Глава IV

В Горках

 

C рождения и до двадцати семи лет моя жизнь проходила в Горках и в Кремле. Два этих места были для меня самыми близкими. Здесь все связано с моими родителями, с дядей Володей, с родными тетями: каждый уголок большого дома и парка Горок, и в Кремле — нашей квартиры и квартиры Владимира Ильича.

Впервые Владимир Ильич приехал в Горки осенью 1918 года, когда он немного поправился после тяжелого, едва не стоившего ему жизни ранения. Здесь он продолжал лечение, отдыхал, и, когда поправился окончательно, врачи разрешили ему переехать в Москву. После этого он приезжал в Горки по воскресеньям и в праздничные дни.

Памятные места

Владимир Ильич хотел, чтобы на Новый 1924 год в Горках была устроена елка для детей. В начале января в зимнем саду (при жизни Ульяновых он назывался большой зал) Большого дома была поставлена елка. На праздник пригласили детей сотрудников Горок, совхоза и деревни Горки. Естественно, я не могла этого помнить, так как мне был всего один год девять месяцев.

Владимир Ильич сидел в кресле и с улыбкой наблюдал, как играли и веселились дети. Для них это был настоящий праздник.

Мария Ильинична сказала маме, чтобы она со мной села возле Владимира Ильича.

Дальше — рассказ мне моей мамы и тети Мани.

- Лялечка, подойди к дяде Володе.

Я подошла стала трогать его ботинки.

- Это ботинки дяди Володи, — сказала мама.

- Дядя битяти, — повторяла я.

Владимир Ильич сказал маме, что хочет взять меня на руки. Мама посадила меня к нему на колени.

Он обнял меня, стал гладить по голове, говорил:

- Лялечка, Лялечка, — радостно смеялся.

Я стала трогать его за лицо, потрогала бородку, усы, погладила по щекам.

Тетя Маня и мама переглядывались и улыбались.

Тетя Маня рассказывала папе, что Ляльке очень понравился Володя, что она не хотела уходить с его колен. Потом мама взяла меня на руки, а я расплакалась, видимо, хотела еще посидеть на коленях у дяди Володи.

Дядя Володя ласково говорил:

- Не плачь, Лялечка, не надо плакать!

Это была моя первая и последняя встреча, если можно так выразиться, с дядей Володей. Никто не думал, что ему оставалось жить всего две или три недели. Ведь ему становилось все лучше и лучше, но...

Сохранилась единственная фотография (август 1922 года): мама сидит на скамейке рядом с Владимиром Ильичом, держит на руках меня; около Владимира Ильича стоит Виктор. Нас сфотографировала тетя Маня. Какая же она молодчина! Какие прекрасные фотографии она делала в Горках!

Хочу сказать о малоизвестном факте: тетя Маня в 1912 году сфотографировала свою маму — Марию Александровну. Эту фотографию лет 20 назад я передала в Институт марксизма-ленинизма. На обороте ее папа написал: «фотографировала Мария Ильинична. 1912 год».

Ехать до Горок в те времена приходилось минут 45, а то и час (хотя расстояние всего 35 км): дорога была неважная, разбитая, старое шоссе — щебенка. Кроме того, она шла через деревни, была из-за этого извилистой. Да и скоростей таких, как теперь, не было.

Владимира Ильича обычно возил С. К. Гиль, шофер, опытный и осторожный. Если теперь, в начале XXI века, машины нередко идут медленно со скоростью 40 — 60 км в час, то для 20-х годов 60 км было совсем неплохо. Машина была марки «Роллс-Ройс». Владимир Ильич любил быструю езду и не раз говорил папе:

- Скажи Гилю, чего он едет так, перед каждой курицей реверанс делает; пусть едет быстрее!

Иногда, летом, Гиль прибавлял скорость до 80-ти километров, а потом снова сбавлял до 60-ти. Зимой приходилось ездить гораздо медленнее.

Сразу после Пронино — поворот налево в березовую аллею, ведущую в Горки. Эта аллея, идущая под уклон, просто прелестна! От нее не оторвешь глаз: стройные березки, а за ними поля ржи, пшеницы, а слева, у оврага, поляна, усыпанная полевыми цветами — ромашками, колокольчиками, цветами иван-да-марья, бледно-голубыми — цикория и много других, названия которых я не упомню. Летом во ржи, васильки такие яркие, красивые. Иногда мы останавливались, и я собирала васильки. Привезу и несу их тете Мане, тете Наде, если она была в Горках. Когда тетя Аня болела и жила в Горках безвыездно, букетик полевых цветов ее особенно радовал...

