Содержание материала

- Существуют две точки зрения. Согласно первой, ленинское учение было извращено Сталиным. Представители второй считают, что «нет проблемы Сталина, а есть проблема Ленина, большевизма». Какая из двух точек зрения ближе к истине? Был ли Ленин «крестным отцом» Сталина?

 

Е. Виттенберг: В качестве предварительного замечания хотелось бы предостеречь от преувеличения роли доктрины в рождении сталинизма. Сталин — весьма посредственный теоретик, и он был способен вопреки своим амбициям выступать лишь в роли интерпретатора или популяризатора марксизма-ленинизма. Он не внес сколько-нибудь существенного вклада в разработку ни одного серьезного теоретического вопроса. Сталин был практиком, изощренным и коварным политиком, и все его теоретические изыскания призваны были служить лишь оправданием его практических деяний.

Если рассматривать взгляды Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина с точки зрения их духа, способности к саморазвитию и самосовершенствованию, то окажется, что правы те, кто утверждает, что между ленинизмом и сталинским суррогатом нет практически ничего общего.

Марксизм-ленинизм далек от того, чтобы быть канонизированным, считаться безгрешным и провозглашаться раз и навсегда данной теорией. Его история свидетельствует о том, что он являлся действительно живым учением, не раз демонстрировавшим свою способность осознать подлинные глубины диалектического взаимодействия теории и практики, признавать и исправлять свои ошибки.

Сталинизм, наоборот, являет собой строго канонизированный и догматизированный набор нормативистских, раз и навсегда данных догм, подобно египетской пирамиде, запрограммированный на века. При этом если марксизм-ленинизм являет собой, несмотря на возможные здесь определенные оговорки, целостное учение, действительно основывающееся на методологии диалектического материализма, то сталинизм — это эклектическая смесь из примитивизированных положений Маркса, Энгельса и Ленина, из идей Троцкого, Дюринга, народников и т. д. Таково коренное различие, так сказать, «духа» марксизма-ленинизма и сталинизма.

Что же касается буквы учения основоположников научного социализма, то здесь дело несколько сложнее. Сталин, как правило, действительно в своих работах постоянно ссылался на основоположников научного социализма. Но при этом подбирал из их произведений то, что соответствовало его собственным убеждениям.

Так, например, если ему нужно было обосновать свою идею о приоритете группы «А» (производство средств производства) над группой «Б» (производство товаров народного потребления), т. е. обосновать вторичность социальных потребностей, то он при этом пытался апеллировать к Марксу и Энгельсу, приводя их единственное, сказанное в конкретных условиях высказывание по этому поводу.

Известно, Сталин, по сути дела, был сторонником одной формы собственности. И для того чтобы оправдать свое пристрастие к монособственности, он цитировал труды Ленина периода «военного коммунизма», который тогда действительно выступал за широкое огосударствление средств производства.

Или, скажем, Сталин был противником товарно-денежных отношений. И в этом он действительно следовал за Марксом и Энгельсом, которые, как известно, рассматривали социализм как нетоварный. Но при этом Сталин умалчивал о том, что Ленин в период нэпа понял: товарно-денежные отношения будут существовать весьма долго, и, возможно, не только в переходный период от капитализма к социализму. Сталин же в своей последней крупной работе «Экономические проблемы социализма в СССР», опираясь на отдельные положения Маркса, Энгельса, а также Ленина, обосновывал курс на ограничение и вытеснение товарно-денежных отношений. В то же время если что-то из идей классиков марксизма-ленинизма не устраивало Сталина, то он не стеснялся подвергать существенной ревизии их положения. Так, явно противоречило устремлению Сталина к установлению режима личной власти теоретическое понимание социализма как общества, в котором государство существует, но постепенно отмирает. Вместо этих положений Сталин развивал псевдодиалектическую концепцию об отмирании государства через его усиление, что и позволило ему уничтожить гражданское общество и подвергнуть государственному регулированию все сферы общественной жизни.

Таким образом, и факты конкретного использования Сталиным отдельных положений Маркса, Энгельса, Ленина, выхватывание их из контекста и рассмотрение вне конкретных исторических условий, еще не могут служить подтверждением тезиса о том, что «Сталин никогда не выходил за рамки азбучных истин марксизма» Кроме того, знание азбуки если и дает возможность кое-как, что называется по слогам, прочитать сложные теоретические труды, то наверняка недостаточно для того, чтобы их понять и тем более принять как руководство к действию.

Кроме того, возомнив себя крупным теоретиком, Сталин неоднократно вступал в полемику с классиками марксизма-ленинизма. Например, он высказывал несогласие с Энгельсом по проблеме государства, мирного перехода от капитализма к социализму, называл точку зрения Энгельса теорией «врастания» капитализма в социализм.

