ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ «О ЖИЗНИ ВЛАДИМИРА ИЛЬИЧА УЛЬЯНОВА-ЛЕНИНА В КАЗАНИ (1887—89 гг.)»
...Тов. Михаил Корбут, поместивший заметку «В. И. Ульянов в Казанском университете», принимающий всерьез всю характеристику Керенского ... распинается об особой любви (до самой смерти) матери к Владимиру Ильичу. Но какая же мать не любит сына до смерти? И о любви к матери Ленина, который «отрывался от неотложной работы, чтобы съездить в Швецию повидаться с матерью». Как неестественно, как приторно звучат эти строки!
Последние взяты, впрочем, из биографии Ильича, написанной Зиновьевым. Тов. Зиновьев, живший в такой тесной связи с Ильичем долгие годы эмигрантской жизни, должен был бы знать о духовной близости между последним и его матерью с детства в продолжение всей жизни. А при такой близости взаимное желание повидаться так естественно, что дико как-то восхвалять за него с такой слащавостью, что это отдает фальшью. Вообще приходится сказать, что наиболее близкие как будто бы товарищи рисуют его часто неправильно. Из лучших намерений они возводят его на какие-то ходули, между тем как первое требование от всякой биографии должно быть ее соответствие истине.
Тов. Каменев, строки из брошюры которого «История Партии Коммунистов в России и Вл. Ленин» приводит тот же Михаил Корбут, излагает дело уже совсем театрально: что будто бы «Владимир Ильич, тогда еще молодой гимназист, из рук повешенного брата получил книгу Карла Маркса «Капитал». Откуда тов. Каменев взял это? Ведь это отзывает всеми творимыми в старину легендами о пророках и апостолах! Зачем нам, коммунистам, марксистам, прибегать к ним? Как ни велико было влияние старшего брата и уважение к нему со стороны младшего, несомненно, что марксистом Вл. Ильич стал бы без всякой театральной передачи, настолько не вяжущейся с прямыми, чуждыми всякой ходульности характерамиобоих братьев. И участие в студенческой сходке произошло, конечно, не вследствие бесед с братом. Совсем неверно рассказывает Каменев о поездках Вл. Ильича с братом к себе в Симбирскую губ. на перекладных. Никуда в Симбирскую губ. они никогда не ездили, ибо никакой собственности у них там не было. Отец их был разночинцем, приобрел он в Симбирске в 1878 году лишь деревянный дом, который, переезжая со всей семьей в 1887 году в Казань, мать и продала за 6 тысяч рублей Поэтому Вл. Ильич по исключении из университета не мог уехать «к себе домой в Симбирск», как повествует М. Корбут. Никакого «дома» у него в Симбирске не осталось...
Пути революции. Казань. 1922 № 2
1 См. Вестник рабочего факультета Казанского университета «Новое дело» 1922, № 1. Ред.
ОБРАЗЕЦ ТОГО, КАК НЕЛЬЗЯ ПИСАТЬ БИОГРАФИИ.
Наша молодежь живо интересуется жизнью вождей, их прошлым. И надо знакомить ее с тем, «как они жили», но только не так, как это делает «Юный пролетарий» в № 1 1922 г.
К подобного рода жизнеописаниям мы предъявляем прежде всего два требования: 1) их верность действительности и 2) связь с политической жизнью партии. Первое требование ясно без комментариев. Второе также очевидно: жизнь вождей так тесно связана с партией, для которой они живут, которая растет под их влиянием и при их непосредственном сотрудничестве, что она не может мыслиться вне партии.
Все сказанное относится, конечно, в полной мере к жизнеописанию Владимира Ильича.
И вот в наши дни, когда Владимир Ильич живет и действует среди нас, когда столько товарищей знают его жизнь и работали бок о бок с ним в различных стадиях партийной работы, появляется его жизнеописание — очень неряшливое в биографическом отношении, с массой неверностей и неточностей,— и совершенно вне связи с его партийной работой и также с грубейшими ошибками в этой области. Появляется такое жизнеописание не в какой-нибудь Тмутаракани, а в таком центре, как Петроград, и дается оно в журнале «Юный пролетарий», журнале для нашей молодежи, который, как с гордостью отмечает в своем предисловии к № 1 — декабрь 1922 г.— редакция, вступает в шестую годовщину своего существования.
Неужели этот журнал, издаваемый в Питере, не мог позволить себе такой роскоши, как поручить составление биографии своего вождя партийному товарищу, хорошо знакомому и с Владимиром Ильичем лично и с его работой и достижениями в области партийной? Зачем давать питерской молодежи неверные, политически безграмотные сведения? Думается нам, что и ПК должен бы был иметь общий надзор над партийною литературой для молодежи.
А ведь образцом такой политически безграмотной статьи является статья И. Чеботарева «Владимир Ильич».