Самое трудное во всей дороге был Красный мост. Собственно говоря, это был не мост в обычном понимании слова: дорога шла через глубокий овраг, поросший лесом, и в нем была сделана насыпь с небольшой оградой, чтобы телеги или машины не могли съехать в овраг. Называли его Красным, так как был он очень красив.

Летом в дождливую погоду и особенно зимой ездить по нему было очень трудно: машина нередко буксовала, начинала сползать с моста. Помню, как я, еще совсем маленькая, ехала с мамой в Горки. Была зима. Вдруг на мосту машина начинает ползти вниз до самой ограды. Мама испугалась, вскрикнула. Шофер В. И. Рябов сказал:

- Не бойтесь, Александра Федоровна, не сползем.

С большим усилием ему удалось удержать машину на мосту и затем въехать в гору.

В 30-х годах Красный мост переделали, значительно увеличив насыпь, сделав опоры и заменив ограду. Теперь он стал не таким крутым.

Проехав его, въезжали на вторую березовую аллею, которая упиралась в большие деревянные ворота. Они изнутри не запирались, а закрывались бревном.

Некоторые «деятели», рассказывающие о жизни Владимира Ильича в Горках, писали, что якобы в Большом доме и в парке было полно чекистов; якобы никто из окрестных деревень не смел ходить в парк. Это враньё! При жизни Владимира Ильича крестьяне ходили через парк. Позже, наверно, в конце 20-х — начале 30-х годов ограда вокруг парка была частично реставрирована, и посторонних стало меньше.

Часто бревно не вдевалось в обе петли, а держалось только на одной. Обычно шофер, приоткрыв ворота, толкал бревно рукой. Оно падало, и он, распахнув ворота, въезжал в парк. К Большому дому все подъезжали обычно с восточной стороны.

При жизни в Горках Владимира Ильича машина всегда подавалась к фасаду, то есть с западной стороны.

Зимой Владимир Ильич ездил в Горки на автосанях (тоже марки «Роллс-Ройс»), Эти сани сейчас стоят в гараже музея в Горках. Их там можно увидеть. Папа рассказывал, что Владимир Ильич иногда ездил на автосанях в лес. Он как-то сказал Гилю:

- Вы что, дорогу ищете? Вы без дороги поезжайте. Направо сугроб — поезжайте сюда.

А Гиль отвечает: — боюсь попасть в яму.

Владимир Ильич отвечал:

- Направляйте машину прямо в яму. Что вы по дорожкам едете? Эти автосани должны ходить по снегу, по степи, по полю.

И действительно, если попадалась яма, то автосани спускались в нее и выезжали из нее, как танк.

Папа рассказывал, что в особом гараже было двое автосаней: одни — В. И. Ленина, а на вторых ездил К. Е. Ворошилов. Как-то он сказал папе, что такие автосани — очень нужная машина в военном деле.

Лошадей в Горках не было, так как Владимир Ильич обычно на них не ездил. Однако в совхозе «Горки» лошади были.

 

Об охоте

Помню, как-то в Горках, в большом белом шкафу на втором этаже я увидела чучело большой иссиня-черной птицы. У нее был красивый хвост в виде лиры.

- Папочка, что это за птица? — спросила я.

- Это тетерев, — ответил он.

- А откуда он взялся? Почему он сидит в шкафу? — не отставала я от отца.

Он рассказал мне, что они с дядей Володей как-то охотились в Горках, и Владимир Ильич подстрелил его. Потом из него сделали чучело.

- Расскажи мне про этого тетерева?

- Расскажу вечерком. Я сейчас занят.

Вечером мы сидели на скамейке около дома, и он стал рассказывать.

Увлекаться охотой Владимир Ильич начал, будучи в ссылке в Восточной Сибири, в Шушенском. Там нередко он охотился на тетеревов, куропаток и других птиц; на островах Енисея вместе с друзьями по ссылке стрелял зайцев.

В одном из писем Владимир Ильич просил Дмитрия Ильича купить ему охотничье ружье и прислать в Сибирь. Дмитрий купил ружье, какое просил Владимир Ильич. «Ружье центр. Двуствольное (№ 303841 льежской фабрики «Франготт») было куплено (в магазине Шенбрунера на Кузнецком мосту). Заплатил я за него 55 рублей; такая примерно цена (50) была указана им. Досадная «раковина» в левом стволе была замазана вазелином или другим жиром. После пристрелки в Подольске я ее обнаружил, к своему ужасу. Знакомый охотник сказал, что это особенного значения не имеет, что магазин не возьмет обратно и что цена небольшая.

