Григорий Хаит

Твой сверстник — Володя Ульянов

Анатолий Васильевич Луначарский сказал как-то о Ленине: «Биографическое в нем, интимное в нем тоже имеет огромную, общечеловеческую ценность».

Вспоминая эти слова, мы убеждаемся, что нравственный облик юного Володи Ульянова и сегодня служит прекрасным образцом для подражания, а вдумчивое осмысление его нынешним молодым поколением побуждает к взыскательной оценке и своего жизненного пути.

В первую блокадную ленинградскую зиму, 2 декабря 1941 года, собралась группа ученых, чтобы отметить 50-летие присуждения Владимиру Ильичу Ленину университетского диплома первой степени. Академик Алексей Алексеевич Ухтомский, видный советский физиолог, сказал в своем докладе такие слова:

«На нас всегда производит величайшее впечатление, когда из обыденной и очень близкой нам обстановки возникает великое».

Так говорил человек, которому была близка и понятна именно та обстановка и среда, в которой рос и складывался как личность и общественный деятель В. И. Ленин.

Тут мы встречаемся с одной из огромного множества попыток познать Ленина. Ибо постичь хотя бы грани становления вождя в ранние годы для многих юных наших читателей во многом значит — заглянуть в самих себя.

Увы, не всегда тут оказывали надлежащую и нужную помощь именно те, кто брался писать об Ильиче ранних лет. Не случайно А. И. Ульянова осуждала людей, кто станет «по линейке проводить взгляды Ильича, не считаясь с их поворотами и изгибами, с жизнью, что только и может интересовать нас. Мы должны бороться с этим. Мы должны рассказать только правду, идти против всякого стремления приглаживать, что является обычно медвежьей услугой».

Напомнить все это стоит хотя бы потому, что автор телефильма «Симбирская трилогия» Е. Яковлев говорит о «беззаботных дней череде» детства Володи Ульянова.

Невозможно представить его только таким. Любому хорошо известно, что детский ум особенно остро, быстро, словно губка, впитывает в себя все, Чем богат окружающий мир, и живо реагирует на его неоднозначные явления.

Да, Владимир Ульянов, к счастью, имел «7-до». Так поговаривали в старину (имея в виду те годы жизни мальчика, которые предшествовали поступлению в школу), если, действительно, этот первый период его жизни был наполнен интересом к знаниями, умением познавать, ненасытной любознательностью. Всего этого у Володи Ульянова было с лихвой!

Но стены дома Ульяновых отнюдь не отгораживали Владимира от бед и превратностей окружающей его жизни. Он сызмальства слышал рассказы отца о скитаниях по дорогам Симбирской губернии. Владимир Ильич позднее сам поведал, как «жадно слушал рассказы отца о деревне», и это заставляло его «с детства внимательно вглядываться в жизнь деревни».

В родном городке наблюдательный мальчик видел толпы оборванных, изможденных переселенцев, заполнявших улицы губернского, не очень большого Симбирска. А какую пищу самым ярким детским впечатлениям давали ежегодные поездки Ульяновых в деревушку Кокушкино, в 40 верстах от Казани. Впечатления эти остались у него в памяти на всю жизнь!

Что касается отрочества Владимира Ильича, то одним из событий, заставивших его в канун своего одиннадцатилетия, как он сам рассказывал, «внимательно вслушиваться во все политические разговоры», было убийство народовольцами Александра II. А в 1884 г. разразился страшный голод, косивший тысячи крестьян. Те, кто уцелел, сотнями, побираясь, скитались по Симбирску.

Говоря о детстве и отрочестве В. И. Ленина, о его тогдашних настроениях, стоит обратиться к емкому и меткому высказыванию его земляка и одного из наиболее почитаемых им писателей И. А. Гончарова: «Не быть причастным страданиям — значит не быть причастным всей полноте жизни».