Возможно и людям беспартийным или инакопартийным поручать писать воспоминания о наших деятелях, но надо ограничить эти воспоминания чисто личным, ибо бессмысленно, конечно, требовать, чтобы люди других партийных воззрений давали исчерпывающее описание жизни и деятельности наших вождей,— и это в поучение молодежи. А факты, касающиеся личной жизни, надо проверять.
Между тем лично Чеботарев знал Владимира Ильича очень мало — зимой 1894/95 г.,— он одно время столовался в семье Чеботарева в Петербурге; до этого времени разве мельком несколько раз И. Н. Чеботарев видел его. Близко Чеботарев знал старшего брата Владимира Ильича, Александра Ильича, и сестру его Анну по Петрограду. Все же воспоминания о жизни семьи в Симбирске, особенно младших членов ее, основаны на слухах и кишат невер-ностями. Так, неверно, что четверо из семьи окончили курс с золотыми медалями,— Анна кончила с серебряной. Неверно, что директор Симбирской гимназии Керенский был в страшном затруднении, выдавать ли Владимиру Ильичу золотую медаль, ибо это пришлось в год казни его брата Александра Ильича. Керенский дал тогда Владимиру Ильичу не только золотую медаль, но и очень хорошую, местами грешившую даже против истины, характеристику.
Ничего не слыхала я также о легенде с Керенским-сыном («Шагай, шагай, Александр Македонский» и о словах Владимира Ильича товарищу, что ему не нравится сын Керенского). Сын этот был при окончании курса Владимиром Ильичем в младших классах и никоим образом интересовать Владимира Ильича не мог. Вся эта легенда приведена для того, чтобы сказать, что Керенский «не понравился Владимиру Ильичу и тридцать лет спустя».
Неверно, что Владимир Ильич был страстным охотником и рыболовом в молодости. Рыболовом он всю жизнь никогда не был, а охотой заинтересовался уже во время сибирской ссылки. Он не только не проводил вместе с братом Александром целые ночи на берегу реки или озера, но и вообще не сопровождал старшего брата на охоту, и не столько на рыбную ловлю, как в поездках на лодке с научными целями — собирание разных водяных животных для исследования. Да и про брата Александра неверно сказано, что он целые ночи проводил на берегу реки или озера. Брат Александр Ильич был страстным естественником; Владимир Ильич никогда в своей жизни — ни раньше, ни позднее — таковым не был.
Совершенно неверно, что они «не переставали работать и умственно» при таких странствиях. Брату Александру Ильичу в последние проведенные им дома каникулы было 20 лет; кроме массы книг по своей специальности он читал тогда I том «Капитала» Маркса и другую литературу по историческому материализму. Владимиру Ильичу было 16 лет, разница в их развитии была, понятно, громадная. Научных марксистских книг Владимир Ильич тогда еще не читал, специальности своей еще не наметил. Помню, что читал и перечитывал по нескольку раз своего любимого Тургенева.
Совершенный вздор, чтобы Владимир Ильич играл во время этих путешествий со старшим братом в шахматы по памяти. Не может шестнадцатилетний мальчик играть по памяти в шахматы. Тут Чеботарев спутал Владимира Ильича с одним двоюродным братом, который был старше и Александра Ильича и с которым у последнего такая игра «вслепую» действительно велась.
А Чеботарев все, что слышал, валит в одну кучу и из этой кучи делает вывод: «Не отсюда ли научился Ленин находчивости при руководстве армией пролетариата?»
«Обыски и аресты на семью Ульяновых при всяком удобном и неудобном случае» Чеботарев совершенно неправильно приписывает предупреждению правительства вследствие участия в покушении Александра Ильича. Строже, чем на других, на них склонны были смотреть — это правильно, но преследования вызывались самостоятельной работой как Владимира Ильича, так и других членов семьи.
«Осенью 1895 и весной 1896 г. Владимир Ильич принял энергичное участие в организации забастовочного движения на петербургских фабриках и заводах».
Партийные товарищи, редактирующие «Юный пролетарий», могли бы внести хотя ту небольшую поправку, что Владимир Ильич не мог организовать забастовки в 1896 г., когда с декабря 1895 г. до отправки в Сибирь в феврале 1897 г. он сидел в тюрьме!
В Сибири Владимир Ильич пробыл не «около трех лет» — а три года — срок, на который был сослан.
Если три странички жизнеописания Владимира Ильича кишат такими неверностями в фактах личной жизни, то характеристика его как партийного работника ниже всякой критики.
«Всенародную популярность Ленин приобрел с 1917 г.»... Для кого? Для кадетов? Для социал-демократии он был давно известен, но не потому, конечно, что «работал в партии сначала вместе с Плехановым, а с 1913 (!!) (очевидно, с 1903 г.) один (!!), так как Плеханов разошелся с ним и встал во главе фракции меньшевиков».
