...Хорошо помню, когда комиссия ГОЭЛРО составляла план электрификации Советской страны, около двухсот крупнейших русских ученых приняли участие в этой огромной работе. Она прошла успешно только потому, что сам Ленин руководил ею и оказывал помощь. Помогать же он умел совершенно неощутимо. Он редко правил рукописи, почти не входил в детали, он давал общий тон и подводил людей к тому, что ему хотелось самому сказать. Нам в комиссии ГОЭЛРО иногда казалось, что мы осуществляем исключительно свои замыслы. На самом деле все эти мысли были в какой-то степени подсказаны Лениным...
После тяжелой и спешной работы осенью 1921 года я почувствовал сильное переутомление. Владимир Ильич первым заметил неважное Состояние моего здоровья и заговорил со мной о необходимости немедленного отдыха.
— Вот что, Глеб Максимилианович,— сказал он.— Поезжайте-ка вы в Ригу. Там есть хорошие санатории. Вам следует отдохнуть и подремонтировать свое здоровье.
От Риги я решительно отказался. Уж если отдыхать, то только в обстановке нашей милой русской природы, которую я, как волжанин, всегда очень любил и люблю. Владимир Ильич сразу меня понял.
Стали искать подходящее место под Москвой. Ленин назвал Каширский уезд,
Владимир Ильич в то время усиленно занимался вопросами строительства Каширской электростанции. Как хороший, заботливый хозяин, он входил во все мелочи стройки и отлично знал совхозы Каширстроя, созданные в бывших помещичьих имениях. Выбор его остановился на Ледовском совхозе.
— Вот куда вам надо поехать! — воскликнул он.— Очень мне расхваливали это место.
Я узнал, что от железнодорожной станции до села Ледова всего два километра. Каширстрой тоже был рядом. И мы с женой порадовались возможности аккуратно получать московские газеты.
Однако, к великому нашему огорчению, почта в Ледово совсем не приходила, и мы жили в совхозе, отрезанные от всего мира. Это никак не вязалось с укоренившейся у меня и у жены привычкой читать каждое утро свежие газеты, быть в курсе всех событий общественной и политической жизни. Мы, конечно, поругали почту, погоревали, но — что делать? — стали обходиться без газет.
В Ледове нас никто не навещал, добираться от столицы было по тем временам сложно. И, помню, гуляя однажды в саду, мы очень удивились словам работницы, сообщившей о приезде гостя из Москвы.
— Какой гость?
— Не знаю. Я в зал проводила.
Мы пошли к дому. Увидев возле него знакомую машину, чрезвычайно обрадовались приезду Владимира Ильича.
— Ну, как вы здесь отдыхаете? — поинтересовался Ленин.
— Очень хорошо. Единственно, что здесь плохо,— почта работает отвратительно. До сих пор не получили ни одного письма, ни одной газеты,— стали мы жаловаться.
— Ни одной газеты! Ни одного письма! Ужасно! — Владимир Ильич сочувственно покачал головой.— Ох уж эти зловредные почтовики!
Пока работница готовила ужин, мы прошли в сад, где был разбит цветник. Ленин стал расспрашивать, как мы проводим время в Ледове.
Хорошо известно, как чутко относился Владимир Ильич к людям. Он совершенно не умел заботиться о себе, но проявлял трогательную заботу о товарищах по работе. Заставлял их лечиться, добивался для них в годы голода и разрухи дополнительного питания и топлива, интересовался их настроением, старался поддержать в минуту сомнений и усталости. Все это он делал с большой сердечностью и деликатностью, как-то неуловимо, незаметно. И в Ледово Владимир Ильич приехал, чтобы навестить нас в нашем одиночестве. Это было чуткое, сердечное внимание истинного товарища, и оно нас глубоко взволновало. Мы отлично понимали, что значило для перегруженного большой государственной работой Ленина вырвать из своего скудного бюджета времени, в котором была рассчитана каждая минута, несколько часов на поездку в Каширский уезд.
