В конце февраля или начале марта 1902 года я получил письмо от Ю. О. Цедербаума (Мартова) из Мюнхена, где тогда издавалась «Искра», в котором он сообщал, что по некоторым соображениям дальнейшее печатание «Искры» в Германии неудобно и редакция подумывает о переселении в Лондон, если только можно будет печатать газету в типографии английской социал-демократической федерации. Насчет этой возможности он просил меня переговорить с тов. Гарри Квелчем, редактором английского с.-д. еженедельника «Джастис». К письму Ю. О. Цедербаума было приложено письмо В. И. Засулич к тов. Квелчу — нечто вроде мандата на мое имя для ведения переговоров. При первом же свидании с тов. Квелчем выяснилось, что печатать «Искру» в типографии «Джастис» будет возможно, несмотря на тесноту помещения, если у нас будут свои наборщики.

О результате переговоров я немедленно сообщил Ю. О. Цедербауму и получил извещение, что искровцы в непродолжительном времени переселяются в Лондон. О том же мне написал и В. И. Ульянов*, которого я до того времени лично не знал. Владимир Ильич писал, что на мое имя будут приходить письма для некоего Якоба Рихтера и что эти письма будут для него. Вскоре Владимир Ильич приехал в Лондон вместе с Надеждой Константиновной. Ю. О. Цедербаум приехал недели на две позже. Это было за несколько дней до убийства Балмашевым министра внутренних дел Сипягина. «Чисто сделано»,— сказал Владимир Ильич, когда, зайдя к нему однажды утром, я сообщил ему об этом событии. Как известно, оно послужило поводом к ожесточенной полемике «Искры» с социалистами-революционерами по вопросу о терроре.

Около недели с небольшим Владимир Ильич и Надежда Константиновна прожили в одной из многочисленных в Лондоне «спальных комнат», сдаваемых от себя небогатыми квартирохозяевами, затем нашли себе две комнаты без мебели, недалеко от станции городской железной дороги — Кингс-Кросс-Род. В этих двух комнатах, для которых пришлось приобрести самую скромную меблировку (кровати, столы, стулья и несколько простых полок для книг), Владимир Ильич и Надежда Константиновна прожили все время до переселения «Искры» в, Швейцарию (весной 1903 г.). Помнится, чересчур незатейливая обстановка комнат вызвала недоумение у хозяйки квартиры. Особенно смущало ее отсутствие занавесок на окнах, и она настояла, чтобы какие-нибудь занавески непременно были куплены, иначе у нее выйдут неприятности с домовладельцем, который от всех жильцов своего дома требует известной респектабельности. Еще более смутило мистрис Йо (такова была фамилия хозяйки квартиры) отсутствие у Надежды Константиновны обручального кольца. Но с этим последним обстоятельством ей пришлось примириться, когда ей объяснили, что ее жильцы вполне законные супруги и если она толкует отсутствие кольца в предосудительном смысле, то подвергается риску привлечения к суду за диффамацию. После такого объяснения, сделанного мистрис Йо не Владимиром Ильичем и Надеждой Константиновной, а К. М. Тахтаревым, жена которого (покойная А. А. Якубова) была очень дружна с Надеждой Константиновной, мистрис Йо успокоилась и в респектабельности своих жильцов больше не сомневалась.

Надежда Константиновна сама вела свое скромное хозяйство — покупала провизию, готовила на керосинке обеды, мыла полы и т. д. Ее хозяйственные хлопоты несколько облегчала старушка мать, приехавшая в Лондон позже и чувствовавшая себя очень неуютно на чужбине. Владимир Ильич объяснил мне тотчас по приезде, что прочие искровцы будут жить коммуной, он же совершенно неспособен жить в коммуне, не любит быть постоянно на людях. Предвидя, что приезжающие из России и из-за границы товарищи будут по российской привычке, не считаясь с его временем, надоедать ему, он просил по возможности ограждать его от слишком частых посещений.

Из редакции «Искры», в состав которой тогда входили Владимир Ильич, Ю. О. Цедербаум, В. И. Засулич, Г. В. Плеханов, П. Б. Аксельрод и А. Н. Потресов, поселились в Лондоне только первые три. Плеханов и Потресов приезжали только на время. Аксельрод за лондонский период «Искры» не приезжал ни разу. На Сидмаузс-стрит, недалеко от квартиры Ульяновых, было снято пять небольших комнат в двух этажах: одна служила столовой, другая была предназначена для приезжающих, в остальных трех поселились В. И. Засулич, Ю. О. Цедербаум и я. Газовая плита позволяла нам без особых хлопот готовить поочередно обеды. Порою, впрочем, мы утоляли голод в одном из простеньких ресторанов на Грейс-Инн-Род. Обстановка нашей коммуны была самая неприхотливая. Сидмаузс-стрит — одна из трущобных улиц Лондона. Наши соседи по дому принадлежали к низам английского общества и относились к нам, как к иностранцам, довольно враждебно, хотя абсолютно никаких неудобств мы им не причиняли. Быть может, их шокировало то, что у нас постоянно жили приезжавшие в Лондон товарищи. Квартирная плата в Англии обычно уплачивается понедельно, с нас же домовладелец потребовал плату за три месяца вперед и в середине второго триместра предложил нам очистить квартиру. Коммуна распалась. Впрочем, члены ее к этому времени достаточно освоились с английскими бытовыми условиями и могли в дальнейшем жить порознь.