Образец того, как нельзя писать о работе вождя партии.— «Сперва с Плехановым, потом один» (!!). А где была партия, где была масса, коллективное строительство? Как раз то, что и стремился вызвать, пробудить к жизни Владимир Ильич? Где было то главное, без которого ни сплоченного целого, ни победы бы не было? Для кадетов и беспартийных в их идеологии имеют значение, конечно, отдельные личности, вожди; значения за массами того, что революция сделана массами, они никогда не признают, они этому не верят. Для них 1905 год был вызван либеральными банкетами. С них и требовать большего нельзя. Но разве можно поручать им писать биографии наших вождей?
Ведь этак получается, что «Владимир Ильич выехал в Германию, где тогда социал-демократы достигли наибольшего развития» (!!).
Причем это было тогда, когда Владимир Ильич выехал в Швейцарию для постановки общерусской газеты.
— «Там он официально, вместе с основателем русской с.-д. партии Плехановым становится общепризнанным вождем партии». Кем «официально»? Германскими с.-д.? Для кого «общепризнанным»? Для них? Может ли быть большая безграмотность?!
Да всего не перечислить!
Оказывается, «на Владимире Ильиче лежала забота о проведении в жизнь утвержденных Съездом (?!) (Советом? ВЦИК?) законов — декретов».
Оказывается, что ему «приходилось по каждому государственному предприятию писать множество (!!) брошюр и книг...» А хотя одну из этого «множества» книг сможет автор указать в поучение молодежи? Или, по мнению автора, если не знает, что написано, лучше сказать множество, лучше пересолить, чем недосолить?
Как должен смеяться всякий мало-мальски понимающий человек, читая, что «Владимир Ильич проводит в жизнь утвержденные декреты» и что он пишет «множество брошюр и книг (и книг!) по каждому государственному предприятию»!!
И редакция коммунистического журнала для молодежи помещает в своем органе под видом жизнеописания своего вождя такую неряшливую белиберду!!
Ульянова-Елизарова А. И. в. и. Ульянов (н. Ленин). Краткий очерк жизни и деятельности М., 1934. С. 169—173
РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ «У ВЕЛИКОЙ МОГИЛЫ»
В монументальном томе собрана ежедневная пресса с 22 по 30 января 1924 г., еженедельная пресса, посвященная памяти Владимира Ильича, а также речи, статьи и воспоминания, посвященные тов. Ленину за три месяца. Все это относится только к московской прессе,— Ленинград и провинция не представлены, кроме «Откликов на смерть Ленина по городам СССР и за границей» (последний отдел).
Помещены, кроме того, воззвания и постановления ЦК и МК в связи с ленинским набором, проекты увековечения памяти В. И. Ленина, о выставке стенных газет его памяти и т. п.
Издан сборник изящно и внимательно. Фотографические снимки и рисунки (в числе 160-ти) исполнены большей частью очень хорошо. Так, очень хорош юношеский портрет Ленина (в гимназич. мундирчике); интересен (много жизни) небольшой портрет его в «Экономической жизни» (стр. 161); хорош портрет В. Ильича и Марии Ильиничны на стр. 551, портреты Ленина в гробу и многие другие.
В первом отделе собрана ежедневная пресса за первые девять дней после смерти В. И. Ленина. Во втором — еженедельная. В них материал не подбирался: все касающееся Ленина печаталось целиком; рука редакции видна только в III отделе: «За три месяца; избранные статьи, речи, воспоминания». Из этого отдела следует выбросить во втором издании статью «Черточки для биографии Владимира Ильича» И. Леонова (стр. 495), как полную неверностей.
В. И. в Подольске не жил, а остановился на пару дней два раза: сначала в конце мая или начале июня перед поездкой в Уфу, к жене; а потом около половины июля перед поездкой за границу, в доме бывшем Кедрова, где жили его мать, брат и сестры. В квартире Виноградова В. И. никогда не жил, не жил и в Бутове. Квартиру в доме Кедрова снимали вовсе не для него. О возможности спустить нелегальную литературу в реку или скрыться от преследования в лодке (кстати сказать, очень невозможной) никто, кроме автора заметки, не помышлял. Никакой революционной брошюры в доме Кедрова В. Ильич не написал, никакого отношения к развитию в Подольске подпольной организации не имел (а когда она основалась, из кого состояла?). Одним словом, автор показал незаурядный талант из трех слов: В. Ильич, Подольск и дом Кедрова — состряпать целый рассказ, в котором ни слова нет истинного, напомнив этим известную грамматическую задачу: как в слове е щ е\ состоящем их трех букв, сделать 4 ошибки? (Написать: ъ с ч о.) Повторяем, такое морочение читателя следует выкинуть.
