В самые первые дни Февральской революции Бюро Центрального Комитета Российской социал-демократической рабочей партии попыталось по почте и телеграфу связаться с заграничной частью Центрального Комитета, с Владимиром Ильичем Ульяновым. Проходили бурные революционные дни, а ответа мы не получали. Сначала мы думали, что задержки почты и телеграмм происходят по воле старых чиновников, действующих по старым инструкциям жандармов, но вскоре убедились, что и само Временное правительство придерживается старых приемов, не пропускает ни наших газет, ни телеграмм из России.
В Исполнительном комитете мы подняли вопрос о пропуске газет и о свободном обмене почтовой корреспонденци и между рабочими и социалистическими организациями. Дело было передано «контактной комиссии» для выяснения и соглашения с Временным правительством. Не имея никакой веры в силу и влияние «контактной комиссии», состоявшей из с о г л а ш а те л ьс к и х болтунов, шедших на поводу V Гучкова — Милюкова, мы решили установить непосредственную связь с заграницей путем посылки туда специального курьера.
Нашли для этой цели подходящего товарища — М. И. Стецкевич, знавшую языки и способную конспирировать. Написали от имени Бюро ЦК в градоначальство просьбу о выдаче пропуска на поездку за границу. Просьбу Бюро ЦК подкрепили именем Исполнительного комитета, а также тремя подписями членов Исполнительного комитета, в том числе двоих небольшевиков. Знакомый мне по военной комиссии подполковник генштаба Гильбих взялся оформить дело и через несколько минут принес разрешение от военной комиссии.
Числа 10-го или 11 марта М. И. Стецкевич выехала в Стокгольм. С ней были посланы письма и газеты для В. И. Ленина, а также специальное поручение требовать его приезда в Россию, выяснить причины задержек и не получения известий.
После ее отъезда мы получили телеграмму о непропуске через границу тов. Лялина '. Пришлось опять поднять в Исполнительном комитете вопрос об эмигрантах. Мне было предложено тотчас же отправить телеграмму Временному правительству и написать отношение с изложением наших пожеланий. Написанный мною текст был принят с поправкой: заменить слово: «предлагает» словом «просит».
Приблизительно в те же дни приехал из Стокгольма тов. Ларин, занявший по прибытии в Россию интернационалистскую позицию и рассказавший Исполнительному комитету о препятствиях, чинимых Временным правительством возвращению эмигрантов в Россию.
Числа 18 марта приехала в Петроград Александра Михайловна Коллонтай и сообщила нам о положении дел с проездом эмигрантов из Швейцарии. Одних не пропускала Франция, другим отказывала Англия. Все это делалось не без ведома Временного правительства, особенно его министра иностранных дел Милюкова.
М. И. Стецкевич вернулась из Стокгольма около 20 марта. Она привезла нам кое-какие письма и вести от Владимира Ильича Ленина. Тов. Ганецкий прислал с ней целый ряд предположений и проектов переправы В. И. Ленина. Один из них был наиболее реальный: это проезд через Германию в обмен на интернированных в России немцев. Этот план нашим Бюро Центрального Комитета был одобрен полностью. Во исполнение этого мною была отправлена Ганецкому телеграмма о том, что «Ульянов должен приехать немедленно" . Пишу в ней без конспирации прямо о Ленине, предполагай, что и сама телеграмма, высланная из России, имеет характер документа и может пригодиться. Мы тогда учитывали, что проезд тов. Ленина и других, особенно же большевиков, будет использован всеми шовинистами, но другого пути не видели, а с шовинизмом предполагали справиться при помощи рабочих, уже начавших отрезвляться от угара революционного оборончества первых дней.
Не особенно доверяя телеграфной связи, мы опять решили послать за границу того же курьера, М. И. Стецкевич. Но на этот раз, ради спешности и конспирации от меньшевиков, послали ее с одними моими рекомендательными письмами комендантам Белоострова и Торнео. Поездка была на этот раз менее удачной, так как тов. Стецкевич обыскали, отобрали газеты, но в конце концов пропустили. М. И. Стецкевич был дан наказ: В. И. Ленин должен проехать каким угодно путем, не стесняясь ехать через Германию, если при этом не будет личной опасности быть задержанным. Послали в Стокгольм немного денег.
