ИЮЛЬ 1914 – АВГУСТ 1915
Из статьи «Война и российская социал-демократия» (Полн. собр. соч., т. 26)
Пусть оппортунисты «берегут» легальные организации ценой измены своим убеждениям, — революционные с.-д. используют организационные навыки и связи рабочего класса для создания соответствующих эпохе кризиса нелегальных форм борьбы за социализм и сплочения рабочих не с шовинистской буржуазией своей страны, а с рабочими всех стран. Пролетарский Интернационал не погиб и не погибнет. Рабочие массы через все препятствия создадут новый Интернационал. Нынешнее торжество оппортунизма недолговечно. (Стр. 22)
Из брошюры «Карл Маркс» (Полн. собр. соч., т. 26)
Что стремления одних членов данного общества идут вразрез с стремлениями других, что общественная жизнь полна противоречий, что история показывает нам борьбу между народами и обществами, а также внутри них, а кроме того еще смену периодов революции и реакции, мира и войн, застоя и быстрого прогресса или упадка, эти факты общеизвестны. Марксизм дал руководящую нить, позволяющую открыть закономерность в этом кажущемся лабиринте и хаосе, именно: теорию классовой борьбы. Только изучение совокупности стремлений всех членов данного общества или группы обществ способно привести к научному определению результата этих стремлений. А источником противоречивых стремлений является различие в положении и условии жизни тех классов, на которые каждое общество распадается. «История всех до сих пор существовавших обществ, — пишет Маркс в «Коммунистическом Манифесте» (за исключением истории первобытной общины — добавляет впоследствии Энгельс), — была историей борьбы классов. (Стр. 58)
Государство, это организованное насилие, возникло неизбежно на известной ступени развития общества, когда общество раскололось на непримиримые классы, когда оно не могло бы существовать без «власти», стоящей якобы над обществом и до известной степени обособившейся от него. Возникая внутри классовых противоречий, государство становится «государством сильнейшего, экономически господствующего класса, который при его помощи делается и политически господствующим классом и таким путем приобретает новые средства для подчинения и эксплуатации угнетенного класса». (Стр. 75)
Из статьи «Мертвый шовинизм и живой социализм» (Полн. собр. соч., т. 26)
Крах отдельных лиц не диковинка в эпохи великих всемирных переломов. Каутский, несмотря на свои громадные заслуги, никогда не принадлежал к тем, кто во время больших кризисов сразу занимал боевую марксистскую позицию (вспомним его колебания по вопросу о мильеранизме). (Стр. 101–102)
Из статьи «Что же делать? (о задачах рабочих партий по отношению к оппортунизму и социал-шовинизму)» (Полн. собр. соч., т. 26)
Единство пролетариата есть величайшее оружие его в борьбе за социалистическую революцию. Из этой бесспорной истины столь же бесспорно вытекает, что, когда к пролетарской партии примыкают в значительном числе мелкобуржуазные элементы, способные мешать борьбе за социалистическую революцию, единство с такими элементами вредно и губительно для дела пролетариата. (Стр. 113)
Война показала, что в момент кризиса (а эпоха империализма неизбежно будет эпохой всяких кризисов) внушительная масса оппортунистов, поддерживаемая и частью прямо направляемая буржуазией (это особенно важно!), перебегает на ее сторону, изменяет социализму, вредит рабочему делу, губит его. (Стр. 114)
Типом социалистических партий эпохи II Интернационала была партия, которая терпела в своей среде оппортунизм, все более накапливаемый десятилетиями «мирного» периода, но державшийся тайком, приспособлявшийся к революционным рабочим, перенявший у них их марксистскую терминологию, уклонявшийся от всякой ясной принципиальной размежевки. (Стр. 114)
…единство с оппортунистами могут теперь защищать только враги пролетариата или одураченные рутинеры пережитой эпохи. (Стр. 115)
Из статьи «Как полиция и реакционеры охраняют единство германской социал-демократии» (Полн. собр. соч., т. 26)
Единство, как лозунг социал-демократической партии в наши дни, означает единство с оппортунистами и подчинение им (или их блоку с буржуазией). (Стр. 156)
Из статьи «Конференция заграничных секций РСДРП» (Полн. собр. соч., т. 26)
Одной из форм одурачения рабочего класса является пацифизм и абстрактная проповедь мира. При капитализме, и особенно в его империалистической стадии, войны неизбежны. А с другой стороны, с.-д. не могут отрицать позитивного значения революционных войн, т.е. не империалистических войн, а таких, которые велись, например, от 1789 г. до 1871 г. ради свержения национального гнета и создания из феодально раздробленных — национальных капиталистических государств, или которые возможны для охраны завоеваний побеждающего в борьбе с буржуазией пролетариата.
