида. «В ней необычайно ярко и сильно описаны первые дни Октябрьской революции,— писала Надежда Константиновна.— Это — не простой перечень фактов, сборник документов, это — ряд живых сцен, настолько типичных, что каждому из участников революции должны вспомниться аналогичные сцены, свидетелем которых он был. Все эти картинки, выхваченные из жизни, как нельзя лучше передают настроение масс — настроение, на фоне которого становится особенно понятен каждый акт великой революции...

Джон Рид не был равнодушным наблюдателем, он был страстным революционером, коммунистом, понимавшим смысл событий, смысл великой борьбы. Это понимание дало ему ту остроту зрения, без которой нельзя было бы написать такой книги... Книжка Рида дает общую картину настоящей народной массовой революции, и потому она будет иметь особо большое значение для молодежи, для будущих поколений — для тех, для кого Октябрьская революция будет уже историей. Книга Рида — своего рода эпос.

Джон Рид связал себя целиком с русской революцией. Советская Россия стала ему родной и близкой. Там он и умер от тифа и похоронен под Красной стеной. Тот, кто описал похороны жертв революции, как Джон Рид, достоин этой чести»⁸.

Восторженно отзывается Рид о непревзойденном ораторском искусстве Ленина. От его слов, пишет Рид, всегда «веяло спокойствием и силой, глубоко проникавшими в людские души». Он отмечает, что народ «всегда верил тому, что говорил Ленин»⁹. 5(18) января 1918 года Джон Рид вместе с Альбертом Вильямсом присутствовал на открытии Учредительного собрания. Обоим американцам представился случай поговорить с Лениным. Ленина интересовала деятельность Бюро революционной пропаганды¹⁰. В работе этого бюро в качестве переводчика принимал участие Джон Рид вместе с Альбертом Вильямсом. Они также редактировали иллюстрированную газету «Русская революция в картинах», рассчитанную на недостаточно грамотных солдат. Во время беседы Рид и Вильямс сообщили Ленину о посылке пропагандистской литературы на фронт, в немецкие окопы. Затем речь зашла об изучении русского языка. Ленин изложил свои взгляды на этот счет.

11(24) января 1918 года Рид снова слушал Ленина на заседании III Всероссийского съезда Советов. В этот же день в Таврическом дворце в Петрограде Рид выступил на нем и дал клятву, что он расскажет правду о событиях в России своим соотечественникам. К этому времени Советская власть существовала уже 2 месяца 15 дней — на пять дней больше, чем Парижская коммуна 1871 года.

В начале февраля 1918 года Рид с женой уезжают в США. Он возвращается к себе на родину духовно обновленным и окрыленным. Об этом его соотечественник и друг Альберт Рис Вильямс сказал: «Нельзя сказать, что Россия превратила Джона Рида в революционера. Но она сделала из него научно мыслящего и последовательного революционера. Это ее великая заслуга. Она заставила его завалить свой письменный стол книгами Маркса, Энгельса и Ленина. Она дала ему понимание исторического процесса и хода событий».По приезде на родину Рид начинает кампанию в защиту русской революции. «Я был там! — говорил он,— я видел все это, и я все должен все это рассказать!» В стране, где разжигалась военная и антисоветская истерия, это была трудная задача. В своих революционно-публицистических статьях, публикуемых в журнале «Либерейтор», Рид разоблачает вымыслы империалистической печати о России. Он приводил огромный фактический материал, показывающий коренные преобразования в самых различных областях жизни молодой России. Рид боролся не только пером публициста, но и живым словом оратора. Он вместе с Луизой Брайант совершил не один десяток агитационных поездок по стране.

В сентябре 1919 года Джон Рид в качестве кочегара на борту небольшого судна «Бостонец» в третий раз направился в Советскую Россию. (Первый раз он приезжал в Россию в мае 1915 года через Румынию как корреспондент журнала «Метрополитен», объезжая восточноевропейские фронты первой империалистической войны.) Тайно пробрался через Норвегию и Финляндию в Петроград. В ноябре 1919 года Рид прибыл в Москву и вскоре начал работать в Коминтерне. В этот приезд Рид часто бывал у Ленина в его кабинете в Кремле. Об этих встречах с Лениным Рид часами рассказывал своей жене Луизе. А вскоре решил представить ее Ленину. С этой целью Рид написал ему письмо:

«Дорогой товарищ Ленин!

Моя жена, Луиза Брайант, нелегально приехала сюда из Соединенных Штатов в качестве представительницы влиятельных газет, которые последовательно выступают за признание Советской России. Товарищ Мартенс хотел, чтобы она получила это назначение. Ей поручено ежедневно посылать радиотелеграммы, и несколько сообщений она уже передала. Я помогаю ей в получении материала, и мне думается, что для нас важно максимально использовать это средство распространения информации. Луиза Брайант, разумеется, постоянно сотрудничает с американскими коммунистами, и ей можно полностью доверять. Возможно, Вы читали ее книгу об Октябрьской революции.

Я считаю, что было бы очень важно предоставить ей возможность встретиться с Вами и взять у Вас интервью, чтобы передать его в Америку именно сейчас, когда там неистовствует антисоветская пропаганда, и вся капиталистическая печать изобилует нападками на Советскую Россию. За последние полгода Вы не давали интервью ни одному американскому журналисту.

Прошу Вас поручить кому-нибудь позвонить по телефону (Деловой двор, номер семь) и дать мне знать, можно ли устроить эту встречу.

С братским приветом

Джон Рид».

Владимир Ильич с большим вниманием отнесся к письму Рида. Бывали вечера, когда Джон Рид и Луиза Брайант подолгу засиживались на квартире у Ленина.

Несмотря на трудности, которые в те дни переживала Москва, Риду предоставлялась гостиница и регулярное питание. Но он отверг это предложение и поселился в рабочем районе, чтобы лучше узнать жизнь простого рабочего. Ленин одобрил его идею жить в рабочем районе. Рид спокойно переносил бытовые неудобства, терпеливо управляясь с «буржуйкой», примусом и другими малоудобными предметами домашнего обихода.

По просьбе Ленина Рид подготовил для него и информационную записку «Коммунистическое движение в Америке», где на широком фоне был дан обзор деятельности социалистической партии США, анализ ее кризиса. Рид рассказал об истории создания Коммунистической партии США. Он много ездил по России, собирал материалы, чтобы написать книгу о гражданской войне. «Я должен об этом писать, я буду об этом писать!» — заявил он. «И если я окажусь в каторжной тюрьме и в руках у меня не будет ничего, кроме железного гвоздя, этим гвоздем я нацарапаю свою книгу о России на стенах тюремной камеры!»

Джон Рид участвовал в работе II конгресса Коминтерна, открывшегося 19 июля 1920 года в Таврическом дворце в Петрограде. Дальнейшие заседания проходили в Москве, где Рид был одним из шести американских делегатов, представлявших коммунистов США. Это явилось важной вехой на его революционном пути. Участие Рида в работе конгресса было активным: он выступал на конгрессе в прениях по вопросам об уставе, о профессиональных союзах, о борьбе угнетенных национальностей и колониальных народов, входил в комиссию по национальному и колониальному вопросам и в комиссию по профессиональному движению, где работал вместе с Лениным. Сохранились подлинные записки, которыми В. И. Ленин и Д. Рид обменялись на заседании II конгресса. Обе эти записки написаны на вырванных из блокнота страницах. Вот их русский перевод. Д. Рид писал: «Товарищ Ленин, считаете ли Вы нужным, чтобы я сказал что-нибудь о неграх в Америке?

Я вхожу еще в Комиссию по профессиональным союзам, и потому опоздал. Рид».

На этом же листке Ленин ответил: «Да. Абсолютно необходимо. Я записываю Вас в число выступающих»¹¹.

Д. Рид выступил на конгрессе с яркой речью, в которой рассказал о положении негров в США, о расовой дискриминации, о грубом нарушении гражданских прав. Рид призвал коммунистов к борьбе за права человека, ибо только освобождение от эксплуатации трудящихся ведет к равенству.

В ходе работы II конгресса Коминтерна Рид старался внимательно наблюдать за Лениным, чтобы еще и еще раз запомнить его таким, какой он есть. Рид старался вникнуть в каждую деталь выступлений, много размышлял о Ленине как о человеке. Его блокнот заполняется страничка за страничкой. Вот они эти записи — живые свидетели истории: «Очень разный и в то же время всегда он»; «разговаривает с Кабакчиевым, глубокое уважение»; «быстрые движения, но не суетлив; быстрота создается экономной точностью жеста»; «весь обращен ко всем, всем, всем!»; «удивительные глаза: проницательные, добродушно-лукавые, прежде всего умные, на солнце кажутся золотыми»; «интеллектуальная многогранность и полнота»; «всегда в массе и с массами»; «не говорит, а действует... Нет, не так! Правильнее так: когда он говорит, он действует!». В результате глубокого анализа и раздумья над личностью В. И. Ленина Рид, когда было предложено делегатам конгресса изложить в альбоме свое впечатление в связи с приближением 50-летия Ленина, записал: «Ленин — такой простой, такой гуманный и в то же время такой дальновидный и непоколебимый. Ленин — локомотив истории»¹².

На конгрессе Д. Рид был избран членом Исполкома Коминтерна. Он продолжает много работать по этой линии, а в конце августа вместе с другими членами Исполкома Коминтерна уезжает в Баку на первый съезд народов Востока, который открылся 1 сентября 1920 года. На одном из заседаний выступил Рид, в котором заклеймил американский империализм: «...дядя Сэм,— говорил Рид,— никогда не дает чего бы то ни было даром. И мы говорим вам, народы Востока: «Не верьте обещаниям американских капиталистов!» Есть только один путь к свободе. Объединяйтесь с русскими рабочими и крестьянами, которые свергли своих капиталистов и чья Красная Армия победила иностранных империалистов! Следуйте за красной звездой Коммунистического Интернационала».

Вскоре Рид возвратился из Баку. На перроне его встречала Луиза. «Мы были невероятно счастливы, что наконец нашли друг друга,— писала Луиза.— Мне показалось, что он стал старше, печальнее, добрее и восприимчивее к прекрасному. Его одежда превратилась в лохмотья. На него произвели такое впечатление страдания, которые он видел вокруг, что он ничего не хотел для себя. Я была потрясена и чувствовала, что едва ли смогу подняться до той вершины страстного самоотречения, которой он достиг». Луизу пугала худоба и бледность Рида. Но он отмахнулся от ее тревожных расспросов и потащил с собой по городу. Они были у Ленина, слушали в Большом театре «Князя Игоря», обошли все картинные галереи. Недели через две Рид слег, заболев гриппом, как считали врачи. Спустя неделю врачи установили, что это не грипп, а брюшной тиф. Рида поместили в больницу. Как затем стало известно, он вернулся в Москву уже больным и неделю, которую оставался на ногах, лишь внешне казался здоровым. Болезнь развивалась быстро. «О его болезни я едва ли смогу что-нибудь написать. Это было сплошное страдание. Я только хочу, чтобы вы все знали, как он боролся со смертью. Если бы не эта борьба, он умер бы на много дней раньше»¹³.

Луиза Брайант впоследствии рассказывала своим друзьям: «Я обратилась к Ленину, и он дал распоряжение обеспечить Рида наилучшими врачами и наилучшим медицинским уходом, какой только можно было получить тогда в Москве». Но Рид уже был обречен.

Во время бесед Брайант с Лениным в этот период разговор в основном касался тяжелого состояния Рида и предпринятым попыткам сделать все необходимое для его выздоровления. Но особенно запомнилась Луизе Брайант беседа по широкому кругу вопросов во время встречи с Лениным 13 октября 1920 г. В этот раз Ленин уделил много внимания установлению дружеских отношений США с Советской Россией. Владимир Ильич сказал Луизе Брайант, что он уже не раз говорил американцам, в частности полковнику Робинсу. «Уже тогда я указывал,— подчеркнул Ленин,— на желательность торговых отношений — как с нашей точки зрения, так и с точки зрения Америки. Мы предложили концессии иностранному капиталу. Американские бизнесмены, которые сейчас приезжают в Москву, согласны с нами. Независимо от всех политических вопросов, остается в силе тот простой факт, что Америке нужно наше сырье, а нам нужны американские товары»¹⁴.

Далее в ходе беседы Ленин обратил внимание на то, что «американские капиталисты превосходно знают, что им нужно. Они знают о предстоящей борьбе с Японией за господство на Тихом океане, они понимают, что в борьбе за преобладание на мировом рынке Америка должна будет бросить вызов Англии. Нравится это им или нет, Советская Россия — великая держава. После трех лет блокады, контрреволюции, вооруженной интервенции и польской войны Советская Россия сильна, как никогда прежде». Затем Ленин особо подчеркнул, что проводимая в Америке вильсоновская политика непризнания Советской республики из-за того, что большевистское правительство им не по вкусу, ничего, кроме проигрыша, не даст. Ведь Россия обладает огромными запасами сырья, которые могла бы покупать Америка для своих потребностей. В ходе беседы Ленин подверг критике высказывания государственного секретаря Колби, который в беседе с итальянскими представителями сказал, «что мы не выполним наших соглашений». «Г-ну Колби,— заметил Ленин,— по-моему, надо бы взвесить осторожнее свои слова. Он не сможет привести ни одного примера, ни единого факта нарушения нами своих обязательств»¹⁵. Ведь г-н Колби никогда не пытался заключить с нами соглашений. Советская Россия всегда честно соблюдала каждое соглашение и каждый договор с государствами и отдельными лицами, чего бы это ни стоило. В то время Ленин обратил внимание на реакцию американских рабочих, которые выражали свое сочувствие и доброжелательность к усилиям русских рабочих и крестьян. Они осуждали позорную попытку уморить голодом русских женщин и детей посредством бесчеловечной продовольственной блокады.

Проведенные годы в Советской России, встречи с Владимиром Ильичем, с рабочими, крестьянами, интеллигенцией произвели огромное впечатление на Луизу Брайант. Она познала русский народ в его радости и горе, видела своими глазами, с какими трудностями встретилась Советская власть, в какой грозной борьбе с внутренней контрреволюцией и иностранными интервентами трудящиеся массы отстаивали свои завоевания.

Ленин произвел огромное впечатление на Брайант. «Советский премьер, без сомнения, скромный человек,— писала Луиза в своей книге «Зеркала Москвы» (1923).— Он очень редко дает автографы, а дневник, вести который его просили американские издатели, так никогда и не будет написан. Он говорит, что слишком устает от всей той массы работы, которую нужно сделать днем. Но не менее важной причиной является отсутствие какого бы то ни было тщеславия. Он ненавидит лесть и изо всех сил отказывается позировать художникам».

Болезнь Рида быстро прогрессировала. «За пять дней до смерти у него была парализована правая сторона. Он уже не мог говорить, и поэтому мы бодрствовали дни и ночи, все еще надеясь, хотя уже не было никакой надежды.

Даже когда он умер, я не поверила в это. Видимо, после этого я несколько часов просидела рядом с ним, разговаривала и держала его за руку...»

17 октября 1920 г. в два часа ночи наступила агония, и он, сжимая слабеющей рукой пальцы Луизы, скончался. Его последние слова, обращенные к Луизе, были: «Слушай... Я пою тебе маленькую песенку... Весь мир встал между нами...» Гроб с телом Рида был установлен в Доме Союзов.

Рида хоронила вся Москва. Многие колонны шли шесть дней к Дому Союзов, чтобы проститься с выдающимся сыном американского народа, пламенным коммунистом, «общепризнанным принцем американской журналистики», посвятившим свою жизнь установлению дружбы между народами Америки и Советской России.

Вскоре в письме к матери Луиза писала: «Он похоронен на самом почетном месте в России, где лежат ее прославленные герои,— у стен Кремля». Смерть Джона Рида духовно надломила Луизу. «Я никогда,— писала она,— не любила никого на всем свете так, как любила Джона. Он был такой замечательный человек, и теперь я совершенно одинока, я никогда уже не буду никого любить».

Чтобы как-то смягчить горе, постигшее Луизу, В. И. Ленин пошел навстречу ее просьбе и оказал содействие в поездке в Туркестан. В 1921 г. Луиза совершила поездку в Туркестан. Ленин собственноручно написал удостоверение Луизе Брайант (Рид). В нем Владимир Ильич писал: «Удостоверяю, что подательница — тов. Луиза Брайант (Louise Bryant), американская коммунистка, вдова товарища Джона Рида, член Исполкома Коминтерна.

Очень прошу партийные и советские учреждения оказывать всяческое содействие тов. Луизе Брайант».

12.1.1921 г. Пред. СНК В. Ульянов (Ленин)»¹⁶

Вскоре Брайант вернулась на родину. Она вновь и вновь рвалась в Россию, чтобы лишний раз встретиться с оставшимися там друзьями, побывать у Кремлевской стены на Красной площади у могилы горячо любимого мужа. Но Россия была далеко. Ее утешали письма к В. И. Ленину, Н. К. Крупской и многим друзьям. Вот одно из писем Луизы Брайант Владимиру Ильичу:

«Февраль 27. 1922

Нью-Йорк

Дорогой тов. Ленин.

Пользуюсь этим случаем для того, чтобы послать Вам привет. Передайте, пожалуйста, также привет т. Крупской. С тех пор как я вернулась в Америку, я почти все время болела. Когда я выздоровлю, я надеюсь приехать на короткое время в Россию. Теперь есть много места для моей работы в Америке.

Я посылаю Вам изданную специально для помощи голодающим книгу Рида. Мы передаем всю прибыль для помощи голодающим, зарабатывая 50 центов на каждом долларе выручки. Я использую все книги Рида для хороших целей.

Другая книга под названием «Вашингтон в зеркале» заинтересует Вас и, пожалуй, даст лучшие представления о фигурах в Вашингтоне...» Далее Брайант дает характеристику государственному секретарю США Юзу и президенту Гардингу.

«Юз,— писала она,— фактически был в кабинете единственным противником участия Америки в Генуэзской конференции, и ему удалось в конце концов склонить весь кабинет на свою сторону. Президент Гардинг никогда в действительности не был против участия в ней. Юз религиозен, упрям и не идет на уступки. Его «благородный ум» приводит его к позиции недопущения «грешной» Советской России к возвращению в международную среду.

Гувер также против России. Он честолюбив и знает, что для американского политикана борьба против оказания помощи России в настоящий момент равносильна политической торговле. Это великое и весьма популярное дело в Америке. Я не верю, чтобы Гувер когда-либо посмел занять открыто враждебную позицию по отношению к России, но ему доверять не приходится. В действительности он ненавидит Советы. В 1919 г. он писал Верховному Совету, испрашивая помощь для России, ибо он считал, что это является вернейшим средством покончить с большевизмом. Некоторые из вернувшихся недавно из России американцев совсем другие люди. Они оказались настоящими друзьями России. Таков, например, капитан Пакстон Гибен. Он выступал на больших митингах и всюду помогал в сборе фондов для голодающих. Виды на признание никогда не были так хороши, как в настоящее время.

С добрым пожеланием и товарищеским приветом

Луиза Брайант».

А вот второе письмо. Когда Арманд Хаймер собирался в Советскую Россию, Л. Брайант передала письмо и книги в Москву. Так, в письме А. Хаммеру от 13 мая 1922 года она писала:

«Дорогой Арманд Хаммер, я буду Вам благодарна, если Вы возьмете с собой эти книги в Москву. Я написала на них, кому они предназначаются. Две из них — для Ленина и одна — для Чичерина.

Я очень больна — вернее, была больна — я еще в кровати (у меня была инфлюэнция). Передайте друзьям в России, что вернусь, когда выздоровлю или, может быть, меня пошлют в Геную...

Желаю Вам удачи. Я жалею, что не могла повидаться с Вами.

Искренне Ваша Луиза Брайант».

На все письма Луиза Брайант получала ответы от Владимира Ильича и Надежды Константиновны. Приехав после смерти Рида в США, Луиза Брайант выступала на многочисленных митингах и собраниях с циклом лекций «Правда о России». Она объехала много американских городов — Нью-Йорк, Вашингтон, Чикаго, Детройт, Сент-Луис. В своих выступлениях и беседах Луиза говорила: «Я никогда не встречала прежде людей столь благородных и отзывчивых, как народ России. Русские ни к кому не питали ненависти, и они никого не преследуют, за исключением своих угнетателей». Так, в Сан-Франциско, писала Луиза Брайант, «я не видела нигде подобного энтузиазма — слушатели несли мне на трибуну розы, фиалки, красные гвоздики, тюльпаны». А в приморском городе Сиэтле «собрание было устроено в доме возле верфи. На встречу пришли простые и вместе с тем такие милые, удивительные люди!». В последние годы Луиза Брайант жила одиноко, замкнуто и умерла в 1936 году.

Имена этих замечательных американцев, стремившихся к сближению двух великих народов, пользуются глубоким уважением в стране Ленина. На родине патриотов-интернационалистов прогрессивные американцы связывают с этими именами стремление к миру и прогрессу.

Рид был великим американцем, нашедшим в революционной России свою вторую родину. Вся его жизнь — пример верности пролетарскому интернационализму.

Примечания:

¹ События и факты, происходившие в России до 14 февраля 1918 г., даются по старому стилю.

² Цит. по: Старцев А. Русские блокноты Джона Рида. М., 1968, с. 82.

³ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 35, с. 16.

⁴ В зарубежной печати в первые годы после победы Октября подпись под статьями В. И. Ленина — «Н. Ленин» расшифровывалась как «Николай Ленин».

⁵ Dele Floyd. Lenin and His Epoch.— Ihe Liberator, 1919, May.

⁶ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 40, с. 48.

⁷ См.: Рид Дж. Десять дней, которые потрясли мир, с. 9, 13.

⁸ Цит. по: Рид Дж. Десять дней, которые потрясли мир, с. 6.

⁹ См.: Иностранная литература, 1957, № 11, с. 5.

¹⁰ Бюро существовало при федерации иностранных групп РКП (6), созданной в начале 1918 г. В его состав входили литераторы-иностранцы. Бюро занималось подготовкой и распространением печатных изданий, а также агитационно-пропагандистской работой среди войск империалистических держав.

¹¹ Цит. по: Старцев А. Русские блокноты Джона Рида. М., 1968, с. 275.

¹² Народы мира о Ленине. М., 1970, с. 230.

¹³ Дангулов С. Легендарный Джон Рид. М., 1978, с. 212—214.

¹⁴ Ленинский сборник XXXVII. М., 1970, с. 254.

¹⁵ Ленинский сборник XXXVII, с. 255.

¹⁶ Вечно живой. М., 1965, с. 285; Иностранная литература, 1957, № 11, с. 7.

 

Я ТВЕРДО ВЕРЮ В СОВЕТСКУЮ ВЛАСТЬ

В. И. Ленин встречался с А. Вильямсом 27 октября (9 ноября) 1917 года, 1(14), 5(18) января, 23 февраля, около 24 апреля 1918 года.

Альберт Рис Вильямс (1883—1962) —американский публицист и журналист.

В июне 1917 года приехал в Россию: был среди солдат, штурмующих Зимний; вместе с Лениным выступал с трибуны Михайловского манежа во время проводов добровольцев, уходивших на фронт; был организатором в феврале 1918 года интернационального отряда, в котором вместе с молодой Красной Армией, с винтовкой в руках, в красноармейской шинели защищал от кайзеровских войск сердце революционной России — Петроград; интернационалист, участник гражданской войны, твердо верил в победу Советской власти, объехал многие города американского Севера и Юга, Востока и Запада, неся слово правды об Октябрьской революции; возвратившись из США на родину Ленина в 1922 году, жил до 1927 года на Украине на Полтавщине, в гоголевской Диканьке, в Хвалынске на Волге, на севере под Архангельском. Затем вновь приезжал в СССР в 1930, 1937—1938 годах; в годы, когда советский народ вел жестокую борьбу с гитлеровской Германией, Вильямс выступал в США с докладами о сражающемся Советском Союзе; написал несколько замечательных книг о Ленине, об Октябрьской революции, о Советской России. Среди них: «Ленин. Человек и его дело» (1919), «Сквозь русскую революцию» (1921), «Народные массы в русской революции» (1921), «Русская страна» (1928), «Советы» (1937), «Русские. Страна, народ и за что он сражался» (1943), «Путешествие в революцию» (1972), семь брошюр и около сотни статей. Борец за мир и социализм. Вильямс и постоянная его спутница во всех путешествиях по Советской стране жена Люсита Вильямс были верны идее, воплощенной в новой России, любили ее, считая своей второй родиной.

 

Самым главным событием в своей жизни Вильямс считал то, что он видел, как свершилась Октябрьская революция и ее вождя Ленина.

Характеризуя Октябрьскую революцию, Вильямс писал: «И как же заслуживает она права называться Великой! Великая по территории — ведь она охватила одну шестую часть земной суши, великая по числу вовлечений в нее людей — в шесть раз больше, чем во французской революции, в шестьдесят раз больше, чем в американской; великая по грандиозности, задача — ничего меньше, чем ликвидация жестокой эксплуатации человека человеком; великая, наконец, потому, что в отличие от многих других революций она, неуклонно преодолевая все тяжкие испытания, следовала своей цели — созданию нового общества, где царили бы справедливость, изобилие и мир».

Вильямс был убежден, что нет и не было задачи труднее и благороднее, чем писать о Ленине — революционном стратеге, государственном деятеле, указавшем путь целым народам и государствам к свободе и прогрессу. Ведь Ленин учил его русскому языку. Когда на броневике в Михайловском манеже Вильямс хотел заговорить на митинге по-русски перед многотысячной аудиторией, но у него не хватало русских слов, ему помог Ленин.

Во время одной из встреч с Вильямсом в 1918 году Ленин предложил создать из американских друзей, находящихся в Москве, небольшую группу для изучения принципов марксизма. «Если Вас соберется четыре-пять человек, я постараюсь найти время, чтобы раз в неделю заниматься с вами»¹,— сказал Ленин. Вильямс тогда не смог этим предложением воспользоваться, о чем сожалел всю жизнь. А когда рассказывал своим американским друзьям, они его журили, что он упустил такую возможность.

«Я пытался объяснять,— вспоминает Вильямс свои разговоры с друзьями,— но все мои доводы с раздражением отметались. Только сумасшедший мог упустить такой случай. Какая была честь для меня! Так ведь это было равносильно тому, чтобы учиться теории относительности или квантовой теории у Эйнштейна, равносильно возможности беседовать с Сократом в Афинах... Скорее всего это произошло где-то между 1 января и 18 февраля, когда в Россию вторглись немецкие войска... Как рассказывал мне товарищ Рейнштейн, Ленин говорил ему, что Вильямсу, возможно, недостает полного понимания большевистских принципов и идей. Очевидно, это делало меня подходящим кандидатом... Из этого следует вывод, что Ленину было приятно заниматься обучением не слишком закаленного в политическом отношении американского радикала... Я убежден, что это было просто обычное проявление его привычки давать людям именно то, в чем они нуждаются больше всего, и в этом не было ни малейшего оттенка благотворительности... Вспоминалось, что в одном из двух утерянных писем ко мне шла речь об этой группе по изучению марксизма. Ленин говорил мне, что занятия с небольшой группой были бы для него развлечением и отдыхом... Мой отказ заниматься в той группе не изменил наших отношений. Ленин уважал убеждения каждого человека и никого не принуждал идти дальше, чем тот хотел сам...»²

Многие из американцев, находившихся тогда, в восемнадцатом, в Советской России, испытали на себе влияние революционных ленинских идей и несли на американский континент идеи свободы, идеи революции, о которых затем писал в своих книгах Вильямс.

Впервые Вильямс приехал в Россию в июне 1917 г. как американский журналист, представитель газеты «Нью-Йорк ивнинг пост», где должна была публиковаться информация о Февральской революции. Владея мандатом влиятельной американской газеты, Вильямс проникает к министрам Временного правительства и даже к самому Керенскому и берет у них интервью. Но вскоре, убедившись в их лицемерии, он идет в гущу масс, к солдатам, матросам. Вильямс становится свидетелем многочисленных митингов, на которых он слушал яркие речи рабочих о новой жизни, многими часами простаивал в очередях за продуктами, подобно губке, впитывает разговоры голодных, бедных, усталых петроградцев. Отдыхая в сутки по пять-шесть часов, Вильямс стремится везде побывать, увидеть, услышать, успеть. Он был свидетелем, как в Петрограде происходили многотысячные демонстрации рабочих, в том числе знаменитая июньская 1917 года, когда по Невскому подобно волне за волной шли колонны рабочих, работниц, солдат, матросов. Грудь каждого демонстранта была украшена красным бантом, лентой или цветком. А над колоннами демонстрантов, распевающих песни, полыхали тысячи знамен и транспарантов, на которых было начертано: «Заводы — рабочим!», «Землю — крестьянам!», «Долой войну!», «Долой министров-капиталистов!» И когда среди колонн появился плакат с надписью «Да здравствует Временное правительство!», он вызвал бурю негодований. Матросы и солдаты бросились вырывать плакат...

Вильямс стремился разобраться в происходящем. Хотя не все ему, иностранцу, было понятно, но он чувствовал, что рождается нечто новое. Позднее он писал: «Наблюдая события, я чувствовал, как постепенно рушатся мои представления о революциях. То, что рождалось у меня на глазах, не могло не поразить и не увлечь. Мои записные книжки, как губки, впитывали уйму невероятных наблюдений.

Галстуки и сорочки в моих чемоданах уступали место листовкам, брошюрам, воззваниям, пачкам газет. Я начинаю понимать, что становлюсь свидетелем событий, каких не доводилось описывать еще ни одному журналисту, и собирал все это, боясь что-нибудь пропустить, позабыть, утерять».

Вильямс сопоставлял, что на бульварах, где было полно праздношатающейся богатой публики, слово «большевик» произносилось с презрением, и с какой любовью звучало оно на заводах. Но среди всех имен, которое больше всего произносилось — одними с радостью на устах, другими — с ненавистью,— было имя Ленин. «По вечерам,— писал Вильямс,— когда мы добирались наконец до своих номеров в отеле, мы часто говорили об этом еще невиденном нами человеке. Старались представить, каков он из себя, в чем сила его обаяния, чем он так неудержимо влечет сердца... голодных рабочих, оборванных солдат, приезжающих с разрушающихся фронтов, военных моряков, представлявших, как многим казалось тогда, самые необузданные силы революционной стихии...

Мы расспрашивали о нем наших знакомых из революционных русских эмигрантов, живших у нас в Штатах и теперь репатриировавшихся домой. Некоторые из них знали Ленина, другие были только знакомы с его делами. Но все с восторгом говорили о нем. И характерно, никому не удавалось нарисовать его портрет». Время летело стремительно. День ото дня все ближе и ближе приближался тот день, с которого начнется отсчет нового в истории человечества. Этим днем стало 25 октября (7 ноября) 1917 года.

Вильямс вместе с Джоном Ридом стремились попасть в Смольный, где вечером должен был открыться II Всероссийский съезд Советов. Смольный был переполнен. Томительно тянулись часы и минуты, отдалявшие открытие съезда. И вот десять часов сорок пять минут вечера. Съезд открылся. Делегаты толпились везде — в дверях, проходах, вдоль стен, облепили колонны и подоконники. Напряжение достигало высшего предела. Выступали ораторы, гремят революционные песни. На съезде — сама революция.

Впервые Вильямс и Рид увидели Ленина 27 октября на втором заседании Всероссийского съезда Советов.

Они рисовали в своем воображении человека, который одной своей внешностью производил впечатление сверхчеловека, лидера, воплощавшего всю силу и мощь руководимой им партии. А перед ними предстал человек, вовсе лишенный того, что называют внушительностью. Налицо была полная отчужденность от своей роли. И в то же время в Ленине сочеталась абсолютная простота и уверенность.

Встреча с Лениным и революцией наполнили жизнь Вильямса новым содержанием. В Ленине Вильямс увидел свой идеал.

В своих книгах Альберт Вильямс, как и Джон Рид, блестяще, талантливо описал встречи с Лениным и события Октября. В них мы находим изложение первых всемирно-исторических речей, произнесенных Лениным на II съезде Советов, и первые знаменитые декреты, которые Ленин представил на нем, как вождь победоносного Октября, глава первого революционного правительства. В книгах Вильямс описывает свое личное впечатление о встрече народа со своим вождем: «...не только мы с Ридом, но и сотни делегатов, заполнивших огромный Колонный зал Смольного, в ту ночь впервые увидели Ленина... Я не отрывал взгляда от крепкой, приземистой фигуры человека в поношенном костюме из плотной ткани, человека, который с пачкой бумаг в руке быстро прошел к трибуне и окинул зал острым веселым взглядом... с таким же вниманием смотрели на Ленина большие горящие глаза Раймонда Робинса (который пришел сюда одним из первых и сидел до пяти часов утра), так же напряженно разглядывали Ленина солдаты, матросы, рабочие, вся бурлящая масса делегатов съезда...

Я не спускал глаз с докладчика, тщетно пытаясь представить себе, что он должен чувствовать сейчас, когда революция и руководимая им партия слились воедино и во главе этого могучего единства его воплощением стал, несомненно, он, Ленин».

Вильямс хочет познать идеи, высказанные вождем. Об этом говорит каждая строчка его записей. Вот они: «Ленин произнес несколько вводных фраз к предлагаемому Декрету о мире, над которым он работал в квартире Бонч-Бруевича с половины четвертого утра, пока остальные спали. Вопрос о мире настолько жгучий и ясный, спокойно объяснил он слушателям, что документ, который он собирался прочесть, не нуждается в комментариях... Язык Декрета показался мне слишком мягким для Ленина: «...сообразно правовому сознанию демократии вообще и трудящихся классов в особенности...» Неужели это говорит воинственный Ленин? Невероятно! Декрет определял понятие «аннексия», и хотя лозунг «никаких аннексий и контрибуций» давно уже стал лозунгом умеренных социалистов, здесь, в определении Ленина, он приобрел новое звучание. Слова ветшают и обесцениваются не от частого употребления, а от того, что они остаются без употребления, т. е. не претворяются в дела. В этом смысле они сходны разве что с клетками головного мозга человека... Ленин дал им новую жизнь, причем не ораторским искусством, а всей силой своей личности и политической линией своей партии».

Когда Ленин в ту октябрьскую ночь прошел по сцене к трибуне так же обыденно, как это сделал бы опытный учитель, ежедневно появляющийся перед своим классом, английский корреспондент Джулиус Вест, сидевший рядом со мной за столом прессы, шепнул: «Если его одеть немного получше, то можно было бы по внешности принять за среднего мэра или банкира из какого-нибудь небольшого французского городка».

Это была плоская острота, но многие из нас подхватили ее и часто с тех пор повторяли в своих книгах и статьях... Вся обстановка противоречила ей: тишина и неподвижность зала, напряженное внимание слушателей, громоздкие плечи серых шинелей, вплотную прижатые друг к другу, недоверчивые глаза крестьян (по большей части просто сельских пролетариев), боящихся пропустить хоть одно слово или что-нибудь не понять... Ленин кончил читать. Зал подался вперед, волна за волной прокатились аплодисменты, и поднялась буря оваций. Вряд ли какой-нибудь мэр выступал в такой обстановке и встречал такой прием! Из задних рядов раздался голос: «Да здравствует Ленин!» Со всех концов огромного зала ему откликнулось эхо: «Ленин! Ленин!»

Вильямс все всматривался и всматривался то в Ленина, то в лица, наполняющие зал, тех, которые свершили Октябрь.

И далее Вильямс продолжает: «...итак, свершилось. Принят первый Декрет новой власти. Люди улыбались, глаза их сияли, головы гордо поднялись. Это надо было видеть... Рядом со мной стоял высокий солдат и со слезами на глазах обнял рабочего, который тоже встал с места и яростно аплодировал. Маленький жилистый матрос бросал в воздух бескозырку. Судя по ленточке, это был моряк Балтийского флота... Выборгский красногвардеец с воспаленными от бессонницы глазами и осунувшимся небритым лицом огляделся вокруг, перекрестился и тихо сказал: «Пусть будет конец войне». В конце зала кто-то запел «Интернационал», и все тут же подхватили. С тех пор каждый раз, когда я слышу звуки этого знаменитого рабочего гимна, я вижу перед собой взволнованных, торжественных людей, охваченных единым порывом мужчин и женщин, я вижу Ленина и рядом с ним всех большевистских руководителей, стоя поющих вместе с залом.

Всю осень 1917 года мы часто слышали и пели «Интернационал». Но в ту ночь, когда вместе с нами пел Ленин, вы бы слышали, как мы пели! Люди плакали и обнимались. Потом мы запели медленный, скорбный похоронный марш «Вы жертвою пали в борьбе роковой...», посвященный памяти тех, кто погиб во время Февральской революции и был похоронен в братской могиле на Марсовом поле...»

В книге «Путешествие в революцию» Вильямс вспоминает о том огромном впечатлении, которое оказали на него встречи с Лениным. «И вот теперь в Смольном, вглядываясь в суровые лица людей, напряженно ловящих каждое слово с трибуны, я почувствовал, как во мне поднимается горячая волна симпатии к красногвардейцам, матросам и солдатам, так замечательно выполнившим свой революционный долг. Только ослепленные предрассудками люди, подумал я, могут остаться к этому равнодушными...» Именно встреча с Лениным и революционной Россией «явилась началом большого пути — он нашел на этом пути то большое, что называется смыслом жизни».

В последующем он дополняет характеристику Ленина новыми штрихами: «В небольшой книжке о Ленине я уже рассказывал о впечатлении, которое произвел на нас Ленин в ту ночь 26 октября (8 ноября). Мы тогда впервые увидели человека, которого знали до сих пор по рассказам его молодых последователей. Как и многие другие, я потом описывал эту манеру раскачиваться на каблуках, засунув большие пальцы в вырезы жилета, его голос, в котором нам послышалось тогда «больше резких, сухих нот, чем ораторски проникновенных». Я мог бы этим и ограничиться — получился бы портрет человека, чувствующего себя как рыба в воде в этом огромном зале, до отказа заполненном людьми и дымом дешевого табака, перед устремленным на него взглядом сотен пар глаз...

Меня часто потом спрашивали, не снизил ли я умышленно свое первое впечатление, применив известный чеховский прием усиления драматизма при помощи антикульминации. Безусловно, в какой-то мере это было так. Но главное в том, что для нас, американцев, привыкших к другому типу политических деятелей, Ленин представлял загадку... Человек абсолютной непринужденности, он был в то же время начисто лишен того, что называют внушительностью...»

Была у него еще одна важная черта — его «беспредельная вера в революционную инициативу народа. Эта вера давала ему удивительную свободу и, как я вновь и вновь замечал, доставляла большую радость».

Большой интерес представляет встреча Альберта Вильямса с Лениным 1 января 1918 г. Это был день, когда Петроград отправлял на фронт первые сформированные отряды защитников социалистической революции, собравшиеся в Михайловском манеже. Вскоре в манеж прибыл броневик, украшенный плакатами и еловыми ветками. Ожидали приезда Ленина. Часов в семь он приехал и тут же, поднявшись на броневик, произнес взволнованную речь перед бойцами. Он сказал, что им придется защищать революцию, сражаясь с империалистической буржуазией всех стран.

После Ленина решил выступить Вильямс. Ленин посмотрел на него и сказал: «Говорите по-английски, а я, с вашего разрешения, буду переводить».

В ответ Вильямс произнес:

- Нет, я буду говорить по-русски.

Он довольно бойко выпалил несколько фраз, а затем с трудом произнес примерно следующее:

- Я, конечно, плохо говорю по-русски, причина тут одна: русский язык очень трудный. Вчера я обратился к извозчику по-русски, а он решил, что говорю по-китайски. Даже лошадь немного испугалась. В зале раздался хохот. Снизу до меня донесся выразительный смех Ленина.

Американский журналист хотел сказать далее самое важное, но, как ни старался, не мог найти подходящее слово. Он хотел сказать, что если придется принять бой, то и он...

Ленин быстро пришел на выручку.

- Какого слова вам недостает? — спросил он.

- «Enlist».

- «Вступить»,— перевел Ленин.

Вильямс продолжал речь, и, если не мог найти подходящего слова, Ленин помогал ему выйти из затруднительного положения. В целом выступление Вильямсу удалось и было с восторгом встречено бойцами. Так Вильямс описал впоследствии свою встречу с Лениным в январе 1918 года.

Прошел месяц. Наступил февраль 1918 года, он был сложным. Обстановка обострилась. Германия, нарушив соглашение о перемирии, двинула 50 дивизий против Советской республики, направив свой главный удар в сердце революции — Петроград. В это трудное время Вильямс вновь встречается с Лениным и в ходе беседы сказал, что хочет вступить в Красную Армию.

Ленин одобрил намерение Вильямса и, на мгновение задумавшись, добавил:

- Один иностранец вряд ли много навоюет. А может быть, вы найдете еще кого-нибудь?

- Я попытаюсь организовать отряд,— сказал в ответ Вильямс.

Вскоре Вильямс вместе с другими иностранцами, изъявившими желание вступить в отряд, написали текст воззвания, который был 24 февраля 1918 года опубликован в газете «Правда».

В воззвании говорилось: «Из всеобщей тьмы внезапно запылал свет русской революции, пробуждая великие надежды человечества... Рабочий класс повсюду скован империалистами всех стран... Советская власть делает героические усилия положить конец войне и удержать факел революции от потопления в море крови... Глаза революционеров всех стран обращены на Советы как на революционный центр всего мира».

Вскоре воззвание было распространено по всей стране. Отряд был создан. Об этом Вильямс писал: «Может быть, наш маленький отряд имел значение больше моральное, чем военное. Не мне его оценивать. Я могу только свидетельствовать о том воодушевлении, с которым мы вступали в него. Мне вспоминается то ясное зимнее утро, когда мы в первый раз прошли по Невскому. Белый блестящий снег под нашими ногами и легкие, розовые облачка, плывущие над головами. Мы зябли от холода, были голодны и, наверное, неуклюжи, но бодры духом, с лучшими надеждами и радостным сознанием, что мы тоже частичка русской революции — единственная во всем мире, ради чего стоит жить и за что можно умереть».

«...Всю зиму 1917—1918 гг. до своего отъезда из Москвы во Владивосток весной 1918 года каждый раз, встречая Ленина, я не переставал удивляться этой свободе, которая объясняет и его личное бесстрашие за себя, и отсутствие какого бы то ни было притворства. Эта вера в массы не мешала ему, однако, лично браться за любую проблему, которая вставала перед ним, и выкапывать те, что были глубоко спрятаны. При этом юмор и способность радоваться никогда не изменяли ему, проявляясь в тысячах мелочей, в том, как он ходил, как читал (пожирая глазами) газету, с какой ненасытностью и точностью решал каждую новую задачу». Английский журналист, вспоминает Вильямс, Рансом, вернувшись в Петроград после беседы с Лениным, писал: «По дороге домой из Кремля я пытался вспомнить, кто из политических деятелей его калибра обладал таким же веселым характером, и не мог вспомнить никого». Рансом объясняет это тем, что «Ленин — первый великий вождь, который не придает никакого значения своей собственной личности».

Последний раз Вильямс встречался с Лениным в апреле восемнадцатого года. Когда он собрался ехать домой в США, Ленин написал на английском языке письмо: «Через американского товарища Альберта Р. Вильямса я шлю свой привет американским социалистам-интернационалистам. Я твердо верю, что в конце концов социальная революция победит во всех цивилизованных странах...»³

Во время этой встречи Владимир Ильич сказал, что американские войска намереваются высадиться во Владивостоке и если он собирается ехать через Дальний Восток, то нужно поспешить.

— Этого не может случиться,— ответил Вильямс. Он наивно верил, что правительство его страны не посмеет это сделать, что США с пониманием и сочувствием отнесутся к новой власти России и в ближайшее время признают новую, Советскую Россию.

Ленин на многих примерах убедил Вильямса в том, что он заблуждается, что настоящими хозяевами политики его страны является американский финансовый и промышленный капитал, который диктует политику правительству США.

Расставаясь с Владимиром Ильичем, Вильямс сказал ему, что он везет с собой в Америку большой сундук, набитый документами — газетами, листовками, воззваниями, которые он собрал в течение года.

В ответ Ленин высказал свое сомнение по поводу того, что вряд ли правительство Америки разрешит ввезти этот материал в страну, и тут же собственноручно написал на бланке Совнаркома обращение ко всем советским железнодорожным служащим с просьбой оказать всяческое содействие проезду американского корреспондента. Преодолевая большие трудности, порой даже с риском для жизни, Вильямс добрался до Владивостока. Здесь он окончательно убедился в правоте того, о чем с ним говорил Ленин в Петрограде. У берегов Владивостока стояли корабли Японии, Англии и среди них — американский крейсер «Бруклин». Вильямс понял, что его соотечественники прибыли не для праздного времяпрепровождения. Едва высадившись на берег во Владивостоке, главнокомандующий азиатским флотом США адмирал Найт и консул США Колдвелл быстро вошли в союз с местной буржуазией. В городе было организовано отделение марионеточного «русско-американского комитета», через который непрошеные гости проводили свою политику.

5 апреля 1918 года во Владивостоке был высажен японский десант. Президент Соединенных Штатов Америки искал «законный» повод вмешаться в дела Советской республики, чтобы помочь есаулу Семенову, организовавшему выступления белых банд. В этом не было ничего удивительного. С первых дней рождения государства рабочих и крестьян правительство Вильсона повело борьб/ по всем линиям — политической, экономической, дипломатической, военной. И тут же империалистические державы объявили экономическую блокаду Стране Советов. Посольство США в России всеми возможными способами поддерживало контрреволюционные силы, в том числе и чехословацкий белогвардейский корпус. А в мае 1918 года с американского крейсера «Олимпия» в Мурманском порту был высажен десант. После оккупации и интервенции Владивостока Вильямс попал под подозрение. Его называли «большевистским агентом» и однажды он чуть было не поплатился жизнью. Только случай помог ему спастись. Не оставалось ничего, как быстрее отправиться за океан, в Америку. Но у Вильямса не было денег. Рабочие Владивостока собрали две тысячи рублей, и после долгих мытарств, преодолевая козни министерства иностранных дел Японии, Вильямс добрался до Сан-Франциско. Ленин в своем предсказании оказался прав. Как только корабль встал в гавани на якорь, к нему подплыл катер с двумя сотрудниками в военно-морской форме из контрразведки. Вильямс так описал эту встречу: «Они заранее приготовили для меня помещение, вызвались проводить туда и даже взяли на себя всю заботу о моем багаже. Они уверяли меня, что испытывают глубочайший интерес ко всему, что имеет отношение к Советам, и, чтобы доказать это, оставили себе на память все до одной брошюры, документы и записные книжки... Они заглянули в мой бумажник, осмотрели ботинки, обшарили подкладку на пиджаке и даже ленту на шляпе».

В это время вся буржуазная реакционная желтая пресса Америки не переставала писать сенсационные заметки журналистов типа Эдгара Сиссона с помощью посла США Френсиса, которого Вильямс называл «газетным стервятником и проституткой», дезинформируя и комментируя на свой лад все, что происходило в Советской России, предрекая неминуемое падение власти большевиков. Сиссон с помощью Френсиса издал поддельные клеветнические материалы-фальшивки под названием «Документы Эдгара Сиссона», которые ему состряпали за определенную цену бывшие царские офицеры. Их передали правительству Америки как документы «особой важности». После определенной обработки госдепартаментом документы были опубликованы в США. Они явились одним из «оснований» оправдания политики США в отношении Республики Советов. Это потрясло Вильямса, и он решил рассказать американскому народу подлинную правду об Октябрьской революции. Он объезжает всю страну от запада до востока, выступает перед американцами с докладами и беседами. Несмотря на травлю полиции, подстрекаемой солдатами и хулиганами, ему удалось рассказать о том, что он видел и слышал в Советской стране. Приводя многочисленные убедительные факты, примеры, Вильямс открывал американцам новую, Советскую Россию. Его выступления никого не оставляли равнодушными везде, где он выступал,— в Чикаго, Филадельфии, Детройте, Бостоне, Нью-Йорке. Известный писатель Э. Синклер писал о выступлениях Вильямса: «Все силы капитализма были мобилизованы, чтобы сделать блокаду Советской России полной и непроницаемой. И когда Вильямс все же прорвался сквозь нее и принес нам истину, он с его рассказами и сообщенными им фактами показался нам вестником из другого мира».

Вслед за Джоном Ридом, который приехал немного раньше в Америку и совершил лекционное турне, Вильямс требовал прекращения интервенции и вывода американских войск из Советской России.

Правительство Вильсона решило пресечь деятельность Вильямса и создало специальную комиссию во главе с сенатором Ли Оверменом, которой поручило рассмотреть дело о... русской революции. Комиссия заседала в течение двух месяцев — февраль — март 1919 года — в Вашингтоне.

Комиссия привлекла много народа. Она собирала материалы, различные документы, допрашивала десятки людей — журналистов, разведчиков, дипломатов, бизнесменов. Хотя комиссия пыталась перед лицом общественности выглядеть объективной, но в действительности она делала все, чтобы разными способами подтасовать факты, оклеветать русскую революцию⁴. Большинство свидетелей были врагами революции, но оказалось и немало смелых, честных, неподкупных людей. Вильямса допрашивали председатель комиссии Овермен и ее члены — Хьюмс и Уолкотт. Приведем некоторые выдержки из стенограммы допроса комиссии:

«Хьюмс, Когда вы приехали в Россию?

Вильямс, В июне 1917 года.

Хьюмс. Сколько времени вы пробыли в России?

Вильямс. Примерно 14 месяцев.

Овермен. Вы говорите по-русски?

Вильямс, Блестящим знанием русского языка я похвастаться не могу, но объясниться и прочитать несложный газетный текст в состоянии, потому что большую часть времени в России я проводил среди солдат, крестьян и рабочих. Я относительно неплохо владею русской разговорной речью, хотя в то время я никак не мог назвать себя знатоком русского языка.

Овермен, Что означает слово «большевики»?

Вильямс, Я попросил одного русского дать мне определение этого слова, и он сказал: «Большевики — это кратчайший путь к социализму...»

Овермен, Извините, что перебиваю вас, но мне хотелось бы узнать, какой смысл русские вкладывают в это слово?

Вильямс, Большевистская партия — прежде всего партия рабочего класса. А кто же лучше рабочих может знать, что нужно рабочим? Язык большевиков — язык народа, думы большевиков — думы народа... Подлинным демократом является тот, кто верит в народ...

Я считаю, что глубокая вера в народ особенно характерна для большевистской интеллигенции. Она ни на минуту не сомневалась, что «освобождение рабочего класса есть дело рук рабочего класса» и что интеллигентам незачем придумывать разнообразные прожекты и навязывать их народу.

Помню, группа фабричных рабочих пришла к Ленину с просьбой посоветовать им, как управлять фабрикой. Он развел руками и сказал: «А я откуда знаю? Пойдите попробуйте, а потом приходите ко мне опять и расскажете, как это делается. Тогда я попытаюсь сделать из ваших ошибок соответствующие выводы и,— добавил он шутливо,— напишу об этом книгу».

Уолкотт, Некоторые свидетели заявили, что большевистская партия является правящей потому, что стоит у власти, хотя и не представляет в Советах большинства народа.

Вильямс, Они не могли бы возглавить Советы, если бы не имели большинства. Я не знаю, о чем еще говорить. Я поставил своей целью довести до вашего сведения свое убеждение, что в России существует правительство, которое называется Советским правительством... Совершенно очевидно, что советская система пробудит в народе энтузиазм и тем самым откроет широкий простор для применения созидательных сил народа. Никто не может сказать то же о нашей системе, где рабочего интересует прежде всего заработок, а вовсе не работа. Значит, в Советской России есть не только огромные богатства, но и рабочие, горящие энергией и энтузиазмом и желающие трудиться...

Русские очень хорошо относятся к Америке. Сам Ленин испытывает к Америке большую симпатию. Дело не в том, что американские капиталисты нравятся ему больше, чем другие; он просто ясно видит, что союз с деловой Америкой является наиболее целесообразным для Советской России.

Хьюмс. Мистер Вильямс! Вы поехали в Россию как корреспондент или как писатель?

Вильямс. По заданию газеты «Нью-Йорк ивнинг пост».

Хьюмс. Газета платила вам?

Вильямс. Нет.

Уолкотт. Я хочу задать вам несколько вопросов. Насколько я понимаю, со времени возвращения из России вы ставили себе лишь одну цель — разъяснять политику Советского правительства с вашей точки зрения, в свете имеющихся у вас информаций. А вы не призывали в своих выступлениях или статьях к установлению советской формы правления в Америке?

Вильямс. Нет, не призывал.

Уолкотт. У меня создалось впечатление, что вы выступили именно так, что ваша миссия, если можно так сказать,— не знаю, как бы это лучше выразиться, но вы понимаете, что я имею в виду,— заключалась в том, чтобы вести пропаганду за установление в США такой формы правления, как в России...

Вильямс. Вы действительно ошибаетесь...

Уолкотт. Значит, вы не призываете американцев принять советскую систему правления?

Вильямс. Конечно нет.

Овермен. Можете продолжать. Надеюсь, вы не станете повторяться.

Вильямс. Конечно нет. Зачем? Это бессмысленно, если мне так и не удалось доказать вам то, в чем я глубоко убежден. Советское правительство действительно пользуется любовью и доверием народа. Я не возьму на себя смелость утверждать, что мне известна вся правда о России.

Но я рассказываю о России только правду и излагаю свою точку зрения, и исхожу из собственного опыта.

Хьюмс. Вы называете себя поборником большевизма, вы говорили, что защищали и защищаете большевиков.

Вильямс. Совершенно верно.

Уолкотт. Все прочие свидетели выступали здесь беспристрастно. Вы же сами не отрицаете здесь пристрастности своих показаний.

Вильямс. Ни один свидетель не был беспристрастен. Небеспристрастен и я, конечно, потому, что видел своими глазами все то, что происходит в России... Не знаю, как убедить вас. Не думаю, что этр мне удастся, но Советская власть — единственная подлинная сила, способная полностью удовлетворить все нужды русского народа. Я верю в нее всей душой потому, что другие правительства России не смогли продержаться у власти и тем самым доказали, что не имеют права на жизнь».

В ходе ответов на многочисленные вопросы оверменовской комиссии Вильямс с достоинством выступал против правительственных чиновников, призывавших к интервенции и удушению рождения этого нового мира.

Своими ответами Вильямс преподал не один урок мудрости высокопоставленным деятелям из правительственных учреждений.

Кратко остановимся на некоторых из них:

«Вильямс. Во время французской революции в Англии заседал комитет, куда поступали сообщения из Франции. Представьте себе, как трудно было ему делать окончательные выводы об обстановке во Франции или принимать какие бы то ни было решения, как велика была его юридическая ответственность. Теперь, через 100 лет, мы рассматриваем французскую революцию как событие колоссального исторического значения... считаем ее великим благом для всего человечества. А большинство лондонских комитетов того времени охарактеризовало бы революцию как разгул кровавого террора. Надеюсь, что наш комитет заслушает достаточно свидетелей, чтобы по-иному подойти к оценке русских событий. Тогда Америке не придется через 50 лет краснеть и извиняться за неправильные выводы о русской революции, какие были сделаны без анализа событий, по каким-то отзвукам и внешним данным, за выводы, сделанные без учета подлинного духа и подлинных идеалов русской революции».

Так отнеслись к Вильямсу представители официальной Америки. Совсем иначе встретила его прогрессивная Америка. Об этом очень хорошо сказала ветеран американской передовой журналистики, отдавшая много сил укреплению взаимоотношений между народами США и Советского Союза, редактор журналов «Совьет Раша тудей» и «Нью уорлд ревью» Элизабет Флинн. Она писала: «С возвращением Вильямса из России над моей головой зажглось сияющее солнце... Мне посчастливилось оказаться среди тех, к кому были обращены его поистине золотые слова, когда он, путешествуя по стране, рассказывал о Ленине, революции, заре социализма. Американец до мозга костей, уходивший корнями в нашу историю и демократические традиции, он отождествил себя с социалистическими целями русского народа, видя в них развитие американской мечты о человеческом равенстве, неотъемлемых правах всех людей на жизнь, свободу и стремление к счастью... Он изучал ореол романтики и исканий — пионерских исканий дороги к новому обществу...»

Несмотря на пережитые трудности по возвращении из Советской России в США, преодолевая препоны оверменовской комиссии, Вильямс видит главную задачу в том, чтобы написать книгу о вожде русской революции — Ленине, так как интерес к нему в Америке был огромным. Ведь никто из американских журналистов, направленных освещать события в революционной России, не встречались так часто с Лениным, как Джон Рид и Альберт Вильямс.

И вот в 1919 году выходит первая книга Вильямса «Ленин — человек и его дело». Это была, пожалуй одна из первых книг о Ленине за рубежом. Вскоре она получила широкую популярность в США и была переведена на многие языки — правдивое слово о Ленине прозвучало на весь мир. В 1925 году она была издана в СССР с предисловием сестры Ленина А. И. Ульяновой-Елизаровой. «Мы,— писала Анна Ильинична,— имеем живо составленный сборничек воспоминаний, как бы альбом эскизов и силуэтов художника, дающий нам изображения Ленина в разные моменты, в различных позах, под различными углами зрения, сборничек, который восстановит в памяти многих личные воспоминания о тех или иных моментах жизни Ленина.

Конечно, сборник этот... носит известный отпечаток субъективизма, без которого немыслимы воспоминания... человека другой нации... Но зато это образ, отпечатавшийся в восприятии иностранца, искренне подходящего к Ленину... В общем книжка, разошедшаяся в большом количестве экземпляров в Америке, написана живо и увлекательно...»

Спустя два года, в 1921 году, выходит его новая книга, «Сквозь русскую революцию». Вильямс продолжает работать над образом вождя, дополняя его новыми чертами.

Вильямс старается как можно чаще приезжать на родину Ленина, чтобы видеть воочию, как торжествует его дело. В новый приезд Вильямс живет в Советской России с 1922 по 1927 год. Затем приезжает в 1930 году, в 1937— 1938 годы объезжает многие районы России. Живет в Подмосковье, на Кавказе, на Севере, в Поволжье, на Украине. Результатом этого стали книги, вышедшие в 1928 году «Русская страна» и в 1937 году «Советы», где он посвящает Ленину большую главу, оценивает значение влияния его личности как на судьбы своей страны, так и во всем мире. «Влияние Ленина в России,— писал Вильямс,— неизменно сильнее, чем влияние Вашингтона в Америке, Бисмарка — в Германии, Наполеона — во Франции. Коммунистическая партия, огромная молодежная организация — комсомол, носящая имя великого вождя, ленинские уголки в воинских частях и клубах, на заводах и фабриках; множество городов, районов, школ, колхозов, названных именем Ленина; бесчисленные бюсты и статуи Ильича, отлитые из бронзы, высеченные из мрамора, вырезанные изо льда, народные сказания, песни и легенды о Ленине — все это свидетельствует об огромной любви к Ильичу. Если можно связать судьбу страны с именем той или иной исторической личности, то Советский Союз может быть назван страной Ленина».

После второй мировой войны Вильямс со своей женой Люситой Вильямс неоднократно приезжали в Советский Союз. Они радовались переменам, происшедшим в нашей стране.

И Альберт не раз говорил:

— Если бы все это видел Ленин!

В 1959 году Вильямс в последний раз приехал в Советский Союз. Здесь его радовало все. Победа над фашизмом, успехи социалистического строительства, освоения целины и победы в космосе. И он решил вновь обратиться к самому дорогому в своей жизни — своим встречам с Лениным. Вновь легли на стол полувековой давности дневники, вырезки из газет и журналов тех лет. Но замыслу не суждено было осуществиться. В феврале 1962 года Вильямса не стало.

Люсита Вильямс приложила много сил, чтобы довести последнюю книгу Вильямса до издания. В 1969 году она издает ее под названием «Путешествие в будущее».

Примечания:

¹ Цит. по: Дангулов С. Двенадцать дорог на Эгль. М., 1970, с. 230, 241.

² См.: Дангулов С. Двенадцать дорог на Эгль, с. 241 — 242.

³ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 50, с. 86.

⁴ См.: Песиков Ю. Советские друзья Вильямса. М., 1972, с. 23—26.

 

 

НИ ОДНОГО ВЫСТРЕЛА ПРОТИВ РЕВОЛЮЦИИ!

В. И. Ленин принимал Ж. Садуля в октябре — декабре 1917 года, в январе — марте и в августе 1918 года, 23 июня и 17 сентября 1920 года.

Жак Садуль (1881 —1956) — капитан французской армии, до 1918 года — член французской социалистической партии.

В 1917 году был командирован в Россию в качестве члена французской военной миссии. Под влиянием Октябрьской революции и бесед с В. И. Лениным отказался служить империалистическому правительству Франции, вступил во французскую секцию РКП (б), вел революционную пропаганду среди французских интервенционистских войск, вступил добровольцем в Красную Армию. Участвовал в I и II конгрессах Коминтерна. За революционную деятельность трижды заочно приговаривался французским судом к смертной казни. В 1924 году вернулся во Францию, был оправдан, вступил во Французскую коммунистическую партию. За заслуги в боях на фронтах гражданской войны в 1927 году награжден орденом Красного Знамени. В годы второй мировой войны участвовал в движении Сопротивления.

 

В сентябре 1917 года французское реакционное правительство Клемансо, обеспокоенное событиями, происходившими в России, и угрозой потери партнера по империалистической войне, не удовлетворяясь информацией своего посольства, решает послать в Петроград лицо, которому, по существу, поручалась роль политического наблюдателя. Министр вооружения Альберт Тома выбрал для этой миссии капитана французской армии Жака Садуля, принадлежащего, как и сам Тома, к социалистической партии.

Для прикрытия истинных целей приезда Садуля в Россию его зачисляют в штат французской военной миссии, и он приступает к выполнению своих деликатных поручений.

В тот период политические воззрения Жака Садуля вполне соответствовали той задаче, которая была поставлена перед ним. Вспоминая об этом, Садуль писал в марте 1919 года: «Когда в сентябре 1917 г., т. е. за несколько недель до Октябрьской революции, я покидал Париж, общественное мнение Франции относилось к большевизму как к грубой карикатуре на социализм. Руководителей большевизма считали преступниками и безумцами. Впрочем, я не могу осуждать это слишком строго, так как еще Жак Садуль недавно сам разделял эти взгляды и, может быть, еще и сегодня был бы так же слеп, если бы не прошел здесь великой школы русского коммунизма»¹.