Приобретая затем все необходимое к нему, я заказал деревянный ящик, упаковал покупку, выставив «ценная» на 70 р. — сколько действительно стоила покупка с пересылкой ее в село Шушенское. С этим ружьем Ильич охотился в Сибири на зайцев, дупелей и пр.

По возвращении в начале 1900 года в Россию Владимир Ильич привез ружье с собой и передал мне» (это все я переписала позднее из его тетради).

После Великой Октябрьской социалистической революции в редкие минуты отдыха Владимир Ильич любил ходить на охоту, которая была для него одним из самых любимых видов отдыха. Владимир Ильич вообще любил активный отдых: рыбную ловлю не любил, — не нравилось ему неподвижное сидение с удочкой. А папа, напротив, с детства увлекался рыбной ловлей. Он удил рыбу в Свияге.

Папа впервые приехал в Горки в июле 1919 года. В этот день они много гуляли, Владимир Ильич показывал ему дом, парк, окрестности. А в следующее воскресенье отправились на охоту. С ними пошел товарищ из охраны Ленина.

«...Взяли ружья. Вышли через парк в лес, но ничего не нашли, так как не знали совершенно мест. Надо было искать тетеревов; позднее мы уже узнали, где здесь водятся тетерева. Помню, Владимир Ильич спросил у одного крестьянина из деревни Сияново, такого благообразного старика с седой бородой и в очках:

- Хотим тетеревов найти, поохотиться.

- Где же вы ищете тетеревов? Это не тут. Нужно пройти на Горелый пень — это в лесу.

- Надо через поле пройти в лес.

Но в этот сезон мы не знали еще, где тетерева, и удачно не охотились, не видели даже птицы».

Как говорил отец, Владимир Ильич обычно ходил на охоту в синей косоворотке, в пиджаке и в охотничьих сапогах. У Дмитрия Ильича тоже была синяя сатиновая косоворотка. Ее сшила ему мама. Вместо пиджака в холодные осенние и зимние дни отец надевал рыжую кожаную поношенную куртку на меху. Он называл ее «телячья куртка». Из своих детских лет помню, что отец клал ее на пол

мехом вверх, сажал на нее меня, садился сам и затевал какую-нибудь игру. Было много веселья и смеха!

В зимние холода Владимир Ильич иногда надевал старую шубу своего отца — Ильи Николаевича Ульянова. Эту шубу на енотовом меху долгие годы хранила моя мама. Теперь она находится в экспозиции Дома- музея Владимира Ильича Ленина в Ульяновске.

Нередко вместе с Владимиром Ильичем и Дмитрием Ильичом на охоту ездили доктор В. А. Обух, Н. В. Крыленко, А. Я. Беленький (начальник охраны Владимира Ильича с 1919 по 1924 г.) и другие.

Н. В. Крыленко рассказывал такой случай. Как-то охотился вместе с В. И. Лениным, с ними было несколько охотников. Из леса неожиданно вышла лиса и остановилась недалеко от Ленина.

И вот — сценка: лиса смотрит на Владимира Ильича, он — на нее. Это длилось одно мгновенье! И лиса убежала.

- Почему же вы не стреляли? — воскликнул Крыленко.

- Уж очень красивая была, — ответил Ленин.

Действительно, ярко-рыжая пушистая лисица, спокойно стоящая на белом снегу, казалась чудом природы!

Но, вообще, Владимир Ильич любил ходить на охоту, а не ездить на машине или на лошади. Отец как-то сказал Владимиру Ильичу:

- Скажу, чтобы машина приехала к такому-то месту.

Но Владимир Ильич отказался:

- Да нет, не надо. Прогулка так прогулка.

- Ты устанешь, будет очень приятно сесть в машину, — настаивал Дмитрий.

- Нет, не стоит, дойдем пешком, — ответил ему Владимир Ильич.

Он очень любил ходить, ходить подолгу, до усталости. Когда он много ходил и уставал, то легче засыпал и ему хоть ненадолго удавалось избавиться от бессонницы, мучившей его долгие годы.

На поляне по дороге на Лукино Владимир Ильич с Дмитрием Ильичом охотился на тетеревов. Поляна очень нравилась Владимиру Ильичу, так как расположена была высоко и с нее открывался хороший обзор: вдали, справа, виднеются крыши Мещерина, а слева, на другом берегу Пахры, село Казанское. В то время поляна была покрыта кустами можжевельника, вокруг — перелески.