Так что знаток марксистской азбуки Сталин отнюдь не чувствовал себя теоретическим первоклассником и пытался приспособить под себя марксизм.

И все-таки мы бы погрешили против истины, если бы полностью отмели тезис о том, что ряд положений марксизма-ленинизма, неправильно понятых или доведенных до абсурда, сыграли определенную роль в формировании взглядов и политики Сталина.

Так, гипертрофирование коллективистского начала в индивидууме привело к обобществлению всего и вся, забвению ценности каждого отдельного человека и игнорированию его интересов.

Большой вред нашему развитию нанесли и издержки абсолютизации классового подхода, который во многом перестал отражать сложности и многообразие социальных отношений уже в 20-е гг. Особенно негативно абсолютизация классового подхода сказалась на международном сотрудничестве, культуре, системе нравственных ценностей.

Хорошо известно: Ленин неоднозначно подходил и к мелкой буржуазии, хотя ныне очевидно, что мелкотоварное производство в условиях капитализма служит ему и воспроизводит капиталистические отношения, а в условиях социалистического государства служит делу строительства нового общества.

Таков должен быть, как нам представляется, научный подход к анализу этой непростой проблемы. Что же касается более фундаментальной ее проработки, то она еще впереди.

 

Б. Славин: Статьями А. Ципко в советской литературе начата дискуссия о прямой преемственности сталинизма, ленинизма и марксизма. Такая постановка вопроса не нова. Ее всегда использовали антикоммунисты для дискредитации учения Ленина и марксизма в целом. Логика отождествления сталинизма и марксизма проста: раз марксизм привел к трагедии сталинщины, то зачем следовать такому учению, раз Сталин — ученик Ленина, то зачем нам такой учитель. Однако такой силлогизм не имеет под собой научных оснований, ибо Сталин фактически никогда не был последователем Ленина, не был подлинным марксистом. Марксизм для него был лишь формой, прикрывающей режим его личной власти, который является антиподом и марксизма, и социализма. Рассмотрим это более конкретно.

После смерти Ленина Сталин стал использовать теорию социализма сугубо в своих, идеологических целях, подменяя научный анализ схемами, которые насильственно навязывались действительности. В конце 20-х гг. он отказывается от ленинской политики нэпа и восстанавливает методы «военного коммунизма» в управлении обществом, начинает гонения на представителей ленинской гвардии большевиков и, в конечном счете, их практически полностью уничтожает. В теории Сталин фальсифицирует марксизм, превращая его в полурелигиозное учение с элементами догматики и схоластики.

Он извратил ленинскую идею о социализме как живом творчестве масс. Для него социализм создается сверху, усилиями управленцев, а массы выступают пассивными объектами управления. Для Ленина, наоборот, он вырастает из опыта масс, создается массами, а управленцы должны учитывать их интересы, выполнять их волю. Мы, таким образом, видим совершенно различное понимание социализма. Для Ленина было очевидным фактом, что социализм нельзя построить без учета мирового опыта и достижений капитализма, Сталин же расценивал всякие заимствования как проявление космополитизма. Несмотря на существенные различия между городом и деревней, людьми умственного и физического труда, Сталин считал возможным говорить о скорой ликвидации классов и близком создании коммунистического общества. Метод Сталина — навязывание своих субъективных идей и схем живой жизни. Ленин, напротив, выводил идеи из жизни.

А. Ципко, отождествляя взгляды Сталина и Ленина, Ленина и Маркса, не учитывает конкретно-исторических условий, которые порождали эти взгляды. Утверждая, что Сталин является лучшим учеником Ленина, он фактически воспроизводит популярный в свое время сталинский тезис о том, что Сталин — это Ленин сегодня. На самом деле нет ничего более далекого от истины. И дело не только в том, что Ленин в свое время указывал на ошибки Сталина в вопросах подготовки революции, национальной политики, функционирования госаппарата, предлагал сместить его с поста Генсека, а в том, что Ленин никогда не считал Сталина глубоким теоретиком-марксистом, видел его слабости как политика. У него можно встретить такие оценки Сталина, как «слаб в теории», «увлекается администрированием», «груб с подчиненными» и т. п.

