Волобуев П.В.

К вопросу об альтернативности исторического развития России в 1917 году

О крахе реформистской альтернативы Октябрьской революции.

В последнее время проблема альтернативности в историческом развитии стала привлекать все большее внимание советских обществоведов, в том числе историков, занимая заметное место в их работах. Нельзя сказать, что уже полностью преодолен телеологический (т. е. с позиций предопределенности) подход к трактовке закономерностей общественного развития, и мы освободились от вульгарно-социологических представлений об автоматизме их действий. Но все же сделаны первые шаги к восстановлению материалистического понимания истории. А последнему присуще восприятие истории вероятностного прогресса. В.И. Ленин подчеркивал, что “действительная история включает в себя… различные тенденции”¹. Историки все чаще стремятся в своих работах выявить заложенные в самой исторической действительности возможности, тенденции развития и порожденные ими альтернативы и соответственно борьбу живых общественных сил за их решение. Идя по этому единственно верному пути, мы станем, наконец, показывать общественные закономерности, в том числе закономерности революции, не как абстрактные, безлюдные схемы, а как проявляющиеся в реальной жизни через простую борьбу людей (личностей, партий, классов, народов) за выбор и реализацию отвечающих их интересам возможностей. Результат этой борьбы находит свое отражение в равнодействующей. Известно, что В.И. Ленин называл исторические сочинения К. Маркса блестящими образцами материалистической диалектики именно потому, что в них учитывалась вся равнодействующая исторического развития².

Альтернативность в историческом развитии той или иной страны (региона и мира) с особой силой и наглядностью проявляется на крутых поворотах истории, когда объективно возникает переломная или проблемная ситуация³. Именно тогда общественные силы, ведущие борьбу за выбор и реализацию тех или иных реальных возможностей, выступают, так сказать, с открытым забралом. Следует заметить, что в периоды переломных ситуаций борьба ведется за выбор и реализацию качественно отличных, в том числе и прямо противоположных по своему социальному содержанию возможностей развития. В истории переломные ситуации нередко совпадают с революциями. “…Революционные периоды, — писал В.И. Ленин, — являются как раз такими периодами истории, когда в сравнительно короткие промежутки времени столкновение борющихся общественных сил решает вопрос о выборе страной прямого или зигзагообразного пути развития на сравнительно очень продолжительное время”⁴.

В революционном 1917 г. Россия подошла к поворотному рубежу в своей истории. Альтернатива — социализм или капитализм — выдвинулась на первый план в общественно-политической жизни страны, сняв прежнюю: “американский” или “прусский” варианты капитализма. Ее предстояло решить пришедшим в движение в ходе Февральской революции народным массам и тем определить будущее нашей страны.

В нашей историографии вплоть до последнего времени закономерность Октябрьской революции трактовалась однолинейно, упрощенно, как заранее “запрограммированная” и предопределенная на один победоносный подход. Между тем в реальной исторической действительности все было сложнее и труднее. Потребовались настойчивые и умелые действия революционных сил и их авангарда — партии большевиков, чтобы склонить равнодействующую классовой борьбы в решающий момент влево, в пользу народа. При таком подходе все другие возможности, тенденции развития по сути не изучались, что неверно и с научной, и с идейной точки зрения. Вот почему целью этой статьи является рассмотрение вопроса о реформистской альтернативе Октября.

В современной буржуазной историографии и публицистике активно обсуждается вопрос: была ли в 1917 г. реформистская альтернатива Октябрьской революции. В связи с идейными шатаниями среди части советской общественности, порожденными десятилетиями застоя, этот вопрос является актуальным и для нас. Как известно, буржуазные историки и политологи утверждают, что такая альтернатива была и, более того, буржуазно-реформистский путь развития, по образцу западноевропейского, был бы более предпочтителен для России, нежели “революционные потрясения”. Советские историки должны признать, что возможность буржуазно-реформистского развития в 1917 г. в России действительно была. Ибо в России в 1917 г. помимо революционного пролетариата — носителя социалистической тенденции, действовали и другие общественные силы: буржуазия и мелкая буржуазия, представлявшие соответственно буржуазную и мелкобуржуазную — реформистскую тенденции развития.

