ПАМЯТИ В.В. ВОРОВСКОГО
Летом 1917 г. Вацлав Вацлавович прибыл из Швеции в Петроград, после выполнения возложенных на него большевистским центром поручений по заграничному представительству. Приехал он бодрый, полный надежд и самых широких упований, и тотчас же, конечно, присоединился к петроградской большевистской организации, работая в ней как литератор и как агитатор.
Когда наступили дни Октябрьской революции, он вскоре был назначен первым нашим полномочным послом в Швецию, куда и уехал. Швеция официально его не признала, но он довольно долго жил в ней, поддерживая связи со шведским пролетариатом и с заграничными европейскими группами рабочих, ставших на сторону Октябрьской революции.
Наконец под натиском Антанты шведское правительство выслало его из Швеции, и он вернулся уже не в Петроград, а в Москву, где вскоре был назначен заведующим Государственным издательством, образовавшимся еще до его приезда. Будучи весьма близок к литературе и имея широкое образование, он, конечно, прекрасно мог бы справляться с редакторской работой, с организацией соответствующих коллегий, выработкой издательских планов. Но с издательской практикой ему никогда не приходилось иметь дело. Получив тяжелое наследство в Госиздате, он с величайшим трудом нес эту ношу, возложенную на него, но, несомненно, не соответствующую ни его желаниям, ни его жизненной практике. В это время он написал предисловие к утопии одного из русских авторов, вышедшей в Госиздате1, и издал брошюру на неожиданную для него тему: «Послание патриарха Тихона к архипастырям и пастырям церкви российской»* — одно из первых литературных разоблачений антисоветской деятельности патриарха всероссийского.
Вацлав Вацлавович не однажды высказывал мне и товарищам, что работа в Госиздате для него не подходяща. Он продолжал заниматься литературными работами, и его тянуло к дипломатической деятельности. Его постоянно отрывали от работы в Госиздате и давали весьма ответственные поручения в области дипломатии. Наконец, когда у нас возобновились сношения с Италией, тотчас же пришли к мысли, что полномочным представителем в эту страну, конечно, должен быть назначен Вацлав Вацлавович.
Перед отъездом за границу он поехал вместе с дочерью в санаторий полечиться. И тут ему жестоко не повезло. Он и дочь его, выпив сырое молоко, заразились брюшным тифом, и их больных привезли в Кремлевскую больницу. Дочь его скоро поправилась, но Вацлаву Вацлавовичу становилось все хуже и хуже. Наконец наступили критические дни. У него случилось внутреннее кровоизлияние в кишках, и он стал угасать. Температура все падала. Почти не было никакой надежды на его спасение. Старший врач больницы А. Ю. Канель и ее помощник, лечащий врач Вацлава Вацлавовича Л. Г. Левин, вели в буквальном смысле слова отчаянный бой за жизнь Вацлава Вацлавовича, вырывая его из когтей смерти. Он был без сознания, почти без пульса. И вот кровоизлияние остановилось, температура перестала падать. Блеснула надежда на то, что силы жизни победят.
Вацлав Вацлавович пришел в сознание, чуть-чуть ожил, но было еще очень далеко до выздоровления. Сто дней пролежал он в Кремлевской больнице и наконец вышел из нее и стал набираться сил.
Владимир Ильич зорко следил за его здоровьем. Три раза в неделю я сообщал ему, по своей должности управляющего делами Совнаркома, сведения о всех изменениях и колебаниях в болезни Вацлава Вацлавовича. Когда миновал кризис и он стал понемногу поправляться, Владимир Ильич захотел видеть Вацлава Вацлавовича, чтобы своей товарищеской беседой поддержать его. Он осведомился у врачей, разрешают ли они ему посетить Вацлава Вацлавовича, и, когда узнал, что это по состоянию здоровья больного можно, отправился к нему в больницу. Вацлав Вацлавович лежал в отдельной небольшой комнате на высоких подушках, страшно худой, говорил крайне слабым голосом.
Владимир Ильич вошел и еще издали особенно приветливо погрозил ему пальцем.