Пропаганда мира в настоящее время, не сопровождающаяся призывом к революционным действиям масс, способна лишь сеять иллюзии, развращать пролетариат внушением доверия к гуманности буржуазии и делать его игрушкой в руках тайной дипломатии воюющих стран. В частности, глубоко ошибочна мысль о возможности так называемого демократического мира без ряда революций. (Стр. 165–166)
Из статьи «Английский пацифист и английская нелюбовь к теории» (Полн. собр. соч., т. 26)
Марксистские слова стали в наши дни прикрытием полного отречения от марксизма. (Стр. 272)
ИЗ ПИСЕМ
А.Г. Шляпникову 27 октября 1914 г.
Права была Р. Люксембург, давно писавшая, что у Каутского «прислужничество теоретика» — лакейство, говоря проще, лакейство перед большинством партии, перед оппортунизмом. (Полн. собр. соч., т.49, стр. 21)
А.Г. Шляпникову 31 октября 1914 г.
Лозунг наш — гражданская война. Все это чистейшие софизмы, будто сей лозунг неподходящий и т.д. Мы не можем ее «сделать», но мы ее проповедуем и в этом направлении работаем… Никто не решится ручаться, когда и насколько «оправдается» сия проповедь практически: не в этом дело (только подлые софисты отрекаются от революционной агитации из-за неизвестности того, когда будет революция). Дело в такой линии работы. Только эта работа — социалистическая, не шовинистская. И она одна принесет социалистические плоды, революционные.
Лозунг мира теперь нелеп и ошибочен (особенно после измены почти всех вождей вплоть до Геда, Плеханова, Вандервельда, Каутского). Он на деле означал бы мещанское нытье. А мы и на военной почве — должны остаться революционерами. И в войске проповедовать классовую борьбу. (Полн. собр. соч., т.49, стр. 24–25)
А.М. Коллонтай, декабрь 1914 г.
Европейская война принесла ту великую пользу международному социализму, что наглядно вскрыла всю степень гнилости, подлости и низости оппортунизма, дав тем самым великолепный толчок к очищению рабочего движения от накопленного десятилетиями мирной эпохи навоза. (Полн. собр. соч., т.49, стр. 43–44)
И.Ф. Арманд 17 января 1915 г.
Дело не в том, что Вы субъективно «хотите понимать» под этим. Дело в объективной логике классовых отношений в делах любви. (Полн. собр. соч., т.49, стр. 52)
Д. Вайнкопу, июль 1915 г.
Эксплуатируемый класс, не стремящийся к тому, чтобы иметь оружие, уметь им владеть и знать военное дело, был бы лакейским классом. Защитники разоружения в противовес народной милиции (такие «левые» имеются также и в Скандинавии: я спорил об этом с Хёглундом в 1910 г.) становятся на позиции мелких буржуа, пацифистов, оппортунистов в мелких государствах. Для нас же решающей должна являться точка зрения крупных государств и революционной борьбы (т.е. также и гражданской войны). (Полн. собр. соч. т.49, стр. 104)
А.М. Коллонтай 26 июня 1915 г.