В конце марта тов. Ганецкому удалось использовать для сношений с нами посольскую почту между Стокгольмом и Петроградом. Через министерство господина Милюкова я получил два или три раза пакеты, в которых были ленинские «ноты» против его политики. Часть одного пакета сохранилась: статейка В. И. Ленина в «Аванти!» — «Проделки республиканских шовинистов». В «Правде» она не была помещена, потому что вопрос о Черномазове был уже снят с очереди. Некоторые пояснения к поездке и положению за границей дает сохранившееся письмо тов. Ганецкого от 6 апреля 1917 года.
В процессе забот и хлопот об эмигрантах и проезде их в Россию мы поставили вопрос о пропуске В. И. Ленина специально. Во время переговоров «контактной комиссии» с Временным правительством о проезде эмигрантов через Францию и Англию Временное правительство обещало дать специальное разрешение для проезда тов. Ленина. В чем заключалось это специальное разрешение, для нас оставалось тайной. Проходили недели, а проехать через страны Антанты могли только иностранные и русские социал-патриоты. Все те русские социалисты, которые не стояли на позиции «война до полной победы» и, конечно, победы для Антанты, были занесены в особые контрольные списки, согласно которым им въезд и пребывание в этих странах, в том числе и в России, воспрещались.
В ночь на 2-е или утром 2 апреля была получена на мое имя телеграмма из Мальме следующего содержания: «Партия едет из Стокгольма в пятницу вечером, просят вагон из Торнео и принятия мер для устранения всяких препятствий, строчите Стокгольм. Ганецкий». Из этой телеграммы мы поняли, что проезд через Германию совершен благополучно. 2 апреля был пасхальный день, поэтому было трудно сноситься со всякими властями. Кое-как удалось предупредить железнодорожное начальство через военную комиссию и просить о предоставлении вагонов. Обещали, заверив, что в Торнео имеются. Вопрос о пропуске решался легче. Военная комиссия была, по сути, отделом генштаба и штаба Петроградского военного округа, которому была подчинена комендатура и пограничные пункты. Разрешение на проезд русских эмигрантов было дано по телеграфу. Наличие нашей телеграммы у тов. Ганецкого и все сделанные распоряжения давали уверенность, что на границе, в Торнео, все пройдет благополучно.
Получив телеграмму от тов. Ганецкого, мы известили Петербургский комитет о совершившемся проезде через Германию. Радость пекистов была огромна. Постановили подготовиться к встрече. Затруднение было в определении дня прибытия в Питер.
3 апреля утром в Таврическом дворце мне была доставлена телеграмма из Торнео, отправленная 2 апреля в шесть часов 32 минуты вечера. Телеграмма сообщала, что «в Хапаранде задержан швейцарский социалист Платтен требуется разрешение генерального штаба ускорьте пропуск Ленин Зиновьев». Это было первое извещение о приезде. Мы тотчас же рассчитали часы прибытия. Их в тот момент оставалось немногим более двенадцати. Соединился телефоном с Исполнительной комиссией Петербургского комитета и уведомил ее о приезде В. И. Ленина, ожидавшемся вечером 3 апреля. Товарищи решили поднять на ноги все районы и встретить тов. Ленина массовой манифестацией рабочих и солдат.
После этого я поставил в известность Исполнительный комитет и запросил его, как он намерен встретить тов. Ленина. При этом сообщил, что тов. Ленин и едущие с ним проехали через Германию. Вопрос о проезде через Германию ставился в Исполнительном комитете и по предложению меньшевиков, находившихся в Швейцарии. Однако оборонцы и слышать не хотели об этом пути. Наше сообщение о проезде через Германию их покоробило. Исполнительный комитет поручил мне заняться организационной стороной встречи, а для приветствия от имени Исполнительного комитета делегировались М. И. Скобелев и Н. С. Чхеидзе.
