Мысль о том, как перейти границу, не давала мне покоя еще в Харькове. По вполне понятным причинам я не мог хлопотать о получении визы: ведь мой маршрут должен был остаться тайной для охранного отделения. А направлялся я в Краков, находившийся тогда на территории Австро-Венгрии. Там уже пять месяцев с июня 1912 года жил Ленин, переехавший из Парижа, чтобы быть ближе к России (от Кракова до границы было всего 30 километров).
Избирательная кампания, проводившаяся социал-демократами в соответствии с ленинской программой, изложенной им в газетах «Социал-демократ» и «Звезда», закончилась. И мне, депутату IV Государственной думы, встреча с Владимиром Ильичем представлялась совершенно необходимой. От кого еще, как не от него, я мог получить указания и советы, касающиеся будущей моей работы в Думе?
Так и не выработав в дороге какого-либо определенного плана действий, я приехал на пограничную станцию. Примкнув к группе людей, направлявшихся к пропускному пункту, решил посмотреть, как осуществляется процедура перехода через границу. Разумеется, у всех моих случайных попутчиков документы были выправлены по всей форме. Я видел, как они один за другим предъявляли сначала русскому, а потом австрийскому жандармам небольшие листки со множеством печатей, причем все это занимало считанные секунды. И я решился. Вытащив из кармана почтовый конверт, испещренный штемпелями, быстро сунул его под нос одному и другому жандармам и сделал первый шаг через границу, ожидая, что вот-вот меня окликнут. Однако все обошлось благополучно, и через несколько часов я уже входил на окраину Кракова.
Разыскав недалеко от вокзала улицу Любомирского, я с волнением подошел к дому, в котором жил Ленин. Был уже поздний вечер, когда я постучал в дверь. Владимир Ильич и Надежда Константиновна встретили меня очень приветливо. Они сразу после знакомства весьма решительно заявили, что ни в коем случае не отпустят меня ночевать в гостиницу. Те два дня, что пробыл в Кракове, я жил у них.
Ленин и Крупская занимали небольшую квартиру из двух комнат. Простые столы и стулья, две железные кровати, платяной шкаф нехитрой конструкции — вот почти вся обстановка. Зато все свободное место занимали книги, журналы, газеты, лежавшие на полках, подоконниках, сложенные аккуратными стопками на полу.
Владимир Ильич спросил меня:
— Как вы перебрались через границу?
Я рассказал. Откинувшись на стуле, он долго и весело смеялся. Затем, сразу посерьезнев, начал расспрашивать о делах российских. Ленин задавал десятки самых разнообразных вопросов. Его интересовало все, что касалось положения в стране: и предвыборная борьба, и настроение рабочих. По тому, как он ставил вопросы, как реагировал на ответы, я видел, насколько хорошо знал Владимир Ильич обстановку в России, насколько внимательно следил за ее политической жизнью. За те два дня мы несколько раз подолгу беседовали. И, естественно, каждый раз говорили о перспективах работы думской фракции большевиков.
— Никаких законов, облегчающих положение рабочих, черносотенная Дума никогда не примет,— подчеркивал Ленин.— Задача рабочего депутата изо дня в день напоминать с думской трибуны черносотенцам, что рабочий класс силен и могуч, что недалек тот день, когда вновь поднимется революция. Надо клеймить царский строй. Вот это будет действительно то, что должны слышать рабочие от своего депутата.
И еще:
— Никаких компромиссов с меньшевиками по принципиальным вопросам.
Владимир Ильич обладал замечательной способностью так слушать собеседника, что хотелось говорить как можно точнее и деловитее. В то же время он ни на минуту не давал почувствовать мне, простому рабочему-слесарю, своего интеллектуального превосходства.
Уезжая из Кракова, я уже полностью понимал свои задачи депутата-большевика, работающего в реакционной Думе. Она открылась через несколько дней в Петербурге. Тезисы для первого нашего выступления в ней были подготовлены Лениным.
В июне 1913 года Дума была распущена на летние каникулы, и депутаты-большевики разъехались по стране для выполнения различных партийных поручений. Полиция не оставляла нас без внимания. В одном из городов на квартиру рабочего, где я ночевал, ворвались жандармы и начали обыск. Один из них схватил мой портфель. Но я показал свое депутатское удостоверение, и портфель был положен на место. Впоследствии на этого жандарма его начальство наложило строгое взыскание. Ему сказали, что, пока я доставал мандат и он еще не знал, кто я, следовало обязательно порыться в бумагах.
В начале октября все депутаты-большевики поехали к Ленину.
Мои товарищи получили заграничные паспорта. Я же решил поехать старым, «надежным» способом и опять перешел границу нелегально. Владимир Ильич, делая вид, что сердится, выговаривал мне:
— Ведь вас могли задержать на границе, и вы подвели бы всю фракцию. Разве так можно?
Однако я видел, что в душе Ленин полностью разделял мое недоверие к царской охранке, хорошо понимая, что она могла не посчитаться с депутатской неприкосновенностью.