Если слова о классовой борьбе не фраза в либеральном духе (каковою она стала у оппортунистов, Каутского и Плеханова), то как можно возражать против факта истории — превращения сей борьбы, при известных условиях, в гражданскую войну? Как может, далее, угнетенный класс вообще быть против вооружения народа?
… Мне кажется, этот вопрос (как и все вопросы социал-демократической тактики теперь) можно ставить только в связи с оценкой (и учетом) оппортунизма. И ясно, что «разоружение», как лозунг тактики, есть оппортунизм. Захолустный притон, воняет маленьким государством, отстраненностью от борьбы, убожеством взгляда: «моя хата с краю». (Полн. собр. соч., т.49, Стр. 107)
АВГУСТ 1915 – ИЮНЬ 1916
Из статьи «Честный голос французского социалиста» (Полн. собр. соч., т. 27)
«Непримиримость есть сила», — справедливо говорит Голэй, приглашая читателя бросить взгляд на «историю доктрин». — «Когда они оказывались влиятельными? Тогда ли, когда они бывали приручены властями, или тогда, когда они бывали непримиримыми? Когда христианство потеряло свою ценность? Не тогда ли, когда Константин обещал ему доходы и предложил ему, вместо преследований и казней, обшитое галунами платье придворных лакеев?..
Один французский философ сказал: мертвые идеи суть те, которые являются в изящном одеянии, без терпкости, без смелости. Они мертвы, потому что они входят в всеобщее обращение и составляют часть обычного интеллектуального багажа великой армии филистеров. Сильные идеи — те, которые толкают и вызывают скандал, возбуждают негодование, гнев, раздражение у одних, энтузиазм у других». Напомнить эту истину автор считает необходимым современным социалистам, среди которых очень часто отсутствует всякая «горячность убеждения: ни во что не верят, ни в реформы, которые запаздывают, ни в революцию, которая все не приходит».
Непримиримость, готовность к восстанию «вовсе не ведет к мечтательности, а, напротив, ведет к действиям. Социалист не будет пренебрегать ни одной из форм деятельности. Он сумеет найти новые, сообразно потребностям и условиям момента. Он требует немедленных реформ, он добивается их не пререканиями с противником, он вырывает их, как уступку у буржуазии, которой внушает страх полная энтузиазма и смелости масса».
После бесстыднейшего опошления марксизма и опозорения социализма Плехановым, Каутским и К° поистине отдыхаешь душой на брошюре Голэя. (Стр. 9–10)
Величайшее в мире освободительное движение угнетенного класса, самого революционного в истории класса, невозможно без революционной теории. Ее нельзя выдумать, она вырастает из совокупности революционного опыта и революционной мысли всех стран света. И такая теория выросла со 2-й половины XIX века. Она называется марксизмом. Нельзя быть социалистом, нельзя быть революционным социал-демократом, не участвуя по мере сил в разработке и применении этой теории, а в наши дни в беспощадной борьбе против уродования ее Плехановым, Каутским и К°. (Стр. 11)
Из Письма в Интернациональную социалистическую комиссию (I.S.K.) (Полн. собр. соч., т. 27)
Конечно, борьба за свержение империализма трудна, но массы должны знать правду о трудной, но необходимой борьбе. Массы не должны быть убаюкиваемы надеждой на мир без свержения империализма. (Стр. 33)
Из тезисов «Социалистическая революция и право наций на самоопределение» (Полн. собр. соч., т. 27)
Если все чисто демократические требования способны, при условии уже начавшегося штурма пролетариев против основ власти буржуазии, сыграть в известном смысле роль помехи революции, то необходимость провозгласить и осуществить свободу всех угнетенных народов (т.е. их право на самоопределение) будет так же насущна в социалистической революции, как насущна она была для победы буржуазно-демократической революции, например, в Германии 1848 г. или России 1905 г. (Стр. 262–263)
Из рукописи «К статье “Революционный пролетариат и право наций на самоопределение”» (Полн. собр. соч., т. 54)
Именно интересы революционной борьбы пролетариат а против капитализма, а вовсе не интересы мелких народиков, требуют защиты социалистами великих держав права на отделение (= права на самоопределение) угнетенных наций. Борьба за социализм есть борьба интернационально-революционного пролетариата. (Стр. 466)
Из работы «Предложение Центрального Комитета РСДРП второй социалистической конференции» (Полн. собр. соч., т. 27)
«Программа мира» социалистов, равно как и их программа «борьбы за окончание войны», должна исходить из разоблачения той лжи насчет «демократического мира», миролюбивых намерений воюющих и т.п., с которой обращаются ныне к народу демагогические министры, пацифистские буржуа, социал-шовинисты и каутскианцы всех стран. Всякая «программа мира» есть обман народа и лицемерие, если она не базируется в первую голову на выяснении массам необходимости революции и на поддержке, содействии, развитии начинающейся повсюду революционной борьбы масс (брожение, протесты, братанье в траншеях, стачки, демонстрации, письма с фронта к родным, — например, во Франции — чтобы они не подписывались на военный заем, и т.д. и т.п.).