Именно поиски истины и спасли Владимира Ульянова от того, что называют «пустыней отрочества». И это при том, что он как раз в ту пору находился на изломе, испытав первые победы и поражения на крутых «витках» формирования характера и взглядов. А они проявлялись не только в остром схватывании происходящего, но и в естественных для подростка качествах. Рассказывая о них, Анна Ильинична отмечала, что ее среднему брату «насмешка была свойственна вообще, а в этот переходный возраст — в особенности». То был «период сбрасывания авторитетов».

Кому-кому, а большинству читающих хорошо известно, чем сопровождается это «сбрасывание». И непослушанием, и ранней склонностью к самоутверждению, а нередко и неоправданной резкостью, заостренной принципиальностью.

Не торопитесь примерять к себе то, как поступал в этом возрасте Владимир Ульянов. Чтобы иметь на это право, нужно, как это делал он, уметь честно признавать собственные ошибки и столь же энергично, как он, торопиться их исправлять.

Не будем пытаться представить Владимира Ульянова неким пай-мальчиком. Отнюдь! Но говоря о его самокритичности, не упустим из виду то, о чем многие из вас забывают в своей повседневной жизни. Суть в том, что именно искра сомнения и критика собственных поступков позволяют юному человеку сознавать и исправлять свои ошибки-заблуждения. Подобное на пользу не только вам, но также и окружающим, и позволяет приобрести меньше врагов и больше друзей. Это тем более ценно, что никому не дано развиваться самому по себе.

По-настоящему счастлив, безмерно счастлив (не в мещанском, конечно, смысле) тот, кому привелось родиться и воспитываться в дружной, умной, интеллигентной семье. Именно такой и была семья Ульяновых.

И потому не стоит удивляться, что именно старшие сумели верно оценить поступки, свойственные Владимиру Ульянову в переходный период от отрочества к юности. Его иногда чрезмерную резкость поступков и суждений никто из родителей не расценивал как грубость. На этом зачастую даже не фиксировалось внимание. Резкость рассматривалась и как проявление самозащиты. Со временем «грубость» в такой обстановке просто отпадала. А самозащита превращалась в качество, столь необходимое именно для того, чтобы уметь отстоять право по-своему видеть мир, действительность во всех их реальных проявлениях и неизбежных противоречиях.

В этой атмосфере у детей Марии Александровны и Ильи Николаевича рано возникла способность к самостоятельному мышлению, умение управлять собственным поведением. Вот что говорила по этому поводу Анна Ильинична о своем среднем брате:

«Я замечала в Володе еще в детские годы способность критически относиться к окружающему. Этот живой, шаловливый мальчик, который легко замечал смешные, слабые стороны других, который не прочь был подразнить, посмеяться, на деле замечал не только это. Он подмечал и хорошие стороны, и, непременно, чтобы прикинуть к себе: так ли он поступает, нет ли чего в поступках другого, что и он мог бы позаимствовать».

В детстве и отрочестве у Владимира Ульянова последнее проявилось в виде подражания старшему брату Александру. А тот преподал Владимиру немало уроков и примеров трудолюбия, твердости воли, выдержанности, надежности, других качеств, столь необходимых для каждого, кто далек от своекорыстия и эгоизма.

Отсутствие в семье требования старших к младшим слепого себе повиновения избавляло последних от двоедушия — внешнего повиновения и внутреннего уклонения, защищало от лицемерия, лживости, пошлости, никчемных интересов.

Отринув подобное с малых лет, Владимир Ульянов с той поры всегда наполнял свои дела и дни нравственно содержательной жизнью. А она, как известно, заключалась не только в глубоком интересе к литературе, музыке, но и проявлении искреннего и глубокого интереса к судьбам народа. И это, не забудем, сопровождалось углубленными занятиями «обыденной» учебой. В отрочестве и ранней юности она проявлялась у Владимира неожиданным для многих увлечением таким «скучным» предметом, как латынь. Однако когда и это увлечение стало мешать занятиям по другим предметам, Владимир Ильич (имевший с отрочества огромную власть над собой), пресек его. Но он освоил этот «мертвый язык» настолько, что затем стал помогать старшей сестре и подготовил к экзаменам на аттестат зрелости учителя-чуваша Н. М. Охотникова.