Наблюдая за событиями в России, Жак Садуль убеждается в непопулярности империалистической войны. И уже первые сообщения, отправленные им в Париж за три недели до Октябрьской революции, насторожили правящие круги Франции своей правдивостью и прямотой.

25 октября 1917 года Жак Садуль услышал нараставший гул артиллерийских выстрелов. Он поспешил на улицу, а затем в Смольный, где присутствовал на заседании II Всероссийского съезда Советов. Здесь он становится свидетелем восторженной встречи, оказанной делегатами Ленину. Особенно бурной овацией встречен был призыв Ленина к миру.

Под впечатлением увиденного Садуль пишет в Париж Альберту Тома: «Энтузиазм большевиков растет с каждым часом. Меньшевики, по меньшей мере некоторые, охвачены унынием, они утратили уверенность и не знают, на что решиться. Действительно, среди всего этого революционного персонала только большевики кажутся людьми дела, инициативными и смелыми». Регулярно информируя Тома, Жак Садуль пишет в одной из своих корреспонденций: «...мы упорно отрицаем, что земля вертится, то есть утверждаем, что большевистское правительство не существует. Однако вот уже четыре недели этот миф осуществляет во всех направлениях совершенно реальную деятельность...»²

Обстановка развернувшейся революции настолько захватила Садуля, что он из политического наблюдателя и информатора правящего буржуазного класса превращается сначала в человека, сочувствующего революции, а затем и готового оказать ей реальную посильную помощь. Так, в один из драматических дней февраля 1918 года, когда в результате вероломства Троцкого, покинувшего переговоры в Брест-Литовске, германские войска возобновили наступление и было поставлено под угрозу само существование Советского государства и потребовались экстренные оборонительные меры, Жак Садуль приводит к Ленину своего сослуживца офицера де Люберсака.

В «Письме к американским рабочим» В. И. Ленин так рассказывает об этом факте: «Я монархист, моя единственная цель — поражение Германии»,— заявил мне де Лю- берсак. Это само собою, ответил я... Это нисколько не помешало мне «согласиться» с де Люберсаком насчет услуг, которые желали оказать нам специалисты подрывного дела, французские офицеры, для взрыва железнодорожных путей в интересах помехи нашествию немцев». Такое соглашение, писал В. И. Ленин, служащее интересам социализма, «одобрит всякий сознательный рабочий»³.

Когда Садуль узнал, что страны Антанты решили ликвидировать русскую революцию вооруженным путем, он тут же пишет письмо знаменитому французскому писателю Ромэну Роллану, в котором излагает свое возмущение этим сообщением. «Неужели свободные люди Европы, те, кто еще сохранил способность ясно мыслить среди всеобщего смятения, кто знает или угадывает огромное общечеловеческое значение коммунистического опыта, начатого русским пролетариатом, допустят, чтобы свершилось это гнусное злодеяние?.. Люди, подобные Вам, столько сделавшие для духовного и нравственного формирования моего поколения, в состоянии помешать этому. Это их долг». Ромэн Роллан, прочитав письмо, предает его широкой гласности. Гневные слова призыва к борьбе с интервенцией докатились до общественности многих стран Европы и Америки. Так, американская журналистка Луиза Брайант, которую принудили давать объяснения сенатской комиссии США о своей поездке в Советскую Россию, вынув из своей сумки листок, сказала: «...позвольте мне теперь зачитать письмо одного из членов французской военной миссии в Москве — Садуля: «Мы не можем выиграть войну, уничтожая русскую революцию»,— писал он в тот момент, когда мы начали интервенцию...»

Когда сенатор Уолкотт пытался остановить Луизу Брайант, сказав ей, что это, мол, личное мнение Садуля, Луиза Брайант ответила: «Да, он — военный, и поэтому его мнение кажется мне заслуживающим внимания...»⁴

Суровая действительность — высадка американских, английских, французских войск в Мурманске и в Архангельске возмущает Ж. Садуля, но он еще не решается порвать со своим классом. Ему помогает сделать это Ленин. Жак Садуль беседовал с Лениным по самым разным вопросам. «Я начал встречаться с Лениным и тогда уже чувствовал, что рву с прошлым и становлюсь коммунистом,— рассказывал позже Садуль руководителю коллегии иностранной пропаганды при Одесском обкоме КП(б) Украины В. Деготю.— Меня какие-то силы удерживали: возможно, мое официальное положение, с одной стороны, а с другой — я столько лет работал в социалистической партии. Один случай заставил меня резко порвать с моим прошлым»⁵.

22 августа 1918 года Садуль взял утром «Правду» и прочел в ней «Письмо к американским рабочим» Ленина. В нем Ленин характеризовал его как человека, на словах сочувствовавшего большевикам, а на деле служившего верой и правдой французскому империализму. Это настолько потрясло Садуля, что копии всех своих писем, посланных в Париж, он послал Ленину.

«Я ждал 2—3 дня,— рассказывал Садуль.— Я буквально не спал по ночам. Мне хотелось узнать наконец, возьмет ли обратно Ленин то, что им было написано обо мне. По телефону секретарь Ленина сообщил мне, что он меня ждет. Пришел к нему. Ильич меня встретил с улыбкой и, подавши мне руку, сказал: «Вы не думайте, что я жалею о написанном. Благодаря этому я имел удовольствие прочесть ваши письма и надеюсь, что вы поняли, что вам надо порвать как с правительством, так и с вашей партией, а письма надо опубликовать. Вы же должны перейти в Коммунистическую партию»⁶. Садуль незамедлительно последовал совету Ленина. Вскоре в Москве создается Французская коммунистическая группа. Садуль принимает самое активное участие в ее работе. Одновременно Ж. Садуль вступает добровольно в Красную Армию. В письме к французским товарищам по социалистической партии он писал: «...вооруженное вмешательство союзных бандитов и их вассалов в дела рабоче-крестьянской России ни в какой мере не может быть признано войной французского народа с русским. Это война буржуазии против пролетариата, эксплуататоров против эксплуатируемых. В этой классовой борьбе место всякого искреннего социалиста, а следовательно, и мое — в рядах пролетарской армии против армии буржуазной. Я вступаю в Красную Армию».

В марте 1919 года Садуль представляет Французскую коммунистическую группу на I конгрессе Коминтерна. Выступление Ленина на этом конгрессе произвело на Садуля глубочайшее впечатление. Он писал: «20 лет упорной борьбы в первых рядах российской социал-демократической партии, непрерывное руководство ее большевистской фракцией, глубокое знание человеческой души, неслыханное политическое чутье, упорство, воля и колоссальная боевая сила — все это и многие другие черты сделали Ленина настоящей опорой нарождающейся международной организации»⁷.

Жак Садуль часто выступает в печати со статьями, в которых призывает рабочий класс Франции решительно бороться против интервенции и помочь русским рабочим защитить завоевания Великого Октября.

Садуль активно работает в коллегии иностранной пропаганды, созданной при Одесском обкоме КП(б) Украины. Он пишет листовки, предназначенные для распространения среди французских солдат и офицеров интервенционистских войск, в которых рассказывает правду о происшедшей в России революции, разоблачает истинные цели империалистических правительств стран Антанты, стремящихся задушить Республику Советов. В одной из своих листовок Садуль призывал: «Ни одного шага по русской земле, против русского народа! Ни одного выстрела против Революции!»

По словам руководителя иностранной коллегии В. А. Деготя, пропагандистские материалы, подготовленные Ж. Садулем, пользовались особой популярностью среди французских моряков.

Возвратившись в 1924 году на родину, во Францию, Садуль, заочно ранее приговоренный к смертной казни, попадает на скамью подсудимых, но суд его оправдывает. Вскоре Жак Садуль становится собственным корреспондентом «Известий» во Франции.

В годы второй мировой войны, когда Франция была оккупирована гитлеровцами, Садуль ведет борьбу с фашистскими оккупантами. Он пишет листовки, призывающие к борьбе против врагов, обращается с письмами к видным политическим деятелям, призывая их к борьбе против захватчиков. Эти письма и документы вошли потом в книгу «Франция, преданная своими вождями». После освобождения Франции Жак Садуль выступает как страстный партийный публицист, создает книгу «Рождение СССР», в которой с восхищением рассказывает о стране Ленина, ее славных интернациональных традициях, ее успехах, борьбе за мир, призывает к укреплению дружбы между Францией и Советским Союзом.

 

ИНФОРМИРОВАТЬ ВСЮ РАБОЧУЮ ПЕЧАТЬ

В. И. Ленин принял Н. Д. Коча до 10(23) ноября 1917 года

Коча Н. Д. (1880—1949) — румынский журналист.

В годы Октябрьской революции находился в Петрограде. Как очевидец освещал революционные события в зарубежной демократической печати. По возвращении на родину, в Румынию, неоднократно арестовывался. Работал в журналах «Репортер», «Новое время». В период диктатуры Антонеску выступал против монархического и фашистского режимов, за установление демократического строя в своей стране. С 1944 года по 1946 год — директор газеты «Виктория».

 

С первых дней Октябрьской революции империализм использовал самые изощренные приемы и методы психологической войны, всю мощь буржуазной пропагандистской машины, стремясь отравить сознание широких народных масс клеветой на первое в мире государство рабочих и крестьян, подорвать веру в идеалы коммунизма, любыми способами задержать развитие революционного процесса, не допустить его распространения на другие страны. В этих условиях В. И. Ленин придавал огромное значение разоблачению лживой буржуазной пропаганды, призывал использовать любой канал связи, и прежде всего рабочую демократическую печать, для распространения правды о Советской России. Вот почему он уделял такое внимание встречам с иностранными журналистами, публикациям интервью с советскими деятелями в зарубежных газетах и журналах, требуя при этом их точного воспроизведения.

Одно из первых таких интервью после победы Великого Октября 1917 года В. И. Ленин дал румынскому журналисту Н. Д. Коча, который находился в то время в Петрограде в качестве представителя «Международной ассоциации по информированию рабочей печати Америки, Франции и Англии». От имени этой ассоциации Н. Д. Коча и обратился к В. И. Ленину с просьбой ответить на шесть вопросов о международной и внутренней политике Советского правительства: «1) Будет ли правительство народных комиссаров продолжать с той же энергией свою прежнюю внутреннюю политику и свои международные выступления в целях мира? 2) Каковы те великие реформы, которые

проектируются теперешним правительством для установления социалистического строя в России? 3) После созыва Учредительного собрания будет ли правительство народных комиссаров ответственным перед ним как в конституционных государствах или нет? 4) Думаете ли Вы, что мир, предложенный Россией, положит конец всемирному милитаризму? 5) Когда и как Вы думаете начать демобилизацию русских? 6) Считаете ли Вы возможным при настоящем состоянии Европы полное осуществление социализма?»¹

Прежде чем дать интервью, В. И. Ленин поставил определенные условия: «Я готов ответить на ваши вопросы, если вы дадите мне вполне формальную и точную гарантию, во-первых, что вы будете информировать всю рабочую печать, т. е. также и органы печати интернационалистского направления (Хейвуд, СРП²  в Америке, Том Манн и Британская социалистическая партия в Англии, Лорио и его друзья во Франции и т. д.), во-вторых, что мой ответ будет воспроизведен без всяких изменений, т. е. вы имеете право не публиковать мой ответ, но если вы его опубликуете, то не имеете права ничего менять в моем тексте...»³

В ответном письме Н. Д. Коча заверил В. И. Ленина, что все выдвинутые им условия будут полностью выполнены. «Гражданин Ленин,— писал Н. Д. Коча,— я даю письменную личную формальную и вполне определенную гарантию в том, что через нашу ассоциацию буду осведомлять всю рабочую прессу, т. е. также органы рабочей печати с интернационалистскими тенденциями, и даже их в особенности.

Точно так же я ручаюсь, что Ваш ответ будет напечатан без всяких изменений и что если цензура союзных стран захочет выбросить некоторые места, то мы запретим опубликование интервью, которое Вы соблаговолите мне дать.

В Петрограде я все время к Вашим услугам и считаю себя полностью ответственным лицом. Остальные ответственные лица: в Париже гражданка Т. Даниель, 54, ул. Вассано, в Вашингтоне — гр. Куше, Нью-стрит Б. 23, и в Лондоне — Е. Уолфорд, Отель Соединенных Штатов»⁴.

Получив заверения Н. Коча в том, что все выдвинутые им условия будут выполнены, В. И. Ленин ответил на поставленные вопросы, о чем свидетельствует пометка, сделанная им на письме Коча: «Дан ответ 10/XI. 1917»⁵.

Ответы В. И. Ленина до сих пор не разысканы. Остальные материалы, связанные с этим интервью, были переданы в 1960 году ЦК Румынской рабочей партии в дар Центральному Комитету КПСС.

Примечания:

¹ Ленин. В. И. Полн. собр. соч., т. 50, с. 403, прим. 7.

² Социалистическая рабочая партия в Америке.

³ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 50, с. 5—6.

⁴ Письма В. И. Ленину из-за рубежа. М., 1969, с. 7.1—72.

⁵ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 50, с. 403.

 

ПРОСТ В СВОЕМ ВЕЛИЧИИ И ВЕЛИК В СВОЕЙ ПРОСТОТЕ

В. И. Ленин принял Г. Ярроса 15(28) ноября 1917 года

Грегори Яррос (1883—1965) — журналист, в 1917 году — корреспондент американского телеграфного агентства Ассошиэйтед Пресс в Петрограде. Здесь Яррос встречался с Джоном Ридом и Альбертом Рисом Вильямсом, Робертом Майнором, сотрудничавшим в американском журнале «Либерейтор».

Вскоре Г. Яррос возвратился в США, где находился до 1924 года. В 1924 году он приехал в Советский Союз на постоянное жительство.

С 1927 года — гражданин СССР, занимался журналистской и преподавательской деятельностью.

 

Незадолго до Октября, прочитав в газетах программу большевиков, в которой они требовали немедленного перемирия на всех фронтах, передачи земли крестьянам и рабочего контроля над производством, Яррос решил встретиться с Лениным и отправился для этого в Смольный. «Бывший Смольный институт для благородных девиц,— писал Яррос,— тогда еще не утратил всех признаков своего былого назначения. На некоторых дверях третьего этажа еще красовались белые эмалированные дощечки: «Классная дама», «Учительская», «IV класс» и т. п.» На других уже висели новые таблички из грубой бумаги: «Комитеты», «Фракции». Идя по длинному коридору с бесчисленным множеством дверей, Яррос пытался узнать, где можно увидеть Ленина, у проходивших мимо него рабочих и солдат. «Зря теряете время, товарища Ленина в Смольном нет»,— отвечали ему. Однако это не удовлетворило журналиста, он упрямо продолжал свои поиски, пока не выяснил, что Временное правительство отдало приказ об аресте Ленина и он вынужден скрываться. «Я смутно сознавал,— писал Г. Яррос,— что именно здесь, в Смольном, в ближайшее время будет решен вопрос «кто — кого».

Г. Ярросу довелось стать свидетелем великих событий, совершившихся в Петрограде. «Я,— вспоминал Яррос,— вздрогнул от пушечного выстрела, который как гром прокатился совсем близко от меня. То был исторический залп крейсера «Аврора», стоявшего на якоре на Неве, всего в нескольких сотнях метров от моей квартиры.

Те десять дней, которые потрясли мир, потрясли и меня до глубины души, и я пришел в себя только на одиннадцатый, когда события начали принимать «будничный» характер и я вполне освоился с положением».

25 октября 1917 года Яррос, пробравшись к Смольному, увидел прикрепленную к стене листовку. Это было воззвание Военно-революционного комитета «К гражданам России». Передав это важное сообщение в американскую газету, Яррос вновь отправился в Смольный. С трудом добившись пропуска, он оказался в штабе революции.

«Густая толпа,— описывает Яррос,— запрудила все лестницы и коридоры, и я с большим трудом протискивался сквозь ряды рабочих, солдат, красногвардейцев и других, медленно продвигавшихся по направлению к залу заседаний. Едва пробившись туда, я вынужден был остановиться у самой двери.

Зал был битком набит. Происходило непрерывное заседание Петроградского Совета, и председательствующий объявил выступление еще невидимого оратора приблизительно следующими словами (я цитирую по памяти): «Среди нас здесь находится товарищ, которому преследования правительства Керенского не позволяли выступать на митингах и собраниях. Вы все его знаете. Разрешите представить товарища...» Последнее слово потонуло в оглушительном взрыве аплодисментов, так как в эту минуту Ленин внезапно появился на трибуне.

Люди вскочили с мест, некоторые взобрались на стулья, чтобы лучше видеть. Все хлопали, кричали: «Да здравствует Ленин!» Трудно описать, что творилось в зале. Это было бушующее море звуков. Просто дух захватывало.

Я смотрел на лица людей: они выражали страстную, беспредельную преданность скромному и внешне ничем не выделявшемуся человеку. Он был среднего роста, с большим лбом и заметной лысиной, с несколько выдающимися скулами и слегка прищуренными глазами. Ленин стоял, время от времени поднимая руку, чтобы прекратить овацию, но она с каждым разом становилась все оглушительнее... Она длилась бы дольше, если бы Владимир Ильич не сделал решительного жеста и не шагнул вперед. Было очевидно, что его мысли заняты были не этой ошеломляющей встречей, а чем-то гораздо более важным для него. Речь Ленина подтвердила мое впечатление: он говорил о переходе всей власти к Советам.

На меня эта демонстрация народного восторга произвела такое сильное впечатление, что я даже забыл вынуть свой блокнот и вспомнил об этом позднее, когда в голове остались разрозненные обрывки речи». Так описал Яррос свою первую встречу с В. И. Лениным.

Второй раз Г. М. Яррос видел В. И. Ленина 15(28) ноября 1917 года. Он пришел в Смольный, чтобы попросить Владимира Ильича прокомментировать результаты выборов в Учредительное собрание по Петроградскому избирательному округу, где большевики получили 6 мест из 12.

На этот раз попасть в Смольный, писал Яррос, «для меня уже не представляло никаких затруднений, и я очутился в приемной. Ленин вообще был очень доступен и терпеливо выслушивал всякого, кому удавалось преодолеть препятствия в лице преданного ему персонала канцелярии. В те дни иностранному журналисту было особенно трудно проникнуть в кабинет Ленина, так как его секретари полагали, что у него есть более важные дела, чем давать интервью корреспондентам зарубежных да еще буржуазных газет. С их точки зрения, они, возможно, были правы, но корреспондент в данном случае думал иначе.

После неоднократных, но безуспешных попыток,— продолжает Яррос,— внушить молодой женщине, исполнявшей обязанности личного секретаря Ленина, что американский народ живо интересуется Россией и что нет лучшего источника информации, чем Ассошиэйтед Пресс, я решил обойтись без ее помощи и обратиться к Ленину непосредственно.

Я уселся против его кабинета и стал ждать. Прошло полтора часа, и наконец моя терпеливость была вознаграждена. Увидя, что дежуривший у двери красногвардеец встал, вытянулся и приставил ружье к ноге, я быстро пересек помещение и очутился у двери как раз в тот момент, когда она открылась и, держа исписанные листки в руках, появился Ленин.

Столкнувшись лицом к лицу со мной, он остановился, несколько удивленный, и спросил:

- Вы ко мне?

Я отрекомендовался и вкратце объяснил цель моего посещения. Ленин тогда просто сказал:

- Если вы изложите ваши вопросы на бумаге, я отвечу на них. Передайте через товарища... (фамилию я не расслышал).— И, кивнув мне, направился к той самой молодой женщине, которая так ревниво оберегала его от моих просьб».

Г. Яррос не стал откладывать, тут же вырвал листок из своей записной книжки и набросал три вопроса. «Через 20 минут я получил,— пишет Яррос,— свой листок с собственноручными ответами Ленина и его подписью — «Владимир Ульянов (Ленин)»¹.

Приводим вопросы Г. Ярроса и ответы В. И. Ленина:

- Что Вы думаете о результатах выборов в Учредительное собрание? — спросил корреспондент.

- Я думаю, что эти выборы являются доказательством большой победы большевистской партии. Число голосов, отданных ей на выборах в мае, августе и сентябре, постоянно росло. Получить шесть мест из двенадцати в городе, где буржуазия (кадеты) очень сильна, значит победить в России.

- Полагаете ли Вы, что Учредительное собрание в таком составе, какой предсказывают результаты выборов в Петрограде, санкционирует все мероприятия правительства народных комиссаров?

- Да, санкционирует, потому что тогда, согласно Вашему предположению, не будет никакого большинства против нас, ведь вместе с левыми эсерами мы составим большинство в Петрограде (семь из двенадцати).

- Какие партии войдут в состав нового Совета Народных Комиссаров?

- Я не знаю определенно, но полагаю, что кроме большевиков только левые эсеры².

Позже Г. Яррос, рассказывая о том, какое впечатление произвел на него Владимир Ильич Ленин, отмечал, что его поражало в Ленине прежде всего «отсутствие сознания власти, которое так пагубно действует на обыкновенных смертных. Он оставался все тем же простым, искренним и доброжелательным человеком и никогда не терял чувства юмора».

По возвращении Г. Ярроса в Соединенные Штаты профессор Чикагского университета Мид спросил его, чем объяснить успех Ленина?

«Ленин,— ответил Яррос,— человек действия, а не красивых слов и действия, строго рассчитанного и целесообразного... Ленин знал точно, чего он хочет, и для достижения своего идеала, не поколебленного ссылкой в далекую Сибирь и многими годами изгнания за границей, он не щадил ни себя, ни других. Но самое главное — это то, что Ленин понимал народ и его нужды. Он знал, что русскому крестьянину не нужны Константинополь и Дарданеллы... а нужна земля; что русскому рабочему, работавшему 10—12 часов в сутки, нужен восьмичасовой рабочий день и более сносные условия жизни, а не британская конституция и свобода ораторствовать в русском варианте лондонского Гайд-парка; что тому же крестьянину или рабочему, одетому в солдатскую шинель, нужен мир, а не «война до победного конца». Он обещал дать им все это, и они пошли за ним. И в том, что Ленин не смог сразу выполнить все свои обещания, виноваты великие державы, включая и страну самого господа бога³. Вот чем объясняется то, что Вы назвали «успехом Ленина».

...Про Ленина можно с полной искренностью сказать, что он был прост в своем величии и велик в своей простоте»⁴.

Примечания:

¹ См.: За рубежом, 1963, 25 июня.

² См. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 54, с. 381—382.

³ Так некоторые американцы называют свою страну.

⁴ Ленин всегда с нами. М., 1967, с. 189—190.

 

ПРИЗНАТЬ НЕЗАВИСИМОСТЬ ФИНЛЯНДСКОЙ РЕСПУБЛИКИ

В. И. Ленин принимал К. Идмана 15(28) декабря 1917 года и в ночь с 18(31) на 19 декабря 1917 года (1 января 1918 года).

Карл Идман (1885—1961) — финский дипломат, доктор юридических наук.

В 1917 году —  советник представительства Финляндии в Петрограде. Дважды встречался с Лениным в конце 1917 года, в дни получения независимости Финляндии. Начиная с 1919 года был посланником Финляндии в ряде стран Центральной Европы и Японии. В 1925—1927 годах возглавлял министерство иностранных дел Финляндии. В 1948 году участвовал в подготовке и подписании советско-финляндского Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи. Занимался литературной работой.

 

Во второй половине декабря 1917 года сенат Финляндии направил советника представительства Финляндии в Петрограде К. Идмана и сенатора К. Энкеля в Советскую Россию, поручив им встретиться с Лениным и выяснить вопрос о том, как отнесется Совет Народных Комиссаров к признанию независимости Финляндии, если ее правительство обратится с просьбой об этом.

Как известно, после победы Октябрьской революции одним из первых декретов Советского правительства была «Декларация прав народов России», которая положила конец неравноправию нерусских национальностей, проживавших на территории царской России, и законодательно закрепила основные принципы ленинской национальной политики: равенство и суверенитет народов России, право наций на самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельных государств.

В ноябре 1917 года сенат Финляндии, которая входила в состав Российской империи на правах автономии, провозгласил ее независимость. Однако ни одно из западных государств не спешило официально признать эту независимость. Как писал К. Идман в своих воспоминаниях, «по мнению одного из наших представителей за границей, там стали на ту точку зрения, что признанию нашей независимости другими странами должно предшествовать признание этой независимости Россией»¹.

В этих условиях признание де-юре Финляндии Советской Россией имело для нее важное политическое значение.

Встреча Карла Идмана и К. Энкеля с Владимиром Ильичем Лениным состоялась в Смольном 15(28) декабря 1917 года. В сопровождении уполномоченного СНК РСФСР в Финляндии И. Т. Смилги их провели в комнату, где работал Ленин. При виде вставшего навстречу В. И. Ленина «меня,— вспоминал Идман,— охватило какое-то замешательство от того, что этот человек, какого бы мнения мы ни были о его учении, но который оказывает столь большое влияние на судьбы своего обширного отечества, производил столь скромное впечатление. Он был среднего роста, лысый, на висках немного рыжеватых волос, короткая, редкая рыжеватая бородка. По острым и умным глазам было видно, что этот человек обладает большой силой воли. Речь его была проста и естественна, как и все его поведение. Тот, кто его не знал, никак не мог бы предположить, какая это сильная личность...

Ленин принял нас дружелюбно и извинился, что нам пришлось долго ждать»². Комната, в которую провели финских представителей, была разделена дощатой перегородкой на две части. В одной, по воспоминаниям Идмана, сидели два человека. Ленин пригласил их пройти во вторую половину комнаты, такую же простую, с побеленными стенами, деревянным столом и несколькими стульями. В ходе беседы с Лениным Энкель подробно рассказал об обстановке в Финляндии, объяснил причины, почему правительство Финляндии не сразу обратилось к Советскому правительству с просьбой о признании: правительство Финляндии ожидало созыва Учредительного собрания, но поскольку до сих пор неизвестно, соберется ли оно, сенат решил обратиться к Совету Народных Комиссаров.

Владимир Ильич ответил, что Учредительное собрание будет скоро созвано. «Но сенат,— сказал он,— должен сам решить, как действовать и к кому обратиться»³. Если сенат обратится к Совнаркому, несомненно, решение будет положительным.

Затем В. И. Ленин сказал, что в соответствии с существующим законодательством решение Совнаркома должно быть утверждено Центральным Исполнительным Комитетом рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. В заключение беседы Ленин дал ряд советов по интересовавшим Идмана и Энкеля конкретным процедурным вопросам, касавшимся взаимоотношений Финляндии и Советской России.

Второй раз Идман встречался с Лениным также не один, а вместе с сенатором Энкелем и премьер-министром Финляндии П. Свинхувудом. Эта встреча состоялась в канун Нового года — 31 декабря 1917 года. Делегация привезла обращение сената Финляндии к Совету Народных Комиссаров с просьбой о признании. Как и первый раз, делегаты прибыли в Смольный поздно вечером, но Смольный жил бурной жизнью. В его многочисленные комнаты заходили рабочие, красногвардейцы, солдаты, матросы. В помещениях было холодно. И «несмотря на нашу теплую одежду,— вспоминает Идман,— нам приходилось постоянно двигаться, чтобы немного согреться».

Владимир Ильич был занят. Ждать пришлось три часа. За несколько минут до полуночи в комнату вошел Бонч-Бруевич и передал финским представителям подписанный Совнаркомом документ, в котором указывалось, что в ответ на обращение Финляндского правительства о признании независимости Финляндской республики «Совет Народных Комиссаров, в полном согласии с принципами права наций на самоопределение, постановляет:

Войти в Центральный Исполнительный Комитет с предложением:

а) признать государственную независимость Финляндской Республики

и б) организовать, по соглашению с финляндским правительством, особую комиссию из представителей обеих сторон для разработки тех практических мероприятий, которые вытекают из отделения Финляндии от России...»⁴ Врученное решение было напечатано на четверти листа плотной шелковой бумаги.

Идман вспоминал, что они не ожидали, что решение о признании будет принято так быстро. «Нечего и говорить о том,— отмечал Идман,— какое величайшее удовлетворение и радость испытали мы тогда, получив это первое признание независимости Финляндии. Исполнилась заветная мечта всего народа Финляндии. Естественно, что нас охватило чувство благодарности к правительству Ленина, которое без всяких условий признало независимость нашего народа. У нас явилось желание выразить благодарность лично Ленину. Энкель передал нашу просьбу Бонч-Бруевичу, но тот сначала стал возражать. Ленин в этот момент был на заседании Совета⁵. Энкель повторил просьбу, Сказав, что, может быть, Ленин найдет пару минут, чтобы выйти к нам.

Спустя минуту Ленин вышел. Улыбаясь, он спросил, довольны ли мы. «Очень даже довольны»,— ответил Свинхувуд. Встреча Ленина со Свинхувудом,— вспоминает далее Идман,— несомненно, была, если ее сравнить со встречей двух руководителей государств в ином мире, весьма оригинальной. Не было никакого церемониала. Все было просто и непринужденно. «Когда Ленин вышел и мы подошли к нему, вокруг нас собрались присутствовавшие там солдаты, матросы и другие люди, наблюдавшие с любопытством за нашим разговором, из которого они сразу поняли, что Совет Народных Комиссаров только что признал независимость Финляндии и что проведшие здесь несколько часов иностранцы — делегация, представляющая сенат Финляндии.

Все казались довольными. Нам пожимали руки, выражая радость по поводу «мероприятия Ленина»... Свинхувуд той же ночью специальным поездом выехал в Хельсинки, захватив с собой заверенную моей и Энкеля подписью копию признания».

Отмечая заслуги В. И. Ленина в решении этого важного вопроса, Идман писал: «...на признание Россией независимости Финляндии в значительной степени повлиял лично Ленин, отношение которого к Финляндии уже в течение двух десятилетий было весьма благожелательным»⁶.

Бывший в то время наркомом юстиции РСФСР И. Штейнберг в своих воспоминаниях рассказывает о том, как проходило подписание документа о признании независимости Финляндии членами Совета Народных Комиссаров: «Мы встали один за другим и с чувством особого удовлетворения подписали признание независимости Финляндии»⁷.

Позднее, выступая на VIII съезде РКП (б) 19 марта 1919 года, В. И. Ленин так вспоминал об этом событии: «Я очень хорошо помню сцену, когда мне пришлось в Смольном давать грамоту Свинхувуду... представителю финляндской буржуазии... Он мне любезно жал руку, мы говорили комплименты. Как это было нехорошо! Но это нужно было сделать, потому что тогда эта буржуазия обманывала народ, обманывала трудящиеся массы тем, что москали, шовинисты, великороссы хотят задушить финнов. Надо было это сделать»⁸.

8 января 1918 года состоялось заседание сената, посвященное признанию независимости Финляндии Советской Россией. Председатель сената Лунсон, открывая заседание, сказал: «Представители русской демократии от имени России первыми признали полную самостоятельность Финляндии. Таким образом, они осуществили на деле то право народов на самоопределение, которое они энергично провозглашали перед всем миром. Свободной Финляндии следует в качестве хорошего соседа проявить благодарность к русскому народу».

24 января 1959 года в комнате В. И. Ленина в Смольном состоялось открытие мемориальной доски в честь подписания СНК постановления о признании независимости Финляндии. В своей речи по поводу этого торжественного события президент Финляндии Урхо К. Кекконен сказал:

«...Великая Октябрьская революция создала предпосылки для самостоятельности Финляндского государства. Поэтому мы, финны, относимся с большой благодарностью к Великой Октябрьской революции и к великому человеку, руководившему ею»⁹.

Закладывая справедливые основы советско-финляндских отношений, гений Ленина смотрел в будущее.

История подтвердила, что в 1917 году советско-финляндским отношениям был задан верный тон. У истоков этих отношений стояли партия большевиков и ее вождь — великий Ленин.

Примечания:

¹ Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине. М., 1979, т. 5, с. 149.

² Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине, т. 5, с. 151.

³ Там же, с. 152.

⁴ Воспоминания о Владимире Ильиче-Ленине, т. 5, с. 152—153.

⁵ 18(31) декабря и в ночь на 19 декабря 1917 г. (1 января 1918 г.) В. И. Ленин председательствовал на заседании Совета Народных Комиссаров.

⁶ Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине, т. 5, с. 153—154.

⁷ Там же, с. 153.

⁸ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 38, с. 158.

⁹ Правда, 1959, 25 января.

 

НАРОДЫ, ВОЙНЫ НЕ ЖЕЛАЮЩИЕ, СУМЕЮТ ВСЕМИ МЕРАМИ ВОЙНУ ПРЕДУПРЕДИТЬ

В. И. Ленин принял дипломатический корпус, аккредитованный в Петрограде, во главе с его дуайеном послом США Д. Френсисом 1(14) января 1918 года.

Прием В. И. Лениным дипломатического корпуса — одна из поучительных страниц истории дипломатии, когда представители молодого социалистического государства решили отвергнуть незаконные претензии представителей старой буржуазной дипломатии. В архиве Исторического общества американского штата Миссури хранится на бланке Совета Народных Комиссаров написанный В. И. Лениным на английском языке 1 января 1918 года документ, гласящий: «Дэвиду Р. Френсису, американскому послу, Петроград. «Сэр, не будучи в состоянии связаться с Вами по телефону в 2 часа, как было условлено, я пишу, чтобы сообщить Вам, что я был бы рад встретиться с Вами в моем кабинете — Смольный институт, комната 81 — сегодня в 4 часа дня. С уважением Ленин». Эта ленинская записка явилась ответом на просьбу о приеме дипломатического корпуса главой рабоче-крестьянского правительства, с которой обратился к Ленину посол США как дуайен (глава дипломатического корпуса).

 

Не прошло и двух месяцев со дня свершения Октябрьской революции, как к В. И. Ленину напросился на прием дипломатический корпус в составе двадцати послов во главе с его дуайеном американским послом Дэвидом Френсисом, не скрывавшим своей ярой враждебности к Октябрьской революции. До приезда в Россию Френсис был губернатором штата Миссури. Он не являлся профессиональным дипломатом и получил назначение на этот пост за особые заслуги в выборной кампании, как это обычно принято в США. Его познания в области внешней политики были крайне поверхностны, и о России Френсис тоже не имел большого представления.

Прием состоялся 1(14) января 1918 года в помещении Смольного. Причиной первого визита дипломатов к Председателю Совета Народных Комиссаров послужил арест Советским правительством румынского посланника К. Диаманди в знак протеста против действий румынского правительства, незаконно интернировавшего русские войска, возвращающиеся на родину.

Об этом случае приводятся интересные факты в книге С. Зарницкого и Л. Трофимовой «Так начинался Наркоминдел» (М., 1984).

«Под Новый, 1918 год произошло событие, уникальное в истории советской дипломатии. По распоряжению Совнаркома комиссар Г. И. Благонравов арестовал румынского посланника графа Константина Диаманди и вместе с сотрудниками его миссии препроводил в Трубецкой бастион Петропавловской крепости.

Советское правительство пошло на такой шаг во имя спасения жизни и свободы тысяч русских солдат, ради предотвращения войны с Румынией. В конце декабря 1917 года из Кишинева было получено сообщение о том, что румынские войска вступили в Бессарабию, оккупировали ряд населенных пунктов, расстреляв при этом революционеров. Кишиневский революционный комитет принял меры для урегулирования возникшего конфликта: направил в Яссы своих представителей. Они были задержаны румынскими военными властями, приговорены к расстрелу, и только вмешательство русских частей спасло им жизнь. 29 декабря Наркоминдел вручил Диаманди ноту, в которой Советское правительство потребовало прекращения этой акции, равносильной объявлению войны, и просило принять соответствующие меры. Посланник был предупрежден, что в случае продолжения провокации будут приняты ответные меры по отношению к контрреволюционным румынским заговорщикам, независимо от того, какие посты они занимают в румынской иерархии. Диаманди даже не соизволил подтвердить получение ноты. 12 января было получено сообщение: румынские войска начали окружение и разоружение 49-й революционной дивизии, члены ее полковых комитетов арестованы. 13 января румынскому посольству была направлена еще одна нота, в которой содержалось требование немедленно освободить арестованных и дать гарантии, что подобного впредь не повторится. Текст ноты был передан по радио также в Бухарест. «Неполучение ответа на это наше требование в течение 24 часов будет рассматриваться нами как новый разрыв, и мы будем тогда принимать военные меры, вплоть до самых решительных».

Диаманди должен был бы обратить внимание на то, что эта нота была подписана уже не наркомом по иностранным делам, а Председателем Совнаркома В. И. Лениным, верховным главнокомандующим Н. В. Крыленко и наркомом по военным делам Н. И. Подвойским. Посланник игнорировал и это обращение и не поставил Наркоминдел в известность, сообщено ли о нем в румынскую столицу.

Демонстрируя свое «бесстрашие», Диаманди назначил на момент истечения срока, установленного Советским правительством, прием в посольстве. Сутки истекли. В. И. Ленин направил в Наркомат по военным делам предписание «арестовать немедленно всех членов румынского посольства и румынской миссии, а равно всего состава служащих при всех учреждениях посольства, консульства и прочих официальных румынских учреждений»¹. Прямо с приема Диаманди во фраке был доставлен в крепость. Уполномоченный наркома иностранных дел И. А. Залкинд был вызван в Смольный и находился у В. И. Ленина, когда из Наркоминдела ему сообщили о звонке американского посла Френсиса, который в качестве дуайена дипломатического корпуса (он стал им после отъезда британского посла Бьюкенена) просил вместе со своими коллегами, чтобы их принял Председатель Совнаркома. Было решено, что их примет Залкинд, о чем тот поставил в известность Френсиса, вернувшись на Дворцовую площадь. Однако американский посол продолжал настаивать на аудиенции у В. И. Ленина, просил навести соответствующие справки и дать ему ответ в два часа пополудни. Просьбу Френсиса решили удовлетворить. Но встал вопрос о том, уместится ли в небольшом кабинете В. И. Ленина двадцать один дипломат. Поэтому выбор сначала пал на так называемый «парадный зал». Потом, как вспоминал Залкинд, этот вариант был отвергнут: зал оказался «очень уж нелепо кем-то разукрашен разноцветными половиками и зеркальным трюмо посередине». Пришлось остановиться на кабинете В. И. Ленина...

К четырем часам дипломаты начали съезжаться к Смольному. Когда они все собрались, их провели в кабинет Ленина».

Дуайен представил Ленину прибывших дипломатов. Среди них были посол Франции Джозеф Нуланс, Дестре — посланник Бельгии, граф дела Виньяза — посол Испании, маркиз Карлотти ди Рипарбелла — посол Италии, барон Свирто де Ландас-Виборг — посланник Нидерландов, генерал Эдуард Бренд стрем — посланник Швеции, барон Ичино Мотоно — посол Японии, Пра-Визан-Бачанакич — посол Сиама (Таиланда).

Когда шла церемония представления, В. И. Ленин внимательно следил за происходящим. О чем в это время думал Ленин?

Советский писатель Савва Дангулов, описавший эту встречу, так представил себе размышления Ленина: «Ни одна страна не признала нового правительства России. Ни одна страна даже отдаленно не дала понять, что акт признания может иметь место. Все чаще Советскую Россию сравнивают с утесом в безбрежном море. Да, именно утес — каменная глыба, непоколебимо мощная, но пока что единственная — кругом водяной простор, пустыня. И вот двадцать послов и посланников, все те, кто представлял разные страны земного шара, в том числе всю группу великих держав-союзников, явились к главе Советского правительства. Нет, здесь был иной мотив, более значительный, чем эпизод с Диаманди: очевидно, посещение дипломатами Ленина было рассчитано на внешний мир и призвано было свидетельствовать, в какой мере непримиримы державы-союзники к Республике Советов. Непримиримы... Вильям Френсис и Жозеф Нуланс — да только ли они? — явились сегодня сюда, чтобы взглянуть своему врагу в глаза, первый раз и, очевидно, последний... Взглянуть и сказать: «Мы едины в своей решимости...»²

После того как закончилась церемония представления послов В. И. Ленину, Френсис от имени дипломатического корпуса потребовал освобождения румынского коллеги. Для того чтобы дипломатам стала ясна причина ареста Диаманди, Залкинд кратко осветил историю вопроса и зачитал телеграмму начальника 49-й пехотной дивизии и председателя комитета 194-го полка о неспровоцированном нападении на них румынских соединений. После этого В. И. Ленин заявил собравшимся, что предпринятые Советским правительством меры в отношении Диаманди законны уже потому, что Румыния формально не объявила войны России, но начала в то же время боевые действия против русских войск с целью их разоружения.

Глава Советского правительства ответил, что никакого нарушения дипломатических норм не произошло, так как со страной, которую представляет Диаманди, нет никаких отношений, они не установлены.

Посол Франции Нуланс потребовал, чтобы его коллега Диаманди был освобожден без всяких условий...

В. И. Ленин внимательно и терпеливо выждал, когда закончит Нуланс, и, обратившись к Френсису (дав этим понять Нулансу, что он игнорирует его реплику), заявил, что румынский посланник Диаманди был арестован в силу чрезвычайных обстоятельств, никакими дипломатическими трактатами и никакими дипломатическими обрядностями не предусмотренных. Тут спохватился и Френсис, который поторопился высказать уверенность, что «освобождение г. Диаманди подкрепит справедливое доверие со стороны цивилизованных стран к Рабочему и Крестьянскому Правительству». Его поддержал бельгийский посланник Дестре заявлением, что «все прочие государства никогда и ни при каких условиях не посягнут на неприкосновенность дипломатических представителей Совета Народных Комиссаров». Западные дипломаты были неискренни в своих заявлениях. Потребуется не так уж много времени, чтобы стала очевидной вся фальшь их утверждений.

В. И. Ленин предложил сотруднику Наркоминдела Залкинду огласить в переводе на французский язык телеграмму, полученную непосредственно от начальника интернированной дивизии. В ней говорилось: «Фуражные запасы 49-й пехотной дивизии захвачены румынами... передвижение полков задерживается силой оружия, один из полков дивизии, именно 194-й Троицко-Сергиевский, был окружен румынами, подвоз провианта отрезан, после чего полк был разоружен и отведен в тыл... румынами был арестован выборный орган комитета 194-го полка и передан высшим румынским властям...

Мы готовы, если предательски арестованные не будут освобождены, сейчас выступить с оружием и заставить силою оружия освободить арестованных»³.

В. И. Ленин добавил: он не согласен, что репрессии в отношении представителя страны, формально нам войны не объявившей и в то же время окружившей нашу целую дивизию, морящей ее голодом, обезоруживающей ее, арестовывающей ее выборных лиц, являются недопустимыми. Французский посол Нуланс вновь возбужденно, в раздраженной манере возмутился о будто бы имевшем место ограблении винного погреба в итальянском посольстве. Маркиз Карлотти ди Рипарбелла недоуменно взглянул на коллегу. Такая защита ему явно была не нужна.

В. И. Ленин снова обратился к Френсису и сказал: «Для социалиста жизнь тысяч солдат дороже спокойствия одного дипломата»⁴.

Френсис был вынужден изменить тон и высказался, что положение сможет быть выяснено в течение ближайшего времени и что освобождение Диаманди подкрепит справедливое их доверие к Рабочему и Крестьянскому Правительству⁵.

В том же духе выступили бельгийский посланник Дестре, затем взял слово представитель сербского короля Спойлакович; он, в частности, заявил, что, несмотря на возмутительное нападение на Сербию, она, находясь в положении отчаянном, тем не менее австрийского посла не арестовала.

В. И. Ленин, отвечая Спойлаковичу, сказал, «что он вполне разделяет возмущение Спойлаковича агрессивными и империалистическими действиями Австрии и Германии, но в то же время никакими репрессиями в отношении дипломатических представителей война избегнута быть не могла; теперь же народы, войны не желающие, сумеют всеми мерами войну предупредить»⁶. Далее Председатель Совнаркома разъяснил собравшимся дипломатам основные принципы внешней политики Советского государства. Такой поворот встречи явно не устраивал представителей Антанты, и поэтому наиболее опытный из них — Нуланс постарался повернуть ее в прежнее русло — к вопросу об освобождении Диаманди.

Френсис и Нуланс вновь обратились с просьбой об освобождении Диаманди в тот же день.

Завершая аудиенцию, В. И. Ленин заявил, что он об этом сегодня доложит Совету Народных Комиссаров в интересах скорейшего разрешения вопроса.

Так, в 4 часа 45 мин. закончилось длившееся 30 минут первое посещение Председателя Совета Народных Комиссаров В. И. Ленина дипломатическим корпусом, аккредитованным в Петрограде.

Видимо, аргументация, приведенная Лениным в обосновании предпринятых мер Советского правительства, оказала определенное воздействие на дипломатов. Кавалькада машин дипкорпуса из Смольного отправилась в американское посольство, которое размещалось на Фурштадтской, где послы обсудили создавшуюся ситуацию. Спустя два часа после аудиенции дипломатического корпуса к Ленину раздался звонок из американского посольства с просьбой принять телефонограмму. Френсис счел необходимым еще раз изложить свою скорректированную позицию по этому вопросу в телефонограмме на имя В. И. Ленина. Она была вручена Владимиру Ильичу, когда он возвратился с митинга отправлявшегося на фронт отряда новой, социалистической армии. Что же Френсис просил передать В. И. Ленину?Американский посол, говорилось в телефонограмме, заверяет, что он немедленно по освобождении Диаманди поедет к нему с протестом по поводу нападения румын на русские войска и сделает через американского представителя в Румынии соответствующее заявление румынскому правительству. Он рассматривает акт ареста Диаманди как формальное выражение протеста русского правительства против действий румынского командования.

Это заявление дуайена дипломатического корпуса было принято во внимание, когда в ночь с 1 (14) на 2 (15) января Совнарком на своем заседании вновь рассматривал вопрос об аресте румынского посланника. Было констатировано, что поставленная цель — выразить самый резкий протест против противоправных действий румынского правительства — достигнута и что можно «с пользой для дела предоставить теперь румынского посла воздействию на него других послов». Поэтому Совнарком единогласно постановил «румынского посла освободить, сообщив ему, что в три дня должны быть приняты меры к освобождению арестованных румынами русских солдат».

Диаманди был выпущен из крепости и сдан с рук на руки уже ожидавшему его у ворот Петропавловской крепости Нулансу. Однако посланнику недолго было суждено оставаться в объятиях антантовских дипломатов и повествовать им о «пережитых ужасах». Вскоре Румыния вступила в сепаратные переговоры о мире со странами Четверного союза, и граф поспешил «уйти по-английски» из Советской России, ни с кем не попрощавшись.

Так в первый и последний раз высокие представители Антанты вступили в официальный контакт с Советским правительством. Французский журналист Жак Садуль вскоре после «нашествия дипломатов на Смольный» встретился с Владимиром Ильичем. «Ленина очень развеселила поспешность, с которой все дипломаты — молодые и старые, представители союзных и нейтральных держав, отвергавшие прежде с негодованием всякие контакты со Смольным, вмешались в это дело. Он не ожидал такого торжественного новогоднего приема и сказал мне, улыбаясь, что все еще не может оправиться от волнения, которое вызвала в нем встреча со столькими представителями высшего света одновременно. Он с иронией выразил сожаление о том, что послы, которые проявляют столько инициативы, когда заходит речь о защите привилегий их почетной корпорации, не развертывают такой же деятельности, когда нужно... предотвратить пролитие крови их солдат».

Примечания:

¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 50, с. 23.

² Дангулов С. Ленин разговаривает с Америкой. М., 1963, с. 31—32.

³ Документы внешней политики СССР. М., 1957, т. 1, с. 82—83.

⁴ Там же, с. 84.

⁵ См.: Документы внешней политики СССР, т. 1, с. 84.

⁶ Там же.

 

 

РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ БЫЛА МОИМ ВЕЛИЧАЙШИМ ПЕРЕЖИВАНИЕМ

В. И. Ленин беседовал с Б. Битти 1 (14) января 1918 года и 3 декабря 1921 года.

Бесси Битти (1886—1947) — американская писательница и журналистка.

Впервые прибыла в Россию в качестве корреспондента «Сан-Франциско баллетин» в начале июля 1917 года, имея за плечами годы журналистской работы в Калифорнии, где прошла путь от репортера до публициста. Пробыла в России около восьми месяцев. Непосредственный очевидец событий Великого Октября. Джон Рид и Альберт Рис Вильямс любовно называли ее «наш маленький репортер». 29 октября она вместе с А. Р. Вильямсом попадает в плен к юнкерам, захватившим телефонную станцию. Освободиться им помог В. А. Антонов-Овсеенко. В своей книге «Красное сердце России» (1919) Битти описывает события Октябрьской революции в России. Вторично Битти посетила Советскую Россию как корреспондент сан-францисской газеты «Кроникл» в 1921 году. Участвовала в поездке в голодающие районы Поволжья на агитпоезде «Октябрьская революция», которым руководил М. И. Калинин.

 

Не раз американская журналистка видела Ленина и слышала его выступления. Самым ярким воспоминанием осталось у Бесси Битти выступление Ленина в Михайловском манеже 1 января 1918 года перед отправляющимися на Западный фронт сводными отрядами Красной Армии. Именно здесь после окончания митинга Ленин беседовал с Альбертом Вильямсом и Бесси Битти и советовал им, как надо изучать русский язык.

Известно, первый день нового 1918 года для Ленина был нелегким. В этот день он принимает дипломатический корпус во главе с американским послом Д. Френсисом.

А вечером, когда Владимир Ильич возвращался с митинга в Михайловском манеже, на него было совершено покушение, автомобиль подвергся обстрелу. И только по счастливой случайности все обошлось благополучно. Когда Бесси Битти узнала об этом, она очень разволновалась и просила одного из помощников Ф. Э. Дзержинского — Я. Петерса принять дополнительные меры безопасности В. И. Ленина. 7 января 1918 года Битти вместе с Луизой Брайант уезжает на родину и вскоре в Нью-Йорке в издательстве «Сенчери С0» выходит ее книга «Красное сердце России». Американский журнал «Либерейтор» в апреле 1919 года публикует рецензию на книгу Битти. В ней подчеркивалось, что «прочитать книгу Бесси Битти — значит понять душу революции, как ее увидела эта живая, обаятельная женщина. Битти не пропагандист той или иной идеи. Она журналистка... Книга, написанная Б. Битти,— честная книга, и адресована она честным американцам, которые хотят узнать Россию».

Как очевидец событий, она вспоминает о штурме Зимнего, встречах с непосредственными участниками революции — рабочими, солдатами, крестьянами, с красногвардейцами, защищавшими Петроград — «Красное сердце России».

Хотя в первую свою поездку Бесси Битти и находилась под влиянием Джона Рида и Альберта Вильямса, но она не смогла вначале правильно понять и оценить совершавшиеся на ее глазах грандиозные события. Несмотря на то, что в книге «Красное сердце России» искренне, хотя порой наивно рассказывается об отдельных событиях того времени, в ней приводятся и случайные, малозначительные факты, допускается явное искажение исторической действительности. Постепенно Битти разобралась в сущности совершавшихся событий и в обращении к своим друзьям А. Вильямсу и Я. Петерсу благодарит их за то, что они «открыли ей окна революции», которые могли остаться для нее закрытыми навсегда.

Приехав второй раз в Советскую Россию и поселившись в гостинице «Савой», Бесси Битти добивается встречи с Лениным. В своем письме к Владимиру Ильичу от 2 ноября 1921 года она писала: «...будучи очень заинтересована Россией и русской революцией с тех пор, как я уехала отсюда в 1918 году, я лично очень хочу увидеть Вас вновь и надеюсь, что Вы предоставите мне это преимущество».

Владимир Ильич принял решение встретиться с Б. Битти, хотя Г. В. Чичерин предлагал «устроить коллективное интервью группе представителей крупных газет», если В. И. Ленин находит своевременным «поставить точки над «i» и в яркой форме объяснить курс нашей политики Западу».

3 декабря 1921 года Ленин принял Битти. После встречи он пишет записку сотруднице СНК: «тов. Краснощекова! Кажется, бывшая у меня Битти — автор книги «Red Heart of Russia»? Нельзя ли мне на немного дней достатьее на просмотр? А может быть, есть у Битти и другие книги, брошюры? или пару ее статей на разные темы?

Если не затруднит, очень бы просил.

С ком. приветом Ленин»¹.

Краснощекова тут же передала Ленину книгу Битти.

Хотя Битти настойчиво добивалась интервью у Ленина, но когда ей позвонили в «Савой» из Кремля, она оказалась совсем неподготовлена к этой встрече. Наряду с большими вопросами, касающимися международной политики Советского государства и международного женского движения, она задавала и такого рода вопросы, как, например: «Что вы делаете, когда остаетесь наедине с самим собой?» Ленин, отвечая на них, заразительно смеялся, а потом шутливо ответил: «У меня так много работы и я так устаю, что, как только освобождаюсь, поскорее ложусь спать».

Отвечая на вопросы Битти, В. И. Ленин охарактеризовал международную и внутреннюю обстановку Страны Советов после одержанной победы над иностранной военной интервенцией и внутренней контрреволюцией. Советская Россия получила возможнооть приступить к организации мирного хозяйственного развития, к осуществлению плана построения социалистического общества. В этом Ленин видел не только главную задачу текущего момента — восстановление разрушенного войной хозяйства, но и важнейший путь к решению интернациональных задач — воздействие победившего пролетариата в одной стране на развитие революционного движения в других странах.

Основной задачей Советского правительства в области внешней политики было: сохранить мир, не допустить развязывания новой войны, то есть подчинить внешнюю политику молодого государства решению главной задачи, национальной и интернациональной — строительству социалистического общества в одной стране в окружении капиталистического мира.

После получения интервью Битти отослала английский текст его Владимиру Ильичу для просмотра. После внесения поправок Ленин 15 декабря через Г. Б. Краснощекову возвратил корреспонденцию и приложил записку: «т. Краснощекова! Посылаю мои поправки.

Я очень нездоров и потому прошу извинить меня: и читал архибегло и пишу наскоро. Пусть Mrs. Beatty извинит меня,— также и за отсрочку свидания для фотографии.

С ком. приветом Ленин».

В период своего второго посещения Советской России, в 1921 году, Битти на пароходе «Октябрьская революция» совершила поездку в Поволжье, побывала в Самарской губернии, в Астрахани, а на пароходе «Сарапулец» — в районе Царицына. Во время путешествия Битти посылала свои статьи и очерки в Америку, в которых рассказывала о происходящих событиях.

Еще в первый свой приезд в Россию Битти встречалась с Александрой Коллонтай. Она так описала эту встречу: «Коллонтай представлялась мне высокой женщиной, с короткими черными волосами и вызывающими манерами — такое мнение сложилось у меня бессознательно под влиянием распространявшихся о ней диких слухах. На самом же деле это была добродушная маленькая женщина с мягким выражением больших синих глаз и волнистыми, тронутыми сединой каштановыми волосами, уложенными на затылке большим узлом...

Я впервые увидела Коллонтай в Смольном сразу же после перехода власти к Советам.

Большевики стремились создать первый Совет Народных Комиссаров. На пост комиссара государственного призрения выдвигалась ее кандидатура. Она оказалась простым, культурным и любезным человеком, автором объемистого труда по вопросу об охране труда беременных женщин и кормящих матерей... Через несколько дней она стала народным комиссаром государственного призрения. Несколько месяцев спустя пришла я к ней, чтобы выяснить, как будет организовано распределение сгущенного молока, полученного Обществом Красного Креста из Америки...

Коллонтай была выходцем из высшего слоя. Она была замужем за русским инженером и, по ее словам, никогда и не задумывалась о социальных условиях до 1889 года, когда она поехала на неделю с мужем в фабричный городок.

— Мне разрешили,— рассказывает она,— проводить все дни на фабрике, и то, что я увидела, произвело на меня настолько глубокое впечатление, что перевернуло всю мою жизнь. Когда я уезжала оттуда, мне было ясно, что для меня немыслима жизнь, если я не сумею помочь как-то улучшить условия жизни русских рабочих. Я не знала, кто такие социалисты, но стала читать и с помощью книг нашла путь к социализму. Затем поехала в Цюрих, изучала экономику, сделалась социалисткой и провела девять лет в ссылке. Коллонтай говорила, что, даже если проиграем, мы все же делаем большое дело. Она переименовала Комиссариат государственного призрения в Комиссариат государственного обеспечения».

Вскоре Битти возвратилась к себе на родину, выступала с лекциями о Советской России и организовала в Сан-Франциско детский лагерь «Happy Land» («Счастливая страна»), в котором летом жили мальчики и девочки из рабочих семей этого большого города. Позднее Битти была основателем и директором музея по искусству костюма, участвовала в работе «Центрального международного женского архива» — идейного и исторического центра буржуазно-либерального женского движения в странах английского языка. Много лет Б. Битти работала радиокомментатором, вела передачи для женщин, в которых призывала к объединению и борьбе за мир.

И все же хотя по уровню своей политической сознательности Б. Битти не смогла подняться до своих выдающихся соотечественников Джона Рида и Альберта Риса Вильямса, она всегда говорила, что «русская революция была моим величайшим переживанием». Беседы с В. И. Лениным оставили в памяти у Бесси Битти самые лучшие воспоминания в ее жизни. Битти была гуманисткой, она страстно боролась против войны, во имя мира и дружбы, взаимовыгодного сотрудничества, сближения и взаимопонимания двух великих народов — американского и советского.

Примечания:

¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 54, с. 51.

 

СОВЕТСКОЙ РОССИИ НУЖЕН МИР

В. И. Ленин принял Р. Локкарта 1 марта и 7 мая 1918 года.

Локкарт Роберт Гамильтон Брюс (1887—1970) —агент британской дипломатической службы, журналист.

В 1911 году Локкарт поступил на дипломатическую службу и был назначен в Москву вице-консулом, а вскоре и исполняющим обязанности генерального консула (1915—1917 гг.). С января 1918 года возглавлял специальную дипломатическую миссию при Советском правительстве. Летом 1918 года вместе с дипломатическими представителями США и Франции организовывал в ряде городов Советской России контрреволюционные заговоры и мятежи. В августе 1918 года после раскрытия очередного заговора, направленного на свержение Советской власти, Локкарт был разоблачен органами ВЧК как организатор шпионажа империализма, арестован, а затем в октябре 1918 года выслан из Советской России. В 1939—1940 годах — один из руководителей отдела британской политической разведки МИД. В 1940—1941 годах — английский представитель при временном правительстве Чехословакии в Лондоне, в 1941 —1945 годах — директор Комитета по делам политической войны, ведавшего вопросами пропаганды и разведки.

 

После Октябрьской революции посол Великобритании в Петрограде Джордж Бьюкенен не смог покинуть революционную Россию, так как Советское правительство запретило выезд из страны британских подданных до тех пор, пока не будет решен вопрос об освобождении из Брик- стонской тюрьмы и возвращении на родину Г. В. Чичерина и других русских политэмигрантов. Об этом 3 декабря 1917 года Советским правительством была направлена нота правительству Великобритании. После того как 3 января 1918 года Чичерин был освобожден из тюрьмы, Бьюкенен выехал из Советской России. Для поддержания неофициальных контактов с Советским правительством в Петроград британским правительством был послан дипломатический агент, бывший консул в Москве Брюс Локкарт.

Премьер-министр Великобритании Ллойд Джордж и ряд членов его кабинета понимали роль и международное влияние Советской республики и придавали большое значение поддержанию с ней отношений. В то же время Ллойд Джордж, как и все западные политики, не терял надежды на свержение Советской власти. Они рассчитывалис помощью союзных посольств, находившихся в Петрограде и в Москве, «войти в контакт с новой властью в Советской России» и одновременно организовать против нее контрреволюционные заговоры, консолидируя и поддерживая антисоветские силы. С этой целью и был направлен Локкарт.

Напутствуя Локкарта, Ллойд Джордж сказал: «Вы поедете в Россию как специальный представитель... Я хочу, чтобы вы нашли человека по имени Робинс. Установите, каковы его отношения с Советским правительством. Изучайте все это тщательно. Если вы найдете его действия разумными, сделайте для Англии то, что он пытается добиться для Америки. Это, кажется, может дать неплохие шансы в этой сложной ситуации, но вам дается свобода действий».

Придавая большое значение аккредитации при Советском правительстве своего представителя, Лондон заранее допускал возможность приезда в Англию русского дипломатического агента. Предполагалось дать согласие на его пребывание в Великобритании и даже признать за ним минимум прав и привилегий для того, чтобы такие же, а может быть и большие, права были на основе взаимности гарантированы и Локкарту. Тем не менее, как подчеркнул Ллойд Джордж в беседе с Локкартом, этот обмен не равнозначен признанию Советского правительства как дефакто, так и де-юре. Сведения о предстоящей отправке дипломатического представителя в Советскую Россию просочились в печать, поэтому министерство иностранных дел вынуждено было дать соответствующее разъяснение в парламенте. Выступая, министр иностранных дел Бальфур еще раз со всей категоричностью подчеркнул: английское правительство не признает Советское правительство ни де-факто, ни де-юре, однако деловые соображения принудили его назначить своего представителя в Петроград, который будет работать под контролем британского посольства.

В заявлении все было правдой, кроме последнего утверждения. Локкарту отнюдь не предписывалось работать под тем контролем, о котором говорил министр иностранных дел. Положение выглядело как раз наоборот: вся деятельность оставшихся после отъезда Бьюкенена сотрудников британского посольства теперь подчинялась Локкарту. Дипломатическому агенту предоставлялись особые полномочия. Он получал право давать задания любому британскому подданному, находящемуся в России, включая сотрудников секретных служб, и отправлять на родину любого из них, не пришедшегося ему по душе, без объяснения причин. На первом этапе только ему было разрешено вступать в личные контакты с представителями Советской власти¹.

Принятое Советским правительством решение назначить своего представителя (им был М. М. Литвинов) в Лондон значительно ускорило отъезд Локкарта из Англии.

