Пятница 30 августа 1918 г. Утром получилось сообщение об убийстве в Петрограде тов. Урицкого. Настроение было тревожное.
В то время по пятницам на фабриках и заводах устраивались митинги, и Ильич обыкновенно выступал на них. Собирался он ехать в районы и в этот день. Я попросила т. Бухарина заехать к нам обедать и помочь нам отговорить Ильича от выступлений в этот день. Ильич отшучивался и не давал определенного ответа: «Там, мол, посмотрю, как выйдет». Меня по случаю простуды засадили дома, и в редакцию я вечером не поехала. Около 5 часов Ильич пришел из своего кабинета уже в пальто и сказал мне. что все же поедет на митинг, и категорически отказался взять меня с собой. Проходит час, другой. С нетерпением караулю у окна возвращение знакомой машины. Вот наконец она несется как-то особенно быстро. Но что это? Шофер соскакивает и открывает дверцы. Этого никогда раньше не бывало. Ильича выводят из автомобиля какие-то незнакомые люди. Он без пальто и без пиджака, идет, опираясь на товарищей. Бегу вниз по лестнице и встречаю их уже поднимающимися наверх. Ильич очень бледен, но идет сам, поддерживаемый с двух сторон. Сзади наш шофер Гиль. На мой вопрос Ильич успокаивающе отвечает, что ранен, только в руку, легко; бегу отворять двери, приготовлять постель, куда через несколько минут Ильича и укладывают. Товарищи, привезшие Ильича, помогают. Это тов. Гончарова, работающая сейчас в агитотделе МК, тов. Полуторный и рабочий Иванов
( Далее в рукописи следует: «...и один из рабочих завода б. Михельсона. Я не знаю, к сожалению, его фамилии, а между тем он сделал немало, чтобы спасти жизнь Ильича. Сразу после ранения, не теряя присутствия духа, он перетянул Ильичу руку веревкой около плеча, благодаря чему удалось избежать большой потери крови. Этого товарища уж нет в живых, если не ошибаюсь, в 20-м году он умер от сыпного тифа. Но его фамилию надо узнать, надо расспросить его близких и товарищей о нем и записать их рассказы».
Вскоре после опубликования воспоминаний «Ранение» в «Правде» было напечатано следующее «Письмо в редакцию»: «Спешу исправить ошибку, допущенную мной в моих «Отрывках из воспоминаний» («Правда» от 30 августа с. г.). Товарищ рабочий, о котором я писала там и который привез раненого Ильича на квартиру, к счастью, оказывается жив. На заводе имени Владимира Ильича (б. Михельсона) мне дали неверные сведения. Тов. Полуторный — так его фамилия — был действительно болен сыпным тифом в 1920 году, но выздоровел и перешел на работу в Мосторг, где в настоящее время и работает... М. Ульянова» (Правда. 1925. 12 сентября). Ред.)
Товарищ рабочий не теряется и тут.
— Скорее доктора, йоду, бинтов,— говорит он.
Кому звонить? Я соображаю, что в 8 часов должно быть заседание Совнаркома, на котором Ильич должен был председательствовать. Теперь уже около восьми. Товарищи, вероятно, собрались. Бегу в Совнарком и прошу скорее вызвать врачей: Ильич ранен. Тов. Винокуров, бывший там, бежит со мной: он ведь врач и может оказать первую помощь. Накладывает повязку. А в квартиру приходят все новые товарищи расспросить, узнать, что надо сделать. Звонит телефон — не сразу соображаем попросить кремлевских телефонисток не соединять. Несколько человек едут за врачами. Тут и шофер Гиль. Он наспех рассказывает, как было дело, а потом бежит звонить в аптеку, а также встретить и подготовить Надежду Константиновну, которая вот-вот должна вернуться. Но она и без подготовки догадывается, в чем дело, и спрашивает только: «Жив?»
Мало-помалу порядок несколько восстанавливается. Приезжают и другие врачи, и из них одной из первых — тов. Величкина-Бруевич, которая вместе с другими дежурила около Ильича все первое трудное время. Вот Вейсброд, Обух, Минц, позднее Розанов, Мамонов. Они серьезны, бледны. На наши вопросы дают неопределенные ответы — случай серьезный, ничего пока нельзя сказать, но организм сильный. Тяжелая ночь. Ильич лежит и слабо стонет. Он бледен, ни кровинки в лице. Но когда в комнате появляюсь я или Надежда Константиновна, он старается бодриться; ему неприятно, что мы беспокоимся. И мы стараемся не показываться ему. А ближайшие товарищи из ЦК — Свердлов, Зиновьев и др.— расположились на ночь на креслах в кабинете Ильича, готовые по первому зову вскочить и прийти на помощь. Появляются санитары, приготовляют все нужное для вливания физиологического раствора. Вейсброд остается на ночь. Он укладывается на кушетке в проходной комнате. Но его поднимают чуть ли не ежеминутно. Кажется, что, если он не спит, а сидит или ходит тут, около нас, дело пойдет лучше. А на утро Ильич уже свежее, чуть-чуть улыбается, протягивает руку.
Улучшение продолжается медленно, постепенно. Первая опасность миновала. Но может быть еще заражение. Надо подождать четвертого, пятого дня. А потом, как трудно удержать Ильича в постели! Как он внушает в отсутствие врачей, что не надо уж очень-то их слушать, что надо подобрать газеты за время его болезни. Все — чтобы ни одного номера не пропало. Дать их ему или прочесть вслух.
Первое время врачи, сестра и санитар дежурят круглые сутки. Но дело все больше идет на улучшение. Ильичу позволяют садиться. Скоро он решает, что уже достаточно силен, и начинает понемногу ходить. И лишь тотчас приехавшие врачи, припугнувшие его, что с сердцем может быть плохо, несколько сдерживают его путешествия. Сдерживает несколько и сломанная рука. Наконец и ходить можно. Можно ехать и в Горки на окончательную поправку. Ильич протестует, но Вейсброду удается все же настоять, что он поедет проводить его туда. Машина трогается. Но вот на дворе ее останавливает издали тов. Свердлов. «Последнее напутственное слово»,— говорю я. Все смеются. Еще несколько минут — и мы за городом на лоне природы. А через час и в Горках, где поправка идет быстро.
В марте 1923 г. за несколько часов до потери Ильичем речи мы сидели у его постели и перебирали минувшее: «В 1917 г.,— говорит Ильич,— я отдохнул в шалаше у Сестрорецка благодаря белогвардейским прапорщикам; в 1918 г.— по милости выстрела Каплан. А вот потом — случая такого не было...»
Случая не было, и напряженная работа сломила его.
Ульянова М. И. О В. И. Ленине и семье Ульяновых: Воспоминания. Очерки. Письма. 2-е ияд., доп. М., 1989. С. 110—112