Ф. И. Драбкина
ПРИЕЗД ТОВАРИЩА ЛЕНИНА И АПРЕЛЬСКОЕ СОВЕЩАНИЕ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ БОЛЬШЕВИСТСКИХ ОРГАНИЗАЦИЙ
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ (апрель 1917 г.)
Телеграмма о приезде В. И. Ленина была получена в ПК днем 16(3) апреля, в пасхальное воскресенье. Поезд приходил в 12 часов ночи. Товарищи из ПК были в смущении: как оповестить и собрать рабочих? Будь это рабочий день — ничего не было бы проще, стоило только дать знать по заводам,— и 100-тысячная армия была бы готова. Но в воскресенье на заводах никого нет. Было решено развесить по рабочим районам извещения о приезде тов. Ленина. Успех превзошел все ожидания — к приезду Ильича перед Финляндским вокзалом собралась многотысячная толпа рабочих со знаменами и плакатами.
Из бывших царских комнат вокзала, где его встречали представители Исполкома Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов и кое-кто из большевиков, Ильич вышел на платформу Финляндского вокзала, где его ждали выстроившиеся шпалерами матросский экипаж под начальством офицера и масса рабочих. Ильич — небольшого роста, в котелке и крылатке — имел несколько недоуменный вид, когда очутился среди военных, салютовавших ему по всем правилам военных уставов. Начальник части произнес путаную речь, в которой интернационализм как-то оригинально сочетался с обороной отечества. А Ильич в ответ говорил о том, что война, истребившая миллионы жизней и истощившая народные массы, открыла им глаза, что буржуазия попрала все свободы, что лучшие наши товарищи — Маклин в Англии, Либкнехт в Германии и Фр. Адлер в Австрии — брошены в тюрьмы, что все предпосылки для социальной революции на Западе уже созрели. Капитализм зашел в тупик, и единственный выход — это социальная революция. Свою коротенькую речь он закончил восклицанием: «Да здравствует социалистическая революция!» Такую же речь повторял Ильич и на остановках по дороге к дворцу Кшесинской, куда он направился с вокзала на броневике. Последний двигался настолько медленно среди многотысячной толпы, к тому же часто останавливаясь на всех площадях, чтобы дать возможность рабочим услышать слово из уст самого Ильича, что многие из нас, шедшие с вокзала пешком, раньше прибыли во дворец. Туда пропускали только партийный актив и старых знакомых Ильича.
Прибывший наконец туда Ильич был в радостно-возбужденном состоянии — знакомился с теми, кого прежде не знал, радостно приветствовал тех, кого встречал раньше. Надежда Константиновна была как-то ошеломлена массой неожиданных и радостных впечатлений и говорила мне, что по дороге они с Ильичем задавались вопросом: а удастся ли ночью достать на Финляндском вокзале извозчика? И вдруг — такая встреча...
Впрочем, даже и мы все, уже месяц дышавшие свободой, все еще не могли прийти в себя от радостного угара. Ведь подумать только: в течение нескольких дней Россия из страны самого грубого, дикого произвола превратилась в самую свободную страну в мире. Всего месяц назад этот самый броневик высылал на Невский Протопопов, чтобы расстреливать восставший народ. А теперь он покорно вез на своей башне самого революционного вождя пролетариата.
Это ликование, этот радостный угар, охвативший организацию, сразу почуял Владимир Ильич. После чая тов. Каменев попросил его от лица собравшихся высказаться по поводу «текущего момента». Все спустились вниз, в зал, где происходили заседания.
Там Владимир Ильич произнес свою первую речь.
Основные положения этой речи он развил более подробно в предложенных им на следующее утро тезисах «О задачах пролетариата в данной революции»1 и в предпосланных им комментариях. Чтоб не повторяться, я скажу о них ниже, а здесь ограничусь лишь указанием, что речь его произвела на всех ошеломляющее впечатление. Никто этого не ожидал. Наоборот, ждали, что приедет Владимир Ильич и призовет к порядку Русское бюро ЦК, а особенно тов. Молотова, занимавшего особенно непримиримую позицию по отношению к Временному правительству. Оказалось, однако, что именно Молотов-то и был ближе всех к Ильичу. Но было уже 3 часа ночи. На 10—И часов утра было назначено в Таврическом дворце заседание по вопросу об объединении с меньшевиками, да и Ильич устал с дороги. Решено было разойтись, с тем чтобы встретиться пораньше утром и обменяться мнениями.
