Е. И. Наумов

Ленин о Маяковском

Победа Октябрьской революции знаменовала собою культурную революцию в нашей стране. Широко известны выступления В. И. Ленина в первые годы Советской власти о задачах культурного строительства. Важнейшее значение Ленин неизменно придавал культурному наследию прошлого. Наиболее подробно Ленин говорил об этом на Третьем съезде комсомола в 1920 г.

Несмотря на четкую позицию Коммунистической партии по вопросу о культурном наследии, в те годы довольно настойчиво провозглашались нигилистические лозунги. Со всей очевидностью это проявилось в деятельности Пролеткульта. Известная резолюция ЦКРКП(б) «О пролеткультах», проект которой был составлен Лениным, указывала на глубоко ошибочную позицию этой организации. Не менее ошибочными были манифесты представителей многочисленных литературных групп, выступавших с заявлениями о своем новаторстве, которое они, в первую очередь, понимали как решительный разрыв с литературой и всем культурным наследием прошлого.

Вполне естественно, что попытки новаторства вне преемственной связи с реалистическими традициями литературы прошлого могли привести и приводили лишь к формалистическим выдумкам и претенциозным экспериментам. «Я не в силах считать произведения экспрессионизма, футуризма, кубизма и прочих „измов“ высшим проявлением художественного гения», — вспоминает К. Цеткин слова, сказанные Лениным1. «К футуризму он вообще относился отрицательно», — свидетельствует А. В. Луначарский2.

Как видим, и позиция пролеткультовцев и позиция футуристов в одинаковой степени вызывала решительные возражения Ленина. И нельзя считать случайностью то обстоятельство, что в письме ЦК РКП(б) «О пролеткультах» указывалось на их общность с футуристами, на то, что в пролеткультах «рабочим прививали нелепые, извращенные вкусы (футуризм)»3. Имея в виду это письмо, Луначарский писал: «Товарищи, интересующиеся искусством, помнят обращение ЦК по вопросам об искусстве, довольно резко направленное против футуризма. Я не осведомлен об этом ближе, но думаю, что здесь была большая капля меду от самого Владимира Ильича...»4.

В высказываниях Ленина довольно часто встречаются упоминания о футуризме, и об этом нужно сказать подробнее.

В годы гражданской войны футуристы оказались одной из тех немногочисленных литературных групп, которые весьма активно декларировали свою приверженность к Октябрьской революции. Нет никаких оснований не доверять Маяковскому, писавшему в автобиографии «Я сам»: «Принимать или не принимать? Такого вопроса для меня (и для других москвичей-футуристов) не было» (I, 25). Можно полагать, что в такой позиции футуристов немаловажной была роль самого Маяковского.

Нужно иметь в виду, что деятельность футуристов протекала в обстановке, когда представители одних литературных групп в подавляющем большинстве своем отвернулись от революции (акмеисты, символисты); представители других групп, подобно имажинистам, объявившим имажинизм «анархо-искусством», провозглашали: «Долой государство! Да здравствует отделение государства от искусства!»5.

В те годы, в условиях резкого политического размежевания среди художественной интеллигенции, не так уж много было литераторов, изъявивших готовность служить советской власти, чтобы можно было пренебречь активным стремлением футуристов связать свое творчество с революцией. Так, например, они одними из первых откликнулись на призыв советской власти к художникам и скульпторам содействовать революции наглядной агитацией (плакаты, надписи и рисунки на стенах домов) и монументальной пропагандой (участие в конкурсах по созданию памятников революционерам прошлого). В этой связи наркомпрос Луначарский и оказал определенное доверие футуристам. В их числе был Маяковский, о котором, как известно, Луначарский неоднократно отзывался с большим одобрением. «Маяковский — не первый встречный, — писал Луначарский в июле 1920 г. — Это один из крупнейших русских талантов, имеющий широкий круг поклонников как в среде интеллигентной, так и в среде пролетариата (целый ряд пролетарских поэтов — его ученики и самым очевидным образом ему подражают), это человек, большинство произведений которого переведены на все европейские языки, поэт, которого очень высоко ценят такие отнюдь не футуристы, как Горький и Брюсов»6. При ближайшем участии Луначарского футуристам было поручено издание газеты отдела ИЗО Наркомпроса «Искусство коммуны» и оказано содействие в напечатании их произведений.