Поручение Исполнительного комитета — заняться организацией встречи — я выполнил в том отношении, что через аппарат связи с районами и воинскими частями известил об ожидавшемся приезде Владимира Ильича Ульянова, а также обеспечил прибывшим несколько автомобилей и какие-то места в общежитиях. Обо всем остальном заботился Петербургский комитет.
Петербургский комитет решил встретить В. И. Ленина на вокзале всем составом. Члены же Бюро Центрального Комитета должны были выехать в Белоостров. Кто действительно выехал на встречу эмигрантов еще, не помню, за исключением Марии Ильиничны Ульяновой, с которой встретился лично. К приходу поезда на перроне маленькой станции Белоостров скопилось много публики. Тут были рабочие и работницы с красными знаменами, кажется, с Сестрорецкого оружейного завода, прогуливались жители поселка, железнодорожники и солдаты пограничной стражи.
Пришел поезд, из окон которого глядели знакомые и милые лица Н. К. Крупской, В. И. Ленина и других. Дружески расцеловались, поздравили их с благополучным проездом и повели в буфет. Буфетчик любезно и предупредительно отводил места гостям, а когда кончили есть и пить, не захотел принять от меня деньги. Очень огорчился моей настойчивостью и просил оказать ему честь и удовольствие принять от него угощение гостям.
Время проезда от Белоострова до Питера пробежало быстро. Прибытия поезда ожидали делегации. На перроне Финляндского вокзала были построены шпалерами матросы, рабочая милиция и группы Красной гвардии. Оркестры играли модную тогда «Марсельезу», а матросы и красногвардейцы взяли на караул, приветствуя знаменами прибывших эмигрантов. Владимиру Ильичу пришлось обойти по рядам выстроившихся, сказать несколько фраз приветствия.
В парадных (так называемых царских) комнатах ожидали тов. Ленина М. И. Скобелев, Н. С. Чхеидзе, члены Петербургского комитета, А. М. Коллонтай с букетом цветов от Петербургского комитета. От имени «революционной демократии» Исполнительного комитета выступил с приветствием Чхеидзе. В своей речи Чхеидзе призывал тов. Ленина идти вместе с ними «сомкнутыми рядами», особенно подчеркнув, что считает основной задачей защиту революционной России. Вслед за ним несколько слов привета вождю были сказаны мной от Бюро Центрального Комитета и А. М. Коллонтай от Петербургского комитета. Владимир Ильич держал ответную речь буквально через головы соглашателей, обращаясь прямо к рабочим, солдатам и матросам, приветствовал в их лице победившую революцию. Его речь была ответом на оборонческое предложение Чхеидзе о защите революционной России. Лозунг мировой революции, брошенный им, буквально ошпарил делегатов Исполнительного комитета и другие соглашательские элементы, присутствовавшие в зале.
Окончив официальную часть приема, направились к выходу. Усадили Владимира Ильича в закрытый автомобиль и намеревались двинуться в объезд многотысячной массы манифестантов. Но эта попытка нам не удалась. Рабочие и солдаты требовали тов. Ленина, автомобиль не пропускали. Владимиру Ильичу пришлось выйти из автомобиля. Рядом были броневики, на один из них рабочие помогли ему взобраться, и, стоя на броневике, освещенный прожекторами, Владимир Ильич говорил речь. Многотысячная процессия медленно двигалась на Петербургскую сторону. Во время кратких остановок и даже на ходу тов. Ленин развивал свои положения о необходимости дальнейшей борьбы против капиталистов-империалистов, бросая лозунги социалистической революции. Когда процессия вышла на площадь, ее осветили прожекторы Петропавловской крепости и провожали до дома бывшего Кшесинской.
В помещении дома бывшего Кшесинской собрались работники Петербургского комитета партии. Был накрыт стол, заполнен всякой снедью, готовили чай. Один солдат броневика принес сбережение) чую им бутылку какого-то вина, предложив мне угостить В. И. Ленина.
Собравшиеся около дома Кшесинской рабочие и солдаты требовали тов. Ленина. Ему пришлось несколько раз выступать с балкона. Наконец, чтобы покончить с этими вызовами, Петербургский комитет послал на балкон несколько агитаторов, которые сменили Владимира Ильича, и мало-помалу, но далеко за полночь толпа рассеялась.
