От авторов сайта: Начинается с описания роли Керенского и др. в мятеже Корнилова. Какие газеты (а следовательно, партии), что писали в этот период. Оказывается предполагалось поменять Керенского на Алексеева. В начале мятежа, все командующие, кроме московского и кавказского, поддержали Корнилова. Книга написана хорошо, стиль изложения доходчивый, использовано много док. источников. Представлены позиции партий, коалиций, персон, буквально по дням. Как они менялись чуть не ежедневно в зависимости от событий. О предстоящей попытке большевиков взять власть на II съезде советов писали газеты за месяц "до". Недостатком считаю, при подробном разъяснении внутрипартийных разногласиях других партий, о борьбе внутри партии большевиков. Много документальных фактов разложения армии к октябрю 1917 г. Американцы убеждали дать землю крестьянам, военный министр убеждал дать мир, за сутки до революции предпарламент требовали дать и то и другое народу. Чтобы "выбить оружие из рук" большевиков. Но ВП на это не пошло.

В. И. Старцев

Крах керенщины

1982

Читать книгу "Крах керенщины" в формате PDF

Отрывки из книги:

В книге характеризуется внутренняя политика буржуазного Временного правительства последних двух месяцев его существования, когда глава правительства А. Ф. Керенский, проводя политику лавирования между пролетариатом и буржуазией, пытался удержать власть в руках крупной буржуазии и помещиков, вести курс на продолжение империалистической войны и подавление революции в России. Разгром корниловщины и большевизация Советов выбили у правительства Керенского последнюю почву из-под ног. Его судьбу окончательно решило победоносное восстание рабочих и солдат в Петрограде 24—25 октября 1917 г.

Издание рассчитано на историков.

... Той же ночью на 28 августа Керенский принял еще одну делегацию, так сказать, из противоположного лагеря. В 2 часа ночи к нему прибыла делегация Союза казачьих войск. Там были Караулов, Греков и Аникеев. Посланцы Совета Союза казачьих войск зачитали резолюцию, призывающую принять все меры к недопущению гражданской войны, «могущей повлечь за собой гибель всех завоеваний революции и существования государства».

Если бы правительству не удалось уладить конфликт мирно, Совет предлагал свои услуги через специальную делегацию к Корнилову в составе Аникеева, Караулова и Дутова. Своеобразный характер носило участие полковника Дутова в этой делегации: как он сам позднее признавался Милюкову, именно он, Дутов, и ряд офицеров, посланных специально в Петроград, должны были организовать 28 августа уличное выступление под видом большевиков. Таково было намерение, а теперь Дутов собирался воспользоваться законным предлогом, чтобы бежать из Петрограда в Ставку, поскольку убедился в том, что с открытием планов Корнилова офицеры запили горькую в «Вилла-Родэ» и гостинице «Астория». Нужных лиц на месте не оказалось, и Дутов счел за благо поскорее удалиться. Керенский разрешил им выехать в Могилев 28 августа.

... В прифронтовой полосе началось стихийное формирование отрядов с целью пробиться в Ставку и арестовать Корнилова самим. Один из таких отрядов формировался в Орше под командованием подполковника Короткова. Узнав об этом, Керенский вынужден был разрешить формирование отряда и движение его в Могилев, чтобы не «оказаться уже окончательным предателем и контрреволюционером». Правда, в специальной телеграмме он оговорил, что действовать отряд может только по соглашению с генералом Алексеевым.

... Поздно вечером 1 сентября 1917 г. в Гельсингфорсе после ознакомления с важнейшими политическими новостями петроградских утренних газет за это число В. И. Ленин написал статью «О компромиссах». Основываясь на информации о решении меньшевиков и эсеров не идти в одно правительство с кадетами, В. И. Ленин делает им от имени партии большевиков следующее предложение о политическом компромиссе: «Компромисс состоял бы в том, что большевики, не претендуя на участие в правительстве (невозможно для интернационалиста без фактического осуществления условий диктатуры пролетариата и беднейшего крестьянства), отказались бы от выставления немедленно требования перехода власти к пролетариату и беднейшим крестьянам, от революционных методов борьбы за это требование. Условием само собою разумеющимся и не новым для эсеров и меньшевиков, была бы полная свобода агитации и созыва Упредительного собрания без новых оттяжек пли даже в более короткий срок.