Очень хороши по искренности и непосредственности некоторые заметки и стихотворения рабочих, молодежи. Невольно напрашивается мысль о желательности составить из них сборнички для широкого распространения.
Некоторые статьи, имеющие наибольшее значение, как: речь т. Сталина на вечере кремлевских курсантов, отличающаяся своей чеканностью, простотой и глубокой правдой: более сходного портрета в столь немногих словах, по нашему мнению, никому еще не удалось дать; Зиновьева «Шесть дней»; статьи и речь Н. К. Крупской и некоторые другие, издаются уже в отдельных изданиях.
Много, конечно, в сборнике повторений, много мелких черточек, но сейчас трудно сказать, какие из них понадобятся будущему биографу. И поэтому надо собирать эти черточки, сперва заносить их на бумагу, а потом объединять вместе.
И в этой работе собирания и объединения помогает сборник «У великой могилы», помогает уже тем, что будущему биографу не придется рыться, перебирая ворох газет. Но для полноты и для того, чтобы слышен был голос окраин, надо собрать также прессу провинций, в первую очередь первой провинции или, вернее, второй нашей столицы, пионера всей революционной борьбы и Октября,— Петербурга — Ленинграда. Надо собрать полнее голоса инородцев и голоса представителей других стран.
Это составит, может быть, еще второй том, в котором просеять придется, вероятно, еще больше, чем в первом, так как материала малоценного, перепечаток или перефразировок сказанного уже центральными органами будет не мало.
Конечно, такие внушительные тома, как рецензируемый нами, не по карману отдельным товарищам и гражданам. Они должны иметься в библиотеках как для работ над биографией Ильича, так и для того, чтобы каждый товарищ, каждый работник мог без большой затраты времени отыскать изложение взглядов Ильича в той или другой отрасли работы, да и просто мог бы, читая о нем, почерпнуть новые силы для работы и пережить вновь те «Шесть дней, которые не забудет Россия» — как хорошо озаглавил свои впечатления и мысли за эти дни тов. Зиновьев.
Пролетарская революция. 1924. № 11. С. 236-238
РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ «БИОГРАФИЯ ЛЕНИНА В ДАТАХ И ЧИСЛАХ»
Ленинградский Истпарт издал очень полезную книжечку, отвечающую большому спросу на такую работу, и очень хорошо издал ее, разработав целый ряд как печатного материала, так и архивных дел. При самом беглом перелистывании книжки видно, что на нее положена большая и внимательная работа. Это как раз то, что нам нужно от исторических работ: основательное изучение большого количества материала для суммирования его в небольшой, компактной, вполне доступной для публики и много дающей ей книжке.
Использован весь материал из «Основных вех жизни В. И. Ульянова», помещенных в Ленинском сборнике № 1, но кроме разбивки по годам жизнь Ленина разбита еще по периодам: самарский, петербургский, ссылка, первая эмиграция и т. д. Это очень облегчает ориентировку. Затем в брошюре имеется много дат, отсутствующих в Ленинском сборнике № 1, взятых из архивных документов, из воспоминаний, из истории партии. Так, под рубрикой 1894 г. помещено указание на выступление В. И. на вечеринке против народника В. В., на руководство им кружком рабочих в гавани. Под рубрикой 1903 г. указан выход брошюры «К деревенской бедноте». Под рубрикой 1904 г. указывается: В. И. выходит из состава ЦК. Под рубрикой 1905 г. не только отмечен III съезд партии, но в нескольких сжатых фразах перечислены самые существенные его постановления. Указано, что вышел 18-й, и последний, номер «Вперед», что В. И. встал во главе ЦК, редактором ЦО «Пролетарий»; что вышла брошюра «Две тактики»; что Лениным во главе большевиков велась агитация за бойкот Булыгинской думы, за вооруженное восстание; что резолюция бойкота была принята петербургской межпартийной конференцией; что на Таммерфорсской конференции был выброшен пункт об отрезках. Одним словом, если взять один 1905 год, то в противовес «Основным вехам» Института им. Ленина брошюрка ленинградского Истпарта дает нам не отдельные даты из жизни Ленина, а конспективную сводку сделанного за этот год Лениным во главе партии. Как и приличествует органу Истпарта, даты жизни Ленина не отрываются от дат жизни всей партии, и мы видим тот шаг вперед, который сделан за 1905 год партией во главе с Лениным. И такое отношение проводится через всю брошюру: не только ни один съезд, ни одна конференция, но ни одно видное письменное или устное выступление Ленина не упоминаются просто как дата: относительно каждого указано в двух-трех словах характерное для него. Это делает брошюру не сухим перечнем дат, важных только для историка, а кратким конспектом по ленинизму, по истории партии, полным содержания, интереса, являющимся полезным справочником для каждого члена партии и в то же время побуждающим молодежь познакомиться ближе с теми или иными тезисами, с тем или иным сочинением Ленина, с работами того или иного съезда или конференции. Если добавить к этому, что брошюрка издана чисто и изящно и стоит всего 20 коп., то неудивительно, что первое издание уже разошлось и выпускается второе. В нем, как мы слышали, сделаны исправления всех тех ошибок, которые пишущей эти строки были указаны в рецензии на Ленинский сборник № 1 в № 7 «Пролетарской революции» и которые попали оттуда и в брошюру ленинградского Истпарта. Поэтому мы теперь, повторно, не перечисляем их. Укажем только, что брошюрка выгодно отличается от «Основных вех» института тем, что многих крупных ошибок не повторяет. Так, отмечая поездку В. И. в Уфу и к Н. К. Крупской летом 1900 г., она не говорит, что поездка эта была предпринята «нелегально», как «Основные вехи». Она указывает правильно, что брошюра «Что делать?» вышла в феврале 1902 г., в то время как «Основные вехи» говорят, что Ленин писал ее в начале 1902 г., между тем как писалась она в 1901 г. Наконец, брошюра не считает датой в жизни Ленина приезд Гапона.