Поддержка, расширение и углубление всякого народного движения за окончание войны есть долг социалистов. Но в действительности этот долг выполняют только те социалисты, которые, как Либкнехт, с парламентской трибуны призывают солдат сложить оружие, проповедуют революцию, превращение империалистской войны в гражданскую войну за социализм. (Стр. 289–290)
ИЗ « ФИЛОСОФСКИХ ТЕТРАДЕЙ » (Полн. собр. соч., т. 29)
Из Конспекта книги Маркса и Энгельса «Святое семейство»
«Если социалистические писатели признают за пролетариатом эту всемирно-историческую роль, то это никоим образом не происходит от того, что они, как уверяет нас критическая критика, считают пролетариев богами. Скорее наоборот. Так как в оформившемся пролетариате практически закончено отвлечение от всего человеческого, даже от видимости человеческого; так как в жизненных условиях пролетариата все жизненные условия современного общества достигли высшей точки бесчеловечности; так как в пролетариате человек потерял самого себя, однако вместе с тем не только обрел теоретическое сознание этой потери, но и непосредственно вынужден к возмущению против этой бесчеловечности велением неотвратимой, не поддающейся уже никакому прикрашиванию, абсолютно властной нужды, этого практического выражения необходимости, — именно поэтому пролетариат может и должен сам себя освободить. Но он не может освободить себя, не уничтожив своих собственных жизненных условий. Он не может уничтожить своих собственных жизненных условий, не уничтожив всех бесчеловечных жизненных условий современного общества, сконцентрированных в его собственном положении. Он не напрасно проходит суровую, но закаляющую школу труда. Дело не в том, в чем в данный момент видит свою цель тот или иной пролетарий или даже весь пролетариат. Дело в том, что такое пролетариат на самом деле, и что он, сообразно этому своему бытию, исторически вынужден будет делать. Его цель и его историческое дело самым ясным и непреложным образом предуказываются его собственным жизненным положением, равно как и всей организацией современного буржуазного общества. Нет надобности распространяться здесь о том, что значительная часть английского и французского пролетариата уже сознает свою историческую задачу и постоянно работает над тем, чтобы довести это сознание до полной ясности». (Стр. 12–13)
««Идея» неизменно посрамляла себя, как только она отделялась от «интереса»». (Стр. 18)
«Все коммунистические и социалистические писатели исходили из наблюдения, что, с одной стороны, даже самым благоприятным образом обставленные блестящие деяния видимо остаются без блестящих результатов и вырождаются в тривиальности; с другой же стороны, что всякий прогресс духа был бы до сих пор прогрессом в ущерб массе человечества, которая попадала во все более и более бесчеловечное положение. Они объявили поэтому «прогресс» (см. Фурье) неудовлетворительной абстрактной фразой; они догадывались (см., в числе других, Оуэна) о существовании основного порока цивилизованного мира; они подвергли поэтому действительные основы современного общества беспощадной критике. Этой коммунистической критике с самого же начала соответствовало на практике движение широкой массы, в ущерб которой происходило до сих пор историческое развитие. Нужно быть знакомым с тягой к науке, с жаждой знания, с нравственной энергией и неутомимым стремлением к саморазвитию у французских и английских рабочих, чтобы составить себе представление о человеческом благородстве этого движения». (Стр. 19–20)