В зале Петербургского комитета, переполненном представителями от районов и деятелями партии, предполагалось торжественное чествование вернувшегося в рабочую и партийную семью испытанного руководителя. Должны были начать приветствия по нисходящей линии, от Бюро Центрального Комитета и до районов Петербургского комитета включительно. Владимир Ильич догадался о наших намерениях, и, как я только сделал попытку встать и попросить слова к порядку, он поймал меня за руку и вновь усадил, возражая против продолжения чествования. Раздались пожелания, чтобы Владимир Ильич хотя бы коротенько, но ознакомил собравшихся со своими взглядами, как мы говорили тогда, по «текущему моменту». Тов. Ленин охотно согласился. Его речь в ту ночь произвела на всех огромное впечатление и породила страстное обсуждение выдвинутых им положений. Содержание ее вошло в знаменитые тезисы, оглашенные им на собрании большевиков и меньшевиков 4 апреля в Таврическом дворце. Беседа закончилась под утро.
На другой день, 4 апреля, предполагалось заседание фракции большевиков, участников Всероссийского совещания Советов, а также членов фракции Петроградского Совета. Состоялось оно в Таврическом дворце наверху, в комнате, вмещавшей десятков шесть-семь людей. Владимир Ильич на нем сделал основательный доклад о задачах партии. Во время обсуждения явились меньшевики и объединенцы и просили В. И. Ленина сделать доклад для всех социал-демократов, членов совещания. Собрание согласилось, и Владимиру Ильичу пришлось еще раз делать свой доклад в большом зале Таврического дворца. Его тезисы, его положения вызвали тревогу и переполох в рядах меньшевиков и объединенческих элементов. Против В. И. Ленина выступали Церетели, Гольденберг, Вой-тинский, Чхеидзе. На этом собрании обнаружилась во всей остроте полная непримиримость двух позиций. Те меньшевики и правые большевики, которые питали особые надежды на то, что тов. Ленин «задаст неблагоразумным левым» большевикам, ошиблись в своих расчетах. Позиция Владимира Ильича была левее наших левых.
После этого заседания у нас состоялось маленькое совещание, на котором обсуждался вопрос о том, идти или нет Владимиру Ильичу на заседание Исполнительного комитета и там поставить вопрос об отношении Исполнительного комитета к проезду через Германию. Владимир Ильич не выражал особенного желания идти на заседание, но мы с тов. Зиновьевым настояли. Нам было важно предупредить буржуазные и соглашательские атаки, поставить перед Исполнительным комитетом вопрос об обмене эмигрантов на интернированных немцев,
В отрывочных протокольных записях заседаний Исполнительного комитета сохранилась запись всех выступлений в Исполнительном комитете в тот день. Приводим ее полностью:
К вопросу о положении Швейцарской эмиграции
Доклад т. Зурабова . Ряд политических эмигрантов лишен возможности воспользоваться амнистией и вернуться на родину, а в особенности те из них, которых амнистия застала в Швейцарии и в союзных странах; помимо технических трудностей проезда препятствием служат еще так называемые «контрольные» списки, составлявшиеся агентами старой власти с участием делегатов от английских и французских генеральных штабов, якобы для борьбы с военным шпионажем, а на самом деле включившие многих видных интернационалистов, стоящих на точке зрения Цим-мервальд—Кинталь. Зурабов, как один из включенных в эти списки, еще в бытность в Копенгагене телеграфно уведомил Милюкова, что русские эмигранты настаивают на неприменении к ним этих списков. Ответ Милюкова, благоприятный в части, касающейся самого Зурабова, еще раз подтверждает требование консулам при выдаче разрешения на возвращение считаться со списками. Т. Зурабов излагает далее просьбу швейцарских товарищей посодействовать, чтобы под давлением Исполнительного комитета Временное правительство вступило в переговоры с германским правительством о пропуске политических через Германию путем обмена на интернированных или военнопленных.