К последней главе «Болезнь и смерть В. И. Ульянова-Ленина», мы можем внести следующие две поправки. Относительно 1922 г. надо вставить: 25 мая произошел первый удар. Относительно 1923 г.— нельзя относить к маю статью В. И. «О кооперации»: она была только напечатана 26 мая, но написана раньше. После удара в марте 1923 г. В. И. ничего не писал и не диктовал.
За отсутствием же этих и указанных нами в вышеупомянутой рецензии ошибок брошюра «Биография Ленина в датах и числах» является очень ценной и отвечающей назревшей потребности.
Пролетарская революция. 1925. № 1.С. 248—250
РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ «К ГОДОВЩИНЕ СМЕРТИ В. И. ЛЕНИНА»
Цена сборника по размерам и количеству иллюстраций невелика, но очень невелика и его ценность. Большая часть перепечатки, а то, что впервые появляется в печати, чрезвычайно малоценно. Весьма сомнительно, что это «новое» стоило печатать, да сомнительно, стоило ли печатать и весь сборник, является ли он не только «лучшим», как говорится в предисловии от редакции, но даже каким-либо венком на могилу Ленина. И если вводная статья — «Год без Ленина» — говорит, что «нужно с любовью и заботливостью собирать все, что относится к Владимиру Ильичу, что помогает нам представить и уяснить себе его образ», то мы должны признать, что как раз автор ее, Александр Женевский, поскольку он является редактором сборника, не только не проявил заботливости к этому делу, но выказал совершенно непростительную халатность и небрежность.
Недопустимой небрежностью является помещение первой статьи из отдела: Воспоминания о Ленине.— «Семейство Ульяновых» (Материалы для биографии тов. Ленина) Л. Ильинского. Статья эта является тоже перепечаткой из «Красной летописи», изданной бюро Истпарта сибирского (очевидно, опечатка, надо читать: симбирского) губкома. Но это не оправдывает составителя сборника ленинградского Истпарта, от него требуется критическое отношение к перепечатыванию.
Между тем без всякой критики перепечатываются страницы воспоминаний Назарьева, который говорит, что Илья Николаевич (отец Влад. Ильича) «совсем не занимался своими детьми», что он «не знал, как попадает носовой платок в карман»; сообщаются такие неверные сведения, как то, что Илья Николаевич часто дебатировал на революционные темы, что тон задавал Александр, а Владимир часто очень удачно принимал участие в спорах.
Владимиру Ильичу было всего 15 лет в последнее лето жизни Ильи Николаевича и пребывания на каникулах старшего брата, как он мог принимать, да еще удачно, участие в таких спорах? Да и вообще они в нашем доме не велись.
Об Илье Николаевиче имеется такая фальшивая фраза, как: «Вся его забота была о бедных». Что за филантроп такой?! Со слов няньки говорится о том, что сказал Владимир Ильич по получении сведения о казни брата. Пишущей эти строки было уже отмечено, что Мария Савенкова была не няней, а горничной в нашем доме, и то не в последнее время, когда она приходила только в гости к нашей няне. Но самым недопустимым являются сведения об Александре Ильиче. Так, утверждается, что жандармы предложили ему выдать сообщников, обещая тогда вместо казни ссылку. Начать с того, что дело А. И. вели не жандармы, а оно обсуждалось в особом присутствии Сената. А затем нужно небольшое знакомство с делом А. И. и его ролью в нем, чтобы видеть, что такое предложение не могло быть обращено к нему. Жандармы знают, кого можно ловить на выдачу. И самым возмутительным по безграмотности является сведение: Марии Александровне удалось получить два фотографических снимка Александра Ильича на виселице (!!) — один в профиль (сбоку), другой анфас (спереди).