«Первое же положение земного социализма отвергает эмансипацию исключительно в сфере теории как иллюзию и требует для действительной свободы, кроме идеалистической «воли», еще весьма осязательных, весьма материальных условий. Как низко по сравнению со святой критикой стоит «масса», — масса, которая считает материальные, практические перевороты необходимыми даже для того, чтобы завоевать время и средства, нужные хотя бы только для занятия «теорией»!» (Стр. 23)
«Идеи никогда не могут выводить за пределы старого мирового порядка: во всех случаях они могут выводить только за пределы идей старого мирового порядка. Идеи вообще ничего не могут осуществить. Для осуществления идей требуются люди, которые должны употребить практическую силу». (Стр. 27)
Из Замечаний на книге И. Дицгена «Мелкие философские работы»
««Имущие и образованные», которые заботятся об истине и науке только постольку, поскольку они служат накоплению их сокровищ и сохранению привилегий, представляют собой действительных мерзких материалистов, которым ничто не дорого, кроме эгоистических забот о собственном желудке и холеном теле». (Стр. 372)
«Мы также хотим любить врага, делать добро тем, кто нас ненавидит, но только тогда, когда враг, безвредный, повержен во прах. И мы скажем вместе с Гервегом:
Одна любовь нас не спасёт,
Не принесет нам счастья, —
Пусть ненависть своим мечом
Разрубит цепи рабства.
Довольно нам уже любви!
Она нас не избавит:
Мы с ненавистью на врага
Должны свой меч направить»
(Стр. 376)
Из Замечаний на книге Г.В. Плеханова «Н.Г. Чернышевский»
«Конечно, ни один толковый материалист не станет утверждать, будто средний «простолюдин» только потому, что он простолюдин, т.е. «человек массы», знает не меньше среднего «интеллигента». Он знает, конечно, меньше его. Но ведь речь идет не о знаниях «простолюдина», а об его поступках. Поступки же людей не всегда определяются их знаниями и всегда определяются не только их знаниями, а также — и самым главным образом — их положением, которое только освещается и осмысливается свойственными им знаниями. Тут опять приходится вспомнить основное положение материализма вообще и материалистического объяснения истории в частности: не бытие определяется сознанием, а сознание бытием. «Сознание» человека из «интеллигенции» более развито, нежели сознание человека из «массы». Но «бытие» человека из массы предписывает ему гораздо более определенный способ действия, нежели тот, который предписывается интеллигенту его общественным положением. Вот почему материалистический взгляд на историю позволяет лишь в известном и притом очень ограниченном смысле говорить об отсталости человека из «массы» сравнительно с человеком из интеллигенции: в известном смысле «простолюдин», несомненно, отстает от «интеллигента», а в другом смысле он, несомненно, опережает его». (Стр. 549)
«У либералов и демократов существенно различны коренные желания, основные побуждения. Демократы имеют в виду по возможности уничтожить преобладание высших классов над низшими в государственном устройстве, с одной стороны, уменьшить силу и богатство высших сословий, с другой — дать более веса и благосостояния низшим сословиям. Каким путем изменить в этом смысле законы и поддержать новое устройство общества, для них почти все равно. Напротив того, либералы никак не согласятся предоставить перевес в обществе низшим сословиям, потому что эти сословия по своей необразованности и материальной скудности равнодушны к интересам, которые выше всего для либеральной партии, именно к праву свободной речи и конституционному устройству». (Стр. 558–559)