Утром собрались на хорах Таврического дворца, в помещении, где происходило совещание большевистской фракции. Ильич запоздал, но явился с написанными тезисами.
«Я наметил несколько тезисов,— начал он,— которые снабжу некоторыми комментариями2. Я не мог за недостатком времени представить обстоятельного систематического доклада.
В нашем отношении к войне и при новом правительстве, которое остается империалистическим, недопустимо ни малейшей уступки оборончеству. Массы смотрят на дело практически, а не теоретически. Они говорят: «Я хочу защищать отечество, а не захватить чужие земли». Когда можно считать войну своей? При полном отказе от аннексий.
Массы подходят к вопросу не теоретически, а практически. Наша ошибка — подход теоретический. На революционную войну, действительно оправдывающую революционное оборончество, сознательный пролетарий может дать согласие. С представителями солдатской массы надо ставить вопрос практически, иначе нельзя. Мы — вовсе не пацифисты. Но основной вопрос: какой класс ведет войну? Класс капиталистов, связанный с банками, никакой другой войны, кроме империалистической, вести не может. Класс рабочий — может. Стеклов, Чхеидзе все забыли. Когда читаешь резолюцию Совета рабочих депутатов, поражаешься, как люди, заявляющие себя социалистами, могли вынести такую резолюцию.
Что своеобразно в России, это — гигантски быстрый переход от дикого насилия к самому тонкому обману. Основное условие: отказ от аннексий, не на словах, а на деле. «Речь» воет по поводу заявления «Социал-демократа», что присоединение Курляндии к России есть аннексия. Но аннексия — это присоединение всякой страны, отличающейся национальными особенностями, всякое присоединение нации — безразлично, отличается ли она языком, если она чувствует себя другим народом,— против ее желания. Это предрассудок великороссов, воспитанный веками...
Ввиду несомненного наличия оборонческого настроения в широких массах, признающих войну только по необходимости, а не ради завоеваний, надо особенно обстоятельно, настойчиво, терпеливо разъяснять им, что кончить войну не насильническим миром нельзя без свержения капитала. Эту мысль необходимо развивать широко, в самых широких размерах. Солдаты требуют конкретного ответа — как кончить войну. Но обещать людям, что мы можем кончить войну по одному доброму желанию отдельных лиц,— политическое шарлатанство. Необходимо массы предупредить. Революция — вещь трудная. Без ошибок нельзя. Ошибка в том, что мы (не разоблачили?) революционное оборончество во всей его глубине. Революционное оборончество — измена социализму... Мы должны базироваться только на сознательности масс. Если даже придется остаться в меньшинстве,— пусть. Стоит отказаться на время от руководящего положения, не надо бояться остаться в меньшинстве...
Даже наши большевики обнаруживают доверчивость к правительству. Объяснить это можно только угаром революции. Это — гибель социализма. Вы, товарищи, относитесь доверчиво к правительству. Если так, нам не по пути. Пусть лучше останусь в меньшинстве. Один Либкнехт стоит дороже ПО оборонцев типа Стеклова и Чхеидзе. Если вы сочувствуете Либкнехту и протянете хоть палец (оборонцам),— это будет измена международному социализму. Если мы отступимся от тех людей... к нам придет всякий угнетенный, потому что его приведет к нам война, иного выхода ему нет...
«Правда» требует от правительства, чтоб оно отказалось от аннексий. Требовать от правительства капиталистов, чтобы оно отказалось от аннексий,— чепуха, вопиющая издевка...
Пора признать ошибку. Довольно приветствий, резолюций, пора начать дело...
Настоящее правительство — Совет рабочих депутатов. Думать иначе — значит впадать в анархизм. Признанный факт, что в С.Р.Д. наша партия — в меньшинстве. Надо разъяснять массам, что Совет рабочих депутатов — единственно возможное правительство, еще невиданное в мире, кроме Коммуны. Что если Совет рабочих депутатов в большинстве стоит на оборонческой точке зрения? Ничего не поделаешь. Нам остается лишь разъяснять терпеливо, настойчиво, систематически ошибочность их тактики.
Пока мы в меньшинстве, мы ведем работу критики, дабы избавить массы от обмана. Мы не хотим, чтобы массы нам верили на слово. Мы не шарлатаны. Мы хотим, чтобы массы опытом избавились от своих ошибок...
— Общий итог.
