От авторов сайта: первая часть - воспоминания очевидцев покушения, 2 - врачей, 3-я - статьи в сми. Речи Троцкого, Бухарина, Каменева, Зиновьева (кто, как и когда создавал культ личности). Телеграммы и письма со всей страны.
Сборник
Покушение на Ленина 30 августа 1918 г.
Документы, воспоминания очевидцев. Газетные материалы 1918 г., некоторые данные из процесса ЦК партии социалистов-революционеров, протоколы допроса Каплан и др.
1925
Читать книгу "Покушение на Ленина 30 августа 1918 г" в формате PDF
Отрывки из книги:
... Настоящий сборник имеет целью об‘единить под одной обложкой все наиболее ценное, из появившегося в печати по поводу покушения на Владимира Ильича Ленина 30 августа 1918 года. Задачей редакции было не только исчерпать, по возможности, все опубликованные материалы, относящиеся к покушению, но и представить событие в том разрезе, как оно переживалось рабочей массой и большевистской партией в 1918 году, в обстановке ожесточеннейшей гражданской войны. С этой целью в издание включен ряд хроникерских заметок и рассказов очевидцев, часто неточных и противоречивых, напечатанных в „Правде" и „Известиях ВЦИК" в ближайшие дни за покушением. Уделено также место посвященным покушению заседаниям ВЦИК, Московского и Ленинградского Советов, откликам с фронта, корреспонденциям из районов и ряду газетных статей по поводу покушения.
... Когда я оперировал т. Сталина, который лежал у меня в больнице, Владимир Ильич ежедневно два раза, утром и вечером, звонил ко мне по телефону и не только справлялся о его здоровье, а требовал самого тщательного и обстоятельного доклада. Операция тов. Сталину была очень тяжелая; помимо удаления аппендикса, пришлось сделать широкую резекцию слепой кишки и за исход ручаться было трудно. Владимир Ильич, видно, очень беспокоился и сказал мне: „Если что, звоните мне во всякое время дня и ночи. Когда на 4-ый или 5-ый день после операции всякая опасность миновала и я сказал ему об этом, у него, видно, от души вырвалось: „Вот спасибо-то, но я все-таки каждый день буду звонить к вам". Навещая тов. Сталина у него, уже на квартире, я как-то встретил там Владимира Ильича. Встретил он меня самым приветливым образом, отозвал в сторону, опять расспросил, что было со Сталиным, я сказал, что его необходимо отправить куда-нибудь отдохнуть и поправиться после тяжелой операции, на это он: „Вот и я говорю то же самое, а он упирается, ну, да я устрою, только не в санаторию, сейчас только говорят, что они хороши, а еще ничего хорошего нет“. Я говорю: „Да пусть едет прямо в родные горы“. Владимир Ильич: „Вот и правильно, да подальше, чтобы никто к нему не приставал, надо об этом позаботиться". А сам бледный, желтый, усталый. „Владимир Ильич, вам бы самим-то отдохнуть не мешало".—„Нет, нет, я совсем здоров,—засмеялся, пожал руку, и почти убежал, а на пороге обернулся и сказал,—правда, правда, здоров, скоро по тетеревам"...
...
РОДНОЙ.
(„Правда", 4 сентября 1918 г.).
Как, говоришь, его зовут?
Владимир Ильич.
— Вот как! Да ведь я же слыхал, да в памяти не удержалось. Даже неловко, как это я запамятовал.
— Это, брат, неудивительно: не до имени тут, в котле кипим.
— А теперь вдруг, как родном стал, о нем только и думается. Это очень, очень большой человек, я лишь умом чувствовал в нем своего человека, а теперь сердце захватило и стало страшно: а вдруг бы его не стало. Вот осиротели бы, упаси, господи! Хорошее имя какое: Владимир Ильин, с удивительной нежностью старик-рабочий передавал свои чувства соседу за работой.
И работа не спорилась, как только узнали из газет о покушении на тов. Ленина.
Везде на заводах большая часть рабочих менее проявляет свою активность к политической жизни, она больше слушает, чем говорит, но это мучительно гнусное покушение не только заставило всех говорить, оно удивительно об'единяюще на всех подействовало. И надо было случиться этому несчастью, чтобы увидеть, что таится в обычно замкнутом суровой жизнью сердце рабочего. Незаметно для него самого оно расширилось и обнаружило огромный запас нежности к своему великому товарищу, только она проявилась самым необычным, невыдуманным и безыскусственным образом; „Хорошее имя какое—Владимир Ильич".
Первый бюллетень мог посеять тревогу и ожидание осложнений в здоровьи раненого, но, странное дело, такой тревоги не замечалось: в массах была полная уверенность в выздоровлении больного. Словно между ним и пролетарской массой образовались миллионы невидимых нитей, по которым масса ежесекундно бессознательно информировалась о состоянии его здоровья. Как будто она думала: „как может перестать биться сердце, если организм жив; ведь он—это сердце и мозг пролетариата и всех прежде угнетенных,—а ведь пролетариат еще жив".