Меньшевики и эсеры, как правительственный блок, согласились бы (предполагая компромисс осуществленным) составить правительство целиком и исключительно ответственное перед Советами, при передаче в руки Советов всей власти и на местах. В этом бы состояло „новое" условие. Никаких других условий большевики, я думаю, не поставили бы, полагаясь на то, что действительно полная свобода агитации и немедленное осуществление нового демократизма в составлении Советов (перевыборы их) и в функционировании их сами собою обеспечили бы мирное движение революции вперед, мирное изживание партийной борьбы внутри Советов.

Может быть это уже невозможно? Может быть. Но если есть даже один шанс из ста, то попытка осуществления такой возможности все-таки стоила бы того, чтобы осуществить ее».19

... Кадеты писали, что меньшевики и эсеры «идут в ленинскую Каноссу», присоединяясь к требованию освобождения арестованных по делу 3—5 июля. Эсеров и меньшевиков газета называла «полуленинцами», так как те выступали против коалиции только с кадетами, а не вообще с буржуазией, как большевики. Но «цензовики» не хотят идти в коалицию без кадетов. Поэтому «полуленинцы», по мнению кадетов, опаснее и вреднее ленинцев, а «революционная демократия сознательно ведет Россию в тупик».

... Эсеры призывались оказать воздействие на ход выборов депутатов на съезд, давать им наказы воздерживаться от выступлений, оказывать противодействие большевикам, ибо они еще могут и отказаться от своих планов, а вот массы способны самостоятельно выступить, подстегнутые большевистскими призывами. «Не дадим вырваться духам из преисподней!» — таким воплем кончалась эта многозначительная статья, которая была замечена и друзьями, и противниками Керенского — во всех лагерях.

... «День» 28 сентября напечатал потрясающую по своей откровенности и циничности исповедь А. И. Потресова, когда-то социал-демократа, соратника В. И. Ленина, одного из организаторов «Искры», а затем ренегата. «Революционно-реалистической части демократии, — заявил автор, — фетиш „демократического единства" мешает сказать себе раз и навсегда: с известными передовыми элементами буржуазной России в настоящий исторический момент у меня есть известная точка соприкосновения; я могу не выдумать, а действительно найти некоторую минимальную ближайшую программу — платформу необходимой практической деятельности. Ио с анархо-максималистскими элементами демократии, вся деятельность которых подрывает возможность осуществления такой программы, подобной минимальной общности у меня нет. И только переживания прошлого, только близость социальной среды прикрывают собою данный непреложный факт во всей его жестокой реальности. Я понимаю, что это трудно себе сказать реалистической демократии. Ибо сказать это, значит сказать, что с классовыми врагами я делаю все же некое общее историческое дело, а с людьми, принадлежащими к тому же классу, что и я, — бесповоротно порываю».

В сущности Потресов лишний раз подтвердил справедливость суждений большевиков, которые говорили, что меньшевики и эсеры изменили своему классу и проводят в рамках соглашательства и коалиции политику, выгодную буржуазии, а не рабочему классу и крестьянству.

... В самом Петрограде под председательством Коновалова правительство заседало почти ежедневно и даже сумело привлечь к себе внимание исключительно резкой защитой помещиков от аграрных «беспорядков». Так, 27 сентября оно выслушало доклады министра внутренних дел А. М. Никитина и представителей Министерства земледелия об «анархии на местах». По словам Никитина, беспорядки на всем пространстве России не только не ослабевали, по с каждым днем усиливались. В городах они проходили на продовольственной почве, а на селе вместе с продовольственными росли и аграрные беспорядки. В последние дни правительству стало известно о сильнейшем движении в Саратовской губернии, где крестьяне выносили постановления о разделе частновладельческих земель. Временное правительство по этим докладам единогласно признало необходимым не останавливаться перед самыми решительными мерами для подавления этих беспорядков, предписав комиссарам прибегать в случае необходимости к вооруженной силе.51