В чем неправомерность отождествления сталинизма и ленинизма, сталинизма и марксизма? В чем натянутость самой постановки вопроса о доктринальных истоках сталинизма? Прежде всего в том, что при этом не учитывается исторический фактор. Прямое отождествление их идей было бы по меньшей мере некорректно. Но, может быть, Сталин, используя метод Маркса и Ленина, продолжал их дело применительно к новой эпохе? И в этом случае мы не можем ответить утвердительно, поскольку Сталин полностью исказил как метод марксизма, так и его основные идеи. Хотя у Сталина всегда присутствовала марксистская фразеология, и он часто цитировал Маркса и Ленина, но это цитирование использовалось им как оружие в борьбе с идейными противниками, как средство оправдания своей деятельности. При этом он не гнушался и прямой фальсификацией работ Маркса, Энгельса, Ленина.

Показателен факт критики Сталиным Энгельса и Ленина. В Центральном партийном архиве хранится запись выступления Сталина перед философами в декабре 1930 г. в Институте красной профессуры. В нем он говорил о том, что Энгельс в своих последних работах давал основание для реформистской трактовки революции, мирного врастания капитализма в социализм. Ленин же, по мнению Сталина, виноват в том, что не дал принципиальной оценки и критики этих положений Энгельса. На самом деле речь у Энгельса идет о гибком понимании различных форм социалистической революции. Как известно, ни Маркс, ни Энгельс, ни Ленин не связывали переход от капитализма к социализму только с «крайними» формами революционной борьбы: террором, гражданской войной, вооруженным восстанием. Они оставляли этот вопрос открытым, связывая ответ на него с конкретными условиями революционной деятельности масс. Классики полагали, что революция может совершаться в различных формах: путем восстания, выкупа собственности у капиталистов, с помощью отдельных реформ, если эти реформы приводят к власти рабочий класс. Сталин же признавал только «крайние» формы.

Наглядным примером сущностного различия между Марксом и Сталиным является их понимание коммунизма. Для Маркса коммунизм есть следствие общеисторического развития человечества, связанное с определенным уровнем развития производительных сил, общественных отношений, духовной культуры. Для него коммунизм есть реальный гуманизм. Сталин же не принимал гуманистической трактовки коммунизма, о чем, в частности, свидетельствуют его заметки на книгах, касающихся этого вопроса. В его представлении коммунизм является некой нормой религиозного порядка, организующего людей, дающего им веру в своеобразный рай на Земле. На пути к этой цели Сталин готов был идти на любые жертвы. При этом он не считался с реальным состоянием общественного производства, уровнем культуры, которые необходимы для достижения этой цели. Для Маркса было очевидно, что коммунизм не может достигаться низкими средствами. Для Сталина же, напротив, цель оправдывала любые средства. Такой макиавеллиевский подход Сталина к коммунизму не согласуется с марксизмом.

Таким образом, можно определенно сказать, что в творческом характере марксизма нельзя увидеть доктринальные истоки сталинизма. Лишь когда положения марксизма фальсифицировались, извращались и догматизировались, они служили идейным истоком сталинской политики и ее оправдания. Верно и то, что в своей политике Сталин использовал догматизированные им ошибочные выводы Маркса, Энгельса и Ленина относительно сроков, темпов исторического развития, его конкретных форм. Они-то и становились доктринальными истоками извращения марксизма сталинизмом.

 

 

- Можно ли говорить о том, что Ленин оставил после себя полный план построения социалистического общества, как это утверждалось в нашей литературе раньше?

 

Э. Андреев: Сразу подчеркнем, что задача раз и навсегда создать полный план построения социалистического общества объективно неразрешима. Более того, это противоречило бы духу самого ленинизма.

Ленин воспринял марксистскую традицию осторожного и ответственного отношения ко всякого рода фантазиям о будущем, неприятия утопических проектов, пытающихся рисовать его в конкретных и определенных формах, деталях. Характерен в этом отношении один исторический эпизод. На VII съезде партии, когда Н. И. Бухарин предложил дополнить партийную программу развернутой характеристикой социализма и коммунизма, Владимир Ильич возразил против этого. Логика ленин

(здесь не хватает 6 страниц, их не хватала в нашем первоисточнике)

того, представляли собой первую в марксистской традиции разработку соответствующей теории. Они позволяют говорить о коренном пересмотре прежних представлений. Суть же пересмотра, если, конечно, брать всю совокупность ленинских работ периода нэпа, а не ограничиваться статьей «О кооперации», заключается в переходе от революционной диктатуры пролетариата к «чрезвычайно реформистским действиям», но при сохранении пролетарской диктатуры: «Не ломать старого общественно-экономического уклада, торговли, мелкого хозяйства, мелкого предпринимательства, капитализма, а оживлять торговлю, мелкое предпринимательство, капитализм, осторожно и постепенно овладевая ими или получая возможность подвергать их государственному регулированию лишь в меру их оживления»1. Или другими словами, пересмотр состоял в отказе от введения социализма насильственными методами, путем подавления и искоренения несоциалистических экономических укладов и в выдвижении программы перехода к социалистическим общественным отношениям через высвобождение потенциала их противоположности — отношений частной собственности.