Владимир Ильич и Надежда Константиновна вели в Лондоне жизнь довольно уединенную. Владимир Ильич еще до приезда в Лондон подробно изучил план его и удивлял меня, который мог считать себя до известной степени старожилом, уменьем выбирать кратчайший путь, когда нам приходилось куда-нибудь ходить вместе (пользоваться конкой или городской железной дорогой мы по возможности избегали по финансовым соображениям). Хорошо зная еще до приезда в Лондон английский язык, Владимир Ильич решил в нем усовершенствоваться и с этой целью напечатал объявление (кажется, в еженедельнике «Атенеум»), что «русский доктор прав и его жена желают брать уроки английского языка в обмен на уроки русского». После этого объявления у Владимира Ильича и Надежды Константиновны появилось три учителя-ученика из англичан. Одним был некий мистер Реймент, почтенный старик, внешним обликом напоминавший Дарвина, служащий известной издательской фирмы «Джордж Белл и сыновья»; другим — конторский служащий Вильямс; третьим — рабочий Йонг. Кажется, этими лицами и ограничивался круг английских знакомств Владимира Ильича. Время от времени он бывал у немецкого социал-демократа М. Бера, корреспондента с.-д. газет, впоследствии автора «Истории социализма в Англии» и других книг.

Из русских эмигрантов в то время постоянно проживали в Лондоне П. Кропоткин, Н. В. Чайковский, Ф. Волховский, Черкезов, А. Л. Теплов, Ф. А. Ротштейн и группа бундовцев, издававших «Известия Бунда» — маленький листок преимущественно информационного содержания, выходивший довольно часто. И с этой публикой, особенно со старыми эмигрантами, Владимир Ильич почти не встречался. Впрочем, два раза ему пришлось выступать на больших русских собраниях в Уайтчепеле, главным образом перед рабочей аудиторией из русско-еврейских рабочих. В первый раз он сделал обстоятельный доклад о социал-демократической аграрной программе, во второй раз он выступал в годовщину Парижской коммуны в 1903 году вместе с другими ораторами (из которых помню члена Польской социалистической партии Барского) и произнес блестящую речь, которая, к сожалению, осталась незаписанною. В Лондоне тогда существовало русское лекторское общество, организованное при ближайшем участии А. А. Якубовой, К. М. Тахтаре-ва и моем. Еженедельно устраивались лекции в Уайтчепеле по общественным вопросам с оживленными дебатами, в которых принимали участие и анархисты, и бундовцы, и социал-демократы искровского и других толков. Однажды мы устроили лекцию Ю. О. Цедербаума, темы которой не помню, сняв для нее комнату в одной из пивных. Лекция прошла очень удачно, но, расходясь, мы должны были выслушать ряд ругательств от кабатчика, который очень негодовал на то, что наша публика оказалась непьющей. Л. Д. Троцкий, прибывший к нам после первого своего побега из Сибири, тоже прочел однажды в Уайтчепеле лекцию о русском социал-демократическом движении, которая была его первым публичным выступлением за границей. Он выступил под псевдонимом Крукс. Говорил очень уверенно и поразил всех своим ораторским талантом. В дискуссии ему пришлось хорошенько отчистить А. Ф. Аладьина, впоследствии известного члена I Государственной думы.

Владимир Ильич ежедневно заходил на полчаса-час в коммуну по редакционным и другим делам. Время от времени к нам наезжали россияне. Вскоре по переезде искровцев в Лондон приезжали П. Г. Смидович (принявший деятельное участие в меблировке коммуны), месяца полтора пробыла его сестра И. Г. Леман (Димка). Ее муж, М. Н. Леман, носился с мыслью печатать «Искру» в России в целлулоидных клише и сделал в одной из лондонских типографий несколько опытов с изготовлением таких клише. Приезжали киевляне А. П. Тарасевич и В. М. Сапежко, очень настаивавшие на издании помимо «Искры» еще более доступной по характеру изложения для рабочих масс газеты. С их доводами в пользу издания такой газеты соглашался Плеханов, но прочие члены редакции были против, особенно Ю. О. Цедербаум, который позицию Плеханова в этом вопросе объяснял тем, что он все равно сам писать ничего не будет. Особое оживление внес в жизнь искровцев приезд группы товарищей, совершивших знаменитый побег из киевской тюрьмы (Н. Э. Бауман, В. Н. Крохмаль и др.). Довольно долго жил Л. Г. Дейч, неоднократно выступавший публично со своими сибирскими воспоминаниями. Из других россиян вспоминаю покойного доктора Краснуху и Добровольского.