Кто же снимал на виселице?! И чтобы вообще снимки, сделанные в Шлиссельбургской крепости, могли попасть на волю?!. Все это может сболтнуть какая-нибудь «слышавшая звон» провинциальная кумушка, но чтобы такие «материалы» могли попасть в сборник, который хотел в годовщину смерти возложить как венок на могилу Ленина отдел Истпарта — да еще ленинградского! — нам, по правде сказать, не снилось.
«Семье пришлось (!!) направиться в Казань, но там полиция не дала остановиться даже на день и заставила отправиться в деревню в 40 верстах от Казани».
Вот-то подлинно ужасы!! Таковыми должны они были рисоваться в глазах какой-нибудь симбирской помещицы того времени, редактор же Истпарта мог бы справиться хотя бы в воспоминаниях пишущей эти строки, помещенных в № 2 «Пути революции», журнала Истпартотдела Татобкома, и в прошлогоднем ленинском номере «Молодой гвардии», о том, как обстояло дело с высылкой и кем она была назначена. В таком же роде и другие воспоминания. Статья, собранная «на основании материалов», помещенных в сибирских газетах, дает целый ряд громких заглавий: «Грозное начальство», «Ильич читает божественное», «Воспоминания старого полицейского» и т. п. Но ничего, кроме пустоты и убожества, под этими заглавиями нет. Полицейский рассказывает о том, чем не имели по закону права заниматься политические,— это можно прочесть в правилах о поднадзорных. Под рубрикой «Ильич читает божественное» говорится, что Ильич не читал божественного, а читал статистику и т. д. и т. п. Между прочим, конечно, имеется и чистая небывальщина: что Ильич бывал со своими хозяевами на пашне, варил там для них обед, чистил и жарил застреленную птицу; что на рыбной ловле крестьянин всунул Ильичу под рубашку налима, чтобы заставить его разговориться, и «средство подействовало»: Ильич закричал: «Змея, змея!»
Да всей ерунды не перечислить!
Статья Владимирова «Тов. Ленин в Женеве и Париже» тоже разбита на ряд подзаголовков крупным шрифтом, также под целым рядом из них очень легко насчет содержания. Концы с концами также не всегда сведены. Так, в главе «Приезд тов. Зиновьева» сначала подробно рассказано, каким ценным работником был этот товарищ, что он один иногда заполнял весь центральный орган, что В. И. мог спокойно просиживать все дни в библиотеке, зная, что тов. Зиновьев «все сам сделает». А заканчивается статья фразой, что и газеты и все остальное, созданное в Женеве, дело рук исключительно В. И-ча.
Рассказывается, что Надежда Константиновна «артистически» шила жилетки для наполнения их литературой. А В. И., по утверждению автора, «никогда не выпил ни одной кружки пива». Должна разочаровать тов. Владимирова: я сама неоднократно выпивала с Владимиром Ильичем в мюнхенских кафе по кружке пива, которое он любил. Может быть, он не пил пива в Женеве или Париже, где оно было плохо, но зато там он спрашивал иногда виноградного вина.
Надежда Константиновна указывала уже в прошлом году (1924.— Ред.), что совсем напрасно стараются причесать Владимира Ильича под какую-то ходячую добродетель, рисуют его каким-то аскетом, чем отнимают у него подлинные черты живого человека. Не мешало бы редактору разбираемого сборника справиться и с этими словами Надежды Константиновны. Между тем в сборнике повсюду разбросано: «плохенькое пальто, из которого лезла вата», «бессменный рабочий костюм». Это же неверно: из пальто вата не лезла и костюм сменялся. Кому нужны такие преувеличения?!
В предисловии от редакции говорится, что в сборник вошли и новые воспоминания, впервые появляющиеся в печати, но, может быть, вследствие их незначительности, напр. «Ленин и киносъемки», глаз не останавливается на них, и общее впечатление таково, что читаешь все знакомое.
Не понимаю, зачем было через год перепечатывать первые сообщения о смерти Ленина, зачем понадобилось перепечатывать в сборник биографию Ленина в датах и числах, очень хорошо составленную брошюрку, о которой мы в свое время давали отзыв, но которую совсем не для чего выпускать с буксиром разных перепечаток о Ленине, которая пойдет ходче и будет полезнее самостоятельной брошюрой.
Растрепав таким образом по лепесткам тот «венок», который ленинградские составители возлагают через год на могилу Ленина, мы приходим к заключению, что истинные венки не так должны составляться, что для истинного памятника усопшему вождю нужно гораздо более внимательное и серьезное отношение к работе.