3 января кабинетом министров Локкарт был официально назначен дипломатическим агентом в Советскую Россию. Ему поручалось предпринять усилия для восстановления Восточного фронта. С этой целью ему разрешалось вступать в контакты с представителями Советского правительства, кроме того, давались полномочия на проведение соответствующих переговоров, если для них откроются возможности. Локкарт, внимательно изучивший к этому времени донесения Бьюкенена и различных британских агентов, не питал особых иллюзий относительно того, что Советское государство изменит свою принципиальную позицию в этом важном для британской политики вопросе, но все- таки ехал в Советскую Россию с надеждой достигнуть такого поворота. «Мировая война,— писал Чичерин,— имела своим результатом то, что и те и другие ее участники считали нужным временно жить с Советской республикой в мире или прикидываться желающими с нею мира. Со стороны Англии эта политика выразилась незадолго до заключения Брестского договора в виде посылки в Москву со специальной миссией бывшего генерального консула в Москве Локкарта, который был приверженцем соглашения с нами Англии и который позднее бросился очертя голову в заговоры против советской власти, чтобы искупить в глазах своего правительства свою предшествующую линию по отношению к нам»².

Уезжая в Советскую Россию, Локкарт заявил: «Если большевики предоставят мне те привилегии, которые обычно предоставляются посланникам, то в Англии соответственным образом отнесутся к Литвинову, которого большевики уже назначили своим послом в Лондоне. Возложенная на меня задача была необычайно трудна, но я принял ее без колебаний».

11 января Локкарт, выполняя поручение Форин оффиса и готовясь к отъезду в Россию, пригласил Литвинова в ресторан «Лайонс». Будущий британский дипломатический представитель преследовал цель получить от «русского народного посла», как стал именовать себя Литвинов, письменные рекомендации к Воровскому, а также к некоторым членам Совнаркома. Такие рекомендации Литвинов дал. После этого Локкарт сказал ему, что в надежде на взаимность Форин оффис намеревается предоставить советскому представителю право на шифросвязь с Петроградом, а также на отправку и получение дипломатической почты. Однако это не означает признания правительством Его Величества Советской власти.

В своей книге «Буря над Россией. Исповедь английского дипломата» Локкарт называет свою командировку в большевистскую Россию «великой авантюрой». Когда он 12 января вступил на борт крейсера «Ярмут», который должен был доставить его к берегам Норвегии, а затем через Финляндию в Советскую Россию, Локкарт произнес: «Великая авантюра началась».

Находясь в Москве, Локкарт связался с НКИД и затем развил бурную деятельность. Он установил контакты с Троцким и почти ежедневно встречался с ним, о чем осведомлял свое правительство, французских и американских коллег. Когда в Англию пришло сообщение, что мирные переговоры в Брест-Литовске прерваны, и стали поступать телеграммы от Локкарта, в которых тот хотя и с оговорками, но все-таки высказывал предположение о возможности военного сотрудничества с Советской Россией, английские правящие круги некоторое время проявляли определенное внимание к советскому представителю в Лондоне. Однако после подписания советско-германского мирного договора в Брест-Литовске в советско-английских отношениях наступило похолодание.

1 марта 1918 года в Смольном В. И. Ленин принял дипломатического представителя Великобритании Локкарта. В своих тенденциозных и враждебных Советской России воспоминаниях Локкарт не смог замолчать того сильного впечатления, которое производил В. И. Ленин на окружающих, не только на друзей, но и на врагов. Локкарт писал, что это человек «колоссальной силы воли. В своих революционных убеждениях Ленин был непреклонен... Он умел быть необычайно откровенным и проявлял эту откровенность во время встречи. На все поставленные ему вопросы отвечал в полном соответствии с истиной».

В ходе беседы Локкарт задал Ленину вопрос о том, могут ли немцы, заключив мир с Россией, сосредоточить свои войска на Западном фронте и «какая судьба ждет большевиков, если союзники окажутся раздавленными»? Далее Локкарт спросил: получит ли теперь Германия возможность кормить свое изголодавшееся население русским хлебом?

Локкарт впоследствии вспоминал, как Ленин, обратившись к нему, сказал, что тот мыслит, как и все его земляки, в своей плоскости, совершенно упуская из виду психологический момент. Эта война решится не в окопах, а в тылу. Но даже и с военной точки зрения такое суждение неправильно. Германия давно уже увела все свои лучшие воинские части с Восточного фронта. Благодаря заключенному ими разбойному миру они будут вынуждены держать на Востоке не меньше войск, чем прежде, а больше. Насчет снабжения Германии провиантом из России можете тоже не беспокоиться. Мы избрали формулу — пассивное сопротивление. Это гораздо более опасное оружие, чем не способная к бою армия.

Касаясь вопросов о ходе переговоров с немцами в Брест-Литовске, вспоминал Локкарт, Ленин сказал, что условия немцев именно таковы, каких можно было ожидать от милитаристской державы. Они, конечно, возмутительны, но приходится на них пойти. Ленин также сказал, что завтра эти условия будут подписаны и одобрены подавляющим большинством партии. И если немцы попытаются насильственно посадить в России буржуазное правительство, то большевики будут этому сопротивляться, в случае необходимости отступят до Волги, до Урала. Если союзники себе усвоят эту точку зрения, то работа рука об руку с ними представляется возможной, но тут же Ленин выразил сомнение насчет осуществления сотрудничества с союзниками³.

Судя по приведенному Локкартом изложению беседы, Ленин подчеркнул, что наш путь не ваш путь. Но мы можем согласиться на временный компромисс с капитализмом. Мы даже принуждены к тому, так как в настоящее время капитал еще настолько силен, что мог бы уничтожить нас, если бы действовал в полном согласии. К счастью, единение и согласие противоречат природе мирового капитализма. До тех пор, пока будет продолжаться германская опасность, мы согласны принять на себя риск сотрудничества с союзниками, из которого обе стороны могут пока извлечь пользу. Если бы немцы на нас напали, мы даже приняли бы военную помощь со стороны союзников. Но мы думаем, что ваше правительство не разделит нашей точки зрения на этот вопрос. Ваше правительство реакционно и станет на сторону русских реакционеров.

Советское правительство не отрицало возможности соглашений с Антантой, но считало, что английское правительство не пойдет на это. Успеха большевиков в Советской России и распространения революционных идей в других странах правящие круги Англии, Франции и США боялись больше всего.

Начавшаяся весной 1918 года интервенция английских войск на севере Советской России и на Дальнем Востоке сопровождалась оголтелой антисоветской кампанией в британской печати. В письмах советского представителя из Лондона в Наркоминдел в тот период часто проскальзывали пессимистические нотки: зачем сохранять видимость каких- то отношений, когда на деле их нет, ради чего нужен в Советской России Локкарт, если Англия отказывает ей в признании. Чичерин терпеливо разъяснял, что, сохраняя в Советской России посольства стран Антанты, Советское правительство тем самым сохраняет и определенную возможность нормализовать отношения с Антантой, поэтому суть сейчас не в признании. Советская Россия может обойтись без него.

В английской буржуазной печати стали раздаваться требования пресечения деятельности советского представительства в Лондоне. Тем не менее в правящих кругах Великобритании опасались ответных репрессий в отношении Локкарта, сосредоточившегося на подготовке антисоветского заговора. Высылка его из Советской России поставила бы под вопрос успех операции. Заговор Локкарта должен был, по мысли его инициаторов, подвести черту под целой серией акций, направленных против Советской власти, начиная от мятежа белочехов и вылазки левых эсеров. Готовился он со всей тщательностью, на которую были только способны секретные службы империалистических держав. В планы заговора входила целая серия мероприятий, которые должны были осуществиться одновременно: организация контрреволюционных выступлений, арест Советского правительства и интервенция экспедиционного корпуса Антанты должны были положить конец социалистической революции. Переехавшие в Вологду послы империалистических государств уже предвкушали близкий успех, не ведая, что деятельность Локкарта давно находилась под наблюдением ВЧК. Вскоре всем послам Антанты Наркоминдел предложил переехать из Вологды в Москву или в ее окрестности. Но они предпочли выехать из Советской России. Уезжая, послы не сделали никаких заявлений о прекращении отношений с Советской страной. В Москве остались представители этих стран, среди них Локкарт, французский и английский консулы.

2 июля 1918 года Верховный совет Антанты начал последовательно реализовывать план военных операций против Советской России. 31 июля английский десант занял Онегу. 4 августа войска Великобритании вошли в Баку. На следующий день был оккупирован Архангельск.

Открытая интервенция стран Антанты создала сложную обстановку. Встал вопрос о закрытии дипломатических представительств тех стран, которые начали вооруженную борьбу против Советского государства. ВЧК, окончательно раскрыв заговор, арестовала его руководителя — Локкарта. Спустя три дня в Лондоне был арестован Литвинов и посажен в Брикстонскую тюрьму. Началась, по определению Чичерина, «дипломатическая возня» об обмене Локкарта на Литвинова. В ходе переговоров наконец пришли к соглашению. 27 сентября шведский генеральный консул сообщил в Наркоминдел, что его правительство разрешило Литвинову и следующим с ним товарищам свободный проезд через Швецию после того, как будет получено сообщение о пересечении Локкартом границы с Финляндией. Шведская сторона также брала на себя обязательство не пропускать британского агента через свою территорию до тех пор, пока не будет сообщено, что Литвинов благополучно прибыл в Норвегию. 1 октября Наркоминдел получил телеграмму, в которой сообщалось, что Литвинов отбыл из Англии. После этого Локкарт был освобожден из-под стражи. Тут же ему сообщили, что он должен покинуть Москву. 2 октября Локкарт в сопровождении сотрудников ВЧК выехал в Петроград, а на следующий день в четыре часа дня вместе с присоединившимися к нему дипломатами прибыл в Белоостров. Они все пересекли границу.

Так бесславно, полным провалом окончилась эта «великая авантюра» против Советской России, затеянная британским империализмом и его агентом.

Примечания:

1 См.: Зарницкий С., Трофимова Л. Так начинался Наркоминдел. М., 1984. с. 176—177.

² Чичерин Г. В. Статьи и речи по вопросам международной политики. М., 1961, с. 321.

³ Выход Советской России из войны не означал выигрыша для Германии, как это утверждали многие на Западе. Г. В. Чичерин привел в одной из своих статей характерное признание Локкарта: Локкарт «не раз говорил мне, что, по его мнению, Октябрьская революция гораздо больше сделала путем разложения внутри германского империализма и германской монархии, чем могло бы сделать продолжение войны Николаем II» (см.: Чичерин Г. В. Статьи и речи по вопросам международной политики, с. 260).

 

БОЛЬШЕВИКИ ВПИСАЛИ В ИСТОРИЮ ВДОХНОВЛЯЮЩУЮ СТРАНИЦУ, РАВНОЙ КОТОРОЙ НЕ ЗНАЛО ЧЕЛОВЕЧЕСТВО

В. И. Ленин встречался с А. Рансомом 23 марта 1918 года, между 14 и 22 февраля, а также 7 марта 1919 года и 3 ноября 1922 года.

Артур Рансом (1884—1967) — журналист и один из видных писателей Англии.

Ему посчастливилось четыре раза встречаться с В. И. Лениным. Рансом приехал в Россию в 1913 году, в канун первой мировой империалистической войны, как собиратель русского фольклора и народных сказок. Затем стал корреспондентом английских буржуазных газет «Дейли ньюс» (1916—1919) и «Манчестер гардиан» (1919—1922) в России. Побывал на русско-германском фронте, встречался с солдатами в окопах, стремился выяснить отношение к войне различных слоев населения России, разобраться в ее причинах. Это общение облегчалось тем, что Рансом знал русский язык. Непосредственный свидетель Февральской революции 1917 года, он, разочаровавшись в ней, решил возвратиться в Англию. Но по пути на родину до него дошло известие об Октябрьской революции. Рансом прерывает свое путешествие и, сдав билет, возвращается обратно в Россию, чтобы собрать материалы для новой книги — «История революции». В декабре 1917 года он приехал в Петроград и поселился в гостинице «Россия». Вскоре он начинает посылать свои репортажи и сообщения в Лондон о событиях в революционной России. Позже, в 1918 году, в «Открытом письме Америке. В защиту России», опубликованном в журнале «Нью рипаблик», он четко формулирует свои позиции: «Я хотел бы, чтобы люди, раздвинув завесу клеветы, которая окружает большевиков, увидели тот идеал, за который они сражаются,— это свет, вдохновляющий сердца честные и юные. Большевики вписали в историю вдохновляющую страницу, равной которой не знало человечество». Но реакционные, враждебные Советской стране круги, встревоженные тем, что Рансом собирается рассказать правду о новой России, всячески препятствовали публикации его статей в английской печати. Так, ярый враг Советской власти, руководитель британской миссии Б. Локкарт, прибывший в январе 1918 года в Петроград, решительно требовал, чтобы английская печать не публиковала статьи Рансома. «Каждый день, когда я посылаю из России отчаянные телеграммы,— писал Рансом,— мне кажется, что я пытаюсь докричаться до пьяницы, спящего на дороге, по которой катится паровой каток. А затем приходят газеты шестинедельной давности, и я словно вижу, как этот пьяный, сонный дурак делает движение, как бы собираясь смахнуть с носа муху, не обращая ни малейшего внимания на гигантскую махину, упорно приближающуюся к нему». Так саркастически Рансом высмеивал недальновидную политику правящих кругов Англии.

 

Советский писатель Савва Дангулов так характеризует Артура Рансома: «Вот жил человек, очарованный природой, и думал, что истинное его призвание ходить росными утрами в лес, слушать зараннее пение соловьев, плыть по спокойным равнинным рекам на лодке или стоять над рекой, устремив взгляд на поплавок. Жил человек и думал, что природа только с ним откровенна и его назначение — прилежно записать все, что она рассказывает ему, записать и поведать людям. А потом поездка в Россию... И все взорвалось, все взвилось и рухнуло: лес, соловьи, лодка на стремнине, зори... Остались только сумеречный блеск северного солнца и грозный голос: «Вся власть Советам!» Вторглась революция в жизнь человека, и все сдвинулось с мест... Как жить человеку дальше: уйти в революцию и сделать ее призванием, дышать ею, носить ее в себе, сделать ее сердцем или возвратиться в бестрепетные заводи природы?»

Первая встреча В. И. Ленина с Артуром Рансомом состоялась 23 марта 1918 года. В то время Рансом представлял английскую буржуазную газету «Daily News» («Ежедневные новости»), издававшуюся в Лондоне в 1846— 1928 годах.

Интервью В. И. Ленина касалось речи министра иностранных дел Англии Артура Джемса Бальфура, которую он произнес 14 марта 1918 года в палате общин. В своей речи Бальфур настаивал на политике антисоветской интервенции.

В то время Япония начала интервенцию на Дальнем Востоке. Ее войска вторглись в районы Сибири. Бальфур, стараясь прикрыть действительные цели японской интервенции на Дальнем Востоке, лицемерно заявил, что Япония-де, оккупировав с согласия союзников Сибирь и овладев сибирской железной дорогой, стремится помешать вторжению Германии.

В интервью А. Рансому В. И. Ленин разоблачил истинные стремления империалистов. «Одно из самых слабых мест в речи Бальфура,— подчеркивал Ленин,— есть заявление о том, что японцы идут на помощь русским». «Каким именно русским? — ставит вопрос Ленин и отвечает на него: — В нынешней России есть одна сила, по своей природе предназначенная для борьбы не на жизнь, а на смерть против нападений со стороны международного империализма — это власть Советов. Первым же шагом тех русских, которым собираются «помогать» японцы, при возникновении слухов о приближении последних было требование упразднения Советской власти. В случае продвижения японцев внутрь Сибири те же «русские», которым японцы собираются «помогать», будут требовать упразднения Советов во всей Сибири. Чем же Советская власть может быть заменена?

Единственное, что может ее заменить, есть буржуазное правительство. Но буржуазия в России достаточно уже ясно показала, что может держаться у власти лишь при помощи извне. Если буржуазное правительство, опирающееся на помощь извне, удержится у власти в Сибири и Восточная Россия будет потеряна для Советской власти, то и в Западной России последняя будет до такой степени ослаблена, что вряд ли долго удержится, и ее наследником явится буржуазное правительство, которое и здесь также будет нуждаться в помощи извне».

Однако это интервью ни в «Daily News», ни в какой-либо другой английской газете не было опубликовано. Впервые оно с собственноручной припиской В. И. Ленина: «Подтверждаю, что я это действительно сказал в беседе с Рансомом и разрешаю печатать это» на русском (иллюстрация) и английском (в переводе) языках было опубликовано в 1932 году в книге: R. Н. Bruce Lockhart. «Memoirs of a british agent» (P. X. Брюс Локкарт. «Мемуары английского агента»). На машинописной копии текста интервью имеется надпись В. И. Ленина: «23/III дано Рансому»¹.

Второй и третий раз В. И. Ленин встречался с Артуром Рансомом в феврале и марте 1919 года.

Время было трудное. Молодое Советское государство уже в течение двух лет продолжало вести борьбу против интервенции Антанты. Беседа Ленина с Рансомом в феврале 1919 года касалась многих вопросов: о мирных предложениях, которые в то время направило Советское правительство странам Антанты, о перспективах социалистического движения в капиталистических странах, о защите завоеваний социалистической революции. Эта встреча состоялась на следующий день после парада и празднества на Красной площади в честь создания III, Коммунистического Интернационала, на котором присутствовал Рансом. Он слушал доклад В. И. Ленина о буржуазной демократии и диктатуре пролетариата. Эти слова, разъяснил Ленин на конгрессе, «до сих пор... были... для масс латынью». Сейчас «эта латынь переведена на все современные языки...».

Рансом пишет, что в самом начале беседы Ленин полушутя, полусерьезно сказал:

— Я опасаюсь, чтобы джингоисты²  Англии и Франции не воспользовались вчерашней манифестацией, как предлогом для новых выступлений против нас. Они скажут: «Как можем мы оставить их в покое, когда они заняты тем, чтобы зажечь пожар во всем мире?» На это я ответил бы им: «Между нами война, господа! Вы сами во время войны пытались устроить революцию в Германии, а Германия делала все возможное, чтобы вызвать беспорядки в Ирландии и Индии. Теперь, когда мы воюем с вами, мы прибегаем к средствам, которые нам кажутся подходящими. Ведь мы сообщили вам, что мы согласны начать мирные переговоры».

Далее Ленин обратил внимание на необходимость установления мира с воюющими против Советской России странами и на ноту Советского правительства державам Антанты, которая была только что им послана. «...Самым быстрым средством восстановить нормальные условия жизни в России,— продолжал Ленин,— были бы мир и согласие с союзниками. Я уверен, что мы могли бы сговориться, если бы у них действительно было желание заключить с нами мир. Может быть, Англия и Америка пошли бы на это, если бы у них руки не были связаны Францией. Но интервенция широкого размаха вряд ли возможна в настоящее время. Согласие³  должно понять, что Россией нельзя управлять так, как управляют Индией, и что послать сюда войска это значит послать их в коммунистический университет».

Когда Рансом заговорил о большевистской пропаганде за границей, Ленин ответил так: «Скажите им, чтобы они выстроили китайскую стену вокруг каждого из их государств. У них есть свои границы, свои таможенные досмотрщики, своя береговая стража. Они могут, если пожелают, изгнать из своей страны всех большевиков. Революция не зависит от пропаганды. Если нет условий для революции, никакая пропаганда не ускорит ее и не сможет ей помешать». И далее Ленин подчеркнул: «...я убежден, что, если бы наша Советская Россия была бы поглощена морем или совершенно перестала бы существовать, революция продолжалась бы в остальной части Европы. Спрячьте Россию под воду на двадцать лет, и это ни в чем не изменило бы требований рабочих Англии».

В конце беседы, пишет Рансом, он спросил меня, приеду ли я еще раз в Россию, не хотел бы я тогда поехать в Киев, чтобы изучить там революцию, как я это сделал в Москве. Я ему ответил, что был бы очень огорчен, если бы мог подумать, что это мой последний приезд сюда, так как на второе место после своей страны я ставлю Россию. Он засмеялся и, желая сказать мне что-нибудь приятное, проговорил: «Хотя вы и англичанин, вам удалось более или менее понять сущность революции. Я буду рад опять встретиться с вами»⁴.

Под впечатлением бесед с В. И. Лениным 13 июля 1921 года А. Рансом поместил в газете «Манчестер гардиан» статью «Политика России на Востоке», имевшую большой резонанс не только в Англии, но и в других странах. В ней он писал, что по отношению к Востоку центральным оказалось то, что Октябрьская революция выдвинула во всей полноте колониальный вопрос, провозгласив принцип, который должен быть одинаково применен ко всем нациям. Этот принцип состоит в том, что всякая нация, как бы она ни была мала и слаба, имеет абсолютно неотъемлемое право распоряжаться своей судьбой по собственному усмотрению. Причем, сама Советская Россия подала в этом пример.

Вся система колоний, система сфер влияния, где та или иная чужеземная нация распоряжалась как хозяин в своем доме, была поколеблена в результате разоблачительных выступлений коммунистов.

«Сегодня националистический Восток взирает на Москву точно так же, как восставшие ирландцы взирали на Париж в 1891 году». Говоря словами эмира Афганистана, Восток взирает в данное время на Ленина как на «гуманного защитника цивилизации — да храни его Аллах».

Отказ от обычных побуждений управляющих внешними делами нации доставил России столь выгодное положение в вопросах восточной дипломатии, которое ни одно русское правительство не пожертвует в ближайшем будущем ради экономических интересов. Отказ от экономических интересов, то есть от грабительской политики империалистических держав, Рансом считал частью того багажа революции, который удержат ее наследники.

Революция 1917 года с самого своего начала сделала Восток союзником России. Советская политика, продолжал Рансом, отличается полной последовательностью с первых дней революции. Это является ударом по империализму. Простой факт, что великая страна Россия принимает такой принцип, говорилось в статье, и действует на основе его,— сильнее всякой агитационной пропаганды, ибо он внушает пассивному до этого времени Востоку, что его «крайние элементы были правы и что нет прямой причины, почему другим нациям не поступить точно так же».

Вместо лозунга «Разделяй и ты будешь властвовать!» они пишут: «Объединяй их, и они обретут свободу!» Этими словами Рансом заключает основные выводы своей статьи.

В октябре 1922 года А. Рансом, уже будучи корреспондентом английской газеты «The Manchester Guardian», специально вновь приехал в Россию, чтобы получить интервью у В. И. Ленина. 26 октября Рансому было предложено написать вопросы, на которые он хотел бы получить ответы. На следующий день, 27 октября, Рансом послал Ленину семь вопросов, касающихся нэпа и концессии Л. Уркарта⁵. В. И. Ленин из-за крайней занятости не смог сразу на них ответить. «Дни проходили за днями,— писал позже Рансом в газете «The Manchester Guardian»,— а мне не удавалось увидеть его и мне было сказано, что я не встречусь с Лениным до тех пор, пока он не напишет своих ответов, которые мне передаст при встрече. Я потерял надежду и приготовился выехать из России, получив уже визу и место в вагоне. Во время моего прощания с Чичериным он выразил большое удивление, что я еще не получил ответов, сказав, что ему известно, Ленин действительно пишет ответы и хотел меня видеть до отъезда.

После этого я отказался от заказанного места в вагоне и остался до следующего поезда, который отправлялся в понедельник».

3 ноября В. И. Ленин принял Рансома. Беседа шла вокруг последних событий — выборов в Англии, фашистском перевороте в Италии и главным образом вокруг вопросов, заданных Рансомом. Ленин сообщил, что он еще не на все вопросы написал ответы, но обещал закончить их к отъезду Рансома. В воскресенье, 5 ноября, Ленин закончил писать ответы на вопросы Рансома, а в понедельник, «как раз когда я укладывался, чтобы уехать из Москвы,— писал Рансом в корреспонденции в «The Manchester Guardian»,— мне сообщили по телефону, что ответы готовы. Я спешно отправился в Кремль и получил их как раз вовремя, чтобы захватить их с собой к поезду»⁶.

В интервью В. И. Ленин ответил на ряд вопросов о внутреннем положении Советской России, связанных главным образом с проведением новой экономической политики.

Вопросы Рансома, касающиеся усиления деятельности нэпманов, отражали надежды буржуазии Запада на «мирное» перерождение Советской России в капиталистическое государство.

В своем первом вопросе А. Рансом обратил внимание на то, что в Советской России, как ему показалось, идет громадное экономическое оживление, связанное с ростом торговли, нарождается новый торговый класс. Поэтому Рансома интересовало, проявляет ли и каким образом нэпман стремление быть политической силой? В. И. Ленин, вспомнив времена своего пребывания в начале века в Лондоне, ответил, что «обилие мелких торговцев и их оживленнейшая деятельность нисколько еще не свидетельствует об экономической большой силе класса, от которой можно и должно заключить к «политической силе»⁷.

Затем А. Рансом, развивая эту мысль, спросил В. И. Ленина, не приведет ли в Советской России экономическое усиление нэпманов к постоянному ослаблению государства?

В своем ответе Ленин сказал, что надо различать не производство от торговли, а производство в легкой индустрии и производство в тяжелой индустрии. Земля у нас в руках государства. Мелкие крестьяне, владеющие ею, превосходно доставляют налог. Промышленное производство, в отношении так называемой легкой индустрии, явно оживает, а оно часто находится либо в собственности государства под управлением его служащих, либо во владении арендаторов.

«Поэтому опасаться «постоянного ослабления государства» нет оснований»⁸.

Далее Рансом спросил: «Намекают, что будет сделана попытка (путем обложения) заставить нэпмана субсидировать производство. Я спрашиваю: не будет ли результатом этого только повышение цен, повышение прибыли нэпмана и, косвенно, необходимость поднятия заработной платы,— таким образом, возврат к прежнему положению?»

В. И. Ленин ответил на этот вопрос так: «В руках государства сотни миллионов пудов хлеба. При таких условиях ожидать, что налоги «только» повысят цены, нельзя. Налоги также дадут нам доход с нэпманов и с производителей на помощь промышленности, особенно на помощь тяжелой индустрии»⁹.

Следующий свой вопрос Рансом сформулировал так: «Если судить по обычным капиталистическим меркам, экономическое положение должно быть хуже. Если судить по коммунистическим меркам, положение тоже должно быть хуже (упадок тяжелой индустрии). Однако каждое лицо, кого я встречаю, соглашается, что положение его лучше, чем год тому назад. По-видимому, что-то происходит, чего не допускает ни капиталистическая, ни коммунистическая идеология... Я спрашиваю: разве невозможно, что мы идем не вперед, к новому благополучию, а возвращаемся назад, к старому положению?»

В. И. Ленин убедительно показал, что государственная власть находится в руках рабочих. «И шаг к стабилизации рубля, и оживление производства крестьянского и легкой индустрии, и начало прибылей Госбанка (то есть государства), все это есть плюс и с коммунистической точки зрения»¹⁰. Далее он подчеркнул, что «переход к коммунизму возможен и через государственный капитализм, если власть в государстве в руках рабочего класса...

Пойдем дальше. Не может ли быть, что мы идем назад к чему-то вроде «феодальной диктатуры»? Никак не может быть, ибо мы медленно, с перерывами, с шагами назад от времени до времени, поднимаемся по линии государственного капитализма. А это — линия, ведущая нас вперед, к социализму и к коммунизму (как высшей ступени социализма), а никоим образом не назад к феодализму.

Растет внешняя торговля; усиливается, хотя и с перерывами, стабилизация рубля; явный подъем промышленности и в Питере и в Москве; маленькое, очень маленькое начало подготовки средств государства для помощи тяжелой индустрии и так далее. Все это доказывает, что Россия идет вперед, а не назад...»¹¹  На вопрос Рансома о циркулирующих в Москве слухах о том, что будет введена карточная система с полной реквизицией нэпманских складов, Ленин ответил, что это «чистые сказки. Ни о чем подобном мы и не помышляем.

Ничего подобного нельзя себе и представить в современной России. Это — слухи, пускаемые злостно людьми, которые очень злы на нас, но не очень умны»¹².

Последний вопрос Рансома касался отклонения Совнаркомом концессионного договора с Уркартом. Ленин ответил, что концессию Уркарта мы не отклонили окончательно. «Мы отклонили ее только по указанной нами публично политической причине. Мы начали в нашей прессе открытое обсуждение всех за и всех против. И мы надеемся, что после этого обсуждения мы составим себе окончательное мнение и по политической и по экономической линиям»¹³.

Интервью на английском языке было 22 ноября 1922 года опубликовано в газете «The Manchester Guardian» № 23797. На русском языке впервые опубликовано в 1930 году во 2—3 изданиях Сочинений В. И. Ленина том XXVII.

Сохранился также «Второй (неоконченный)» вариант интервью Ленина Рансому. В нем В. И. Ленин разъясняет сущность новой экономической политики, которая состоит в том, «что пролетарское государство: во-первых, разрешило свободу торговли для мелких производителей, и, во-вторых, в том, что к средствам производства для крупного капитала пролетарское государство применяет целый ряд принципов того, что в капиталистической экономике называлось «государственным капитализмом»¹⁴.

Далее Ленин подчеркнул: «Я думаю, что «нэпман», который из этого сделает вывод о желательности для него стать политической силой, рискует не только ошибиться, но и стать предметом газетных насмешек за вульгарное понимание им марксизма»¹⁵.

В заключение Ленин, говоря о политической силе в России, подчеркнул, что «рабочие и крестьянство — вот основа политической силы в России. Во всех капиталистических странах крестьян грабят и помещики и капиталисты. Чем сознательнее становятся крестьяне, тем лучше они это понимают. Поэтому масса населения за «покупающими и продающими» нэпманами не пойдет»¹⁶.

А. Рансом также спрашивал В. И. Ленина, не будут ли налоги на «нэпманов» вести только к повышению заработной платы и цен, вместо того чтобы давать средства на производство?

— Нет,— ответил Ленин,— ибо в основе цен будет стоять хлеб. Некая часть его в руках государства, собрана в виде налога. Самостоятельного влияния на цены нэпман не сможет иметь, ибо он не производитель. Монополия внешней торговли, замечу кстати, поможет нам держать в руках нэпмана, ибо цены будут устанавливаться помимо него, ценой производства за границей плюс наша государственная надбавка, идущая на субсидию производства¹⁷.

В то время Советская Россия сражалась на фронтах гражданской войны и иностранной военной интервенции. Она была изолирована от остального мира стеной блокады лжи и клеветы буржуазной пропаганды. Книга Рансома сыграла свою роль в освещении действительного положения в молодой Советской республике, напрягавшей все свои силы в защиту завоеваний социалистической революции. В предисловии к своей книге А. Рансом писал: «Эта книга не ставит своей целью какую-либо пропаганду. Чтобы нападать на коммунизм или чтобы защищать его, надо обладать знанием политической экономии, которое одинаково требуется как с капиталистической, так и с социалистической точки зрения. На это я претендовать не могу...

Я сделал то, что было в моих силах. Я подошел к событиям так близко, как только это возможно было иностранцу и некоммунисту. Но никогда меня не оставляло горькое чувство, что возможность изучения, выпавшая на мою долю, была не использована и не могла быть мною предоставлена англичанину, которому соответствующие знания помогли бы больше ориентироваться в том, что происходит. Для такого человека было бы нетрудно воспользоваться всем выпавшим на мою долю, я же с большим трудом поборол первоначальное враждебное отношение ко мне как к газетному корреспонденту буржуазной прессы. Подобный человек получил бы в настоящее время разрешение жить в России, так как коммунисты иначе относятся к войне, чем это у нас принято... Я охотно рассказал бы о том, как зов революции был услышан такими людьми, как полковник Робинс и я, людьми, которые по происхождению и воспитанию стоят вдали от революционного и социалистического движения в своих собственных странах. Само собой разумеется, что никто из тех, кто, подобно нам, близко подошел к вождям революции, не может даже на минуту поверить, что люди эти — оплаченные агенты той власти, которая больше другой являлась олицетворением власти, за разрушение которой они боролись.

Мы хорошо поняли ту несправедливость, которая была нанесена этим людям, и потому взяли на себя их защиту. Но это не все, есть еще нечто большее, и это большее — сознание творческого духа Революции. В ней живет то, что отличает творца от рядового художника: творческая сила, до сих пор таившаяся в глубине сознания человечества».

Рансом заканчивает введение к книге словами, полными оптимизма и уверенности в необычайную жизнеспособность, которая была присуща стране, совершившей Великую революцию, присуща Москве, присуща нерушимо даже в такие мрачные дни, которые принесли народу лишения, разочарования, голод, нужду и войну, которую он не хотел. Но, прежде чем говорить о книге «Шесть недель в России», нельзя не сказать о написанном Рансомом в Советской России страстном памфлете, названном «Открытое письмо в Америку»¹⁸.

«Письмо» имело и второй заголовок — «В защиту России». Оно было опубликовано во многих английских и американских изданиях. Фактически «Письмо» является первой, вводной главой к «Шести неделям в России». В «Письме» Рансом называет политику английских и американских правящих кругов в отношении революции 1917 года «невероятным кошмаром слепого безрассудства», обвиняет правительства США и Англии в непонимании всей важности свершившегося. «Роль, которую сыграла Англия по отношению к Советской России в 1918 году,— писал Рансом,— изобилует ошибками, даже если смотреть на вещи с чисто эгоистической точки зрения прямой выгоды». Всем содержанием своего «Открытого письма в Америку» Рансом, выступая в «Письме» как друг революционной России, стремится помочь американцам и англичанам понять, что такое Советская власть, показать и убедить, что в России родились новая цивилизация, новое общество, новое мировоззрение, борющееся в невероятно трудных условиях английской и американской империалистической интервенции за свое существование.

 «Революция,— пишет Рансом,— проводит между людьми, в зависимости от их характеров, грань гораздо более резкую, чем война. Те, кого боги одарили своей любовью, следуя зову юности в сердце, радостно становятся на ее сторону... Другие, осторожные глупцы в своей дорого обходящейся мнимой мудрости, держатся в стороне...»

Отдавая дань уважения мужеству большевиков, открывших магистральный путь новой цивилизации, Рансом гневно и с возмущением пишет о тех «низких душах», кто создает «потоки грязной клеветы», обливающих новую Россию в Америке и Англии. «Но когда все будет кончено,— гласят заключительные строки «Письма»,— грязь исчезнет и эта страница будет бела, как ослепительно сверкающие на солнце снега России, которые я видел из своих окон в Петрограде».

Сам Рансом с сожалением говорит, что «Письмо» неполно, не вмещает всех тех мыслей, которые он хотел бы сказать. Объясняя читателю ситуацию, Рансом пишет: «Я пишу это «Письмо» так быстро, что едва не сломал перо, все время помня о том, что человек, который повезет его с собой в Америку, уезжает через несколько часов¹⁹. Поэтому мне не удалось сказать многое, что я намерен был сказать».

Рансом неоднократно дает читателю понять, что его «Открытое письмо в Америку» — только первый шаг к решению задачи, которую он поставил: «рассказать о построении социализма в России». «Это,— разъясняет он,— материал для многих писем...» Огромный материал, который он собрал в своих дневниках, находясь в революционной России, Рансом объединяет в книгу «Шесть недель в Советской России». Этой книги с нетерпением ждали все, кто хотел услышать правду о России, писал журнал «Либерейтор» в 1919 году. Ряд глав был предварительно опубликован в лондонском журнале «Нью Стейтсмен», нью-йоркском «Нью рипаблик», в газетах «Манчестер гардиан» и «Дейли ньюс». Впервые книга вышла в Нью-Йорке в июне 1919 года. А уже к началу 1920 года она была четырежды переиздана в Нью-Йорке и Лондоне. Американский издатель книги Рансома Б. Хьюбс в своей издательской рекламе, оповещая читателя о выходе книги, писал: «Книга Рансомасодержит такую глубокую, развернутую информацию о России, какой нет ни в одной написанной ранее книге. Автор прекрасно знает Россию. Он один из крупнейших английских писателей и в то же время честный и правдивый журналист.

Все им написанное, безусловно, заслуживает самого глубокого и полного доверия. Книга Рансома проникнута стремлением к всестороннему освещению действительности, показу широкого круга революционного творчества новой жизни в Советской России, является достоверным рассказом о том, как рождается новое общество, как живет советский народ, о чем он думает и как строит новую жизнь. Не случайно журнал «Либерейтор» поместил рецензию, озаглавив ее: «Эта книга необходима». «Прочитав ее,— писал «Либерейтор»,— неосведомленные получат полное представление о ее предмете, а тех, кто настроен враждебно, она сумеет переубедить». Высокая ценность книги определялась тем, что она была написана человеком с большим жизненным опытом, способным проникнуть в суть развернувшихся событий, стать их участником, умеющим взглянуть на них объективно.

 том резонансе, который вызвал выход книги, свидетельствуют высказывания газет и журналов различной политической ориентации. Так, филадельфийская «Пресс» называет книгу Рансома «самым захватывающим рассказом о России, какой когда-либо был написан очевидцем». «Бостон пост»: «Единственный полностью достоверный источник информации среди тумана». Газета «Нью-Йорк сан»: «Эта книга должна быть прочитана каждым, кто хочет знать, что происходит в самом деле в России при Советах». Обозреватель «Нью-Йорк трибюн»: «Вне всякого сомнения, самая интересная книга из всех, написанных на эту тему... Мы убеждены,— продолжал он,— что ни один американец, который хочет понять, что такое большевизм, не может обойтись без нее». Интересно обращение «Нью-Йорк трибюн» к председателю сенатской комиссии по расследованию антиамериканской деятельности Овермену: лишь после того, как Овермен прочтет произведение Рансома, он «имеет право есть и спать, не только что заниматься делами. Да и мистеру Вильсону²⁰  весьма полезно было бы найти время, чтобы прочесть «Шесть недель в Советской России».

Приведенные отзывы говорят о том, что даже органы буржуазной печати, далеко не с симпатией относившиеся к Советской России, не смогли замолчать и опровергнуть тот бесспорный факт, что книга Рансома — увлекательное, правдивое, неприукрашенное повествование о претворении в жизнь грандиозных планов социальной реорганизации. Рансому удалось «раздвинуть завесу клеветы, окружающую большевиков», что было особенно важно «в дни, когда Россию пытались предать и оклеветать».

Однако хозяева буржуазной пропаганды сделали все, чтобы поставить преграды распространению книги. Несмотря на огромный успех, после 1919 года она ни разу не переиздавалась.

«Раз уж моей книге,— писал Рансом,— суждено быть правдивым отражением моих впечатлений, то все события, описанные в ней, будни, полные тяжелого труда, споры, ссоры, приятельские беседы, все происходившее со мной должно быть изображено на фоне той необыкновенной жизнеспособности, дух которой царит в Москве, несмотря на все выпавшие лишения, эпидемии, голод, войну...»

Во всем его повествовании, о чем бы ни писал Рансом, чувствуется творческий дух Октябрьской революции. Он сумел увидеть многое из того нового, что несет революция, понять целеустремленную деятельность Советского правительства по формированию нового человека, его внутреннего мира, его мировоззрения.

Центральное место в книге занимает описание встреч и бесед Ленина с Рансомом. Один из разделов так и озаглавлен: «Из моих бесед с Лениным». «Как бы ни думали о Владимире Ильиче Ульянове-Ленине его враги, но даже и они не могут отрицать, что он один из величайших людей нашего времени,— писал Рансом.— Поэтому излишне пояснять, почему я привожу отрывки из моего разговора с ним...»

В ходе беседы с Рансомом Ленин упомянул о значении теории для рабочего движения и особо подчеркнул, что английскому рабочему движению не хватает теоретиков. Почему Рансом упоминает об этом в своей книге? Как известно, в 1918 году Ленин вел бескомпромиссную борьбу против «теоретического опошления марксизма», представлявшего величайшую опасность для революций, назревавших в странах Западной Европы. Глубокое негодование у Ленина вызвали появившиеся тогда статьи Каутского против большевизма и особенно книга «О диктатуре пролетариата», в которых извращался марксизм. Ленин считал необходимым дать решительный отпор попыткам искажения и опошления марксизма. В 1918 году Ленин пишет труд «Пролетарская революция и ренегат Каутский», в котором разоблачает предательскую позицию Каутского, его теоретическую путаницу, мошеннические фальсификации и увертки, нагроможденные в книге.

Во время беседы говорилось и о фабианском движении — английской оппортунистической организации, проповедовавшей сотрудничество рабочего класса с буржуазией и мирный, постепенный переход от капитализма к социализму путем мелких реформ, и об участии в нем известного английского писателя и драматурга Бернарда Шоу. О Бернарде Шоу Ленин сказал: «Шоу — честный парень, попавший в среду фабианцев. Он гораздо левее, чем все, кто его окружает». Ленин дал резкую отповедь тем, кто пытался представить Шоу клоуном, сказав, что «в буржуазном государстве он, может быть, и клоун для мещанства, но в революции его не приняли бы за клоуна».

Рансом пишет, что, когда зашел разговор об известном английском общественном деятеле, реформисте Сиднее Веббе, В. И. Ленин спросил, сознательно ли работает Сидней Вебб в пользу капиталистов. И когда Рансом ответил, что он ничего подобного не делает, то Ленин заметил: «Тогда у него больше прилежания, чем разума. Вебб обладает безусловно огромными знаниями».

Касаясь развития рабочего движения, Ленин сказал, что, конечно, положение дел в Англии будет более трудное. Имущие классы, состоящие по большей части из купцов и промышленников, будут бороться до тех пор, пока рабочие не сломят их сопротивления.

Ленин заметил во время беседы, что никто не сможет удержать революции. Россия действительно была единственной страной, где должна начаться революция. И все же мы не одолели всех трудностей в отношении к крестьянству.

Он, пишет А. Рансом, сказал мне, что не думает, чтобы мне дали возможность в Англии писать правду о России, и привел в пример то, как заставили молчать полковника Робинса в Америке.

Я сказал, что дружелюбие Робинса по отношению к Советской России искренне, но что его симпатия — симпатия спортсмена, который умеет признавать и восторгаться смелостью и мужеством. Я привел слова Робинса: «Я не могу быть враждебным к ребенку, с которым я шесть месяцев прожил вместе. Но если бы в Америке началось большевистское движение, то я взял бы мою винтовку и стал бы бороться за его подавление». «Что же,— сказал Ленин,— он честный парень и видит дальше, чем другие. Я всегда к нему хорошо относился». Он расхохотался над словом «ребенок» и проговорил: «У этого ребенка были миллионы других людей, чтобы смотреть за ним!»

Описывая впечатление, которое на него произвел Ленин, Рансом подчеркнул: «Больше, чем когда-либо раньше, Ленин произвел на меня впечатление счастливого человека».

Возвращаясь обратно из Кремля, я старался припомнить человека, у которого был бы такой же темперамент и характер, проникнутый радостью... Он всегда готов каждому, кто его попросит, дать серьезный совет — такой серьезный и так глубоко продуманный, что он обязывает его приверженцев более, чем если бы это было приказание...

Он первый крупный вождь, который совершенно отрицает значение своей собственной личности. Личное тщеславие у него отсутствует. Более того, как марксист, он верит в массовое движение, которое с ним, без него ли все равно не остановится. У него глубокая вера в воодушевляющие народ стихийные силы, а его вера в самого себя состоит в том, что он в состоянии точно определить направление этих сил. Он думает, что ни один человек не может задержать революцию, которую он считает неизбежной...

Он абсолютно свободен, как ни один выдающийся человек до него. И не то, что он говорит, внушает доверие к нему, а та внутренняя свобода, которая в нем чувствуется, и самоотречение, которое бросается в глаза.

Согласно своей философии, он «ни одной минуты не допускает, чтобы ошибка одного человека могла испортить все дело. Сам он, по его мнению, только выразитель, а не причина всех происходящих событий, которые навеки будут связаны с его именем».

Артур Рансом был честным публицистом. Он стремился, чтобы на его родине была услышана правда о рождении нового, социалистического общества в России.

Примечания:

¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 36, с. 126, 587.

² Джингоисты — так называли английских воинствующих шовинистов.

³ Антанты

⁴ Во время беседы В. И. Ленин, узнав, что комиссар 1-го Дома Советов предложил Рансому в семидневный срок освободить занимаемую им комнату, написал распоряжение: «До получения телеграммы из Петрограда от Шелепиной о том, что Рансом проехал границу, прошу оставить комнату за ним. Председатель СНК В. Ульянов (Ленин). 7/III 1919». Эта маленькая деталь показывает отношение Ленина к иностранным журналистам.

⁵ Имеется в виду отклонение Совнаркомом договора, как явно невыгодного Советскому государству, о предоставлении концессии на разработку и добычу полезных ископаемых английскому промышленнику и финансисту Л. Уркарту, бывшему до Октябрьской революции председателем Русско-Азиатского объединенного общества и владельцем крупных горных предприятий в России (Кыштым, Риддер, Танамак, Экибастуз).

⁶ The Manchester Guardian, November, 22, 1922. В предыдущих изданиях Сочинений В. И. Ленина настоящее интервью датировалось между 6 и 12 ноября, так как считалось, что Рансом уехал из Москвы 13 ноября. Рансом же уехал 6 ноября. Об этом он сам писал в газете «Манчестер гардиан». Таким образом, интервью было написано между 27 октября и 5 ноября 1922 г.

⁷ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45, с. 259.

⁸ Там же, с. 261.

⁹ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45, с. 262.

¹⁰ Там же, с. 262—263.

¹¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45, с. 263.

¹² Там же, с. 264.

¹³ Там же.

¹⁴ Там же, с. 266.

¹⁵ Там же.

¹⁶ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45, с. 268.

¹⁷ Там же.

¹⁸ Алла Любарская в своей книге «Том с ленинской полки», изданной в 1981 г., на большом фактическом материале показала неразрывную идейную связь «Письма» и книги А. Рансома как единого целого. На русском языке письмо было опубликовано в газете «Известия» 27 августа 1967 г.

¹⁹ А. Рансом имеет в виду американца Раймонда Робинса, с которым подружился в России.

²⁰ Вудро Вильсон — президент США в 1913—1920 гг.

 

МЫ — ХОЗЯЕВА ПОЛОЖЕНИЯ

Это интервью В. И. Ленин дал корреспонденту шведской газеты «Фолъкетс дагблад политикен» 20 января (2 февраля) 1918 года, опубликовано в ней 6 февраля 1918 года. На русском языке впервые напечатано в 1970 году в Ленинском сборнике XXXVII.

«Фолькетс дагблад политикен» («Ежедневная народная политическая газета») — газета шведских левых социал-демократов, образовавших в 1917 году Левую социал-демократическую партию Швеции; издавалась в Стокгольме с апреля 1917 года. До ноября 1917 года называлась «Политикен». В 1921 году Левая социал-демократическая партия Швеции вошла в Коминтерн и приняла название Коммунистической; газета стала ее органом. После раскола Коммунистической партии Швеции в октябре 1929 года газета перешла в руки правого крыла, и в мае 1943 года издание ее прекратилось.

 

Интервью, данное В. И. Лениным корреспонденту газеты «Фолькетс дагблад политикен» 20 января (2 февраля) 1918 года, представляет большой интерес. Ни имени корреспондента, ни условий, при которых было дано интервью, установить пока не удалось. Интервью было дано в период переговоров, которые вела молодая Советская республика с Германией в Брест-Литовске. В. И. Ленин высказал в нем некоторые соображения относительно хода этих переговоров. Так как переговоры все время затягиваются, значит, «наверняка, внутреннее положение в Германии является критическим. Возможно, что путем такого поведения хотят также повлиять на русских, но они ошибаются».

Характеризуя внутреннее положение страны, В. И. Ленин подчеркнул: «На Дону мы хозяева положения. Киев — наш. Только что получено сообщение, что Оренбург взят большевистскими войсками и что казаки под командованием генерала Дутова потерпели тяжелое поражение. 40 казачьих полков объявили Каледину войну. В один прекрасный день он, возможно, будет доставлен сюда как пленный.

В военном отношении мы имеем, таким образом, перевес повсюду в стране. Даже саботаж со стороны буржуазии отступает. Организация всех групп служащих только что решила начать переговоры со Смольным в целях возобновления работы на всех государственных предприятиях».

Далее Ленин сообщил корреспонденту о том, что возобновляется работа государственных предприятий, проводится работа по национализации средств производства, из Сибири в Москву прибыло два железнодорожных состава с зерном, рисом и другими продуктами. В интервью говорилось также о положении в странах, граничащих с Советской Россией. В Финляндии 14(27) января 1918 года началась рабочая революция. Тогда она шла на подъем и Ленин высказал свое удовлетворение по этому поводу.

Далее Ленин охарактеризовал положение в Румынии. Он обратил внимание на то, что из Румынии идут хорошие сообщения о происходивших там внутриполитических событиях. В заключение корреспондент спросил у В. И. Ленина о здоровье, Ленин ответил, что чувствует себя прекрасно, несмотря на огромное бремя работы, и мечтает об отдыхе хотя бы на полчаса.

В ленинском интервью откровенно рассказывалось об истинном положении дел в Советской России. Подобная правдивая информация для зарубежного читателя завоевывала новых союзников, служила действенным оружием в борьбе с враждебной антисоветской деятельностью буржуазной пропаганды.

 

Я НЕ МОГУ ВРАЖДЕБНО ОТНОСИТЬСЯ К МЛАДЕНЦУ, У КОЛЫБЕЛИ КОТОРОГО ПРОВЕЛ, БОДРСТВУЯ, ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ!

В. И. Ленин принимал Р. Робинса неоднократно в 1918 году.

Раймонд Робинс (1873—1954) — американский общественный деятель, юрист по образованию, бизнесмен. В 1917—1918 годах руководил американской миссией Красного Креста в России. Выступал за признание США Советской России и установление с ней дипломатических, экономических и культурных связей, за укрепление дружбы между народами США и СССР.

— Я не могу враждебно относиться к младенцу, у колыбели которого провел, бодрствуя, шесть месяцев — так ответил Раймонд Робинс своему другу, английскому журналисту А. Рансому, перед отъездом из Страны Советов в мае 1918 года на его вопрос: «С каким впечатлением вы расстаетесь с Советской Россией?»

В том, что Раймонд Робинс, бизнесмен, миллионер, стал другом Советской России и пронес эти дружеские чувства через всю жизнь, огромную роль сыграли его встречи с Владимиром Ильичем Лениным.

В Петроград Робинс прибыл в сентябре 1917 года как официальный представитель американского Красного Креста¹  с целью оказания помощи народу России, а фактически как представитель американского посла Френсиса. Задачи его при этом не отличались от разведывательных, то есть его официальное положение — главы миссии Красного Креста — не соответствовало функциям, которые были фактически возложены на него.

После победы Октябрьской революции глава американской миссии Красного Креста полковник Раймонд Робинс оказался в числе иностранцев, оставленных капиталистическими государствами в Советской России с целью сбора информации и удержания ее в войне с Германией на стороне Антанты. Именно через Робинса посол США Д. Френсис в течение первых трех месяцев после победы Октября осуществлял полуофициальные контакты с Советским правительством. Известно, например, что Френсис поручил Робинсу передать Советскому правительству послание о том, что, если Россия будет продолжать «серьезно вести военные действия против Германии и ее союзников», он будет рекомендовать своему правительству «признание де-факто существующего правительства народных комиссаров».

Однако, выполняя функции представителя Красного Креста, Робинс, как человек деловой, увидел, что отношения между Советской Россией и Америкой могли бы быть полезными для обеих сторон. Уже 9 или 10 ноября 1917 года, то есть спустя несколько дней после победы Великого Октября, он обращается к наркому по иностранным делам с просьбой принять его. Его цель — выяснить, как относится Советское правительство к деятельности американской миссии Красного Креста, а также попытаться встретиться с главой первого рабочего правительства — В. И. Лениным.

Когда Советское правительство переехало в Москву и Наркоминдел разместился в гостинице «Метрополь», Робинс стал все чаще бывать у возглавившего НКИД после приезда из Лондона Г. В. Чичерина, с которым он обсуждал насущные политические проблемы. Нередко они вместе отправлялись к Ленину в Кремль. Многие недоумевали по поводу столь частых встреч Робинса с Лениным и Чичериным. Одни говорили, что он выполняет функции американского посла Френсиса, другие, ссылаясь на набожность Робинса, шутили, что он хочет примирить Коммунистический Манифест с Библией, а третьи объясняли это просто его интересом к главе первого рабочего правительства. Позднее американская пресса назвала Робинса «миллионером, который любит Ленина».

Ленин действительно встречался с Робинсом неоднократно и подолгу беседовал с ним. Нередко эти беседы были весьма продолжительными и касались самых разных тем: философии, религии, политики.

Что же привлекало Ленина в Робинсе? Советский писатель Савва Дангулов в своей книге «Пятнадцать дорог на Эгль» обстоятельно исследует этот вопрос. В далеком прошлом пролетарий, выходец из низов, бывший ковбой и фермер, собственными руками, с помощью кирки и лопаты, добывший себе состояние на золотых приисках Аляски, Робинс понимал нужды трудящихся, но видел свой идеал в американском буржуа — «друге рабочих» и верил в возможность улучшения капиталистической Америки путем реформ. Его гуманизм, пишет С. Дангулов, это «гуманизм человека, вышедшего из самых низов народа и понимающего, как этому народу худо. Скажу больше,— продолжает Дангулов,— у Робинса был комплекс вины перед собственным народом, и многие из его поступков будут выглядеть не столь неожиданно, если их рассмотреть в этом свете. Человек по сути своей честный и совестливый, он не мог примирить совесть с тем, что силой обстоятельств оказался с теми, кого разделяет с народом непроходимая пропасть. Поэтому многие из поступков Робинса были в сущности попыткой найти общий язык с собственным народом, а следовательно, и со своей совестью. Русская революция была одной из этих попыток... Главное, как мне кажется, что понял Ленин в Робинсе и что дало возможность Владимиру Ильичу найти с ним какое-то взаимопонимание, была эта особенность американца»².

Под влиянием бесед с Лениным, в результате собственных глубоких и долгих раздумий этот миллионер с мозолистыми руками пришел к пониманию революции, ее идей и целей. И Ленин поверил в его честность и искренность.

Не случайно перед отъездом Робинса на родину в мае 1918 года Ленин передал ему «План развития экономических отношений между Советской страной и Соединенными Штатами Америки, разработанный Комиссией по внешней торговле при ВСНХ», доверив вести по этому вопросу переговоры с президентом США Вильсоном. В сопроводительном письме В. И. Ленин писал: «Я прилагаю при этом предварительный план наших экономических отношений с Америкой...

Я надеюсь, что этот предварительный план может оказаться полезным для Вас при Вашей беседе с американским министерством иностранных дел и американскими специалистами по экспорту. Примите мою глубокую благодарность, искренне Ваш Ленин»³.

Согласно этому плану, Советское правительство выражало готовность оплачивать товары, приобретенные в США, продуктами сельского хозяйства и добывающей промышленности, а также предоставить США, наравне с другими странами, концессии.

Миссия Р. Робинса в Советской России заканчивалась. 25 апреля 1918 года он написал В. И. Ленину письмо:

«Уважаемому Николаю Ленину, Председателю Совета Народных Комиссаров Российской Советской Федеративной Социалистической Республики.

Москва, Кремль

Дорогой г. Председатель,

Закончив распределение всего продовольствия и пособий, предназначенных Американским Красным Крестом в помощь русскому народу, я готовлюсь сейчас выехать из России в Соединенные Штаты через несколько дней.

Позвольте мне воспользоваться случаем, чтобы выразить свою искреннюю признательность за Ваше сотрудничество и любезность при осуществлении моей работы по линии Американской Миссии Красного Креста в России, а также твердую надежду, что Российская Советская Республика разовьется в прочную Демократическую Державу и что Ваша конечная цель — сделать Россию прочной экономической демократией — будет осуществлена.

Ваша пророческая проницательность и гениальное руководство позволили Советской власти укрепиться во всей России, и я уверен, что этот новый созидательный орган демократического образа жизни людей вдохновит и двинет вперед дело свободы во всем мире.

В течение пяти месяцев моим горячим желанием было принести пользу делу ознакомления американского народа с этой новой демократией, и я надеюсь продолжить усилия в этом направлении по возвращении на родину.

С признательностью, лучшими пожеланиями и глубоким уважением искренне Ваш Раймонд Робинс, подполковник, руководитель Американской Миссии Красного Креста»⁴.

30 апреля 1918 года В. И. Ленин направил Р. Робинсу ответное письмо: «Дорогой м-р Робинс, весьма благодарен Вам за Ваше письмо. Я уверен, что новая демократия, то есть пролетарская демократия, установится во всех странах и сокрушит все препятствия и империалистско-капиталистическую систему в Новом и в Старом свете.

С сердечным приветом и благодарностью

преданный Вам Ленин»⁵.

11 мая состоялась последняя личная беседа Р. Робинса с Владимиром Ильичем. Прощаясь, В. И. Ленин вручил Р. Робинсу на бланке «Председатель Совета Народных Комиссаров» мандат, предписывающий «оказывать всяческое содействие беспрепятственному и быстрейшему проезду из Москвы во Владивосток полковнику Робинсу»⁶. В то трудное время ленинский мандат был незаменимым документом, который облегчил Робинсу поездку от Москвы через Урал и Сибирь до Владивостока.

«Робинс благополучно добрался до Владивостока, затратив на это всего немногими часами больше, чем это потребовалось бы для путешествия по Транссибирской магистрали при старом режиме,— писал биограф Робинса Хард.— Он собственными глазами видел, как функционировала эта железная дорога при Керенском. Большевики сумели поставить дело лучше. Не было никакой суматохи. Управление осуществлялось энергичными людьми. Продовольствие можно было купить на любой станции. А самое главное, местные власти вовсе не находились в оппозиции к Ленину, как это было в отношении Керенского... Нигде ему не чинили препятствий.

По пути из Москвы во Владивосток Робинс пересек ряд провинций, находившихся под юрисдикцией различных территориальных Советов. Каждый раз после остановки на пограничной станции, разделяющей две провинции, в вагон, в котором ехал Робинс, поднимались комиссар и солдаты... Согласно версии бульварных экспертов, его должны были прикончить на месте при первой же такой встрече. Однако этого не случилось. Как обычно, Робинс предъявлял комиссару один и тот же документ. В окружении солдат комиссар садился и читал этот листок бумаги. Прочитав, он вставал, брал под козырек и говорил: «Благодарю вас, вы свободны, всего хорошего». Больше его Робинс не видел, и ни один вооруженный солдат после этого не появлялся в вагоне...

На Амуре, за четыре тысячи миль от того места, где можно было видеть солдат регулярной армии Ленина, имя Ленина звучало как пароль. Это было имя Революции, имя советской идеи, имя советской системы».

Вскоре пресса сообщила, что Робинс прибыл в Америку и добивается встречи с президентом США Вильсоном. Наконец ответ получен: «Президент отказался принять Робинса». Прошло еще немного времени, и Робинса вызвали на допрос в подкомитет сената США по юридическим вопросам во главе с сенатором Оверменом⁷. А затем по негласному указанию из Вашингтона печать начала кампанию клеветы против Робинса.

Шло время. Президентом стал Франклин Рузвельт. То, что Робинс не смог сказать Вильсону, он сказал Рузвельту: «Необходимо признать Советское правительство. И чем быстрее, тем лучше и для Америки, и для России».

Большую часть своей жизни, и особенно ее последние годы, Робинс провел в усадьбе Чинсгат во Флориде. И все это время он внимательно следил за тем, что происходит в Советской России. Об этом свидетельствует, в частности, переписка, которую Робинс вел со своим другом Альбертом Вильямсом в последние годы своей жизни. Она проникнута искренней симпатией к Советской России.

В одном из писем Робинс приглашает Вильямса приехать к нему в Чинсгат в трудное для Советской страны время, в 1942 году. «Потребность в этой встрече была тем большей,— пишет С. Дангулов,— что был апрель 1942 года- канун нового наступления немцев на Страну Советов. В самом этом факте сокрыт великий смысл: немцы грозят гибелью Стране Советов, и два человека, два старых человека, связанные узами бескорыстной привязанности к России и ее революции, встречаются в далекой Флориде. Конечно же, они понимали, что их встреча не окажет влияния на исход войны, но тревога за судьбу России так велика, что они не могут отказать себе в желании видеться»⁸.

В одном из писем Робинсу Альберт Вильямс спрашивает его: «...очень хочется знать, какие мысли у вас возникают при виде того, как советский малыш превращается в гиганта. Я испытываю большое желание поехать в Россию, и я уже почти решился на это, когда Уоллес пригласил меня сопровождать его. Но я был занят, пытаясь написать заново историю тех первых дней революции. Кроме того, меня просят выступить с лекциями. Почти на каждом собрании, когда я упоминаю Ваше имя, Ваши многочисленные друзья осаждают меня вопросами о Вас. Я рассказываю о той неделе, которую я провел в Вашем доме, о том, что, несмотря на недуг, Вы сохраняете всю свою прежнюю остроту ума и бодрость духа. И то, что мне говорили о Вас позже Франк Адам, Томас Ламонт и другие, подтверждает, что Вы и сегодня такой же...»

Ответное письмо Робинс начал словами: «Дорогой товарищ по Великой Советской Революции в Петрограде в ноябре 1917 года!

Лишь около недели назад я стал оправляться от болезни, которая сковала меня после смерти жены.

Я был душевно рад, получив Ваше великодушное письмо, полное глубокого сочувствия и понимания.

Я всегда буду рад получить от Вас весточку и хочу знать, как Вы живете и работаете.

Как Вы хорошо знаете, мой интерес к Советской России неизменен. Те из нас, кто был свидетелем этого Великого начинания, родившегося из самого огня Революции, хотя бы отчасти поняли, что такое свобода и свет, о котором мечтал Ленин.

С неизменным уважением и самыми лучшими пожеланиями

Искренне Ваш Раймонд Робинс»⁹.

О том, с какой искренней заинтересованностью Раймонд Робинс следил за успехами нашей страны, свидетельствует еще одно любопытное письмо, написанное им своей сестре Мери Драйер:

«...Скоро наступит двадцатая годовщина великой революции. Минуло уже два десятилетия, а ведь были мудрые мужи, которые предвещали ей прожить всего несколько недель и сколько раз уже заявляли о том, что она умерла... Если... война не наступит до того, как полетят снежинки, то Советы переживут этот век». Далее Робинс пишет о том, какой он представляет себе нашу страну: «Производство ради человека, а не ради прибылей; равные возможности каждому ребенку, родившемуся в этой стране; никакого расового антагонизма; никаких предрассудков относительно цвета кожи, никаких разделений на классы; никакой проституции на почве полового неравенства, нужды или страха; образование, доступное каждому ребенку: от детского сада до университета; никакой религиозной вражды; никакого ущемления или разделения на религиозной почве; научный и практический подход, применяемый ко всему жизненному укладу, труду и методам производства и в культуре; массовое машинное производство в промышленности и в сельском хозяйстве; торжество творческого разума во всех областях деятельности, замечательные достижения в области географических открытий последних лет... и завоевание Арктики». Через всю жизнь пронес Раймонд Робинс чувство дружбы и искренней симпатии к Советской стране, и огромная заслуга в этом, безусловно, принадлежит Владимиру Ильичу Ленину.