После митинга толпа рабочих окружила оратора; один с укором ему говорит:
— „Пока гром не грянет, мужик не перекрестятся", так и вы: толкуете все время о белогвардейцах, контр-революционерах, гражданской воине, о врагах, действующих исподтишка, как же вы при всем этом выпускали т. Ленина на митинг? Мало ли какая сволочь может туда пробраться. Вашего брата тоже надо было бы вздуть, как следует быть.
В толпе заговорили все сразу.
— Что он—тебе шутка!
— Добровольно на плаху голову кладут.
— Мало ли ему работы?
— Газеты есть: два слова написал и то довольно.
— Надо бы на Чрезвычайку нажать.
— Уж такое разгильдяйство, прямо слов нету.
— Выбираем, выбираем, а что они там делают, неизвестно.
— Хоть иди да сам берись!
— Отчет требовать надо...
Возбуждение не унималось, наконец, докладчику удалось перекричать:
— Да что вы на меня напали? Подите сами, запретите ему ходить на митинги, так он вас послушает!
— И послушает!—выкрикивает голос.—Как не послушает, обязан послушать. Как мы его слушаем, так и он.
— Правильно.- загудели вокруг и опять заговорили.
— Не для себя требуем, для дела.
— Не двадцать человек, один он—ну, и береги-
— Поди ты, одного выпускают, черти эдакие!
— Конечно, он пойдет, к своим идет, так ты его обереги, как следует!
— Не надо итти, совсем не надо, коли враг на каждом углу.
— Ей-богу, приедет на митинг, свистать начну!—кричит в запальчивости молодой голос.
От этого восклицания сразу все замолкли и через мгновение раздался хохот.
— Экий, Смирнов, черт!
В зал вбегает мальчишка и кричит:
— Экстренное прибавление! Ленин выздоровел.
— Ну, раз сказал все, так и уходи, не мешай, замечает ему один рабочий, а сам вынимает кошелек и про себя ворчит: „надо взять газету,—мелюзге недорого соврать".—Читает: „Официальный бюллетень № 7.1 сентября 1918 г. в 7 часов вечера. Пульс 125. дыхание 34, температура 38. после проверки оказалось, что заражения крови нет".
— Будет жить!
— Надо подтянуться...
— И уже без пощады.
И. Р.
...
ПИСЬМО КРАСНОАРМЕЙЦЕВ.
Дорогому ток. Ленину от красноармейцев 5-й роты 3-го московского советского пехотного полка.
Шлем привет тебе, наш добрый, славный вождь, дорогой наш товарищ, Владимир Ильич.
Мы глубоко возмущены преступными выходками наших врагов, осмелившихся вывести тебя из строя, из рядов наших великих вождей, которые ведут нас к новой жизни, в новое царство социализма, где нет ни богатых, ни бедных, ни эксплоататоров, ни эсплоатируемых, где все равны, все труженики.
Дорогой товарищ, Владимир Ильич, мы, красноармейцы 5-й роты 3 Московского советского полка, поняли вас, оценили и признали, как одного из великих вождей всемирного пролетариата, поставившего целью себе освобождение трудящегося класса от рук эксплоататоров, от разбойнической шайки и бандитов, каковыми являются буржуазия, капиталисты, веками пьющие народную кровь, от правых с.-р лже-социалистов и изменников народа, продавших тебя за тридцать серебренников англо-французам, от царских генералов, от попов, обманывающих народ, от белогвардейских банд и от разлагающейся меньшевистской партии.
Освобождение рабочего класса и беднейшего крестьянства от ига капиталистов—твоя заветная мечта, твоя цель, твой высокий идеал, перед которым горишь ты, как факел, зажженный революционным огнем, лучи которого светят всем угнетенным всего мира.
Ты первый воплотил в жизнь идеалы нашего учителя Маркса, ты гордо и смело шел, как солнце из мрака и туч к своей заветной великой цели, не зная ни усталости, ни преград, пока предательская рука не вывела тебя из строя.
Дорогой товарищ, Владимир Ильич, красноармейцы уже занесли ногу, чтобы придавить всех преступников против народа, всех червяков, внушающих лишь отвращение.
А тебя за твои великие подвиги и самоотверженную душу, мы, красноармейцы, называем великим, всемирным пролетарским вождем.
Мы чувствуем твою физическую и душевную боль, мы знаем, что раны твои лечат самые лучшие врачи —коммунисты и желаем от души, чтобы они скорее зажили, а душу твою будем лечить мы, красноармейцы, мы знаем, какие ей нужны лекарства, первое из них—уничтожение класса буржуазии, второе — уничтожение белой гвардии, третье лекарство—сокрушение чехо-словацких банд, очищение от них Сибири, чтобы взять оттуда хлеб, который нужен нам.
Мы все стоим на своих постах, мы все глубоко преданы святому делу революции и все перечисленные наши лекарства мы будем применять и пусть они послужат лучшими средствами для выздоровления твоей души и тела, чтобы ты мог справить вместе с нами первый светлый торжественный праздник в царстве социализма.
Желаем тебе всего лучшего и прекрасного—скорейшего выздоровления, дорогой товарищ.