Так, собственно, и случилось в следующем, 1914 году, когда вся большевистская фракция Думы была сослана в Сибирь. Во время моего второго приезда к Ильичу он жил уже в Поронине, недалеко от Кракова. Там, на квартире Ленина, и происходило 23 сентября — 1 октября (6—14 октября) 1913 года партийное совещание, в котором приняли участие 22 делегата, в том числе 6 депутатов-большевиков: Петровский, Бадаев, Самойлов, Шагов, Малиновский... и я. Совещание в целях конспирации было названо «августовским».
Среди других вопросов обсуждалась работа думской социал-демократической фракции. Семь депутатов меньшевиков-ликвидаторов, пользуясь случайным большинством в один голос, нарушали права депутатов-большевиков. Поронинское совещание выразило протест против оппортунистической позиции 7 депутатов-ликвидаторов и потребовало равноправия меньшевистской и большевистской частей фракции, что по существу означало образование самостоятельной большевистской фракции. Это было одним из важнейших решений совещания. По этому вопросу Владимир Ильич выступал несколько раз. Резолюция, принятая совещанием, была написана им.
В Поронине я прожил почти месяц. Ильич много раз по нескольку часов беседовал с каждым из нас. Помню, Ленин советовал мне больше ездить по стране, чаще встречаться с рабочими, усилить нелегальную работу в подпольных группах на заводах.
— Вам, депутатам,— говорил он,— нужно максимально использовать право депутатской неприкосновенности, как бы шатко оно ни было в условиях самодержавия.
И, лукаво улыбаясь, добавил:
— Это полезнее, чем нелегально переходить границу. Работу совещания Ленин старался организовать так, чтобы мы
не чувствовали особой усталости. Почти ежедневно мы совершали с Ильичем пешеходные прогулки в небольшое курортное местечко Закопане. Ленин был неутомимым ходоком, эти прогулки доставляли ему большое удовольствие. После них он бывал всегда особенно бодр и оживлен.
Возвратившись в Петербург и вновь приступив к выполнению депутатских обязанностей, мы продолжали чувствовать постоянный интерес к нашей работе, руководство ею со стороны Ленина. Достаточно сказать, что Владимир Ильич присылал нам тезисы для многих наших речей по важнейшим вопросам.
5 (18) ноября 1914 года весь состав большевистской фракции IV Государственной думы был арестован в Озерках (под Петрогра-
дом), куда мы собрались на конференцию для обсуждения вопроса об отношении к войне. Нас обвинили в государственной измене. Главным козырем обвинения на процессе являлись отобранные у нас при аресте тезисы Ленина «Задачи революционной социал-демократии в европейской войне» и манифест ЦК РСДРП «Война и российская социал-демократия». В феврале 1915 года царский суд приговорил нас к пожизненной ссылке в Нарымский край. Ряд ленинских статей и заметок того времени посвящен нашему аресту, выступлениям в суде и другим вопросам, связанным с этим вопиющим беззаконием царского правительства.
Февральская буржуазно-демократическая революция дала нам возможность выехать из ссылки в Петроград. А в начале апреля туда вернулся из эмиграции Владимир Ильич.
Моя первая после ссылки встреча с Лениным произошла на VII Всероссийской конференции РСДРП (б), проходившей 24— 29 апреля (7—12 мая) 1917 года. Владимир Ильич настоятельно советовал как можно чаще выступать на рабочих митингах. Он всегда интересовался: где я выступал, внимательно ли меня слушали, какие задавали вопросы.
— Точный ответ на вопрос рабочего особенно важен,— говорил Ленин.— Вопрос, если он задан не письменно, нужно записать.
24 октября 1917 года я был в Смольном. Здесь находился штаб Военно-революционного комитета. Вечером через комнату, где мы находились, прошел небольшого роста человек в пальто с поднятым воротником, в финской шапке. Щека его была завязана платком, как при зубной боли. Каково же было наше удивление, когда через несколько минут, сняв пальто и повязку, к нам вошел Ильич, который взял с этого момента в свои руки непосредственное руководство вооруженным восстанием...
Вечерняя Москва. 1957. 27 марта
МУРАНОВ МАТВЕЙ КОНСТАНТИНОВИЧ (1873—1959) — рабочий-слесарь, большевик. Член партии с 1904 г., вел партийную работу в Харькове. Депутат IV Государственной думы от рабочих Харьковской губернии, входил в большевистскую фракцию Думы; наряду с думской проводил большую революционную работу вне Думы, сотрудничал в большевистской газете «Правда». В ноябре 1914 г. вместе с другими депутатами-большевика ми был арестован и в 1915 г. сослан на поселение в Туруханский край. В 1917—1923 гг. работал в аппарате ЦК РКП (б), на VI, VIII и IX съездах партии избирался в состав Центрального Комитета. С 1922 по 1934 г. был членом ЦКК ВКП(б).