Это было в Швейцарии летом 1900 года. Чтобы понять, при каких условиях мы встретились, мне придется вернуться несколько назад.
Уже в 1898 году, когда я находился в якутской ссылке, появились первые признаки надвигавшегося раскола в социал-демократической партии. Появились первые ласточки «экономизма», или социал-демократического оппортунизма. В Якутске, как и в других ссыльных колониях, началась жестокая полемика между представителями двух направлений — умеренного, получившего впоследствии название «экономистов», и левого, революционного. Тогда еще в ходу не были слова «большевизм» или коммунисты. Все мы называли себя социал-демократами, а сторонники так называемого «политического» направления в отличие от «экономистов» назывались «левыми» или «революционными» социал-демократами. К последним принадлежал и я.
Мы знали, что в других колониях идет борьба по тому же поводу между «стариками» и «молодыми». Понимать эти термины нужно, конечно, относительно. Мы, «левые», в общем ничуть не были старее по возрасту, чем так называемые «молодые». Дело было только в том, что первые партии социал-демократов, попавших в ссылку, были по преимуществу «политиками», или «левыми», а последующие, начавшие прибывать примерно с 1898 года, были уже окрашены налетом «экономизма» и оппортунизма. И вот я узнал, что среди «стариков», т. е. сторонников революционного направления в социал-демократии, имеется также и некий Владимир Ильич Ульянов, находившийся тогда в Минусинске, куда он был сослан на три года.
В те времена Ульянов был мало кому известен за пределами довольно узкого круга. Его больше знали питерские товарищи. Но кое-что слышали о нем и другие. Я лично, например, знал его уже как автора замечательной статьи, напечатанной в сожженном в 1895 году цензурою марксистском сборнике «Материалы к характеристике нашего хозяйственного развития». В этом сборнике Ленин напечатал большую статью за подписью К. Тулин, резко критиковавшую П. Струве, автора известных «Критических заметок...», вышедших в 1894 году.
Статья эта произвела на меня, помню, сильное впечатление. Автор был совершенно неизвестен, новичок на литературном поприще. Однако он говорил тоном власть имущего, он решал и вязал, изрекая свои приговоры с таким авторитетом, который мог себе позволить только крупнейший деятель, имеющий за собой уже продолжительный политический и литературный стаж. Это — с одной стороны. А с другой стороны, невольно навязывалось сопоставление отношения К. Тулина к Струве с отношением Плеханова к тому же П. Струве в его известной книге «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю», вышедшей за год до того под псевдонимом Бельтов. Опытный и искушенный Плеханов не нашел в своем арсенале резких слов осуждения по адресу г. Струве, уже тогда показавшего изрядный кончик буржуазного ушка. Он даже брал на себя его защиту от Михайловского. А молодой Тулин сразу разглядел, что скрывается за писаниями г. Струве, и разделал его, что называется, под орех.
В то время я еще совершенно не знал о другой крупной работе молодого Ленина, которая только теперь вытащена из жандармских тайников и частью напечатана под заглавием «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?»2. И здесь тема приблизительно та же, что и у Плеханова: полемика с народниками и защита марксизма. Но и здесь та же колоссальная разница между подходом к делу старого теоретика и молодого бойца. И в этой своей первой работе Ленин говорит тоном человека, сознающего свою историческую миссию, вполне оценивающего все свои силы и безжалостно расправляющегося со всеми врагами пролетарского коммунизма.
Итак, от некоторых ссыльных я узнал о том, что Ульянов (тогда он еще не назывался Лениным; он только начал тогда подписывать свои первые легальные статьи этим псевдонимом)1 вполне определенно стоит на позиции «левых», или «политиков», и что среди последних он является очень крупной фигурой. Тогда как его товарищ по работе в Петербурге будущий лидер меньшевиков Мартов, наоборот, уже тогда скорее склонялся в сторону оппортунизма. По крайней мере, я помню, что наши якутские оппортунисты жаловались на мою резкую критику Мартову, отбывавшему ссылку в Туруханске, и тот в письмах давал им аргументы против меня, защищавшего левую революционную позицию против умеренных друзей Мартова (главным образом по Бунду).
Когда я бежал из Якутии за границу в конце 1899 года, я, по приезде в Швейцарию, сразу очутился в самом разгаре борьбы между революционным течением, возглавлявшимся Г. Плехановым и группою «Освобождение труда», и правым течением, группировавшимся вокруг журнала «Рабочее дело». Я, разумеется, примкнул к Плеханову в его борьбе с оппортунистами, располагавшими большинством в заграничном «Союзе русских социал-демократов»... С нетерпением мы, сторонники революционной социал-демократии, ждали приезда из России группы товарищей, о которых мы знали, что они являются крупнейшими представителями рабочего движения в стране, и которые должны были усилить революционную социал-демократию в ее борьбе с оппортунизмом.
Из молодых эмигрантов я особенно сошелся с Николаем Эрне-стовичем Бауманом, который жил тогда в Швейцарии под псевдонимом Полетаев. Это тот самый Бауман, который в 1905 году был убит черносотенцами в Москве и по имени которого теперь назван Лефортовский район. Бауман знал Ленина еще в России. И мы условились, что, как только Ленин приедет, Бауман переговорит с ним обо мне и вызовет меня сейчас же в Швейцарию для личных переговоров. Сам я к тому времени уже переехал в Париж.
Итак, в один из июльских дней 1900 года я получил от Баумана коротенькую телеграмму, уведомлявшую меня о приезде Ленина и приглашавшую от его имени немедленно явиться в Женеву. Я выехал в тот же день и на другой день утром уже пожимал руку Владимира Ильича 2.
