Ленин В.И. Полное собрание сочинений Том 8
ШАГ ВПЕРЕД, ДВА ШАГА НАЗАД
часть 3
Содержание |
продолжение
м) ВЫБОРЫ. КОНЕЦ СЪЕЗДА
После принятия устава съезд принял резолюцию о районных организациях, ряд резолюций об отдельных организациях партии и, после крайне поучительных прений о группе «Южного рабочего», анализированных мною выше, перешел к вопросу о выборах в центральные учреждения партии.
Мы уже знаем, что организация «Искры», от которой весь съезд ждал авторитетной рекомендации, раскололась по этому вопросу, ибо меньшинство организации пожелало испытать на съезде в открытой и свободной борьбе, не удастся ли ему завоевать себе большинства. Мы знаем также, что задолго до съезда и на съезде всем делегатам был известен план обновления редакции путем выбора двух троек в ЦО и в ЦК. Остановимся на этом плане подробнее для уяснения прений на съезде.
Вот точный текст моего комментария к проекту Tagesordnung съезда, где был изложен этот план*: «Съезд выбирает трех лиц в редакцию ЦО и трех в ЦК. Эти шесть лиц вместе, по большинству 2/3, дополняют, если это необходимо, состав редакции ЦО и ЦК кооптацией и делают соответствующий доклад съезду. После утверждения съездом этого доклада дальнейшая кооптация производится редакцией ЦО и ЦК отдельно».
Из этого текста план выясняется с полнейшей определенностью и недвусмысленностью: он означает обновление редакции при участии самых влиятельных
_______
* Смотри мое «Письмо в редакцию «Искры»», стр. 5, и протоколы Лиги, стр. 53.
294 В. И. ЛЕНИН
руководителей практической работы. Обе отмеченные мной черты этого плана сразу выступают для каждого, кто даст себе труд хоть сколько-нибудь внимательно прочитать приведенный текст. Но по нынешним временам приходится останавливаться на разъяснении даже самых азбучных вещей. План означает именно обновление редакции, не обязательное расширение и не обязательное сокращение числа ее членов, а именно обновление, ибо вопрос о возможном расширении или сокращении оставлен открытым: кооптация предусматривается лишь на тот случай, если это необходимо. Из числа предположений, высказывавшихся разными лицами по вопросу об этом обновлении, были и планы возможного сокращения и увеличения числа членов редакции до семи (семерку я лично всегда считал несравненно более целесообразной, чем шестерку) и даже увеличения этого числа до одиннадцати (я считал это возможным в случае мирного соединения со всеми социал-демократическими организациями вообще, в особенности с Бундом и с польской социал-демократией). Но самое главное, что обыкновенно упускают из виду люди, говорящие о «тройке», это требование участия членов ЦК в решении вопроса о дальнейшей кооптации в ЦО. Ни единый товарищ из всей массы членов организации и делегатов съезда из «меньшинства», знавших этот план и одобрявших его (одобрявших либо специальным выражением своего согласия, либо своим молчанием), не потрудился объяснить значения этого требования. Во-первых, почему за исходный пункт для обновления редакции взята была именно тройка и только тройка? Очевидно, что это было бы совершенно бессмысленно, если бы имелось в виду исключительно, или, хотя бы, главным образом, расширение коллегии, если бы эта коллегия признавалась действительно «гармонической». Странно было бы для расширения «гармонической» коллегии исходить не из всей этой коллегии, а только от ее части. Очевидно, что не все члены коллегии признавались вполне пригодными для обсуждения и решения вопроса об обновлении ее состава, о превращении старого редакторского кружка
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 295
в партийное учреждение. Очевидно, что даже тот, кто сам лично желал обновления в виде расширения, признавал старый состав негармоничным, несоответствующим идеалу партийного учреждения, ибо иначе незачем было бы для расширения шестерки сначала понижать ее до тройки. Повторяю: это ясно само собою, и только временное засорение вопроса «личностями» могло заставить забыть об этом.