Однако всё это было ошибочно воспринято футуристами как признание их эстетической платформы советской властью. С тем бо̀льшим воодушевлением они прокламировали свою программу в газете «Искусство коммуны», всё более и более ожесточаясь в нападках на культуру и искусство прошлого. «Взорвать, разрушить, стереть с лица земли старые художественные формы — как не мечтать об этом новому художнику, пролетарскому художнику, новому человеку», — провозглашал Н. Н. Пунин в первом же номере газеты. И Маяковский на ее страницах звал в атаку на «генералов-классиков». Все это не могло не внушать серьезную тревогу. Футуристическая поэзия прямо напрашивалась на сравнение с классической и, конечно, это сравнение было не в пользу футуризма. «Вспоминаю, — писал художник И. К. Пархоменко, — что когда я (в ноябре 1921 года, во время портретных сеансов в Кремле) упомянул об одном шумливом поэте наших дней, Ленин сказал, что, „воспитанный на Некрасове“, он таких поэтов не понимает»7.

Газета футуристов объявляла их единственными создателями нового искусства. Например, одна из статей была озаглавлена: «Футуризм — государственное искусство». Эта мысль повторялась и варьировалась: «Лишь футуристическое искусство есть в настоящее время искусство пролетариата».

Обеспокоенный позицией, занятой газетой, Луначарский выступил на ее страницах со статьей «Ложка противоядия», в которой так выражал свою тревогу: «Две черты несколько пугают в молодом лике той газеты, на страницах которой печатается это мое письмо: разрушительные наклонности по отношению к прошлому и стремление, говоря от лица определенной школы, говорить в то же время от лица власти»8.

Хотя в годы гражданской войны Маяковский уже формировался как советский поэт, всё более преодолевавший в своем творчестве рамки футуризма, однако он был еще тесно связан с футуристическим окружением. Так, в 1919 г., в предисловии к сборнику «Всё сочиненное Владимиром Маяковским», он без оговорок называл себя футуристом.

Таковы предварительные замечания, без которых трудно достаточно полно понять как уже известные, так и публикуемые ниже высказывания Ленина о Маяковском.

Ленин воспринимал Маяковского как поэта-футуриста. Этим определялся характер его отзывов о Маяковском.

Вспоминая свои беседы с Лениным в первые годы революции, Горький писал:

«К Маяковскому относился недоверчиво и даже раздраженно.

— Кричит, выдумывает какие-то кривые слова, и всё у него не то, по-моему, — не то и мало понятно. Рассыпано всё, трудно читать. Талантлив? Даже очень? Гм-гм, посмотрим!»9.

В воспоминаниях Горького нет точного указания на то, в каком году происходил этот разговор. Но можно предполагать, что он относится к 1920 г., когда Горький особенно часто встречался с Лениным и вел с ним беседы на литературные темы. Во всяком случае, этот разговор состоялся не позже осени 1921 г., так как в ноябре этого года Горький выехал из Советской России.

В. Д. Бонч-Бруевич в статье «Ленин о поэзии», вспоминая о том, что Ленину не понравилось стихотворение Маяковского «Наш марш», слышанное им в 1918 г. в исполнении артистки О. В. Гзовской, утверждал: «Его <Ленина. — Е. Н.> отрицательное отношение к Маяковскому с тех пор осталось непоколебимым на всю жизнь»10. Следует заметить, что это утверждение тогда же вызвало решительный протест. Н. Н. Асеев в статье «Об отношении Ленина к Маяковскому» весьма энергично возражал Бонч-Бруевичу и писал: «Мы, товарищи по работе Маяковского, протестуем против попытки опорочить память великого революционного поэта путем обращения против него незыблемого авторитета Владимира Ильича»11.

Есть основания утверждать, что отношение Ленина к Маяковскому не было неизменным. Оценка Лениным футуризма была действительно всегда отрицательной, но ее никак нельзя целиком переносить на Маяковского. Отношение Ленина к Маяковскому претерпевало определенные изменения.