Вопрос о возможности реформистской альтернативы Октябрьской революции следует, однако, рассмотреть под другим углом зрения, а именно: насколько вероятна была такая альтернатива в 1917 г. и почему не состоялся в России буржуазно-реформистский путь развития.

Напомним еще раз, коротко, исторический контекст той судьбоносной эпохи. В 1917 г. после Февральской революции история поставила народы нашей страны перед выбором: социализм или капитализм. Соответственно альтернативным был и вопрос: социалистическая революция или буржуазно-реформистское преобразование. Дело в том, что Февральская революция, свергнув царизм, тем не менее не разрешила стоявших перед страной назревших задач. И при новом буржуазном правительстве продолжалась тяжелейшая, ненавистная народу война. Оставался нерешенным вопрос о земле. Основные требования рабочего класса (8-часовой рабочий день, повышение заработной платы и т.п.) натолкнулись на сопротивление со стороны правительства и капиталистов. День ото дня усиливалась хозяйственная разруха, усугубляя бедствия и страдания народных масс. Крайне острым оставался национальный вопрос.

Придя к власти, русская буржуазия хотела либо оттянуть разрешение стоявших перед страной неотложных задач, либо решать их обычными буржуазными средствами. Правящая буржуазная партия — кадеты — была согласна на реформы, но на такие, какие бы не затрагивали коренные интересы и привилегии капиталистов и помещиков. Но именно таким узкоклассовым подходом буржуазия подписала себе смертный приговор. Так, она не могла, в отличие, например, от французов в 1793 г., пожертвовать отжившим свой век помещичьим землевладением и тем лишилась поддержки крестьянства. Не смогла не по глупости, а по той причине, что была экономически заинтересована в сохранении этого землевладения, а главное, из-за боязни экспроприации одной из основных форм частной собственности. Точно также правящая буржуазия не хотела отказаться и от продолжения войны, пребывая в плену империалистических иллюзий. Временное правительство, называвшееся временным именно потому, что управляло страной до Учредительного собрания, всячески саботировало его созыв, так как буржуазия резонно опасалась, что в обстановке демократической революции это собрание окажется слишком левым. В отношении социальных реформ буржуазия заняла однозначную позицию: “сначала успокоение, а потом реформы”.

Демократические мелкобуржуазные партии — меньшевики и эсеры, главенствовавшие до осени 1917 г. в народном движении, а с 5 мая входившие во Временное правительство, т. е. являвшиеся, наряду с кадетами, правящими и правительственными партиями, пытались осуществить “среднюю” линию в революции и реформистскими методами решить назревшие задачи, вывести страну из кризиса и тем обеспечить ее развитие по обычному буржуазно-демократическому пути. Меньшевики исходили из той ошибочной посылки, что Россия в силу ее отсталости не “созрела” для социализма. Выражая общие взгляды меньшевизма, Г.В.Плеханов, стоявший тогда, в 1917 г., на его крайне правом фланге, писал: “русская история еще не смолола той муки, из которой будет испечен пшеничный пирог социализма” ⁵.