Доктор Обух обычно спрашивал Владимира Ильича: «Куда вы выйдете? Сюда?» — «Мы выйдем примерно так-то». — «Хорошо, я вас тут встречу». Он был толстый, ляжет где-нибудь в тени и выжидает.

Владимир Ильич смеялся: «Вы все лежите, а Вам надо жир спускать, надо ходить больше». А Обух любил, наоборот, больше полежать.

Раньше в Лукино была церковь с большим белым куполом, который служил ориентиром. Владимир Ильич и Дмитрий Ильич всегда ориентировались по нему. Рядом с поляной было несколько оврагов, вокруг лес. В начале одного из оврагов Владимир Ильич однажды подстрелил тетерева, того самого.

«Мы шли тогда в ряд, — рассказывал отец, — с правого фланга я, затем Обух, потом Владимир Ильич и кто- то из сотрудников охраны, из чекистов. Условились как кричать; Владимир Ильич сказал, что кричать: «Тиро».

Поднял я черныша с той стороны оврага, выстрелил — промазал; следом стреляет Обух; затем слышу опять два выстрела — это стрелял Владимир Ильич. Первым выстрелом он его сшиб влёт; черныш летел на них. Думаю, что это за второй выстрел? Это не дуплет. Подхожу, спрашиваю. А Владимир Ильич птицу держит в руках: «Верно, как ты говорил, — хвост лирой. Я его, знаешь, подбил, он упал и побежал к лесу, в овраг, в гущу леса. Я решил пожертвовать вторым зарядом, потому что искать его было бы трудно». Они так великолепно бегают, что его невозможно было бы найти... Говорю: «Конечно, правильно сделал» Только благодаря этому он и взял тетерева.

- Это был один из первых его трофеев на здешней горкинской охоте».

Долгое время в белом шкафу на втором этаже, около комнаты Владимира Ильича, хранилось чучело тетерева.

Иногда Владимир Ильич и Дмитрий Ильич возвращались с охоты без добычи, но Владимира Ильича это не огорчало: он любил погулять, иногда даже ходил без ружья, а просто с палочкой.

Весьма странные вещи

Как я уже говорила раньше, вся семья Ульяновых летом жила обычно в Горках. В конце февраля 1939 года умерла Надежда Константиновна. Из семьи Ульяновых остался один Дмитрий Ильич с семьей — с мамой и со мной. Я заканчивала девятый класс, почти все время была в Москве, приезжая в Горки на воскресенье. Папа с мамой старались больше находиться в Горках. Там папа мог быть больше на воздухе и, если даже не гулять по парку, то, во всяком случае, сидеть на балконе.

И вот, начиная с весны 1939 года, в Горках начали происходить весьма странные вещи. Как-то в мае, когда мы все были в сборе, папа позвал меня к себе. Он сказал с грустью:

- Знаешь, Ляля, нам придется переехать из Большого дома на третью дачу.

- Почему? — удивилась я.

- Здесь собираются создать музей Володи.

Потом он сказал, чтобы мы с мамой пошли на третью дачу и посмотрели там комнаты, кто где может поселиться. Мы внимательно осмотрели всю дачу, разные помещения, но меня интересовал один вопрос: где же папа будет гулять? Рядом река Пахра; проезжая дорога; летом шум и гам от публики на берегу реки. По выходным дням еще больше шум и гам, и невозможно будет выйти на воздух. Это, в общем, проходной двор...

С одной стороны у третьей дачи большой фруктовый сад, где тоже не погуляешь. С другой стороны — другая дорога.

Папа позвонил И. В. Сталину. После этого все разговоры о переселении смолкли — мы остались жить в Большом доме в Горках.

Начиная с конца 1938 года, по парку начали проводить экскурсии. Было шумно. Появился представитель музея Ленина Иван Яковлевич Шахов. Поэтому присутствие множества посторонних лиц для папы, конечно, создавало известные неудобства. Все люди хотели встретиться с братом Ленина и побеседовать с ним. Папе это было непросто, особенно после тех операций, которые он перенес, оставшись после них практически без обеих ног.

В 1939 или в 1940 году папа звонил, потом послал письмо Вячеславу Михайловичу Молотову об аккумуляторах для коляски, которая была сделана в Англии специально для Владимира Ильича. Папа объяснил ему все, что теперь для него ограничена возможность передвижения, и поэтому он хотел бы пользоваться коляской, но для нее нужны специальные аккумуляторы, которых в СССР не было. Вскоре аккумуляторы привезли из Англии, и в 1940 году он смог уже пользоваться коляской и ездить на ней по парку. С ним постоянно находился санитар.

Время шло. Наступило лето. О переезде на третью дачу больше не было разговора.