Совет рабочих депутатов создан, он пользуется огромным влиянием. Все инстинктивно ему сочувствуют. В этом институте сочетается гораздо больше революционной мысли, чем во всех революционных фразах. Если Совет рабочих депутатов сможет взять управление в свои руки,— дело свободы обеспечено. Если напишете самые идеальные законы,— кто будет проводить их в жизнь? — Те же чиновники, но они связаны с буржуазией.
Не «осуществляйте социализм»,— нужно говорить массам, а — проводите (?). Капитализм ушел вперед, капитализм военный — не тот, что был до войны.
На основании тактических выводов — необходимо перейти к практическим шагам. Необходимо немедленно созвать партийный съезд, необходимо пересмотреть программу. Многое в ней устарело. Необходимо изменить программу-минимум.
Лично от себя — предлагаю переменить название партии, назвать Коммунистической партией. Название «коммунистическая» народ поймет. Большинство официальных социал-демократов изменили, предали социализм...
Вы боитесь изменить старым воспоминаниям. Но чтобы переменить белье, надо снять грязную рубашку и надеть чистую...
Слово «социал-демократия» неточно. Не цепляйтесь за старое слово, которое насквозь прогнило...3»
Во время речи Ильича неоднократно приходили депутации от меньшевиков: все были уже в сборе и ждали большевиков. Последние тезисы Ильич произносил почти скороговоркой. Так как задерживать дольше собравшихся было неудобно, кто-то предложил повторить эти тезисы на объединенном собрании. Предложение было принято, все отправились вниз, в зал заседаний Таврического дворца. Зал был уж полон.
По данным «Единства»4, общее количество присутствовавших составляло 117 человек: 50 большевиков, 47 меньшевиков, 17 не-фракционников, 3 представителя национальных партий. Состав следующий: социал-демократы — делегаты Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов, социал-демократы — члены Исполкома, ЦК, ОК (полностью), местные организации. Петербургский комитет — по 5 делегатов, редакции «Правды», «Рабочей газеты», «Единства» и «Известий Советов рабочих и солдатских депутатов», депутаты думских социал-демократических фракций всех созывов, представителей национальных социал-демократических партий и депутаты с мест. Председателем был избран Н. С. Чхеидзе. Секретарствовали: Гуревич, Войтинский и Бакинская. В порядке дня совещания стояли вопросы о желательности объединения различных фракций РСДРП, о формах и методах объединения и о практических мерах для его осуществления.
Докладчиком инициативной группы по объединению выступил Мешковский (Иосиф Петрович Гольденберг). Он отметил, что на местах замечается весьма сильная тяга к единству и что многие местные организации, оставив старые деления на меньшевиков и большевиков, объявили себя просто социал-демократами.
Войтинский отметил, что большевики преобладают на Урале и в Сибири, а меньшевики — в Донецком бассейне. Тенденция к объединению сказалась в том, что из 73 различных местных организаций в 54 случаях организации были объединены.
Чхеидзе отметил, что повелительный лозунг настоящего момента — объединение партий.
Церетели указал на два пути объединения: 1) на основе тактической платформы; 2) на основе программы и устава. Он отметил, что на местах объединение шло всюду на основе общей программы, и лишь в рамках общей партии может идти идейная борьба различных тактических платформ.
После Церетели выступил В. И. Ленин.
Владимир Ильич повторил свои тезисы, только что изложенные им на собрании большевиков, предпослав им оговорку, что он говорит от своего имени, так как не успел еще обменяться мнениями со своими товарищами по фракции5.
По словам «Единства», речь Владимира Ильича произвела «несомненную сенсацию». Это была не просто «сенсация»: многие повскакивали со своих мест, гнев, негодование, ирония, насмешка, возмущение были на их лицах. Все эти чувства отразились в речах выступавших в дальнейшем ораторов.
После тов. Ленина выступал Церетели.
Церетели говорил о том, что задача момента — укрепить завоевания, имя которым — демократическая республика. «Нет более верного пути к гибели, как ранний захват власти» (Энгельс). Ленин даже не задался вопросом, созрели ли условия для культуры пролетариата и крестьянства. Если бы власть была захвачена в первые дни, то в ближайшем будущем революция окончилась бы величайшим поражением. Расторжение договоров с союзниками повело бы к разгрому извне. И глубокая реакция против социализма воцарилась бы в Европе. Интернационал был бы раздавлен. Мы дали великий пример Западу, и наша революция — шаг вперед по пути к конечной цели. Но нельзя изолировать себя от всего народа и от сознательного пролетариата. Надо исходить не из того, что можно захватить, а из того, что можно закрепить.