Пролетарская революция. 1925. № 4. С. 247—249
РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ «ПЕРВАЯ ГОДОВЩИНА — 1924—21-го ЯНВАРЯ — 1925 г. ЛЕНИН, О ЛЕНИНЕ, О ЛЕНИНИЗМЕ»
Толстый том, выпущенный к годовщине смерти Ленина, имеет очень внушительный вид. Первым бросающимся в глаза недостатком является отсутствие предисловия. Ни пары строк от издательства, по которым читатель мог бы уяснить себе, что за материал собран в сборнике. Открывает его статья тов. Каменева «Год без Ильича» — доклад, прочитанный 10 января 1925 г. Таким образом, читатель склонен ожидать сборник нового материала — 1925 года,— и только внимательный просмотр оглавления остановит его взор на статье тов. Зиновьева «Шесть дней, которых не забудет Россия»; Бухарина — «Товарищ» и на нескольких других, менее общеизвестных заглавиях. Менее запомнившиеся оглавления, хотя и известных авторов, могут вызвать иллюзию, что дается новая статья — Лепешинского, Каюрова или пишущей эти строки — иллюзия, на которую так падки товарищи — ведь каждому так хочется прочесть нечто новое об Ильиче. А иллюзии эти облегчаются новыми заглавиями. Так, в нескольких статьях Лепешинского не обязательно видеть растрепанное по лепесткам «На повороте»; статья Каюрова «Рабочий и его вождь» заставляет предполагать совсем новую статью, а не произвольно выхваченную, под другим заглавием поставленную часть статьи этого автора, помещенную год назад, в № 3 (26), «Пролетарской революции» — «Мои встречи и работа с В. И. Лениным в годы революции». Столь же произвольно выхваченной частью из моей статьи в журнале «Путь революции» Истпарта Татобкома и в прошлогоднем ленинском номере «Молодой гвардии» является статья А. Елизаровой во II п/отделе «Бунтующий Ильич». Но ей придано уже совсем крикливое, чуждое мне, сразу остановившее мое внимание, заглавие. Полагаю, что партийному издательству ни в коем случае не следовало бы заимствовать беззастенчивой привычки некоторых составителей старого времени, стряпавших сборники, как им лучше покажется, укладывавших без смущения статьи на прокрустово ложе своего редакторского произвола, варьировавших по капризу заглавия. Редакторскую инициативу можно употребить на лучшее. Не мешало бы, например, проверить некоторые перепечатываемые воспоминания, снабдить их примечаниями. Так, статью П. Лепешинского «Детские годы Ильича» можно бы проверить по другим биографическим материалам, появившимся за этот год в печати. Тогда не осталась бы без возражения фраза из очерка тов. Зиновьева, что Ильич ездил в Швейцарию повидаться с матерью «в ущерб партийной работе». Это утверждение было уже опровергнуто, и в последнем издании очерка тов. Зиновьев изменил ее: «отрывался от самой неотложной работы». А в пересказе Лепешинского и в переиздании его статьи в сборнике фраза звучит все по-прежнему. Или после неоднократных указаний в печати, что мать В. И. провела в Кокушкино — имении своего отца, отроческие и юношеские годы, должна была бы бить в глаза слащавая фальшь утверждения, что «добрая и деловитая (!! Л. Е.) Мария Александровна тотчас же завязывала связи с местными крестьянами (да они были завязаны с детства и не порывались никогда!). Отец ее, врач, давал врачебные советы, а она сперва по его указаниям, а потом самостоятельно продолжала применять его методы».
Вообще голая перепечатка через год имеет мало смысла. Новые воспоминания (из стенных газет) занимают всего 10 стр. объемистого тома. Издательство сообщает, что готовится отдельное издание воспоминаний из стенных газет. Такое издание имело бы больше смысла ко дню годовщины со дня смерти Ленина. Несмотря на мелкий по размерам и большей частью и по значению характер их, они, при умелом подборе и редактировании, именно тем, что давали бы преломление мысли о Ленине и ленинизме в новой среде, были бы интересны и могли бы дать некоторые новые, хотя и мелкие, может быть, черточки для портрета нашего вождя. В помешенных воспоминаниях такими черточками являются строки телефонистки тов. Каяк.
Конечно, редакция воспоминаний из стенных газет должна быть еще более внимательной, ибо преувеличений, легендарного в них еще больше. Так и здесь, в воспоминаниях Никитина, говорится, что «не раз можно было видеть Марию Ильиничну или Надежду Константиновну, стоящую в очереди и получающую продукты на членскую книжку тов. Ленина». Конечно, это совершенно не соответствует истине.