 

- Какое содержание вкладывается учеными в понятие «деформации социализма»? Если таковые были, то можно ли считать Ленина ответственным за эти деформации?

 

Б. Славин: Понятие «деформации социализма» связано прежде всего с таким явлением, как сталинизм в истории развития нашего общества и бывших социалистических стран Восточной Европы. Сталинизм является прямым извращением не только ленинской теории социализма, но и своеобразным антиподом гуманистической сути социализма, ее прямой противоположностью.

Для того чтобы понять это более глубоко, необходимо, конечно, соотнести деформации с сущностью социализма, сущностью социалистической идеи. Для ленинского видения социализма, которое базировалось на научном понимании социалистической идеи, характерны два существенных признака. Это, во-первых, процесс освобождения трудящихся от эксплуатации и преодоления их отчуждения от средств производства, власти и культуры. И второе — созидание социализма путем живого творчества масс, их самодеятельности. Социализм есть строй трудящихся и для трудящихся, строй, ведущий человека труда к полной свободе. И сущность демократии, и общественная собственность, и другие характеристики социализма должны быть выводимы из такого понимания социализма. В противном случае они могут превратиться лишь в его формальные характеристики. Если не реализуются существенные признаки социализма, наступает его деформация. На практике это наиболее ярко проявилось в сталинщине, если же брать теорию и политику, то в сталинизме как явлении, противоположном научному пониманию социализма.

Сталинизм привел к чрезмерному огосударствлению экономической жизни общества, к подмене демократического волеизъявления трудящихся масс деятельностью бюрократического репрессивного аппарата, к подгонке под схемы реальной жизни. В социальной сфере деформации привели к игнорированию на деле социалистического принципа «все для блага человека», что проявилось в сфере жилья, образования, культуры и т. д.

Образно говоря, деформации социализма можно сравнить с деятельностью тех псевдостроителей нового дома, которые взяли хороший чертеж, но построили плохой дом. Следует ли на этом основании делать вывод, что сам чертеж был плохой?

Можно ли считать Ленина ответственным за деформации, восходящие к временам сталинщины и застоя? Безусловно, нет! Хотя уже при Ленине зарождались элементы военно-коммунистических и технократических методов управления страной, но он от них отказался уже в начале 1921 г., взяв твердый курс на нэп и научно обоснованную социальную политику. Сталин, несмотря на окончание гражданской войны, возродил военно-коммунистические методы строительства нового общества. Они и стали важнейшим фактором его деформации.

Ленин всегда отстаивал научный подход к созданию социализма, выдвигал на первый план социально обоснованные и продуманные решения. Деформации появились потому, что произошел отход от научных решений: его заменил в политике волюнтаризм, культ личности. Считать ответственным Ленина за деформации социализма, осуществленные Сталиным, это, в конечном счете, отождествлять Ленина и Сталина, забывая о том, что Ленин один из первых увидел опасность деятельности Сталина на посту генсека и предложил переместить его с этого ключевого поста в партии.

Отождествление деформаций социализма, допущенных в эпоху сталинщины и застоя, с ленинским видением социализма, с самой идеей социализма есть способ дискредитации всего марксизма, всей научной теории социализма. Именно его использовали и используют антисоциалистические силы в странах Восточной Европы, современные антикоммунисты, пытающиеся ликвидировать социалистические завоевания в нашем обществе. Попытка поставить знак равенства между Сталиным и Лениным, деформациями социализма и самим социализмом представляет собой не что иное, как далеко идущий план тех сил, которые пытаются приостановить процесс сегодняшнего обновления социалистического общества. Эти силы используют деформации социалистической идеи в прошлом как средство и предлог для трансформации нашего общества в буржуазное. Данные тенденции прослеживаются всюду: и в стремлении списать ошибки и неудачи новых политических сил, пришедших к власти в Советах, на коммунистов, и в призывах заставить коллективно покаяться Коммунистическую партию за ошибки прошлого, забывая о том, что сама партия вскрыла и уже осудила эти ошибки на XX и XXVIII съездах КПСС. Эти требования к партии игнорируют и тот факт, что коммунисты были первыми, кто выступал против сталинщины, кто испытал на себе гнет концлагерей и ужас репрессий.