„Известия ВЦИК" 6 сентября 1918 г.
...
ДОРОГОЕ ПРИВЕТСТВИЕ.
Среди массы телеграмм получено следующее письмо и приветствие тов. Ленину.
„Товарищи! Я прошу нас напечатать мое письмо в вашей газете. Я очень люблю тов. Ленина и болею за него, а ему самому не могу сказать об этом. У меня нет папы, а есть только мама и Ленин!! Мама не знает, что я написала вам, она очень расстроена".
Наташа Вознесенская.
Вот письмо:
„Будь здоров, дорогой!! Я расту для твоей работы. Мама учит агитаторов на Сретенском бульваре. Я тоже буду учить, чтобы шли за тобой.
Любящая дочь Наташа."
„Правда", 7 сентября 1918 г.
... Мы, конечно, твердо верили в определяющую роль социальных сил, под давлением экономических факторов. Но как можно не видеть, что умное, искусное, твердое руководительство этими силами обеспечивает революции более быструю победу?
И не является ли Ленин воплощением этой революционной прозорливости, без которой героический авангард пролетариата может упустить самый благоприятный для действия момент,—или потерпеть поражение, выступив чересчур рано или слишком поздно?
Революционные рабочие всех стран понимают это. или инстинктивно чувствуют. И потому под влиянием Ленина находится не только огромная масса народов советских социалистическим республик в Европе и Азии, но и весьма значительная часть рабочего класса обоих материков. Никто из живущих не пользуется подобным влиянием.
Буржуазия, имущие, эксплоататоры, поработители всех видов, всех климатов4 какого угодно происхождения ненавидят Ленина и бояться его. Их страшит обаяние Ленина, которое распространяется по заводам и полям, в глубинах шахт и на кораблях,—всюду, где есть несчастные, которые трудятся для обогащения паразитов. Они произносят его ими со злобой, смешанной с ужасом, как консерваторы последнего столетия произносили имя Вольтера или верующие всех времен—имя сатаны.
Но рабочие любят Ленина и гордятся им. Они знают» что он посвятил нм свою мысль, свои силы, свою жизнь, и что он был прав, когда расторгал священный союз, когда благословил переход империалистической войны в гражданскую, когда проповедывал поражение всей империалистической буржуазии, когда побуждал русский пролетариат углубить революцию, чтобы превратить ее в революцию пролетарскую. И ни наветы и проклятия буржуазии. ни клеветы лже-социалиствов, ново-синдикалистов и псевдо-анархистов—не затемнят славы Ленина перед мыслящим и борющимся рабочим классом.
Ленин живой стал героем легенды. До Февральской революции те. кто впоследствии предавал его анафеме, не знали даже его имени. Но после знаменитого возвращения в Россию, после необыкновенной истории с „запломбированным вагоном",—какие нагромождены горы несообразностей, какой Эльбрус лжи, проклятий, оскорблений, сказок про разбойников, никчемных измышлений!
Лживые слухи, которые беспрестанно фабрикуются и распространяются по белу свету с целью исказить облик Ленина и его соратников, не лишены все же интереса и значения. В них выражаются чаяния и надежды контрреволюционной буржуазии. И они выпукло обрисовывают сильные стороны большевистской революции, антитезой которой они являются.
Мысль Ленина воодушевляет и ведет не только большевистскую партию: весь Коммунистический Интернационал видит в нем своего вождя.
... Я указал Гоцу, что если ЦК намерен отказаться от актов после их совершения как это было при убийстве Володарского, то и я и мои боевики вряд ли согласимся продолжать террористическую работу. Гоц заявил, что ввиду большой политической важности готовящихся актов, ЦК во всяком случае не заявит о непричастности партии к ним: возможно только, что ЦК по тем или иным практическим соображениям замедлит с открытым признанием актов делом партии, но с тем чтобы через короткое время открыто декларировать о них. Я изложил точку зрения Гоца на собрании боевиков, поставив перед ними следующие вопросы: во-первых, будем ли мы продолжать террористическую работу при условии, что ЦК возможно нс сразу после актов открыто признает их; во-вторых, является ли беседа с Гоцем достаточной гарантией к тому, что ЦК, действительно, не отречется снова от актов.
Некоторые из боевиков считали необходимым, чтобы покушавшийся сразу же, в случае ареста, заявил, что акт является делом партии, и чтобы официальное заявление об этом Центрального Комитета последовало бы немедленно. После долгих прений мы решили, что точка зрения Гоца приемлема, но поскольку Гоц не дал никаких официальных обещаний от имени ЦК, у нас должны быть более определенные и более официальные гарантии в том, что ЦК поступит после акта именно согласно этой точки зрения.
Снова у меня состоялось свидание с Гоцем, на котором я предложил ему, сообщив о настроении боевиков, дать официальный ответ, гарантирует ли он от имени Центрального Комитета партии социалистов-революционеров, что ЦК не отречется от акта. Гоц гарантировал от имени партии своим честным словом, что ЦК не заявит о непричастности и признает акт открыто или немедленно, или спустя некоторое время. Мы сочли честное слово Гоца достаточной гарантией.