При всей легкости усвоения знаний Владимир Ульянов чуждался дилетантизма — «роковой болезни» людей, ищущих легких путей и старающихся казаться теми, кем они в самом деле не являются. Все это было воспитано собственной волей и семьей, где его отлично понимали. Будь по-иному, юный человек его интеллекта, впечатлительности замкнулся бы в себе и пережил трагедию неразделенных мыслей и чувств. Ничего подобного не произошло еще и потому, что в семье Ульяновых превыше всего ценили человеческое достоинство. Вполне естественно, что, воспитанный в таком духе, Владимир Ильич всю жизнь боролся против попрания человеческого достоинства. За этим он видел покушение на свободу, способности, права не только отдельных личностей, но и целых народов. Не поняв этого, нельзя глубинно понять Ленина.

При этом не забудем, что в гимназии Владимир Ульянов попадал в атмосферу двоедушия, там он учился бок о бок и с такими юнцами, для которых лгать и обманывать учителей считалось молодечеством, «гражданской доблестью». Хорошо известно, что людей двуличных Владимир Ильич презирал. Им доставалось от него, любившего и ценившего умную шутку и остроту. Но он никогда при этом не скатывался до грубости и пошлости.

Терпеть не мог В. И. Ленин и «хитростей» в отношениях между товарищами. Этого он, например, не простил даже Г. В. Плеханову, в которого, по собственному признанию, был влюблен. Но когда тот в отношении к товарищам пустил «шахматный ход», ленинский вывод был весьма четким и категоричным: «Тут же нечего сомневаться, что этот человек нехороший, именно нехороший, что в нем сильны мотивы личного, мелкого самолюбия и тщеславия».

В пору отрочества и юности Владимира Ульянова в среде молодежи в ходу была показная, крикливая «нигилистичина». Появились «личности» в темных (без всякой на то нужды) очках, в широкополых шляпах, завернутые в клетчатые пледы. Так, как правило, наряжались те, кто не имел убеждений и «не держался принципов» — любители «баловства» и «скабрезностей». Безусловно, с такими «господами» Владимиру Ульянову было не по пути. Зато всю жизнь он искал единомышленников. Правда, в конце 80-х годов прошлого века, в пору ранней юности Ленина, их было крайне мало. Особенно выделялся юный Николай Федосеев. Он, как и Владимир Ильич, жил тогда в Казани. Встретиться им не привелось, хотя Владимир Ильич и был знаком с участниками федосеевских кружков марксистского направления. Николай был на год моложе Владимира Ульянова. В одном из писем той поры Н. Федосеев признавался, что в Казани пережил в своем развитии «период страшного душевного кризиса, когда надо было во что бы то ни стало выработать взгляды, а выработка эта не давалась (ой, как трудно достается выработка убеждений)». Да и Владимир Ильич «подошел к Марксу, как человек, ищущий ответов на мучительные, настоятельные вопросы». А появились они у Владимира Ульянова задолго до приезда в Казань.

Увы, некоторые авторы современных работ о юном Ленине этого не учли. Так, в книге А. Ф. Костина «Восхождение» читателя уверяют, что «разрыв Владимира Ильича с религией произошел сравнительно легко».

А вот что по тому же поводу сказал (в пору сибирской ссылки) сам В. И. Ленин своему близкому другу Г. М. Кржижановскому:

«...В индивидуальном развитии отдельных людей можно наблюдать весьма часто революционные сдвиги в их интеллекте. Преисполненная внутренних противоречий общественная среда не может гарантировать индивидууму безмятежное движение к его духовному расцвету. Скорее, наоборот, высокоодаренный и динамически крепкий интеллект быстрее трансформирует «количество в качество», нередко переживая при этом мучительные моменты — «скачки кризисов».