Попытки отбросить партию на обочину политической жизни, использовать трудности, вызванные положением в стране, для дискредитации идеи социализма, деятельности Ленина и Коммунистической партии — это явления одного масштаба и их не следует недооценивать. В противном случае советские коммунисты могут оказаться в положении коммунистических и социалистических партий Восточной Европы.

 

Современный ревизионизм

- Многие положения Маркса, Энгельса, Ленина, причем основополагающие, сегодня нами пересматриваются. Что это — ревизия учения или его творческое развитие?

 

А. Чепуренко: При ответе на этот вопрос прежде всего нужно, на мой взгляд, перестать пугаться при слове «ревизия» Ведь по-русски это просто «пересмотр», никакого негативного оттенка в слове «ревизия» нет. Сегодня можно спорить о том, чем был вызван и насколько оправдан пересмотр теории Маркса в конце XIX в., но совершенно очевидно, что к концу XX в. он просто необходим. Иное дело — чем продиктована и из чего исходит ревизия марксистского учения.

Если она исходит из прямой фальсификации идей научного социализма, то, конечно, ни о каком творческом развитии его речи быть не может. Здесь задача иная опровергнуть или, по крайней мере, оспорить те или иные положения марксизма (который, правда, при этом понимается весьма упрощенно, вульгарно). Чего только ’ ни приписывают научному социализму — тут и враждебность к частной собственности и к крестьянству, и безусловное неприятие товарно-денежных отношений, и стремление подавить демократию, и экономический детерминизм, и классовый редукционизм, и «принципиальная» беспринципность в вопросах нравственности... При этом приводятся во множестве цитаты, призванные придать такой критике видимость объективности. Самый основной ее порок, однако, который не позволяет рассматривать ее как действительно научное опровержение идей Маркса, Энгельса, Ленина, заключается в том же самом догматизме, цитатничестве, которые эта критика приписывает марксизму. Давно замечено, что любые социальные доктрины, если выводы их вырываются как из теоретического, так и конкретно-исторического контекста, в котором они только и сохраняют свою относительную истинность, неизбежно огрубляются, омертвляются, превращаются в свою противоположность. Используя такой прием, вообще говоря, можно осмеять и опровергнуть любую научную концепцию.

Цивилизованная и действительно конструктивная критика научного социализма предполагает иной подход. Необходимо прежде всего соотнести выводы этой теории с той реальностью, которую она отображает, а не с сегодняшней действительностью (для этого, впрочем, нужно знать эту реальность как минимум не хуже критикуемых). Если выяснится, что выводы эти противоречили действительности, что во времена Маркса и Ленина не существовало присвоения капиталистом в виде прибавочной стоимости неоплаченного труда наемных рабочих, что не было классовой борьбы, что буржуазная демократия не ограничивала и формально, и по существу прав пролетариев, что существовали сколько-нибудь реальные альтернативы диктатуре рабочего класса, которые могли бы обеспечить решение социального вопроса, и т. д. — вот тогда можно сказать, что марксизм ошибочен. Я полагаю, что — за немногими второстепенными исключениями доказать этого не удастся: не случайно официальная наука конца XIX — начала XX в. так и не смогла убедительно опровергнуть марксизм и противопоставить ему стройную альтернативную концепцию общественного развития.

Совершенно иной вопрос, который некоторые отечественные критики марксизма и ленинизма отождествляют с первым, возникает в отношении актуальности научного социализма. В споре между догматическими «защитниками» и противниками Маркса, Энгельса, Ленина высказано с обеих сторон немало правильных суждений, но в позициях как у той, так и другой стороны есть принципиальный изъян. Он связан с тем, что первые, как правило, некритически переносят верные для своего времени выводы на изменившуюся социальную реальность, тогда как вторые, справедливо доказывая ошибочность такой подстановки, сами совершают абсурдную подстановку «от противного»: раз теория, созданная в XIX — начале XX в., сегодня неприменима (или лишь частично применима), значит, она изначально неверна. Представим себе на минуту, что такой же логикой стали бы руководствоваться некоторые представители естественных наук в отношении Евклидовой геометрии, механики Ньютона или периодической системы элементов Менделеева — за кого бы их приняли их коллеги?

На мой взгляд, то обстоятельство, что в существенно видоизменившемся и усложнившемся современном мире по-иному может быть истолкован ряд узловых понятий, является вполне естественным и закономерным (хотя не обходится здесь зачастую без приписывания Марксу, Энгельсу, Ленину такого значения, которое на деле они в эти понятия не вкладывали). Однако творческое развитие марксистского социализма — процесс сложный. «Инвентаризация» имеющихся понятий и постепенная выработка новых, более адекватных современной эпохе лишь первый этап. Необходимо создание целостной, органичной научной картины мира из этих разрозненных кирпичиков, а это предполагает правдивый и теоретически убедительный ответ на вопрос о природе советского общества и о возможных путях и социальных движущих силах его выхода на столбовую дорогу истории. Этим сейчас заняты ученые-марксисты.