В.И. Ленин так оценивал намерение эсеро-меньшевистского блока: “Партии эсеров и меньшевиков могли бы дать России немало реформ по соглашению с буржуазией”. Но, подчеркивал он, объективное положение страны таково, что “реформами не поможешь. Пути реформ, выводящего из кризиса — из войны, из разрухи нет” ⁶. Меньшевики и эсеры возлагали надежды на созидательно-организационные потенции русской буржуазии. Но она, сформировавшаяся в условиях царского абсолютизма и потому политически малоопытная, консервативная, экономически исключительно узкокорыстная, лишенная, в отличие от западноевропейской буржуазии, какого-либо престижа в глазах народных масс, предрасположенная не к уступкам народу, а к авторитарным методам правления, менее всего была способна стать носителем реформизма. Ее несостоятельность в этой сфере политики имела и материальные корни, отразив историческую запоздалость и отсталость российского капитализма. Вместе с тем нужно признать, что российский капитализм, хотя и находился из-за бездарной политики сначала царизма, а затем буржуазии в состоянии глубочайшего кризиса и тем дискредитировал себя в глазах народных масс, все же еще не исчерпал всех резервов для своего развития.

Политическая позиция буржуазии предопределила и банкротство реформаторской политики эсеров и меньшевиков, зараженных в 1917 г. неизлечимым “синдромом соглашательства” с буржуазией и неверия в революционные творческие способности народных масс. Так, в течение нескольких месяцев в недрах эсеровского министерства земледелия и Главного земельного комитета “разрабатывался” законопроект о земельной реформе, но он так и не появился на божий свет. Предпринимавшиеся эсеро-меньшевистским блоком робкие попытки реформ разбивались о сопротивление и саботаж буржуазии и старого чиновничьего аппарата. В итоге от программы социальных реформ, которые могли бы хоть в какой-то мере удовлетворить массы, меньшевикам и эсерам пришлось отказаться, принеся их в жертву политике сотрудничества с буржуазией. А ведь массы, особенно крестьяне и солдаты, в первые месяцы революции доверяли эсерам и меньшевикам, верили, будто можно все вопросы разрешить ко всеобщему благу посредством реформ и соглашения с буржуазией. «Массы, — писал тогда В.И. Ленин, — пробуют пока поискать выхода (из кризисов. — П.В.) “полегче”, через блок кадетов с блоком эсеров и меньшевиков» ⁷. И массы жестоко поплатились за свою доверчивость. За 8 месяцев пребывания буржуазии у власти ни одной сколько-нибудь существенной реформы в интересах народных масс, включая обещанные им, не было проведено. Неудивительно, что ни земли, ни мира, ни хлеба, ни 8-часового рабочего дня, ни ослабления хозяйственной разрухи народные массы не получили. А ведь именно ради этого они боролись и проливали кровь в Февральской революции Чувствуя, что такое пренебрежение коренными интересами народа может кончиться плачевно для правящих буржуазно-соглашательских кругов, эсеровский официоз за 10 дней до решающей развязки заклинал Временное правительство: “нужно дать, наконец, массам почувствовать осязательные результаты революции, ибо семь месяцев революционного бесплодия привели к разрухе, к анархии, к голоду” ⁸. Но эти заклинания оставались тщетными.

Как видим, причин для роста народного недовольства политикой буржуазии и ее мелкобуржуазных союзников было более чем достаточно. Добавим к этому, что из-за военных поражений и политической нестабильности внутри страны резко ослабли международные позиции России и она по сути перестала быть великой державой. Более того, ей угрожало территориальное расчленение со стороны империалистических держав. К осени 1917 г. страна подошла к грани национальной катастрофы. Это вынужден был признать и эсеровско-меньшевистский официоз “Известия ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов”: “У нас все находится на волоске от смерти: на волоске висит продовольствие, транспорт, финансы, промышленность, армия, флот, Петроград, Временное правительство и Учредительное собрание — все решительно ⁹.

Только большевистская партия, руководимая В.И. Лениным, лучше и глубже, чем кто-либо другой, поняла чаяния и устремления трудящихся масс России, трезво оценила катастрофическое положение страны и указала верный выход из тупика, выход, соответствовавший объективным потребностям страны. Она разъясняла массам, что без свержения буржуазии нельзя ни покончить с войной и добиться мира, ни решить земельный вопрос в интересах крестьянства, ни сладить с хозяйственной разрухой и голодом, ни обеспечить национальные права народов России, ни спасти страну от национальной катастрофы, ни покончить с ее отсталостью.