Наиболее раннее свидетельство об оценке Лениным поэзии Маяковского, относящееся к 1918 г., находим в воспоминаниях Н. К. Крупской. «Однажды нас позвали в Кремль на концерт, устроенный для красноармейцев. Ильича провели в первые ряды. Артистка Гзовская декламировала Маяковского: „Наш бог — бег, сердце — наш барабан“ и наступала прямо на Ильича, а он сидел, немного растерянный от неожиданности, недоумевающий, и облегченно вздохнул, когда Гзовскую сменил какой-то артист, читавший „Злоумышленника“ Чехова»12. Отрицательное отношение Ленина к прослушанному стихотворению «Наш марш» вполне объяснимо. Это первое послеоктябрьское стихотворение Маяковского написано от лица футуристов; оно имело еще второе название — «Марш футуристов», под которым было опубликовано в «Газете футуристов» и в их хрестоматии «Ржаное слово». Оно несло на себе явные признаки футуристической игры словом, самоцельной аллитерации, заслонявшей смысл («Дней бык пег...», «Зеленью ляг луг, выстели дно дням», «Радости пей! Пой!» и т. п.).

Вот как вспоминает сама Гзовская свой разговор с Лениным после окончания этого концерта:

 «...Однажды я участвовала в концерте, организованном для воинских частей в Кремле, в Митрофаньевском зале. На концерте присутствовал Владимир Ильич Ленин. Он сидел в первом ряду, сложив руки на груди, и внимательно смотрел на всё происходившее на сцене.

В моей программе были стихи Пушкина и закончила я стихотворением Маяковского „Наш марш“.

По окончании концерта в соседней комнате был подан чай, и тут произошел мой разговор о Маяковском с Владимиром Ильичем. Он спросил: „Что это вы читали после Пушкина? И отчего вы выбрали это стихотворение? Оно не совсем понятно мне... там всё какие-то странные слова“. Я отвечала Владимиру Ильичу, что это стихотворение Маяковского, которое он поручил мне исполнять. Непонятные слова я старалась объяснить Владимиру Ильичу так же, как мне объяснял это стихотворение сам Маяковский.

Владимир Ильич сказал мне: „Я не спорю, и подъем, и задор, и призыв, и бодрость — всё это передается. Но всё-таки Пушкин мне нравится больше, и лучше читайте чаще Пушкина“. Никакого возмущения или беспощадной критики поэзии Маяковского в тот вечер я от Владимира Ильича, как писал в своих воспоминаниях В. Д. Бонч-Бруевич, не слыхала»13.

Следующее свидетельство об отношении Ленина к Маяковскому содержится в воспоминаниях Крупской. Описывая посещение Лениным ВХУТЕМАСа 25 февраля 1921 г., Крупская пишет: «Они показывали ему свои наивные рисунки, объясняли их смысл, засыпали его вопросами. А он смеялся, уклонялся от ответов, на вопросы отвечал вопросами: „Что вы читаете? Пушкина читаете?“ — „О нет, — выпалил кто-то, — он был ведь буржуй; мы — Маяковского“. Ильич улыбнулся: „По-моему, Пушкин лучше“. После этого Ильич немного подобрел к Маяковскому. При этом имени ему вспоминалась вхутемасовская молодежь, полная жизни и радости, готовая умереть за советскую власть, не находящая слов на современном языке, чтобы выразить себя, и ищущая, этого выражения в малопонятных стихах Маяковского. Позже Ильич похвалил однажды Маяковского за стихи, высмеивающие советский бюрократизм»14.

Тот факт, что Ленин «подобрел к Маяковскому», Крупская прямо связывает с воздействием творчества поэта на молодежь, готовую «умереть за советскую власть». Гзовская вспоминает, что Ленин, говоря о стихотворении «Наш марш», отметил, что оно передает «и подъем, и задор, и призыв, и бодрость». Беседа со студентами ВХУТЕМАСа как бы подтверждала это впечатление.

Приблизительно к тому же времени относится письмо Б. Ф. Малкина к В. Э. Мейерхольду. Письмо это, неопубликованное и хранящееся в БММ, указано нам В. А. Катаняном15. Б. Ф. Малкин (заведующий Центропечатью) пишет Мейерхольду о предполагаемой постановке «Мистерии-буфф» к X съезду партии, который должен был состояться в марте 1921 г.:

«Необходимо поставить (мы заинтересовали большую группу партийных товарищей) Мистерию для партсъезда. Я говорил с Лениным о Маяковском и о Мистерии — мы с ним условились, что он прослушает пьесу (в чтении автора). Но теперь уж лучше подождать постановки...».

Известно, что Малкин был на приеме у Ленина 31 января (см. «Два месяца работы Ленина». Партиздат, М. 1934, стр. 44). Письмо Малкина написано, вероятно, в середине февраля 1921 г., а не сразу после свидания с Лениным. На это указывает фраза «теперь уже лучше подождать постановки», т. е. «теперь», когда ждать уже недолго.