 

А. Варламов: Прежде чем ответить на поставленный вопрос, надо бы сначала разобраться, а что такое ревизионизм? Термин «ревизионизм» появляется в социал-демократическом рабочем движении в конце XIX в. Существенной особенностью того времени было господство в общественной жизни политической культуры классовой конфронтации, обусловливавшей и нетерпимость к инакомыслию в социалистической идеологии. Последнее рассматривалось прежде всего и главным образом как уступка классовому врагу, политика идейного раскола в рабочем движении. Именно к попыткам творческого развития Марксова учения (невозможного без отрицания тех или иных его положений, зачастую уже превратившихся в догмы и символы веры), к попыткам, в частности, пересмотреть уничижительное отношение к политике реформирования существующего общества и, с другой стороны, предостеречь против абсолютизации созидательных возможностей революционного переворота и было применено понятие «ревизионизм» Понятие, очень быстро приобретшее в своем употреблении субъективистский характер, ставшее жупелом, орудием политической борьбы за лидерство в рабочем движении. С моей точки зрения, эту роль термин «ревизионизм» играл и в дальнейшем, до наших дней включительно.

Признание многообразия форм социализма, путей перехода к нему лишает понятие «ревизионизм» его политически-клеймящего пафоса, а его использование — актуальности. То же, что в итоге от него остается, вполне может быть определено (вслед за Лениным и используя его выражение) как «коренная перемена точки зрения».

 

Современность Ленина

- В сегодняшних спорах, дискуссиях о Ленине высказываются разноречивые, порой противоположные оценочные суждения. А если отвлечься от крайностей, то как объективно и обобщенно можно оценивать деятельность Ленина и какова возможность использования его идей в наши дни?

 

Ю. Филиппов: Переосмысление новейшей отечественной истории и поиск социальных ориентиров концентрируются в последнее время на личности и политической деятельности В. И. Ленина. Ортодоксальные сторонники ленинских взглядов, перечитывающие его труды, рассчитывают получить в них готовые ответы на вопросы, порожденные современностью. Противники же, наоборот, подвергают Ленина сокрушительной уничижительной критике, усматривая первопричины общественного неблагополучия в его будто бы злом гении, совратившем Россию с истинного пути прогресса.

Но верна ли сама дилемма? Правомерно ли видеть научный критерий оценки современных событий в историческом прошлом, которое к тому же еще и недостаточно познано? Ведь даже при ближайшем рассмотрении легко заметить, что после Ленина изменились и обстоятельства, и люди, сменились целые поколения и образ их жизни, возникли, наконец, новые закономерности, которые в начале XX в. просто не существовали.

Вместе с тем, разве не столь очевидно, что Ленин, при всем вполне объяснимом стремлении использовать его идеи, не может решить за нас наши собственные проблемы. Каким образом, например, Ленин мог бы помочь заключению союзного договора, разгосударствлению собственности, разработать за КПСС ее новую программу и указать сбившемуся с пути обществу правильный выход из затяжного системного кризиса? Увы, многое приходится начинать с начала, но теперь уже во многом совсем по-другому и на совершенно иной исходной основе.

Можно, конечно, вспомнить, как глава первого в мире пролетарского государства действовал в критических ситуациях, резко менял политический курс, являя образцы личного мужества и завидной прозорливости. При желании не составит труда подобрать и соответствующие моменту цитаты, объявив их самым решающим аргументом в бурных дискуссиях о настоящем и будущем страны и принципах ее общественного устройства. Но такой подход к ленинской теоретической мысли и его уникальному практическому опыту уже неоднократно декларировался, и его конечные результаты широко известны.

Со времен Ленина претерпели серьезные изменения также и стратегические цели созданной им в условиях борьбы против самодержавия политической партии. Ныне ближайшая цель КПСС — не пролетарская революция в союзе с беднейшим крестьянством, а необходимое преобразование всей системы сложившихся общественных отношений, обеспечение прочного гражданского мира в постреволюционном обществе, всемерное укрепление так и не состоявшегося отмирания государства, в котором, видимо, еще долго будут существовать классы, сохраняться социальное неравенство и не исчезнут в небытии острые конфликты. На исходе XX в. коммунизм уже не представляется столь соблазнительной и легко достижимой целью.

