HTML clipboard
(По воспоминаниям)
Нам, живущим в Архангельске, уже в начале 1918 года было ясно, что англичане если не завтра, то через месяц-два попытаются быть хозяевами Севера.
В начале марта 1918 года мы получили приказ эвакуировать все ценное из северных портов. Закипела работа. Из центра, на подмогу, вначале был прислан т. Сулимов С. Н., а позднее — грозный, но милый Боря Рейземан. Я ведал вывозом сырых материалов (медь, свинец, олово, цинк, алюминий, баббит, ферросплавы и пр.). 28 июля был отправлен из Архангельска последний вагон с металлами, а 2 августа англичане заняли Архангельск.
Я знал, что Владимир Ильич интересовался этой работой, и, вернувшись в Москву, кратко написал Владимиру Ильичу и Алексею Ивановичу Рыкову об окончании работы.
Через два дня мне сообщили, что тов. Ленин хочет меня выслушать лично или получить цифры. Я отправился к товарищу Ленину и встретил его в коридоре. Он куда-то уходил. Я ему напомнил о себе. Он мне сказал:
— Я очень занят, но какое у вас дело?
— Я вернулся из Архангельска, где участвовал в эвакуации.
— Ага, хорошо, хорошо,— оживляясь, сказал Владимир Ильич.— Скажите, как дело? Что сделано?
Я в две минуты обрисовал положение. Владимир Ильич, перебив меня, сказал:
— Все хорошо, а цифры есть?
Я показал ему цифры. Просматривая их, он указал на число 1 862 000 пудов цветных металлов и спросил:
— Это все цело?
— Все здесь, в Москве,— ответил я.
— А скажите, если нас принудят обороняться как следует, на сколько этого хватит?
— Вместе с теми запасами, какие есть в других местах России, и при условии, что 90 процентов всего пойдет только на оборону,— года на полтора, не больше.
— А где доказательства, что это так?
— Доказательств со мной нет, но я два с половиной года был близок к снабжению России металлами и ручаюсь, что большой ошибки в этом нет.
— Хорошо, так, так,— думая что-то про себя, произнес Владимир Ильич.
Потом добавил:
— Вы цифры мне оставите?
— Они для вас и приготовлены.
— Ну спасибо. Я спешу.
Ушел. Сделав шагов пять, обернулся и спросил:
— Алексей Иванович (Рыков) это знает?
— Да. Я ему обо всем сообщил три дня назад.
Гражданская война разгоралась. Фронт требовал колоссального количества всевозможных предметов оборудования, инструментов и т. д.
Мне было поручено Отделом металла ВСНХ объединить и управлять разрозненной легкой металлической промышленностью. Были объединены 122 металлических предприятия, на которых производилось все то, что было необходимейшей потребностью для фронта. А так как потребность фронта все же превышала наличие, то и здесь дело не обошлось без участия Владимира Ильича.
Помню, ворвался ко мне в рабочую комнату энергичный комиссар снабжения одного из фронтов с требованием полного удовлетворения его просьбы. Ознакомившись с требованием, я ответил ему, что, к сожалению, такого количества он получить не может. Энергичный комиссар не сдавался, ссылаясь на отсутствие снаряжения. Видя, что угрозы его не помогают, он заявил, что дойдет до тов. Ленина.
Через два дня он снова зашел ко мне и положил на стол записку.
Я прочел на требовании, никому не адресованном, резолюцию, написанную рукой тов. Ленина:
«Я выслушал товарища. Нужда необычная. Не отступите ли от своих планов и не дадите ли, хотя не все, но больше, чем у вас полагается? Ленин».
Однажды Кольчугинскому заводу нужно было в наиэкстренном порядке отправить со складов Москвы 25 000 пудов меди, но отправка задержалась несвоевременной подачей вагонов. Сидел я в своей рабочей комнате. Раздается звонок.
— У телефона Председатель Совнаркома. Вам известно о срочной погрузке меди?
— Да, Владимир Ильич, известно. Маршрут меди самое большее через пять часов будет сдан железной дороге.
— Но ведь было предложено работу закончить раньше?
— Железная дорога задержала подачу вагонов.
— Значит, вы уверены, что через пять часов все будет готово?
— Если позволите, ровно через пять часов я вам сообщу, что все готово.