«Как все-таки благодарно было для новой России все то, что сделал Ленин, чтобы завоевать на сторону Октября симпатии честных людей зарубежного мира...— пишет С. Дангулов.— Сколько бессонных ночей провел он, сражаясь с Робинсом, именно сражаясь,— нелегко было убедить американца с доверием отнестись к революции и ее людям... И вот семена, брошенные щедрой Ильичевой рукой, взошли с такой, казалось бы, покоряющей силой, взошли там, где меньше всего можно было их ожидать»¹⁰.

Незадолго до смерти Робинс написал пророческие слова: «Ненависть к СССР со временем рассеется, как ночной кошмар, а экономическая и социальная свобода, провозглашенная великим Лениным, навеки останется достоянием России и всего мира».

В память о встречах с В. И. Лениным растет в далекой Америке, во Флориде, около дома Робинса, «дерево Ленина».

Примечания:

¹ Американская миссия Красного Креста была направлена в Россию в июле 1917 г. Вначале ее возглавлял крупный американский финансист и бизнесмен У. Томпсон, а затем к началу Октябрьской революции — Р. Робинс.

² Дангулов С. Пятнадцать дорог на Эгль. М., 1975, с. 190—191.

³ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 50, с. 74—75.

⁴ Документы внешней политики СССР, т. 1, с. 276.

⁵ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 50, с. 68.

⁶ Дангулов С. Пятнадцать дорог на Эгль, с. 199.

⁷ Этот подкомитет вошел в историю как «комиссия Овермена», созданная в сентябре 1918 г. для расследования антиамериканской деятельности со стороны Германии. 4 февраля 1919 г. сенат распространил компетенцию этого подкомитета и на Советскую Россию. В нем допрашивали всех, кто побывал в Советской России.

⁸ Дангулов С. Пятнадцать дорог на Эгль, с. 194.

⁹ Дангу лов С. Пятнадцать дорог на Эгль, с. 197—198.

¹⁰ Дангулов С. Пятнадцать дорог на Эгль, с. 201, 196.

 

ВЕЛИКИЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛИСТ

В. И. Ленин принимал Р. Майнора в апреле, 19 августа, не позднее ноября, 9 декабря 1918 года9 б июля и 3 декабря 1921 года.

Роберт Майнор (Д. Баллистер) (1884—1952) — американский журналист, художник, коммунист. Он неоднократно встречался с Лениным. Отказавшись во время первой мировой войны работать в буржуазных органах печати, Майнор уехал в Европу корреспондентом демократической прессы. До ноября 1918 года жил в Москве, участвовал в редактировании газеты «Колл», которая распространялась среди англо-американских интервенционистских войск. Затем жил в Германии, Франции. В 1920 году вернулся в США, вступил в коммунистическую партию и вскоре стал одним из ее руководителей. Был редактором центрального органа партии «Дейли уоркер», неоднократно арестовывался, находился в тюремном заключении.

 

Майнор впервые увидел Ленина весной 1918 года на одном из заседаний ВЦИК. Вот как он описывает свои впечатления от этой встречи: «Ленин — небольшого роста, очень скромный по виду — стоял в углу; одет он был необычайно просто: на голове у него было обыкновенное рабочее кепи, и он даже не был обут в высокие блестящие сапоги, которые тогда носили многие. Словом, Ленин никак не отвечал моему представлению о великом человеке. Я внимательно всмотрелся в него: уж не ошибся ли я...

Но нет, это был Ленин, которого я видел на снимках.

Несколько минут я предавался размышлениям о том, что это — вожди победоносной революции, гиганты, двигавшие величайшими событиями в истории человечества! Мои взоры то и дело возвращались к человеку в углу, который с кем-то разговаривал.

Я обратил внимание на подвижность его лица, на то, как оно менялось, когда он говорил и когда слушал. Мало- помалу он стал в центре моего внимания. Все остальное отодвинулось, растворилось. Не поняв ни единого слова из того, что говорилось в зале, я ушел, полный впечатлений только об одном человеке — о Ленине».

В апреле 1918 года, несмотря на огромную занятость, Ленин принял Майнора и имел с ним беседу. Владимир Ильич задал Майнору много вопросов о том, как рабочий класс и профсоюзы США относятся к Октябрьской революции.

Майнор рассказал Ленину, что передовые рабочие Америки с энтузиазмом воспринимают действия рабочих и моряков Петрограда. «Сам Ленин,— вспоминает Майнор,— говорил немного. Он умел всегда развязать язык собеседнику — сам же ограничивался тем, что слушал».

Затем разговор коснулся перспектив революции в Европе. Говорили и о недостатке надежной информации из-за границы и технических путях ее получения; Майнор был изумлен, что вождь мировой революции интересовался деталями этого дела.

Беседу Ленин начал по-русски. Но когда Майнор объяснил, что не говорит по-русски, Ленин сказал, что «он недостаточно хорошо знает английский, и мы некоторое время говорили по-французски, затем Ленин перешел на немецкий, а потом, к моему изумлению, продолжал на безукоризненном английском языке, не делая ни одной ошибки и лишь время от времени останавливаясь в поисках слова (все наши последующие беседы велись по-английски, и я не припоминаю у Ленина ни одной грамматической ошибки)».

Второй раз Майнор встретился с Лениным 19 августа 1918 года. Это было время, когда враги революции развязали белый террор.

«Едва поздоровавшись со мной,— вспоминает Майнор,— Ленин прямо задал мне вопрос:

— Каково ваше мнение о красном терроре?

Я ответил, что, по-моему, если не дать почувствовать буржуазии, что ее старания уничтожить революцию приведут ее к собственному физическому уничтожению, то революция действительно погибнет. На это Ленин ничего не ответил, но из того, как он ощупывал меня глазами, я почувствовал, что вопрос не был случайным».

Во время беседы речь шла также о предполагавшейся поездке Майнора и английского журналиста Прайса на Восточный фронт. Просьба их была удовлетворена, и они побывали там, разговаривали с солдатами непосредственно в окопах.

Однажды Майнор обратился к Ленину с запиской, в которой просил пересмотреть дело одного арестованного, бывшего чикагского швейника, некоего М. Черняка. «С этой запиской,— вспоминал Майнор,— я поспешил к Ленину. Один из секретарей взял у меня записку и вышел. Вскоре он вернулся и сказал, что товарищ Ленин сейчас на заседании Политбюро, выйти ко мне он не может, но внимательно прочел мою записку и не замедлит выполнить мою просьбу.

Поздно ночью нарочный постучался ко мне и вручил ответ Ленина: записку, написанную чернилами его рукой. Я тогда еще едва мог читать по-русски, но содержание ее навсегда врезалось мне в память:

«Товарищ Майнор! Я распорядился, как и обещал, о расследовании дела Ч. Выяснились такие факты: Ч. дезертировал со своего поста на фронте во время военных действий. Он похитил деньги, предназначенные для выдачи жалованья его полку. За такого человека я не могу хлопотать. Его надо расстрелять. Ленин».

К сожалению, оригинал записки не сохранился. Майнор при переходе советско-германского фронта вынужден был ее уничтожить вместе с другими документами.

3 декабря 1921 года В. И. Ленин принял Майнора как представителя Компартии Америки в ИККИ перед его отъездом из Москвы. Майнор пришел к Ленину с Д. Карром, который должен был заменить его в Исполнительном комитете Коммунистического Интернационала.

«Первый вопрос,— вспоминает Майнор,— с которым Ленин обратился к приведенному мною товарищу, был:

- Вы — американец?

- Да,— ответил товарищ.

- Американский американец? — переспросил товарищ Ленин.

- Да,— отвечал тот.

- Где вы родились? В Америке?

- Да.

- А ваш отец?

Услышав, что отец этого товарища был сыном европейского фермера, эмигрировавшего в Америку, товарищ Ленин протянул:

- А-а...— затем, насмешливо улыбаясь, он сказал: — А вот Майнор американский американец. Товарищ Майнор, ваш отец родился в Америке, и ваша мать тоже? Правда? — и продолжал:

- А ваши деды? С обеих сторон?

- Родились в Америке.

- Хорошо. Скажите, сколько поколений ваших близких родилось в Америке?

Я ответил, что мои предки жили в Америке задолго до революционной войны против Англии. Товарищ Ленин тотчас же спросил:

- А что они делали во время американской революции?

Я ответил, что, насколько я знаю, все участвовали в революции».

Во время встреч Ленина с Майнором обсуждались и многие другие вопросы: о рабочем движении и положении дел коммунистической партии в Америке, мировой политике, об издании в США работы В. И. Ленина «Новые данные о законах развития капитализма в земледелии» и многие другие.

Встречи и беседы с Лениным произвели на Майнора неизгладимое впечатление. Его поражали огромная осведомленность Ленина о положении дел в других странах, его интерес к жизни и борьбе трудящихся, забота о развитии рабочего и коммунистического движения, то, что он придавал такое значение распространению правдивой, революционной информации о Советской России и оперативному получению объективной информации о зарубежных странах, вникал во все детали. Позднее Майнор писал: «Ленин был не только русским. Для передовой Англии он был англичанином, для истинной Франции — французом, для народной Германии — немцем, а мы, мы тоже претендуем на то, что этот великий интернационалист неотделим от наших собственных Соединенных Штатов Америки».

 

 

СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ СЧИТАЕТ СЕБЯ ДОСТАТОЧНО СИЛЬНОЙ

В. И. Ленин принял В. Мирбаха 16 мая 1918 года с 13 час. 30 мин. до 14 час. 05 мин.

Вильгельм Мирбах (1871 —1918) — германский дипломат, граф.

В 1908 году был советником германского посольства в Петербурге. С 1915 по 1917 год — посланник в Греции. В период оккупации Румынии немецкими войсками являлся представителем министерства иностранных дел Германии в Бухаресте. Принимал участие в мирных переговорах с Советской Россией в Брест-Литовске. После заключения Брест-Литовского мирного договора стал официальным представителем германского правительства в ранге посланника в Москве. 6 июля 1918 года убит левыми эсерами, рассчитывавшими этой провокацией вызвать вооруженный конфликт между Германией и Советской Россией.

 

В Советскую Россию Мирбах прибыл в конце 1917 года во главе делегации Германии в смешанной советско-германской комиссии для обсуждения юридических и экономических вопросов и вопросов, связанных с обменом военных и гражданских пленных и инвалидов. По окончании советско-германских переговоров Мирбах 10 февраля 1918 года возвратился в Берлин.

В марте 1918 года, несмотря на предательское противодействие троцкистов, левых эсеров и меньшевиков, вступил в силу Брест-Литовский мирный договор. Ленин нанес сокрушительный удар против демагогического лозунга «революционной войны» с мировым империализмом, против ориентации на скорейшую мировую революцию, которую Советская Россия, по мнению «левых», обязана подтолкнуть даже ценой своей собственной гибели. «Как бы то ни было,— отмечал В. И. Ленин,— но мы вырвались из войны. Мы не говорим, что мы вырвались, ничего не отдавши, не заплативши дани. Но мы вырвались из войны. Мы дали передышку народу»¹. Согласно статье десятой договора, восстанавливались дипломатические и консульские отношения между Германией и Россией и должен был быть произведен обмен дипломатическими миссиями. В соответствии с достигнутой договоренностью обмен посольствами был осуществлен на демаркационной линии в Орше 18 апреля. Советская миссия направилась в Берлин, германская во главе с Мирбахом — в Москву (прибыла 23 апреля). Мирбах стал первым официально аккредитованным представителем иностранной державы в Советской стране. 26 апреля Мирбах вручил верительные грамоты Председателю ВЦИК Я. М. Свердлову, что явилось для германского посла неожиданностью, поскольку, направляясь в Советскую Россию, он рассчитывал вручить эти грамоты Ленину. В связи с этим Мирбах обратился к советским властям с просьбой о встрече с главой Советского правительства — В. И. Лениным. Такая встреча состоялась 16 мая 1918 года. Она носила строго официальный характер. За короткое время (беседа продолжалась 35 минут) Ленин задал Мирбаху ряд вопросов, касающихся внешнеполитических советско-германских взаимоотношений, а также телеграмм и нот, которыми обменялись накануне правительства Советской России и Германии. Мирбах, пытаясь вести сложную дипломатическую игру, по существу, хотел уйти от прямого ответа на поставленные вопросы. Он ссылался на то, что сможет дать исчерпывающие объяснения лишь после того, как получит ответы из Берлина по всем спорным пунктам, и обещал принять все меры, чтобы ответы пришли как можно быстрее.

Тут же германский посланник поспешил засвидетельствовать перед Лениным свое личное дружеское расположение к Советской России. Он стал уверять своего собеседника, что Брестским миром заложена основа для развития дружественных связей между Советской Россией и Германией и что все спорные вопросы, которые имели место до сего времени, при доброй воле с обеих сторон будут приведены к благоприятному разрешению.

Выслушав дипломатические любезности и заверения, Владимир Ильич сказал, что не любит недоговоренностей и по натуре отнюдь не дипломат. Если Германия действительно желает жить в мире с Россией, то, спросил Ленин, как согласуется, что германские войска, которые оккупируют Украину, вторгаются на великорусскую территорию, почему они оккупировали Крым?

От вопросов, заданных Лениным, Мирбаху было явно не по себе. Он не знал, как выйти из создавшегося положения, и, уклоняясь от прямого ответа, сказал, что предпринятые операции германских войск вызваны военно-политическими соображениями германского верховного командования. Мирбах опять стал ссылаться на то, что он якобы не в курсе дела и подробные объяснения сможет дать Советскому правительству лишь после соответствующих контактов со своим правительством.

Выслушав Мирбаха, Ленин твердо заявил, что вторжение германских войск на великорусскую территорию вряд ли может способствовать укреплению советско-германской дружбы. Наоборот, такое поведение германской стороны может вызвать взрыв негодования и протеста среди населения. Продолжая, Ленин подчеркнул, что Советская власть считает себя достаточно сильной, чтобы не мириться молча с создавшимся положением.

После этого решительного и твердого заявления Ленина кадровый дипломат Мирбах окончательно растерялся. Ему ничего не оставалось, как вновь пуститься в общие рассуждения и давать дипломатические успокоительные обещания.

В ходе беседы был затронут вопрос о форте Ино². Ленин высказал мнение, что с разрушением укреплений форта Ино Советская власть может считать выполненными свои обязательства по Брест-Литовскому мирному договору в части, касающейся Финляндии.

После окончания визита к Ленину Мирбах возвратился в посольство и информировал членов миссии о своих впечатлениях о встрече с главой Советского правительства.

В. И. Ленин, сказал Мирбах, произвел на него впечатление человека, твердо идущего к своей цели. «Он выглядит по-европейски и свободно изъясняется на французском языке». Мирбах был поражен развернувшейся созидательной работой по строительству новой России. Сообщая в Берлин о встрече с В. И. Лениным, Мирбах особенно подчеркнул, что Ленин верит в победу и прочность Советской власти в России. «Ленин твердо уверен в своей звезде и продолжает неизменно сохранять свой неисчерпаемый оптимизм».

Советская дипломатия упорно направляла усилия на осуществление ленинского плана перевода советско-германских отношений на новую основу — основу экономического сотрудничества и развития взаимовыгодных торговых связей. Г. В. Чичерин в Москве в каждодневных беседах с Мирбахом пытался объяснить, какие цели преследует Советское правительство, предлагая выработку широкого соглашения по экономическим вопросам, и в чем суть принципов построения новых экономических отношений, которые Советское правительство предлагает. Однако Мирбах делал вид, что ничего не понимает, и говорить с ним на эту тему было бесполезно.

Отношения Германии с Советской Россией в тот период характеризовались серьезными колебаниями и противоречивостью, что было обусловлено разного рода экономическими и другими интересами различных групп германской буржуазии. При решающем воздействии В. И. Ленина удалось избежать поворота к ухудшению этих отношений, хотя противники договорных отношений с Советской Россией в Германии были сильны, особенно в военной верхушке. Во многом это способствовало тому, что провокация левых эсеров (покушение на Мирбаха) не привела к разрыву отношений между Советской Россией и Германией. Это был один из самых сложных моментов в советской дипломатии. Лишь благодаря выдержке В. И. Ленина, его прозорливости и умению направить все силы на преодоление трудностей удалось избежать серьезных ухудшений отношений с Берлином.

Примечания:

¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 36, с. 85.

² Форт Ино входил в финскую систему фортификационных сооружений и заграждений на Карельском перешейке.

 

РОЖДЕНИЕ НОВОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

В. И. Ленин беседовал с Ф. Прайсом не ранее 2 и не позднее 6 ноября 1918 года.

Морган Филипс Прайс — известный английский политический деятель и журналист. С 1914 по 1918 год Ф. Прайс — корреспондент английской либерально-буржуазной газеты «Манчестер гардиан» в России, с 1919 по 1923 год — корреспондент «Дэйли геральд» в Германии, в дальнейшем — член парламента, писатель. Ф. Прайс был очевидцем многих важнейших событий первых двух лет Октябрьской революции. В 1918 году Прайс вместе с Джоном Ридом, Альбертом Рисом Вильямсом участвовал в организации революционной пропаганды среди войск английских и американских интервентов на Северном фронте, писал и переводил предназначавшиеся для них листовки, сотрудничал в газете «The Colle», издававшейся в Москве. Прайс перевел на английский язык Конституцию РСФСР. Узнав об этой деятельности Прайса, английское правительство намеревалось предать его суду. Он был уволен из редакции газеты «Манчестер гардиан». В декабре 1918 года Прайс по совету В. И. Ленина выехал из Советской России на родину, в Англию, чтобы рассказать правду об Октябрьской революции и призвать общественность западных стран выступить против интервенции Антанты, в защиту Советской России. Но в Восточной Пруссии, по пути домой, германские власти арестовали его, обвинив в поддержке Октябрьской революции, и конфисковали все его бумаги, книги и другие собранные им ценнейшие материалы. С трудом Прайсу удалось сохранить только дневники. На родине Прайс вступил в Коммунистическую партию Великобритании, но затем вскоре вышел из нее и стал членом лейбористской партии. В 1921 году Прайс издал одновременно в Лондоне и Гамбурге свою главную книгу «Русская революция. Воспоминания о 1917—1919 годах». И хотя она не свободна от ряда неточностей и субъективных оценок, в ней много интересных фактов, зарисовок, передающих атмосферу того времени. В 1945 году Прайс вновь посетил Советский Союз, а в 1948 году опубликовал книгу «Россия красная и белая: отчет о поездке в Россию спустя 27 лет». В 1957 году Прайс посетил СССР в связи с 40-летием Великой Октябрьской социалистической революции и в 1959 году выпустил книгу «Россия сорок лет спустя». Во время посещения СССР в 1963 году побывал в кабинете Ленина в Кремле, где в далеком 1918 году беседовал с вождем русской революции. Прайс был видным общественным деятелем, в частности председателем парламентского научного комитета с 1946 по 1951 год, членом парламентской благотворительной комиссии с 1945 по 1951 год. Как представитель парламента участвовал в 1949 году в конференции ООН по изучению мировых ресурсов.

 

В предисловии к своей книге «Русская революция. Воспоминания о 1917—1919 годах» Филипс Прайс писал: «...я не собираюсь... извиняться за то, что со всей той силой, на какую способен, выступаю за Великую русскую революцию и за партию, с которой она раз и навсегда неразрывно связана. Ибо сцены, которые я описываю, я видел сам, в драматических событиях, которые происходили, я сам принимал участие, страдания, свидетелем которых я был, я ощущал сам, надежды, которые пробудились, волновали меня.

Я писал не только под влиянием стремления нанести удар тому потоку лжи, который направили господствующие классы Европы против вождей русской революции. Я писал, повинуясь глубокому убеждению, явившемуся плодом моего пребывания в России. Ибо можно без преувеличения сказать, что на каждого сколько-нибудь осведомленного наблюдателя Россия действует как духовный «плавильный котел». И в этом котле классовой борьбы отбрасываются, как лишенный ценности шлак, самоуверенность и показная мишура и остается лишь благородный металл новой идеи. Автор этой книги не единственный среди тех, кто прибыл в Россию без знания марксистского учения, но на основе того, что он там увидел, оказался вынужденным расценивать события в Восточной Европе как первую фазу социальной революции, которая рано или поздно захлестнет весь мир.

...Я не рассчитываю на то, что эта книга приобретет друзей в тех официальных кругах европейских столиц, которые несут ответственность за вооруженную интервенцию и за блокаду Советской России на протяжении первых трех лет ее существования. Не жду я и того, что она пробудит большое воодушевление у владельцев облигаций прежнего, царского правительства и их образованных лакеев в английской, французской и германской капиталистической печати. Но речь не о них. Я написал эти страницы, чтобы пролетариат Западной и Центральной Европы мог понять, что произошла Великая русская революция и куда она ведет. Моя задача была в том, чтобы показать ему, как победы, одержанные Российской Советской республикой над ее врагами на поле битвы и против ее другого врага — голода, были ее собственными победами, а поражения республики — ее собственными поражениями. Моя цель была — доказать, что повседневная борьба рабочих в капиталистической Европе за хлеб и работу теснейшим образом связана с борьбой русских рабочих и крестьян за то, чтобы вырваться из когтей русских держателей акций...».

Свое пребывание в Советской России Ф. Прайс назвал «самыми интересными страницами жизни». Он был единственным англичанином, присутствовавшим на заседаниях Петроградского Совета 25 октября (7 ноября) 1917 года, на котором было объявлено о свержении Временного правительства и победе революции и на котором выступил В. И. Ленин с «Докладом о задачах власти Советов», а также на II Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов.

«На трибуне,— вспоминал о событиях того исторического дня Ф. Прайс,— тот самый... человек, которого шесть месяцев назад я видел на Первом съезде Советов...¹ Это был Ленин... Петроградский Совет составлял к этому времени единую прочную фалангу большевистских депутатов, и, когда Ленин заговорил о предстоящем съезде Советов как единственном органе, способном осуществить революционную программу русских рабочих, солдат и крестьян, зал разразился нескончаемыми аплодисментами. Возле меня кто-то прошептал, что только что получено известие, что с помощью рабочих-красногвардейцев и части гарнизона Военно-революционному комитету удалось занять Зимний дворец и арестовать всех министров, за исключением Керенского, бежавшего в автомобиле.

Я спустился этажом ниже, в бюро большевистской партии. Здесь я увидел нечто вроде генерального штаба революции, рассылавшего во все концы города гонцов, снабженных инструкциями и возвращавшихся затем со сведениями и новостями. Наверху, в бюро старого меньшевистско-эсеровского исполнительного комитета, царила гробовая тишина. Несколько машинисток приводили в порядок бумаги, а издатель «Известий» Розанов²  еще пытался сохранить спокойный вид»³.

На II Всероссийском съезде Советов Ф. Прайсу бросилось в глаза то обстоятельство, что это был съезд молодых. Целые ряды, писал Прайс, были заполнены крепкими, здоровыми молодыми людьми: матросами и солдатами, приехавшими с Балтики и других фронтов, рабочими из Москвы и Петрограда в черных косоворотках, без галстуков и в меховых шапках, крестьянскими делегатами — по большей части молодыми солдатами, вернувшимися в свои деревни и взявшими в свои руки руководство сельскими общинами.

Около десяти часов вечера 8 ноября 1917 года Прайс вышел из Смольного. Он решил пройтись по улицам Петрограда, посмотреть, что происходит в городе, поговорить с рабочими и матросами, которые собирались вокруг костров у Смольного. Один из рабочих, вспоминал он, сказал: «Мы должны теперь взяться за работу в провинции — разъяснять и организовывать; ни один из депутатов не может оставаться здесь ни на минутку дольше, чем это необходимо».

Идя по набережной Невы, Прайс хотел пройти к Зимнему дворцу, где разместился штаб революции — Военно-революционный комитет, но увидел перегородившую улицу цепь красногвардейцев, дорога была закрыта. Прайс спросил у одного из красногвардейцев: «Где министры Керенского?» — «На том берегу, в Петропавловской крепости»,— ответил тот. По мосту Прайс перешел через Неву и направился к Петропавловской крепости. На башне этой «Бастилии» царизма развевался красный флаг. Вчера еще правительство Керенского заседало в Зимнем дворце, а сегодня его члены сидят в этой крепости, куда они еще совсем недавно сажали вождей большевиков. Колесо фортуны, отметил Прайс, повернулось, и господство тех, кто пришел к власти в результате Февральской революции, кончилось в течение одной ночи. Русская революция вступила тем самым в новую фазу. Советы рабочих, крестьян и солдат одержали верх.

«К 9 ноября стало очевидно,— писал далее Прайс,— что в настоящее время власть в Петрограде находится в руках Военно-революционного комитета, действующего от имени II Всероссийского съезда Советов... Я еще не привык к революционной атмосфере. Я пытался представить себе, как это было бы, если бы в Лондоне появился комитет из простых солдат и рабочих, чтобы объявить себя правительством, не признающим никаких приказов с Уайтхолла⁴, не согласованных с ним самим.

Я пытался представить себе, как британский кабинет министров вступает с этим комитетом в переговоры об урегулировании конфликта, в то время как Букингемский дворец⁵ окружен войсками, а король, переодетый прачкой, спасается бегством через черный ход...

На следующий день, 10 ноября, в воздухе повеяло иным настроением. Казалось, что впервые за много месяцев в России установилась такая политическая власть, которая знает, чего она хочет. Это мнение ясно высказывалось в обычных уличных разговорах... Ни слова не говорилось о каких-то насильственных действиях, с помощью которых большевики захватили власть. Действия, оскорбившие нежные чувства интеллигентов, не волновали практичных «политиков улицы»... В тот же день я отправился на Васильевский остров... Вдоль набережной вокруг костров расположились на некотором расстоянии друг от друга под командой матросов патрули красногвардейцев и заводских рабочих с красными повязками на рукавах... Кронштадтские матросы и красногвардейцы превратили Балтийский флот в оплот революции...»⁶

Ф. Прайс неоднократно видел и слышал Владимира Ильича, лично встречался с ним. Он называл его «одним из величайших деятелей человечества». Прайса особенно поражала способность Ленина правильно оценивать обстановку, улавливать настроения масс, убеждать своих противников. Как раз в этом, писал он, и заключалась самая суть его величия.

23 февраля 1918 года Прайс присутствовал на объединенном заседании фракций большевиков и левых эсеров ВЦИК, на котором предстояло окончательно решить вопрос о том, подписать «похабный» мир с Германией или продолжать войну. Вокруг этого вопроса шла острая борьба. Учитывая тяжелое внутреннее и международное положение страны, В. И. Ленин настаивал на принятии немецких условий, как бы «унизительны» они ни были. Советской России, убеждал Ленин, нужен мир или хотя бы мирная передышка. Продолжение войны создало бы смертельную угрозу существованию Советской власти.

«...Срок нового немецкого ультиматума истекал на следующее утро, 24 февраля, и еще этой ночью,— писал Прайс,— ВЦИК должен был собраться, чтобы принять решение, от которого зависела судьба революции... Находясь на галерее, я был свидетелем этого заседания и никогда не забуду подавленного и напряженного настроения, охватившего всех...»

В половине первого ночи на трибуну поднялся командующий Красной Армией Крыленко. Он прочел сводки с фронта, из которых следовало, что остатки старой армии на Северо-Западном фронте отказываются сражаться и отступают перед немецкими колоннами. Одни только революционные отряды эстонских и латышских добровольцев оказывают еще сопротивление врагу. Затем выступил матрос Балтийского флота. Он огласил доклад Комиссариата по морским делам, в котором говорилось о полной невозможности защищать далее Финский залив... Матросы Балтийского флота не могли больше своими силами удерживать залив. Обе речи произвели ужасное впечатление на делегатов. Казалось, продолжение войны было совершенно безнадежно. Но это обстоятельство, видимо, только разожгло «героический дух», живший среди некоторых большевиков и левых эсеров.

«Коллонтай, комиссар социального обеспечения, гневно нападала на Ленина... Ленин, невозмутимо потирая подбородок, смотрел перед собой... На трибуну вышел Рязанов и страстно заявил, что для революции лучше погибнуть с честью, чем с позором. Казалось, никто не хотел подписания мира...»

«Но вот поднялся Ленин, хладнокровный, невозмутимый, как всегда. Никогда еще столь тяжелая ответственность не лежала на плечах одного человека. И все же было бы ошибочным думать, что его личность была в этой кризисной ситуации решающим фактором. Сила Ленина тогда, как и в последующее время, заключалась в его способности правильно оценивать психологию русских рабочих и крестьянских масс. Как будто даже без созыва нового Всероссийского съезда Советов он знал уже мнение депутатов тысяч губернских и уездных Советов...»

Речь Ленина «произвела сильное впечатление. Казалось, никто не находил в себе смелости возразить, каждый чувствовал правоту Ленина. Я сам, несмотря на все мое жгучее стремление к реваншу, начал склоняться к ленинским взглядам... В 5 часов утра было решено провести голосование... Вряд ли я забуду эти мгновения. Наконец... состоялось голосование путем поднятия рук. За подписание мира проголосовало 112 человек, против — 84 и 24 — воздержались»⁷.

Прайс был потрясен: большевики действительно люди какой-то особой породы. Кто, кроме Ленина, был способен на решение столь грандиозных проблем? И вот дотошный британский корреспондент решает поехать на заводы, фабрики, корабли Балтийского флота, чтобы ознакомиться с обстановкой на местах. Его встречали с подозрением, недружелюбно, но это Прайса не смущало: ему надо было во что бы то ни стало понять, что происходит сегодня и что может произойти завтра. Чутье опытного репортера подсказывало ему, что происходит рождение нового, доселе неизвестного мира. Поэтому он решает побывать в глубинных районах России, посмотреть, что делается в деревне.

Когда он рассказывал коллегам о своих планах поездки в глубь России, те смотрели на него как на сумасшедшего, отговаривали: там его убьют, линчуют, он заразится тифом, чумой, холерой и т. д. и т. п. Но Прайс был настойчив. Получив разрешение побывать в местных Советах Поволжья,- он отправился по маршруту: Ярославль, Нижний Новгород, Казань, Симбирск, Самара, Оренбург. В Поволжье он побывал на базарах, в деревнях и селах, на собраниях крестьянских Советов, на сходках, в крестьянских домах, своими глазами увидел, какую силу представляли большевики и как ошибаются его коллеги по перу, продолжая делать ставку на тени прошлого. Он убедился, что настоящим хозяином на местах уже стала Советская власть, о которой с такой страстной убедительностью говорил Ленин в Петрограде.

Филипсу Прайсу очень хотелось взять интервью у самого Ленина. Неоднократно встречаясь с Чичериным, он постоянно просил его об этом. Вскоре Прайс добился своего. Встреча с Лениным буквально потрясла Прайса, он не мог себе представить, что вождь партии большевиков, руководитель Советского государства, имя которого произносят с восторгом угнетенные и с ненавистью враги, будет столь откровенно и прямо излагать свои воззрения в беседе с иностранным журналистом, не уклоняясь от самых сложных вопросов, трезво, реально оценивать обстановку. В тот день Прайс чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Придя домой, он быстро написал отчет об этой беседе и передал в «Манчестер гардиан». Но как и многие другие его телеграммы, этот отчет не увидел света. Английская буржуазия не могла допустить, чтобы народ узнал правду о событиях в Советской России.

Сравнивая впечатление, которое произвел на него Владимир Ильич до и после победы Октября, Прайс отмечал: когда впервые я увидел Ленина в Петрограде, он произвел на меня впечатление человека, который весь поглощен революционной идеей борьбы за ниспровержение строя, который он считал отжившим и недостойным существования. Когда я встретился с ним в Кремле, он выглядел уже как государственный деятель мирового масштаба. Ленин по- прежнему без остатка продолжал отдавать себя делу революции, но в то же время неустанно думал о том, как сохранить уже завоеванное, и ради этого находил пути к продвижению революции вперед, к закреплению завоеваний революции.

В Ленине, вспоминает Прайс, я увидел не только скромного, но и счастливого человека. Скромным он был потому, что верно оценивал свою личность; счастливым он был потому, что для него было большой радостью руководить великим движением столько времени, сколько позволила ему судьба.

Вскоре Прайс уехал из Советской России. Он объездил почти весь мир. Был в Монголии, на Балканах, в Турции, Иране, Афганистане и многих других странах.

Однако дни молодости, проведенные в революционной, бурлящей Советской России, не забыты. В холле его дома висит портрет Ленина. Своего сына он назвал Петром, а дочь Таней. Его любимой оперой стала «Князь Игорь», он нередко слушает пластинки, на которых записан голос Ленина.

Когда отмечалось 50-летие Октябрьской революции. Прайс приехал из своего графства в Тэйнтоне в Лондон на торжественное заседание в Альберт-холле. На следующий день Прайс вернулся домой и зашел вечером к своему другу Янгу. Хозяин дома включил пластинку, где была записана речь Ленина: «Что такое Советская власть?» Прайс вздрогнул, словно не веря своим ушам, быстрым шагом подошел к проигрывателю и, наклонившись, стал взволнованно слушать.

— Он! — отрывисто произнес Прайс.— Ленин.

Заканчивая свою книгу «Русская революция», Филипс Прайс написал: «Я увидел в России рождение новой цивилизации. Начало положено, и ясно одно: возврат к старому в России не только невозможен, но и, пока существует Советская республика, она будет лучом света, освещающим дорогу всем угнетенным, всем порабощенным и эксплуатируемым всех стран и частей света...»

Примечания:

¹ Первый съезд Советов рабочих и солдатских депутатов состоялся в начале июня 1917 г.

² Розанов В. Н.— меньшевик, после Октябрьской революции боролся против Советской власти.

³ Об Октябрьской революции. Воспоминания зарубежных участников и очевидцев, с. 161 —163.

⁴ Уайтхолл — улица в Лондоне, на которой расположены правительственные учреждения.

⁵ Букингемский дворец — резиденция английских королей.

⁶ Об Октябрьской революции. Воспоминания зарубежных участников и очевидцев, с. 161 —168.

⁷ 116 голосами против 85 при 26 воздержавшихся заседание ВЦИК утвердило предложенную большевиками резолюцию о принятии немецких условий мира, большинство «левых коммунистов» не приняло участие в голосовании, покинув на это время зал заседания (см.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 35, с. 490—491).

 

РАЗВИТИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА НЕОТВРАТИМО ИДЕТ К СОЦИАЛИЗМУ

В. И. Ленин принял Л. Нодо 5 февраля 1919 года.

Людовик Нодо — корреспондент крупнейшей французской газеты «Тан», выражавшей антисоветские настроения правого крыла французской буржуазии.

Так как сам Нодо был настроен в то время антисоветски, это не могло не сказаться на изложении, на точности передачи ленинских высказываний, а особенно на комментариях к ним.

 

Реакционные круги и правая печать Франции усиленно подбрасывали тогда своему правительству советы, ни в коем случае не признавать Советскую Россию. Журналисты на все лады кричали о непримиримости большевиков. Не проходило ни одного дня без пророчеств о неминуемом крахе большевиков в самое ближайшее время. Фальсификаторы подтасовывали факты, чтобы исказить цели и программу партии большевиков, распространяли небылицы и всякого рода инсинуации о событиях, происходящих в Советской России. В этой обстановке ленинское слово играло важную роль в разоблачении дезинформации и клеветы. Редкий ораторский дар и умение доказать истину притягивали к Ленину собеседников, даже тех, кто был настроен предубежденно к новой России. Достойную отповедь всей клевете давал В. И. Ленин. «Хищные звери англо-французского и американского империализма «обвиняют» нас в «соглашении» с немецким империализмом. О, лицемеры! О, негодяи, которые клевещут на рабочее правительство, дрожа от страха перед тем сочувствием, с которым относятся к нам рабочие «их» собственных стран»¹.

Интерес к Советской России, к программе ее правительства во Франции был настолько велик, что газета «Тан» не смогла не опубликовать 29 апреля 1919 года на своих страницах интервью ее корреспондента Людовика Нодо с Владимиром Ильичем Лениным. Несмотря на все наслоения антисоветских измышлений, читатели корреспонденции Нодо могли получить представление о внешней и внутренней политике Советского государства. Встреча состоялась вечером. Нодо вспоминает, что когда он получил в Наркоминделе пропуск и проходил в Кремль, то «сказочные лучи зимнего заката играли на старых красных зубцах Кремлевской стены, пурпуром алели снега, красные отсветы лежали на древних башнях и золотых куполах». Войдя в Кремль, Нодо увидел широкую площадь «с нагроможденными на ней наполеоновскими пушками — нашими пушками 1812 года. Перед лицом этих печальных останков я остановился». Затем Нодо направился в здание, где работал Ленин. Сразу, пишет Нодо, «меня провели в сравнительно небольшую комнату, на двери которой я успел прочесть написанное крупными буквами предупреждение: «Посетители должны помнить, что у собеседника груда дел. Просьба излагать цель прихода ясно и кратко». Далее Нодо описывает кабинет В. И. Ленина, который, по его мнению, был «меблирован скудно, безо всякой претензии и аффектации».

И тут же вошел Ленин: «небольшой рост, сверх ожидания добродушная внешность, раскачивающаяся походка и мягкие черты лица, озаренные улыбкой. Да он совсем не страшен, этот человек, речи и декреты которого зачастую наводят такой ужас»,— заключил Нодо. Беседа проходила на французском языке, которым, как подчеркнул Нодо, Ленин владел прекрасно.

Нодо пишет, что он начал задавать вопросы с «манифеста Чичерина»².

— Да,— сказал Ленин,— мы хотим предпринять серьезные усилия, чтобы приспособиться к условиям переходного периода, который переживает Европа. Может ли существовать такое коммунистическое государство, как наше, в окружении капиталистических государств? А почему бы и нет?

Развивая эту же мысль, Ленин подчеркнул, что такому молодому народу, каким является русский народ, очень трудно существовать без разносторонних связей с более развитыми соседними нациями. Нам нужна техника, многообразная индустрия и товары. Поэтому мы вынуждены выплатить проценты по нашим займам, а из-за отсутствия валюты мы их выплатим зерном, нефтью и всякого рода сырьем, которое у нас наверняка появится, как только мы сможем работать более или менее нормально. Далее в ходе беседы Ленин сказал, что мы также полны решимости путем соглашений, на основе предварительного обсуждения, предоставить лесные и горные концессии гражданам держав Антанты при условии, однако, что основные принципы Советской России будут соблюдаться. Если Советское правительство получит разумные предложения, то они, чтобы иметь мир, будут приняты. Если же от нас потребуют слишком многого, мы будем бороться, будем защищаться. Честный мир — это было бы самое лучшее для всех. Что касается нас, то мы абсолютно готовы пойти на уступки и для этого поехать даже на Принцевы острова³. Доказательством наших намерений является концессия, которую мы предоставили одной международной компании на строительство Великого северного железнодорожного пути, то есть Великой Северной дороги⁴.

В своей статье Нодо отметил, что Ленин довольно подробно рассказывал об этом проекте. Железная дорога, длиной приблизительно три тысячи верст, от станции Сорока, находящейся посредине между Петроградом и Мурманском, возле Онежского залива, должна через Котлас пересечь Урал и дойти до слияния Оби и Иртыша. Огромные и действительно девственные леса, сказочная территория которых достигает восьми миллионов гектаров, разнообразные неиспользованные горные богатства. Но поскольку мы не в состоянии освоить весь этот новый мир, что в конце концов плохого в том, что мы поручаем сделать это иностранной компании? Речь идет о государственной собственности, которую мы уступаем на некоторое время с правом выкупа.

Перед компанией мы не ставим никаких драконовских требований. Достаточно, если будут соблюдаться советские законы, как, например, закон о восьмичасовом рабочем дне, под контролем рабочих организаций. Конечно, эта комбинация отходит от чистого коммунизма; все это не соответствует нашему идеалу, и надо сказать, что вопрос о Великом северном пути вызвал острую полемику в наших советских газетах, но в конечном итоге мы решили принять то, что переживаемая нами переходная эпоха делает необходимым.

Затем Нодо спросил: «Найдутся ли смелые финансисты, которые были бы согласны бросить в Россию новые богатства? Они начнут такую работу, несомненно, только под защитой своих вооруженных сил. Согласитесь ли Вы на такую оккупацию?»

Ленин ответил отрицательно на последний вопрос. Большевистское правительство, продолжал он, строжайшим образом будет соблюдать то, что оно подпишет, но любая точка зрения может быть рассмотрена.

В ходе обсуждения речь зашла о текущем положении в мире. Нодо спросил Ленина о будущем мира. «Будущее мира? — переспросил Ленин.— Я не пророк, но одно можно сказать с уверенностью: старый строй обречен. Экономические условия, порожденные войной, ведут к новому строю. Развитие человечества неотвратимо идет к социализму». Подчеркивая своеобразие перехода к социализму разных стран и народов, В. И. Ленин, в изложении Нодо, говорит, что опыт показывает, что каждый народ идет к социализму своим собственным, особым путем. Будет множество переходных форм и разновидностей, но все они будут различными фазами революции, которая ведет к одной и той же цели. В случае установления социалистического строя во Франции или Германии, ему будет несравненно легче утвердиться, чем у нас в России. Ибо на Западе социализм найдет формы организации, возможные интеллектуальные средства и материалы, которых нет в России. Отвечая на другие вопросы, Ленин подчеркнул, что социалистические революции не привносятся извне, а вызревают внутри капиталистических стран, в силу обострения противоречий, присущих капитализму. Победа нового строя будет достигнута тем, что народы сами, на собственном опыте придут к выводу о преимуществе того строя, который лучше обеспечивает интересы народных масс. «Как бы Вы ни ругали пудинг,— образно сказал Ленин,— его сладкий вкус говорит сам за себя. Недаром английская поговорка гласит: лучшее доказательство того, что пудинги хороши в том, что все их едят. Все народы вкушают и вкусят социалистического торта... Неизбежное свершится».

«Передо мной,- заключил Нодо,— был настоящий Ленин. Он подчеркнул, что необходимо любой ценой продлить существование коммунистической России для того, чтобы защитить от всякого вторжения в чудесный оазис, в котором должно быть сохранено во всей священной чистоте учение. Этот примерный образец нового общества должен быть сохранен для того, чтобы быть святилищем справедливости».

Примечания:

¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 37, с. 54—55.

² Речь идет о Ноте правительства РСФСР правительства Великобритании, Франции, Италии, США и Японии от 4 февраля 1919 г. (см.: Документы внешней политики СССР. М., 1958, т. 2, с. 58—60).

³ Державы Антанты намеревались созвать конференцию на Принце- вых островах с приглашением правительства Советской России.

⁴ Вопрос о сооружении Великого северного пути — железной дороги, соединяющей Обь через Котлас с Петроградом и Мурманском, обсуждался еще до Октябрьской социалистической революции в печати и в ученых обществах. Учитывая огромное экономическое значение установления нового пути сообщения, связывающего Обь с портами Северного морского пути и позволяющего заняться разработкой лесных площадей и. полезных ископаемых, а также то, что строить эту дорогу своими силами было невозможно, ибо Советская страна находилась в то время в состоянии разрухи, вызванной мировой и гражданской войнами и иностранной интервенцией, Советское правительство считало допустимым в интересах развития производительных сил страны привлечь к этому делу частный капитал на концессионных началах.

4 февраля 1919 г. В. И. Ленин собственноручно написал проект постановления СНК о предоставлении концессии на Великий северный железнодорожный путь, состоящий из следующих шести пунктов:

1) СНК признает направление дороги и общий план ее приемлемым;

2) признает концессии представителям иностранного капитала вообще, с принципиальной точки зрения, допустимыми в интересах развития производительных сил;

3) данную концессию признает железнодорожной и осуществление ее практически необходимым;

4) для ускорения практического и окончательного решения предложить инициаторам представить доказательства их ссылок на их связи с солидными капиталистическими фирмами, способными выполнить дело и подвезти материалы;

5) поручить особой комиссии в 2-х дневный срок представить окончательный проект договора;

6) в 2-х недельный срок поручить Военному комиссариату дать заключение с стратегической и военной точек зрения. Однако договор на данную концессию заключен не был.

 

НАША ЦЕЛЬ — УСТАНОВИТЬ СОЦИАЛИЗМ

В. И. Ленин принял М. Пунтервольда 20 февраля 1919 года.

М. Пунтервольд — норвежский социалист, журналист.

 

М. Пунтервольд приехал в Советскую Россию в конце 1918 года вместе с Эмилием Стангом, который был представителем норвежских социалистов на 1 конгрессе Коминтерна, и возвращавшимися из Скандинавии советскими дипломатами М. М. Литвиновым и В. В. Воровским. Прошло немногим больше года после победы Великого Октября. Вопреки предсказаниям разного рода буржуазных идеологов, публицистов о неминуемой гибели Советского государства, оно все более прочно становилось на ноги, настойчиво преодолевая трудности, воздвигаемые ее внутренними и внешними недругами. Это вызывало все больший интерес мировой общественности к событиям, происходившим в Советской России, о чем свидетельствовала и публикация на страницах американской буржуазной газеты «Уорлд» 19 апреля 1919 года интервью, данного В. И. Лениным норвежскому журналисту М. Пунтервольду.

Несмотря на недоброжелательный тон вступления Пунтервольда, предварявшего изложение ответов В. И. Ленина, они, судя по содержанию, переданы в целом правильно.

Во время беседы были затронуты как международные, так и внутренние проблемы, вызывавшие особый интерес у западных читателей: отношение разных слоев крестьянства к Советской власти, положение на фронтах гражданской войны, перспективы развития нового строя.

Особое значение имело разъяснение Лениным главного принципа Советской власти, который, как заметил Пунтервольд, был понятен даже простому и необразованному русскому крестьянину, а именно установление пролетарской диктатуры в городе и деревне с единственной целью свергнуть режим буржуазии, чтобы не было больше эксплуатации одного человека другим, и установить социализм, при котором не будет деления на классы.

Огромный интерес в связи с потоками клеветы и дезинформации, которые буржуазная пресса обрушивала на своих читателей, чтобы ввести их в заблуждение, извратить смысл происходящих в России событий, представляли также высказывания В. И. Ленина относительно определенных закономерностей классовой борьбы в условиях социалистической революции, а также его разоблачения домыслов буржуазной пропаганды о подавлении демократических свобод в Советской России. Так, на вопрос Пунтервольда: «Верите ли Вы в то, что великий народ, подобный русскому, сумеет развиться без свободы печати?», В. И. Ленин ответил: «Мы полагаем, что так называемая свобода печати означает лишь право буржуазии обманывать народ и лгать ему... Свобода печати в данном случае есть свобода для капитала. Мы же подавляем капиталистов. Печать должна служить только пролетариату, а отнюдь не капиталу. Таков наш лозунг».

На вопрос о терроре, в котором буржуазная и правая социал-демократическая пресса обвиняла большевиков, В. И. Ленин заявил: «Гражданская война есть гражданская война. Она диктует свои собственные законы. Дело обстоит так: господствовать будет или капитал, или пролетариат. Третьего не дано...»

Интересен ответ В. И. Ленина на вопрос Пунтервольда о перспективах интервенции западных держав в Советскую Россию: «Эта проблема будет с каждым днем труднее для союзников. Кроме того, интервенции будет препятствовать растущая симпатия к Советскому правительству в странах Антанты. Одновременно все сильнее с каждым днем становится русская Красная Армия»¹

Владимир Ильич Ленин, несмотря на огромные трудности, которые приходилось преодолевать Советской России в борьбе с внутренними и внешними врагами, всегда верил в победу социалистической революции, в торжество ее идей, в поддержку ее трудящимися всего мира.

Примечания:

¹ См.: История СССР, 1962, № 2, с. 82—83.

 

СОВЕТСКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО — ЗА СПРАВЕДЛИВЫЙ И РАЗУМНЫЙ МИР

В. И. Ленин принял У. Буллита 11 марта 1919 года.

Уильям Кристиан Буллит (1891 — 1967) — американский дипломат и журналист.

Юрист по образованию, дипломатическую деятельность начал в 1917 году, руководил Бюро центральноевропейской информации госдепартамента США. В 1918 году — атташе делегации США на Парижской мирной конференции. Возглавлял в 1919 году миссию в Советскую Россию. В 1933 году вновь вернулся на дипломатическую работу, был назначен специальным помощником госсекретаря, первый американский посол в СССР (1933—1936 гг.). В своих секретных донесениях из Москвы в Вашингтон сообщал, что Советский Союз вскоре подвергнется нападению из Европы и Дальнего Востока и поэтому не сможет вырасти в «величайшую силу в мире». «...Если между Японией и СССР вспыхнет война,— советовал он государственному департаменту,— мы не должны вмешиваться, а использовать свое влияние и силу к концу ее, чтобы она закончилась без победы и равновесие между Японией и СССР не было нарушено». В 1936—1941 годах был послом США во Франции; стремился помешать заключению франко-советского договора о взаимопомощи, вел враждебную политику против СССР. В 1941 — 1942 годах в качестве личного представителя президента Ф. Рузвельта совершил поездку на Ближний Восток. В 1942—1943 годах — специальный помощник морского министра США. В последующие годы официальных постов не занимал.

 

Советское правительство искренне стремилось к миру. В феврале 1919 года в связи с успешным продвижением Красной Армии Совет десяти Антанты выдвинул идею созыва на Принцевых островах «конференции по вопросу о восстановлении мира в России». Советское правительство согласилось начать переговоры. Но согласие не означало, что оно было готово безоговорочно удовлетворить эти пожелания. Демарш Советского правительства срывал маску примирителей с империалистических держав, мечтавших расчленить Россию, разоблачал их истинные планы. Победоносное наступление Красной Армии на всех фронтах продолжало путать карты западных держав, заставляло их предпринимать новые дипломатические маневры. К этому руководителей Антанты и США вынуждало также и революционное брожение в тылу и войсковых частях интервентов, в странах-победительницах, в Германии.

После отказа правительств стран Антанты и США от идеи созыва конференции на Принцевых островах президент США Вильсон и премьер-министр Великобритании Ллойд Джордж, опасавшийся соглашения между Германией и Советской Россией скрытно от Франции, выступавшей против переговоров с Советским правительством, послали в конце февраля 1919 года в Советскую Россию сотрудника американской делегации на Парижской конференции У. Буллита со специальной миссией. Ему было поручено узнать, на каких условиях большевики согласны начать переговоры. Перед отъездом Буллита было условлено, что по получении условий от Советского правительства он должен вернуться в Париж, прежде чем президент Вильсон приедет туда из США.

Буллит должен был сообщить условия, на которых страны Антанты считали бы возможным вести переговоры: «1. Прекращение военных действий на всех фронтах. 2. Все существующие де-факто правительства остаются на занимаемых ими территориях. 3. Железные дороги и порты, необходимые для сообщения Советской России с морем, должны быть подчинены тем же правилам, которые действуют на международных железных дорогах и в портах остальной Европы. 4. Подданным союзных держав должны быть обеспечены право свободного въезда в Советскую Россию и полная безопасность, чтобы они могли вести там свои дела при условии невмешательства в политику. 5. Амнистия всем политическим заключенным с обеих сторон и полная свобода всем русским, сражавшимся на стороне союзников. 6. Торговые отношения между Советской Россией и внешним миром должны быть восстановлены при условии, чтобы при надлежащем уважении к суверенитету Советской России было гарантировано равномерное распределение помощи, присылаемой союзниками, среди всех классов русского народа. 7. Все другие вопросы, связанные с русскими долгами союзникам и т. д., должны быть рассмотрены самостоятельно после установления мира. 8. Все союзные войска должны быть уведены из России, коль скоро будет демобилизована русская армия свыше количества, имеющего быть установленным; лишнее оружие будет выдано или уничтожено».

Эти предложения содержали некоторые очень невыгодные для Советской России политические и экономические условия. Безоговорочное принятие этих условий означало бы капитуляцию Советской власти перед империалистическими государствами. Но предложения США и Англии предоставляли возможность ликвидировать интервенцию и получить мирную передышку.

9 марта 1919 года У. Буллит прибыл в Петроград. Его встретил народный комиссар по иностранным делам Г. В. Чичерин.

Учитывая опыт Брестского мира, В. И. Ленин счел возможным пойти на переговоры с Буллитом и принял в них участие. Ленин встретился с ним 11 марта¹.

У. Буллит писал впоследствии, что при встрече Ленин произвел на него впечатление человека проницательного, прямого и целеустремленного, несомненно гениального, с большим чувством юмора и доброты.

Глава Советского правительства согласился в принципе с предложениями Антанты, но внес со своей стороны ряд уточнений. В ходе переговоров удалось добиться смягчения предложенных союзниками условий. Был выработан проект мирных предложений Антанты, которые Советское правительство согласилось принять в случае, если они будут представлены Советской России до 10 апреля 1919 года. В проект Буллита были внесены существенные дополнения и поправки, сводившие на нет стремление империалистов Антанты ликвидировать рабоче-крестьянскую власть в России и реставрировать в стране капиталистические порядки.

В. И. Ленин потребовал, чтобы долги были равномерно распределены между странами — кредиторами бывшей России, а золото, захваченное чехословацкими мятежниками, было зачтено в уплату долга. В уплату долга Ленин потребовал отнести и то золото, которое Советское правительство уплатило по Брестскому миру Германии, откуда оно попало в руки союзников.

Проект с учетом поправок предусматривал прекращение военных действий на всех фронтах в России и обсуждение на конференции вопроса о заключении мира да основе следующих принципов: 1) все фактически существующие на территории бывшей Российской империи и Финляндии правительства сохраняют свою власть на местах...; 2) экономическая блокада России отменяется, и возобновляются торговые сношения между Советской Россией и иностранными государствами; 3) Советскому правительству предоставляется право беспрепятственного транзита на всех железных дорогах России и пользования всеми портами бывшей Российской империи и Финляндии; 4) гражданам Советских Республик России предоставляется право свободного въезда в союзные страны, такое же право имеют граждане союзных стран в отношении России. Возобновляется обмен официальными представителями между советскими республиками России и иностранными государствами; 5) амнистия всем политическим заключенным с обеих сторон, всем военнопленным предоставляется возможность возвращения на родину; 6) все правительства, фактически существующие на территории бывшей Российской империи и Финляндии, признают свою ответственность и финансовые обязательства бывшей Российской империи по отношению к иностранным державам и гражданам этих держав. Особо важное значение имел пункт, гласивший: «Немедленно по подписании настоящего соглашения все войска Союзных и Объединившихся Правительств и других нерусских правительств должны быть удалены из России и должно быть прекращено оказание военной помощи антисоветским правительствам, образованным на территории бывшей Российской империи.

Как Советские Правительства, так и антисоветские правительства, образовавшиеся на территории бывшей Российской империи и Финляндии, начинают одновременно и в одинаковой степени сокращение своих армий до мирного положения немедленно по подписании настоящего Соглашения. Конференция должна установить самую действительную и справедливую форму инспекции и контроля этой одновременной демобилизации, а также удаления войск и прекращения военной поддержки антисоветским правительствам»².

Западная историография (А. Улам и др.) признавала, что этот документ «в значительной степени отражал личное участие Ленина».

Советское правительство настаивало на прекращении помощи интервентов контрреволюции, поскольку последняя держалась исключительно только на этой помощи. С уходом интервентов народные массы легко покончили бы с Колчаком, Деникиным и всеми остальными белогвардейцами.

Если в период Брестского мира речь шла о том, чтобы вырваться из войны и добиться передышки, то теперь вопрос состоял в срыве интервенции и переходе к мирному строительству. Выступая в марте 1919 года, В. И. Ленин сравнивал политику, связанную с принятием англо-американского предложения, с Брестским миром. «Вот почему,— говорил Владимир Ильич,— та политика, которую нам пришлось вести в течение Брестского мира, самого зверского, насильнического, унизительного, оказалась политикой единственно правильной.

И я думаю, что не бесполезно вспомнить об этой политике еще раз теперь, когда похожим становится положение по отношению к странам Согласия, когда они все так же полны бешеного желания свалить на Россию свои долги, нищету, разорение, ограбить, задавить Россию, чтобы отвлечь от себя растущее возмущение своих трудящихся масс»³.

В беседе с Буллитом Ленин вновь подтвердил идею о мирном сосуществовании государств с различным общественным строем. Буллит писал: Ленин считает, что большевистские принципы смогут выдержать соревнование с обычными идеями управления в западных странах, и хотел бы, чтобы советская система имела в этом равные возможности, а мир следил бы за этим. В. И. Ленин подчеркнул, что он желает вступить в конечном счете в дружественные отношения с великими державами. Кроме встречи с В. И. Лениным У. Буллит продолжал вести переговоры с Г. В. Чичериным. Посылая телеграммы государственному секретарю Лансингу и ближайшему личному советнику Вильсона полковнику Хаузу, Буллит сообщал, что Ленин считал мир для Советской России совершенно необходимым. Еще не доехав до Парижа, Буллит 16 марта из Гельсингфорса передал телеграфом в Париж Вильсону, Лансингу и Хаузу резюме своих переговоров в Москве. В телеграмме подчеркивалось, что он «не испытывает ни малейшего сомнения в желании Советского правительства достичь справедливого и разумного мира или в искренности его предложений». о возвращении в Париж Буллит передал 27 или 28 марта 1919 года президенту Вильсону и Лансингу письменный доклад о поездке в Советскую Россию и о переговорах с Лениным и Чичериным и встретился с Ллойд Джорджем.

В начале своего доклада Буллит остановился на тяжелом положении в России, высмеял разного рода небылицы, которые распространялись в США. Особо подчеркнул прочность Советской власти и поддержку ее населением страны.

В заключение доклада Буллит пришел к таким выводам: «1. В настоящий момент в России никакое правительство, кроме социалистического, не может утвердиться иначе, как с помощью иностранных штыков, и всякое правительство, установленное таким образом, падет в тот момент, когда эта поддержка прекратится.

2. Никакой действительный мир не может быть установлен в Европе и во всем мире, пока не будет заключен мир с революцией. Это предложение⁴ Советского правительства предоставляет возможность, быть может единственную, заключить мир с революцией на справедливых и разумных основаниях.

3. Если блокада будет снята и Советская Россия будет регулярно снабжаться всем необходимым, то русский народ можно будет крепче, чем с помощью блокады, прибрать к рукам, а именно: с помощью страха прекращения снабжения. Сверх того, те партии, которые принципиально враждебны коммунистам, но в данное время поддерживают их, тогда смогут начать с ними борьбу.

4. Поэтому я почтительно советую в ближайшее же время сделать предложения, следуя общим линиям, намеченным Советским правительством с соответствующими изменениями, в частности в ст. 4 и 5, дабы сделать предложения приемлемыми для консервативного мнения союзных стран».

Однако Вильсон и Ллойд Джордж отказались принять представленные Буллитом предложения. Вильсон, сказавшись больным, не стал встречаться с Буллитом, запретил выступать ему в печати с изложением хода переговоров в Москве.

Сенатор Нокс в своих показаниях комиссии по иностранным делам, касаясь миссии Буллита в Советскую Россию, отметил, что не было созвано официальное заседание мирной конференции, не было и заседания представителей великих держав, посвященных предложениям Советского правительства и отчету Буллита.

Из-за возражений президента США Вильсона отчет Буллита так и не увидел свет. 16 апреля Ллойд Джордж, как и Вильсон, открестился от миссии Буллита в Россию. Как писал позже Буллит: «Через неделю после того, как я передал Ллойд Джорджу официальное предложение своими собственными руками в присутствии трех других лиц, он выступил с речью перед британским парламентом и дал понять народу Великобритании, что он ничего не знает по поводу подобного предложения».

Миссия Буллита в Советскую Россию была дезавуирована Вильсоном и Ллойд Джорджем потому, что в тот период произошло временное наступление армии Колчака благодаря помощи Антанты. «Тот же час,— писал Буллит,— вся парижская пресса подняла шум и крик, объявив, что Колчак должен быть через две недели в Москве, и поэтому в Париже все, к сожалению, даже и члены американской комиссии, быстро охладели к вопросу о мире в России, ожидая, что Колчак вот-вот вступит в Москву и уничтожит Советское правительство».

Изменилось положение и в Центральной Европе. В Германии к власти пришли социал-демократы в блоке с демократами и центром. Советская республика в Баварии потерпела поражение. Мюнхен был занят контрреволюционными войсками. Контрреволюция мобилизовала силы, чтобы задушить Венгерскую Советскую Республику.

Таким образом, в сложившейся обстановке правительства Антанты и США рассчитывали на то, что открытая интервенция против Советской России выгоднее, чем блокада, с помощью которой можно было бы «крепче прибрать к рукам» советский народ, как предлагал Буллит. Характеризуя обстановку в этот период, У. Черчилль писал: «Когда оба проекта-предложения приехать на переговоры на Принцевы острова и совместное обсуждение военных и дипломатических возможностей кончились ничем, американцы с согласия Ллойд Джорджа 22 апреля послали в Россию некоего Буллита. Через неделю или две он вернулся в Париж с предложением Советского правительства, готового идти на соглашение. Момент был для этого неподходящим: армия Колчака как раз в это время достигла в Сибири значительных успехов, а Бела Кун только что поднял коммунистический мятеж в Венгрии. Негодование французов и англичан против всякого соглашения с большевиками достигло своего предела».

Так закончилась миссия Буллита в Советскую Россию⁵.

5 декабря 1919 года В. И. Ленин на VII Всероссийском съезде Советов, характеризуя международное положение Советской России, остановился и на переговорах с Буллитом. «...Из того, что я сказал о наших международных победах, вытекает,— и, мне кажется, на этом не придется долго останавливаться,— что мы должны сделать с максимальной деловитостью и спокойствием повторение нашего мирного предложения. Мы должны сделать это потому, что мы делали уже такое предложение много раз. И каждый раз, когда мы делали его, в глазах всякого образованного человека, даже нашего врага, мы выигрывали, и у этого образованного человека появлялась краска стыда на лице. Так было, когда приехал сюда Буллит, когда он был принят т. Чичериным, беседовал с ним и со мной и когда мы в несколько часов заключили предварительный договор о мире. И он нас уверял (эти господа любят хвастаться), что Америка — это все, а кто же считается с Францией при силах Америки? А когда мы подписали договор, так и французский и английский министры сделали такого рода жест. (Ленин делает красноречивый жест ногой. Смех.)»⁶.