— Позвольте представиться — голодающий индус из владений его величества короля английского, — как всегда шутя над самим собой, улыбаясь, полушепотом проговорил Вацлав Вацлавович.
— Но нам нужно, чтобы вы были абсолютно здоровы! Италия вас ждет, а вы так плохо себя ведете, — пошутил Владимир Ильич.
Вацлав Вацлавович оживился и стал энергично говорить.
— Тише, тише, нельзя так, — тихонько сказал Владимир Ильич, — вы помолчите, а я вам расскажу; вам не надо тратить силы.
И Владимир Ильич задушевно и мягко стал беседовать с Вацлавом Вацлавовичем.
Из взглядов Вацлава Вацлавовича я понял, что он что-то хочет сказать Владимиру Ильичу наедине, — мы все тотчас же вышли из палаты, где он лежал. Минут через пятнадцать Владимир Ильич вышел, дружески прощаясь с Вацлавом Вацлавовичем.
— Теперь отдыхайте... Засните лучше... — и он, улыбаясь, затворил двери палаты.
И тотчас же тихонько спросил у врачей:
— Ну, как он? .. Плох, слаб? ..
— Очень слаб, — ответил врач, — но непосредственная опасность миновала.
— Прошу вас всех, берегите его — это прекрасный товарищ. Если чем я могу быть полезен, звоните прямо ко мне...
Владимир Ильич обошел все палаты, приветливо здороваясь с больными и расспрашивая о состоянии их здоровья, поблагодарил врачей и всех, кто был с ними, за образцовую чистоту и порядок в больнице и ушел в Совнарком.
— Бедняга Вацлав Вацлавович, как переменился, тяжелая болезнь... Выживет ли? — сказал он мне, и особенная печаль подернула его лицо, которую я замечал всегда, когда приходилось ему узнавать о бедствиях с товарищами.
— А как их финансовые дела?.. Небось, Дора Моисеевна совершенно поистратилась на больных... Вы узнайте деликатно, по-товарищески, чтобы не обидеть... В такие минуты люди особенно чутки к обиде. Необходимо помочь, не забудьте сказать мне, что узнаете...
Я сказал ему, что по моему докладу Малый Совнарком из кредитов на Совнарком отпустил небольшую ссуду Вацлаву Вацлавовичу.
— Это хорошо... Но когда это было, давно? .. Теперь выздоравливает и он, и дочь, надо усиленное питание... Надо помочь...
На другой день я доложил Владимиру Ильичу, что у жены Воровского ничего нет и что она на рынке вынуждена продавать вещи, чтобы покупать все то, что нужно, что предписывают врачи больным. Я тут же подал проект моего нового краткого доклада в Малый Совнарком. Владимир Ильич тотчас же написал записочку председателю Малого Совнаркома, прося отпустить небольшие средства на поддержание здоровья смертельно больного товарища. Малый Совет в этот же вечер постановил оказать небольшую помощь.
Вацлав Вацлавович медленно поправлялся и, как только разрешили врачи, поехал с семьей в Италию в качестве полномочного представителя РСФСР.
Перед его отъездом в Италию мы дружески прощались с ним, и он дал мне свой портрет.
— Когда убьют или умру сам, — можете любоваться на этого прекрасного молодого человека и сообщить потомству его замечательную биографию... — как всегда шутя над собой, сказал он мне и вручил фотографическую карточку. — А это портрет моей дражайшей супруги.
И мы расцеловались. Это была наша последняя встреча.
Впервые опубликовано отдельной брошюрой изд-вом «Жизнь и знание» (М., 1925) под названием «На славном посту». Печатается по IV т. Избр. соч.
* Н. Орловский. Послание патриарха Тихона к архипастырям и пастырям церкви российской. М., Госиздат, 1919. — Ред.
1 Имеется в виду критическое предисловие В. В. Воровского (П. Орловского) к книге И. Кремнева «Путешествие брата моего Алексея в страну крестьянской утопии». М., Госиздат, 1920, 61 стр. (Стр. 437.)