— Нет, нет. Этого не нужно. Только, чтобы было сделано. Вы понимаете, как это нужно скоро и какая в этом большая необходимость.
— Знаю, Владимир Ильич, все будет сделано.
— Ну хорошо, спасибо, до свидания.
В числе прочих обязанностей я ведал в Отделе металла ВСНХ учетом и распределением колоколов. Крестьянская Русь быстро узнала об этом: потекли крестьяне-ходоки с сельскими приговорами об отпуске колоколов. В каждом общественном приговоре говорилось, что одному нужно 3 колокола общим весом в 300 пудов, другому в 400 пудов и т. д.
Конечно, сделать этого не представлялось возможным, и ходоки шли в Московский Совет, к Михаилу Ивановичу Калинину, доходили до Владимира Ильича.
Ходоки одного из уездов Московской губернии, не получивши полного удовлетворения в отпуске им 500 пудов колоколов ни у меня, ни в Московском Совете, ни у Михаила Ивановича Калинина, добились свидания с Владимиром Ильичем, который во время разговора с ходоками (а ходоки были очень дотошные, даже запаслись моей фамилией и телефоном) вызвал меня к телефону.
— Товарищ Ежов?
— Да.
— Говорит Председатель Совнаркома.
— Что прикажете, Владимир Ильич?
— У меня сидят три мужичка. Они прошли все советские мытарства и дошли до меня. Что же невозможного в их просьбе?
— Мы, Владимир Ильич, воздерживаемся от раздачи колоколов и заняты решением вопроса, как использовать их в производстве.
— Это все хорошо, но, коли крестьяне в Москве, надо, чтобы они вернулись в деревню как наши агитаторы. Вы крестьянин и понимаете это.
— Я понимаю, но как мне быть, если со всех концов России тянутся подобные делегации?
— Что же поделаешь? Хлеб у крестьян берем, солдат берем. Понемножку как-нибудь. Может быть, натуральный обмен подойдет. А тем более что они вот говорят, что колокола им нужны не для нужд церкви, а чтобы спасать звоном, во время зимних бурь, сбившихся с дороги. (Слышно в телефон, как он при этих словах смеется.) Они хотят колокольным звоном спасать сбившихся с дороги, а наше дело повести их по своей дороге. Думаю, убеждать вас в этом не надо.
— Понимаю, Владимир Ильич.
— По возможности сделайте.
— Хорошо.
— До свидания.
— Будьте здоровы.
При одной из встреч Владимир Ильич очень мягко намекнул мне на необходимость подучиться.
Ведь этот намек сделал Владимир Ильич. Значит, надо побороть все и подучиться. Мой рабочий день тогда был не менее 15 часов, пришлось довести его до 20 часов. Я окончил Свердловский университет, а после него — курсы при Социалистической академии.
Ведь намек был сделан Владимиром Ильичем.
На Съезде Советов в 1920 году один из делегатов, рабочий Донбасса, подал Владимиру Ильичу записку, где указывал, что рабочим из шахт приходится, как акробатам, подниматься по веревке, ибо тросов для подъемников недостает, а в Москве в тысячах домов стоят без работы лифты. Нельзя ли с них трос снять и направить в Донбасс?
На второй день эта записка уже была у нас с надписью Владимира Ильича:
«Через опытных людей срочно выяснить, возможно ли это сделать. Доложить мне».
В начале 1921 года мне было поручено управлять государственными складами. Дело было в то время очень сложное и тяжелое, ибо голодным, раздетым и разутым людям приходилось доверять на сотни миллионов золотых рублей как продуктов питания, так и всевозможных предметов первой необходимости. Чтобы так или иначе смягчить положение работников, я пытался получить разрешение бывшей комиссии использования, ЦУС 1 ВСНХ и других органов на выдачу со складов их рабочим предметов первой необходимости. Долгое время тянулась самая бесшабашная советская волокита, а дело не ждало.
Я принужден был при первой встрече сказать об этом Владимиру Ильичу. Он мне ответил:
— Ты, брат, белье возьми, а чтоб самолюбие плановых органов не страдало, напиши мне бумажку, что, мол, я взял ввиду такой-то необходимости, а я эту бумажку пошлю куда следует.
Я так и сделал.