Остается пожалеть, что Малкин, который получил согласие Ленина прослушать пьесу в чтении автора, не довел дело до конца.

В апреле 1921 г. в Госиздате (ГИЗ) вышла отдельным изданием поэма Маяковского «150 000 000», тиражом в 5000 экз.

Из воспоминаний Луначарского известно, что Ленин отрицательно относился к этой поэме: «„Сто пятьдесят миллионов“ Маяковского Владимиру Ильичу определенно не понравились. Он нашел эту книгу вычурной и штукарской»16. В Архиве Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС хранятся материалы, позволяющие более полно судить о ленинской оценке этой поэмы.

6 мая 1921 г., очевидно во время заседания, Ленин послал Луначарскому следующую записку:

«Как не стыдно голосовать за издание „150 000 000“ Маяковского в 5000 экз.?

Вздор, глупо, махровая глупость и претенциозность.

По-моему, печатать такие вещи лишь 1 из 10 и не более 1500 экз. для библиотек и для чудаков.

А Луначарского сечь за футуризм.

Ленин

6/V»17.

На обороте этой записки Луначарский отвечал Ленину:

«Мне эта вещь не очень-то нравится, но 1) такой поэт, как Брюсов, восхищался и требовал напечатания 20 000; 2) при чтении самим автором вещь имела явный успех, притом и у рабочих»18.

Как видим, Ленину поэма не нравилась. И все же он счел возможным ее издание для библиотек и для тех, как он полагал, немногих чудаков, которым она придется по вкусу. Как из этой записки, так и из приводимого ниже документа ясно, что негодование Ленина вызывал футуризм как течение.

Обеспокоенный позицией Луначарского в этом вопросе, Ленин обратился к М. Н. Покровскому, ведавшему делами Госиздата, с запиской следующего содержания:

«т. Покровский! Паки и паки прошу Вас помочь в борьбе с футуризмом и т. п.

1) Луначарский провел в коллегии (увы!) печатание „150 000 000“ Маяковского.

Нельзя ли это пресечь! Надо это пресечь. Условимся, чтобы не больше 2-х раз в год печатать этих футуристов и не более 1500 экз.

2) Киселиса, к<ото>рый, говорят, художник-„реалист“, Луначарский де опять выжил, проводя де футуриста и прямо и косвенно.

Нельзя ли найти надежных анти-футуристов.

Ленин»19

Здесь, как и в записке Луначарскому, Ленин тесно связывает вопрос об издании «150 000 000» с вопросом об отношении к футуризму.

В кабинете Ленина в Кремле сохранился экземпляр поэмы «150 000 000» с надписью: «Товарищу Владимиру Ильичу с комфутским приветом. Владимир Маяковский». Вслед за подписью Маяковского идут подписи его друзей, сторонников футуризма Л. Брик, О Брика, Б. Кушнера, Б. Малкина, Д. Штеренберга, Н. Альтмана.

Интересным комментарием к этому может послужить неопубликованная до сих пор стенограмма одного из диспутов о Лефе, проходившего под председательством Луначарского. На этом диспуте главный редактор Госиздата Н. Л. Мещеряков, отметив, что «к чести деятелей Лефа, они с самого начала революции стали на ее сторону», привел следующий эпизод: «Мне вспоминается один очень интересный факт. Когда вышла поэма Маяковского „150 миллионов“, то он взял один экземпляр, надписал — „Тов. Ленину. С комфутприветом. Вл. Маяковский“ и послал ему. Ленин человек очень живой, всем интересуется, смелый, он прочел эту поэму и говорит: „А знаете, это очень интересная литература. Это особый вид коммунизма. Это хулиганский коммунизм“20.

В поэме «150 000 000» Маяковский стремился запечатлеть героическую борьбу революционного народа против капиталистического мира, выражал уверенность в победе социализма на всем земном шаре. Однако в поэме явно ощутимо давали себя знать всё те же особенности футуристического стиля.