Не могу не упомянуть еще об одном визитере — П. Н. Милюкове. Он тогда носился с мыслью объединения всей русской оппозиции. Я встретился с ним у Ф. А. Ротштейна, пригласившего кроме меня еще К. М. Тахтарева и несколько бундовцев, из которых помню Александра Кремера. Узнав от меня, что в Лондоне находится В. И. Засулич и некоторые члены редакции «Искры», П. Н. Милюков пожелал повидаться с ними и с этой целью зашел к нам в коммуну. Беседовали с ним главным образом Ю. О. Цедербаум и В. И. Засулич. (Владимир Ильич при беседе не присутствовал, с ним Милюков виделся потом отдельно.) Милюков, отмечая огромную популярность марксизма, очень упрекал искровцев за полемику против террора после убийства Балмашевым Сипягина и уверял нас, что еще один-два удачных террористических акта — и мы получим конституцию...

Надежда Константиновна постоянно сидела за расшифровкой и зашифровкой корреспонденции из России и в Россию. Помнится, мне пришлось списать не один десяток писем с немецкого письмовника, чтобы Надежда Константиновна могла потом написать между строк шифром симпатическими чернилами. Владимир Ильич работал в читальном зале Британского музея или у себя дома. Иногда они ездили за город или посещали лондонские музеи. Великолепный естественнонаучный музей в Южном Кенсингтоне не произвел на него особенного впечатления, зато лондонский Зоологический сад весьма ему понравился: живые животные занимали его больше, нежели чучела. Иногда удавалось вытащить Владимира Ильича и Надежду Константиновну на какое-нибудь английское собрание. Из этих собраний помню ирландский митинг, на котором выступал тогдашний вождь ирландцев Джон Редмонд, и маленькое собрание в одном из социалистических полурабочих клубов.

Дорожа своим временем, Владимир Ильич не особенно долюбливал тех из приезжавших россиян, которые с этим не считались. Помню его негодование на ежедневные визиты покойного Лейтейзена (Линдова), приезжавшего из Парижа и зачастившего к нему. «Что у нас, праздники, что ли?» — говорил Владимир Ильич, жалуясь на это в коммуне.

Но при всем своем стремлении экономить время Владимир Ильич охотно принял предложение вести занятия с кружком русских рабочих-эмигрантов, организованным при моем ближайшем участии еще до приезда искровцев в Лондон, Он много раз ездил со мною в Уайтчепель объяснять кружку программу РСДРП, выработанную редакцией «Искры». Он читал эту программу кружку фразу за фразой, останавливаясь на каждом слове и разъясняя все недоумения слушателей. Этот рабочий кружок представлял по своему составу маленький интернационал; среди участников его были: русский англичанин Роберте, молодой слесарь, родившийся и выросший в России и приехавший в Лондон из Харькова, где он работал на машиностроительном заводе Гельфериха-Саде; русский немец Шиллер, переплетчик из Москвы, работавший в «Искре» в качестве наборщика; резчик по дереву Сегал из Одессы; слесарь точной механики Михайлов из Петербурга и др. Почти все они позже уехали в Россию и работали в партийных организациях.

Как-то в разговоре с Владимиром Ильичем я посмеялся над одной статьей в лондонской «Джастис» о близости социальной революции («Джастис» любила кстати и некстати делать подобные предсказания); Владимир Ильич был недоволен моей иронией. «А я надеюсь дожить до социалистической революции»,— заявил он решительно, прибавив несколько нелестных эпитетов по адресу скептиков.

Разногласия среди искровцев, приведшие к расколу на II съезде партии в 1903 году, начались по выходе брошюры Владимира Ильича «Что делать?» (кажется, первого его произведения, под которым он подписался псевдонимом Н. Ленин)1, но за тесные пределы редакции не выходили. Помнится, А. П. Потресов в разговоре с кем-то из приезжих старался доказать, что Владимир Ильич неправ, когда говорит, что рабочие сами не додумываются до социализма, и указывал на Вейтлинга как доказательство противного. Вероятно, эти редакционные разногласия и послужили причиной переселения «Искры» в Швейцарию весной 1903 года, где постоянно проживали Г. В. Плеханов и П. Б. Аксельрод, редко когда выступавшие в «Искре» со своими статьями. Уже после раскола Владимир Ильич писал мне из Женевы, отзываясь неодобрительно о швейцарской атмосфере: «Недаром я один был против переезда из Лондона».

* Упоминаемое автором письмо В. И. Ленина до настоящего времени не разыскано. Ред.

Пролетарская   революция 1924. № 3. С. 148—154

 

Joomla templates by a4joomla