Далее Ленин, останавливаясь на судьбе договора, подчеркнул: «Буллит оказался с пустейшей бумажкой, и ему сказали: «Кто же мог ожидать, чтобы ты был так наивен, так глуп и поверил в демократизм Англии и Франции!..» А в результате в этом самом номере я читаю полный текст договора с Буллитом по-французски⁷,— и это напечатано во всех английских и американских газетах. В результате они сами себя выставили перед всем светом не то жуликами, не то мальчишками,— пусть выбирают!.. А все сочувствие даже мещанства, даже сколько-нибудь образованной буржуазии, вспомнившей, что и она когда-то боролась со своими царями и королями,— на нашей стороне, потому что мы деловым образом самые тяжелые условия мира подписали и сказали: «Слишком дорога для нас цена крови наших рабочих и солдат; мы вам, как купцам, заплатим за мир ценой тяжкой дани; мы пойдем на тяжелую дань, лишь бы сохранить жизнь рабочих и крестьян»⁸.

Примечания:

¹ 16 августа 1931 г. М. М. Литвинов писал о встрече В. И. Ленина с Буллитом: «По сохранившимся у нас документам видно, что Буллит выехал вместе с тов. Чичериным и мной из Петрограда в Москву 10 марта 1919 г.; в этот момент Ленин был в Москве и его разговор с Буллитом мог состояться 11-го числа. По тем же документам видно, что 12 марта Ленин был уже в Петрограде, а Буллит продолжал оставаться в Москве. Как по дате постановления ЦК, о котором вы нам пишете, так и по показаниям Буллита комиссии американского сената видно, что окончательный текст наших предложений был вручен Буллиту Чичериным... 14 марта, т. е. в пятницу. Видимо, Ленин к этому сроку вернулся из Петрограда и мог встретиться с Буллитом 13-го или 14-го... Все же мое собственное впечатление таково, что встреча между Лениным и Буллитом была только одна и что она приходится скорее всего на 11 марта».

² См.: Документы внешней политики СССР, т. 2, с. 94.

³ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 38, с. 46.

⁴ Речь идет о заключении мира с Советским государством.

⁵ Незримые руки поработали в государственных архивах США в связи с миссией Буллита. «Интересно отметить,— пишет американский исследователь Дж. Томсон,— что копий инструкций Буллиту и его верительных грамот не обнаружено в архивах госдепартамента».

⁶ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 39, с. 402—403.

⁷ Ленин имеет в виду текст документа, опубликованный 26 ноября 1919 г. в газете «Humanite», № 5669.

⁸ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 39, с. 403.

 

Я ВИДЕЛ БУДУЩЕЕ,

В. И. Ленин принял Л. Стеффенса не ранее 11 марта 1919 года.

Я видел будущее... Эти слова принадлежат американскому писателю и публицисту Джозефу Линкольну Стеффенсу (1866—1936). Окончив университет в Беркли, Стеффенс продолжал свое образование в немецких университетах, в Сорбонне в Париже, работал в Британском музее в Лондоне, научных библиотеках Гамбурга, Берлина, Гейдельберга, Мюнхена. Линкольна Стеффенса называют родоначальником «разгребателей грязи». Ему принадлежит разоблачение связей «муниципальных боссов», партийных лидеров, деловых кругов с преступным миром. Стеффенс был авторитетной фигурой в среде литераторов, разоблачавших коррупцию в правительственных кругах и махинации промышленных корпораций Соединенных Штатов Америки. О профессиональной принципиальности Стеффенса можно судить по факту публикации в 1900 году его острокритической статьи «Рузвельт, Тафт, Лафайет». Рузвельт, обеспокоенный предстоящей публикацией, попросил Стеффенса показать ему статью перед тем, как она пойдет в набор. Стеффенс ответил президенту письменно: «Вы хотите первым узнать о том, что я выяснил о представителях официальных кругов, еще до того, как я опубликую этот материал. Я не могу этого сделать. Это упирается в принцип свободы печати. Надеюсь, я могу считать себя добросовестным, ответственным за свои поступки репортером. Я сделаю все, чтобы мои утверждения были не только правильны, но и справедливы. Мой долг писать для читателей, для публики, а не для издателей и не для официальных лиц». События, происходившие в России, не могли пройти мимо журналистского интереса Стеффенса. Он трижды приезжал в нашу страну — в 1917, 1919 и 1923 годах.

 

Когда в апреле 1917 года Стеффенс впервые отправился в Россию, он, как высокообразованный журналист, был подготовлен к тому, чтобы вполне понять обстановку, в которой рождалась революция. Стеффенс воспринимал совершающиеся преобразования как действенный метод искоренения несправедливостей, против которых он выступал на протяжении всей своей жизни. Поэтому он старался увидеть как можно больше, беседовал со многими людьми, стремился осмыслить весь ход текущих событий и их развитие в будущем.

Второй раз Линкольн Стеффенс приехал в Советскую Россию в качестве специального корреспондента в составе миссии У. Буллита в 1919 году. Для Стеффенса эта поездка была самой счастливой: он встретился с Лениным. Стеффенс так описал эту встречу: «Когда меня пригласили в большую комнату, где в дальнем конце за своим рабочим столом сидел Ленин, я еще раз перебрал в уме вопросы, которые собирался задать. Он поднялся мне навстречу — спокойный человек в поношенном костюме — и, выйдя из-за стола, пожал мне руку. Я увидел перед собой открытое, пытливое лицо, прищуренный глаз, чуть ироничный, добродушно насмешливый. Я спросил, не могу ли я, в дополнение к соглашению с Буллитом, сообщить о некоторых гарантиях, о том, например, что в случае открытия границ русские пропагандисты не наводнят Европу.

- Нет,— сказал он резко, но, прислонившись к столу, тут же улыбнулся.— Видите ли, пропагандист — это пропагандист. Он должен пропагандировать. Когда наши пропагандисты революции одержали победу, увидели ее уже свершившейся, они не прекратили своей пропаганды... Точно так же ваши пропагандисты явятся сюда, если наши границы будут открыты, и займутся своей пропагандой...

- Какие заверения можете дать, что красный террор прекратится?..

- Кто требует таких заверений? — спросил он, гневно выпрямляясь.

- Париж,— сказал я.

- Значит, те самые люди, которые только что убили в бесполезной войне семнадцать миллионов человек, теперь озабочены судьбой тысяч, убитых во время революции во имя осознанной цели — ради того, чтобы покончить с необходимостью войны... и вооруженного мира? — Секунду он стоял, глядя на меня гневными глазами, затем, успокоившись, сказал:

- Впрочем, пусть. Не отрицайте террора. Не преуменьшайте ни одного из зол революции. Их нельзя избежать. На это надо рассчитывать заранее: если у нас революция, мы должны быть готовы оплачивать ее издержки».

Л. Стеффенс до конца своей жизни не переставал восхищаться Лениным. Он видел в Ленине «человека, выработавшего свой план социального переустройства и изучавшего историю прошлых революций, с тем чтобы избежать ошибок»¹. Он восхищался Лениным вождем и человеком, его умом, прямотой и тем, что он во всей полноте видел и понимал как карательную, так и созидательную функцию великой революции.

В Ленине Стеффенс видел ученого, «штурмана революции», оказавшего огромное идейное воздействие на массы.

В статьях, письмах, посвященных Ленину, Стеффенс восхищался им как человеком чутким, терпимым, человеком, которому присуще чувство юмора. Стеффенс увидел в Ленине руководителя, который во всей полноте осознает, что он делает историю и впервые в процессе развития человечества проверяет на практике свои новые идеи управления этим рожденным новым обществом, что, если дело разошлось со словом, он готов это признать и тут же его исправить. Стеффенса глубоко поразил ленинский дар предвидения исторических событий. «Я видел будущее...» — так оценил американский журналист встречу с Лениным.

По возвращении миссии Буллита в Париж Стеффенс участвовал в подготовке доклада-отчета о поездке в Советскую Россию, который должен был быть представлен на Парижскую мирную конференцию 1919 года. Многие положения этого доклада, написанные Стеффенсом, оказались пророческими: «Коммунистическая партия (называется «большевистской») находится у власти в Советском правительстве. Я думаю, что это будет надолго... Идея заключается в том, что каждый должен трудиться для общего блага, и, следовательно, когда все будут производить больше, все станут получать больше. Сейчас русские голодают, но они поровну делят бремя бедности... Ленин питается... как все другие, раз в день — суп, рыба, хлеб и чай... Правительство и народ сознают, что, если Россия когда-либо достигнет процветания, благосостояние станет уделом каждого ее жителя. Другими словами, «богатая Россия» будет значить «богатый русский народ». Эта идея дошла до сознания русских и захватила их воображение. Именно она вдохновляет людей трудиться с энтузиазмом и подъемом, чтобы добиться изобилия для всех. Именно она побуждает усталый от войны народ направлять самых здоровых и сильных своих сынов в новую, воодушевленную светлыми идеалами, хорошо обученную армию, чтобы защищать не только свои границы, но и весь новый рабочий строй, новую форму человеческого общежития.

Вот почему Ленин и его здравомыслящее коммунистическое правительство добиваются мира. Они полагают, что им удалось впервые в истории довести революцию до конца. Все другие революции прекращались, как только политическая борьба завершилась созданием демократического строя. Советская революция, пройдя политическую фазу, установила демократию в области экономики: самоуправление на фабриках, в сельском хозяйстве... Они считают это основой своего строя и хотят совершенствовать его.

Русские говорят: мы знаем, что каждая страна должна развертывать революцию, исходя из собственных условий... Навязывать ее военными мерами — ненаучный, недемократический, несоциалистический метод... Мы проведем демобилизацию. Организаторы и квалифицированные рабочие, находящиеся сейчас в армии, нужны нам на фабриках, в деревнях, в учреждениях. Мы с удовольствием вернем их к этой необходимой работе... если только вы отзовете своих солдат и прекратите оказывать моральную, финансовую и материальную поддержку нашим врагам и врагам наших идеалов. Пусть каждая из стран на наших границах выскажется сама по вопросу о форме правления и суверенитета». Излагая в докладе то, что он видел в Советской России, Стеффенс продолжал: «Вся Россия принялась за работу восстановления, она понимает идеи, заложенные в планах, предлагаемых на будущее, и заинтересована творчески»².

Если после первой поездки в Россию Стеффенс выступал с лекциями по всей Америке, то после второй поездки он был лишен такой возможности. Поэтому единственной трибуной становятся его статьи и письма.

Встреча с Лениным, впечатление, которое произвела на него Советская Россия, изменили образ мышления Линкольна Стеффенса. Он знакомится с произведениями Ленина и становится пропагандистом нового общества. «Россия... это пионер плановой цивилизации и революции,— писал Линкольн Стеффенс,— на опыте доказала, что развитие человечества достигло той стадии, когда оно в состоянии осмыслить и использовать прошлое для того, чтобы формировать будущее. В короткой напряженной борьбе русский народ сознательно избрал свой путь.

Нетрудно убедиться, что русские, так сказать, переделали дорогу и проложили ее в новом направлении. Они уничтожили все экономические привилегии, которые препятствуют проведению реформ у нас, и обнаружили, что такая расчистка устранила важнейшие препятствия на пути прогресса... Они покончили с личной нищетой, с личным богатством; они могут избежать войны и сохранить мир; они могут искоренить коррупцию и преступления. Они могут развивать и использовать науку и изобретения. Они убедились, что им доступна любая цивилизация...»³

Встреча Стеффенса с Лениным, беседы, наблюдения, знакомство с советскими законами приводят его к выводу: «Либералы утверждают, что коммунисты не признают идею гражданских свобод, отрицают их и не осуществляют их на практике в Советской России. Это казалось мне нелепым... А я не могу объяснить им, почему я так уверен, что гражданские свободы составляют одну, только одну, но действительно одну из целей революции, и Советская Россия добилась их...

Все народы всегда желали свободы. Некоторые из них — англичане, французы и американцы — боролись за нее и частично ее добились. Когда наша революция завоевала это сокровище, мы погребли его в нашей конституции, ибо мы, англо-американцы, верим в закон. И вот мы поместили нашу, с таким трудом завоеванную свободу в конституцию, воплотив ее в величественные слова, а сами занялись своим привычным делом: покупали и создавали привилегии, которые противопоказаны свободному государству... Обездоленные, видя преимущества привилегированных, стремятся тоже получить привилегии, а избранные, защищая свои привилегии, с помощью подкупов приобретают еще большую власть в государстве. Они называют свои привилегии «собственностью», а свое могущество — «законом и порядком», и полиция, таким образом, в первую очередь защищает привилегии и собственность, а не свободу слова и конституционные права простых, непривилегированных граждан...

Коммунисты видят, что у закона есть основа, ставшая питательной почвой, на которой взросли социальные несправедливости нашего общества, и позволившая им пышно расцвести. Эта экономическая основа, которую они называют классовыми интересами, должна быть, по их мнению, уничтожена. Это означает классовую борьбу, борьбу класса против класса, пока совсем не станет классов и не исчезнет источник классовых интересов.

Теперь, когда революция в Советской России уничтожила или довершает уничтожение самой основы привилегий (всех классовых привилегий), азиатские народы обнаруживают, что они живут и растут на очищенной подпочве, благоприятной для создания всех тех благ, какие могут потребоваться цивилизованным людям. Пока еще они их не создали. Ленин как-то сказал мне, что для их создания потребуется «поколение или два, а то и больше». Но великим достижением является и то, что люди знают — перед ними открыты пути для дальнейшего развития, для любых идей, мыслей, трудов, которые полезны для всех»⁴.

2 апреля 1919 года Стеффенс вынужден был предстать перед сенатской комиссией по иностранным делам. В своем выступлении он говорил о созидательном характере Октябрьской революции, с восторгом отозвался о Ленине. Но можно ли сказать, что Стеффенс уже тогда считал ленинский путь единственным для строительства нового общества? «Стеффенс не думал,— замечают его биографы Карл Хови и Элла Уинтер,— что общество, о котором он мечтал, может быть построено методом Ленина, но его он считал одним из возможных»⁵.

В сентябре 1923 года Стеффенс в третий раз приехал в Советскую Россию. Он наблюдал Россию в канун Великого Октября, второй раз — в трудные годы войны и военной интервенции, когда еще не был решен вопрос о судьбе завоеваний Советского государства, а теперь он мог увидеть строительство нового общества. «Самое главное, что большевики не уступили ни в чем. Они продолжают свой курс так же, как и начали его, и намереваются довести его до конца»,— с восторгом писал Стеффенс из Москвы своему другу в США. «В мире действительно возникло нечто новое,— писал Стеффенс сестре 1 октября 1923 года.— В России есть сильное, умное правительство, подчинившее себе и намеревающееся контролировать экономические факторы, которые в других странах, напротив, подчиняют себе и контролируют все другие правительства мира. Россия сильна». «В России новая система,— писал он в Сан-Франциско 5 октября 1923 года.— Я абсолютно убежден в жизненной энергии России. Они не сдались и не сдадутся, эти два поколения. Они не только разбили своих врагов, они победили в гражданской войне, в войнах с другими странами, в дипломатии. Они привлекли на свою сторону крестьян, дали работу рабочим, добились такого увеличения посевов, что покончили с угрозой голода. У них будет зерно для экспорта. У них теперь есть деньги, чтобы ремонтировать, красить, приводить в порядок и строить. И они это знают. Москва живет бурной жизнью. Россия начинает жить и улыбаться... Новое победит»⁶.

Социалистический мир возник, чтобы утвердиться навсегда. В этом Стеффенс убедился еще раз, об этом он говорил, об этом писал и в это верил до конца своей жизни.

Работая над «Автобиографией», Стеффенс уже смотрел на многие события под влиянием виденного в Советской России, опыта Октябрьской революции. «Я хотел бы сделать эту книгу боевиком,— писал Стеффенс,— не объективистской, нет, а именно прокламационной. Я хотел бы показать, что Россия нашла путь, по которому должна пойти Америка. Народу нужна такая книга»⁷.

Со всей силой гнева Стеффенс продолжает разоблачать правящие классы Америки: «И они требуют от. нас терпения — они, покоясь на своем богатстве, хотят, чтобы вы и я в нашей нужде и страданиях спокойно взирали на захлестывающие нас нищету и бедствия.

Эти люди, порождавшие грязь, всю жизнь надсмехались надо мной и моими товарищами по «разгребанию грязи», они издевательски предлагали мне известить их, если я, идя по следу, доберусь до причины, найду лекарство от всех наших бед. Я обещал многим из них и самому себе, что, когда наступит день, я и на самом деле извещу их.

Так вот — этот день пришел.

Я могу ступить на землю, на это сознательно избранное место, перед этой аудиторией сочувствующих слушателей, перед единственной аудиторией, которой предстоит действовать,— я могу выступить и указать вам и всем моим американским согражданам научно обоснованное лекарство от всех наших бед. Это — коммунизм»⁸.

Стеффенс не успел завершить начатую работу. «Автобиография» вышла после смерти писателя. Прогрессивная критика называла ее «своеобразным учебником революции, источником правдивой информации, раскрывающей сложный путь познания истины для представителей американской интеллигенции».

Стеффенс сыграл большую роль в укреплении взаимопонимания между американским и советским народами, в пропаганде идей Великой Октябрьской социалистической революции, идей Ленина. Компартия США высоко оценила деятельность Стеффенса. В 1934 году он получил приглашение вступить в ряды коммунистической партии. В письме в ЦК Компартии США Стеффенс выражает полное согласие с политикой и программой компартии: «Только коммунизм может разрешить наши проблемы. Коммунизм разрешает эти проблемы в Советской России. Вот мое кредо «разгребателя грязи». Программа Коммунистической партии США имеет ключ к решению нынешней американской политической ситуации, и это единственная американская партия, которая вдумчиво подходит к этому решению. К разрешению всего: политической коррупции, нищеты и изобилия, периодических кризисов и экономики,— всех наших забот и предлагает разрешить их во что бы то ни стало». Однако, будучи предельно честным и самокритичным, Стеффенс не был уверен в своем праве на высокое звание коммуниста. Он понимал невозможность соединения его либерального прошлого «разгребателя грязи», советчика Рузвельта и Вильсона с пребыванием в коммунистической партии. Но в 1935 году Стеффенс в возрасте 69 лет вступает в Коммунистическую партию США. Это произошло за год до его смерти.

Линкольн Стеффенс, как и его соотечественники Джон Рид, Альберт Вильямс и другие, много сделал для распространения правды о Советской России, об Октябрьской революции, строительстве нового общества. Его книги и статьи оказали глубочайшее воздействие на умы и сердца американцев, способствовали прокладыванию пути к дружбе и доверию между США и Советским Союзом.

Примечания:

¹ Иностранная литература, 1964, N9 4, с. 11 —12.

² Иностранная литература, 1964, № 4, с. 10.

³ Там же, с. 13.

⁴ Иностранная литература, 1964, № 4, с. 14.

⁵ Цит. по: Киреева И. В. Линкольн Стеффенс. М., 1975, с. 49.

⁶ Иностранная литература, 1964, № 4, с. 19.

⁷ Цит. по: Киреева И. В. Линкольн Стеффенс, с. 93.

⁸ Цит. по: Киреева И. В. Линкольн Стеффенс, с. 95.

 

 

ПУТЬ ЛЕНИНА — НАШ ПУТЬ

В. И. Ленин встречается с венгерскими интернационалистами:

С Бела Куном в 1918 году в январе — феврале. В 1919 году 23 марта Ленин ведет переговоры через Московскую и Чепельскую радиостанции с Б. Куном, находившимся в Будапеште. В 1920 году 28 сентября Ленин беседует с Б. Куном перед его отъездом на Южный фронт в качестве члена Реввоенсовета фронта: в 1921 году — 26 февраля, в 1922 году — 12 апреля и 3 октября.

Кун Бела (1886—1939) — видный деятель венгерского и международного рабочего и коммунистического движения. Один из основателей и руководителей Коммунистической партии Венгрии. В 1919 году в Венгерской советской республике являлся фактическим руководителем венгерского советского правительства, занимая в нем официальные посты наркома иностранных дел и члена коллегии Народного комиссариата по военным делам. После падения Венгерской советской республики выехал в Австрию, затем в Советскую Россию. С 1921 года — на руководящей партийной работе на Урале, член президиума ВЦИК, уполномоченный ЦК РКП (б) и ЦК РКСМ, член Президиума Исполкома Коминтерна.

С Тибором Самуэли Ленин беседовал позднее 28 мая  и не позднее 25 августа 1918 года и 25 мая 1919 года на Красной площади во время парада частей Всеобуча. 27 мая 1919 года В. И. Ленин беседует с Самуэли о политическом и военном положении Венгерской советской республики.

Тибор Самуэли (1890—1919) — видный деятель венгерского рабочего и коммунистического движения, один из основателей Компартии Венгрии, член ЦК. По профессии журналист. В 1915—1917 годах находился в плену в России, где в 1918 году вступил в большевистскую партию. После победы Октябрьской революции организовал интернациональные бригады из бывших военнопленных для борьбы с контрреволюцией. После провозглашения Венгерской советской республики в 1919 году был одним из ее руководителей, заместителем наркома обороны, затем народным комиссаром просвещения, возглавил комитет по обеспечению безопасности тыла. После падения Советской власти в Венгрии был убит в августе 1919 года на австро-венгерской границе контрреволюционерами.

133 дня, с 21 марта по 1 августа 1919 года, существовала Венгерская советская республика.

 

Сразу после того, как свершилась революция в Венгрии, Революционный правительственный совет 22 марта 1919 года отдал распоряжение Чепельской радиостанции в Будапеште связаться с Москвой, с В. И. Лениным. Через несколько часов связь была установлена. В. И. Ленин подошел к радиоаппарату и попросил Бела Куна. Член ЦК Компартии Венгрии Эрне Пор по поручению Бела Куна (который был занят на заседании Революционного правительственного совета) сообщил, что венгерский пролетариат взял государственную власть, установил диктатуру пролетариата и что «Венгерская советская республика предлагает Советскому правительству оборонительный союз против врагов пролетариата». Тут же Ленин в ответ передал искренний привет правительству Венгерской республики. В то время в Москве проходил VIII съезд РКП (б). 23 марта газета «Известия» писала, что делегаты съезда восторженно встретили весть о провозглашении Венгерской советской республики и что «новое советское правительство Венгрии предлагает нам оборонительный и наступательный союз против всех врагов рабочего класса. Трудно передать энтузиазм, который охватил участников съезда при этом известии»¹.

В. И. Ленин от имени съезда направил приветственную радиотелеграмму правительству Венгерской советской республики, в которой сообщал, что «рабочий класс России всеми силами спешит к вам на помощь. Пролетариат всего мира с напряженным вниманием следит за вашей дальнейшей борьбой и не позволит империалистам поднять руки на новую Советскую республику»².

В радиограмме Бела Куну В. И. Ленин спрашивал: «Сообщите, пожалуйста, какие Вы имеете действительные гарантии того, что новое венгерское правительство будет на самом деле коммунистическим, а не только просто социалистическим, то есть социал-предательским?

Имеют ли коммунисты большинство в правительстве? Когда произойдет съезд Советов? В чем состоит реально признание социалистами диктатуры пролетариата?

Совершенно несомненно, что голое подражание нашей русской тактике во всех подробностях при своеобразных условиях венгерской революции было бы ошибкой. От этой ошибки я должен предостеречь, но я хотел бы знать, в чем Вы видите действительные гарантии.

Чтобы знать точно, что отвечаете мне лично Вы, прошу сообщить, в каком смысле я разговаривал с Вами о Национальном собрании, когда Вы были у меня в последний раз в Кремле»³.

С первых дней существования Венгерской советской республики В. И. Ленин в радиотелеграммах поддерживает, вдохновляет ее. Он придавал большое значение установлению связей между двумя социалистическими республиками.

Руководя фронтами как Председатель Совета Обороны, Ленин поставил перед Украинской Армией оперативную задачу: «Продвижение в часть Галиции и Буковины необходимо для связи с Советской Венгрией. Эту задачу надо решить быстрее и прочнее... Вторая задача — установить прочную связь по железным дорогам с Советской Венгрией»⁴.

К сожалению, прорыв для соединения с Советской Венгрией войскам Красной Армии привести в исполнение не удалось, так как в то время ухудшилось положение на фронтах гражданской войны, особенно с наступлением Деникина и Колчака, и воинские части пришлось бросить против врагов революции на эти направления.

Бела Кун, как народный комиссар по иностранным делам, в письме, адресованном Парижской мирной конференции, открыто заявил о союзе между Венгерской советской республикой и Советской Россией.

«Союз с Россией — это не формальный дипломатический смысл, а значительно больше... это естественная дружба, основанная на общности структуры конституций обеих стран, которая, с точки зрения венгерского правительства, ни в коем случае не подлежит сравнению с агрессивном блоком. Напротив, новая Венгерская республика твердо намерена жить в мире со всеми другими народами и всю свою деятельность направить на мирное переустройство страны».

Ослепленные ненавистью к социализму, страхом перед союзом пролетарских государств, империалисты сделали все, чтобы помешать двум советским республикам устанавливать связь.

Б. Кун сообщал Ленину о сложившейся в стране обстановке. В. И. Ленин отвечал: «Мы знаем тяжелое и опасное положение Венгрии и делаем все, что можем. Но быстрая помощь иногда физически невозможна. Старайтесь продержаться как можно дольше. Всякая неделя дорога. Запасайте припасы в Будапеште, укрепляйте город»⁵.

Большое значение для венгерских революционеров имела морально-политическая поддержка советских коммунистов во главе с Лениным, которая оказывалась со всей искренностью. 25 мая 1919 года Бела Кун обратился к Ленину с просьбой написать открытое письмо венгерским рабочим, в котором были бы даны разъяснения по ряду практических вопросов, о путях развития революции, показана соглашательская политика социал-демократических вождей. Письмо Б. Куна В. И. Ленину привез Тибор Самуэли. Он прибыл в Москву 25 мая — в день парада частей Всеобуча на Красной площади. После своего выступления перед демонстрантами Ленин предоставил слово Т. Самуэли.

Т. Самуэли приветствовал участников парада, а затем во время встречи с Лениным информировал его о положении в стране и договорился о координации усилий в борьбе против империалистической интервенции.

Т. Самуэли привез в Будапешт ленинское письмо, озаглавленное «Привет венгерским рабочим», а также семь хроникальных кинолент о первых годах жизни в Советской России, пользовавшихся большой популярностью среди венгерских зрителей.

В письме «Привет венгерским рабочим» В. И. Ленин изложил многие советы, касающиеся укрепления в Венгрии власти союза рабочего класса и трудящегося крестьянства, борьбы против контрреволюции. Ленин советовал очистить партию от колеблющихся, неустойчивых или прямо враждебных представителей правой социал-демократии, разъяснял сущность Советской власти и диктатуры пролетариата, с особой силой подчеркнул ряд теоретических проблем, в том числе созидательную роль диктатуры пролетариата, что «не в одном насилии сущность пролетарской диктатуры, и не главным образом в насилии. Главная сущность ее в организованности и дисциплинированности передового отряда трудящихся, их авангарда, их единственного руководителя, пролетариата. Его цель — создать социализм, уничтожить деление общества на классы, сделать всех членов общества трудящимися, отнять почву у всякой эксплуатации человека человеком»⁶.

Развивая дальше эту мысль венгерским рабочим, Ленин показал, что поставленную «цель нельзя осуществить сразу, она требует довольно продолжительного переходного периода от капитализма к социализму,— и потому, что переорганизация производства вещь трудная, и потому, что нужно время для коренных перемен во всех областях жизни, и потому, что громадная сила привычки к мелкобуржуазному и буржуазному хозяйничанью может быть преодолена лишь в долгой, упорной борьбе»⁷.

Далее, призывая венгерских рабочих к защите Венгерской советской республики, Ленин писал, что «в течение всего этого переходного времени сопротивление перевороту будут оказывать и капиталисты, а равно их многочисленные приспешники из буржуазной интеллигенции, сопротивляющиеся сознательно, и громадная масса слишком забитых мелкобуржуазными привычками и традициями трудящихся, крестьян в том числе, сопротивляющихся сплошь да рядом бессознательно. Колебания в этих слоях неизбежны.

Крестьянин как труженик тянет к социализму, предпочитает диктатуру рабочих диктатуре буржуазии. Крестьянин как продавец хлеба тянет к буржуазии, к свободной торговле, т. е. назад к «привычному», старому, «исконному» капитализму»⁸. Поэтому, продолжал разъяснять Ленин, «нужна диктатура пролетариата, власть одного класса, сила его организованности и дисциплинированности, его централизованная мощь, опирающаяся на все завоевание культуры, науки, техники капитализма, его пролетарская близость к психологии всякого трудящегося, его авторитет перед распыленным, менее развитым, менее твердым в политике трудящимся человеком из деревни или из мелкого производства, чтобы пролетариат мог вести за собой крестьянство и все мелкобуржуазные слои вообще»⁹.

Предостерегая венгерских рабочих от предстоящих трудностей, Ленин заканчивает письмо словами: «Товарищи венгерские рабочие!.. Вам предстоит теперь благодарнейшая и труднейшая задача устоять в тяжелой войне против Антанты. Будьте тверды. Если проявятся колебания среди социалистов, вчера примкнувших к вам, к диктатуре пролетариата, или среди мелкой буржуазии, подавляйте колебания беспощадно...

Вы ведете единственно законную, справедливую, истинно революционную войну, войну угнетенных против угнетателей, войну трудящихся против эксплуататоров, войну за победу социализма. Во всем мире все, что есть честного в рабочем классе, на вашей стороне»¹⁰.

Как только Т. Самуэли прибыл с письмом Ленина в Будапешт, он 31 мая выступил на заседании будапештского Революционного Центрального Комитета Совета рабочих и солдатских депутатов. С огромным энтузиазмом были встречены его слова: «Я привез еще привет от товарища Ленина... Товарищ Ленин ничего не просит и не требует, ничего не желает, кроме того, чтобы все как один не щадя своей жизни защищали интересы революции и освобождения пролетариата...

Я теперь еще больше уверен, что русский пролетариат — а его мы считаем своим братом и союзником — не может быть сломлен и побежден никакими внутренними, никакими внешними враждебными силами и что на помощь русского пролетариата мы можем рассчитывать.

Мы должны быть достойны, товарищи, протянутой нам руки помощи, революционной братской поддержки, и я уверен в том, что венгерский пролетариат будет ее достоин»¹¹.

Повсюду в Венгрии на массовых митингах провозглашались здравицы в честь В. И. Ленина, трудящиеся венгерских городов приветствовали новую власть. Газета «Вёрёш уйшог» писала: «Путь Ленина — это наш путь. Наш путь ведет в новый мир, не знающий дворцовых поработителей и их идеалов, тиранов, угнетающих миллионы. На нашем пути господствует наша сила, но мы приносим на него и священную жертву труда. Мы трудимся, но трудимся на себя. Все принадлежит трудящимся. Нет никаких иных благ, кроме благ для трудящихся. Радость жизни не может принадлежать никому, кроме трудящихся. Вот тот мир, куда ведет наш путь, если нужно, то с помощью сокрушительных и смертельных ударов момента. Таков путь Ленина».

Венгерское революционное рабочее движение на собственном опыте убедилось в том, что необходимо порвать с любым отступлением от марксизма-ленинизма, с проявлением мелкобуржуазной идеологии. Важнейшим условием успешного строительства социализма, укрепления рабочей власти является творческое, свободное от искажений, учитывающее своеобразие национальных особенностей применение ленинских идей. Вот почему положения, содержащиеся в послании В. И. Ленина, и по сей день имеют актуальное значение¹².

Руководители Венгерской советской республики высоко ценили отношение В. И. Ленина, с глубоким уважением относились к его советам.

Историческая ценность, пусть небольшого тогда пути дружбы двух братских государств состоит в том, что между ними впервые во всемирной истории были установлены взаимоотношения, основанные на принципах пролетарского интернационализма.

Хотя силам империализма и удалось задушить Венгерскую советскую республику, но приобретенный опыт, традиции и память об этих славных днях и сегодня служат прочным фундаментом, на котором расцветает венгеро-советская дружба.

Примечания:

¹ Известия, 1919, 23 марта.

² Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 38, с. 186.

³ Там же, с. 217.

⁴ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 50, с. 285—286.

⁵ Ленинский сборник XXXVI. М., 1959, с. 79.

⁶ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 38, с. 385.

⁷ Там же, с. 385—386.

⁸ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 38, с. 386.

⁹ Там же.

¹⁰ Там же, с. 388.

¹¹ Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине, т. 5, с. 227—228.

¹² См.: Берц Янош. В братском союзе. М., 1969, с. 29.

 

НАША ЦЕЛЬ — БРАТСКИЙ СОЮЗ С РАБОЧИМИ И ТРУДЯЩИМИСЯ ВСЕХ СТРАН

Ленин написал ответы на вопросы американского агентства Юнайтед пресс 20 июля 1919 года.

В марте 1919 года состоялся VIII съезд РКП (б), который принял вторую Программу партии. На очередь дня встала новая задача — использовать завоеванную рабочим классом политическую власть для коренных преобразований общества на социалистических началах. Новая Программа советских коммунистов привлекла внимание общественности многих зарубежных стран, в том числе и США. Американское агентство Юнайтед пресс в июне 1919 года прислало В. И. Ленину пять вопросов с заверением, что ответы будут полностью напечатаны в Соединенных Штатах Америки в газетах «числом более ста».

20 июля 1919 года В. И. Ленин написал ответы.

Общественное мнение Соединенных Штатов интересовало:

1. Внесла ли Российская Советская республика какие- либо мелкие или крупные изменения в первоначальную правительственную программу внутренней и внешней политики и экономическую программу, когда и какие?

В. И. Ленин ответил, что «наша, революционная, программа состояла, собственно, из одного общего пункта: свержение ига помещиков и капиталистов, свержение их власти, освобождение трудящихся масс от этих эксплуататоров. Этой программы мы никогда не изменяли. Отдельные частичные мероприятия, направленные к осуществлению этой программы, нередко подвергались изменениям; перечень их занял бы целый том».

Разъясняя программу Советского правительства, Ленин остановился на пункте, который вызвал наибольшее число изменений. Этот пункт касался подавления сопротивления эксплуататоров. «После революции 25 октября (7 ноября) 1917 г. мы не закрыли даже буржуазных газет, и о терроре не было и речи,— писал Ленин.— Мы освободили не только многих министров Керенского, но и воевавшего против нас Краснова. Лишь после того, как эксплуататоры, т. е. капиталисты, стали развертывать свое сопротивление, мы начали систематически подавлять его, вплоть до террора.

Это было ответом пролетариата на такие поступки буржуазии, как заговор совместно с капиталистами Германии, Англии, Японии, Америки, Франции для восстановления власти эксплуататоров в России, подкуп англо-французскими деньгами чехословаков, германскими и французскими — Маннергейма, Деникина и пр. и т. п.»

Отвечая на вопрос корреспондента, какова тактика Российской Советской республики по отношению к Афганистану, Индии и другим мусульманским странам вне пределов России, Ленин подчеркнул, что «деятельность нашей Советской республики в Афганистане, Индии и других мусульманских странах вне России такова же, как наша деятельность среди многочисленных мусульман и других нерусских народностей внутри России... мы всячески помогаем самостоятельному, свободному развитию каждой народности...».

На третий вопрос, какие политические и экономические цели преследуете вы по отношению к Соединенным Штатам и Японии, В. И. Ленин ответил: «Обоим этим государствам мы много раз и торжественно предлагали мир», но они даже не ответили на эти предложения, продолжая войну, помогая белогвардейским бандам, грабя трудящихся нашей страны, и поэтому «по отношению к Соединенным Штатам и Японии мы преследуем прежде всего ту политическую цель, чтобы отразить их наглое, преступное, грабительское, служащее обогащению только их капиталистов, нашествие на Россию». «Наша дальнейшая политическая и хозяйственная цель по отношению ко всем народам, в том числе и Соединенным Штатам и Японии, одна — братский союз с рабочими и трудящимися всех стран без изъятия».

На каких условиях готовы вы были бы заключить мир с Колчаком, Деникиным и Маннергеймом? — гласил четвертый вопрос. Отвечая на этот вопрос, Ленин писал, что «условия, на которых мы согласны заключить мир с Колчаком, Деникиным и Маннергеймом, мы вполне точно, ясно, письменно излагали много раз, например, Буллиту, который вел переговоры с нами (и со мной лично в Москве) от имени правительства Соединенных Штатов, в письме к Нансену и т. д.».

Подчеркнув готовность Советской России покончить с войной, В. И. Ленин заметил: «...лишь бы мир был на деле, а не на словах только, миром, т. е. чтобы он был формально подписан и утвержден правительствами Англии, Франции, Соединенных Штатов, Японии, Италии, ибо Деникин, Колчак, Маннергейм и пр.— простые пешки в руках этих правительств».

В последнем, пятом вопросе агентство Юнайтед пресс спрашивало: что имели бы вы еще довести до сведения общественного мнения Америки?

«Всего более,— заявил Ленин,— я хотел бы сообщить общественному мнению Америки следующее:

По сравнению с феодализмом, капитализм был всемирно-историческим шагом вперед по пути «свободы», «равенства», «демократии», «цивилизации». Но тем не менее капитализм был и остается системой наемного рабства, порабощения миллионов трудящихся, рабочих и крестьян ничтожному меньшинству современных («moderne») рабовладельцев, помещиков и капиталистов. Буржуазная демократия изменила форму этого экономического рабства, по сравнению с феодализмом, создала особенно блестящее прикрытие для него, но не изменила и не могла изменить его сущности. Капитализм и буржуазная демократия есть наемное рабство».

Развивая эту мысль дальше, Ленин подчеркивает, что «гигантский прогресс техники вообще, путей сообщения особенно, колоссальный рост капитала и банков сделали то, что капитализм дозрел и перезрел. Он пережил себя. Он стал реакционнейшей задержкой человеческого развития. Он свелся к всевластию горстки миллиардеров и миллионеров...».

Крах капитализма, заключил Ленин, неизбежен. «Капиталисты, буржуазия, могут в «лучшем» для них случае оттянуть победу социализма в той или другой отдельной стране ценой истребления еще сотен тысяч рабочих и крестьян. Но спасти капитализм они не могут... Победа международной Советской республики обеспечена»¹.

Ответы Ленина были посланы по радио через Будапешт для американской печати. Хотя они вызвали большой интерес не только на американском континенте, но и в Европе, особенно в рабочей прессе, все же агентство Юнайтед пресс, вопреки своему обещанию, исключило ответ на пятый вопрос, назвав его «чисто большевистской пропагандой».

Ответы В. И. Ленина были опубликованы полностью в США только в октябре 1919 года в журнале «Либерейтор». В Европе они были напечатаны 25 июля в Советской Венгрии в газете «Непсава», 5 августа — в английской лейбористской газете «Дейли геральд», 6 августа — во Франции в «Юманите». В некоторых газетах печатались выдержки из интервью, например в немецкой газете «Арбайтерцайтунг» был опубликован только ответ на четвертый вопрос.

Примечания:

¹ См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 52, с. 13—14.

 

СОВЕТСКАЯ СИСТЕМА — САМАЯ ЛУЧШАЯ СИСТЕМА

В. И. Ленин принял У. Гуда 20 августа 1919 года.

Уильям Гуд — английский общественный деятель, журналист и педагог, приехал в Москву в качестве корреспондента буржуазно-либеральной газеты «Манчестер гардиан». Возвратившись на родину, Гуд написал ряд статей, в которых правдиво рассказал о Стране Советов. В 1920 году в Лондоне была издана его книга «Большевизм в действии». В период иностранной военной интервенции против Советской России У. Гуд был активным участником движения «Руки прочь от Советской России!».

 

Уильям Гуд встретился с Владимиром Ильичем в трудное для Советской страны время: гражданская война и иностранная военная интервенция отнимали все силы молодой республики. Гуд впервые увидел Ленина 31 июля 1919 года на I Всероссийском съезде работников просвещения и социалистической культуры, где Владимир Ильич выступал с речью. «Странно теперь вспоминать впечатление, какое он произвел тогда на меня,— писал Гуд.— Как спокойно, просто, без всяких ораторских приемов он подчинил и завладел этой огромной, незнакомой аудиторией. Как неуклонной логикой он заставил их понять его точку зрения. Казалось, что он интуитивно понимает мысли своих слушателей. Я сразу почувствовал, что это необыкновенный человек. Но больше, чем когда-либо, я почувствовал это при свидании с ним в Кремле».

В своей книге «Большевизм в действии» Гуд писал, что получить интервью у Ленина было не так-то просто, и не потому, что он недоступен — он скромен и непосредствен в общении с людьми,— а потому, что его время очень дорого.

«Вход в Кремль,— писал Гуд,— естественно, охранялся — здесь находится правительство, но формальностей здесь не больше, чем в Букингемском дворце или в Палате общин. Небольшое деревянное помещение перед мостом, где проходят гражданские посетители, несколько солдат, простых русских солдат, один из которых проверяет пропуска,— вот и все, что можно было увидеть у этого входа»¹.

Гуд пришел в Кремль в точно назначенное время, прошел через комнату, в которой работали служащие, и зал заседаний Совнаркома. Затем его провели в кабинет В. И. Ленина — простую рабочую комнату. Она была пуста. На письменном столе лежала раскрытая книга — «Ясность» Анри Барбюса, которую читал Ленин и делал пометки карандашом. Он остановился на второй главе. Ожидая, Гуд успел тоже прочесть первую главу. Дверь открылась. Ленин вошел быстрыми шагами и поздоровался. Слова приветствия, теплое рукопожатие, и Гуд обратился к Ленину на языке книги, которую только что читал, по-французски.

Ленин показался Гуду человеком среднего роста, лет примерно пятидесяти, подвижным. У него приветливое выражение лица, держится явно располагающе. Во время беседы ни разу не запнулся, не обнаружил ни тени замешательства.

«Я,— продолжал Гуд,— действительно вынес вполне определенное убеждение, что передо мной человек уравновешенного ясного ума, абсолютно владеющий собой и предметом, о котором говорит, выражающийся с четкостью столь же поразительной, сколь и отрезвляющей». Когда началась беседа, переводчик не понадобился, так как, представившись, Гуд спросил, на каком языке ему говорить: по-французски или по-немецки. «Ленин ответил, что если я не возражаю, то он предпочел бы говорить по-английски и что если я буду говорить отчетливо и неторопливо, то он все поймет. Я согласился, и все было так, как сказал Ленин, и только один раз за три четверти часа он не понял какое-то слово, да и то на мгновение, потому что тут же уловил, что я имел в виду»².

Уильям Гуд задал Владимиру Ильичу три вопроса. Ленин предварительно не знал, о чем будет беседа, но ответил, как вспоминает Гуд, быстро, просто и решительно.

Прежде всего Гуд хотел выяснить, остаются ли еще приемлемыми предложения, представленные мистером Буллитом на Парижской конференции. Ленин ответил, что они все еще приемлемы — с учетом тех изменений, которые может привнести военная обстановка. И добавил, что в соглашении с Буллитом оговаривалось, что изменения обстановки на фронтах могут повлечь за собой изменения в соглашении.

На вопрос Гуда, каково отношение Советской республики к малым народам, отколовшимся от Российской империи и провозгласившим свою независимость, Ленин ответил, что независимость Финляндии была признана в декабре 1917 года, что он, Ленин, лично вручил Свинхувуду, тогдашнему главе Финляндской республики, документ о независимости Финляндии. Кроме того, принципиальной линией внешней политики Советского государства является признание независимости малых народов.

Английский журналист поинтересовался, не будет ли вестись официальная пропаганда советского строя в том случае, если западные страны установят дипломатические отношения с Советской республикой. Ленин ответил, что Буллиту было заявлено о готовности Советской республики подписать соглашение о неведении официальной пропаганды. Советское правительство готово взять под свою ответственность это соглашение.

В заключение беседы Гуд спросил Ленина, не сделает ли он заявление общего характера. На что Ленин ответил, что «самое главное, что он должен сказать,— это то, что советская система — самая лучшая система и что английские рабочие и труженики-земледельцы восприняли бы ее, если бы только с ней ознакомились». Он выразил надежду, «что после заключения мира английское правительство не будет препятствовать опубликованию текста Советской Конституции». «...Морально советская система победила уже даже сейчас и... доказательством правильности этого утверждения являются гонения на советскую литературу в свободных демократических странах». На прощание Ленин подарил Гуду свою фотографию с надписью на английском и русском языках: «20 авг. 1919 В. Ульянов (Ленин) 20/8 1919 Wladimir Oulianoff (Lenin)».

Оценивая свою встречу с Лениным, Гуд подчеркивал, что ответы В. И. Ленина были ясными, прямыми, без туманных слов, столь характерных для буржуазных дипломатов, давали четкое представление по вопросам международной политики Советского государства. «С обыкновенным дипломатом,— писал Гуд,— беседа скрывает мысль. С Лениным она выражала мысль».

Видимо, во время беседы велась запись, которую В. И. Ленин послал Г. В. Чичерину. Это видно из записки, которую Чичерин направил В. И. Ленину 22 августа, приложив к ней интервью Гуда: «Многоуважаемый Владимир Ильич! Посылаем Вам вторично Ваше интервью. Через несколько часов Гуд едет, будем Вам очень благодарны, если сейчас возвратите интервью. С товарищеским приветом Георгий Чичерин».

На подлинном экземпляре имеется рукописная пометка Ленина: «Никаких возражений и замечаний нет. Ленин».

Ответы, данные Лениным Гуду, свидетельствуют, что Страна Советов прочно утвердила в своей внешней политике принцип мирного сосуществования государств с различным общественным строем. Ленин не перестает повторять, что в интересах мира и восстановления народного хозяйства необходимо добиваться расширения и развития экономических связей со всеми странами, и в первую очередь с ведущими капиталистическими государствами — Соединенными Штатами Америки и Англией. Неоднократно В. И. Ленин ставил в те дни перед наркомом по иностранным делам Г. В. Чичериным, как очередной и сугубо важный, вопрос о торговом соглашении с Англией³.

В ответе профессору Гуду подчеркивалось, что политика мира и добрососедства по отношению к малым странам и народам лежит в основе всех внешнеполитических документов партии и Советского государства. Ленин придавал большое значение дальнейшему улучшению отношений с соседними странами на Западе и на Востоке.

Подводя итоги внешнеполитической деятельности Советского государства, В. И. Ленин делал вывод, что основы нашей внешней политики правильны и улучшение международного положения Страны Советов стоит на прочной базе.

Примечания:

¹ Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине, т. 5, с. 232.

² Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине, т. 5, с. 233.

³ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 52, с. 13-14.

 

МИРНОЕ СОСУЩЕСТВОВАНИЕ БОК О БОК

В. И. Ленин принял И. Макбрайда не позднее 23 сентября 1919 года.

Исаак Макбрайд — корреспондент бостонской газеты «Крисчен сайенс монитор» (США).

 

Как журналист, пишущий о рабочем классе, Макбрайд не мог не заинтересоваться революционными преобразованиями в Советской России. Но из-за военной блокады попасть в Страну Советов было нелегко. Сначала Макбрайд поехал в Латвию, затем, перейдя границу, прибыл в Россию.

Интервью Ленина Макбрайду особенно ценно тем, что мы встречаем в записях корреспондента, сделанных им во время беседы, впервые употребленное Лениным выражение — сосуществование социалистического государства с государствами капиталистическими.

Макбрайд так описал встречу с Лениным в Кремле: «Минут за пятнадцать до того часа, на который была назначена моя встреча с Лениным, я быстро подошел к Кремлю — хорошо охраняемой резиденции правительства...

Я взошел на холм и направился к зданию, где живет Ленин и где находится его рабочий кабинет. В большой комнате много служащих, мужчин и  женщин, сидели за письменными столами и за пишущими машинками. В следующей комнате я увидел секретаря Ленина, и он мне сообщил:

- Товарищ Ленин освободится через несколько минут.

Было без пяти три. Один из служащих дал мне лондонскую «Таймс» от 2 сентября 1919 года и предложил сесть.

Когда я читал передовую, секретарь попросил меня пройти в соседнюю комнату. Я увидел Ленина. Он ждал меня и улыбался. Было 12 минут четвертого.

- Рад вас видеть. Простите, что задержал,— сказал Ленин.

Ленин среднего роста, ему лет под пятьдесят. Он хорошо сложен, очень подвижен, несмотря на то что в теле у него остались две пули с тех пор, как в него стреляли в августе 1918 года. У него большая голова, крепко сидящая на плечах. Лоб высокий, рот большой, глаза широко расставлены, и в них часто вспыхивает искорка заразительного смеха. Волосы, остроконечная бородка и усы — русые. На лице морщины: некоторые говорят, что от смеха, но я склонен думать, что это следы больших трудов и тяжелых лет ссылки и преследований. Я при этом не хочу умалять его чувства юмора — человек без юмора не смог бы преодолеть те трудности, какие преодолел он.

За всю нашу беседу он ни разу не отвел взгляда в сторону. Это не был пристальный взгляд человека, который постоянно настороже,— его глаза выражали искренний интерес и, казалось, говорили мне: «Мы скажем друг другу много интересного. Я верю, что вы друг. Как бы то ни было, мы хорошо побеседуем».

Он придвинул кресло к самому столу и повернулся ко мне так, что его колени почти касались моих. Сразу же он стал расспрашивать меня о рабочем движении в Америке, потом коснулся положения рабочих в других странах. Он был прекрасно осведомлен даже о самых недавних событиях. Вскоре я заметил, что я спрашиваю его, а не он меня. Я рассказал ему, что газеты многих стран пишут, будто в Советской России диктатура меньшинства. Он ответил:

- Пусть те, кто верит этой глупой басне, приедут к нам, смешаются с толпой и узнают правду. Подавляющее большинство промышленных рабочих и по меньшей мере половина крестьян — за Советскую власть и готовы отдать за нее жизнь.

- Вы говорите,— продолжал он,— что были на Западном фронте. Вы сами сказали, что никто не мешал вам говорить с солдатами Советской России и делать свои наблюдения. У вас были прекрасные возможности изучить настроение масс. Вы видели тысячи людей, которые день за днем живут впроголодь на одном чае и на черном хлебе. Я думаю, вы увидели в Советской России больше страданий, чем вы раньше могли себе представить. И все эти страдания порождены несправедливой войной, которую ведут против нас, экономической блокадой, в которой ваша страна играет не последнюю роль. Как, по-вашему, это диктатура меньшинства?

Я мог ответить только, что, основываясь на виденном и слышанном мною, я не могу поверить, что эти люди, нашедшие в себе достаточно сил, чтобы свергнуть деспота- царя, пошли бы на такие страдания и лишения, если бы не верили в правительство и не были бы готовы защищать его.

- Что вы скажете о мире и об иностранных концессиях? — спросил я.

- Меня часто спрашивают,— ответил он,— правы ли те представители американской буржуазии, противники войны с Россией, которые ждут от нас после заключения мира не только расширения торговых связей, но и предоставления концессий. Я повторяю еще раз, что они правы. Прочный мир был бы таким облегчением для трудящихся масс нашей страны, что массы эти несомненно пошли бы ради него на некоторые уступки. Предоставление концессий на разумных условиях желательно и нам, как один из способов получения технической помощи от стран, более развитых экономически, в условиях сосуществования социалистического государства с государствами капиталистическими.

В ответ на следующий мой вопрос — о Советской власти — он ответил:

— Что касается Советской власти, она стала близкой уму и сердцу трудящихся масс всего мира, и мир ясно понял ее значение. Массы повсюду вышли из-под влияния прежних вождей, шовинистов и оппортунистов, признали гнилостность буржуазной парламентской системы и необходимость Советской власти, власти трудящихся масс, диктатуры пролетариата во имя освобождения человечества от ига капитализма. И Советская власть победит во всем мире, как бы яростно ни бесновалась и ни злобствовала всемирная буржуазия.

Буржуазия хочет утопить Россию в крови, разжигая войну против нас и натравливая на нас контрреволюционеров, которые стремятся восстановить иго капитала. Буржуазия причиняет рабочим массам России небывалые страдания, поддерживая экономическую блокаду и помогая контрреволюции, но мы уже разбили Колчака и ведем борьбу с Деникиным, твердо веря в близкую победу. Он ответил на все мои вопросы, и, когда вместо предполагавшихся пятнадцати минут прошло больше часа, я встал. Хотелось спросить его о «национализации женщин». Я и раньше не верил этому и уже убедился сам, что это ложь, но хотел узнать у него, откуда появилась эта басня. Однако, когда я увидел Ленина и началась наша беседа, что-то в его лице остановило меня, и вопрос этот так и не был задан.

Я видел сам, что уважение к женщине в Советской России гораздо глубже, чем та поверхностная вежливость, которая в других странах часто маскирует политический, экономический и домашний гнет. Женщины в России во всем равны мужчинам и пользуются большей свободой и безопасностью, чем в других странах.

Мы сердечно пожали друг другу руки, и я ушел, стараясь припомнить какого-нибудь государственного деятеля, которого мог бы поставить рядом с ним. Сравнить с Лениным можно только нашего Линкольна, может быть, о нем напомнила мне простота ленинского костюма. Ботинки рабочего, поношенные брюки, рубашка с черным галстуком, дешевый пиджак и строгая доброта, отличавшая лицо и весь его облик,— таковы мои впечатления от этого человека.

Он работает от пятнадцати до восемнадцати часов в день, принимает посетителей, посещает собрания, произносит речи, всегда готов помочь, посоветовать.

Они с женой живут в том же доме, где находится его приемная, в двух скромно обставленных комнатах.

Советская власть завладела не только воображением, но и умом большинства простых людей России. Ленин для них — высшее ее воплощение, они верят ему и любят его. Мне говорили, что столько людей — мужчин, женщин и детей — приходят к нему из дальних мест, что он не в состоянии всех их принять. Они несут ему хлеб, яйца, масло, фрукты, а он все отдает в общий фонд.

Когда-нибудь — что бы ни было с Советской Россией — будет написана полная биография Ленина и он станет в один ряд с величайшими деятелями истории человечества»¹.

В беседе с американским корреспондентом газеты «Крисчен сайенс монитор» В. И. Ленин, анализируя международное положение и разъясняя основы внешней политики Советского государства, с новой силой подчеркивает принцип мирного сосуществования, необходимость выгодных экономических связей со всеми странами капиталистической системы, в том числе и с Соединенными Штатами Америки.

Публикация Макбрайдом в американской печати внешнеполитического интервью Ленина имела прежде всего большое политическое значение. Оно показывало миролюбивые шаги только что родившегося первого в мире социалистического государства в отношении окружающего его капиталистического мира.

Большую часть этого интервью В. И. Ленин 23 сентября 1919 года переработал в статью «Американским рабочим».

Выразив уверенность, что Советская власть победит, «как бы ни неистовствовала, ни бешенствовала буржуазия всех стран», Ленин вместе с тем сделал в статье специальную приписку, в которой подчеркнул, что в случае заключения мира между обеими странами не только возобновились бы торговые отношения, но у американцев появились бы возможности получения ряда концессий в России. «На разумных условиях,— писал Ленин,— предоставленные концессии желательны и для нас, как одно из средств привлечения к России технической помощи более передовых в этом отношении стран, в течение того периода, когда будут существовать рядом социалистические и капиталистические государства»².

Та часть статьи, где В. И. Ленин писал, что правы те американцы, не рабочие только, но и главным образом буржуа, которые ждут от Советской России в случае заключения мира возобновления торговых сношений и предоставления иностранцам известных концессий, была 20 октября опубликована в буржуазной газете «Дейли ньюс». Это заявление Ленина имело огромное значение для объяснения миллионам трудящихся и представителей всех слоев населения капиталистических стран подлинных целей миролюбивой внешней политики Советского государства.

Полностью интервью В. И. Ленина было напечатано 17 декабря в газете «Крисчен сайенс монитор».

Примечания:

¹ Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине, т. 5, с. 236-239.

² Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 39, с. 197.

 

МЫ РЕШИТЕЛЬНО ЗА ЭКОНОМИЧЕСКУЮ ДОГОВОРЕННОСТЬ С АМЕРИКОЙ

В. И. Ленин принял И. Левина 5 октября 1919 года.

И. Левин, корреспондент американской газеты «Чикаго дейли ньюс», находившийся в Советской России, обратился к В. И. Ленину с просьбой ответить на пять вопросов. Ленин ответил на все вопросы. 24 октября ответы В. И. Ленина были переданы американским корреспондентом по телеграфу и 27 октября опубликованы на первой странице газеты «Чикаго дейли ньюс» под двумя заголовками: «Советская Россия остается верной мирным предложениям Буллита» и «Русские стремятся к дружбе с Америкой».

 

При публикации газета сопроводила ленинские ответы комментарием, в котором И. Левин писал: «Советское правительство подтвердило, что оно является правительством, представляющим большинство русского народа, и оно намерено гарантировать полное невмешательство во внутренние дела иностранных государств. Об этом заявляет Николай Ленин в своем письме в газету «Чикаго дейли ньюс».

Это письмо написано на английском языке, и в нем содержатся ответы на пять вопросов, которые я ему поставил. Факсимиле этого уникального письма, полный текст которого написан от руки Лениным, в настоящее время передается по почте для публикации в «Чикаго дейли ньюс». Оно датировано 5 октября и начинается следующим образом: «Прошу извинить меня за мой плохой английский язык. Я рад ответить на Ваши вопросы:

1. Какова нынешняя политика Советского правительства в вопросе о мире?

2. Каковы в общих чертах условия мира, выдвигаемые Советской Россией?

Наша политика мира — прежняя, т. е. мы приняли мирное предложение г. Буллита. Мы никогда не изменяли наших мирных условий (вопрос 2), которые сформулированы вместе с г. Буллитом.

Мы много раз официально предлагали мир Антанте до приезда г. Буллита.

3. Готово ли Советское правительство гарантировать абсолютное невмешательство во внутренние дела иностранных государств?

Мы готовы его гарантировать.

4. Готово ли Советское правительство доказать, что оно представляет большинство русского народа?

Да, Советское правительство является самым демократическим из всех правительств мира. Мы готовы это доказать.

5. Какова позиция Советского правительства в отношении экономической договоренности с Америкой?

Мы решительно за экономическую договоренность с Америкой,— со всеми странами, но особенно с Америкой. Если необходимо, мы можем представить Вам полный текст наших условий мира, сформулированных нашим правительством совместно с г. Буллитом»¹. Эти мирные предложения были в последний раз опубликованы в «Чикаго дейли ньюс». «Письмо адресовано мне,— писал И. Левин,— подписано: Вл. Ульянов (Н. Ленин)».

Это интервью особенно интересно тем, что Ленин говорил о мире и экономическом сотрудничестве в период, когда империалисты Антанты и США делали ставку в борьбе с Советской Россией на экономическую блокаду. 10 октября 1919 года в ноте Союзных и Объединенных держав нейтральным странам по поводу «экономического давления на большевистскую Россию» говорилось: «Союзные и Объединившиеся правительства просят шведское, норвежское, датское, голландское, финляндское, испанское, швейцарское, мексиканское, чилийское, аргентинское, колумбийское и венецуэльское правительства не отказать вступить в немедленное соглашение с ними о мерах к тому, чтобы воспрепятствовать всякой торговле их граждан с большевистской Россией и чтобы обеспечить строгое проведение этой политики»². Эти же меры предлагалось принять и германскому правительству, но Германия отказалась присоединиться к ним. Советское правительство во главе с Лениным стремилось к установлению нормальных отношений со всеми странами, используя дипломатические каналы, но и не упуская возможности непосредственно обратиться к народам капиталистических государств, в частности к трудящимся Америки. Обращаясь к общественному мнению США, оно подчеркивало ту взаимную выгоду, которую получат обе страны в случае установления мира и налаживания торговых отношений.

Ценность ленинских ответов, опубликованных в американской газете «Чикаго дейли ньюс», состоит также в том, что они, опровергая все измышления буржуазной печати, разоблачали политику правящих кругов стран Антанты и США.

Примечания:

¹ См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 39, с. 209-210.

² Документы внешней политики СССР, т. 2, с. 264.

 

СОВЕТСКО-АФГАНСКАЯ ДРУЖБА НЕЗЫБЛЕМА

В. И. Ленин принял Мухаммеда Вали-хана глава прибывшего в Москву 14 октября и 27 ноября 1919 года.

Мухаммед Вали-хан — чрезвычайного посольства Афганистана. Его сопровождали высший судья афганской армии мовлеви Сейфуррахман-хан и секретарь посольства.

 

Путь афганского чрезвычайного посольства в Москву был долгим и трудным. Шла гражданская война. Средняя Азия была отрезана от Москвы фронтами. Из Кабула посольство выехало в Советскую Россию в конце апреля. В июне оно прибыло в Ташкент и там находилось до конца сентября, когда в результате разгрома белогвардейцев на Южном Урале было восстановлено железнодорожное сообщение Советского Туркестана с Москвой. 10 октября посольство прибыло в Москву.

12 октября народный комиссар по иностранным делам Г. В. Чичерин принял афганское чрезвычайное посольство во главе с Вали-ханом. 14 октября Мухаммед Вали-хан встретился с В. И. Лениным.

Глава Советского правительства приветствовал посла в своем рабочем кабинете словами: «Я очень рад видеть в красной столице рабоче-крестьянского правительства представителя дружественного нам афганского народа, который страдает и борется против империалистического ига»¹.

На приветствие В. И. Ленина Вали-хан ответил: «Я протягиваю Вам дружескую руку и надеюсь, что Вы поможете освободиться от гнета европейского империализма всему Востоку».

В ходе беседы с Вали-ханом Ленин обратил внимание на то, «что Советская власть, власть трудящихся и угнетенных, стремится именно к тому, о чем говорил афганский чрезвычайный посол, но что необходимо, чтобы мусульманский Восток это понял и помогал Советской России в великой освободительной войне». В своем ответе Вали- хан с уверенностью заявил, «что мусульманский Восток это понял и что близок тот час, когда весь мир увидит, что европейскому империализму нет места на Востоке».