В надписи на книге, подаренной Ленину, Маяковский написал: «С комфутским приветом». В эту пору Маяковский называл себя «коммунистом-футуристом», а футуристические группы — «комфутами». Вместе с тем, как уже говорилось выше, еще в 1918 г. в газете «Искусство коммуны» футуризм был провозглашен «государственным искусством», а сами футуристы, по словам Луначарского, говорили в своих декларациях «от лица власти». Есть основание предполагать, что эти претензии футуристов не прошли мимо внимания Ленина, вызывали его серьезное беспокойство. В этой связи следует задуматься над тем, что издание поэмы «150 000 000», возможно, вызывало возражение Ленина еще и потому, что она публиковалась в Госиздате без фамилии автора. Поэма «150 000 000», изданная в Государственном издательстве без фамилии автора, с грифом — «Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — вполне могла восприниматься некоторыми читателями в обстановке тех лет как одобренный государством образец нового искусства.

Важнейшим свидетельством отношения Ленина к Маяковскому является его отзыв о стихотворении «Прозаседавшиеся». Это произведение было опубликовано в «Известиях» в марте 1922 г., почти через четыре года после того, как Ленин впервые познакомился с творчеством Маяковского, слушая его стихотворение «Наш марш». Эти годы были весьма значительными в творческой эволюции Маяковского.

Его первые стихотворные отклики на революцию, относящиеся к 1918 г. («Наш марш», первый «Приказ по армии искусства», «Радоваться рано»), еще содержали явные признаки футуризма. То же можно сказать о пьесе «Мистерия-буфф» и о поэме «150 000 000». Работа в РОСТА явилась важнейшим этапом в развитии поэта. Рассчитанная на массовую агитацию, она заставляла Маяковского сознательно отказываться от затрудненного стиля, нарочитости, от «словесной шелухи», направляла его поэзию по пути реалистического искусства, доступного и понятного не десяткам и сотням «чудаков», а десяткам и сотням тысяч рабочих, крестьян, красноармейцев. Работа в РОСТА была тем «чистилищем», которое проходил Маяковский на пути к подлинно социалистическому искусству. Его стихи 1921—1922 гг. во многом уже свободны от былой футуристической затрудненности. Об этом со всей очевидностью говорят такие его произведения этих лет, как «Последняя страничка гражданской войны», «О дряни», «Люблю», «Сволочи», «Моя речь на Генуэзской конференции», «Баллада о доблестном Эмиле», «Бюрократиада», «Прозаседавшиеся» и другие. И по мере того, как поэзия Маяковского всё больше освобождалась от футуристической оболочки, всё более явственно проступала ее связь с революционной действительностью, с политическими задачами дня. Об этом, в частности, говорило и стихотворение «Прозаседавшиеся».

Широко известен отзыв Ленина об этом стихотворении:

 «Вчера я случайно прочитал в „Известиях“ стихотворение Маяковского на политическую тему. Я не принадлежу к поклонникам его поэтического таланта, хотя вполне признаю свою некомпетентность в этой области. Но давно я не испытывал такого удовольствия, с точки зрения политической и административной. В своем стихотворении он вдрызг высмеивает заседания и издевается над коммунистами, что они всё заседают и перезаседают. Не знаю, как насчет поэзии, а насчет политики ручаюсь, что это совершенно правильно»21. Луначарский вспоминает, что стихотворение Маяковского «очень насмешило Владимира Ильича и некоторые строчки он даже повторял»22 (курсив наш. — Е. Н.).

В этом отзыве Ленин сохраняет прежнюю позицию, которая связана с его неизменно отрицательным отношением к футуризму, во многом определившему поэтику Маяковского («Я не принадлежу к поклонникам его поэтического таланта...»), и в то же время положительно оценивает политический смысл стихотворения «Прозаседавшиеся». Вспомним, что в эти годы Ленин неоднократно и настойчиво призывал к решительной борьбе с бюрократизмом, считал его таким же врагом советского государства, как голод, разруха, интервенция. В стихотворении «Прозаседавшиеся» Ленин увидел боевой отклик на один из злободневнейших вопросов современности.

Следует подчеркнуть и еще одну сторону вопроса. Все ранее приводившиеся отзывы Ленина о Маяковском, известные нам из воспоминаний мемуаристов (Горького, Крупской, Луначарского, Мещерякова, Гзовской), были высказаны им в частных беседах с этими лицами. Отзыв же Ленина о стихотворении «Прозаседавшиеся» содержится в официальном выступлении, предназначенном для опубликования в печати.

Какие же выводы позволяет сделать всё сказанное?