Обосновывая позднее объективный, закономерный характер социалистической революции, В.И. Ленин писал: “Но в 1917 году, с апреля месяца, задолго до октябрьской революции, до взятия власти нами, мы говорили открыто и разъясняли народу: остановиться на этом (буржуазно-демократическом этапе. — П.В.) революция теперь не сможет, ибо ушла вперед страна, шагнул вперед капитализм, дошло до невиданных размеров разорение, которое потребует (хочет ли этого кто-нибудь или нет), потребует шагов вперед, к социализму. Ибо иначе идти вперед, иначе спасать страну, истерзанную войной, иначе облегчать муки трудящихся и эксплуатируемых нельзя” ¹⁰. Поэтому намеченный В.И. Лениным, большевиками переход к социализму рассматривался ими не как некий сверхъестественный “прыжок в неведомое”, а как практический выход из кризиса буржуазно-помещичьего строя, из того тупика, в котором оказалась страна в 1917 г., т.е. как конкретный ответ на конкретные проблемы ее общественного развития.

Выдвинутые большевиками лозунги: власть Советам, мир народам, земля крестьянам, заводы и фабрики рабочим, решительная борьба с хозяйственной разрухой и голодом, в защиту демократических завоеваний против посягательств контрреволюции — шли навстречу сокровенным чаяниям масс и позволили сплотить большинство народа вокруг большевистской партии.

Русская буржуазия, давно уже тосковавшая по военной диктатуре, осенью 1917 г. окончательно отказывается от буржуазной демократии и, следовательно, от всяких реформистских маневров. Позднее, находясь в эмиграции, это вынужден был признать сам лидер кадетской партии П.Н.Милюков. Он писал, что в стране тогда создалось “парадоксальное положение”: буржуазная республика защищалась “одними социалистами умеренных течений”, утратив в то же время “последнюю поддержку буржуазии”  ¹¹. Вместо этого она взяла курс на подготовку нового контрреволюционного переворота — “второй корниловщины”. В свою очередь народные массы, отвернувшись от “умеренных социалистов” — эсеров и меньшевиков, — стали под знамена большевиков. В этих условиях выбирать народным массам приходилось не между властью Советов и буржуазной демократией, как в первые месяцы революции, а между властью Советов и диктатурой контрреволюционной военщины. Остроту сложившейся в канун Октября ситуации вождь большевиков выразил так: “Выхода нет, объективно нет, не может быть, кроме диктатуры корниловцев или диктатуры пролетариата” ¹². Бесспорно, что, если бы большевики промедлили со взятием власти и не упредили контрреволюцию, то слабое правительство Керенского, ненавидимое народными массами, сменила бы военная клика. Победа корниловцев была бы реакционным выходом из кризиса российского общества, и она обернулась бы трагическими историческими последствиями: десятилетиями жесточайшего белогвардейского террора, возвратом к монархии, социальным, экономическим и культурным регрессом, закабалением страны иностранными империалистами. Стране угрожала и другая перспектива — русский анархистский бунт, “бессмысленный и беспощадный” (А.С.Пушкин). Взрыв анархистской стихии смел бы в стране все островки цивилизации и культуры и расчистил бы в конечном счете почву для буржуазной реставрации. Революционный же выход из кризиса, т. е. выход в интересах большинства народа, был обеспечен победой Октябрьской революции. Императив истории был именно таков: Россия, чтобы остаться Россией, должна была стать социалистической.