Вообще, содержание книги совсем не соответствует требованиям, которые предъявляются к таким сборникам. Озаглавлены некоторые отделы громогласно, так, период 1905—1907 гг. назван почему-то «Эпохой бури и натиска»; а по содержанию бедны,— так, «Эпоха старой «Искры» представлена только несколькими строчками Мартынова и статьей Лядова.
На всем следы страшной спешки. Полагаем, что лучше было бы не гнать книгу обязательно к годовщине, а выпустить нечто более новое и содержательное, что могло бы действительно явиться свежими ветвями в венок на могилу нашего вождя.
Пролетарская революция. 1925. № 4. С. 250—251
РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ А. ШЛИХТЕРА «ИЛЬИЧ, КАКИМ Я ЕГО ЗНАЛ»
Автор — старый партийный работник. Он работает в нашей большевистской партии под руководством Ильича с начала 1900-х годов; с 1905 г. он познакомился лично с Ильичем. Таких товарищей немного; такие товарищи уходят от нас один за другим. Поэтому т. Шлихтер сделал очень хорошо, что собрал и издал свои воспоминания, не останавливаясь мыслью: «У меня их немного, они отрывочного характера, пусть пишут те, кто дольше и ближе жил с Ильичем».
Подобные соображения удерживают многих, и совершенно напрасно. Отдельные черточки, если они внимательно и вдумчивособраны, дают гораздо больше, чем это может казаться до начала работы. Доказательством этого является книжечка т. Шлихтера, встречи которого с Ильичем были почти все, за исключением пары недель, проведенных последним в Выборге, и совместной работы по выпуску «Пролетария», довольно мимолетны. И, однако, личность Ильича, влияние его в партии выступают ясно и из них.
Положительной стороной книжки т. Шлихтера является уменье выпукло рисовать образы и живой образный язык, вследствие чего она читается очень легко и должна быть рекомендована особенно в комсомольские библиотеки.
Большая часть этих воспоминаний была помещена уже раньше на стр. «Пролетарской революции» Автор, с одной стороны, собрал их теперь, с другой, разбил на короткие главы, что содействует популярности книжки, и добавил нечто новое. Эти короткие главы сосредоточены больше на личности Ильича, чем общие воспоминания. Но и в них образ Ильича, его слова являются как бы блестками металла в больших кусках руды. Эта руда, то есть обстановка, события, тоже важна и интересна, ее тоже надо закрепить; в ней, как в рамке, понятнее слова и проявления Ильича; но в некоторых главах эта рамка превалирует настолько, что выходит из пределов темы книги. А в главе VIII «О тех, которые думали бороться с волей Ильича» (из портретной галереи саботажников) нет уже ни одного слова, ни одного жеста Ильича, ни малейшего блестка металла в руде — если мы продолжим наше сравнение. Оно написано живо и интересно, но на таком же основании включено в книгу об Ильиче, как был бы включен рассказ о Керенском, Корнилове или Деникине: они ведь тоже думали и пробовали бороться с волей Ильича.
Равным образом и в главе XII «Ильич в вопросах продовольствия республики» приводится лишь пара записок Ильича. Вся же она с очень длинным — со всеми примечаниями — «проектом декрета о потребительских коммунах», составленным автором, проектом, который и вообще, как совершенно неподходящий к общему популярному характеру книжки, лучше было бы выпустить, имеет слишком отдаленное отношение к теме «Ильич, каким я его знал».
Вообще, книгу, особенно принимая во внимание указанные две главы, было бы правильнее озаглавить «Встречи и работа с Ильичем» или в этом роде.
Имеются и следы некоторой спешки, которые необходимо исправить в следующем издании. Так, во главе II говорится: «Это было, если не ошибаюсь, осенью 1907 г., когда Ильич, возвращаясь с партийной конференции, бывшей не то в Гельсингфорсе, не то в Таммерфорсе». Как известно, партконференция была в Таммерфорсе, и в исторической книжке такие «не то» неуместны. Равным образом нетрудно было бы установить фамилию т. «Пчелы» — «одного из старейших ветеранов нашей партии», по указанию самого А. Шлихтера; это — т. Рябков.
Эти две неточности указывают, что правильнее было бы, чтобы подобные исторического характера книги издавались отделами Истпарта, у которых под руками должны быть все справки, затруднительные иногда для перегруженных работой ответственных товарищей. Со стороны технической книжка издана хорошо и даже изящно. Только портрет Ильича на обложке — какого-то кубического характера — неудачен. Зато очень хорошо и жизненно его изображение идущим куда-то, помещенное на первой странице книги.
В общем, повторяем, книжка интересна и большее количество таких собраний, хотя бы мелких черточек, со стороны всех, по возможности, товарищей, встречавшихся с Ильичем, дало бы нам много для дорисовки его «недорисованного портрета».
Пролетарская революция. 1925. № П. С. 284 285