После я узнал, что Владимир Ильич на моей телефонограмме на его имя написал:
«Выяснить — наказать или помиловать».
|
1 Центральное управление снабжения Красной Армии. Ред. |
У меня была полуторагодовая тяжба с НКПС из-за одного крупного складского предприятия. Дело не двигалось с места, а предприятие разрушалось. Об этом узнал Владимир Ильич. Потребовал к себе, через Петра Алексеевича Богданова, все дело, потом вызвал меня, крепко изругал за то, что я ему или кому-нибудь другому не сообщил об этой волоките.
Спустя три дня ко мне прикатил самокатчик и сдал письмо, написанное рукой Владимира Ильича на целых четырех страницах. Владимир Ильич писал:
«т. Ежов! Получил и просмотрел бумаги о складе...
Буду ждать от Вас к р а т к и х, но точных сообщений о том, достигается ли на деле какое-либо улучшение в складском хозяйстве? как идет борьба с хищениями?»
О борьбе с волокитой Владимир Ильич пишет следующее: «Конституцию РСФСР и устав РКП Вы знаете. До конца [бороться с волокитой] значит: до сессии ВЦИКа (раз нет съезда Советов). По партии — до пленума ЦК...
1) Краткое, «телеграфное», но ясное и точное заявление членам ЦК,— членам Президиума ВЦИКа;
2) статья в печати;
3) почин местной или соседней ячейки РКП, ее отзыв, ее запрос в Московском Совдепе
— вот три мероприятия, обязательные в борьбе с волокитой.
Эта борьба трудна, слов нет.
Но трудное не есть невозможное-Складское дело требует гораздо более настойчивой борьбы с волокитой — проверки «с низов» и «низами»,— огласки в прессе,— еще и еще проверки и т. д.
Хотелось бы надеяться, что, имея теперь тяжелый и печальный, но полезный опыт, Вы за эту борьбу с волокитой возьметесь так, чтобы доводить в самом деле «до конца».
От времени до времени надо знать итоги этой борьбы.
С ком. приветом Ленин
P. S. Не пришлете ли как-нибудь, вместе с краткими, совсем краткими сведениями о ходе борьбы (с волокитой) краткие сведения о Вашем аппарате (число людей, из них коммунистов, квалификации: ответственных, чисто исполнительской, канцелярской и т. п.) и краткий план Ваших работ.
Пишите кратко, телеграфным стилем, выделяя особо приложения, если надо. Длинного я вовсе не прочту, наверное.
Если есть практические предложения, выделить их в особый листок, архикраткий, как телеграмму, с копией секретарю.
Ленин».
К концу 1921 года работа на государственных складах была закончена более чем на 90 процентов. Я послал Владимиру Ильичу краткие результаты работ. А через несколько дней встретился с ним в его кабинете.
Владимир Ильич, между прочим, задал мне такой вопрос: «Вот ты эту работу произвел. Материал учел. Что бы ты сделал с этим добром, если бы я тебе сказал, что ты сегодня хозяин этого материала?»
(Материалов было не на одну сотню миллионов золотых рублей.)
Я был застигнут врасплох и, подумав немного, ответил: «90 процентов готового материала отдал бы крестьянскому рынку, остальное — городскому, а все сырье переработал бы на фабриках и поступил бы так же».
Владимир Ильич весело сказал:
«А ты парень неглупый. Меня занимает этот вопрос уже несколько дней, и я примерно пришел к этому же выводу».
У Владимира Ильича — теперь они, наверное, у Надежды Константиновны — были старенькие часики с заводным ключом, которые часто останавливались. Я ведал тогда, между прочим, и часовым делом Республики, и через меня его часы несколько раз проходили в починку.
Однажды при встрече я сказал Владимиру Ильичу, что его часы можно сменить на хорошие. Глаз Владимира Ильича скользнул по мне недружелюбно, я сразу понял, что говорить этого не следовало бы, но Владимир Ильич моментально уловил мое смущение и, смягчая взгляд, добавил:
«Ничего, я и с этими похожу, а хорошие часы мы подарим красному герою».
К годовщине смерти В. И. Ленина: Сб. статей, воспоминаний и документов. Под ред. А. Ф. Ильина-Женевского. Л.; М., 1925. С. 159—167