Жил он тогда в крестьянском домике недалеко от Женевы, вместе с Потресовым (Мартов временно задержался в России). Втроем они составили ту группу молодых товарищей, которые вскоре вместе с группою «Освобождение труда» основали «Искру» и «Зарю». Теперь кажется странным, как Ленин мог работать совместно с Мартовым и Потресовым и как эти люди, столь различные по темпераменту, миросозерцанию и направлению, могли долго считать себя солидарными в основных политических вопросах. Должен сказать лично о себе, что, встретившись с Лениным и Потресовым, я сразу почувствовал, что Потресов нам скорее чужой человек. Впрочем, он скромно держался в стороне, почти не участвовал в разговоре, и беседой сразу овладел Владимир Ильич.
Уже в то время, хотя ему было всего 30 лет, он имел приблизительно тот же вид, какой известен всем нам и какой он имеет на самых распространенных портретах. Уже тогда он имел лысину во всю голову. Его полукалмыцкое лицо с выдающимися скулами сияло уверенностью, жизнерадостностью и остроумием. Знаменитый прищуренный глаз оживлял это подвижное лицо, придавая ему оттенок хитрости. Ленин громко хохотал, изрекал безапелляционные приговоры, но больше выспрашивал, чем говорил, по свойственной ему всегда манере.
Однако хотя Ленин и шутил, откидываясь назад всем телом по известному его приему, смеялся и рассказывал анекдоты, но сразу видно было, что это прирожденный вождь, вождь, которого не только выдвинула на это место история, но который и сам прекрасно сознает свое назначение. Это чувствовалось им самим и окружающими. Нельзя было сказать, чтобы он навязывал свою волю и личность. Это делалось как-то естественно и незаметно. Даже Плеханов, который имел гораздо более богатый революционный стаж и научное образование, перед Лениным как-то отступал на задний план и терялся. Видно было, что Плеханов все-таки кабинетный мыслитель, теоретик, остроумный собеседник, блестящий полемист и писатель, но не более, а Ленин — это кремень, трибун, народный вождь, топором прорубающий дорогу в чаще и уверенно ведущий за собой массы.
Я не помню точно, о чем мы говорили. Ясно, что речь шла о «Рабочем деле», об оппортунизме в социал-демократии, не только русской, но и всемирной, о необходимости самым энергичным образом бороться с ним, не останавливаясь в случае нужды и перед расколом. В этих вопросах мы были совершенно солидарны.
На другой день состоялось у нас совещание, в котором, кроме Ленина, Потресова, меня и Баумана, участвовали от группы «Освобождение труда» Плеханов и Засулич. Собрались мы на лужайке под тенистым деревом и вели непринужденную, товарищескую беседу о программе предстоящей деятельности. Здесь на этом непринужденном собеседовании вырабатывалась в основных чертах программа «Искры» и «Зари», т. е. подготовлялся тот блестящий поход против социал-демократического оппортунизма, который в конце концов привел через много лет к созданию партии большевиков и Третьего Интернационала. Нужно сказать, что, насколько я сейчас припоминаю, у Ленина это вполне сложилось и выработалось в голове, и дальнейшая дорога была для него совершенно ясна. И на этом совещании опять-таки как-то незаметно и естественно дирижерскую палочку взял в свои руки Ленин, или, вернее сказать, она сама очутилась у него в руках. В общем решения принимались в таком духе, как намечал он. Уже чувствовалось, что вождем дальнейшего движения будет не кто иной, как Ленин...
Здесь, на этих совещаниях, были заложены основы революционной социал-демократии, т. е. ведущей коммунистической партии. Ленин молчаливо всеми был признан главой движения. Впоследствии эту роль у него пытались оспаривать, но безуспешно. Очевидно, история знает, что делает. Выбрав такую фигуру в исторические вожди, сделав ее средоточием всего прошлого коллективного человеческого опыта, снабдив ее для этого достаточными умственными силами и волей, она вместе с тем наделяет носителя этой исторической роли сознанием своего значения и внушает ему веру в свое призвание. Объединение этих объективных и субъективных моментов — таланта, знания, воли и сознания своих сил в одном лице — и создает таких вождей, каким был наш покойный Ильич.
Красная нива. 1924. № 7. С. 160—162
СТЕКЛОВ (НАХАМКИС) ЮРИЙ МИХАЙЛОВИЧ (1873—1941) — в социал-демократическом движении участвовал с 1893 г., один из организаторов социал-демократических кружков в Одессе. В 1894 г. был арестован и сослан на 10 лет в Якутскую область. В 1899 г. бежал за границу. После II съезда РСДРП — большевик. В годы реакции и нового революционного подъема сотрудничал в Центральном Органе РСДРП газете «Социал-демократ», в большевистских газетах «Звезда» и «Правда». Участвовал в работе социал-демократической фракции III и IV Государственных дум. Был лектором партийной школы в Лонжюмо (Франция). После Февральской буржуазно-демократической революции 1917 г. стоял на позициях «революционного оборончества», был членом Исполкома Петроградского Совета и редактором «Известий Петроградского Совета». Позднее перешел к большевикам. После Октябрьской социалистической революции — член ВЦИК и ЦИК, редактор газеты «Известия ВЦИК», журнала «Советское строительство», с 1929 г.— заместитель председателя Ученого комитета при ЦИК СССР. Автор ряда трудов по истории революционного движения. Необоснованно репрессирован; реабилитирован посмертно и восстановлен в партии.