Владимир Ильич говорил о себе, что ему самому пришлось переживать такой критический период в самой ранней юности, в одном из предпоследних классов гимназии. Этот кризис юных дней Владимира Ильича сопровождался резким разрывом с религией».

К тому же Ленин стал (как он сам отметил в одной из партийных анкет) неверующим «с 16 лет», т. е. в гораздо более юном возрасте, чем, например, Н. Г. Чернышевский, Д. И. Писарев, Н. А. Добролюбов.

Таков был решительный ответ на один из мучительных вопросов: «Во что верить?» Поиск его велся и глубоко, и исподволь. О том свидетельствует и помета, оставленная пятнадцатилетним Владимиром Ульяновым на конверте письма брата Александра (от 20 сентября 1885 года): «Не выдержать экзамен из богословия».

Сколько этих «нота бене» («заметь хорошо». — Лат.) появится затем на полях рукописей В. И. Ленина, прочитанных им книг, брошюр, журналов, на страницах газет. Но приведенное выше — первое из дошедших до нас. Оно свидетельствует о том, что сдача экзамена по нелюбимому предмету стоила Володе усилий над собой. В ином случае при его блестящих способностях отдавать себе подобный приказ никакой необходимости не было.

Володя Ульянов стал атеистом в ту юную пору, когда богоотступничество жестоко каралось. Это требовало решимости, большого мужества и несгибаемой воли. Но при этом, как писала Н. К. Крупская в своих ответах на анкету Института мозга, Владимир Ильич «копание и мучительнейший самоанализ в душе ненавидел».

Привожу эти слова в назидание юным людям, впечатлительным, с довольно развитыми нравственными чувствами, которые, зачастую сгибаясь под тяжестью сложностей жизни, прибегают как раз к «самоедству». Или, что хуже всего, склоняют голову перед силой и условностями обстоятельств.

Эти молодые люди могут возразить: «Разве можно сравнивать нас, людей обыкновенных, с гением?»

Но, во-первых, и В. И. Ленину ничто человеческое не было чуждо. Во-вторых, не надо его канонизировать. Вспомните, он сам говорил своему другу Г. М. Кржижановскому, что именно высокоодаренные люди гораздо острей, мучительней переживают противоречия общественной среды.

Юный Владимир Ильич довольно рано понял: «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя».

Познавая Ленина и тем самым познавая самих себя, не будем забывать, сколько тяжких, трагических испытаний выпало Владимиру Ильичу только в 1886 — 1887 годах. Преждевременная смерть отца, через год с небольшим — казнь старшего брата-революционера, в том же, 1887 году, собственный первый арест за участие в студенческой сходке-демонстрации, высылка из Казани. Еще через восемь лет — второй арест и ссылка в Сибирь.

К этому добавим, что после смерти отца и казни брата, в самый ответственный период формирования мировоззрения — на переходе от отрочества к юности — Владимир Ульянов не только сам лишился столь необходимого в такую пору мужского влияния, но волею судеб стал старшим мужчиной в доме, опорой матери, сестрам и младшему брату.

Другой при таком стечении обстоятельств способен был бы потерять веру в себя, в собственные силы, отказаться от того, что требовало неимоверной затраты душевной энергии, мужества.

А ведь собственные таланты, знания, причастность к дворянскому сословию позволяли Владимиру Ульянову избежать «житейских бурь». Но это ни в коем случае не могло стать его уделом, уделом человека, воспитанного в духе верности делу, которому он решил посвятить всего себя без остатка!

Выбор дела, выбор пути были сделаны благодаря осознанному отношению к жизни, ответственности перед народом. Этим В. И. Ленин еще в юности определил весь свой дальнейший жизненный путь.

«Большое счастье выпадает на долю тех людей, — говорил о В. И. Ленине А. В. Луначарский, — которые еще в ранней молодости находят самих себя... Не в этом ли заключается главная удача жизни? Если это так, то такая удача выпала на долю Владимира Ильича в полной мере».

http://smena-online.ru/stories/tvoi-sverstnik-volodya-ulyanov/page/2

Joomla templates by a4joomla