Заслуживает упоминания последняя попытка меньшевистско-эсеровских лидеров путем реформистских маневров предотвратить революцию и удержать Россию на рельсах буржуазного развития. Вечером 24 октября (6 ноября) 1917 г., когда в столице революционной России — Петрограде неудержимо раскручивался маховик вооруженного восстания против буржуазного Временного правительства, произошло событие, которое хотя и не оставило следа в истории, бросило яркий свет на бесплодность попыток реформистского решения наиболее жгучих проблем страны. Мы имеем в виду резолюцию (по терминологии того времени “формулу перехода” к очередным делам), принятую по инициативе эсеровской и меньшевистской фракций Временного совета республики (так называемого Предпарламента). В ней, помимо осуждения большевистского восстания, Временное правительство призывалось с целью ликвидации почвы для восстания к немедленному изданию декрета о передаче земли в ведение земельных комитетов и решительному выступлению во внешней политике с предложением союзникам провозгласить условия мира и начать мирные переговоры ¹³. Уже давно эта резолюция справедлива оценена советскими историками как попытка мелкобуржуазных реформистов — меньшевиков и эсеров сорвать начавшееся восстание, спекулируя на украденных у большевиков популярных лозунгах о земле и мире. Это была, так сказать, демократическая альтернатива социалистической революции с весьма гипотетическими шансами на успех. Во-первых, она явно запоздала. Сам лидер эсеров В.М. Чернов тогда же верно заметил о тщетности подобных попыток: “уж если не удержался за гриву — за хвост и подавно не удержаться” ¹⁴. Во-вторых, глава Временного правительства А.Ф.Керенский, ознакомившись с “формулой перехода”, не сумел оценить ее назначение и с порога отверг рекомендацию Предпарламента. Тем самым “последний шанс” на спасение буржуазной власти был утрачен.

Таким образом, если в 1917 г. в России реформистская, буржуазно-демократическая альтернатива оказалась одной из нереализованных возможностей, то только потому, что ни либеральная буржуазия, ни мелкобуржуазные демократии органически не были способны ее осуществить. В 1917 г. осталась также нереализованной и худшая из возможностей, о которой предупреждал В.И. Ленин, — переход власти в руки контрреволюционной военщины.

В решающие октябрьские дни 1917 г. перевес оказался на стороне революционного народа, и он решил в свою пользу историческую альтернативу: социализм или капитализм, избрав социализм. Как видим, сам собой напрашивается общесоциологический вывод: необходимость и неизбежность, т. е. закономерность победы социалистической революции, находящаяся в прямой зависимости не только от силы революционных классов, но и от способности буржуазии реформистскими методами разрешить назревшие общественные задачи и тем разрядить социальную и политическую напряженность в обществе.

Великая Октябрьская социалистическая революция соединила социализм с историческими судьбами нашей Родины и тем вывела ее на новый путь социального прогресса.

Примечания:

¹ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 20. С. 66.

² См.: Там же. Т. 26. С. 60.

³ Подробнее см.: Волобуев П.В. Выбор путей общественного развития: Теория, история, современность. М., 1987. С. 29.

⁴ Ленин В.И. Полн. собр. соч. T. 16. С. 8—9.

⁵ Единство. 1917. 12 апр.; Плеханов Г.В. Год на Родине. Париж, 1921. T. 1. С. 216.

⁶ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 32. С. 386,407.

⁷ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 32. С. 383.

⁸ Дело народа. 1917. 14 окт.

⁹ Известия ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов. 1917. 14 окт.

¹⁰ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 37. С. 311.

¹¹ Милюков П.Н. История второй русской революции. София, 1921. T. I. Вып. 3. С. 7.

¹² Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 34. С. 406.

¹³ См.: Минц И.И. История Великого Октября. М., 1967. Т. 2. С. 1055-1058; Октябрьское вооруженное восстание: Семнадцатый год в Петрограде. Л., 1967. Ки. 2. С. 311.

¹⁴ Цит. по: Старцев В.И. Крах керенщины. Л., 1982. С. 225.

Источник: «Академик П.В. Волобуев. Неопубликованные работы. Воспоминания. Статьи»., М.: Наука, 2000.

https://rabkrin.org/volobuev-p-v-k-voprosu-ob-alternativnosti-istoricheskogo-razvitiya-rossii-v-1917-godu-statya/