«Далее Чернышевский разъясняет свою мысль с помощью таких доводов, которые еще больше подтверждают наше предположение о том, что под демократами он понимает социалистов. Он говорит: «С теоретической стороны, либерализм может казаться привлекательным для человека, избавленного счастливой судьбой от материальной нужды: свобода — вещь очень приятная. Но либерализм понимает свободу очень узким, чисто формальным образом. Она для него состоит в отвлеченном праве, в разрешении на бумаге, в отсутствии юридического запрещения. Он не хочет понять, что юридическое разрешение для человека имеет цену только тогда, когда у человека есть материальные средства пользоваться этим разрешением». (Стр. 559)
ИЮЛЬ 1916 – ФЕВРАЛЬ 1917
Из статьи «О карикатуре на марксизм и об “империалистическом экономизме”» (Полн. собр. соч., т. 30)
Вопрос о диктатуре пролетариата имеет такую важность, что не может быть членом социал-демократической партии, кто отрицает или только словесно признает ее. (Стр. 122)
Из статьи «Империализм и раскол социализма» (Полн. собр. соч., т. 30)
В истории всегда бывало, что имена популярных среди угнетенных классов революционных вождей после их смерти враги их пытались присвоить себе для обмана угнетенных классов. (Стр. 177)
Из статьи «Открытое письмо Борису Суварину» (Полн. собр. соч., т. 30)
Раскол! Это пугало, которым социалистические вожди стремятся напугать других и которого они сами так боятся! (Стр. 265–266)
Истинно-революционные интернационалисты численно слабы? Рассказывайте! Возьмем в качестве примера Францию 1780 г. и Россию 1900 года. Сознательные и решительные революционеры, которые в первом случае были представителями буржуазии — революционного класса той эпохи, — а во втором случае были представителями революционного класса настоящего времени — пролетариата, были чрезвычайно слабы численно. Это были лишь единицы, составляющие максимум 1/10 000 или даже 1/100 000 своего класса. А спустя несколько лет эти самые единицы, это самое, якобы столь ничтожное, меньшинство повело за собою массы, миллионы и десятки миллионов людей. Почему? Потому что это меньшинство представляло действительно интересы этих масс, потому что оно верило в грядущую революцию, потому что оно было готово беззаветно ей служить.
Численная слабость? Но с каких это пор революционеры ставят свою политику в зависимость от того факта, в большинстве ли они или в меньшинстве? (Стр. 266–267)
ИЗ ПИСЕМ
А.Г. Шляпникову, октябрь 1916 г.
Примиренчество и объединенчество есть вреднейшая вещь для рабочей партии в России, не только идиотизм, но и гибель партии. Ибо на деле «объединение» (или примирение и т.п.) с Чхеидзе и Скобелевым ( в них гвоздь, ибо они выдают себя за «интернационалистов») — есть «единство» с ОК, а через него с Потресовым и К°, т.е. на деле лакейство перед социал-шовинистами.
… Полагаться мы можем только на тех, кто понял весь обман идеи единства и всю необходимость раскола с этой братией (с Чхеидзе и К°) в России. (Полн. собр. соч., т.49, стр. 300–301)
И.Ф. Арманд 18 декабря 1916 г.
Вот она, судьба моя. Одна боевая кампания за другой — против политических глупостей, пошлостей, оппортунизма и т.д.
Это с 1893 года. И ненависть пошляков из-за этого. Ну, а я все же не променял бы сей судьбы на «мир» с пошляками. (Полн. собр. соч., т.49, стр. 340)
И.Ф. Арманд 25 декабря 1916 г.
…в известном смысле для известного периода всякие демократические цели (не только самоопределение! Это заметьте! Это Вы забыли!) способны затормозить социалистическую революцию. В каком смысле? в какой момент? когда? как? Например, если движение уже разгорелось, революция уже началась, надо брать банки, а нас зовут: подожди, сначала укрепи, узакони республику и проч.! (Полн. собр. соч., т.49, стр. 346–347)
И.Ф. Арманд 19 января 1917 г.
Политика есть отношение между нациями, классами и пр. (Полн. собр. соч., т.49, Стр. 369)