Но и негативная сторона названной выше дилеммы так же не конструктивна. Истоки существующих в обществе разлада, разрушения устоев, опасной для его выживания смуты — вовсе не в далеких от нас октябрьских событиях 1917 г. и не в размышлениях Ленина о социализме и коммунистическом идеале. Не коренятся они и в «роковом обмане» большевиками трудящихся, о котором постоянно говорит критика. Наивные попытки объяснения кризисного состояния общества коварством большевистской идеологии чем-то напоминают идеалистическую теорию о трех великих обманщиках — основателях трех мировых религий, развивавшуюся в XVIII в. французскими просветителями. Теория эта так и не нашла, как известно, большого числа приверженцев. А вот буддисты, христиане, мусульмане все еще составляют подавляющее большинство человечества. Так не следует ли из этого сделать вывод, что первичны, как, кстати, учит марксизм, все же массы и их сознание, а не иллюзорные представления о них идеологов. Массы и без идеологов всегда боролись и будут бороться за свои интересы, как они их понимают. Поэтому обманом истоки революционного движения никак не объяснить.

Если уж говорить о действительной роли Ленина в развитии социалистической мысли в России, то Ленин вошел в ее историю не как лжепророк, а прежде всего как выдающийся мыслитель и политик, стремившийся воплотить в жизнь социалистические идеалы. Он не просто продолжил материалистическую традицию мировой общественной мысли, но и, диалектически ее осмыслив, творчески применил к условиям жизни своей страны и народа. И уже только поэтому творчество Ленина во всех его ипостасях заслуживает специального научного изучения.

История любого общества сама по себе безразлична к какой-либо партийности. И для изучающей ее науки представляет одинаковый интерес вся реальность, независимо от ее цветов и оттенков. Но такой объективный и необходимый подход к истории общественной, социалистической мысли в России, к теоретической и политической мысли Ленина в наших общественных науках, не говоря о подчиняющей истину злобе дня публицистике, до сих пор не сложился. Мышление многих исследователей по-прежнему остается по-партийному фрагментарным и не готовым к тому, чтобы осуществить диалектический синтез существовавших в прошлом и существующих противоречий. Такая неудача постигает, впрочем, любое мышление, объект которого по преимуществу собственные представления.

На исходе XX в. политические силы страны вновь опасно разделены взаимной неприязнью, предубежденностью в собственной непогрешимости и столь же распространенной среди людей нетерпимостью. Да и сама реальность далеко не прозрачна, чтобы в ней с первого взгляда можно было найти спасительные средства. А вот надежд на то, что идеалы добра и всеобщего блага получат общественное признание, столь же мало, как и во времена Ленина.

В предреволюционной России идеи справедливости в сознание масс вносили не только большевики. Массы сами стремились к справедливому устройству жизни. Вера в свои силы у них крепла в результате приобретения революционного опыта, роста организованности, вынужденных уступок правительства. Все это получило всестороннее отражение в теоретических трудах Ленина, его стратегии и тактике.

В специфических условиях евразийской российской действительности слепое копирование опыта европейской социал-демократии, механическое применение марксистских положений могло бы стать проявлением догматизма или доктринерства. Непримиримость классовых интересов в тот период вовсе не казалась абсурдной. Именно поэтому Ленин руководствовался прежде всего логикой реальной классовой борьбы, а не абстрактными принципами общечеловеческой морали, о существовании которой был осведомлен ничуть не хуже своих политических противников и сегодняшних ярых антагонистов.

Лидер российского пролетариата верно и последовательно служил своему классу. И это невозможно поставить ему в вину точно так же, как и то, что он будто бы пренебрегал нормами нравственности. Просто эти нормы не являлись в то время главными требованиями ни одной политической партии. Дискуссии об общечеловеческих ценностях в царском правительстве или Государственной думе трудно себе представить даже при очень развитом воображении. Ведь даже такой антипод Ленина, как Э. Бернштейн открыто признавал «известную долю нетерпимости» за всякой партией.

Разногласия в самой РСДРП до 1912 г. носили главным образом теоретический характер. Фракция большевиков действовала в рамках одной партии, хотя внутрипартийная борьба и принимала порой весьма резкие формы. Но главное, политическая, идейная, мировоззренческая позиция Ленина отнюдь не ослабляла, а, напротив, усиливала российскую социал-демократию, если иметь в виду ее конечную цель — свержение самодержавия.

Объективный революционный процесс в России зависел не только от тактики социал-демократии. Он в неменьшей мере определялся политикой самого царизма, крупной и средней буржуазии, стихийными выступлениями масс, а также развитием межимпериалистических противоречий, в центре которых оказалась именно Россия.

