А. М. Коллонтай ЛЕНИН ДУМАЛ О БОЛЬШОМ И НЕ ЗАБЫВАЛ О МАЛОМ
Меня всегда удивляло, как это Владимир Ильич умеет думать о большом и важном и вместе с тем не забывать о текущих мелочах. Как это он, создавая новое, небывалое в мире государство, в то же время не упускает случая учить нас помнить и в мелочах о том, что в государстве, особенно социалистическом, должен быть учет и порядок. Приведу один пример.
Декабрь семнадцатого года. Приближаются рождественские праздники, но о них у нас, в Смольном, никто не думает. В Смольном работа кипит как в котле. Зима еще не установилась. Падает талый снег, и вдоль Невы дует холодный, северный ветер.
Надежда Константиновна старается уговорить. Владимира Ильича уехать на несколько дней, на время рождества, за город. Надежда Константиновна говорит, что перерыв в работе Владимиру Ильичу необходим. Он стал плохо спать и явно утомлен.
Доктор, заведующий санаторием «Халила» в Финляндии, на Карельском перешейке, приезжал ко мне в Наркомат госпризрения и сказал, что у него в санатории есть новый домик-особняк, теплый и светлый, который он охотно предоставит в полное распоряжение Ленина. Но Владимир Ильич отмахивается от всех наших уговоров. Хотя мы и говорим, что ведь там кругом чудесный лес и можно сколько угодно ходить на охоту, Владимир Ильич отвечает: «Охота— вещь хорошая, да вот дел у нас непочатый край, развернуться развернулись, а наладить новое государство в два месяца — это и большевики не могут. На это потребуется, по крайней мере, десяток лет».
Надежда Константиновна его перебивает: «Что же, ты так и будешь все эти годы безотлучно сидеть за письменным столом?» «Ну уж там дальше посмотрим»,— сказал Владимир Ильич.
Однако прошло несколько дней, и Владимиру Ильичу пришло в голову, что он в эти два или пять дней за городом может успеть написать целую работу, до которой в Смольном руки не доходят. И эта мысль его так воодушевила, что он утром сказал Надежде Константиновне: «Если в наркомате у Коллонтай в самом деле есть отдельный домик в лесу, где мне никто не будет мешать, то я готов уехать».
24 декабря утром я приехала на Финляндский вокзал провожать Владимира Ильича в дом отдыха. Владимир Ильич, Надежда Константиновна и Мария Ильинична только что вошли в вагон. Владимир Ильич уселся возле окна, в самый угол, чтобы быть менее заметным. Рядом с ним села Мария Ильинична, а напротив — Надежда Константиновна. Владимир Ильич считал, что будет безопаснее, если он поедет в простом пассажирском вагоне. В том же купе сядут два красноармейца и верный финский товарищ.
Владимир Ильич был в своем поношенном осеннем пальто, в котором он приехал из-за границы, и в фетровой шляпе, хотя был уже сильный мороз. Вслед за мной в вагон вошел товарищ, который нес три меховые шубы и меховую шапку с наушниками. «Это вы наденете,— сказала я Владимиру Ильичу,— когда вам придется ехать на санях в открытом поле, где, конечно, будет очень холодно. От станции до санатория очень далеко. Эти шубы,— добавила я,— взяты из склада наркомата».— «Это и видно»,— сказал Владимир Ильич, отворачивая полу одной из шуб. На ней были нашиты номера склада и инвентаря. «Это вы для того, чтобы мы шубы сохранили и не забыли? Казенное добро учет любит. Так и следует».
Владимир Ильич хотел, чтобы я ехала вместе с ними, но меня задержали срочные текущие дела наркомата, главным образом организация помощи матерям и младенцам. Я обещала приехать позднее.
Владимир Ильич вдруг вспомнил, что у него нет финских денег: «Было бы хорошо, если бы вы могли достать хотя бы 100 финских марок для носильщика на станции или на какие-либо другие надобности в мелочах». Я побежала к кассе, но у меня с собой было мало денег, и я не набрала даже 100 финских марок.
Владимир Ильич сказал: «Так, значит, домик отдельный и теплый, говорите вы, и в лесу охотиться можно? А есть ли там зайцы?» Я ответила, что за зайцев не ручаюсь, но, наверное, есть белки. «Ну, белок стрелять — это детская забава». Надежда Константиновна добавила: «Лишь бы Владимир Ильич решился ходить по лесу, а не просидел бы все три дня у письменного стола».— «Но там и в комнате воздух чище»,— перебил Владимир Ильич.
Поезд тронулся. Вся окружающая публика и понятия не имела, что едет Председатель Совета Народных Комиссаров как обыкновенный пассажир II класса. Через несколько дней Владимир Ильич снова работал в Смольном.
Я же получила записку от Владимира Ильича, написанную его рукой:
«Посылаю Вам с благодарностью и в полной сохранности шубы из инвентаря Вашего наркомата. Они нам очень пригодились. Нас захватила снежная буря. В самом «Халила» было хорошо. Финских марок Вам пока не посылаю, но я приблизительно подсчитал, что составляет это в русских деньгах, то есть 83 рубля, их и прилагаю. Знаю, что у Вас неважно с финансами. Ваш Ленин»1.
Так типично для Владимира Ильича, что среди всех огромных государственных забот он мог помнить о таких мелочах и быть всегда внимательным товарищем.
Работница. 1946. № 1. С. 6
Примечание:
1. Подлинник записки не разыскан. Ред.
КОЛЛОНТАЙ АЛЕКСАНДРА МИХАЙЛОВНА (1872—1952) — партийный и государственный деятель, дипломат, публицист. В социал-демократическом движении с 90-х гг. XIX а Участвовала в революции 1905—1907 гг. Член партии с 1915 г. После Февральской революции 1917 г. вошла в состав Петроградского Совета, вела работу среди солдат и матросов, подвергалась преследованиям Временного правительства. На VI съезде РСДРП (б) избрана членом ЦК партии. Активный участник Октябрьской социалистической революции. Делегат I и II Всероссийского съездов Советов. После Октябрьской социалистической революции — народный комиссар государственного призрения, в 1920 г.— зав. женотделом ЦК РКП (б), в 1921 — 1922 гг.— секретарь Международного женского секретариата при Коминтерне. С 1923 г.— на ответственной дипломатической работе.