Ю. К. МИЛОНОВ
СОВЕЩАНИЕ БЫВШИХ ПОДПОЛЬЩИКОВ ВО ВРЕМЯ X СЪЕЗДА ПАРТИИ
март 1921 года
Для истории не сохранена документальная запись одного исключительно важного выступления В. И. Ленина, о котором остались только упоминания в протоколах X и XI партийных съездов, упоминания, непонятные для тех, кто не слышал этого выступления.
На шестнадцатом заседании X съезда РКП (б) Владимир Ильич со снисходительной иронией выразил сожаление, что употребил образное выражение «поставить пулеметы». Он шутливо дал торжественное обещание впредь таких слов для тех, кто не понимает юмора, не употреблять даже в образном значении и разъяснил проявившему такое непонимание А. С. Киселеву, что никто ни из какого пулемета ни в кого стрелять не собирается и никому стрелять не придется. Однако ни в одной речи Ленина на самом съезде и в предсъездовской дискуссии никакого упоминания о пулеметах нет.
Но на частном совещании бывших подпольщиков, о котором шла речь перед закрытием двенадцатого заседания съезда и на которое ссылался Ленин в своем заключительном слове после прений относительно резолюции «О единстве партии», он действительно шутливо сказал о пулеметах. Совещание это состоялось по инициативе Ленина на основании постановления президиума съезда 14 марта 1921 года перед вечерним тринадцатым заседанием, посвященным выборам ЦК. Оно происходило в Митрофаньевском зале в составе около 200 человек под председательством одного из членов президиума съезда. Протокола на этом заседании не вели, и единственными документальными следами этого совещания остались первоначальные проекты резолюций «О единстве партии» и «О синдикалистском и анархистском уклоне в нашей партии».
Владимир Ильич выступал на совещании дважды: с вводным и, заключительным словом.
Вводное слово Ленин начал с заявления, что возникновение в партии групп с особой платформой и со стремлением до известной степени замкнуться и создать свою групповую дисциплину, как это имеет место в группах «рабочей оппозиции» и «демократического централизма», требует «разговора начистоту» о расколе и единстве партии. Он категорически заявил, что партия — это не дискуссионный клуб. Показал, что внутренняя опасность, вызванная колебаниями мелкобуржуазной стихии, больше, чем была внешняя опасность со стороны Деникина и Юденича, и это требует от партии сплоченности не только формальной, но и более глубокой. Подчеркнув необходимость немедленной и решительной ликвидации гибельной для партии фракционности, Ленин выдвинул требование, чтобы всякий, кто выступает с критикой недостатков в советской и партийной работе, предлагал выполнимые средства их устранения и своим участием в практической работе помогал их исправить. Затем, огласив оба проекта резолюции, Ленин обратился к группам «рабочей оппозиции» и «демократического централизма», проявившим недопустимую фракционность, с предложением без демагогии рассказать, какие действительные недостатки видят они в работе и какие обязательства берут на себя, чтобы исправить их.
После этого слово было предоставлено представителям оппозиционных групп. Но слово было дано не «идеологам», которые, будучи ослеплены фракционной борьбой, утратили способность объективной оценки создавшегося положения и в своем полемическом азарте, как говорится, закусили удила, а тем представителям руководящих коллективов этих групп, которые практически работали в советском аппарате. Для истории не имеет особенного значения, кому персонально президиум совещания предложил выступить.
Говорить им дали достаточно долго, для того чтобы они могли обстоятельно ответить на оба поставленных Лениным вопроса. Однако выступления этих ораторов показали, что они не вынесли никаких уроков из прений, которые были на съезде по отчету ЦК партии, а также по докладам о партийном строительстве и о задачах профессиональных союзов. Они совершенно не поняли предостерегающего значения Кронштадтского мятежа. Повторив в еще более сгущенном виде упреки и претензии своих групп, которые мы уже слышали на съезде, они не внесли никаких деловых практических предложений и не приняли никаких ответственных обязательств, хотя и признали в довольно неопределенной форме вред фракционности.
В заключительном слове Владимир Ильич отметил, что партию не могут удовлетворить уклончивые заявления представителей оппозиционных групп, что они не будут нарушать партийного единства. Он подчеркнул необходимость гарантии того, что партийное единство действительно не сможет быть и не будет нарушено. Такой гарантией, говорил В. И. Ленин, является седьмой пункт резолюции о единстве, дающий ЦК полномочие применять в случаях нарушения дисциплины и рецидивов фракционности все меры партийных взысканий, вплоть до исключения из партии, а по отношению к членам ЦК — перевод их в кандидаты и даже как крайнюю меру — исключение из партии1. Вот этот-то пункт резолюции Ленин и назвал образно пулеметом, который надо поставить, зарядить и даже навести для того, чтобы в случае нарушения решений о роспуске фракций и прекращении фракционной работы, так сказать, «выстрелить им по раскольникам».
Мне это совещание запомнилось очень хорошо потому, что оно сыграло решающую роль в моем отходе от «рабочей оппозиции», взгляды которой я разделял до этих выступлений Ленина. Убедительность его аргументации в сопоставлении с легковесными доводами тех, единомышленником кого я был еще несколько часов тому назад, заставила меня порвать с этой группой. Но, несмотря на яркость моих впечатлений, я все же не могу положиться на свою индивидуальную память и со всей необходимой точностью восстановить важные детали.
Перед дожившими до наших дней участниками совещания бывших подпольщиков, происходившего 14 марта 1921 года, стоит задача со всей возможной точностью восстановить выступление Владимира Ильича, которое тогда не было записано.
Это наш долг перед партией и перед историей.
О Владимире Ильиче Ленине. Воспоминания. 1900—1922 годы. М., 1963. С. 595—597
МИЛОНОВ ЮРИЙ КОНСТАНТИНОВИЧ (1895—1980) — член партии с 1912 г. Революционную работу вел в Самаре и Саратове. Неоднократно подвергался арестам и ссылке. После Февральской революции 1917 г.— член Самарского комитета РСДРП (б), председатель Самарского совета фабрично-заводских комитетов. После Октябрьской социалистической революции — на партийной и профсоюзной работе. В 1921 г. примыкал к «рабочей оппозиции». В 1921 —1922 гг.— секретарь Глав-политпросвета, с 1922 по 1930 г.— заместитель, затем председатель Истпрофа ВЦСПС. С 1930 г. был директором Государственного исторического музея, профессором Московского инженерно-строительного института, затем инженером-строителем. Был необоснованно репрессирован. Реабилитирован.