Наша задача — объединение. Только оно поведет к победе.
В заключение Церетели выразил уверенность, что никакие призывы к разъединению не ослабят могучего стремления пролетариата к созданию единой партии. Скоро в ряды партии придет и Ленин, ибо жизнь научит его старой истине марксизма: «Индивидуумы могут ошибаться, классы — никогда!» Вот почему Церетели не боится ошибок Ленина и готов объединиться даже с ним.
Особенно резко выступил Гольденберг. В противоположность речи Церетели, речь Гольденберга была полна злобы и негодования...
— Трон, пустовавший 30 лет со дня смерти Бакунина, теперь занят,— так начал он свою речь. «С этой кафедры водружено знамя гражданской борьбы в среде революционной демократии». Программа Ленина — чистое бунтарство, которое ведет нас в трясину анархии. Это — тактика «всемирного апостола разрушения» — Бакунина. Теперь, после доклада Ленина, не может быть и речи об объединении с ним и его сторонниками. «Нужно объединятьсяс социал-демократами, но не с «коммунистами», объявляющими нас «смердящим трупом»,— заявил Гольденберг.— Здесь может быть только прямая борьба. На выступление Ленина можно ответить так, как в свое время старообрядцы ответили Александру II: «В новизне твоей старина слышится».
В том же духе высказывались все выступавшие затем ораторы: Дан, Стеклов, Быховский, Ларин, Ермолаев, Юдин, Войтинский, Севрук, Юренев и другие. В своем заключительном слове Чхеидзе язвительно сказал, что «Ленин хорошо усвоил выражение Гегеля: «тем хуже для фактов!». Он прозевал сущую мелочь — льва русской революции. Вне революции останется один Ленин, а мы все пойдем своим путем»[6].
В создавшейся атмосфере вражды и ненависти большевикам нечего было делать.
«Во время речей остальных ораторов,— сообщает «Рабочая газета»,— Ленин со своими сторонниками удалились из заседания, а когда собрание признало желательным созыв объединительного съезда РСДРП и постановило образовать с этой целью организационную комиссию, представитель бюро ЦК большевиков заявил, что они не считают нужным войти в нее»[7].
Так кончились попытки направить нашу партию на путь соглашательства. Тов. Ленин своим решительным выступлением вскрыл подлинное значение объединительных тенденций.
Пролетарская революция. 1927. № 4. С. 155—163
ДРАБКИНА ФЕОДОСИЯ ИЛЬИНИЧНА (1883—1957) - российский революционный деятель. Член партии с 1902 г. Участник революции 1905 1907 гг. В дни вооруженного восстания в Москве переправляла оружие для восставших из Петербурга. В 1907—1908 гг. вела подпольную партийную работу в Петербурге и Баку. Сотрудник редакции журнала «Просвещение», большевистского издательства «Прибой», была членом первой редакционной коллегии журнала «Работница». Неоднократно подвергалась арестам и ссылкам. В октябрьские дни 1917 г.— один из секретарей Петроградского ВРК, затем секретарь ВЦИК. В годы Советской власти работала в ВСНХ, РКИ, заведовала издательством «Коммунист», была членом исполкома МОПР, работала в Центрархиве, Партиздате.
Примечания
1.Ленин ПСС. т.31 стр. 113-118
2. По сообщению Крупской тезисы эти были написаны Лениным до приезда в Петроград. Комментарии к тезисам были записаны бокием и Драбкиной и напечатаны в № 255 "Правды" за 1924.
3. Владимиру Ильичу еще долго пришлось убеждать партию согласиться на перемену названия. Вопрос о переименовании партии стоял в порядке дня Апрельской конференции, но был снят ввиду явно отрицательного отношения большинства.
4. Дальнейшее изложение составлено по отчетам о заседании в "Рабочей газете" №24, "Единстве" № 5, "Известиях Сов. раб. и солд. депутатов" за 1917 г
5. Вот как описывает то. Ленин этот момент: "Приехал только 3 (16) апреля в Петроград, я мог, конечно, только от своего имени и с оговорками относительно недостаточной подготовленности выступить на собрании 4 (17) апреля с докладом о задачах революционного пролетариата. Единственное, что я мог сделать для облегчения работы себе, - было изготовление письменных тезисов. Я прочел из и передал тов. Церетели. Читал я их очень медленно и дважды: сначала на собрании большевиков, потом на собрании и большевиков и меньшевиков"
6. Единство. 1917. № 5
7. Рабочая газета. 1917 год. 19 (6) апреля