Российский капитализм не укладывался в классические каноны социалистических теоретиков, включая Маркса и Энгельса. Ленин исследовал капитализм прежде всего применительно к российским условиям. Ценное в его анализе состояло в том, что полученные на примере России выводы могли быть использованы и в отношении к другим среднеразвитым странам.

Что касается международного аспекта этой проблемы, то, опираясь на ту же эмпирическую базу, что и его современники (К. Каутский, Р Люксембург, Р. Гильфсрдинг и др.), Ленин сделал достаточно обоснованный вывод о том, что реальные шансы «ультраимпериализма» в то время были ничтожны. Этому препятствовали прежде всего глубокие внутренние противоречия между ведущими капиталистическими странами, метрополиями и колониями. Начавшаяся вскоре мировая война за раздел и передел мира полностью подтвердила справедливость этого научного вывода Ленина, равно как и опровергла поспешность выводов его оппонентов.

В современной критике ленинской теории империализма акцент делается главным образом на выживании и трансформации капитализма. Но эволюционная тенденция всегда присутствовала в марксизме. Более того, именно она составляла несущую конструкцию всей марксистской теории. Ленин лишь указал на объективные предпосылки социализма, которые создает сам капитализм, нисколько при этом не погрешив против конкретно-исторического метода исследования, который мастерски и последовательно применял.

Поздний капитализм действительно сумел справиться с разрушительными кризисами, научился применять государственное регулирование. Но при этом надо иметь в виду, что все это произошло под влиянием ряда факторов, которые вовсе не предвидели идейные оппоненты Ленина. Важнейшими причинами трансформации капитализма стали влияние на ход мирового процесса существования Советской России, ее социальной политики, настойчивой борьбы за свои интересы трудящихся капиталистических стран.

Да и полоса процветания в высокоразвитых индустриальных обществах началась, в общем, лишь с 70-х гг. Так можно ли в таком случае утверждать, что Ленин неверно понял и оценил природу того капитализма, свидетелем крайне противоречивых тенденций которого он был? Очевидно скорее обратное. Ленин более последовательно, чем многие его современники, раскрыл сложную природу капитализма, суть которого отнюдь не исчерпывалась и не исчерпывается его цивилизаторской миссией. До тех пор пока существует крупный капитал, до тех пор сохраняется и реальная угроза его выхода из-под общественного контроля. Этот факт находится в поле внимания всех общественных сил Запада, которые по опыту знают, что сосуществование с капиталом предполагает наличие противовесов соответствующих экономических, социальных и политических структур, ограничивающих власть капитала.

Ленинская теория империализма, разумеется, не могла предвидеть все реальное многообразие современного мира, да это было и невозможно. Но как и любая теория, она заслуживает корректного к себе отношения. Сегодня ее, безусловно, нельзя некритически переносить на современность. Минувшая действительность отличается от настоящей качественно. Но эти качественные изменения произошли не в силу действия каких-либо теорий. Теории существуют для того, чтобы систематизировать знание, упорядочивать действительность, строить те или иные прогнозы, имеющие определенные временные рамки и пределы, за границами которых они продолжают свое существование как идейное наследие. В этом смысле для понимания современного мира изучение теоретической мысли Ленина может быть весьма полезным.

Конкретно-исторически подходил Ленин и к самому революционному процессу, который не определялся однозначно степенью отсталости страны. Сегодня можно только гадать, как бы поступил на его месте другой лидер революционной партии. Но ясно одно: шансы на победу революции, вернее объективные и субъективные предпосылки ее свершения, были, и они реализовались. Если же исходить из «случайности» Октябрьской революции, то можно прийти к абсурдному выводу, что более реальными были нереализованные возможности, т. е. корниловский мятеж, укрепление власти Временного правительства, война до победного конца и т. д.

Повторим, Ленин исходил из реалий современной ему действительности. В его работах мы не найдем ни апологетики тоталитаризма, ни призывов к плюралистической демократии. Не оставил он своим последователям и развернутой программы построения социализма. Ленин лишь успел сформулировать некоторые исходные принципы, определяющие облик будущего социалистического общества. Его реализм, неустанный поиск истины, правильных решений, исключительная настойчивость в осуществлении намеченных целей, опора на научные знания — вот эти нормы и требования здравого смысла и рационального мышления и было бы полезно возродить.

Насколько обязательно, однако, приложение к этому типу мышления эпитета «ленинское»? Ведь им руководствуются в любом цивилизованном сообществе людей. Не правильнее ли нам, как патриотам своей страны, просто помнить, что в нашей истории именно Ленин первым связал эти требования с социалистическими преобразованиями.

 

В книге не хватает стр.204-205, 232-237

Joomla templates by a4joomla