Прежде всего тот, что резко отрицательное отношение Ленина к футуризму никогда не менялось, а отношение к Маяковскому изменилось к лучшему. Это было тесно связано с поэтической эволюцией самого Маяковского. Чем больше освобождался поэт от пережитков футуризма, тем ощутимее обнаруживалась связь его творчества с политикой советского государства. Именно это последнее обстоятельство и лежало в основе изменявшегося отношения Ленина к Маяковскому.

Еще при жизни Ленина Маяковский совершал в своем творчестве последовательный отход от футуризма, становился на путь реалистического искусства, шел к подлинно глубокому изображению действительности в ее важнейших проявлениях. Необычность художественного приема стихотворения «Прозаседавшиеся» уже не была той футуристической претенциозностью, той «необычностью», к которой футуристы прибегали в целях эпатажа «обычного» художественного вкуса и которую Ленин определял как «штукарство». По своим стилевым особенностям это стихотворение близко к сатирическим гротескам М. Е. Салтыкова-Щедрина.

Исследователи не всегда обращали внимание на то, что в той же речи, в которой содержится оценка стихотворения «Прозаседавшиеся», Ленин упоминает роман Гончарова «Обломов». Это упоминание следует сразу же за характеристикой «Прозаседавшихся» и привлечено по тому же поводу, что и стихотворение Маяковского. После фразы, относящейся к Маяковскому («Не знаю, как насчет поэзии, а насчет политики ручаюсь, что это совершенно правильно») в речи Ленина следует такой текст: «Мы, действительно, находимся в положении людей (и надо сказать, что положение это очень глупое), которые всё заседают, составляют комиссии, составляют планы — до бесконечности. Был такой тип русской жизни — Обломов. Он всё лежал на кровати и составлял планы»23. Вслед за этим Ленин говорит о необходимости борьбы с обломовщиной и вновь возвращается к имени Маяковского: «Практическое исполнение декретов, которых у нас больше чем достаточно и которые мы печем с той торопливостью, которую изобразил Маяковский, не находит себе проверки»24. Было бы неверным пройти мимо того обстоятельства, что Ленин называл произведение Маяковского рядом с одним из классических произведений русской литературы, в одной связи.

Горький в очерке «В. И. Ленин» вспоминает слова, сказанные Лениным в первые годы революции: «А вы не находите, что стихов пишут очень много? И в журналах целые страницы стихов, и сборники выходят почти каждый день»25. Тем более интересен тот факт, что Владимир Ильич обратил внимание на одно из стихотворений Маяковского и взял его для иллюстрации своей речи. Если вспомнить слова Горького о том, что Ленин относился к Маяковскому «недоверчиво и даже раздраженно», то на основании ленинской характеристики стихотворения «Прозаседавшиеся» можно говорить о том, что былое недоверчивое и раздраженное отношение Ленина к поэту сменялось другим отношением, не похожим на прежнее. Позднее, в 1925 г., Маяковский, по словам одного из современников, так вспоминал об этом: «Ильич хорошо сказал, — шутил Маяковский по своему адресу. — Какой я тогда мог быть коммунист? Я принимал Октябрьскую революцию как интеллигент-анархист, с отрыжкой старья, но вот если Ильич уже признаёт, что мое политическое направление правильно, выходит, что я делаю успехи в коммунизме. Это для нашего брата самое насущное, самое главное!»26.

Ленин составлял свое впечатление о Маяковском в тот период, когда Маяковский лишь формировался как советский поэт. В эти годы он создавал и подлинно революционные произведения и такие, в которых еще отдавал немалую дань футуризму. И после стихотворения «Прозаседавшиеся» у Маяковского иногда еще будет обнаруживаться излишне затрудненный стиль, например, в поэме 1923 г. «Про это». Но в эту пору Маяковский уже совершал последовательное движение к высокой художественной простоте. Об этом со всей убедительностью говорит его поэма «Владимир Ильич Ленин», показавшая, что Маяковский преодолел футуризм. Именно это, одно из лучших произведений Маяковского, явилось результатом необыкновенно сложной внутренней борьбы, которую вел поэт с футуризмом в своем творчестве в первые годы революции. Эта поэма открывала новый этап в творчестве Маяковского, знаменовала собою период его высших идейно-художественных достижений. Вплоть до сегодняшнего дня в поэзии не создано произведения о Ленине, которое мы могли бы поставить рядом с поэмой Маяковского, хотя со времени ее создания прошла треть века.