... Далее началось детальное обсуждение тезисов вступительной речи Керенского. Терещенко призывал к оптимистическому тону: «За пессимистические речи на Государственном совещании мы поплатились падением курса рубля за границей и снижением настроения в стране». «Жертвы, порядок и труд», — кратко резюмирует Керенский. «Любовь к России надо бы ввернуть, — предложил Карташев, — а то только корыстные цели». Тут секретарь записывает в скобках: «Все и Керенский безмолвствуют». Далее Керенский предложил сказать, что операции немцев грозят не по их силе, а но нашему бессилию, — сказать о недостатке сопротивления со стороны русской армии.

Но Кишкин предложил не припудривать тяжелую картину разложения армии, а рассказать о ней откровенно: «Если будем скрывать и скрывать, не восстановим дисциплину. Ложь ни для кого не нужна». Адмирал Вердеревский добавил: «Надо сказать, что готовность к бою очень пестрая. Здесь ходят и герои все, а рядом отвратительные явления. На Эзеле один полк дрался, а два — нет». Вскоре Керенский прервал прения, говоря, что обсуждается собственно приветственная речь, а не доклады всех министров. Коновалов тут же подтвердил, что в последнем заседании министры выступят с отдельными докладами и тогда выговорятся.

После этого Керенский поставил вопрос «об овациях послам». Коновалов припомнил, что «в Думе раз от раза овации уменьшались. Завтра состав слишком разнообразный. Большевики. Может не удасться. Возгласы для представителей держав оскорбительные». Терещенко предложил не делать оваций до выяснения впечатления о всей речи министра-председателя. Малянтович предложил: «Провоцировать овации не надо, а упомянуть в безразличной форме можно». Керенский обещал не вызывать никаких эксцессов. Так закончен был этот каверзный вопрос.

... Во всяком случае, это еще одно свидетельство того, что к 11 октября (как раз на другой день после принятия ЦК РСДРП (б) первой резолюции о непосредственной подготовке восстания) и правительство, и партии меньшевиков и эсеров пришли к выводу о том, что большевики действительно готовятся к новому вооруженному выступлению на улицах Петрограда. Френсис так оценивал перспективы этого события: «Если большевистское восстание произойдет и будет подавлено, что я считаю вероятным, Временное правительство и Совет республики будут этим весьма усилены. Тем временем, как показывают выборы в провинции,6 настроение в пользу большевиков растет по всей стране; если оно одержит верх, его лозунгом будет лозунг мира».7

... Он сказал, что министерство выдвинуло задание заготовить в 1917/18 г. 1 млрд. 120 млн. пудов продовольствия, прежде всего хлеба. Но неурожай в Поволжье и ряде других мест, плохое и все ухудшающееся состояние транспорта вряд ли позволит собрать и половину. Это требует сокращения численности армии, чтобы поддержать ее продовольственное снабжение на должном уровне, и введения в рацион гражданского населения суррогатов хлеба. Прокопович потребовал решительных мер борьбы с самогоноварением, па что уходит значительная часть зерна во всех губерниях страны. После этого он коснулся вопроса продовольственных перевозок, жалуясь на состояние дорог, частичные забастовки железнодорожников, установление для ряда паровозных бригад 24-часового отдыха между рейсами. В итоге в Петрограде на 14 сентября остались неразгруженными 3 023 вагона, из них 735 — с продовольственными грузами. Московский узел забит 4000 неразгруженных вагонов, а на станциях между Москвой и Петроградом брошено без паровозов еще 1600 неразгруженных вагонов. Полупаралич московского узла привел к почти полному прекращению подвоза к Петрограду продовольствия к середине октября 1917 г. На Северном фронте запасов муки было на 8 октября всего на 15 дней, а запасов фуража — на 1 1/3 дня. На Западном фронте запасов муки было только на 8 дней, на Юго-Западном — па 6, на Румынском — на 7 дней. Недоедание уже дошло до фронта, начался и падеж лошадей от бескормицы.