Т. Зиновьев передает о препятствиях, чинимых английскими и французскими властями. Передает историю возникновения плана проезда через Германию; первоначально предполагалось путем обмена на интернированных, но связанная с ним волокита отсрочила бы отъезд на многие месяцы. При содействии швейцарского социалиста Платтена удалось ускорить проезд через Германию, причем приехавшие обязались оказать воздействие на рабочую массу, чтобы в обмен было возвращено равное число германских подданных, интернированных в России, в первую голову социалист Отто Бауэр. При отъезде письменное условие, которое тов. Зиновьев обещает доставить, как только оно почтой будет доставлено в Петроград. Предлагает Исполнительному комитету принять резолюцию, одобряющую обмен политических эмигрантов на интернаров.
Т. Ленин. Предлагает Исполнительному комитету присоединиться к резолюции.
Т. Церетели. Против Исполнительного комитета ведется агитация. Резолюция может быть использована против нас. Могут пойти толки, что Германия транспортирует в своих целях к нам революционеров. Предлагаю принять другую резолюцию, в которой обращалось бы внимание Временного правительства на препятствие, стоящее перед нашими товарищами из Швейцарии, для проезда, не предуказывая способа возвращения в Россию.
Т. Богданов. Принципиально против резолюции одобрения. Есть опасность, что, в случае одобрения Исполнительным комитетом резолюции проезда через Германию, буржуазная печать, уже начавшая поход против проезда, свяжет позицию Ленина с позицией Исполнительного комитета. Предлагает оказать давление на правительство, чтобы добиться пропуска через Англию и Францию, осудить в резолюции политику французского и английского правительств и в то же время осудить поведение и тех русских эмигрантов, которые самочинно проезжали через Германию.
Т. Ленин. Для того чтобы пресечь ложь, распространяемую буржуазной печатью, необходимо принять резолюцию, предложенную тов. Зиновьевым.
Предлагает заявить, что пропускались эмигранты всяких течений. Обязательств мы никаких не давали, мы только обещали, что по возвращении мы обратимся к рабочим, чтобы они содействовали обмену. Если вы признаете правильным обмен, то вы этим опровергаете всю ложь, в противном случае вы дадите пищу для инсинуации и клеветы.
Т. Делегат Исполнительного комитета (солдат) против принятия резолюции и против проезда через Германию.
Т. Шляпников. Настаивает на принятии, развивает положение Ленина... В армии больше доверия к Исполнительному комитету, чем к темным силам, заканчивает он.
Т. Зурабов. Предлагает, не принимая пока резолюции, изложить подробно в печати фактическую сторону дела для предотвращения травли.
Т. Богданов. Предлагает поставить во всем объеме все факты перед правительством и поместить в газетах заметку, что Исполнительный комитет поставил перед правительством вопрос о препятствиях к проезду и, в частности, об инциденте с тов. Лениным.
Исполнительный комитет поручает делегации возбудить перед правительством вопрос о политической эмиграции, не принимать пока резолюции, касающейся проезда через Германию, напечатать все относящиеся к данному вопросу факги'.-еские материалы и в ближайшем № «Известий» поместить заметку о сделанном тов. Лениным докладе в день приезда, об обстоятельствах проезда через Германию. Вся гнусность позиции Церетели, Богданова и др., не желавших одобрить проезд наших товарищей через Германию, записана в протоколе с достаточной полнотой. Постановление Исполнительного комитета о напечатании в «Известиях» фактических материалов о проезде вполне удовлетворяло нас. Это же постановление дало возможность редактору «Известий» Стеклову поместить передовицу, посвященную приезду тов. Ленина. Опубликование сообщения о приезде, передовица в «Известиях», массовая манифестация рабочих и солдат в ночь встречи — все это вместе дезорганизовало атаки буржуазной печати и спекуляцию с «пломбированным вагоном».
Приезд В. И. Ленина помог партии стать на верный путь и спаять ее ряды. С первых дней его приезда наша «Правда» заняла более выдержанную позицию. Ее передовицы, написанные В. И. Лениным, как прожекторы в ночь его приезда, освещали пути пролетарской борьбы. Его приезд в революционную страну положил начало новому периоду в мировой пролетарской борьбе.
Ленинский сб. Т. 2. С. 448—457