«Имею честь вручить главе свободного русского пролетарского правительства письмо от моего повелителя,— продолжал посол,— и надеюсь, что то, о чем говорит афганское правительство, обратит на себя внимание Советской власти».

В. И. Ленин ответил, «что с величайшим удовольствием принимает это письмо и обещает в скором времени дать ответ на все интересующие Афганистан вопросы»².

7 ноября Мухаммед Вали-хан присутствовал на торжественном заседании в Большом театре по случаю второй годовщины Октябрьской революции и слушал выступление В. И. Ленина.

27 ноября 1919 года В. И. Ленин вновь принимает чрезвычайную афганскую миссию во главе с послом Мухаммедом Вали-ханом перед его отъездом на родину, беседует с членами миссии, дает заверения в готовности оказать помощь Афганистану со стороны Советской России.

В. И. Ленин от имени СНК подписывает и вручает послу ответное послание эмиру Афганистана Аманулле-хану, в котором указывалось: «Рабоче-Крестьянское Правительство поручает своему послу в Афганистане вступить в переговоры с правительством афганского народа для заключения торговых и иных дружественных договоров, целью которых является укрепление добрососедских отношений для вящей пользы обоих народов»³.

В 1978 году в Афганистане свершилась Апрельская революция. Родилась Демократическая Республика Афганистан. В Узбекистане 13 мая 1982 г., в Термезе был открыт памятник В. И. Ленину. На его открытии присутствовала делегация Афганистана во главе с Генеральным секретарем ЦК Народно-демократической партии Афганистана, Председателем Революционного совета ДРА Бабраком Кармалем.

На митинге выступил Б. Кармаль. Он сказал, что присутствующие были участниками незабываемой встречи, посвященной знаменательному событию в истории отношений между СССР и Афганистаном — досрочной сдаче в эксплуатацию автомобильно-железнодорожного моста через Аму-Дарью, который по праву называют мостом дружбы. Он символ политики, основы которой были заложены великим Лениным.

Афганский народ никогда не забудет, что именно Ленин стоял у истоков дружбы между нашими странами. Апрельская революция, свершенная под руководством НДПА, явилась воплощением в жизнь идей В. И. Ленина.

Нас радуют и вдохновляют успехи советского народа. Они не являются достоянием только СССР. Они подтверждают правильность ленинского учения и вдохновляют другие народы в борьбе за светлое будущее.

Перед этим памятником вождю мирового пролетариата В. И. Ленину, мечтавшему о свободе для всех угнетенных, мы еще раз можем твердо сказать, что протянутая нам нашим великим северным соседом рука дружбы является надежной опорой афганского народа в его борьбе за светлое будущее родины. Советско-афганская дружба незыблема. Она будет служить нам гарантией успехов в защите завоеваний Апрельской революции, строительстве новой жизни.

Примечания:

¹ См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 39, с. 227.

² См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 39, с. 227.

³ Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. М., 1977, т. 8, с. 64—65.

 

БУДУЩЕЕ ПРИНАДЛЕЖИТ СОВЕТСКОМУ СТРОЮ

В. И. Ленин пишет ответы на вопросы К. Виганда 18 февраля 1920 года.

Карл Виганд — берлинский корреспондент американского информационного агентства Юниверсал сервис.

Военные успехи Красной Армии в 1919 году, разгром войск Колчака и Деникина, усиливающаяся международная солидарность рабочего класса западноевропейских стран с Советской Россией, а также постоянно выражаемое стремление Советского правительства к мирному урегулированию отношений со всеми странами заставили страны Антанты и США пересмотреть свою политику свержения Советской власти военным путем.

Конечно, совершенно отказаться от этих планов империалистические державы не хотели, но даже среди буржуазии росло число тех, кто начинал понимать их нереальность. Кроме того, использование громадных внутренних ресурсов Советской России помогло бы быстрому восстановлению подорванной войной экономики капиталистических стран.

Деловые круги США стали проявлять заметный интерес к Советской России. Американская печать дважды обращалась к В. И. Ленину за интервью.

18 февраля 1920 года В. И. Ленин ответил на вопросы К. Виганда. Ответы были переданы радиограммой в Берлин, а 21 февраля — из Берлина в Нью-Йорк. В тот же вечер газета «Нью-Йорк ивнинг джорнэл» опубликовала их под заголовком «Цели большевиков — мир и больше торговли,— говорит Ленин».

Газету интересовало прежде всего, собирается ли Советская Россия нападать на Польшу и Румынию.

«Нет,— ответил Ленин.— Мы самым торжественным и официальным образом и от имени СНК и от имени ВЦИКа заявили о наших мирных намерениях».

Второй вопрос касался планов Советской России в Азии. Ленин сказал: «Те же что в Европе: мирное сожительство с народами, с рабочими и крестьянами всех наций, просыпающимися к новой жизни, к жизни без эксплуатации, без помещиков, без капиталистов, без купцов».

Американский журналист не мог не спросить и об основах мира с Америкой.

«Пусть американские капиталисты не трогают нас,— ответил Ленин.— Мы их не тронем. Мы готовы даже заплатить им золотом за полезные для транспорта и производства машины, орудия и проч. И не только золотом, но и сырьем».

«Препятствия для такого мира?» — гласил четвертый вопрос.

«Никаких с нашей стороны. Империализм со стороны американских (как и любых иных) капиталистов»,— был ответ Ленина.

На вопрос о возможности экономического союза между Советской Россией и Германией Ленин ответил: «Мы за союз со всеми странами, никого не исключая».

Из этого принципа отношений Советской России с западными странами, естественно, вытекает ответ на вопрос Виганда о влиянии мира на экономическое положение Европы: «Обмен машин на хлеб, лен, на другое сырье — может ли он быть неблаготворным для Европы? Явно не может не быть благотворным».

Особый интерес представляет девятый вопрос, о будущем развитии Советов как мировой силы.

Ленин ответил: «Будущее принадлежит советскому строю во всем мире... Раз... огромное большинство трудящихся поняло, что Советы дают им в руки всю власть, освобождая их от ига помещиков и капиталистов, то как можно помешать победе советского строя во всем мире? Я такого средства, по крайней мере, не знаю».

Советская Россия готова к миру и экономическому сотрудничеству со всеми странами. А как советский руководитель оценивает позицию Запада? На выяснение этого направлен следующий вопрос: «Должна ли Россия еще бояться контрреволюционного вмешательства извне?»

В. И. Ленин ответил: «Должна, к сожалению. Ибо капиталисты люди глупые и жадные. Они делали ряд таких глупых и жадных попыток вмешательства, что надо бояться повторений, пока рабочие и крестьяне каждой страны не перевоспитают своих капиталистов».

«Готова ли Россия вступить в деловые сношения с Америкой?» — таков был последний вопрос Виганда.

«Конечно, готова, как и со всеми странами. Мир с Эстонией, которой мы сделали громадные уступки, доказал нашу готовность идти ради этого, при известных условиях, даже на концессии»¹.

После помещения ответов В. И. Ленина в «Нью-Йорк ивнинг джорнэл» они были перепечатаны в германской коммунистической и социалистической прессе.

Прежде чем послать ответы на вопросы Виганда в Берлин, В. И. Ленин советовался с наркомом по иностранным делам Г. В. Чичериным. Прочитав вопросы Виганда, Чичерин высказал свои соображения и передал их Ленину. Это говорит о том, с каким вниманием Ленин и Чичерин обсуждали международные дела, а также, что Владимир Ильич придавал большое значение мнению Наркоминдел.

Ответы В. И. Ленина на вопросы К. Виганда свидетельствуют о том, что политика мирного сосуществования, выдвигаемая Советской страной, пробивала себе дорогу, несмотря на сопротивление реакционных и империалистических кругов.

Примечания:

¹  Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 40, с. 145-147.

 

НАША ЦЕЛЬ — МИРНОЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО

В. И. Ленин написал ответы на вопросы корреспондента «Дейли экспресс» 18 февраля 1920 года.

«Дейли экспресс», консервативная лондонская газета, 23 февраля 1920 года опубликовала ответы Ленина.

 

Специальный корреспондент лондонской консервативной газеты «Дейли экспресс», находившийся в Копенгагене, обратился к В. И. Ленину с просьбой ответить на четыре вопроса, интересовавших английскую общественность, в связи с окончанием военной интервенции в России.

Вначале корреспондент спросил об отношении Советского правительства к снятию блокады. В. И. Ленин ответил: «Мы относимся к этому как к большому шагу вперед. Открывается возможность для нас от войны, которую нам навязали капиталистические правительства Антанты, переходить к мирному строительству. А это для нас самое главное...»¹

Второй вопрос: «Влияние решения союзников отказаться от наступления на наступательные действия Советской власти».

В своем ответе Ленин подчеркнул, что «на нас наступала Антанта и ее союзники и слуги: Колчак, Деникин, капиталисты окружающих нас государств. Мы ни на кого не наступали. Мы заключили мир с Эстонией, пойдя даже на материальные жертвы.

Мы ждем с нетерпением, чтобы «решение» союзников подтвердилось делами их. К сожалению, история Версальского мира и последствий его показывают, что у союзников большей частью слова расходятся с делами, решения остаются на бумаге»².

Третий вопрос корреспондента: «Считаем ли мы нынешнее status guo удовлетворительным для советской политики?»

В. И. Ленин ответил: «Да, ибо всякое status guo в политике есть переход от старого к новому. Теперешнее status guoесть, во многих отношениях, переход от войны к миру. Такой переход для нас желателен. Поэтому и постольку мы считаем status guo удовлетворительным»³.

Четвертый вопрос касался целей в связи с прекращением военных действий со стороны союзников.

«Наши цели, как уже сказано, мирное экономическое строительство»⁴, — ответил Ленин.

Примечания:

¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 40, с. 148.

² Там же, с. 148—149.

³ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 40, с. 149.

⁴ Там же.

 

ОПТИМИЗМ ЛЕНИНИЗМА

В. И. Ленин принял Л. Эйра ранее 20 февраля 1920 года.

Линкольн Эйр, корреспондент американской газеты «Уорлд», был направлен в Советскую Россию с целью получить интервью у В. И. Ленина. В. И. Ленин принял Л. Эйра вместе с кинооператором В. Кьюбсом вначале в рабочем кабинете, а затем в своей квартире в Кремле. Беседа продолжалась в течение часа на английском языке.

 

В это время Советская Россия, отразив два похода Антанты, начала развертывать план восстановления и реконструкции народного хозяйства. Советское правительство выступило с широкой программой установления дипломатических и торговых отношений с капиталистическими странами.

Беседа касалась злободневных вопросов внутренней и международной политики. Прежде всего Линкольн Эйр поинтересовался мнением В. И. Ленина относительно сообщения о решении союзников снять блокаду с Советской России.

В. И. Ленин, глядя на своих собеседников, сказал: «Трудно поверить в искренность такого неопределенного предложения, которое, видимо, сочетается с приготовлениями к нападению на нас через территорию Польши». Далее Ленин продолжал, что более внимательное изучение убеждает нас, что «это парижское решение представляет собой просто ход в шахматной игре союзников, мотивы которой до сих пор неясны».

Эйр задал Ленину второй вопрос: считает ли он серьезной возможность польского наступления?

 «Вне всякого сомнения,— ответил Ленин...— Это, однако, вызывает у нас не столько страх, сколько разочарование по поводу того, что союзники все еще продолжают добиваться невозможного. Ибо польское наступление столь же неспособно разрешить русскую проблему в желательном для них духе, как в свое время наступление Колчака и Деникина». Позже Ленин вернулся к этой теме, отвечая на вопрос о военном положении на тот момент: «Если Польша пойдет на такую авантюру, то это приведет к новым страданиям для обеих сторон и к ненужной гибели новых человеческих жизней... Они не смогли бы победить нашу Красную Армию, даже если бы сам Черчилль воевал вместе с ними».

Большую часть времени Ленин уделил вопросам Эйра о мирной политике Советского правительства. Говоря о США, он, в частности, подчеркнул, что «некоторые американские предприниматели как будто начинают понимать, что более разумно вести выгодные дела в России, чем вести войну с Россией, а это хороший признак». Эйр попросил уточнить, каковы мирные условия Советской России. «Всему миру известно, что мы готовы заключить мир на условиях, справедливость которых не могут оспаривать даже наиболее империалистически настроенные капиталисты,— ответил Ленин.— Мы неоднократно заявляли о нашем стремлении к миру, о том, что нам необходим мир, а также о нашей готовности предоставить иностранному капиталу самые щедрые концессии и гарантии. Но мы не намерены позволить, чтобы нас задушили насмерть во имя мира.

Я не вижу никаких причин, почему такое социалистическое государство, как наше, не может иметь неограниченные деловые отношения с капиталистическими странами. Мы не против того, чтобы пользоваться капиталистическими локомотивами и сельскохозяйственными машинами, так почему же они должны возражать против того, чтобы пользоваться нашей социалистической пшеницей, льном и платиной? Ведь социалистическое зерно имеет такой же вкус, как и любое другое зерно, не так ли? Разумеется, им придется иметь деловые отношения с ужасными большевиками, т. е. с Советским правительством. Однако иметь деловые связи с Советами для американских предпринимателей, производящих, например, сталь, будет не более трудным делом, чем когда им приходилось иметь дело во время войны с правительствами Антанты по вопросу о военном снаряжении».

Касаясь взаимоотношений Европы, Советской России и Америки, Ленин высказал важную мысль о том, что «до тех пор, пока экономическая проблема будет рассматриваться не с международной точки зрения, а с точки зрения отдельных наций или группы наций, разрешить ее будет невозможно. Без России Европа не сможет встать на ноги. А когда Европа обессилена, положение Америки становится критическим. Что за польза Америке от ее богатств, если она не может приобрести на него то, что ей необходимо? Ведь Америка не может есть или носить золото, которое она накопила, не так ли? Она не сможет выгодно торговать с Европой, т. е. торговать на той основе, которая представляет для нее реальную ценность, до тех пор, пока Европа не сможет давать ей товары, которые Америка хочет получить в обмен на то, что ей необходимо сбыть. Европа же не сможет дать ей эти товары, пока она не встанет на ноги в экономическом отношении».

На вопрос Эйра о внутреннем положении страны Ленин ответил: «Оно является критическим, но имеет хорошие перспективы. К весне недостаток продовольствия будет преодолен, по крайней мере настолько, чтобы избавить городское население от голода... В прошлом мы пожертвовали всем, чтобы одержать победу над нашими вооруженными противниками, а теперь мы направим все наши усилия на восстановление экономики. Для этого потребуются годы, но в конце концов мы победим».

В конце беседы Эйр спросил: когда, по вашему мнению, будет завершено строительство коммунизма в России? Владимир Ильич ответил незамедлительно: «Мы намерены электрифицировать всю нашу промышленную систему путем создания электростанций... Завершение электрификации явится первой важной ступенью на пути к коммунистической организации экономической жизни общества»¹.

В каждом слове ответов В. И. Ленина американскому корреспонденту чувствуется научная обоснованность внешнеполитических принципов мирного сосуществования, на основе которых молодая Советская Россия выступила поборником развития экономических связей со всеми странами. В. И. Ленин с оптимизмом смотрит в будущее. Крушение интервентов стало фактом. Шел 1920 год — третий год существования Республики Советов. Клемансо, Ллойд Джордж, Вильсон вынуждены были прислушиваться к мирным предложениям Советского правительства. Только с декабря 1919 года по 25 апреля 1920 года (день нападения польских белогвардейцев) Совнарком РСФСР 60 раз обращался к правительствам ряда крупных и малых капиталистических стран. Одну за другой телеграф отбивал четкие строки этих посланий в Лондон, Париж, Рим, Вашингтон, Токио, Бухарест, Варшаву, Христианию, Стокгольм и другие столицы с предложениями мира и установления экономических и торговых связей. Буржуазной прессе становилось все труднее их замалчивать.

Примечания:

¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 40, с. 150-156.

 

 

СОВЕТСКАЯ РОССИЯ ДЕЛАЕТ МИРОЛЮБИВЫЕ ШАГИ В ОТНОШЕНИИ ЯПОНИИ

В. И. Ленин принял Рё Накахира и Кацудзи Фусэ 3 или 4 июня 1920 года.

Рё Накахира — прогрессивный японский журналист, корреспондент газеты «Осака Асахи». В 1919 году, преодолевая большие трудности, он добрался до Москвы. В июне 1920 года встретился с Лениным. Возвратившись в Японию, написал книгу «Год Красной России».

Кацудзи Фусэ — корреспондент японских газет «Осака Майнити» и «Токио — Нити-Нити» — дважды побывал в Советской России. Был непосредственным свидетелем Великого Октября. Второй раз Фусэ посетил Страну Советов в 1920 году. Это была незабываемая поездка. Он встретился с Лениным. В 1921 году написал книгу «Возвращаясь из рабоче-крестьянской России». В те далекие трудные годы она донесла до японского народа живое ленинское слово.

 

Интервью корреспондентам японских газет Рё Накахира и Кацудзи Фусэ В. И. Ленин дал в начале июня 1920 года.

Добраться корреспондентам из Японии в Москву было нелегко. О трудностях, какие пришлось испытать Рё Накахира на своем пути, рассказал советский журналист Владимир Цветов. Работая в Токио, он разыскал в многомиллионном городе бывшего корреспондента «Осака Асахи» Рё Накахира и с его слов описал встречу с Лениным¹.

В мае 1919 года Рё Накахира, который находился во Владивостоке в качестве корреспондента японской газеты «Осака Асахи», по заданию газеты отправился в Москву. Это задание было исключительно трудное и опасное. Была в разгаре гражданская война. Со всех сторон Советское государство сжимало кольцо фронтов. И кое-кому в Японии стало казаться, что дни Советской власти сочтены. Редакции очень хотелось иметь своего корреспондента в Москве — «очевидца гибели большевиков». В июне он прибыл в Омск, оккупированный колчаковской армией, в которой хозяйничали американские, английские, французские и японские офицеры. До него доходили слухи один нелепее другого, о «зверствах большевиков». Но Накахира твердо решил ехать в Москву. В июле он выехал в Пермь, чтобы там перейти линию фронта, сдаться советским властям и попросить содействия для дальнейшего следования в Москву.

1 июля Накахира проснулся от разрыва снаряда недалеко от пермской гостиницы. А в полдень из окна гостиницы он увидел красноармейцев. В Перми разъезд красноармейцев задержал Накахиру. Обыскав его, они обнаружили у него карту, колчаковское разрешение на проезд к линии фронта. Командир коротко сказал: «Шпион. В расход!» Накахира повели на расстрел. Тут и закончился бы путь корреспондента «Осака Асахи» в Москву, если бы в последнее мгновение Накахира не крикнул:

- Ленин знает газету «Асахи»! Дайте ему телеграмму, сообщите ему о моем приезде!

Далее В. Цветов пишет: «Красноармейцы, тащившие Накахира прочь с дороги, разом остановились и опустили оружие.

- Я еду к Ленину, он ждет меня,— продолжал выкрикивать Накахира...

Как ни наивна была уловка Накахира, но имя Ленина возымело магическое действие. Японца вернули в Пермь.

Комендант города, допросив корреспондента, строго взглянул на него:

- В победу мировой революции веришь?

- Верю! — закивал Накахира».

Вера в мировую революцию открыла Накахира дорогу в Москву, которую он увидел совсем не такой, какой ее рисовали по слухам. На улицах было все спокойно и никаких «зверств большевиков» он не видел.

Прибыв в Москву, он заболел. В Москве свирепствовал тиф. Не избежал этой участи и Накахира. После выздоровления его направили в санаторий, находящийся недалеко от Москвы, где он пробыл три месяца. Многое его поразило, многое он понял. «Рабоче-крестьянское правительство,— писал Накахира в одном из репортажей,— вовсе не принуждает работать людей, лишившихся трудоспособности. Более того, оно старается оказать им внимание и поддержку. Санаторий, куда я попал, как раз и является учреждением, созданным для этого. Люди отдыхают здесь после болезни за счет правительства».

Накахира старался увидеть как можно больше. Но основное его желание было встретиться с Лениным и взять у него интервью. И вот в начале июня 1920 года В. И. Ленин принял Рё Накахира вместе с корреспондентом газет «Осака Майнити» и «Токио Нити-Нити» Кацудзи Фусэ². Моя мечта все же сбылась,— рассказывал Рё Накахира В. Цветову.— Произошло это третьего или четвертого июня, точно не помню. Меня и Кацудзи Фусэ, корреспондента «Осака Майнити» и «Токио Нити-Нити», Ленин принял вместе. Моя корреспонденция помечена, правда, третьим июня. Может быть, Фусэ и прав. Много лет минуло с тех пор... Но самую встречу с Лениным я запомнил хорошо, очень хорошо. Встреча состоялась в кабинете Ленина в Кремле. Ленин крепко пожал нам руки, усадил в кресла у стола, сел сам, непринужденно подпер рукой голову, и сразу исчезла скованность, которую чувствовали корреспонденты, когда вошли в кабинет.

В корреспонденции из Москвы Накахира сообщил: «Вопреки моим ожиданиям, обстановка кабинета оказалась простой и скромной, и это очень меня удивило... Ленин принял нас исключительно просто и сердечно, как своих старых друзей. Хотя он занимает высший пост в России, в его манере и обращении не было и намека продемонстрировать свое высокое положение».

«Не дожидаясь наших вопросов,— вспоминал Накахира,— Ленин заговорил сам. Коснувшись японо-русских отношений, Ленин выразил глубокое сожаление по поводу позиции Японии, которая не проявляет готовности пойти навстречу миролюбивым шагам рабоче-крестьянского правительства России».

Затем Ленин расспрашивал о жизни японских рабочих и крестьян. Ленин задал один за другим ряд вопросов: являются ли помещики в Японии господствующим классом? Могут ли японские крестьяне свободно владеть землей? Живет ли японский народ главным образом за счет внутренних ресурсов страны или Япония импортирует большое количество товаров из-за границы?

Обращаясь к Фусэ, Ленин засыпал его вопросами: «Каково у вас положение безземельного крестьянина? Как и сколько он платит помещику? Какие у вас помещики? Сколько десятин у среднего и крупного? Есть ли крестьянские организации?»

Затем спросил:

- А вы сами из какого класса, интеллигент?

- Я сын мелкого помещика,— ответил Фусэ.

- То есть, сколько же десятин у вашего отца? — допрашивал Ленин.

Фусэ ответил:

- Несколько десятков десятин.

- Позвольте, позвольте,— живо возразил Ленин,— так это совсем не мелкий помещик: для Японии это уже средний, почти крупный землевладелец. Значит, вы буржуйчик.

Своими вопросами Ленин дал понять, что его глубоко интересует жизнь японского народа. Ленин перешел к электрификации Японии. На него произвели большое впечатление успехи этой отрасли. Затем он задал ряд вопросов по народному образованию: «Когда у вас введено всеобщее обязательное обучение, до скольких лет, есть ли у вас безграмотные?»

Когда Фусэ ответил, что в Японии безграмотных почти нет, Владимир Ильич воскликнул: «Счастливая страна».

Затем Ленин задал такой интересный вопрос:

- Правда ли, что у вас никогда не наказывают детей, не бьют их; я об этом где-то читал.

- Да, у нас не бьют детей, у нас в своем роде культ детей как основа всей семьи и государственности,— ответил Фусэ.

Тов. Ленин подумал и сказал:

- Тогда вы не только счастливый, но и великий народ. От этого пережитка, варварского пережитка, применять в воспитании наказание, не избавились даже так называемые передовые страны Европы.

Затем, подумав и испытующе глядя на своего собеседника, Ленин спросил:

- И так-таки у вас в Японии даже шлепка детям не дают?

- Нет, мы никогда не бьем детей,— решительно возразил Фусэ.

- Да, это замечательный народ, это настоящая культура,— заключил Ленин.

При этом, вспоминал Накахира, В. И. Ленин отметил с большим удовлетворением, что один из принципов рабочее-крестьянского правительства тоже заключается в отмене телесного наказания детей.

Затем японские корреспонденты задали свои вопросы.

- Осенью прошлого года Вы сказали, что трудности уже позади, разве вы не предвидите впереди больше трудностей? — спросил Фусэ.

- Я это говорил в том смысле, что мы самые большие трудности пережили; но, конечно, перед нами стоит еще много трудностей! — ответил Ленин.

- Вы говорили, что капитализму для перехода от феодализма понадобилось много лет, а потому социализму понадобится также много лет на переход от капитализма. Скажите, какой срок приблизительно на это понадобится? — задал вопрос Фусэ.

- Трудно определить срок вообще; чтобы свергнуть старый строй — не надо много времени, но создавать новый строй в короткое время невозможно. Мы приступили к осуществлению плана электрификации промышленности и земледелия, без электрификации коммунистический строй неосуществим, а наш план электрификации составлен на срок в десять лет при самых благоприятных условиях. Вот это — наш минимальный срок для создания нового нашего строя,— ответил Владимир Ильич.

- Где коммунизм может иметь больше шансов на успех, на Западе или на Востоке? — спросил Фусэ.

- Настоящий коммунизм может иметь успех пока только на Западе, однако ведь Запад живет на счет Востока; европейские империалистические державы наживаются главным образом на восточных колониях, но они в то же время вооружают и обучают свои колонии, как сражаться, и этим Запад сам роет себе яму на Востоке,— сказал В. И. Ленин.

- Каковы ближайшие задачи Советского правительства? — обратился Фусэ к Ленину в конце беседы.

Ленин ответил коротко:

- Во-первых, побить польских помещиков, во-вторых, добиться прочного мира, затем, в-третьих, развивать нашу хозяйственную жизнь.

Спускаясь по лестнице, Фусэ, обращаясь к заведующему восточным отделом Народного комиссариата по иностранным делам, присутствовавшего на беседе, спросил: «Кто кого интервьюировал? Он нас или мы его?»

На следующий день Рё Накахира принес свой текст интервью Ленину. «Ленин внимательно прочел его,— вспоминает Накахира,— сделал несколько поправок, вычеркнув или изменив такие выражения, как «Ленин решил», «Ленин отказался»...

«Один Ленин ничего не решает и ни от чего не отказывается,— сказал он.— Все вопросы решает рабоче-крестьянское правительство».

Интервью В. И. Ленина продемонстрировало, что Советское правительство занимает миролюбивую позицию по отношению к Японии и сожалеет, что не встречает с ее стороны готовности пойти на ответные шаги, что в Советской стране проявляют большой интерес к жизни японского народа.

Беседа с Лениным произвела на Фусэ неизгладимое впечатление. В своей книге «Возвратившись из рабочее-крестьянской России» Фусэ рисует образ Ленина как народного вождя, как руководителя партии большевиков, пользующегося огромным авторитетом, сочетающего в себе великого теоретика и революционера-практика.

«Влияние Ленина,— пишет Фусэ,— необычайно, оно является величайшей силой».

Фусэ восхищает прозорливость В. И. Ленина. В качестве примера он приводит заключение Брест-Литовского мирного договора. Прошло совсем немного времени, и «предвидение Ленина полностью оправдалось. Германский милитаризм потерпел крах, а Брест-Литовский договор превратился в клочок бумаги».

Примечания:

¹ См.: Цветов В. Увлекательный поиск. Репортаж о том, как была найдена в Токио запись беседы В. И. Ленина с японскими журналистами. М., 1965, с. 39-41.

² Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 41, с. 129-134.

 

СОВЕТСКАЯ РОССИЯ ИМЕЕТ РЕСУРСЫ ДЛЯ ВОССОЗДАНИЯ ЕЕ ПРОИЗВОДИТЕЛЬНЫХ СИЛ

В. И. Ленин дал интервью специальному корреспонденту газеты «Манчестер гардиан» не позднее 7 июня 1920 года.

«Манчестер гардиан», английская буржуазная газета, в июне 1920 года направила своего специального корреспондента в Москву к В. И. Ленину для получения интервью.

 

После встречи с В. И. Лениным корреспондент изложил беседу с ним в газете «Манчестер гардиан» от 24 июня 1920 года. Он подчеркнул, что в отличие от других государственных деятелей Ленин не стремился превратить интервью в «фонограф для передачи своих взглядов за границу». «Ленин,— продолжал корреспондент,— самым смущающим образом меняется ролями со своим интервьюером, который под конец, когда уже поздно, замечает, что Ленин задал ему по крайней мере столько же вопросов, сколько он сам, и что решить, кто кого интервьюировал,— это математическая задача». Беседа, которая проходила в доброжелательной и непринужденной форме, касалась внутреннего и внешнеполитического положения Советской России, а также и других вопросов — о политической жизни Англии, о тактике социалистических партий и др.

Когда корреспондент спросил, может ли Советская Россия подвергнуться новому нападению империалистических держав Европы и Америки, Ленин с величайшим оптимизмом ответил, что уже миновал тот момент, когда буржуазная Европа могла сорганизовать коалицию для уничтожения советского строя в России.

Корреспондент, развивая эту же мысль, спросил: «Хотя в военном отношении это может быть и так, но это не решает вопроса о том, сможет ли Россия выпутаться из экономического кризиса без помощи Запада?»

Хотя, ответил Ленин мы не получим всего необходимого, что-нибудь мы во всяком случае получим из-за границы. А во всем остальном Советская Россия имеет ресурсы, которые необходимы для воссоздания ее производительных сил.

В ходе интервью были затронуты вопросы союза рабочих с крестьянством и о перспективах этого союза.

Как показывает содержание корреспонденции, опубликованной в газете «Манчестер гардиан», многие из ответов Ленина изложены в ней нечетко и путано. Все это было вряд ли случайно. Опасаясь проявления симпатий английского пролетариата, официальные круги Великобритании всячески препятствовали распространению правды о положении в Советской России. Но даже публикация таких отдельных небольших информаций имела большое значение. Хотя свирепствующей цензуре уже годы удается не пропускать в печать ни слова правды про Советскую республику, говорил В. И. Ленин, тем не менее нет ни одного большого рабочего собрания ни в одной стране, где бы не обнаружилось, что рабочие массы на стороне большевиков, потому что нельзя скрывать правду.

 

ПРОТИВОРЕЧИЯ СТРАН АНТАНТЫ ОБОСТРЯЮТСЯ

В. И. Ленин дал интервью корреспонденту швейцарской газеты «Бернер тагвахт» 20  июля 1920 года, опубликовано в ней 21  июля 1920 года. На русском языке впервые напечатано в 1970 году в Ленинском сборнике XXXVII.

«Бернер тагвахт» — газета, орган социал-демократической партии Швейцарии.

 

Швейцарский корреспондент, имя которого осталось неизвестным, задал В. И. Ленину два вопроса. Первый вопрос: мнение Ленина об отношениях между союзниками.

Фарисейская политика Антанты в отношении Польши и Советской России наиболее ярко была выражена в ноте министра иностранных дел Великобритании Керзона Советскому правительству от 11 июля 1920 года, которая была послана с конференции стран Антанты, проходившей в Спа. В связи с провалом наступления польских войск летом 1920 года правительства Антанты были весьма обеспокоены. Выпадение Польши из версальской системы угрожало нарушить послевоенное «равновесие» в Европе, которое обеспечивало господство великих империалистических держав. Поэтому Антанта поспешила оказать Польше всяческую помощь. 12 июля 1920 года английское правительство предъявило Советской России категорическое требование — остановить наступление Красной Армии и заключить перемирие с Польшей на основе признания в качестве государственной границы между Польшей и Советской Россией так называемой «линии Керзона».

В отношениях между странами Антанты обострились непримиримые противоречия, которые Ленин со всей полнотой охарактеризовал в ответе швейцарскому корреспонденту.

«Может быть, английское предложение это всего лишь клочок бумаги,— подчеркнул Владимир Ильич.— Но может быть, оно способно привести к действительному миру на Востоке Европы. Если английские дипломаты воображают, что они могут нас обмануть, то они совершают грубую ошибку: на каждое бумажное предложение мы ответим

бумажным предложением и только на подлинные дела мы ответим делами. Английская политика не стабильна, она постоянно подвергается колебаниям.

На одной стороне — Ллойд Джордж, на другой — Черчилль и между ними лорд Керзон, который хотел бы видеть Россию слабой. Однако рядом с ними стоит большая масса английского народа, с которой они должны считаться. И мы больше всего опираемся на эти массы. Мир между Англией и Россией находится в прямой зависимости от силы нашей Красной Армии и от стойкости английского пролетариата».

Акцентируя внимание на вопросе об отношениях между союзниками, Ленин подчеркнул, что «до сих пор Англия действовала самостоятельно и следует предполагать, что ее политика прямо направлена против Франции. Договор с Персией был заключен без посредничества Лиги наций. Турецкая политика Англии противоречит интересам Франции и Италии. Наконец, английское предложение, сделанное Советской России, послано вопреки воле Франции. Если Франция будет дальше поддерживать Польшу, то это приведет к неизбежному спору с Англией. Однако если она оставит Польшу на произвол судьбы, то потеряет последнего реального союзника против Германии».

На второй вопрос, который был задан в духе измышлений буржуазной пропаганды: прекратит ли Коммунистический Интернационал зарубежную пропаганду в случае установления взаимопонимания между Россией и Англией? — Владимир Ильич ответил кратко и убедительно: «Сам факт, что Советская Россия существует, является лучшей пропагандой коммунизма во всем мире».

 

МЕЖДУНАРОДНАЯ РАБОЧАЯ ПОМОЩЬ

В. И. Ленин принял X. Лангсета 14 августа 1920 года.

Хорвард Лангсет — норвежский инженер, член Норвежской рабочей партии с 1917 года. В 1923 году вступил в Коммунистическую партию Норвегии.

Был членом ЦК и Политбюро Компартии Норвегии, председателем норвежской секции Межрабпома, редактором ряда журналов. X. Лангсет является автором ряда книг и брошюр по рабочему движению Норвегии, был делегатом II конгресса Коминтерна. Вместе с Якобом Фриисом основал левый оппозиционный еженедельник «Ориентеринг» (ныне центральный орган партии народных социалистов).

 

Хорвард Лангсет свои воспоминания о встрече с Владимиром Ильичем назвал «У Ленина. Короткий прощальный визит». Он описал ее так:

— В субботу, 14 августа (1920 г.), за два дня до отъезда из Москвы, у меня состоялась короткая беседа с Лениным об использовании западноевропейской рабочей силы в Советской России. Совет Народных Комиссаров передал этот вопрос на рассмотрение специальной государственной комиссии, состоявшей из представителей тех комиссариатов, которых этот вопрос касался. Мне, как председателю скандинавской делегации, находившейся в России по этому вопросу, естественно, было интересно услышать, что думает об этом глава правительства, Председатель Совета Народных Комиссаров, как его называют в России.

Секретарь Ленина сообщил по телефону, что меня ждут к шести часам вечера. По раскаленным от жары улицам отправился я к Кремлю, где, как известно, живут и работают Ленин и многие руководящие деятели. У меня, как делегата конгресса III Интернационала, было удостоверение, по которому меня пропустили в Кремль. Я обратился к коменданту, и мне показали, как пройти туда, где работал Ленин. Оказалось, что меня ждали. Как только дежурный прочел мою фамилию на удостоверении, он сразу же показал мне дорогу: вверх по лестнице и в большую приемную. Оказалось, что здесь царит порядок и точность, отсюда, из центра Советской власти, распространялись они по всей стране.

Я пришел на несколько минут раньше назначенного, но как только стенные часы пробили 6, вошел Ленин и пригласил меня в свой кабинет.

Сперва я передал ему кое-какие бумаги от участников конгресса, он вызвал секретаршу и отдал ей дела, которые следовало привести в порядок.

Я задал первый вопрос о том, принял ли Совнарком окончательное решение относительно использования иностранной рабочей силы.

Владимир Ильич ответил, что так как существует большая потребность как в технических так и организаторских кадрах и еще в большей степени в квалифицированных рабочих, Совет Народных Комиссаров создал государственную комиссию для рассмотрения этого вопроса.

В ходе беседы X. Лангсет пояснил, что те переговоры, которые велись с государственной комиссией, пока что не привели к желаемым результатам, и спросил Ленина, что, может быть, для получения действительной квалифицированной рабочей силы необходимо положить в основу принцип материальной заинтересованности и не принимать больше во внимание идеальные побуждения.

В. И. Ленин подробно разъяснил, что касается использования квалифицированной рабочей силы, то он тоже считает решающими материальные побуждения. Мы не сомневаемся в том, что западноевропейские рабочие-коммунисты тысячами приезжали бы к нам из чисто идеальных побуждений. Но у нас нет необходимости укреплять коммунистическое движение внутри страны за счет иностранных коммунистов и, тем самым, лишать движение в Западной Европе его лучших кадров и ослаблять братские партии. Ленин подчеркнул, что в настоящее время особенно нужны квалифицированные рабочие, которые нам симпатизируют.

Лангсет, излагая свои соображения, спросил В. И. Ленина, не считает ли он нужным, чтобы заинтересовать иностранных квалифицированных рабочих, предложить им лучшие условия, чем русским рабочим.

Ленин согласился с мнением Лангсета, но сказал, что иммигранты должны быть готовы ко многим лишениям и ограничениям, так как по крайней мере в первое время мы не сможем предложить им то, к чему они привыкли у себя дома, хотя Советское правительство сделает все возможное в отношении жилья, пищи, одежды и т. д., чтобы сохранить их работоспособность.

Лангсет вновь повторил свой вопрос, опираясь на телеграммы В. И. Ленина и В. П. Милютина, опубликованные в иностранной печати, о том, что иностранные рабочие не должны ожидать, что их условия жизни и получаемая заработная плата будут отличаться от тех, которые получают русские рабочие. Имеются в виду, спросил Лангсет, большие группы эмигрантов или это относится также и к квалифицированным рабочим?

Ленин ответил, что в первую очередь это относится к эмигрантам. Остальные тоже должны быть готовы к лишениям, пока транспорт, пострадавший за шесть лет войны, не обеспечит доставку продуктов питания.

- А нельзя ли создать специальное интендантство для приглашенных иностранных квалифицированных рабочих на базе интендантства Красной Армии и с армейскими пайками? — спросил Лангсет.

- Что ж,— ответил Ленин,— думается, что это возможно, но в таком случае лишь для небольшого числа рабочих.

Каково Ваше мнение по вопросу о зарплате и возможного пособия на содержание семей, оставшихся на родине? — был следующий вопрос Лангсета. В. И. Ленин ответил, что помимо довольствия, представляемого (самому специалисту) в Советской России, необходимо, чтобы семьи, остающиеся на родине, получали бы достаточные средства, пока их нельзя будет привезти сюда. Но это может касаться только квалифицированных специалистов, занимающих особое положение. Большинству эмигрантов мы не сможем предложить других условий, чем те, в которых находятся русские рабочие.

На вопрос Лангсета, не могут ли возникнуть разногласия между русскими и иностранными рабочими, Владимир Ильич ответил, что подобное не может случиться, так как в России всегда было много иностранной рабочей силы в промышленности и вряд ли возникнут какие-либо трудности.

Далее Лангсет спросил Ленина, не настало ли время для эмиграции в Советскую Россию. На это Ленин ответил, что оно не настанет до тех пор, пока государственная комиссия не закончит свою работу и не завершит переговоры с делегациями отдельных стран. Вначале необходимо провести разъяснительную работу о трудностях, которые они встретят в Советской России, так как европейскому рабочему значительно труднее привыкнуть к лишениям, чем русскому рабочему, который привык терпеть их не только во время войны, но и раньше, при буржуазной эксплуатации.

Представляет интерес вопрос Лангсета о распространившихся слухах, что Советская Россия предоставит концессии западноевропейским и американским капиталистам. На вопрос о том, правда ли, что такие концессии будут им предоставлены, Ленин ответил:

— Скорее мы предпочли бы помощь иностранных рабочих. Советская Россия предпочла бы лучше иностранных рабочих, и уж если она вынуждена будет прибегнуть к концессиям, то это только из-за трудностей, связанных с разрухой, вызванной империалистической и гражданской войнами и иностранной интервенцией.

Затем беседа коснулась развития торговых связей между Норвегией и Советской Россией. Соглашаясь с мнением Ленина, Лангсет сказал, что уже сейчас они могли бы осуществляться через Архангельск и Мурманск. Слушая Лангсета, Ленин записал его предложения о возможностях этой торговли и сказал, что передаст их заместителю народного комиссара внешней торговли А. М. Лежаве.

«Я убедился из беседы с Лениным,— пишет Лангсет,— что он хорошо осведомлен о положении в Норвегии и считает, что наша зависимость от Англии и Америки в значительной степени исчезнет при установлении торговых связей с Россией».

Лангсет попросил Ленина разъяснить содержащееся в интервью с Якобом Фриисом  утверждение о том, что будто бы в Советской России против крестьян будет использована Красная Армия. Это произвело сенсацию в Норвегии, среди товарищей по партии. Ленин сказал, что достаточно сослаться на тезисы по аграрному вопросу, принятые на VIII съезде РКП (б). В общем крестьяне разобрались, что им дает Советская власть, и присоединились к ней, мелких крестьян и частично середняков мы завоевываем на свою сторону с помощью агитации. Значительная масса из них — наши друзья или занимают нейтральную позицию, то есть они видят выгоду для себя.

Но среди крестьянства имеются кулаки, выступающие против Советской власти. Естественно, она должна использовать все силы, в том числе и Красную Армию, для своей защиты. Но Ленин подчеркнул, что этого, видимо, не потребуется.

Владимир Ильич передал через Лангсета привет норвежским товарищам. Лангсет ушел из кабинета Ленина с убеждением, что он встретился с человеком, которого по праву считают вождем рабочего класса не только в Советской России, но и всего международного пролетариата, борющегося за свое освобождение. Ответы В. И. Ленина X. Лангсету проникнуты духом пролетарского интернационализма, обеспечивающего на деле солидарность и объединение усилий рабочего класса и трудящихся в международном масштабе ради осуществления их общих целей.

Победа социалистической революции в России сопровождалась невиданным ранее подъемом международной пролетарской солидарности. Трудовые массы капиталистических государств сразу же увидели в Октябрьской революции победу их кровного дела, оказали российскому пролетариату незамедлительную помощь и поддержку.

С установлением в России власти рабочего класса пролетарский интернационализм стал одним из коренных принципов государственной политики первого в мире государства рабочих и крестьян. Руководствуясь идеями интернационализма, Советское государство со дня своего рождения повело борьбу за установление справедливого демократического мира и выступило на международной арене в поддержку рабочего и освободительного движения во всем мире.

 

ЗА СПЛОЧЕНИЕ КОММУНИСТИЧЕСКОГО ДВИЖЕНИЯ НА ОСНОВЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО УЧЕНИЯ

В. И. Ленин написал ответ Сегрю 8 сентября 1920 года.

Сегрю — английский журналист, был берлинским корреспондентом лондонской буржуазной газеты «Дейли ньюс».

 

Чтобы ответить на вопрос, чем была вызвана посылка радиограммы берлинским корреспондентом лондонской газеты «Дейли ньюс» г-на Сегрю к В. И. Ленину, необходим хотя бы краткий исторический экскурс.

В июле — августе 1920 года в исключительно сложной международной обстановке в Петрограде, а затем в Москве состоялся II конгресс Коминтерна. Он должен был дать ответ на сложные вопросы, вставшие перед коммунистами разных стран. Необходимо было обобщить опыт побед и уроки поражений пролетариата в ряде стран в предшествующие годы и на основе анализа экономической и политической ситуации выработать стратегию и тактику пролетарской борьбы в новых условиях. Работа конгресса проходила в дни, когда империалисты Антанты руками буржуазно-помещичьей Польши предприняли новую попытку задушить Советскую Россию. Однако Красная Армия дала отпор. Это вызвало огромный энтузиазм среди пролетариев всех стран. Успехи Красной Армии связывались многими делегатами с дальнейшей судьбой развития мирового революционного движения. Все это не могло не оказать влияния на ход дискуссий и некоторые решения II конгресса Коминтерна.

В. И. Ленин подготовил основной доклад о международном положении и основных задачах Коммунистического Интернационала и тезисы почти по всем важнейшим пунктам повестки дня, участвовал в работах большинства комиссий конгресса.

Одним из центральных вопросов II конгресса Коминтерна был вопрос о создании и укреплении во всех странах пролетарских партий нового типа. В этой связи был принят документ, известный под названием «21 условие» приема в Коммунистический Интернационал.

В. И. Ленин выступил по этому вопросу с речью, в которой подчеркнул, что Коминтерну угрожает опасность справа и «слева». Поэтому укрепление Коминтерна как монолитной организации требует выработки четких условий приема, которые закрыли бы доступ в Коминтерн партиям, не стоящим твердо на его позициях. В своей речи Ленин подверг критике оппортунистические элементы, и прежде всего лидеров правого крыла Независимой социал-демократической партии Германии В. Дитмана и А. Криспина¹.

Принятые решения II конгресса Коминтерна о характере коммунистических партий вызвали бурные дискуссии в партиях, вышедших из II Интернационала и заявивших о своем желании вступить в III, Коммунистический Интернационал. Центристские лидеры, делая попытку затормозить стремление революционных рабочих к идеям коммунизма, подорвать их доверие к только что созданному III Интернационалу, начали кричать о «диктате Москвы», о «засилье русских» в Коминтерне, о «неравноправии партий» и т. д.

Разоблачая подобные измышления как сплошной обман масс, Ленин подчеркнул, что в действительности борьба внутри этих партий идет между революционными, пролетарскими и оппортунистическими, мелкобуржуазными силами. Представители последних Дитман и Криспин своими колебаниями в сторону реформизма, своим неумением мыслить революционно осуществляют на деле «влияние буржуазии на пролетариат извнутри пролетарской партии, осуществляют подчинение пролетариата буржуазному реформизму»².

В этой обстановке, чтобы внести ясность в развернувшиеся дискуссии в прессе западноевропейских стран, господин Сегрю решил обратиться с вопросом к наиболее авторитетному коммунистическому лидеру — В. И. Ленину.

Ответы главы Советского государства В. И. Ленина корреспонденту Сегрю вызвали большой интерес в рабочей прессе западноевропейских стран. Отвечая на вопрос Сегрю, В. И. Ленин объяснил, что нападки на большевизм со стороны правого крыла немецких «независимцев», вроде Дитмана, не должны удивлять. Естественно, что каутскианцы недовольны, ведь большевики провозгласили в своей программе диктатуру пролетариата еще в 1903 году. Правое же крыло немецких «независимцев», подобно Дитману и Криспину, так же как Каутский, его сторонники и вожди оппортунистических партий, признают необходимость завоевания политической власти, но отрицают диктатуру пролетариата. Поэтому они недовольны большевиками. Естественно, что такие мелкобуржуазные демократы подобны меньшевикам и в решительной борьбе между пролетариатом и буржуазией оказываются нередко на стороне буржуазии. Далее Ленин подчеркивает, что в рядах III, Коммунистического Интернационала не должно быть подобных представителей ни немецкого, ни французского, никакого иного образца.

Далее Ленин предложил: «Давайте заключим договор: вы — от имени антибольшевистской буржуазии всех стран, я — от имени Советской республики России. Пусть по этому договору к нам в Россию посылаются из всех стран делегации из рабочих и мелких крестьян (т. е. из трудящихся, из тех, кто своим трудом создает прибыль на капитал) с тем, чтобы каждая делегация прожила в России месяца по два. Если отчеты таких делегаций полезны для дела антибольшевистской пропаганды, то все расходы по их посылке должна бы взять на себя международная буржуазия. Однако принимая во внимание, что эта буржуазия во всех странах мира крайне слаба и бедна, мы же в России богаты и сильны, я соглашаюсь исхлопотать от Советского правительства такую льготу, чтобы 3/4 расходов оно взяло на себя и только 1/4 легла на миллионеров всех стран.

Надеюсь, что вы, сами называющие себя в вашей телеграмме добросовестным журналистом, не откажетесь пропагандировать везде и всегда такой договор между Советской республикой и международной буржуазией, разумеется, в интересах антибольшевистской пропаганды».

Ответы В. И. Ленина, опирающиеся на анализ конкретной ситуации и решения II конгресса Коминтерна, способствовали ускорению процесса дифференциации в международном рабочем движении, процесса идейной и организационной консолидации коммунистических сил на базе ленинизма. Опубликованные во многих газетах западноевропейских стран³, они способствовали уяснению истины и помогли идейно-политическому формированию и организационному укреплению компартий Германии, Франции, Италии, Чехословакии и других стран.

Примечания:

¹ См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 41, с. 248—254.

² Там же, с. 297.

³ Ответ В. И. Ленина был напечатан полностью, частично или в изложении в немецких газетах 16 сентября 1920 г.: «Роте фане», «Форвертс», «Лейпцигер фольксцайтунг» (№ 188, 1920), в «Дейли геральд» (Великобритания, 17 сентября 1920 г.), «Юманите» (Франция, 22 сентября 1920 г.) и в ряде других.

 

ОН ВИДИТ МИР БУДУЩЕГО, ПРЕОБРАЖЕННЫЙ И ПОСТРОЕННЫЙ ЗАНОВО

В. И. Ленин встречался с Г. Уэллсом 6 октября 1920 года.

Герберт Джордж Уэллс (1866—1946) — английский писатель, автор всемирно известных книг и фантастических романов, принесших ему мировую славу¹. Он посетил Россию в 1914 году и Советскую страну в 1920 и 1934 годах. После поездки издал книгу «Россия во мгле». Во время второй мировой войны призывал к поддержке СССР в его борьбе против фашизма. В конце своего жизненного пути заявил: «Я являюсь лондонским избирателем участка Мерилебон и активно поддерживаю возрождающуюся коммунистическую партию».

 

Основной целью поездки Г. Уэллса в Советскую Россию в 1920 году была встреча с В. И. Лениным. «Мне было интересно повидаться с ним, и я должен сказать, что был предубежден против него. На самом деле я встретился с личностью, совершенно непохожей на то, что я себе представлял».

Уэллс приехал в Советскую Россию в тяжелый двадцатый год. Молодая Советская республика переживала суровое время. Империалистическая и гражданская войны дали себя знать. Его взору представилась картина краха старой России и хозяйственной разрухи. Промышленность была почти парализована. Катастрофически сократилось производство стали, угля и электроэнергии. Изолированные от топливных баз и источников сырья, заводы и фабрики бездействовали. Сельское хозяйство находилось в тяжелом положении. Дома во многих городах плохо отапливались. Не хватало угля, дров, не было электроэнергии. По всей стране ощущалась острая нужда в продовольствии, одежде, обуви и других предметах самой первой необходимости.

Полчища иностранных интервентов и белогвардейских банд накатывались на молодое Советское государство, разрывая его на куски, стремясь во что бы то ни стало вернуть страну в рабство капитала. Руководимые ленинской партией рабочие и крестьяне с оружием в руках отстаивали завоевания Великого Октября.

Вот какой увидел Уэллс новую Россию.

В книге «Россия во мгле» после описания жизни в Москве, которая показалась ему более оживленной, чем в Петрограде, Уэллс сообщает, что «наконец мы попали в кабинет Ленина, светлую комнату с окнами на кремлевскую площадь; Ленин сидел за огромным письменным столом, заваленным книгами и бумагами. Я сел справа от стола, и невысокий человек, сидевший в кресле так, что ноги его едва касались пола, повернулся ко мне, облокотившись на кипу бумаг. Он превосходно говорит по-английски... Я ожидал встретить марксистского начетчика, с которым мне придется вступать в схватку, но ничего подобного не произошло. Мне говорили, что Ленин любит поучать людей, но он, безусловно, не занимался этим во время нашей беседы...

У Ленина приятное смугловатое лицо с быстро меняющимся выражением, живая улыбка; слушая собеседника, он щурит один глаз (возможно, эта привычка вызвана каким-то дефектом зрения). Он не очень похож на свои фотографии, потому что он один из тех людей, у которых смена выражения гораздо существеннее, чем самые черты лица; во время разговора он слегка жестикулировал, протягивая руки над лежавшими на его столе бумагами; говорил быстро, с увлечением, совершенно откровенно и прямо, без всякой позы, как разговаривают настоящие ученые».

В беседе Ленина с Уэллсом были затронуты многие проблемы. В основном дискуссия развивалась в двух направлениях.

«Одну тему,— пишет Уэллс,— вел я: «Как вы представляете себе будущую Россию? Какое государство вы стремитесь построить?» Вторую тему вел В. И. Ленин: «Почему в Англии не начинается социальная революция? Почему вы ничего не делаете, чтобы подготовить ее? Почему вы не уничтожаете капитализм и не создаете коммунистическое государство?» Эти темы переплетались, сталкивались, разъясняли одна другую. Вторая тема возвращала нас к первой: «Что вам дала социальная революция? Успешна ли она?» А это, в свою очередь, приводило ко второй теме: «Чтобы она стала успешной, в нее должен включиться западный мир. Почему это не происходит?»².

Уэллса потрясла та откровенность, с которой Ленин вел беседу. «Те, кто взял на себя гигантский труд уничтожения капитализма, должны сознавать,— подчеркнул Ленин,— что им придется пробовать один метод действия за другим пока, наконец, они не найдут тот, который наиболее соответствует их целям и задачам».

Беседуя с Лениным, Уэллс все больше убеждался в том, что коммунизм может быть огромной творческой силой. «После всех тех утомительных фанатиков классовой борьбы,— писал Уэллс,— которые попадались мне среди коммунистов, схоластов, бесплодных, как камень, после того, как я насмотрелся на необоснованную самоуверенность многочисленных марксистских начетчиков, встреча с этим изумительным человеком, который откровенно признает колоссальные трудности и сложность построения коммунизма и безраздельно посвящает все свои силы его осуществлению, подействовала на меня живительным образом. Он во всяком случае видит мир будущего, преображенный и построенный заново».

В. И. Ленин хотел услышать от Уэллса как можно больше его впечатлений о Советской России. Владимиру Ильичу было интересно знать мнение великого фантаста еще и потому, что творчество Уэллса в этот период его жизни было обращено главным образом к социальным проблемам, к проблемам перестройки человеческого общества на более справедливых основах, к созданию человеческого счастья на земле.

Усевшись в кресло, Уэллс сразу после обмена приветствиями пошел в наступление. Он сказал, что коммунисты во многих вопросах проводят свою линию слишком быстро и жестко, разрушая раньше, чем они сами готовы строить. Коммунисты, продолжал Уэллс, уничтожили торговлю, прежде чем они были готовы ввести нормированную выдачу продуктов, они ликвидировали кооперативную систему вместо того, чтобы использовать ее, и т. д.

«Я,— продолжал Уэллс,— верю в то, что в результате большой и упорной воспитательной работы теперешняя капиталистическая система может стать ^цивилизованной» и превратиться во всемирную коллективистскую систему, в то время как мировоззрение Ленина издавна неотделимо связано с положениями марксизма о неизбежности классовой войны, необходимости свержения капиталистического строя в качестве предварительного условия перестройки общества, о диктатуре пролетариата и т. д.» В. И. Ленин доказывал, что современный капитализм неисправимо алчен, расточителен и глух к голосу рассудка и, пока его не уничтожат, он будет бессмысленно и бесцельно эксплуатировать все, созданное руками человека, что капитализм всегда будет сопротивляться использованию природных богатств ради общего блага и что он будет неизбежно порождать войны, так как борьба за наживу лежит в самой основе его.

- Должен признаться, что в споре мне пришлось очень трудно,— заключил Уэллс.

Особенно горячо спор разгорелся, когда речь зашла об электрификации России.

«Он делает все,— сообщает Уэллс,— что от него зависит, чтобы создать в России крупные электростанции, которые будут давать целым губерниям энергию для освещения, транспорта и промышленности. Он сказал, что в порядке опыта уже электрифицированы два района. Можно ли представить себе более дерзновенный проект в этой огромной равнинной, покрытой лесами стране, населенной неграмотными крестьянами, лишенной источников водной энергии, не имеющей технически грамотных людей, в которой почти угасли торговля и промышленность? Такие проекты электрификации осуществляются сейчас в Голландии, они обсуждаются в Англии, и можно легко представить себе, что в этих густонаселенных странах с высокоразвитой промышленностью электрификация окажется успешной, рентабельной и вообще благотворной. Но осуществление таких проектов в России можно представить себе только с помощью сверхфантазии. В какое бы волшебное зеркало я ни глядел, я не могу увидеть эту Россию будущего, но невысокий человек в Кремле обладает таким даром. Он видит, как вместо разрушенных железных дорог появляются новые, электрифицированные, он видит, как новые шоссейные дороги прорезают всю страну, как подымается обновленная и счастливая, индустриализированная коммунистическая держава. И во время разговора со мной ему почти удалось убедить меня в реальности своего провидения.

- И вы возьметесь за все это с вашими мужиками, крепко сидящими на земле?

- Будут перестроены не только города; деревня тоже изменится до неузнаваемости...».

Я спорил с ним, доказывая, что большевикам придется перестроить не только материальную организацию общества, но и образ мышления целого народа.., чтобы построить новый мир, нужно сперва изменить всю их психологию.

Ленин спросил, что мне удалось повидать из сделанного в области просвещения. Я с похвалой отозвался о некоторых вещах. Он улыбнулся, довольный. Он безгранично верит в свое дело.

- Но все это только наброски, первые шаги,— сказал я.

- Капитализм,— утверждал Ленин,— это вечная конкуренция и борьба за наживу. Он — прямая противоположность коллективным действиям. Капитализм не может перерасти в социальное единство или всемирное единство... Во время нашего спора, касавшегося множества вопросов, мы не пришли к единому мнению». И все же в ходе дискуссии Ленин почти убедил Уэллса, посеял в нем сомнения, во всяком случае, Уэллс на многие вопросы стал смотреть по-другому.

«Разговаривая с Лениным,— писал Уэллс,— я понял, что коммунизм... все-таки может быть огромной творческой силой... Он, во всяком случае, видит мир будущего, преображенный и построенный заново».

- Мы тепло распрощались с Лениным.— Так Герберт Уэллс закончил свой рассказ о встрече с Владимиром Ильичем в Кремле. На обратном пути в особняк, который находился недалеко от Кремля, Уэллса сопровождал Ф. А. Ротштейн. Уэллс был весь погружен в себя, он находился под впечатлением только что свершившейся встречи.

«У меня не было настроения разговаривать,— вспоминал Уэллс,— мы шли в наш особняк вдоль старинного кремлевского рва, мимо деревьев, листва которых золотилась по-осеннему; мне хотелось думать о Ленине, пока память моя хранила каждую черточку его облика, и мне не нужны были комментарии моего спутника».

Какое влияние оказала эта встреча на Уэллса и как он оценивал ее спустя многие годы, мы узнаем не только из его книги «Россия во мгле», но и из многих его высказываний и оценок во время последующих посещений СССР, из его писем и бесед с советскими людьми. Важным свидетельством являются воспоминания советского полпреда в Великобритании И. М. Майского, который неоднократно встречался с Уэллсом и переписывался с ним в течение многих лет.

В одной из бесед с Гербертом Уэллсом Майский спросил, какие причины побудили его поехать в Советскую страну?

Уэллс ответил на это так:

- Меня всегда интересовало все новое, необычное... Мой ум скучает, когда сталкивается с привычным, обыденным,— это пресная пища... Мой ум загорается, только когда я встречаю какую-нибудь загадку, непонятную проблему или явление, из ряда вон выходящее... Таким уж я родился... Так вот, когда в 1917 году большевики сделали свою революцию, а потом создали Советское государство, я сразу почувствовал: это что-то новое, такого еще никогда не бывало на земле, надо посмотреть на это собственными глазами... Тогда я решил поехать.

- Стало быть, просто из любознательности? — спросил посол.

- Не совсем,— возразил Уэллс.— Конечно, любознательность играла немалую роль. Но не только она... Как вы знаете, уже за много лет до вашей революции меня увлекала идея всемирного государства и планового хозяйства. Я даже пропагандировал создание «ордена самураев» для перестройки человечества на новых началах... Должен признаться, когда я писал свои «предвосхищения»³, мне и в голову не приходило, что первый опыт плановой экономики может быть проделан в России... Мы всегда тогда недооценивали революционные потенции России... Однако после большевистской революции мне стало казаться, что именно в России возникает кусок того планового общества, о котором я мечтал. Меня также очень интересовала партия, созданная Лениным... Эти обстоятельства еще более подстегивали меня в стремлении посетить Москву и лично познакомиться с Лениным.

- Я читал вашу книжку «Россия во мгле»,— заметил собеседник,— и знаю, какие впечатления вы тогда вынесли из своего визита в Советскую Россию...

- И вы, конечно, с ними не согласны,— саркастически бросил Уэллс.

- Да, я с ними во многом не согласен,— подтвердил посол,— но не это меня в данный момент занимает... Гораздо больше меня интересует, согласны ли с ними сейчас вы сами?

Уэллс усмехнулся и ответил:

- И да и нет.

- Как это понять? — спросил Майский.

- Видите ли,— начал объяснять Уэллс,— когда я приехал тогда в Россию из благополучной и упорядоченной Англии, меня страшно потрясла господствовавшая у вас разруха... Особенно в Петрограде... Это была полная катастрофа, распад всех нормальных функций цивилизованного общества... Мне казалось просто невероятным, что Россия сама, без энергичной помощи извне сможет встать из бездны, в которую она упала... И когда Ленин в такой обстановке стал развивать передо мной свой план электрификации России, я невольно подумал: «Вот мечтатель!» Я так и назвал его в моей книжке о поездке в Россию — «кремлевским мечтателем». Ведь я-то знал, что ни английские, ни американские капиталисты денег большевистскому правительству не дадут... Я плохо знаком был тогда и с гигантскими энергетическими ресурсами, которыми обладает Россия.

Уэллс задумчиво взглянул вдаль и затем продолжал:

- При всем моем скептицизме я сочувствовал вам: я считал, что ваш эксперимент, как бы он ни кончился, является украшением истории человечества... Я относился с величайшим презрением к русским белогвардейцам, которые околачивались тогда в передних Керзона и Клемансо. Деникина, Юденича, Колчака я считал просто политическими бандитами. Я пытался повлиять на наших правителей и убедить их в нелепости интервенции... Помню, сразу после возвращения из Советской России я пришел к Керзону, который тогда занимал пост министра иностранных дел, и стал ему доказывать, что Советское правительство при всех своих несовершенствах является сейчас единственно возможным в России правительством и что, каковы бы ни были личные чувства британских министров, с ним необходимо наладить приемлемый модус вивенди...