Министр огласил далее телеграмму интенданта Северного фронта Коломникова, в которой, в частности, говорилось: «Часть хлебопекарен остановилась, а через 2—3 дня все хлебопекарни на фронте остановятся за отсутствием муки. Нельзя терять ни часа. Повелительно диктуется необходимость немедленно действовать, дабы Главкосев непосредственно по прямому проводу доложил Совету республики и настоял на принятии правительством героических мер, не теряя ни часа; маршрутные поезда не помогут делу, не спасут положения, необходимо немедленно, хотя бы наполовину, отменить пассажирские поезда и гнать муку пассажирскими поездами. Всякая потеря времени на решение обязательно поведет к тем страшным последствиям, какие влечет за собою страшное слово ,,голод“».12 Вслед за этим была приведена и телеграмма самого Главкосева В. А. Черемисова о катастрофическом положении с продовольствием на Северном фронте. И все последующие факты, приводимые министром продовольствия, свидетельствовали о прогрессирующей разрухе в продовольственном деле и неминуемой угрозе голода, нависшей над рабочими и другими слоями городского населения страны, о неминуемых голодных беспорядках как на фронте, так и в тылу. Вместе с тем эти же факты указывали на полную неспособность властей Временного правительства справиться с положением и на необходимость героических, подлинно революционных усилий народа.

... Прокопович обманывал членов Временного Совета республики, когда призывал их мерами принуждения бороться с анархией. Было уже поздно. Сама власть и ее агенты были окружены огромным и бушующим морем безвластии и безначалия. Правительство уже ничего не могло бы сделать с этим морем.

... С большой речью на этом заседании выступил лидер кадетской партии Милюков. Против ожидания он не стал критиковать Терещенко, а предпочел договаривать за него полным голосом о тех «национальных интересах» России, которые, по его мнению, перечеркивал наказ Скобелеву. Он обрушивал громы на интернационализм русских социал-демократов и обвинял большевиков ... в славянофильстве! «Дворянин Ленин, — заявлял Милюков, — только повторяет дворянина Киреевского, когда утверждает, что из России придет новое слово, которое возродит обветшавший Запад...».53

... Керенский и Терещенко выясняли отношения на третьем этаже Зимнего дворца, а в Европейской гостинице в номере Томпсона в половине 3-го дня 20 октября началось другое заседание по спасанию Временного правительства и удержанию России в войне. Томпсон и Робинс пригласили на это совещание военных атташе, глав военных миссий Англии, Франции и США — А. Нокса, Нисселя и У. Джадсона, а также секретаря А. Ф. Керенского — Д. В. Соскиса и генерала К. Ф. Неслуховского как представителя Военного ведомства.7 Томпсон и Робинс изложили свой план союза между Керенским и ЦИК и план раздела помещичьих земель — от имени Временного правительства.8 Нокс весьма рассерженно заявил, что Томпсон покушается на принцип частной собственности. Томпсон, сам крупный капиталист, сказал, что он за частную собственность, но выход для России состоит в немедленном громадном увеличении числа частных собственников. Мнение Робинса — без немедленного закона о земле и союза с ЦИК Временному правительству пе удержаться, так как 80% русского народа «тяготеет к Ленину». В ответ Нокс и Ниссель стали проклинать и Временное правительство, и Советы, и русский народ. Ниссель даже назвал русских солдат «трусливыми собаками», после чего генерал Неслуховский заявил решительный протест и покинул совещание. Соскис вынужден был последовать за ним. Попытка Робинса и Томпсона привлечь на свою сторону официальных военных представителей стран Антанты провалилась, а с ней провалился и сам план. Центробежные силы между ЦИК и Керенским усиливались в часы и дни. После энергичной перепалки Робинс в конце совещания выразил уверенность, что, возможно, скоро к власти придут большевики.