Владимир Ильич мог бы проехать в Ледовский совхоз непосредственно через Каширу прямым, более коротким путем, вдобавок по хорошей дороге. Но он сделал крюк, избрав менее удобную дорогу на Терново. Переправившись через Оку, Ленин поехал на Ка-ширстрой. Несомненно, ему хотелось посмотреть на свое любимое детище. Не помню, останавливался ли он в Тернове. Скорее всего нет. Пройтись просто по лесам стройки в роли наблюдателя Ленин в то время не мог. Рабочая масса обязательно захотела бы послушать своего любимого вождя, что неизбежно привело бы к устройству митинга и оторвало бы от работы тысячи строителей в самый острый, напряженный момент, когда строительство близилось к концу. Ленин торопил каширских строителей с пуском электростанции — она должна была вступить в эксплуатацию к открытию IX съезда Советов, созыв которого был намечен на декабрь, то есть через каких-нибудь два-три месяца. Время было горячее, дорога была каждая минута, митинговать было некогда. Поэтому Владимир Ильич только издали полюбовался выстроенным корпусом электростанции и, не задерживаясь, проехал к нам в Ледовский совхоз.
Мне трудно сейчас вспомнить подробности того сентябрьского вечера. Но хорошо помню, что Владимир Ильич, рассказав, с какими трудностями сооружается Каширка, заговорил о предстоящем 8-м Всероссийском электротехническом съезде. Он должен был открыться 1 октября, ровно через неделю, в Москве к нему усиленно готовились.
Предстоящему съезду Ленин уделял большое внимание. Помню, по его просьбе я дал ему перед нашим отъездом в Ледово учебник по электротехнике, составленный одним немецким профессором. И теперь при встрече в Ледове я поинтересовался, как ему понравилась эта книга*
— Совсем не понравилась,— сказал Владимир Ильич.— Он сравнивает движение электрического тока с переселением народов. Чушь! Не хочу такого дурака читать...
Несмотря на невероятные трудности, Ленин ни одной минуты не сомневался в успешном завершении Каширского строительства. Он глубоко верил в талантливость русских инженеров, руководивших стройкой, верил в умение рабочих самоотверженно работать. Он считал возможным завершить строительство крупнейшей для того времени электростанции в Европе в сроки, соответствующие европейским срокам осуществления подобного рода проектов. Это была дерзость революционера, хорошо знавшего свой великий народ, глубоко верившего в творческие созидательные силы революции.
Строительство электростанции близилось к концу. И Ленин заговорил о Подмосковном угольном бассейне — будущей топливной базе Каширской ГРЭС. Владимира Ильича особенно прельщала предстоящая перспектива использовать для станции угольную мелочь, которая лишь загромождала подмосковные копи.
— Без электрификации это топливо еще целое столетие бесполезно пролежало бы в земле,— сказал Владимир Ильич.— А у нас подмосковный уголь должен гореть и будет гореть.
Владимир Ильич пробыл в Ледове несколько часов. Мы вместе поужинали, и поздно ночью он выехал в Москву. Покидая совхоз, Ленин сказал нам на прощание:
— А все-таки вы не обижайтесь на «зловредных» почтовиков. Они перед вами ни в чем не виноваты.— В глазах Владимира Ильича вспыхнули веселые искорки.— Приходится сознаваться,— лукаво улыбнулся он,— виноват я!
— Как вы?!
— Если уж отдыхать, то как следует! — сказал Владимир Ильич.— По совету врачей я приказал окружить ваш дом кордоном и запретил доставлять сюда почту, чтобы зы не читали газет... Здесь вам надо только отдыхать, отдыхать по-настоящему, как советуют врачи...
Мне оставалось только развести руками.
Наш Ильич. Москвичи о Ленине.
Воспоминания, письма, приветствия. М., 1969. С. 263—266