- Что же вам ответил Керзон? — спросил посол.

- Что ответил? — пожал плечами Уэллс.— Он просто не мог меня понять. Для него большевистская Россия была только преступником, которого нужно возможно скорее уничтожить... Мы говорили на разных языках... Но я не пожалел сил, чтобы оказать воздействие на наше общественное мнение, и, кажется, кое-что мне тогда удалось сделать. Вскоре после этого интервенция была закончена, а затем Ллойд Джордж вопреки Керзону заключил с вами первое торговое соглашение.

Майский понимал, что Уэллс, конечно, преувеличивал свою тогдашнюю роль, однако не подлежало сомнению, что он внес свой полезный вклад в дело налаживания советско-английских отношений.

- Впрочем,— продолжал Уэллс,— я отвлекся. Так вот, когда я сейчас вспоминаю те дни, должен сказать, что мои впечатления о тягчайшем положении, о нужде, голоде, распаде городской жизни, которые тогда царили в Советской России, были правильны... Подумайте только: у Горького был всего лишь один-единственный костюм, который он носил всегда — в будни и в праздники, днем и вечером!

-Уэллсу этот факт казался особенно потрясающим. Какие еще нужны были доказательства происшедшей в России катастрофы. Нет-нет,— продолжал Уэллс.— Тогдашнее состояние России изображено у меня правильно... Тут мне нечего пересматривать... Но вот Ленин!.. Его я сильно недооценил, и здесь я признаю свою ошибку.

- Что же вы думаете о Ленине сейчас? — спросил Майский.

- Ленин оказался,— ответил Уэллс,— не мечтателем, а пророком! — И затем, подумав мгновение, Уэллс стал развивать свою мысль.— Должен сознаться, что до личной встречи с Лениным я был сильно предубежден против него... Почему? Видите ли, Ленин называл себя учеником и последователем Маркса...

Да, так Ленин называл себя учеником и последователем Маркса,— повторил писатель,— а у меня Маркс с молодых лет всегда вызывал острое чувство оппозиции. Я признаю за Марксом известные заслуги: он первый показал, что капиталистическая система не вечна, что она в самой себе несет семена внутреннего распада,— это очень важно. Однако Маркс мне всегда казался сухим теоретиком с известной узостью взглядов... Когда я ехал в Москву, то рисовал себе Ленина в том же духе, но Ленин оказался совсем иным. Ленин был Лениным и создал ленинизм... Вы называете это развитием марксизма, в известной мере это так и есть, хотя я предпочел бы иное определение... Самое же главное состояло в том, что, если жизнь требовала, Ленин менял те или иные звенья теории, истолковывал привычные положения и формулы в таком духе, что они не мешали, а содействовали движению вперед. Он был живой, очень живой человек!.. В нем была бездна творческого духа!.. Он был хозяином теории, а не ее рабом! Именно поэтому Ленин наложил такой неизгладимый отпечаток на весь ход развития России: ведь Россия и сейчас идет путем, намеченным Лениным. Он сумел также создать партию, которая стала костяком новой России. Скажу прямо: если бы Ленин в своей жизни не сделал ничего больше, как только создал большевистскую партию, он завоевал бы себе почетное место в истории. Благодаря наличию такой партии ваша революция оказалась на несравненно более высоком уровне, чем первая французская революция с ее хаотическими и эмоциональными порывами...

- Не станем спорить, кто был более велик — Маркс или Ленин,— возразил Майский,— мне кажется, что каждый из них был по-своему велик⁴.

Уэллс снова заговорил о своей поездке в Россию.

- В 1920 году я не думал, что вы сможете подняться из руин без содействия Запада, но вы поднялись сами!.. Это еще раз свидетельствует о гениальности Ленина.

Когда в 1934 году Уэллс вновь посетил Москву, его спор с Лениным был решен историей.

К этому времени был осуществлен план ГОЭЛРО. По всей Стране Советов поднялись промышленные гиганты, работали десятки крупных электростанций, и среди них Днепрогэс, носящая имя Ленина.

Советский народ без помощи иностранного капитала создал народное хозяйство страны. Бурными темпами развивались производительные силы страны, расцвела наука, культура. И Уэллс, увидев разящие изменения, под давлением неоспоримых фактов вынужден был признать величие социалистического строительства.

- Когда сейчас, тринадцать лет спустя,— говорил Уэллс,— я окидываю взглядом совершившиеся с тех пор события, когда мысленно я сопоставляю Ленина с другими лидерами в командных позициях, с которыми мне приходилось встречаться, я начинаю лучше понимать его громадное историческое значение... Я не люблю выражения «великий человек» — это невольно ассоциируется в моем сознании с пресловутой теорией, будто бы история делается «великими людьми»,— но если уже говорить вообще о величии среди людей, то надо прямо сказать, что Ленин был действительно великим человеком. И встреча с ним в 1920 году была самым замечательным событием моей жизни.

В 1934 году в Москве Герберт Уэллс встречался со многими политическими, государственными деятелями, писателями, посетил Мавзолей.

- Я посетил Мавзолей Ленина в Москве,— говорил Уэллс.— Он произвел на меня огромное впечатление... Я еще раз встретился с этим замечательным человеком... Выражение лица, поза, костюм — все было полно простоты и вместе с тем необыкновенного величия... Когда я смотрел на него, спокойного, неподвижного, меня охватило какое-то необычайное волнение, и я невольно подумал: как жаль, что он так рано ушел!

Оценивая поездки Уэллса в Советскую страну, совершенно очевидно, что при всей фотографической точности описания явно прослеживается слабость сделанных Уэллсом обобщений, непонимание движущих сил и сущности пролетарской революции. За всеми трудностями — голодом, холодом и разрухой — он не сразу сумел увидеть то новое в истории человечества, что несла великая революция, возглавляемая Лениным. Он не увидел «во мгле» подъема той невиданной созидательной народной энергии, которую рождала революция.

Великий мастер в своих многочисленных романах с блеском вскрывал противоречия капиталистического общества, изобличал его уродство, лицемерие и бесчеловечность, громил фашистское варварство и показал на многочисленных примерах, что при капитализме великие научные открытия и бурно растущий прогресс техники, научно-техническая революция используются в разрушительных целях. Но вместе с тем Уэллс не смог подняться до понимания исторической обреченности капитализма. Не сумел Уэллс этого сделать и после поездки в Советскую Россию.

Уэллс был порождением той обстановки, которая его окружала, и, по собственному признанию, никогда не понимал ни марксизма, ни теории классовой борьбы, ни той исторической роли, которая принадлежит рабочему классу.

Не понимая закономерного характера исторического развития и социальной сущности победы Великого Октября, Уэллс, будучи честным человеком, не хотел грешить против фактов. На страницах своей книги он показывает, что Советская власть пользуется поддержкой абсолютного большинства народа, что партия, созданная Лениным, «была единственной организацией, которая давала людям единую установку, единый план действий, чувство взаимного доверия», а Советское правительство — это единственно возможное в России правительство. Не случайно Г. Уэллс разочаровал своей книгой «Россия во мгле» мировую реакцию, которая ожидала от него осуждения Советской власти.

В противовес неисчислимым потокам клеветы и лжи, наполнявшим страницы буржуазной прессы, Уэллс бросает ей в лицо, что «коммунисты морально стоят выше всех своих противников». Он разоблачает вымыслы буржуазных апологетов о скорой гибели советского строя, пишет, что в это ужасное состояние страну ввергли не русские коммунисты, а белогвардейцы и иностранные интервенты. «И не коммунизм,— подчеркивает Уэллс,— терзал эту страдающую и, быть может, погибающую Россию субсидированными извне непрерывными нападениями, вторжениями, мятежами, душил ее чудовищно жестокой блокадой. Мстительный французский кредитор, тупой английский журналист несет гораздо большую ответственность за эти смертные муки, чем любой коммунист».

Историческая правда, показанная в «России во мгле», имела в те годы большое прогрессивное значение, и заслуга Уэллса неоспорима. Большая правда отстраняет на второй план мелкие ошибочные утверждения и нередко наивные заблуждения автора. Поистине парадоксально, что в смелом плане электрификации, нарисованном вождем советских коммунистов, Г. Уэллс, сумевший предвосхитить межпланетные полеты, которые сегодня совершаются, не увидел ничего, кроме «электрической утопии». Поэтому совершенно понятно, что, несмотря на сочувственное отношение Уэллса к русскому народу и к стремлению большевиков перестроить Россию на социалистических началах, его непонимание замыслов Ленина и победы Октября создали впечатление об Уэллсе как о человеке, не способном осознать всю важность совершившихся в России событий.

«Такое представление закрепилось,— писал в своих воспоминаниях И. Майский,— повторяясь из года в год, и стало своего рода традицией, еще не изжитой вплоть до настоящего дня. А между тем оно не вполне правильно. Это представление соответствовало 1920 году, да и то с оговорками, ибо тогда же, в 1920 году, вернувшись в Англию, Уэллс резко выступил против интервенции. Но это представление уже никак не соответствовало более позднему времени, когда Уэллс имел возможность посмотреть на Октябрьскую революцию и оценить Ленина в свете известной исторической перспективы. Думается, наступило время восстановить истину и воздать справедливость большому английскому писателю.

По целому ряду симптомов я видел,— продолжал Майский,— что к тому времени, когда мы вновь встретились с Уэллсом в начале 30-х годов, его взгляды на революционную Россию проделали значительную эволюцию...»

В годы второй мировой войны, после Сталинграда, Уэллс был оживлен, интенсивен, полон бодрости в отношении будущего. И однажды в советском посольстве поднял тост, в котором сказал: «Если государство, созданное Лениным, выдержало гитлеровский удар и не развалилось, значит, оно построено на скале. Это еще раз свидетельствует об изумительной гениальности Ленина!»

Примечания:

¹ Широкую популярность получили его книги: «Машина времени» (1896), «Человек-невидимка» (1898), «Борьба миров» (1898), «Современная утопия» (1905), «Социализм и семья» (1906), «Эн Вероника» (1909), «Новый Макиавелли» (1911), «Мистер Бритлинг видит это насквозь» (1916), «Россия во мгле» (1920), «Автобиография» (1924), «Мир Вильяма Клиссольда» (1926) и многие другие.

² См.: Уэллс Г. Россия во мгле. М., 1958, с. 66-76.

³ 1900-1901 г.

⁴ См.: Майский И. Б. Шоу и другие. Воспоминания. М., 1967, с. 72.

 

НЕПРИКРАШЕННАЯ ПРАВДА

Клэр Шеридан работала в кабинете В. И. Ленина в Кремле, начиная с 7 октября 1920 года, в течение нескольких дней над скульптурным портретом.

Клэр Шеридан (1885—1970), английская журналистка, убежденная сторонница пацифизма, скульптор, аристократка по происхождению, племянница Уинстона Черчилля, приехала в Москву, чтобы создать скульптурный портрет В. И. Ленина. По возвращении в Англию ее встретили неоднозначно. «Трудно описать,— сообщает она,— как по-разному встретили меня в Лондоне: похвалы, упреки, поздравления, брань, панегирики и критика... Я узнала, в какое бешенство пришла моя семья после моего отъезда... Уинстон заявил, что никогда больше не будет разговаривать со мной...» Обаятельная, тонкая натура, Клэр глубоко переживала это отношение к ней. Свои впечатления о двухмесячном пребывании в Москве Клэр изложила в «Московском дневнике», который начала писать 11 сентября 1920 года, в день отъезда из Лондона. По возвращении на родину она выступала с большим успехом на собраниях и в печати, рассказывая правду о новой, полюбившейся ей Советской России. В 1921 году в Лондоне вышла ее книга «Русские портреты», а в 1928 году в Нью-Йорке — вторая книга под названием «Неприкрашенная правда».

 

Приезд в Москву 35-летней художницы Клэр Шеридан — еще одно свидетельство того, что зарубежная прогрессивная общественность хотела знать правду о Советской России, о В. И. Ленине.

Внимательно следя за происходящими событиями в мире, в 1920 году Клэр Шеридан писала: «Британские власти субсидировали Врангеля, чтобы он продолжал вести в Крыму свои атаки... Уинстон открыто настаивал на более решительной интервенции. Все время в Россию отправляли корабли с оружием и боеприпасами, пока не поднялись трудящиеся, организовав движение «Руки прочь от России!», забастовали моряки.

В этот политический круговорот оказалась вовлеченной и я, жившая до тех пор так безмятежно в мире искусства».

Клэр решила поехать в «страну русских революционеров». Она обратилась по адресу: Лондон, 128, Нью Бонд стрит (резиденция главы советской торговой делегации), Л. Б. Красину, находившемуся в Лондоне в период советско-английских переговоров, с просьбой помочь ей поехать в Москву и встретиться с Лениным и другими руководителями Советской России, чтобы сделать их скульптурные изображения.

Л. Б. Красин помог К. Шеридан получить визу для приезда в Москву. Вскоре Шеридан получила паспорт до Стокгольма и тайком уехала из Англии, не предупредив даже членов семьи.

10 сентября 1920 года Красин писал Ленину: «В Москву едет англичанка-скульптор и совершенно необходимо, чтобы Вы позволили хоть однажды в жизни сделать с себя сколько-нибудь приличный бюст, что она вполне и весьма быстро способна исполнить».

Клэр прибыла в Москву в конце сентября. День за днем она знакомилась с московской жизнью: ходила по театрам, музеям, художественным галереям, встречалась с артистами, художниками, писателями, была в рабочих клубах, вглядывалась в лица рабочих и крестьян.

5 октября 1920 года она получила пропуск № 144 для прохода в кабинет к В. И. Ленину. Ожидая встречи с Лениным, Клэр очень волновалась. «Всю ночь я не сомкнула глаз,— писала она.— Я была взволнована так, как никогда в жизни... У меня было такое ощущение, как будто я вновь попадаю в школу. Меня охватил страх и глубокое волнение, потому что это была самая ответственная работа из всех, за которые мне когда-либо предстояло еще взяться. Когда я прибыла в Кремль и секретарь указала на дверь и предложила войти — Ленин сидел в очень светлой комнате перед огромным письменным столом, заваленным какими-то книгами и бумагами. Когда я вошла, он взглянул на меня, улыбнулся и через всю комнату пошел мне навстречу. Его манера обращения быстро успокоила меня. Я попросила прощения за то, что вынуждена беспокоить его. Он рассмеялся и по-английски сказал мне, что еще до меня другой скульптор обосновался у него в кабинете и провел здесь несколько недель...

Пока три солдата втаскивали в кабинет подставку и глину, Ленин объяснил мне, что я могу работать здесь столько времени, сколько мне понадобится, при условии, что он будет сидеть за своим письменным столом и читать...»

По данным дневника, который вела Шеридан, 7 и 8 октября она уже работала в кабинете Ленина. «Сидя на подоконнике и отдыхая, я не переставала твердить себе, что все это происходит на самом деле, что я действительно нахожусь в кабинете Ленина и выполняю свою миссию... Я без конца повторяла про себя: «Ленин! Ленин!» — как будто никак не могла поверить, что окружающее меня не сон.

Вот он сидит здесь, передо мной, спокойный, молчаливый, небольшого роста человек с огромным лбом, Ленин, гений величайшей революции в истории человечества,— если бы он только захотел поговорить со мной! Но... он ненавидел буржуазию, а я была ее представительницей. Он ненавидел Уинстона Черчилля, а я была его племянницей... Он разрешил мне работать у себя в кабинете, и я должна была выполнять то, зачем пришла, а не отнимать у него попусту время: ему не о чем было говорить со мной. Когда я, собравшись с духом, спросила, какие новости из Англии, он протянул мне несколько номеров «Дейли геральд». В четыре часа я оставила его кабинет, после шести часов работы без отдыха».

На второй день работы Ленин вдруг «оторвался от лежащей перед ним книги,— вспоминает Шеридан,— и взглянул на меня так, как будто видел в первый раз. Он посмотрел на свой скульптурный портрет, над которым я работала, и снисходительно улыбнулся мне. Так улыбаются ребенку, строящему карточный домик.

Затем Ленин спросил:

- Как относится муж к вашей поездке в Россию?

- Мой муж убит на войне,— ответила я.

- На какой войне?

- Во Франции.

- Ах да, конечно,— он понимающе кивнул.— Я все забываю, что у вас была только одна война. У нас ведь кроме империалистической была и гражданская война, и еще мы воевали, защищая страну от интервентов...

Затем, изменив тему разговора, он спросил меня, систематически ли я работаю в Лондоне и поскольку часов в день.

- В среднем по семь часов.

Мой ответ, кажется, удовлетворил его...»

Клэр взяла с собой фотографии своих скульптур и в ходе беседы показала их Ленину. Он внимательно рассматривал каждый снимок. Владимир Ильич сказал прямо, что ему не понравилось изваяние «Победа», посвященное мировой войне. «Милитаризм и война безобразны и могут вызвать только ненависть...— подчеркнул Ленин.— Порок буржуазного искусства в том, что оно всегда приукрашивает». Взглянув на снимок бюста Черчилля, он сказал: «Вы приукрасили его». Клэр спросила Владимира Ильича, не желает ли он передать письмо Уинстону. Ленин ответил, что уже послал письмо с советской делегацией, выехавшей в Лондон. Черчилль откликнулся на него злой газетной статьей... Затем Ленин увидел изображение Дика — сына художницы. Выражение нежности промелькнуло на его лице. «Это тоже приукрашено?» — спросила lOiap. Ленин покачал головой, что означало нет, это не приукрашено, и улыбнулся. И тут же он весьма определенно охарактеризовал «буржуазное искусство». Нам не нужны льстецы, нужно, чтобы нам и о нас говорили правду,— особо акцентировал Ленин эти слова. Недостаток буржуазного искусства — всегда приукрашивать. Я не осуждаю вас за это, что вы прихорошили эту работу, но я прошу вас не прихорашивайте меня.

Но таких бесед у Клэр Шеридан с Владимиром Ильичем было немного. Ленин только на несколько минут прерывал свою работу и вновь, перебросившись несколькими фразами, возвращался к столу и углублялся в работу. Клэр лепила бюст Ленина почти в натуральную величину. Как вспоминает художница, ее особенно поразил ленинский взгляд. «Лицо его выражало скорее глубокую думу, чем властность. Мне он представлялся живым воплощением мыслителя (но не роденовского)».

Работа подходила к концу. На прощание Владимир Ильич по просьбе Клэр Шеридан подарил ей на память свою фотографию.

Скульптурный портрет Ленина Шеридан выполнила с большим вдохновением, закончила его в конце 1920 года.

Впоследствии она перевела скульптуру в бронзу и прислала ее в Москву. Клэр настолько была поглощена образом Ленина, незабываемой поездкой в Москву, что решила сделать еще одну работу — высечь бюст Ленина из мрамора. Она изобразила Ленина слушающим, глаза немного прищурены.

В общей сложности Клэр Шеридан провела в России два месяца, встречаясь с многочисленной русской публикой, беседовала с Михаилом Ивановичем Калининым и Феликсом Эдмундовичем Дзержинским — все это положительно повлияло на мировоззрение художницы, на ее отношение к Стране Советов. Встречаясь с Лениным и работая над художественным воплощением его образа, Клэр Шеридан оказалась захваченной энтузиазмом этого нового мира.

«Я мало знала и еще меньше понимала как в коммунизме, так и в условиях, вызвавших его к жизни (если не считать того, что я прочла в романах). Законы собственности теории капитализма были для меня ничего не значащими словами. У меня не было ни собственности, ни капитала. Хотя мой отец и был экономистом, я абсолютно ничего не понимала в экономике. (Г. Уэллс сказал мне однажды: «Какая жалость, Клэр, что вы необразованны».) Но тем не менее подсознательно я была революционеркой. Я пришла к этому не путем логических рассуждений...»

В своих рассуждениях Клэр была откровенна. «Я хотела остаться в России, чтобы принять участие в ее реконструкции,— писала она.— Россия отвечала моему чувству пацифизма... Даже если бы я не желала ничего другого, мне хотелось бы, чтобы мои дети получили здесь образование».

Потеряв в империалистической войне мужа, Клэр страшно ненавидела войну, боясь за своего любимого сына Дика. «Я была убеждена (как убеждена и до сих пор)... что новая Россия никогда не пойдет ни на какие военные агрессии. Красная Армия существует для обороны. В необходимости иметь армию для обороны новая Россия убедилась на опыте, но каждый красный русский солдат и все родные этого солдата знали и знают, что их никогда не пошлют поддерживать агрессивные действия за пределами Родины.

Мое сердце постоянно, с тех пор как родился Дик, полно ужаса и страха перед войной. Что, если в один прекрасный день его заберут, чтобы сделать из него пушечное мясо, или заклеймят как труса? Что, если на его долю выпадет худшее, чем смерть? Слепота, отравление газом, уродство... Когда я слышу, как маршируют солдаты, я всегда думаю о Дике и об Уилфриде, который был так ужасно обманут и отдал свою жизнь в тщетной надежде, что это была последняя война, «война за то, чтобы положить конец войнам»...

Таковы были мои весьма неопределенные, несвязные мысли, день ото дня окрашивавшиеся в новые цвета и приобретавшие новые очертания, чтобы в конце концов отлиться в более отчетливые формы...»

По воспоминаниям Клэр, пребывание ее в Москве, работа в Кремле были незабываемы в ее жизни. «Мне было очень грустно расставаться... Россия глубоко проникла в мою душу. Я возвращалась в мир, которому мне еще долго суждено было оставаться чужой...»

8 ноября 1920 года Клэр Шеридан уехала из Советской России. В Таллине из-за ненастной погоды Клэр задержалась на четыре дня. В номере гостиницы она работала над приведением в порядок записей «Московского дневника», который намеревалась опубликовать в Лондоне. Прибыв в Стокгольм, она попала в окружение корреспондентов, которые засыпали ее многочисленными вопросами.

В полночь, как только корабль прибыл в Нью-Касл, репортеры принялись с боем брать у нее интервью, а таможенники обыскали весь багаж, ища пропагандистскую литературу...

«Неужели я в самом деле совершила что-то, заслуживающее такого интереса? — спросила я у корреспондента «Дейли мейл».

— Еще бы! — ответил он улыбаясь...

На следующий день мой дневник занял целую колонку в «Таймс». С афиш на углах улиц глядели пурпурные буквы: «Дневник миссис Шеридан»... К концу недели Лондон сделал меня «большевичкой».

«Госпожа Шеридан, которую ласкательно называли «Шериданшей», оставила о себе,— писал английский журналист Артур Рансом,— трогательную память в Москве и делается легендарной фигурой».

«...У меня появилось много новых друзей. Однажды, когда я была в студии одна, раздался стук. Я открыла входную дверь. На пороге стоял высокий мужчина, одетый в поношенный костюм... Он сказал, что у нас есть общие знакомые в Москве... Это был Уильям Галлахер, английский коммунист, скрывавшийся от полиции...»

По возвращении из Страны Советов в Англию Клэр была удивлена, что ее поездка в Советскую Россию вызвала такой большой интерес. Она охотно выступала с лекциями в Англии о Советском Союзе, а также в печати. Ее правдивые, объективные выступления были не похожи на то, о чем писала буржуазная пресса. Выступления Шеридан были настолько популярны, она так много и интересно рассказывала о Советской России, что газета «Нью-Йорк тайме» приобрела монопольное право на публикацию дневников Клэр Шеридан в Америке и пригласила ее выступить там с лекциями о России. Приехав в 1921 году в США, она выступала во многих аудиториях. Американцы хотели знать правду о Советской России от очевидца, от человека, побывавшего в Кремле и встречавшегося с Лениным. В Америке она изваяла бюст В. И. Ленина и передала его друзьям Советской России. Тогда же были отлиты десятки копий ее скульптуры, которые рассылались в города, где шел сбор средств в помощь голодающим Поволжья. Три из этих скульптур, исполненных Клэр Шеридан, экспонируются в Центральном музее В. И. Ленина в Москве.

«..Люди были ко мне добры,— вспоминает Шеридан.— Они слушали внимательно... Это придавало мне уверенность. Я даже заметила раз слезы на глазах у некоторых из моих слушателей... Когда я кончила, они не только аплодировали, но поднялись на трибуну, крепко жали мне руки, и, прежде чем я успела опомниться, весь зал окружил меня». Американский еженедельник «Нейшенл», оценивая выступления Шеридан, писал: «Со времени тех десяти дней, которые потрясли мир в ноябре 1917 года, когда по улицам Петрограда в бешено несущемся броневике революции промчался Джон Рид, никто, кажется, не чувствовал себя так хорошо в России, как миссис Шеридан». Другой журнал — «Совьет Раша» добавляет, «что честные, правдивые записи художницы свидетельствовали о том, что миссис Шеридан увезла из России нечто большее, чем воспоминания о выдающихся, замечательных людях. Ее глубоко взволновала творческая энергия Советской республики, достоинство, с каким Советская Россия переносила лишения и приносила жертвы, огромная нравственная сила, вдохновляющая, как она чувствовала, людей на созидание новой цивилизации, несмотря на все препятствия, какие только можно было себе представить». Пытаясь дискредитировать Шеридан, высшие власти США запросили госдепартамент, не является ли она русским шпионом.

Вскоре весть о ее поздке в Москву к Ленину облетела многие страны мира. На страницах зарубежных газет печаталась фотография скульптуры Ленина.

Выступления Клэр на родине, в Англии, и в Америке сыграли большую роль в ознакомлении широкой общественности с правдой о Советской России. «Имя миссис Шеридан в те дни, когда она вернулась из России, было очень популярно,— вспоминал У. Галлахер.— Газеты, где печатался ее рассказ о Ленине, о Советской России, читались в каждой рабочей семье. Она очень помогла тогда в нашей борьбе».

В. И. Ленин, как известно, придавал большое значение тому, что писалось тогда о Советской России на Западе, говоря, что «нам нужна полная и правдивая информация».

Клэр Шеридан прожила долгую жизнь, она умерла в 1970 году в Лондоне в возрасте 85 лет. Хотя художница не переставала восхищаться советским народом, любила его музыку, искусство, большие просторы России, но под конец своей жизни ее отношение к нашей стране было неоднозначно. Она не смогла выйти из-под влияния своего класса, своей среды и прежде всего бесед со своим дядей — Черчиллем, «который ненавидел большевизм больше, чем кто бы то ни был». Хотя Клэр Шеридан не всегда могла верно судить о событиях, проходивших на международной арене и в нашей стране, и допускала ошибочные высказывания, ее заслуги в распространении правды о Советской России, прежде всего о В. И. Ленине, остаются неоспоримыми.

 

 

ВЗАИМОВЫГОДНОЕ СОТРУДНИЧЕСТВО С АМЕРИКАНСКИМИ ДЕЛОВЫМИ КРУГАМИ

В. И. Ленин принимает В. Вандерлипа 25 октября 1920 года.

Вашингтон Вандерлип — представитель американских финансовых и промышленных кругов. В 1920 и 1921 годах приезжал в Советскую Россию с предложением заключить договор о концессиях на Камчатке.

 

С окончанием антисоветской интервенции США были заинтересованы в поисках новых территорий для вложения их капиталов. Монополистические круги, от лица которых выступал банкир и промышленник В. Б. Вандерлип, обратили свои взоры к Советской России.

14 июня 1920 года в США был создан крупный синдикат во главе с В. Вандерлипом. Вскоре Вандерлип предпринимает зондаж о возможном развитии экономических отношений с Советской Россией. Он ведет предварительные переговоры с советским представителем в Копенгагене М. М. Литвиновым.

Прибыв в Москву, Вандерлип 18 сентября написал письмо в Совет Народных Комиссаров. В письме говорится: «...группы самых крупных предпринимателей, живущих... на Тихоокеанском побережье... имеют намерения настаивать перед Президентом и Конгрессом Соединенных Штатов на признании Советской России для того, чтобы великие пути торговли и промышленности, бывшие открытыми в течение полутора столетий, могли опять функционировать и связывать дружескими узами 250 миллионов людей, между которыми до вступления в управление страной настоящего Американского Правительства не было и тени раздора».

Далее Вандерлип изложил свои планы, предусматривавшие три варианта:

Первый вариант — предложить Советскому правительству продать за 20 миллионов долларов территорию, которая лежала к востоку от 160-го меридиана, к югу от Гижинской губы, включая полуостров Камчатку со всеми островами, принадлежащими Советской России.

Второй вариант — взять эти же территории в аренду на 60 лет, за исключением Авачинской бухты, которая должна быть предоставлена США для устройства военно-морской базы. И третий вариант — получить концессию на эксплуатацию русских земель, а также заключить договор на эксплуатацию нефтяных и угольных районов на Камчатке.

В сложившейся обстановке В. И. Ленин придавал серьезное значение переговорам о предоставлении концессии американскому синдикату во главе с Вандерлипом. Выступая на заседании фракции РКП (б) VIII съезда Советов 21 декабря 1920 года, В. И. Ленин сказал: «...главные интересы при переговорах о концессиях были у нас политические. И события последнего времени доказали с полнейшей очевидностью, что мы одними разговорами об этих концессиях уже выиграли. Мы концессий еще не дали и не можем дать до тех пор, пока американский президент не вступит в управление, а это будет не раньше марта месяца, и, кроме того, мы сохраняем возможность при детальной разработке договора отказаться от его подписания.

Значит, экономически этот вопрос совершенно второстепенный, и вся сущность его заключается в интересе политическом. А что мы выиграли, это доказывают все публикации в печати, которые мы получили»¹.

В ходе предварительных переговоров с Вандерлипом и изучения его письма от 18 сентября в Совнарком Наркоминдел подготовил 28 сентября 1920 года документ, в котором сообщалось Вандерлипу о создании комиссии из представителей ВСНХ, НКИД и НКВТ для ведения с ним переговоров.

Когда Г. В. Чичерин сообщил В. И. Ленину о приезде Вандерлипа, Ленин тут же ответил: «Я вполне за переговоры. Ускорьте их...» А 25 сентября 1920 года Ленин посылает записку, в которой предложил: «Прошу вас подготовить и внести во вторник, 28/IX с. г., в Совет Народных Комиссаров вопрос о концессиях Вандерлипу»². Этот вопрос стоял на заседании Совнаркома 30 сентября 1920 года. Советское правительство преследовало цель установить взаимовыгодное сотрудничество с американскими деловыми кругами на принципах мирного сосуществования.

К концу октября 1920 года назначенная комиссия выработала совместно с Вандерлипом основные положения проекта договора, суть которого сводилась к следующему: Советское правительство готово было предоставить синдикату концессии сроком на 60 лет: концессию на эксплуатацию рыбных промыслов, на разведку и добычу нефти и угля на Камчатке и в остальной части Восточной Сибири, лежащей к востоку от 160-го меридиана. Права концессионера не должны быть распространены на всю территорию: она разделялась на равные квадратные чередующиеся американские и советские участки, по размеру каждый из них не должен был превышать для угля 10 и для нефти 4 кв. км. По истечении 35 лет Советскому правительству предоставлялось право досрочного выкупа всех концессионных предприятий. Вандерлип также брал на себя обязанность предоставить Советской России 1 млрд. долларов для закупок в США, а также построить 20 заводов для разведения рыбы. Советский проект предусматривал, что контракт (независимо от его подписания) мог войти в силу только лишь по восстановлении между российским правительством и США де-факто нормальных отношений и что таковые сношения должны быть установлены до 1 июля 1921 года.

Владимир Ильич принял В. Вандерлипа в Кремле 25 октября 1920 года. Наиболее полно ход беседы Ленина с Вандерлипом описал писатель Дмитрий Еремин в повести «Золотой пояс». Приведем ее содержание. «В. И. Ленин встретил Вандерлипа на середине комнаты, пожал ему и сопровождающим его лицам руку и предложил сесть в кожаные кресла, предназначенные для посетителей. Увидев газету «Нью-Йорк тайме», лежавшую на столе Ленина, Вандерлип удивленно спросил:

— Вы читаете американские газеты, ведь они критикуют Красную Россию и пишут о ней только плохое.

Ленин полушутя ответил, что для этого и читает, чтобы знать то, что и как пишут о нас, большевиках, об «ужасах» и «антибольшевистских переворотах» и т. д.

Вандерлип почувствовал себя неловко за своих соотечественников, которые публикуют всякого рода небылицы, и, чтобы как-то выйти из трудного положения, сказал, что это делается, мол, только в восточных штатах, в Нью-Йорке, а он представляет Калифорнию, Лос-Анджелес. Ленин, чтобы уточнить слова Вандерлипа, спросил: «Разве газетчики Нью-Йорка совсем другие, чем газетчики из Лос-Анджелеса»,— и достал калифорнийские газеты.

Мистер Вандерлип, казалось, обрадовался, что увидел в кабинете Ленина газеты из его родного города, и сказал, что их издает его друг Гари Чэндлер.

В. И. Ленин ответил Вандерлипу, что Чэндлер тоже нередко грешит против истины, изображает его кровавым диктатором. Вандерлип вынужден был согласиться с Лениным.

На этом как бы полушутливый-полусерьезный тон разговора кончился.

Затем беседа перешла на вопросы, касающиеся войны, и Ленин спросил Вандерлипа, не сваливает ли он вину за затяжку мировой войны на большевиков, как это умудряются Ллойд Джордж и американские соотечественники Вандерлипа.

Вандерлип искренне воскликнул: «Конечно, нет,— и добавил: — Как у русских говорят, держи вора, когда сам украл и не знаешь, как скрыться, кажется, так.

Ленин, улыбаясь, подтвердил русскую поговорку, приведенную Вандерлипом, и сказал, что в этом отношении их точки зрения совпадают, и привел еще одну русскую поговорку:

- У нас еще говорят так: «Сваливать с больной головы на здоровую».

И тут же подчеркнул, что поступать подобным образом нечестно.

- О да! — с поспешностью подтвердил Вандерлип.

Затем Ленин сообщил гостю, что самое заветное наше

желание — это мир! Полное прекращение войны! Установление мирных отношений между странами и развитие торговли, невмешательство в чужие дела, устройство жизни народов так, как они желают избрать сами.

Вандерлип согласился с высказываниями Ленина, давая понять, что он приехал за этим в Москву. Это даст возможность совместно добывать сырье, развивать взаимовыгодную торговлю.

Разговор перешел непосредственно к вопросам, которые жаждал Вандерлип обсудить с Лениным,— о концессиях на Камчатке или ее покупке. Вандерлип не без умысла подчеркнул, что предпринимает это ради развития и прогресса стран азиатского материка. И тут Вандерлип начал развивать мысль о той опасности, какую представляет собой Япония. Со своим пятидесятимиллионным населением она намерена взять под контроль тысячемильные пространства Тихого океана с населением во много раз больше. Ведь планы Японии идут далеко. Япония стремится отторгнуть Приморье и Сахалин, Камчатку и даже Сибирь вплоть до Байкала. Затем, завоевав Китай и Корею, Япония возвратится к своей давней мечте — присоединению всей Сибири. И если не помешать Японии, она развяжет большую войну. И это, продолжал Вандерлип, будет священная война демократии с милитаризмом, прогресса с азиатским варварством. И я горжусь этими возвышенными целями моей страны.

Ленин вежливо промолчал. Спорить не было смысла. Он был совершенно другого мнения об истинных намерениях империалистических монополий США, уже не раз писал о них и говорил в своих речах и еще много раз будет к этому обращаться и показывать, как капитализм более сильный душит капитализм более слабый.

Ленин, выждав, когда Вандерлип закончит свою патетическую тираду, сказал:

- Согласитесь, что с точки зрения гуманизма и человека, как разумного существа, капиталистическая система организации с ее постоянными войнами, с ее насилием, эксплуатацией человека человеком — по меньшей мере не идеальна. Во всяком случае, это не лучшее из того, чего заслуживает человечество. Значит, это требует изменения.

- Да, я согласен,— видимо, больше из вежливости, чем искренне, согласился Вандерлип.

Далее Ленин развил мысль о том, что общество, в котором небольшая кучка господ распоряжается судьбой миллионных масс и даже целых стран, обкрадывает их эксплуатацией, что такое общество нуждается в коренных изменениях, в переделке его. Ленин указал на то, что родилась новая сила — рабочий класс и его партия, которым по плечу произвести обновление этого старого общества, и мы в России это докажем.

Мистер Вандерлип с сомнением сказал:

- Боюсь, что вам это не удастся.

На что Ленин ответил:

- Коммунисты обладают очень действенным лекарством — это советский, социалистический способ организации и ведения хозяйства...

Вандерлип на это ответил, что он видит только разруху и у него нет оснований для подобного оптимизма и в Европе тоже, которая лишена сырья.

- К сожалению, лидеры Европы лишены здравого смысла. Они из-за ненависти к большевикам не идут ни на какие нормальные связи. Своим сырьем,— продолжал Ленин,— которого у нас много, мы готовы поделиться. То есть свой план экономического развития мы рассматриваем как работу совместную, что при хорошей организации и использовании машин и науки можно за довольно-таки короткий срок восстановить разрушенное войной.

Затем заговорили о плане Вандерлипа, который в своей основе Ленин одобрял. Вандерлипу это было приятно, и он даже воскликнул по-русски:

 Может быть... действительно, план разумный...Ленин не без удивления спросил, откуда мистер Вандерлип знает русский. И Вандерлип не без удовольствия рассказал Ленину о своих путешествиях по Сибири, умолчав о поисках «золотого пояса» и о пребывании там в первые годы интервенции. Боясь далее проговориться, Вандерлип вдруг неожиданно спросил, какой капитал имеет лично Ленин, а также Чичерин, Красин и другие советские комиссары?

- Капитал у нас только один,— Ленин показал указательным пальцем на голову.

Вандерлип в недоумении переспросил:

- Вы хотите сказать, что не имеете никакого капитала?

- Я хочу сказать, что мой капитал в голове. Такой же капитал у наркома Чичерина и у других товарищей «комиссаров».

Этого Вандерлип никак не мог понять. Хотя ему уже объясняли, что Ленин и все другие наркомы получали только жалованье и никаких других капиталов не имеют. Тогда Вандерлип спросил:

- Сколько же вы получаете как премьер?

Ленин ответил, что в связи с войной и нарушением общего экономического положения страны мы не имеем твердого, стабильного рубля. Далее Ленин пояснил, что, начиная с 1918 года, ему трижды меняли оклад. Вначале он получал 500 рублей, а сейчас тридцать с половиной тысяч рублей.

- Но это меньше, чем стоит пара хороших чулок или несколько фунтов сала,— поразился Вандерлип. И далее он сказал, что он часто ходит на рынок, где откровенно разговаривает с людьми, что эти люди ему доверяют и один коммерсант с Болотного рынка предлагал пуд муки за три миллиона рублей.

Ленин сказал, что мука у господ «коммерсантов» значит есть. Но какие огромные цены. Вандерлип, оживившись, сказал:

- И, разумеется, только тайно. Вам, конечно, не предложат,— с дружеской улыбкой заметил собеседник.

- Мне не по карману,— смеясь, ответил Ленин.

Вандерлип вновь воскликнул:

- У Ленина нет состояния. Этого я понять не могу!

- Многое непонятно в чужой стране,— заметил Ленин»³.

Беседа подошла к концу. Когда Вандерлип собирался уходить, довольный разговором с Лениным, он попросил Ленина подарить ему на память фотографию с личной надписью.

- Это будет мой дорогой сувенир! Это будет сенсационно, и мои друзья, когда увидят в моих руках такой необычный подарок «мистеру Вашингтону Б. Вандерлипу», будут потрясены.

Ленин, ссылаясь на отсутствие фотографии, сказал, что он не собирает своих фотографий.

- Не люблю фотографироваться, так что извините.

- О, как мне жаль! Я хотел показать друзьям в Америке, что у мистера Ленина нет рогов!

Ленин не сразу понял и спросил, что вы сказали?

- Я говорю, что рогов дьявола у вас нет,— сказал Вандерлип, похлопывая себя по лбу.

- Нет рогов, это я вижу сам!

- Да, нет рогов,— вновь развеселившись, повторил американец.— Некоторые джентльмены у нас уверены, что Ленин помечен дьяволом, что у него на лбу есть рога. А теперь я должен буду сказать, что рогов-то и нет!

Ленин расхохотался и сказал:

- Боюсь, что вам все-таки не поверят. Уж очень велико желание найти у меня рога!

- Поверят,— сказал Вандерлип.— Я всем скажу, что рогов у вас нет, что мистер Ленин — очень любезный, интеллигентный и образованный господин! Нет-нет, не мешайте: я именно так и никак иначе скажу о мистере Ленине в Штатах! Я очень, очень доволен нашей беседой. Благодарю!⁴

Так закончилась встреча Ленина с Вандерлипом.

Надежды Вандерлипа на получение концессии не были осуществлены. Новое республиканское правительство во главе с президентом Гардингом, пришедшее к власти в марте 1921 года, продолжало курс непризнания Советского государства.

В это же время, 20 марта 1921 года, оставаясь верным своим принципам, Советское правительство вновь направляет послание ВЦИК президенту Гардингу. В послании говорилось, что Советская Россия «с первых же дней своего существования надеялась на возможность скорого установления дружественных отношений с великой Северо-Американской Республикой и твердо рассчитывала, что между обеими Республиками создадутся тесные и устойчивые связи». Советская Россия надеется, что «новое Американское Правительство ясно поймет, какую громадную пользу принесет обеим Республикам возобновление между ними деловых сношений». Новые обращения Советского правительства к вновь избранному президенту США Гардингу об установлении дружественных отношений были отвергнуты. Этим главным образом объясняется провал плана В. Вандерлипа заключить с Советским правительством соглашение о концессии.

Советское правительство дважды по просьбе Вандерлипа продлевало срок вступления в силу концессионного договора (в мае 1921 года и апреле 1922 года). Тем не менее и в последний срок, 1 января 1923 года, концессионный договор так и не был подписан.

Примечания:

¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 42, с. 95—96.

² Ленинский сборник, т. XXXVll, с. 243.

³ Еремин Д. Золотой пояс. М., 1970, с. 64-66.

⁴ См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 42, с. 64-65.

 

В ДЕЛО ЛЕНИНА ВЕРИТ НАРОД

В. И. Ленин принимает правительственную делегацию Ирана во главе с послом Али Голи-ханом Мошаве роль-Мемалеком, в состав которой входил Хамид Соях, 10 декабря 1920 года с 12 часов.

Хамид Саях — посол Ирана в Советской России в 1920 году. «Лично для меня Ленин свет,— сказал Хамид Саях.— И мы, иранцы, очень рады, что Советское правительство проводит политику этого великого человека, политику дружбы и уважения других народов».

Под влиянием Великой Октябрьской социалистической революции в странах Востока начало расти национально-освободительное движение. Пример Советской России вдохновлял угнетенные народы на борьбу за завоевание национальной и государственной независимости.

С образованием Советского государства начали складываться принципиально новые дружественные отношения с Ираном. Все неравноправные договоры, заключенные царским правительством, были аннулированы. Прогрессивная печать в Тегеране, несмотря на противодействие бывших царских представителей, популяризировала дружественные акты Советского правительства по отношению к Ирану. Вскоре после принятия Декрета о мире 26 октября (8 ноября) 1917 года Советское правительство опубликовало обращение «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока», подписанное В. И. Лениным и И. В. Сталиным 20 ноября (3 декабря)¹, в котором заявило об отказе от всех неравноправных договоров и соглашений, навязанных угнетенным странам русским царизмом совместно с колонизаторами Запада. «Вы сами должны быть хозяевами вашей страны,— говорилось в обращении.— Вы сами должны устроить свою жизнь по образу своему и подобию! Вы имеете на это право, ибо ваша судьба в собственных руках». В этом и в других официальных документах были сформулированы и доведены до народа и правительства Ирана ленинские принципы отношения с народами Востока, основанные на равноправии, поддержке их антиколониальной борьбы, признании суверенных прав. Опубликованные документы и выступления советской дипломатии способствовали быстрому росту авторитета и притягательной силы молодой Советской страны для угнетенных народов Востока.

В январе 1918 года В. И. Ленин направил письмо шаху Ирана с предложением вступить в переговоры для заключения дружественного договора, а затем в июне 1919 года Советское правительство направило обращение к правительству и народу Ирана, в котором была изложена программа установления и развития дружественных советско-иранских отношений.

Иранский дипломат Хамид Саях прибыл в Советскую Россию в январе 1918 года.

В ходе беседы в Комиссариате по иностранным делам Хамида Саяха заверили, что Советское государство в своих отношениях с Ираном будет проводить дружественную политику.

Возвращаясь в Иран, Саях взял с собой текст обращения Советского правительства к народам Востока. Вручая его правительству Ирана, он сказал, что большевики в России победят и добьются успехов, потому что в дело Ленина верит народ. Народ знает цели борьбы и идет на борьбу сознательно.

В конце 1920 года для заключения договора в Советскую Россию была направлена делегация во главе с Хусейном Голи Ансари, занимавшим в то время пост посла Ирана в Турции. В состав делегации входил и Хамид Саях.

В. И. Ленин внимательно следил за ходом переговоров. А 10 декабря 1920 года принял делегацию в Кремле.

Хамид Саях о своей встрече с Лениным вспоминал:

— Мне трудно рассказать о тех чувствах, которые я испытывал, подъезжая к подъезду дома в Кремле, где жил и работал вождь революции. У меня то и дело мелькала мысль о том, что вот я скоро увижу человека, который бросил всему старому миру смелый вызов, человека, который строит новые отношения между людьми и народами, человека, который протянул руку братской дружбы моей родине — Персии. Я очень волновался. Я представлял себе Ленина суровым человеком, каким было то время. Войдя в кабинет Ленина, я был страшно поражен скромностью обстановки... До сих пор я еще нигде не видел более скромного рабочего кабинета.

В. И. Ленин быстро, энергично встал. Увидев, что нас трое, Ленин быстро прошел в секретариат и сам принес оттуда два стула. Представляете себе — сам Ленин принес для нас стулья! Затем Ленин усадил иранскую делегацию и спросил, на каком из европейских языков будем вести разговор.

Так как посол Хусейн Голи Ансари хорошо владел французским, беседа в основном шла на этом языке.

На вопрос посла, каково международное положение Советской республики, Ленин ответил:

— Не беспокойтесь, мы сейчас тверже, чем когда-либо! В Советской республике восторжествует новое общество, со временем окрепнет настолько, что будет оказывать помощь другим государствам... Просто, по-деловому Ленин обсудил ряд важных вопросов ирано-советских отношений.

В ходе беседы Владимир Ильич сказал, что он готовится к VIII съезду Советов, который должен принять план электрификации России, и пригласил на съезд иранскую делегацию. Я слушал Ленина,— продолжал г-н Саях,— и недоумевал, о какой электрификации России может идти речь, если от границы до Москвы мы добирались две недели и видели разграбленную, темную, несчастную страну! Но Ленин говорил с таким воодушевлением, так убежденно, что, покидая кабинет, я подумал: «А вдруг построят? Я не знаю, как другие, но я лично после этой 15-минутной беседы вышел из кабинета Ленина убежденным в том, что Советская власть не может не победить хотя бы потому, что ее возглавляет такой гениальный и человечный человек, как Ленин.

Когда мы прибыли в Большой театр, где проходил VIII съезд Советов, в качестве гостей, мы увидели единение Ленина с народом. Трудно описать тот энтузиазм, с которым делегаты съезда восприняли планы, предлагаемые Лениным в своем докладе.

- С Лениным,— подчеркнул иранский дипломат,— связана судьба Ирана. И не только Ирана, но и многих стран мира... Когда умер Ленин — это было огромным горем для всей нашей земли и для Ирана также. Он был нашим другом.

Благодаря гению Ленина, Октябрьской революции и мудрой ленинской внешней политике Иран обрел свою независимость. В Иране Ленина уважают все, кому дорога свобода нашей родины. Каждый иранец, изучая историю своей страны, не может не оценить по достоинству роль Ленина в ее судьбе...

В 1964 году Хамид Саях вновь посетил Москву в составе иранской правительственной делегации. С нетерпением он ожидал того часа, чтобы побывать в Кремле и увидеть тот кабинет, где он встречался с Лениным. Когда он вошел в кабинет, где его сорок лет назад принимал Ленин, с его глаз на лацканы пиджака покатились слезы. На чистом русском языке Саях сказал: «Простите меня, пожалуйста. Я сейчас справлюсь со своим волнением. Я его не стыжусь. Ведь те 15 минут, которые я провел в этом кабинете у Ленина, я считаю самыми значительными в моей жизни».

Затаив дыхание, вся делегация слушала рассказ очевидца. Посещение Хамидом Саяхом в 1964 году кабинета Ленина в Кремле — наглядный пример связи времен. Встреча Саяха с Лениным в 1920 году показывает, что у истоков советско-иранских отношений стоял В. И. Ленин, обратившийся в июне 1919 года к правительству и народу Ирана с программой установления и развития дружественных советско-иранских отношений. Это был, по существу, набросок советско-иранского договора, заключенного 26 февраля 1921 года.

Этот договор — важнейший в истории международных отношений. Ценность его в том, что это был первый договор, заключенный социалистическим государством с угнетенной страной Востока. Этот договор, воплотивший в себе ленинские принципы поддержки угнетенных народов, нанес удар по всем неравноправным договорам империалистических держав, заключенным с Ираном, и открыл путь для достижения им политической и экономической независимости.

Примечания:

¹ См.: Документы внешней политики СССР, т. l. с. 34-35.

 

БОЛЬШЕВИКОВ НИКТО НЕ В СОСТОЯНИИ ЗАМЕНИТЬ

В. И. Ленин дал интервью между 10 и 14 марта 1921 года. Изложение его содержания впервые напечатано 15  марта 1921 года в «Нью-Йорк геральд». 15 марта оно было опубликовано во французской «Народной газете»

Американская ежедневная газета «Нью-Йорк геральд», орган республиканской партии, выходила в Нью-Йорке в 1835—1924 годах.

 

Предпринятая государствами Антанты интервенция в Советскую Россию потерпела крах, но правительства этих стран не намеревались прекратить борьбу против нее. Менялись ее методы, а цель оставалась прежняя. В 1920 году в странах капиталистического мира разразился экономический кризис, обостривший межимпериалистические противоречия, которые усилили и революционное движение в странах Запада и Востока. Не победив Советской республики с оружием в руках, империалисты попытались изолировать ее от внешнего мира и взорвать изнутри. Каждая империалистическая держава стремилась выйти из экономического кризиса прежде всего за счет Советского государства. Осуществляя свои замыслы, империалисты Антанты готовили контрреволюционные выступления против Советской власти.

В начале марта 1921 года вспыхнул мятеж в Кронштадте. Организаторы мятежа хотели отстранить большевиков от руководства и восстановить власть буржуазии. Со взятием Кронштадта события должны были перекинуться в Петроград. Буржуазная печать на всех перекрестках кричала о начале «народной революции» в Кронштадте, о «выступлениях масс» в Москве и Петрограде, о «крахе» Советской власти в ближайшем будущем.

Время кронштадтского мятежа также было выбрано не случайно, а с учетом международного положения. В это время в Москве находились турецкая делегация и представитель Ирана. Они зондировали почву для предстоящих переговоров. В Риге заканчивались переговоры с Польшей. Замысел империалистов был направлен на то, чтобы не допустить заключения договоров с ближайшими соседями. В такой обстановке корреспондент американской газеты, имя которого не удалось установить, обратился к Ленину с просьбой объяснить ситуацию. В. И. Ленин заявил, что свергнутые классы и белогвардейцы мечтают о возврате к старому режиму. Примером этому является кронштадтское восстание. Но восстание в Кронштадте,— подчеркнул Ленин,— действительно совершенно ничтожный инцидент, который составляет для Советской власти гораздо меньшую угрозу, чем ирландские войска для Британской империи».

Касаясь отражения политики большевиков в иностранной прессе, Ленин сказал, что в Америке, да и в других странах враги представляют дело таким образом, что большевики являются маленькой группой злонамеренных людей, тиранически господствующих над большим количеством образованных людей, которые могли бы образовать прекрасное правительство, при отмене советского режима, но «это мнение совершенно ложно. Большевиков никто не в состоянии заменить...».

В своих интервью и в «Письме к американским рабочим» Ленин писал, что «англо-французская и американская буржуазная пресса распространяет в миллионах и миллионах экземпляров ложь и клевету про Россию»¹. Ленин подчеркивал, что как бы ни клеветали на большевиков, какими бы узурпаторами их ни называли, но с первых дней своего возникновения социалистическое государство, руководимое большевиками, передало в распоряжение трудящихся необходимые средства для осуществления ими демократических прав. Обобществление орудий и средств производства и превращение их во всенародное достояние, переход в руки трудящихся органов печати, радио, учреждений культуры и просвещения качественно изменяют сущность демократии; всем производством и государственными учреждениями управляют не частные собственники, а народ.

Примечания:

¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 37, с. 50.

 

ПОМОЩЬ УГНЕТЕННЫМ НАРОДАМ ВОСТОКА ¹

В. И. Ленин принимает М. Яфтали весной 1921 года.

Мирза Мухаммед Яфтали — первый посол Афганистана в Советской России. Весной 1921 года был принят В. И. Лениным. Затем занимал различные государственные посты в Афганистане.

 

Весной 1921 года В. И. Ленин принял первого посла Афганистана в Советской России Мирзу Мухаммеда Яфтали. Встреча с Лениным оставила у Яфтали неизгладимое впечатление. «Я очень хорошо помню,— вспоминал он,— что Ленин тогда высказался о необходимости улучшения положения народов Востока. Он говорил, что нужно оказывать помощь и поддержку угнетенным народам Востока. Высказывания господина Ленина ясно свидетельствовали о его желании, чтобы народы Востока освободились от колониального ига и обрели свою независимость. Часть нашей беседы касалась вопросов укрепления недавно установившихся отношений между Афганистаном и Советским Союзом.

Словом, мысли господина Ленина в отношении народов Востока были благородными. Несмотря на долгие годы, прошедшие с того времени, яркие впечатления от встречи с господином Лениным живы в моей памяти.

Я поехал в Россию во главе Чрезвычайной миссии Афганистана для установления отношений с Советским Союзом и другими европейскими государствами. Я очень счастлив, что во время организации афганского посольства в Москве был первым послом Афганистана в России. Другими словами, я был первым представителем дружественной страны в Москве.

В конце 1926 года я во второй раз был назначен послом Афганистана в этой великой стране и в течение всего времени своего пребывания там прилагал усилия к укреплению дружественных отношений между двумя государствами. Я сердечно радуюсь, видя, как ныне эти добрососедские отношения с каждым днем развиваются. Нет сомнения в том, что установление дружественных и близких отношений между двумя нашими государствами взаимно полезно.

Спустя тридцать лет я вновь посетил Советский Союз... Познакомившись с жизнью вашей великой страны, я должен сказать, что в Советском Союзе произошли разительные перемены в области благоустройства, поднятия жизненного уровня советского народа, развития культуры и промышленности. Все это вызывает изумление и признательность друзей Советского Союза». Внешняя политика Советского правительства уже в те далекие годы получила высокую оценку афганского народа. Сегодня дружественные добрососедские отношения между Советским Союзом и Афганистаном развиваются и крепнут с новой силой в борьбе за мир и разоружение и представляют собой отношения, о которых мечтал великий Ленин.

Политика развития дружественных отношений между Афганистаном и Советской Россией, у истоков которой стоял В. И. Ленин, была важным политическим фактором в борьбе афганского народа за независимость Афганистана от английского империализма. Советско-афганская дружба и помощь Афганистану сегодня остается актуальной, как и в первые годы, когда закладывались ее основы.

Ленинские письма, встречи и беседы с представителями Афганского государства, особенно послание афганскому народу от 27 мая и 27 ноября 1919 года заложили фундамент начавшихся в 1920 году в Кабуле переговоров, которые привели к заключению в 1921 году первого равноправного договора между Афганистаном и РСФСР.

Генеральный секретарь ЦК Народно-демократической партии Афганистана, Председатель Революционного совета и Премьер-Министр Демократической Республики Афганистан товарищ Бабрак Кармаль во время своего первого визита в Советский Союз 16 октября 1980 года подчеркнул, что «с момента восстановления независимости Афганистана в 1919 году история нашей страны неоднократно доказывала, что Советский Союз был, есть и всегда будет подлинным, настоящим другом нашего народа... В самые трудные для нашей истории дни мы обратились к Советскому Союзу с просьбой помочь афганскому народу защитить свободу, национальную независимость, суверенитет, территориальную целостность, отстоять завоевания апрельской революции и дать отпор иностранным посягательствам. Советский Союз, оказав своевременную помощь афганскому народу в противодействии посягательствам извне, еще раз доказал свою непоколебимую верность принципам ленинской интернационалистской политики защиты дела мира, свободы и независимости народов...».

Примечания:

¹ См.: Международная жизнь, 1957, № 11, с. 74- 75.

 

МИРНОЕ СОСУЩЕСТВОВАНИЕ — ЕДИНСТВЕННАЯ АЛЬТЕРНАТИВА ВОЙНЕ

В. И. Ленин принял А. Хаммера 22 октября 1921 года в 12 час. 15 мин. и беседовал в течение полутора часов.

Арманд Джулиан Хаммер (р. 1898) — врач и бизнесмен, секретарь американской «Объединенной компании медикаментов и химических препаратов», одним из первых получил в 1921 году от Советского правительства концессию на разработку асбестовых рудников на Урале. В 1925—1930 годах возглавлял концессию этой компании в СССР по производству и сбыту канцелярских товаров. В настоящее время Хаммер — глава правления корпорации «Оксидентал петролеум корпорейшн», штаб-квартира которой находится в Лос-Анджелесе, нефтепромышленник, финансист, мультимиллионер, доктор медицинских наук. Активно продолжает торговое сотрудничество с Советским Союзом. В его служебном кабинете в Лос-Анджелесе — портрет Владимира Ильича Ленина с автографом на английском языке: «Товарищу Арманду Хаммеру от Вл. Ульянова (Ленина) 10.XI.1921». В издательстве «Прогресс» в Москве вышла книга американского публициста Б. Консидайна под названием «Больше, чем жизнь. Удивительная биография доктора Арманда Хаммера».

В ней приведены факты о встречах Хаммера с В. И. Лениным. В 1978 г. в связи с восьмидесятилетием А. Хаммер был награжден советским орденом «Дружба народов». 4 декабря 1984 года и 17 июня 1985 года А. Хаммер передал в дар СССР обнаруженные им подлинники документов К. Маркса и В. И. Ленина.

 

Арманд Хаммер приехал в Россию осенью 1921 года вопреки предостережениям американских друзей, уверявших, что в Стране Советов его ожидает гибель и смерть. Отправляясь из Нью-Йорка в Москву, Арманд Хаммер взял рекомендательное письмо к Владимиру Ильичу от отца, доктора Ю. Хаммера, встречавшегося с Лениным еще в 1907 году на Международном социалистическом конгрессе в Штутгарте.

Прибыв в Москву, Хаммер сразу же послал письмо Ленину. Вскоре Ленин пригласил Арманда Хаммера для встречи. О своей встрече с Лениным он так рассказал корреспонденту «Известий» в апреле 1970 года.

— Откровенно говоря,— вспоминал доктор Хаммер,— я очень волновался. Подумайте сами: молодой американец-предприниматель (мне тогда было 23 года) идет на аудиенцию к вождю мирового коммунизма. Я ожидал увидеть личность, которая отвечала бы моим наивным представлениям о вожде — могучем и загадочном. Но из-за стола навстречу мне поднялся невысокого роста человек в темно-сером костюме и черном галстуке. В его слегка прищуренных глазах светились поощрение и дружеская теплота. Ленин пожал мне руку и сказал: «Чувствуйте себя как дома». Я огляделся. Везде были книги, газеты, журналы — русские и иностранные. Они лежали на столе, на полках, на стульях.

- Будем говорить по-русски или по-английски? — спросил меня Ленин.

- Мои знания русского языка еще ограниченны, а вы свободно владеете английским,— ответил я.

- Далеко не свободно,— возразил Ленин.— Иностранцы жалуются, что наш язык труден для изучения. Ну, а вам как кажется?

Я рассказал Ленину о моем методе изучения русского языка — заучивание ста слов в день.

- Я пытался делать то же самое, когда жил в Лондоне. Поначалу было легко, но затем все ужасно усложнилось.— Ленин улыбнулся и пододвинул кресло к моему.

Беседа продолжалась в течение полутора часов. Вопросы личного характера — об отце, о пребывании в России — сменились вопросами политического значения. Особенно он интересовался установлением советско-американских отношений. Хотя Ленин никогда не бывал в Америке, но был осведомлен о ней более, чем американцы. И он сам начал излагать свои взгляды на будущее советско-американских отношений, акцентируя внимание на тех сферах, в которых, по его мнению, можно было бы наладить взаимовыгодное сотрудничество. Взяв со стола «Сайентифик Америкэн» и перелистывая его страницы, Ленин заметил, что сегодняшняя Россия во многом напоминает молодую Америку.

Речь Ленина была глубоко эмоциональной, но тем не менее лишенной каких-либо специальных ораторских эффектов. Он говорил без экзальтации, без жестов. Лишь изредка делал движение рукой, когда хотел подчеркнуть ту или иную мысль. Разговаривая, он не сводил с меня глаз. Я никогда не встречал таких красноречивых глаз. В них было все: любопытство и настороженность, внимание и понимание, печаль и юмор. Никогда не забуду, как омрачился его взгляд, когда я стал рассказывать о своем путешествии по охваченным голодом районам России. Повесть о моих злоключениях, связанных с волокитой, высекла в глазах Ленина искорки юмора. Вообще, чувство юмора было весьма сильно развито в нем. Оно нисколько не противоречило его общему облику, его величию. Скорее наоборот. Источником ленинского юмора была уверенность в себе и в правоте своего дела. Я смотрел на Ленина и видел, что Ленин — человек созидания. Его мысль была направлена в будущее. Вот почему его юмор был жизнеутверждающим.

Трудно было устоять перед обаянием этого человека. Я имею в виду обаяние не просто в житейском смысле слова, а более возвышенное. Слушая Ленина, я верил ему, верил целиком и полностью. Он покорял меня своей убежденностью и заражал своей верой. Для него коммунизм был виден, ощутимый и близкий. Он был для него вполне конкретен: он видел гидростанции на больших сибирских реках, тракторы и электроплуги на полях, много тракторов, заводы, приведенные в движение разумной силой электричества и пара. Действенным средством восстановления для него были и концессии, хотя Ленин понимал, как велики трудности, которые могут при этом возникнуть.