Мы были очень рады, что все остается, как было. Особенно радовались папа и мама, что папа сможет по- прежнему жить в своих любимых Горках, радовался, что остается все по-прежнему.

Прошло более семи лет. После смерти папы мы с мамой переехали в Маленький дом. Раньше, при Владимире Ильиче и при жизни всех Ульяновых, он назывался «Маленький дом», теперь — «Северный флигель».

Как я уже сказала, с 1939 года в Горках работал представитель музея И. Я. Шахов. Шла подготовка к открытию музея в Большом доме. Мы жили в Маленьком доме на первом этаже. Часто по парку ходили экскурсии. В дом экскурсий не водили. Экскурсии, конечно, вызвали некоторое неудобство, потому что часто сидишь на террасе, проходят люди, смотрят, спрашивают: «А это кто? А это что? Кто тут живет?» и так далее...

Вообще говоря, в Маленьком доме было, конечно, более тесно, но зато очень уютно, и мы быстро к этому привыкли. В Большом доме жизнь всегда кипела, когда жили все Ульяновы, — было шумно, весело, хорошо! Теперь жизнь затихла, замерла, и дом стоял мертвый. Заходить в него не хотелось. Это было очень тяжело...

В Маленьком доме один год, по-моему, это был 1921 — 1922 годы Владимир Ильич зиму жил на втором этаже, потому что тогда были большие трудности с отоплением, и, чтобы не топить Большой дом, Владимир Ильич решил перебраться в Маленький. Все Ульяновы поселились на втором этаже: тетя Надя, тетя Маня и тетя Аня.

Неожиданно стало происходить что-то странное.

Примерно в 1947 — 1948 годах в Горках неожиданно стало происходить что-то странное.

Вдруг по чьему-то указанию из Большого дома поспешно стали вывозить скульптуры, картины, мебель. Это было очень странно, потому что шла речь об открытии музея Ленина в Большом доме, и вдруг стали вывозить вещи. Мы с мамой об этом не знали. Часть вещей, скульптуры, в частности, картины, были вывезены в санаторий «Марьино» ЦК ВКП (б). Этот санаторий находится в Курской области. Часть вещей была вывезена, в основном мебель, тоже в один из городов.

Нам с мамой предложили выехать из Горок, и в апреле 1949 года мы покинули милые нашему сердцу Горки. Нас поселили в Кунцеве в доме отдыха ЦК партии, в небольшом деревянном домике.

Между тем слухи о закрытии Дома-музея Ленина в Горках, еще не открытого фактически, распространялись с быстротой света. В Центральный комитет партии, лично Сталину шли потоки писем от трудящихся Советского Союза. Люди просили не закрывать музей Владимира Ильича Ленина, сохранить его как память о Ленине. Он прожил в Горках около шести лет — с 1918 года до 21 января 1924 года. Его родные около 20 лет. Естественно, что и мы с мамой знали об этих слухах. Однако эти разговоры мы знали и от некоторых сотрудников музея, и от жителей Горок, от работников Горок. Но все они знали больше, чем мы.

В чем была причина, чтобы вдруг закрыть Большой дом и не делать там музей? Все это было совершенно неясно...

Студенты многих вузов писали Иосифу Виссарионовичу Сталину письма, и основной фразой была: если у нашего государства нет денег, возьмите наши стипендии, но только не закрывайте Дом-музей Владимира Ильича Ленина в Горках.

Узнав об этом из многочисленных писем трудящихся, от ряда известных лиц, от студентов, Сталин дал указание открыть музей В. И. Ленина.

Зимой 1949 года в Горках в Большом доме официально открылся Дом-музей Владимира Ильича Ленина. Это было большим событием.

Директор Михаил Борисович Татаринов просил маму, меня и некоторых сотрудников Горок, работавших там, чтобы мы рассказали о расположении вещей, мебели, картин, скульптур в Большом доме, как было при Ленине. Конечно, это в основном помнила мама, и она рассказывала. Это все было записано. Просил он также рассказать о парке в Горках все — от мельчайших клумб до скамеечек, о любимых местах Владимира Ильича, где он любил сидеть, где любил гулять. Все это было записано по указанию Татаринова, и мы с мамой подписали документы. (Текст этого документа хранится в фондах музея.)

Татаринов воспользовался также воспоминаниями Дмитрия Ильича, Марьи Ильиничны, Надежды Константиновны и старшей сестры Ленина — Анны Ильиничны, и, таким образом, получилась ясная картина жизни В. И. Ленина в Горках.

Joomla templates by a4joomla