Ленин уже не мог знать творчества зрелого Маяковского. Но думается, что Луначарский имел веские основания писать в 1932 г. в статье «Высказывания Ленина на литературные темы»: «Несомненно, если бы у Л<енина> было время ближе познакомиться с творчеством Маяковского, в особенности с творчеством последних лет, свидетелем которого он уже не был, он бы в общем положительно оценил этого крупнейшего союзника коммунизма в поэзии»27.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Клара Цеткин. Воспоминания о Ленине. М., Госполитиздат, 1955, стр. 13.

2 А. В. Луначарский. Ленин и искусство. — «Художник и зритель», 1924, № 2, стр. 7.

3 «О партийной и советской печати. Сборник документов». М., изд. «Правда», 1954, стр. 221.

4 А. В. Луначарский. Ленин и искусство, стр. 8.

5 «Жизнь и творчество русской молодежи», 1919, № 28-29, стр. 5.

6 Маяковский. ПСС 1939, т. III, стр. 451.

7 И. К. Пархоменко. Мои воспоминания о Ленине. — Сб. «Ленин в зарисовках и в воспоминаниях художников». Под ред., с предисловием и примечаниями И. С. Зильберштейна. Л., 1928, стр. 46.

8 А. В. Луначарский. Ложка противоядия. — «Искусство коммуны», 1918, № 4 от 29 декабря.

9 М. Горький. Собрание соч., т. 17, М., 1952, стр. 45.

10 «На литературном посту», 1931, № 4, стр. 7.

11 Там же, № 10, стр. 37.

12 Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине. М. — Л., ГИЗ, 1931, стр. 190.

13 «Воспоминания О. Гзовской». — БММ.

14 Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, стр. 190.

216

15 Небольшая цитата из письма приведена в «Литературной хронике» Катаняна (стр. 434).

16 А. В. Луначарский. Ленин и искусство, стр. 10.

17 ИМЛ, ф. 2, оп. 1, № 18565, л. 1—1 об.

18 Там же, л. 1 об. — Еще в августе 1920 г. В. Я. Брюсов писал в ГИЗ: «Коллегия ЛИТО, признав направленную в Государственное издательство рукопись т. Маяковского — „150 миллионов“ имеющей исключительное агитационное значение, просит означенную рукопись издать в самом срочном порядке». — Маяковский. ПСС 1939, т. VI, стр. 352—353.

19 ИМЛ, ф. 2, оп. 1, № 18565, л. 1.

20 Цит. по стенограмме диспута, хранящейся в собрании В. Д. Зельдовича.

21 В. И. Ленин. Сочинения, т. 33, стр. 197.

22 Цит. по книге: «Ленин о литературе. Сборник статей и отрывков». М., 1941, стр. 289.

23 В. И. Ленин. Сочинения, т. 33, стр. 197.

24 Там же, стр. 198.

25 М. Горький. Собр. соч., т. 17, М., 1952, стр. 45.

26 «Червоний шлях», Харьков, 1930, № 5—6.

27 «Литературная энциклопедия», т. 6, стр. 250—251.

Иллюстрации

ЗАПИСКА В. И. ЛЕНИНА К А. В. ЛУНАЧАРСКОМУ ПО ПОВОДУ ПОЭМЫ МАЯКОВСКОГО
«150 000 000», 6 МАЯ 1921 г.
Лицевая сторона
Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, Москва

ОКОНЧАНИЕ ЗАПИСКИ В. И. ЛЕНИНА К А. В. ЛУНАЧАРСКОМУ ПО ПОВОДУ ПОЭМЫ МАЯКОВСКОГО
«150 000 000», 6 МАЯ 1921 г.
Оборотная сторона
Ниже ответ Луначарского. Написан на повернутом листе
Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, Москва

ЗАПИСКА В. И. ЛЕНИНА К М. Н. ПОКРОВСКОМУ ПО ПОВОДУ ПОЭМЫ МАЯКОВСКОГО
«150 000 000», 1921 г.
Лицевая и оборотная стороны
Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, Москва

ПОЭМА «150 000 000» С ДАРСТВЕННОЙ НАДПИСЬЮ МАЯКОВСКОГО В. И. ЛЕНИНУ
«Товарищу Владимиру Ильичу с комфутским приветом. Владимир Маяковский»
Ниже подписи «Л. Брик, О. М. Брик, Борис Кушнер, Б. Малкин, Д. Штеренберг, Нат. Альтман»
Кабинет В. И. Ленина в Кремле

http://feb-web.ru/feb/mayakovsky/critics/m65/M65-205-.HTM