Далее Ленин сказал, что из всех стран мира мы считаем Америку той страной, где капитализм достиг самого большого развития, и что мы надеемся в России достигнуть такой же производительности, с той только разницей, что средства производства будут в руках государства и поэтому весь продукт национального труда попадет в руки народа.

Владимир Ильич передал через Хаммера предложение американским специалистам оказать помощь советским людям, занятым восстановлением своей промышленности, в овладении технологией производства.

В ходе беседы Ленин говорил о выгодности для американцев концессий в Советской России. В заключение Ленин пообещал личное содействие и помощь в их развитии¹. Арманд Хаммер вместе с Л. К. Мартенсом выезжал на Урал, ходил по шахтам, залитым водой. По возвращении 29 октября 1921 года заключил концессию от имени «Американской объединенной компании медикаментов и химических препаратов», которая была утверждена Совнаркомом 1 ноября 1921 года.

Хаммер вспоминает о том, что в ходе беседы Ленин сказал:

- Я понимаю, что вы, бизнесмены, не филантропы и не согласитесь вести с нами дела, если они не сулят выгоды... С другой стороны, вас смущает разница в политических концепциях Америки и России. Разница, конечно, существует, но она не должна служить помехой мирному сотрудничеству. Кто-то должен положить начало этому процессу. Быть может, этим «кто-то» будете вы?

- Поначалу,— продолжал Хаммер,— меня поразило то обстоятельство, что Ленин не приукрашивал экономических трудностей России тех лет, не делал секрета из того, что большевики готовы учиться и перенимать положительный опыт, даже у капиталистов. Ленин говорил: учиться, тем более хорошему, никому не зазорно. Мы не против ваших материальных достижений и даже богатств, а против их несправедливого распределения.

Из этой и других бесед с Лениным,— продолжал Арманд Хаммер,— я сделал один интереснейший вывод: он, пожалуй, больше всего ненавидел бюрократизм. Как-то, желая сделать ему приятное, я сказал, что мандат, подписанный лично им, напоминает волшебное заклятие «сезам», которое открывает любые двери. Ленин сначала засмеялся, но затем помрачнел и спросил:

- А без мандата за моей подписью?

 О, не то что дверь открыть, но и шагу ступить было бы трудно.— Бюрократизм, бюрократизм. К сожалению, вы, капиталисты, не обладаете монополией на него. Он и наше проклятие. Его надо беспощадно выкорчевывать. Это хитрый и опасный враг.

3 ноября 1921 года перед отъездом из Москвы Владимир Ильич послал Арманду Хаммеру письмо: «Товарищ Рейнштейн сообщил мне,— писал Ленин,— что Вы сегодня вечером уезжаете из Москвы. Мне очень жаль, что я занят на заседании Центрального Комитета нашей партии. Чрезвычайно сожалею, что не могу увидеться с Вами еще раз и приветствовать Вас.

Будьте добры передать мой привет Вашему отцу, Джиму Ларкину, Рутенбергу и Фергюсону, всем этим прекрасным товарищам, сейчас сидящим в американских тюрьмах. Всем им — мое самое горячее сочувствие и самые лучшие пожелания.

Еще раз мой наилучший привет Вам и Вашим друзьям в связи с присылкой муки для наших рабочих и в связи с Вашей концессией. Это начинание крайне важно. Я надеюсь, что оно будет иметь огромное значение.

С наилучшими пожеланиями

искренне Ваш Ленин

P. S. Прошу извинить меня за мой крайне плохой английский язык»².

В 1922 году Арманд Хаммер вновь был в Москве. Он получил мандат от 24 мая на бланке Совнаркома за подписью В. И. Ленина. В нем говорилось: «Предъявитель, доктор Арманд Юльевич Хаммер, является секретарем Объединенной американской компании — первого акционерного общества, получившего от нас концессию, именно на асбестовые рудники на Урале. Эта фирма имеет также подряд на снабжение России партией хлеба в обмен за русские товары, и она имеет также исключительную агентуру для России на автомобили, грузовики и тракторы американского завода «Форд» и на земледельческие орудия большой американской фирмы «Моллин плау компани».

Я поэтому настоятельно прошу всех представителей Внешторга, железнодорожной администрации и пр. представителей Советского правительства в России и за границей оказывать представителям этой Компании не только должное внимание и вежливое обращение, но и всячески оказывать им возможное содействие, устраняя всякую волокиту и пр.» Ленин также 22 и 24 мая 1922 года написал письмо И. В. Сталину для членов Политбюро ЦК РКП (б).

В. И. Ленин писал: «На основании этих сведений от тов. Рейнштейна я даю и Арманду Хаммеру и Б. Мишелу особую рекомендацию от себя и прошу всех членов ЦК о сугубой поддержке этих лиц и их предприятия. Тут маленькая дорожка к американскому «деловому» миру, и надо всячески использовать эту дорожку. Если есть возражения, прошу по телефону сообщить их моему секретарю (Фотиевой или Лепешинской), чтобы я успел выяснить дело (и решить через Политбюро окончательно) до своего отъезда, т. е. на днях»³.

Еще ранее, 11 мая, Ленин написал письмо лично Арманду Хаммеру. «Извините меня, пожалуйста,— писал Ленин,— я был очень болен, теперь мне гораздо лучше.

Большое спасибо за ваш подарок — такое любезное письмо от американских товарищей и друзей, находящихся в тюрьме...

Мои наилучшие пожелания полного успеха Вашей первой концессии. Этот успех будет иметь большое значение также и для торговых сношений между нашей Республикой и Соединенными Штатами.

Благодарю Вас еще раз и прошу извинить мой плохой английский язык. Пожалуйста, все письма и телеграммы адресуйте моему секретарю (Фотиевой или Смольянинову). Я осведомлю их.

Искренне Ваш Ленин»⁴.

Как видно из писем и того внимания, которое он оказывал Хаммеру, В. И. Ленин придавал большое значение этой первой концессии. «Нам важно показать и напечатать (потом, после начала испытания), что американцы пошли на концессию. Политически важно».

Арманд Хаммер с большой теплотой вспоминает о своих встречах с Лениным.

- Около полувека прошло со дня моей первой встречи с Лениным,— говорил он.— Но она навсегда врезалась в мою память. Это был настолько великий человек, что к нему не подступишься со стереотипной меркой «сверхчеловека». Говоря с Лениным, я всегда чувствовал, что говорю с другом, а не с божеством. Он излучал человеческое тепло. Излишне говорить, что Ленин не нуждался и не нуждается в моей похвале. Ведь история отвела ему место среди самых великих мира сего. Но, с другой стороны, я горд и счастлив, что видел и слышал его, что пользовался его деловым доверием и дружеским участием.

В заключение беседы с советским журналистом Хаммер сказал о Ленине:

- Этот человек видел на целое столетие вперед. А затем вспомнил один эпизод:

- Однажды я подарил Ленину бронзовую статуэтку обезьяны. Обезьяна на книгах Дарвина. В руках у нее человеческий череп, который она с любопытством разглядывает. Ленину статуэтка понравилась. Указывая на нее, он сказал, что она напоминает людям не только об их прошлом, но и будущем. Если люди не научатся жить друг с другом в мире на земле, то человечество может стать жертвой катастрофической войны. И кто знает, какая-нибудь обезьяна и впрямь заглядится тогда на человеческий череп, удивляясь тому, откуда он взялся и что же было в нем?

Когда Ленин произносил эти слова, еще не существовало ни атомных бомб, ни межконтинентальных ракет,— говорил Хаммер.— Но он предвидел, что техника достигнет небывалого уровня и в области создания средств массового уничтожения. Вот почему Ленин настойчиво выдвигал в качестве единственно возможной альтернативы войне идею мирного сосуществования. Он вывел Россию из военной бури для созидания, а не для разрушения.

- Мною,— говорил доктор Хаммер,— движет стремление внести посильный вклад в дальнейшее развитие советско-американских связей. Думаю, что для человека с моим прошлым и настоящим это лучший способ почтить память великого Ленина.

Об этих встречах с Лениным доктор Хаммер также подробно писал в своей книге «В поисках сокровища Романовых». А. Хаммер свидетельствует, что Ленин сказал примерно следующее: «Гражданская война, иностранная интервенция привели нас к разрухе. Теперь надо начинать сначала. Мы надеемся ускорить процесс восстановления экономики, используя иностранные концессии. Да и интересы капиталистических стран требуют расширения экономических связей». Эту же мысль Ленина Хаммер высказал во время приезда в Москву в ноябре 1972 года.

«Я безмерно счастлив,— говорил А. Хаммер в беседе с корреспондентом «Литературной газеты»,— что мне довелось встречаться и беседовать с великим основателем вашего государства Владимиром Ильичем Лениным».

Арманд Хаммер — сторонник развития и расширения взаимовыгодных деловых, торговых связей с Советским Союзом. Возглавляемая им компания поставила в СССР оборудование на постройку международного торгового центра в Москве.

Помимо налаживания экономических связей между американским и советским народами он внес вклад в укрепление советско-американских культурных и научных связей. «Пусть культурный обмен,— говорит А. Хаммер,— очистит политическую атмосферу. У нас в стране пресса громко шумит о мнимой воинственности Советского Союза, но когда американцы наглядно убеждаются, как ваш народ высоко чтит, бережет и развивает свою культуру, то становится очевидной истина: советские люди думают вовсе не о войне, а о расцвете их мирной, созидательной цивилизации».

В. И. Ленин с вниманием относился к предложениям А. Хаммера и других представителей американских деловых кругов, приезжавших в Советскую Россию для установления взаимовыгодных равноправных связей на основах мирного сосуществования. Именно в установлении этих связей Ленин видел кратчайший путь к взаимопониманию между СССР и США.

В. И. Ленин учил трезво оценивать действительное положение вещей, различал во внешней политике правящих кругов США по отношению к СССР две тенденции: те реалистически мыслящие силы и группы, которые придерживаются тенденции к развитию взаимовыгодных равноправных экономических связей, и тех, кто уповает на силу, выступает за экономический бойкот, шантаж предпринимателей, всякого рода злобные нападки на социализм вплоть до призывов к открытой агрессии.

Отношения США с СССР развивались в зависимости от того, какая из тенденций брала верх в американской политике. Понадобилось 16 лет, начиная с Великого Октября 1917 года по 16 ноября 1933 года, чтобы политика США в отношении СССР эволюционировала от попыток прямого участия с оружием в руках вместе с Антантой в антисоветской интервенции до установления дипломатических отношений с Советским Союзом, и спустя восемь лет — к совместной борьбе против фашизма. А после победы — «холодная война», разрядка и в конце 70-х годов переход наиболее реакционных сил империализма США к нагнетанию международной напряженности, чреватой ядерной катастрофой.

Вместе с тем В. И. Ленин видел и другую Америку — Америку трудящихся и с уважением относился к революционным традициям американского народа. «В американском народе,— писал он,— есть революционная традиция, которую восприняли лучшие представители американского пролетариата, неоднократно выражавшие свое полное сочувствие нам, большевикам»⁵.

Документом величайшей важности, в котором Ленин призывал к установлению мира между советским и американским народами, является его «Письмо к американским рабочим», написанное на 37 страницах ученической тетради в суровые дни 1918 года, когда интервенты замкнули кольцо блокады вокруг молодой Советской республики. Доставить письмо в США Ленин поручил большевику П. И. Травину. Чтобы раскрыть глаза американским рабочим, рассказать им правду о Советской России, вместе с тремя машинописными экземплярами «Письма» Травин по предложению Ленина привез в Америку Конституцию РСФСР, Декреты о мире и о земле, а также текст ноты Советского правительства президенту Вильсону с требованием прекратить интервенцию американских войск в Советской России.

Уже в декабре 1918 года письмо на английском языке было напечатано в органах левого крыла социалистической партии Америки — журнале «Класс страггл», выходившем в Нью-Йорке, и еженедельнике «Революшенри эйдж», издававшемся в Бостоне. Вскоре интерес к ленинскому «Письму» настолько возрос, что оно было издано большим тиражом и отдельным оттиском. В 1934 году «Письмо» вышло в Нью-Йорке отдельной брошюрой, а к 100-летию со дня рождения Ленина переиздано вновь. Оно оказало глубочайшее воздействие на передовые умы Америки. «Ленинское письмо,— подчеркнул Национальный председатель Коммунистической партии США Генри Уинстон,— показало всем коммунистам, что социализм из сферы теории перешел в живую практику и дела миллионов людей». «Спрос на этот исторический документ,— писал Генеральный секретарь Компартии США Гэс Холл,— растет. Особенно усиливается интерес к нему молодежи».

В «Письме» Ленин обращался к американскому народу со словами искренней дружбы и интернациональным приветом, разъяснял сущность и историческое значение революционных событий Октября 1917 года, создания первого в мире социалистического государства. «Письмо» несло правду о социализме, о новом мире, разоблачало пороки капитализма.

Большое внимание В. И. Ленин уделял «Обществу технической помощи Советской России»⁶  и «Обществу друзей Советской России (в Америке)»⁷, организованным первое в мае 1919 года, второе — в июне 1921 года в Нью-Йорке. Их целью было содействие восстановлению народного хозяйства Советской России путем посылки из США и Канады квалифицированных рабочих. К 1923 году в «Обществе технической помощи» было 75 отделений: в Нью-Йорке, Чикаго, Бостоне, Филадельфии, Питтсбурге и других городах. Общество насчитывало более 20 тысяч членов. При многих отделениях были открыты школы по ряду специальностей. Среди них: в Чикаго — автомобильная, тракторная и электротехническая школы, в Нью-Йорке — механический институт, в Питтсбурге — механическая мастерская, в Восточной Вирджинии — школа для шахтеров по подготовке рабочих. Начиная с конца 1921 года по октябрь 1922 года Общество направило в Советскую Россию семь сельскохозяйственных, две строительные, одну шахтерскую коммуны и ряд групп. Они привозили с собой машины, семена, продовольствие и другое оборудование (на общую сумму около 50 тыс. долларов).

Так, в Кирсановском уезде Тамбовской губернии работала американская сельскохозяйственная коммуна, организованная в январе 1921 года в США «Обществом технической помощи Советской России», из крестьян и фабрично-заводских рабочих, выехавших из России в результате преследований царского самодержавия и решивших вернуться на родину после установления Советской власти. Первый отряд в количестве 65 человек (из них пять женщин и семь детей) прибыл в Тамбовскую губернию в апреле 1922 года. К осени 1922 года коммуна сумела поднять хозяйство, восстановить все хозяйственные постройки, заложить двухэтажный дом для переселения членов коммуны, проживающих в палатках, построить лесопилку, механические мастерские, значительно улучшить поголовье скота. 9 ноября 1922 года Президиум ВЦИК по предложению Ленина признал коммуну образцовым хозяйством.

В Донбассе на Лидиевском руднике Юзовского района работала группа американских шахтеров, приехавших в Россию летом 1922 года.

«Общество друзей Советской России (в Америке)», куда входило 200 местных организаций, направило в Россию в мае 1922 года американский тракторный отряд во главе с Г. Вэром. 17 июля отряд приступил к работе в совхозе «Тойкино» Сарапульского уезда Пермской губернии (ныне Больше-Сосновский район Пермской области). Президиум ВЦИК 9 ноября 1922 года принял предложение В. И. Ленина и вынес постановление: «Признать пермское и другие наиболее выдающиеся хозяйства, руководимые артелями американского Общества технической помощи Советской России, образцовыми»⁸.

В. И. Ленин направил письма «Обществу друзей Советской России (в Америке)» и «Обществу технической помощи Советской России», в первом из них он писал: «Еще раз выражаю вам от имени нашей Республики глубокую благодарность и прошу иметь в виду, что ни один вид помощи не является для нас столь своевременным и столь важным, как оказанный вами»⁹.

Деятельность обществ технической помощи Советской России и друзей Советской России В. И. Ленин рассматривал как проявление интернационализма, пример братской солидарности трудящихся.

Советский Союз, следуя ленинским курсом, продолжает последовательно проводить в жизнь политику мирного сосуществования стран, принадлежащих к различным социальным системам, неизменно выступает за развитие делового, взаимовыгодного, равноправного сотрудничества с Соединенными Штатами Америки, направленного на укрепление мира и безопасности народов.

Примечания:

¹ См.: Воспоминании о Владимире Ильиче Ленине, т. 5. с. 426-427.

² Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 53, с. 324.

³ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 54, с. 272.

⁴ Там же, с. 252.

⁵ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 37, с. 58.

⁶ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45, с. 230.

⁷ Там же, с. 229.

⁸ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45, с. 567—568.

⁹ Там же, с. 229, 230.

 

ПО НЕКАПИТАЛИСТИЧЕСКОМУ ПУТИ

В, И. Ленин принял монгольскую делегацию в составе Д. Сухэ-Батора и других представителей народной Монголии 5 ноября 1921 года.

Дамдины Сухэ-Батор (1893— 1923), основатель Монгольской народно-революционной партии, руководитель Монгольской народной революции 1921 года. Главком монгольских революционных войск, разгромивших совместно с частями советской Красной Армии в 1921 году белогвардейские войска Унгерна.

Как известно, Ленин не только разработал общетеоретические проблемы национально-колониального вопроса в период империализма, но и уделял внимание историческим судьбам народов Востока.

«Мы,— писал Ленин,— постараемся оказать этим отсталым и угнетенным, более чем мы, народам «бескорыстную культурную помощь»... т. е. помочь им перейти к употреблению машин, к облегчению труда, к демократии, к социализму»¹.

Сближение монгольского народа с родиной ленинизма имело огромное историческое значение для освободительной борьбы в Монголии и перспектив ее дальнейшего развития.

Более шести десятилетий народы наших стран сообща борются за лучшее будущее, за социализм. Фундамент нашей дружбы надежен и прочен. Он заложен Владимиром Ильичем Лениным и Сухэ-Батором.

В. И. Ленин указал монгольскому народу подлинный путь достижения цели в его освободительной борьбе — это путь интернационального союза с русским рабочим классом.

Великая Октябрьская социалистическая революция оказала решающее влияние на движение монгольского аратства (крестьянства) за национальное и социальное освобождение. В 1921 году в стране произошла антифеодальная и антиимпериалистическая народно-демократическая революция, которую возглавила Монгольская народно-революционная партия. 11 июля 1921 года в Урге (ныне Улан-Батор) была провозглашена победа народной власти. Для заключения в Москве первого договора о дружбе между Советской Россией и народной Монголией приехала делегация, которую В. И. Ленин принял в Кремле 5 ноября 1921 года.

Беседа проходила в дружественной обстановке. Ленин с большим вниманием слушал, что говорили члены делегации, живо интересовался всеми сторонами жизни Монголии, давал полезные советы. В ходе встречи Ленин указал, что единственным правильным путем для всякого трудящегося Монголии является борьба за государственную и хозяйственную независимость в союзе с рабочими и крестьянами Советской России. При этом Ленин обратил внимание на необходимость всемерно развивать собственную экономику, чтобы удовлетворить потребности монгольского народа и на этой базе поднимать культуру и просвещение в стране.

Вторая важнейшая мысль, высказанная Лениным, относилась к вопросу о партии. Членов делегации интересовал вопрос о том, как Ленин относится к созданию народно-революционной партии в Монголии и что, по его мнению, является самым главным в ее деятельности? Не следует ли народно-революционной партии превратиться в коммунистическую?

Отвечая на вопрос о превращении народно-революционной партии в коммунистическую, Ленин разъяснил, что «превратиться» одной партии в другую нельзя. Чтобы стать коммунистом, необходимо много сделать, то есть революционеры должны поработать над своим государственным, хозяйственным и культурным строительством, что впоследствии поможет «превращению» народно-революционной партии в коммунистическую. Что же касается простой перемены вывески, то она вредна и опасна. В беседе шла речь также и о характере, задачах и тактике борьбы в условиях Монголии. Владимир Ильич советовал: «Опираясь на общекоммунистическую теорию и практику... применяясь к своеобразным условиям, которых нет в европейских странах, суметь применить эту теорию и практику к условиям, когда главной массой является крестьянство, когда нужно решать задачу борьбы не против капитала, а против средневековых остатков».

При этом Ленин подчеркивал, что это «трудная и своеобразная задача», которая «не стояла раньше перед коммунистами всего мира».

Во время беседы В. И. Ленин развил идею о возможности и необходимости некапиталистического пути развития в отношении МНР. Известно, что, выступая на II конгрессе Коминтерна (1920 г.), Ленин говорил: «Неправильно полагать, что капиталистическая стадия развития неизбежна для отсталых народностей»².

На встрече с монгольской делегацией В. И. Ленин сформулировал следующее положение: «...с помощью пролетариата передовых стран отсталые страны могут перейти к советскому строю, минуя капиталистическую стадию развития». Разъясняя этот вывод монгольской делегации, Ленин подчеркнул, что главным условием такого перехода являются новые формы хозяйствования и национальной культуры, чтобы вокруг партии и правительства сплачивалось аратство.

Отвечая на вопрос, будет ли победоносной национально-освободительная борьба, Владимир Ильич отметил, что «...трудно любому народу освободиться от своих внешних и внутренних поработителей. Но несмотря на то, что Монголия — страна скотоводческая, а основная масса ее населения — пастухи-кочевники, она достигла в своей революции больших успехов, а главное — закрепила эти успехи созданием своей народно-революционной партии, задача которой стать массовой и не быть засоренной чуждыми элементами»³.

Упрочение завоеваний народной революции, опора партии и народной власти в своей деятельности на трудовые слои аратства, составлявшие значительное большинство населения страны, укрепление интернационального союза монгольских трудящихся с победившим пролетариатом России и сотрудничества Монгольской народно-революционной партии с мировым коммунистическим движением — все это открыло перед Монголией перспективы социалистического развития.

Следуя ленинским советам, монгольские революционеры пришли к правильному пониманию содержания социальной революции в Монголии. Они выработали свой четкий политический курс дальнейшего развития страны. Эта задача могла быть правильно решена только на основе марксистско-ленинского учения о пути развития экономически отсталых стран от феодализма к социализму, минуя капитализм.

Успехи, достигнутые монгольским народом,— итог решения задач некапиталистического развития, результат последующего утверждения народно-демократического строя. Скачок, совершенный им от феодального средневековья к социалистическому обществу,— наглядный пример претворения в жизнь ленинского положения о некапиталистическом пути развития отставших в своем развитии народов.

Исторический опыт развития ранее отсталых окраин России, а также МНР по пути к социализму показывает, что слаборазвитые в экономическом отношении страны, двигаясь по некапиталистическому пути развития, могут решать свои экономические, социальные и политические задачи, ликвидировать тяжелое наследие колониализма и стать экономически развитыми и независимыми государствами.

В современных условиях растет роль революционно-демократических сил в освободившихся странах. Некоторые молодые государства вступили на некапиталистический путь — путь, который обеспечивает возможность ликвидации отсталости, унаследованной от колониального прошлого, и создания условий для перехода к социалистическому развитию.

Примечания:

¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 30, с. 120.

² Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 41, с. 246.

³ Там же, т. 44, с. 232—233.

 

 

СОВЕТСКАЯ РОССИЯ ГОТОВА ВСТУПИТЬ В ДЕЛОВЫЕ ОТНОШЕНИЯ С АМЕРИКОЙ

В. И. Ленин принимает П. Христенсена 27  ноября 1921 года с 20 час. 30 мин. 28  ноября беседа продолжалась в течение двух часов.

Парли Паркер Христенсен (1869—1954) — американский буржуазный общественный деятель. Сын датского эмигранта, уроженец Америки. Летом 1920 года был выдвинут от рабоче-крестьянской партии, представлявшей рабочих и фермеров, кандидатом в президенты США, но потерпел поражение на выборах.

 

В. И. Ленин с большим уважением относился к американскому народу. Он стремился использовать каждый подходящий случай, чтобы сказать американским трудящимся правду о Советской стране, сорвать завесу клеветы и дезинформации, которыми была заполнена американская печать. Именно поэтому Ленин не отказывался от встреч с теми американцами, которые приезжали в Советскую Россию, чтобы собственными глазами посмотреть, что же такое Советская власть в действительности.

Во время встреч и бесед с иностранными корреспондентами и просто с гостями Ленин всегда стремился подчеркнуть, что советская политика мира отвечает коренным интересам трудящихся всех стран, что Страна Советов не желает войны ни с одной страной мира, ибо понимает, что тяжелое бремя войны в первую очередь падает на плечи трудового народа.

Владимир Ильич не раз указывал, что «буржуазным странам надо торговать с Россией: они знают, что без тех или иных форм экономических взаимоотношений развал у них будет идти дальше, как он шел до сих пор; несмотря на все их великолепнейшие победы, несмотря на все то бесконечное хвастовство, которым они наполняют газеты и телеграммы всего мира...»¹.

Беседа В. И. Ленина с П. Христенсеном касалась не только экономических, но и политических проблем. Ленин заявил ему, что Советская Россия готова вступить в деловые отношения с Америкой²

Важной темой в беседе, которая велась на английском языке, было отношение несоциалистических масс американского фермерства к Советской России, получение от американских фермерских организаций, без всяких посредников, хлеба для весеннего посева, об отношении американских фермеров к войне и многое другое.

П. Христенсен рассказывал В. И. Ленину об американском рабочем движении, о глубоких симпатиях трудящихся масс США к Советской России. Часть беседы была посвящена свирепствовавшей тогда засухе в Поволжье.

Когда беседа закончилась, Христенсен попросил у Ленина как подарок разрешения сняться в группе вместе с ним. В. И. Ленин согласился, сказал, что этот снимок будет моим подарком вам, а вашим подарком мне будет большая помощь рядовых американских фермеров голодающим крестьянам России. Договор — это договор. Христенсен ответил: «Я принимаю предложение».

В тот же вечер Христенсен, уезжая из Советской России, послал телеграмму в Вашингтон своему другу, представителю в федеральном сенате от фермерского штата Северной Дакоты, сенатору Лэдду. В телеграмме он писал: «Голод в России с каждым днем становится все более отчаянным. Абсолютно необходима не только пища, но также и семена пшеницы для весенних посевов. Наши американские фермеры имеют пшеницу. Россия же имеет различное сырье. Почему же не завязать непосредственных торговых сношений?.. Россия, например, может доставлять меха, вы же можете снабжать Россию пшеницей. Снеситесь с организациями фермеров, и пусть их представители непосредственно снесутся с Наркомвнешторгом и Наркомземом в России. Американское зерно покупается в других странах через вторые и третьи руки, почему же не устранить посредника? Телеграфируйте комиссару Лежаве в России для получения более подробных сведений. Поставьте дело так, чтобы представители фермеров и представители российского департамента земледелия и внешней торговли могли бы работать совместно. Отвечайте телеграммой в Берлин»³.

Все содержание беседы с Христенсеном показывает, с какой большой остротой встали в те месяцы вопросы хозяйственного строительства, восстановления разрушенной войной экономики. Владимир Ильич не уставал повторять во всех беседах с деловыми людьми зарубежного мира, что процесс восстановления производительных сил России «может быть ускорен во много раз путем привлечения иностранных государственных и коммунальных учреждений, частных предприятий, акционерных обществ, кооперативов и рабочих организаций других государств к делу добывания и переработки природных богатств России»⁴. Эта мысль во всей полноте проходила и на встрече с американским буржуазным деятелем Парли Христенсеном.

В декабре 1921 года Христенсен прибыл в Париж. С большим удовольствием он сообщает своим друзьям о встрече с Лениным. «Его знание обстановки в Соединенных Штатах — изумительно... Его манера вести разговор не менее замечательна, нежели его эрудиция. Я намеревался задать ему много вопросов, но он сам меня засыпал вопросами, и я только поспевал отвечать»⁵.

Примечания:

¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45, с. 3.

² См.: Известия, 1967, 27 января.

³ См.: Известия, 1967, 27 января.

⁴ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 42, с. 79.

⁵ Новое время, 1962, № 19, с. 7.

 

ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ ЕВРОПЫ НЕ МОЖЕТ БЫТЬ УРЕГУЛИРОВАНА БЕЗ СОВЕТСКОЙ РОССИИ

Интервью дано сотруднику американской газеты «Нью-Йорк геральд» не ранее 14 апреля 1922 года. Опубликовано впервые на русском языке 14 апреля 1922 года в «Красной газете».

«Нью-Йорк геральд» — ежедневная газета, орган республиканской партии США. Выходила с 1835 по 1924 год.

 

Владимир Ильич Ленин дал интервью одному из сотрудников американской газеты «Нью-Йорк геральд» (его имя не установлено) по поводу международной экономической конференции, проходившей с 10 апреля по 19 мая 1922 года в Генуе. Целью конференции было «установление мира и экономического сотрудничества в Европе».

Приняв решение о приглашении на Генуэзскую конференцию Советской России, империалистические державы надеялись вынудить Советское правительство пойти на ряд политических и экономических уступок и в то же время установить хозяйственные связи с Советской Россией.

Советское правительство, руководствуясь принципом мирного сосуществования, считало необходимым наладить дипломатические и торговые отношения с капиталистическими странами и приняло участие в конференции. Генуэзская конференция 1922 года — первая международная конференция с участием делегации Советской России, выступавшей от имени и других советских республик, показала, что с Советским государством нельзя не считаться при решении важных вопросов международной жизни.

В. И. Ленин придавал большое значение освещению в печати вопросов, по которым развернулась борьба накануне конференции, а также ходу работы самой Генуэзской конференции. «Именно теперь,— писал Ленин,— когда грозит сильно возрасти вероятность срыва французами Генуи, надо сделать из наших статей боевое выступление, т. е. и вполне отчетливый план восстановления России не на капиталистической базе и бичующее обвинение европейских государств в полной беспомощности, растерянности и безголовости»¹.

В. И. Ленин в многочисленных письмах и записках, статьях и выступлениях того периода раскрыл сущность маневров империалистической дипломатии в связи с конференцией, охарактеризовал расстановку классовых сил и группировок в капиталистических странах перед Генуей, сформулировал основные задачи советской делегации. «По вопросу о Генуэзской конференции,— писал Ленин,— нужно строго отличать суть дела от тех газетных уток, которые буржуазия пускает; ей они кажутся страшными бомбами, но нас они не пугают, так как мы их много видели и они не всегда заслуживают, чтобы на них отвечать даже улыбкой. Всякие попытки навязать нам условия, как побежденным, есть пустой вздор, на который не стоит отвечать. Мы, как купцы, завязываем отношения и знаем, что ты должен нам и что мы тебе и какая может быть твоя законная и даже повышенная прибыль»².

В своем интервью В. И. Ленин показал, что для того, чтобы конференция была успешной, она должна руководствоваться лишь одним экономическим принципом. Советская Россия хорошо знает, что она может ожидать от буржуазных государств. Сложившееся положение не может дальше продолжаться. Оно не несет ничего, кроме трудностей как для Советской России, так и для всего мира.

Сейчас весь мир нуждается в развитии торговли. И буржуазным правительствам известно, что экономическая жизнь Европы не может быть урегулирована без Советской России.

Вместе с тем Ленин предупредил корреспондента, что глубоко ошибаются те, которые собираются предложить советской делегации на Генуэзской конференции унизительные условия. Если буржуазные правительства попытаются взять такой тон по отношению к Советской России, то они совершат величайшую глупость.

Публикация интервью В. И. Ленина в американской печати разоблачала истинную позицию империалистических сил Соединенных Штатов, направленную на срыв Генуэзской конференции, их стремление разрешить «русский вопрос» не мирными средствами, а с помощью военных средств. Осенью 1921 года военные руководители США совместно с французским маршалом Фошем, прибывшим для этой цели в Америку, обсуждали планы военной интервенции в Советскую Россию. В соответствии с договоренностью США финансировали осенью и зимой 1921 — 1922 годов различные антисоветские авантюры.

Одной из главных причин отказа США от участия в Генуэзской конференции явилось враждебное отношение американских империалистов к Советской России, стремление сохранить политику экономической блокады и политического непризнания. Правящие круги США опасались, что Генуя укрепит международные позиции Советской России.

Попытки навязать Советской стране неравноправные условия, предпринятые в Генуе, окончились полным провалом. Используя противоречия, имевшиеся в капиталистическом лагере, советская дипломатия помешала созданию единого антисоветского фронта. Она защитила завоевания Великой Октябрьской социалистической революции, суверенитет народов Советской страны, монополию внешней торговли. Генуя показала, что установление с Советской страной экономических и политических отношений необходимо не только ей, но и буржуазным странам. На конференции в Генуе фактически провалилась идея общего антисоветского соглашения между капиталистическими странами. Генуя явилась новым шагом на пути к юридическому признанию Советского государства. Ярким подтверждением этого было заключение во время конференции, несмотря на противодействие других держав, Рапалльского договора между Германией и Республикой Советов.

Примечания:

¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 54, с. 204—205.

² Там же, т. 45, с. 8.

 

УГЛУБЛЕНИЕ ДРУЖБЫ СО ВСЕМИ СТРАНАМИ

В. И. Ленин написал ответы на вопросы М. Фарбману 27  октября 1922 года. 28  октября 1922 года Ленин просмотрел текст интервью, данного М. Фарбману у и внес исправления.

Фарбман М. был корреспондентом одновременно двух английских газет: «Обсервер» (еженедельная газета консервативного направления, выходила в Лондоне с 1891 г.) и «Манчестер гардиан» (буржуазно-либеральная газета, основана в 1921 г. как еженедельная газета, а с 1957 г. выходит ежедневно).

 

Хотя победа молодой Советской республики над вооруженной военной интервенцией империализма была налицо, но международная обстановка, в которой Ленин дал интервью Фарбману, была довольно сложной. Буржуазный мир, потерпев поражение в вооруженной борьбе с Красной Армией, предпринял попытку дискредитировать взятый Советской страной курс на утверждение мирного сосуществования государств двух противоположных социально-экономических систем.

В этот период наряду со многими европейскими проблемами одним из важных вопросов, выдвинувшимся на первый план, был восточный вопрос — взаимоотношение социалистической страны к народам Востока.

С окончанием в 1922 году международной экономической и финансовой конференции в Генуе с особой силой, особенно после победы Турции над Грецией, разразился ближневосточный кризис, который способствовал уходу в отставку в октябре 1922 года Ллойд Джорджа. На смену ему пришло консервативное правительство Бонар Лоу. Пост министра иностранных дел занял непримиримый противник Советской России лорд Керзон. Ему была поручена дипломатическая подготовка мирной конференции с Турцией, которую намечалось проводить в Лозанне.

Английская дипломатия, готовя Лозаннскую конференцию, рассчитывала на то, чтобы сорвать советско-турецкий договор от 16 марта 1921 года в части, касающейся проливов, и тем самым оторвать Турцию от России. Затем добиться такого решения вопроса о проливах, при котором английский флот мог бы господствовать в Черном море, и тем самым создать, с одной стороны, постоянную угрозу Советской России, а с другой — преодолеть французское влияние в Турции.

Для решения этих задач английской дипломатии необходимо было прежде всего отстранить Советскую республику от участия в Лозаннской конференции и, таким образом, остаться лицом к лицу с турецкой делегацией.

Советское правительство разгадало этот замысел, предприняло контрмеры. 24 сентября 1921 года оно обратилось к правительствам Англии, Франции, Италии и других стран с предложением о созыве конференции «всех заинтересованных держаВ, и в первую очередь черноморских государств». Касаясь режима черноморских проливов, было подчеркнуто, что никакие решения, принятые без участия и вопреки интересам Советской России, не могут быть окончательными.

Правительства Англии, Франции, Италии назначили созыв Лозаннской конференции на 27 октября 1922 года для заключения мира на Ближнем Востоке.

Советскую Россию допускали к участию только на те заседания, которые будут касаться вопроса о режиме проливов. Советское правительство протестовало против попытки отстранить его от участия в работе конференции на равных условиях с другими державами.

Опасаясь, что советская делегация не получит возможности развернуть на конференции свою мирную внешнеполитическую программу мирного сосуществования больших и малых государств, Политбюро ЦК РКП (б) 16 октября 1922 года поручило В. И. Ленину дать интервью по восточному вопросу корреспонденту английских газет «Обсервер» и «Манчестер гардиан» М. Фарбману. Фарбман наиболее четко выражал интересы тех кругов буржуазии, которые ратовали за установление экономических и торговых связей с Советской Россией. В. И. Ленин решил заранее перед всем миром изложить советскую точку зрения. Не случайно и выбрана дата. В день открытия конференции в Лозанне 27 октября В. И. Ленин ответил на семь вопросов, заданных Фарбманом.

Первый вопрос был связан с поездкой в Советскую Россию лидера партии радикал-социалистов, депутата французского парламента и мэра города Лиона Эдуарда Эррио, проходившей с 20 сентября по 10 октября 1922 года. В связи с этим Фарбман спрашивал, не является ли это решительным поворотом внешней политики Советской России против Англии?

Эдуард Эррио предпринял поездку в Советскую Россию с целью выяснения экономических и политических возможностей установления связей Франции с СССР. При этом он подчеркивал, что едет в качестве беспристрастного наблюдателя и искреннего демократа, готового открыто приступить к полезному делу сближения между двумя великими народами на благо всего мира. Эррио выразил надежду, что оба эти вопроса получат удовлетворительное разрешение. Преследуя цель ознакомления с условиями жизни населения, с ходом восстановления промышленности и сельского хозяйства, Эррио побывал в Москве, Петрограде, Нижнем Новгороде, посетил Путиловский завод, Петроградскую торговую палату, Нижегородскую ярмарку, фабрики, заводы, музеи. Делясь своими впечатлениями о пребывании в Советской России, Эррио отметил в интервью представителям советской печати, что он постоянно наблюдал за теми огромными усилиями, которые делаются русским правительством и народом для устранения последствий войны и разрухи. Эррио пригласил советские торговые организации принять участие в Лионской ярмарке 1923 года. После поездки по Советской России Эррио вернулся во Францию с твердым намерением содействовать сближению с РСФСР; он начал кампанию в пользу этого сближения и поддерживал идею о невозможности разрешения ближневосточного вопроса без Советской России. 10 ноября 1922 года, выступая в палате депутатов, Эррио потребовал полноправного допущения Советской России на Лозаннскую конференцию. Свои впечатления о Советской России он изложил в выступлениях, лекциях, интервью в ряде статей в газетах. Поездка Эррио в Советскую Россию и его деятельность в пользу урегулирования франко-советских отношений активизировали сторонников этого политического курса во Франции и явились важным этапом на пути установления нормальных политических и экономических отношений между обеими странами.

В своем ответе Ленин подчеркнул, что изображать прием Эррио в Москве и франко-русские переговоры как поворот в политике против Англии абсолютно неверно. Сближение Советской России с Францией для нас чрезвычайно желательно в плане сближения торговых интересов. Но это сближение ни в малейшей мере не означает перемены советской политики по отношению к Англии. «Мы считаем, что вполне дружественные отношения с обеими державами являются вполне возможными и составляют нашу цель. Мы считаем, что именно развитие торговых сношений неизбежно будет чрезвычайно сильно давить в направлении достижения этой цели. Мы считаем, что правильно понятые интересы Англии и Франции равным образом будут действовать в этом направлении. Мы считаем, что взаимные интересы Англии и Франции, поскольку они соприкасаются с Россией, ни в коем случае не содержат в себе элементов неизбежной вражды между Англией и Францией».

Второй вопрос касался греко-турецкой войны, поддерживаемой Англией. Корреспондент Фарбман спрашивал, не является ли окончание войны лучшим моментом для заключения англо-русского соглашения. Греко-турецкая война началась под лозунгом борьбы турок против Севрского договора, подписанного 10 августа 1920 года константинопольским (султанским) правительством под давлением англичан. Севрский договор, по существу, знаменовал раздел Азиатской Турции, захват Смирны, сохранение капитуляционного режима.

Владимир Ильич ответил Фарбману, что окончание греко-турецкой войны, поддерживаемой Англией, является фактом, который увеличивает в известном отношении шансы на заключение англо-русского соглашения. «К этому соглашению мы стремились,— продолжал Ленин,— и до окончания этой войны и будем стремиться теперь с наибольшей энергией... Напротив, мы надеемся, что ближайшее будущее покажет нам, в связи с различными стадиями ближневосточного вопроса, насколько оправдается наша надежда, что именно окончание греко-турецкой войны будет также окончанием тех конфликтов и несогласий, которые эту окончившуюся войну поставили на авансцену международной политики. Мы делаем все, чтобы окончание этой войны окончило также трения и несогласия с Англией, и мы надеемся, что интересы английского правительства и в данном случае возьмут верх над какими бы то ни было подсказываниями и часто неискренними речами антирусской прессы»

Далее, разъясняя политику Советского правительства по ближневосточным вопросам, В. И. Ленин подчеркнул, что наша ближневосточная политика является для Советской России делом самого реального и непосредственного жизненного интереса. Наш опыт, продолжал Ленин, создал у нас непреклонное убеждение, что только громадная внимательность к интересам различных наций устраняет почву для конфликтов, устраняет взаимное недоверие, устраняет опасение каких-нибудь интриг, создает то доверие, в особенности рабочих и крестьян, говорящих на разных языках, без которого ни мирные отношения между народами, ни сколько-нибудь успешное развитие всего того, что есть ценного в современной цивилизации, абсолютно невозможны. Далее Ленин с особой силой подчеркнул, что пацифистских фраз, разговоров, заверений и клятв против войны раздается во всем свете необыкновенно много, а готовности сделать действительные шаги, даже самые простые, для обеспеченности мира мы встречаем в большинстве государств необыкновенно мало. «А мы хотели бы и в этом и в подобных вопросах видеть как можно меньше общих заявлений, торжественных обещаний, пышных формул и как можно больше самых простых, самых ясных решений и мер, которые бы действительно вели к миру, если уже не говорить о полном устранении опасностей войны».

Ответы Ленина не оставляли камня на камне от вымыслов буржуазной пропаганды, утверждавшей о якобы стремлении советской дипломатии к разжиганию конфликтов между странами. Они явились также ярким свидетельством солидарности социалистического государства с национально-освободительным движением народов Востока.

Касаясь вопроса об отказе Советского правительства заключить договор на концессию с английским финансистом и промышленником Л. Уркартом, Ленин указал, что это связано с несправедливым шагом Англии, выразившимся в нежелании допустить нас на конференцию по ближневосточным проблемам, а ни в коем случае не в победе «левых коммунистов», так как последние потерпели поражение по всем выдвигаемым ими вопросам. Отклонение договора с Уркартом выразило настроение всей рабочей и крестьянской массы. Ведь после Октябрьской социалистической революции Уркарт был одним из организаторов борьбы против Советской власти. Он, являясь председателем «Общества кредиторов России», возглавлял интервенционистские круги Англии. Уркарт стремился извлечь выгоду из экономического сотрудничества с Советской Россией. Только выяснение всех «за» и «против» в печати, сказал Ленин, даст серьезный материал для решения вопроса о заключении договора с Уркартом.

Последний вопрос Фарйбмана был: насколько справедливы обвинения антирусской печати в Англии, утверждающей, что недавние аресты промышленников в Москве означают конец новой экономической политики и возврат к политике национализации и конфискации?

Ленин ответил, что касается обвинения нас антирусской печатью в Англии в связи с арестами «промышленников в Москве», то никакого ареста промышленников не было, что «распространяемые врагами Советской власти как в пределах РСФСР, так и за границей, слухи о том, что эти аресты являются преследованием свободной торговли, на самом деле представляют собою абсолютно вздорное измышление с определенными контрреволюционными намерениями сорвать налаживающиеся экономические отношения с Западной Европой».

На самом деле арестованы исключительно деятели так называемой черной биржи, и в руках наших властей имеются данные, устанавливающие связь этих биржевиков-валютчиков с некоторыми сотрудниками иностранных миссий в Москве, причем эти данные устанавливают не только продажу платины, золота (слитков), но и организацию контрабандной переправы этих ценностей за границу.

Из этого Вы можете видеть, как абсолютно лишены содержания слухи о том, будто бы мы кладем конец «новой экономической политике», и как до последней степени фальшивы обвинения антирусской печати в Англии, которая старается самым неслыханным извращением дела и обманом представить нашу политику в ложном свете. На самом деле абсолютно не было и речи в каких бы то ни было правительственных кругах о том, чтобы положить конец «новой экономической политике» и вернуться к старой. Вся работа правительства, между прочим, в происходящей сейчас сессии Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета, направлена к тому, чтобы то, что называется новой экономической политикой, закрепить законодательно в наибольшей степени для устранения всякой возможности отклонения от нее»¹.

Получив вопросы Фарбмана, В. И. Ленин ознакомил с ними наркома по иностранным делам Г. В. Чичерина, и тот высказал свое мнение, отметив, что считает наиболее важным «воспользоваться этим случаем для того, чтобы определенно подчеркнуть, что у нас нет антианглийского курса, что в нашей политике не произошло поворота против Англии и что сближение с Францией мы считаем вполне совместимым с хорошими отношениями с Англией». Г. В. Чичерин также считал необходимым опровергнуть слухи об упразднении нэпа и свободной внутренней торговли.

В интервью М. Фарбману, как и в целом ряде своих выступлений, писем и записок, В. И. Ленин определяетглавные на данном этапе направления внешней политики Советского государства — борьбу за установление дипломатических, внешнеэкономических связей с другими странами на основе мирного сосуществования, дальнейшее укрепление дружбы со всеми странами.

«Есть сила большая, чем желание, воля и решение любого из враждебных правительств или классов,— говорил Ленин,— эта сила — общие экономические всемирные отношения, которые заставляют их вступить на этот путь сношения с нами»².

Вместе с тем Ленин советовал дифференцированно подходить к различным кругам буржуазии. «Понятно,— говорил Владимир Ильич,— что, когда мы идем в Геную как купцы, нам не безразлично, имеем ли мы дело с теми представителями буржуазного лагеря, которые тяготеют к военному решению вопроса, или с теми представителями буржуазного лагеря, которые тяготеют к пацифизму, будь он хотя самый плохенький и, с точки зрения коммунизма, не выдерживающий и тени критики»³. Интервью, данное Лениным Фарбману, и другие документы по проблемам внешней политики показывают, что многосторонняя внешнеполитическая деятельность В. И. Ленина в этот период явилась залогом успеха советской дипломатии на конференции в Генуе и сыграла выдающуюся роль в укреплении международных позиций Советской республики. Интервью получило широкое распространение в странах Европы и Америки и было также опубликовано в Китае, озаглавленное «Россия и Восток».

В. И. Ленин придавал большое значение этому интервью. 28 октября, когда оно было напечатано, он просматривает машинописный текст и вносит в него исправления, пишет: «В архив. Интервью с Фарбманом. 28.Х.1922».

9 ноября Ленин обменивается записками с И. Сталиным по вопросу о публикации интервью в газетах «Обсервер» и «Манчестер гардиан». 10 ноября оно публикуется в газете «Правда».

14 ноября Ленин поручает дежурному секретарю запросить у замнаркома иностранных дел М. М. Литвинова номер газеты «Манчестер гардиан», в котором опубликовано интервью М. Фарбману. Между 16 и 28 ноября Ленин просматривает газету «Обсервер», в которой было напечатано его интервью М. Фарбману.

Примечания:

¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45, с. 238—239.

² Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45, с. 243—244.

³ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 44, с. 304—305.

⁴ Там же, т. 45, с. 70.

 

ЛЕНИН — ОДИН ИЗ САМЫХ ИСКРЕННИХ И ОТКРОВЕННЫХ ЛЮДЕЙ

22 ноября 1922 года В. И. Ленин в 11 час. 30 мин. принял У. Гаскелла.

Так выразил полковник Уильям Нэфью Гаскелл (род. 1878 г.) свое впечатление о встрече с Владимиром Ильи чем корреспонденту американской газеты «Чикаго трибюн». Гаскелл в 1921 —1922 годах был председателем Американской администрации помощи. Это крупный капиталист, тесно связанный с российским капиталом до 1917 года. Когда в 1919 году была создана Американская администрация помощи (АРА) с целью помощи населению, пострадавшему в результате первой мировой войны, он был назначен ее председателем. В целом АРА являлась средством расширения влияния американского империализма, сбыта залежавшихся американских товаров. Но некоторые сотрудники АРА добросовестно исполняли свои обязанности, занимаясь благотворительной деятельностью. Советское правительство, приняв помощь АРА в связи с голодом в 1921 году в Поволжье и на юге Украины, отвергло ее попытки вмешиваться во внутренние дела Республики Советов. Как показали последующие события, аппарат АРА, составленный главным образом из офицеров американской армии, занимался шпионажем и поддержкой контрреволюционных элементов в Советской России. В июне 1922 года деятельность АРА в Советской России была прекращена.

 

Ленин принял Гаскелла 22 ноября 1922 года в своем кабинете в Кремле перед отъездом председателя АРА из Советской России в Соединенные Штаты Америки. Беседа продолжалась в течение часа и касалась главным образом проблем внутреннего положения и нужд Советской России. Во время беседы с Гаскеллом Ленин выразил благодарность американскому народу за помощь населению голодающих местностей, оказанную Советской республике. В ходе беседы Гаскелл предложил Владимиру Ильичу передать письмо министру торговли США Гуверу. Ленин выразил согласие и тут же написал письмо. Вот его содержание.

«Господин полковник Гаскелл сказал товарищу Каменеву, с которым он постоянно сносился по делам Ары, а затем передал мне на специальном свидании со мной, что Вы при известных условиях согласились бы переехать в Россию, посвятив себя работе над ее экономическим восстановлением; я с чрезвычайным интересом приветствую это предложение и заранее благодарю Вас за него. Повторяю то, что я сказал мистеру Гаскеллу, именно что помощь нам от выдающегося организатора и «вождя промышленности» в стране с противоположными, по отношению к нашим, принципами экономического строя имела бы исключительно важное значение и была бы нам особенно желательна и приятна.

Согласно желанию мистера Гаскелла, все это дело останется до Вашего решения строго конфиденциальным.

С уважением Ленин»¹.

Копия письма была направлена членам Политбюро ЦК РКП (б) и наркому иностранных дел Г. В. Чичерину с запиской следующего содержания: «Гаскелл повторил мне предложение, которое он сделал условно т. Каменеву. Я выразил полное согласие и рассыпался в комплиментах. Исполняя просьбу Гаскелла, я хочу ему дать нижеследующее письмо и прошу членов Политбюро и т. Чичерина высказаться по вопросу: считаете ли вы целесообразным дать такое письмо в руки Гаскеллу»².

Г. В. Чичерин, отвечая на письмо Владимира Ильича в тот же день, советовал, чтобы письмо Гуверу было послано в духе проекта В. И. Ленина, но за подписью народного комиссара иностранных дел. Письмо Гуверу было направлено 28 ноября 1922 года за подписью заместителя наркома иностранных дел М. М. Литвинова.

После отъезда Гаскелла из Советской России Ленин предлагает Литвинову послать в Лондон вдогонку телеграмму Гаскеллу и сообщить в ней согласие В. И. Ленина на то, чтобы Гаскелл не передавал письма Гуверу, если найдет это «неудобным или несвоевременным». Ленину из представительства РСФСР в Англии через Литвинова сообщили, что телеграмма Гаскеллу была передана. Американская газета «Чикаго трибюн» от 27 ноября 1922 года по поводу беседы полковника Гаскелла с В. И. Лениным писала: «Конечно,— сказал Ленин полковнику Гаскеллу,— я не ожидаю, что Вы согласились со всеми пунктами коммунистической программы, точно так же как я не принимаю всей американской системы, но я полагаю, что народ всякой страны имеет право иметь то государственное устройство, которое он желает, вне всякого вмешательства со стороны других правительств».

Полковник Гаскелл был поражен простотой рабочей обстановки Ленина. Личность Ленина и скромная квартира, где жил Владимир Ильич, произвели на него большое впечатление. Гаскелл сказал: «Ленин — один из самых искренних и откровенных людей, которых я когда-либо встречал. Как всем великим людям, ему чуждо эгоистическое чувство, и он кажется самым обыкновенным, простым и в высшей степени честным человеком». Касаясь здоровья В. И. Ленина в этот период, Гаскелл подчеркнул, что «его здоровье значительно улучшилось. На нем нет признаков болезни».

Сам факт встречи Гаскелла с Владимиром Ильичем 22 ноября 1922 года и его заявление со всей очевидностью опровергали клеветнические высказывания некоторых западных политиков и идеологов относительно степени участия Ленина в решении государственных вопросов в последние годы его жизни. Он сохранял полную ясность мысли, необычайную силу воли, величайший оптимизм. Доказательством этому являются написанные им документы того периода. Они показывают, что Ленин продолжал деятельно участвовать в заседаниях Политбюро ЦК РКП (б), Совета Народных Комиссаров, Совета Труда и Обороны, встречаться с руководящими деятелями партии и государства, партийными и советскими работниками, принимал зарубежные делегации, писал и диктовал директивные письма, давал указания по телефону. Круг вопросов, которыми занимался Ленин в тот период, был весьма обширен: монополия внешней торговли, подготовка к X Всероссийскому съезду Советов, работа промышленности, организация сельскохозяйственного кредита и создание Всероссийского кооперативного банка, финансовые дела, организация работы Политбюро и заместителей Председателя СНК и СТО, Лозаннская конференция по ближневосточным вопросам, конгресс мира в Гааге, подготовка решений IV конгресса Коминтерна, деятельность организации «Международная рабочая помощь» и т. д. Л. А. Фотиева вспоминала: «Мария Ильинична передала слова профессора Ферстера, что все старания врачей убедить Владимира Ильича работать поменьше успеха не имели».

Отнюдь не размышления о своей болезни, о смерти, о роли собственной личности занимали В. И. Ленина. Он был полон забот о настоящем и будущем Советского государства, его волновали судьбы и пути строительства социализма в Советской стране, судьба созданной им партии большевиков и меры ее укрепления, вопросы мирового рабочего, коммунистического и национально-освободительного движения.

Примечания:

¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 54, с. 312.

² Там же, с. 311—312.

 

МЫ ОПТИМИСТЫ

Коммунисты должны знать, что будущее во всяком случае принадлежит им, и потому мы можем (и должны) соединять величайшую страстность в великой революционной борьбе с наиболее хладнокровным и трезвым учетом бешеных метаний буржуазии¹.

ЛЕНИН

В марксистско-ленинской науке заложена научная концепция будущего. Как бы ни менялось лицо мира, именно марксизм-ленинизм дает и будет давать ключи к пониманию его коренных общественных проблем. Ничто не может заменить ленинскую концепцию развития общества. Ее жизненная сила огромна, и не случайно все лучшее, что есть у людей труда, связывается с именами Маркса и Ленина. Изучение этой науки наук открывает необозримые горизонты самого нужного знания — знания законов общественного развития. Марксистам-ленинцам свойственна непоколебимая уверенность в правоте той борьбы, которую они упорно и последовательно ведут в интересах трудового народа. Они с оптимизмом смотрят в будущее, ясно представляют себе, каким оно будет. Без опоры на марксизм-ленинизм — науку побеждать — невозможно определить реальные пути социалистического и коммунистического строительства.

Богатейшее идейное наследие В. И. Ленина, составной частью которого являются беседы и интервью, приведенные в настоящей книге, служит неисчерпаемым источником революционной мысли и революционного действия для современного международного коммунистического, рабочего и национально-освободительного движения. Вот почему КПСС, марксистско-ленинские партии как в странах социалистического мира, так и за его пределами вырабатывают свою стратегию и тактику, опираясь на теоретические положения и идеологию ленинизма. Именно в этом залог их новых успехов, грядущей победы великого дела коммунизма.

«...Советские люди с уверенностью смотрят в завтрашний день. Но их оптимизм — не самоуверенность баловней судьбы. Наш народ знает: все, что он имеет, создано его собственным трудом, защищено его собственной кровью. И мы оптимисты потому, что верим в силу труда. Потому, что верим в свою страну, в свой народ. Мы оптимисты потому, что верим в свою партию, знаем — путь, который она указывает,— единственно верный путь!»¹

Эти спокойные и уверенные слова прозвучали с высокой трибуны XXVI съезда Коммунистической партии Советского Союза.

В них — бессмертие ленинского дела. В них — прекрасная правда времени.

В них — неодолимость движения человечества к светлому будущему — к коммунизму. Храня верность победоносному знамени Ленина, коммунисты уверенно ведут народы по этому пути. Они знают, что представляют не только славное настоящее, но и великое будущее всего человечества.

Примечания:

¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 41, с. 87.

² Материалы XXVI съезда КПСС. М. 1981, с. 80.

 

 

СОДЕРЖАНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ 1

НЕОБЫКНОВЕННЫЙ НАРОДНЫЙ ВОЖДЬ 5

Я ТВЕРДО ВЕРЮ В СОВЕТСКУЮ ВЛАСТЬ 26

НИ ОДНОГО ВЫСТРЕЛА ПРОТИВ РЕВОЛЮЦИИ! 46

ИНФОРМИРОВАТЬ ВСЮ РАБОЧУЮ ПЕЧАТЬ 53

ПРОСТ В СВОЕМ ВЕЛИЧИИ И ВЕЛИК В СВОЕЙ ПРОСТОТЕ 56

ПРИЗНАТЬ НЕЗАВИСИМОСТЬ ФИНЛЯНДСКОЙ РЕСПУБЛИКИ 61

НАРОДЫ, ВОЙНЫ НЕ ЖЕЛАЮЩИЕ, СУМЕЮТ ВСЕМИ МЕРАМИ ВОЙНУ ПРЕДУПРЕДИТЬ 66

РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ БЫЛА МОИМ ВЕЛИЧАЙШИМ ПЕРЕЖИВАНИЕМ 73

СОВЕТСКОЙ РОССИИ НУЖЕН МИР 78

БОЛЬШЕВИКИ ВПИСАЛИ В ИСТОРИЮ ВДОХНОВЛЯЮЩУЮ СТРАНИЦУ, РАВНОЙ КОТОРОЙ НЕ ЗНАЛО ЧЕЛОВЕЧЕСТВО 85

МЫ — ХОЗЯЕВА ПОЛОЖЕНИЯ 102

Я НЕ МОГУ ВРАЖДЕБНО ОТНОСИТЬСЯ К МЛАДЕНЦУ, У КОЛЫБЕЛИ КОТОРОГО ПРОВЕЛ, БОДРСТВУЯ, ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ 104

ВЕЛИКИЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛИСТ 112

СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ СЧИТАЕТ СЕБЯ ДОСТАТОЧНО СИЛЬНОЙ 117

РОЖДЕНИЕ НОВОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ 121

РАЗВИТИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА НЕОБРАТИМО ИДЕТ К СОЦИАЛИЗМУ 129

НАША ЦЕЛЬ — УСТАНОВИТЬ СОЦИАЛИЗМ 134

СОВЕТСКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО — ЗА СПРАВЕДЛИВЫЙ И РАЗУМНЫЙ МИР 136

Я ВИДЕЛ БУДУЩЕЕ... 144

ПУТЬ ЛЕНИНА — НАШ ПУТЬ 153

НАША ЦЕЛЬ — БРАТСКИЙ СОЮЗ С РАБОЧИМИ И ТРУДЯЩИМИСЯ ВСЕХ СТРАН 161

СОВЕТСКАЯ СИСТЕМА — САМАЯ ЛУЧШАЯ СИСТЕМА 164

МИРНОЕ СОСУЩЕСТВОВАНИЕ БОК О БОК 168

МЫ РЕШИТЕЛЬНО ЗА ЭКОНОМИЧЕСКУЮ ДОГОВОРЕННОСТЬ С АМЕРИКОЙ 173

СОВЕТСКО-АФГАНСКАЯ ДРУЖБА НЕЗЫБЛЕМА 176

БУДУЩЕЕ ПРИНАДЛЕЖИТ СОВЕТСКОМУ СТРОЮ 180

НАША ЦЕЛЬ — МИРНОЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО 184

ОПТИМИЗМ ЛЕНИНИЗМА 186

СОВЕТСКАЯ РОССИЯ ДЕЛАЕТ МИРОЛЮБИВЫЕ ШАГИ В ОТНОШЕНИИ ЯПОНИИ 190

СОВЕТСКАЯ РОССИЯ ИМЕЕТ РЕСУРСЫ ДЛЯ ВОССОЗДАНИЯ ЕЕ ПРОИЗВОДИТЕЛЬНЫХ СИЛ 198

ПРОТИВОРЕЧИЯ СТРАН АНТАНТЫ ОБОСТРЯЮТСЯ 200

МЕЖДУНАРОДНАЯ РАБОЧАЯ ПОМОЩЬ 202

ЗА СПЛОЧЕНИЕ КОММУНИСТИЧЕСКОГО ДВИЖЕНИЯ НА ОСНОВЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО УЧЕНИЯ 207

ОН ВИДИТ МИР БУДУЩЕГО, ПРЕОБРАЖЕННЫЙ И ПОСТРОЕННЫЙ ЗАНОВО 210

НЕПРИКРАШЕННАЯ ПРАВДА 223

ВЗАИМОВЫГОДНОЕ СОТРУДНИЧЕСТВО С АМЕРИКАНСКИМИ ДЕЛОВЫМИ КРУГАМИ 232

В ДЕЛО ЛЕНИНА ВЕРИТ НАРОД 240

БОЛЬШЕВИКОВ НИКТО НЕ В СОСТОЯНИИ ЗАМЕНИТЬ 244

ПОМОЩЬ УГНЕТЕННЫМ НАРОДАМ ВОСТОКА 246

МИРНОЕ СОСУЩЕСТВОВАНИЕ — ЕДИНСТВЕННАЯ АЛЬТЕРНАТИВА ВОЙНЕ 248

ПО НЕКАПИТАЛИСТИЧЕСКОМУ ПУТИ 261

СОВЕТСКАЯ РОССИЯ ГОТОВА ВСТУПИТЬ В ДЕЛОВЫЕ ОТНОШЕНИЯ С АМЕРИКОЙ 265

ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ НЕ МОЖЕТ БЫТЬ УРЕГУЛИРОВАНА БЕЗ СОВЕТСКОЙ РОССИИ 269

УГЛУБЛЕНИЕ ДРУЖБЫ СО ВСЕМИ СТРАНАМИ 272

ЛЕНИН — ОДИН ИЗ САМЫХ ИСКРЕННИХ И ОТКРОВЕННЫХ ЛЮДЕЙ 281

МЫ ОПТИМИСТЫ 284