Пятого февраля 1923 года я видела Владимира Ильича первый раз с того времени, как он снова заболел в декабре, и в последний раз — живым.
Он уже больше месяца лежал в постели. Чтение газет, всякие свидания, вызывающие обмен мыслями, какие бы то ни было занятия «текущими делами» ему были абсолютно запрещены врачами до полного выздоровления, под страхом еще большего ухудшения состояния болезни. Единственно, что было ему разрешено, это — читать книги, но очень немного, и, по его настойчивой просьбе, диктовать свой дневник — вначале только по нескольку минут в день (потом эта доза все увеличивалась и была доведена до 30—40 минут в день, разделенных на несколько приемов). И Владимир Ильич воспользовался этим правом по-своему: писал «дневник», а вышли руководящие статьи по самым злободневным «текущим» вопросам, которые к тому же он сам и выдвигал; пользуясь правом диктовать, он, под видом диктовки, вызывал секретаря и давал различные поручения.
В начале февраля в болезни наступило некоторое улучшение. Врачи обещали даже через месяц разрешить чтение газет. В тот день, когда он меня вызвал — пятого февраля, он лежал уже без компресса на голове, был наружно весел, смеялся и шутил. Дал несколько поручений, говорил совсем легко, как прежде, разве немножко медленнее; по-прежнему старался предугадать все детали для беспрепятственного и быстрейшего выполнения его поручений. Его интересовала разработка материалов по переписи, произведенной ЦСУ в Москве и Петрограде (он знал об этом до заболевания): затребовал точных сведений, в каком положении находится разработка этих материалов, в какой срок предполагается ее закончить и будут ли они опубликованы. Говорил, что нужно «поднажать».
Позднее он при каждом вызове секретаря снова возвращался к этому вопросу, спрашивал, скоро ли будут материалы опубликованы и в каком виде; просил показать ему корректуру сборника.
И раньше всегда характерным для Владимира Ильича было стремление как бы все ускорять темп своей работы, как будто он боялся, что не успеет переделать всего того, что себе наметил. За период же своей последней работы — с декабря 1922 года по март 1923 года, имея в своем распоряжении лишь по полчаса ежедневно, редко — больше, а иногда и меньше, он страшно торопился успеть сказать и сделать все, что нужно. По мере же того как хотя бы немного улучшалось его состояние, возвращалась его прежняя энергия и инициатива, и оставаться в рамках «спокойно выздоравливающего больного» он явно не мог. А это, в свою очередь, вызывало ухудшение.
К тому же Владимира Ильича сильно затрудняла его непривычка диктовать: до болезни он писал свои статьи всегда сам, не прибегая к помощи стенографов...
Мне думается, что благодаря этой своей непривычке диктовать ему приходилось гораздо больше, чем «отпущенные» врачами полчаса, уделять предварительному обдумыванию статей для того, чтобы при диктовке не потерять ни одной лишней минутки.
Правом своим читать Владимир Ильич старался, по-видимому, пользоваться как можно более широко. Перед тем как писать статьи, он запрашивал литературу (по кооперации, по научной организации труда); спросил однажды книжку Ходорова «Мировой империализм и Китай». Читал «Записки» Суханова. Ему составлялись списки новых книг, из которых он выбирал то, что хотел прочесть. Вот список книг, которые он себе запросил для прочтения 10 февраля:
1. Рожицын. Новая наука и марксизм.
2. Семковский. Марксизм, как предмет преподавания.
3. Альский. Наши финансы за время гражданской войны и нэпа.
4. Основные проблемы теории денег. Сборник статей.
5. Фалъкнер. Перелом в развитии мирового промышленного кризиса.
6. Цыперович. Мы сами.
7. Аксельрод (Ортодокс). Против идеализма.
8. Древе. Миф о Христе.
9. Курлов. Конец русского царизма.
10. Канатчиков. На темы дня. Страницы пролетарской идеологии.
11. Модзалевский. Пролетарское миротворчество. Об идеалистических уклонах современной пролетарской поэзии.
Но через несколько дней после того как Владимир Ильич затребовал эти книги, ему стало хуже. Участились головные боли. Вызывая к себе секретаря, он стал все чаще просить торопиться с выполнением его поручений. 27 февраля он еще запросил, чтобы ему дали стенографический отчет X съезда Советов и VII том «Записок» Суханова. Но уже в первых числах марта непреодолимое, несмотря на всю его волю, развитие болезни вынудило Владимира Ильича навсегда прекратить работу.
Как работал Ленин. Сборник статей. Харьков, 1925. С. 57—61