Во-вторых, из текста, приведенного выше, видно, что даже согласия всех трех членов ЦО недостаточно было бы еще для расширения тройки. Это тоже всегда упускается из виду. Для кооптации нужно 2/3 от шести, т. е. четыре голоса; значит, стоило бы только трем выбранным членам ЦК сказать «veto», и никакое расширение тройки не было бы возможно. Наоборот, если бы даже двое из трех членов редакции ЦО были против дальнейшей кооптации, — кооптация все же могла бы состояться, при согласии на нее всех трех членов ЦК. Очевидно, таким образом, что имелось в виду, при превращении старого кружка в партийное учреждение, дать решающий голос руководителям практической работы, выбираемым съездом. Какие товарищи приблизительно намечались нами при этом, видно из того, что редакция до съезда единогласно выбрала седьмым в свой состав т. Павловича, на случай, если придется на съезде выступать от имени коллегии; кроме товарища Павловича на место седьмого был предлагаем один старый член организации «Искры» и член OK, выбранный впоследствии в члены ЦК111.
Таким образом, план выбора двух троек был рассчитан явным образом: 1) на обновление редакции, 2) на устранение из нее некоторых черт старой кружковщины, неуместной в партийном учреждении (если бы нечего было устранять, то незачем бы и придумывать первоначальной тройки!), наконец, 3) на устранение «теократических» черт литераторской коллегии (устранение посредством привлечения выдающихся практиков к решению вопроса о расширении тройки). Этот план, с которым ознакомлены были все редакторы, основывался, очевидно, на трехлетнем опыте работы
296 В. И. ЛЕНИН
и соответствовал вполне последовательно проводимым нами принципам революционной организации: в эпоху разброда, когда выступила «Искра», отдельные группы складывались часто случайно и стихийно, неизбежно страдая от некоторых вредных проявлений кружковщины. Создание партии предполагало устранение таковых черт и требовало их устранения; участие выдающихся практиков в этом устранении было необходимо, ибо некоторые члены редакции всегда ведали организационные дела, и в систему партийных учреждений должна была войти не литераторская только коллегия, а коллегия политических руководителей. Предоставление съезду выбора первоначальной тройки было равным образом естественно, с точки зрения всегдашней политики «Искры»: мы до последней степени осторожно готовили съезд, выжидая полного выяснения спорных принципиальных вопросов программы, тактики и организации; мы не сомневались, что съезд будет искровским в смысле солидарности громадного большинства в этих основных вопросах (об этом свидетельствовали отчасти и резолюции о признании «Искры» руководящим органом); мы должны были поэтому предоставить товарищам, которые вынесли на своих плечах всю работу распространения идей «Искры» и подготовления ее превращения в партию, предоставить им самим решить вопрос о наиболее пригодных кандидатах в новое партийное учреждение. Только этой естественностью плана «двух троек», только его полным соответствием со всей политикой «Искры» и со всем тем, что знали про «Искру» сколько-нибудь близко стоящие к делу лица, и можно объяснить общее одобрение этого плана, отсутствие какого бы то ни было конкурирующего плана.
И вот на съезде тов. Русов прежде всего и предложил выбрать две тройки. Сторонники Мартова, который письменно уведомлял нас о связи этого плана с ложным обвинением в оппортунизме, и не подумали, однако, свести спор о шестерке и тройке на вопрос о правильности или неправильности этого обвинения. Ни один из них и не заикнулся об этом! Ни один из них
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 297
не решился сказать ни слова о принципиальном отличии оттенков, связанных с шестеркой и тройкой. Они предпочли более ходкий и дешевый прием — апеллировать к жалости, ссылаться на возможную обиду, притворяться, что вопрос о редакции решен уже назначением «Искры» Центральным Органом. Этот последний довод, выдвинутый тов. Кольцовым против товарища Русова, представляет из себя прямую фальшь. В порядок дня съезда были, — конечно, не случайно, — поставлены два особые пункта (см. стр. 10 протоколов): п. 4 — «ЦО партии» и п. 18 — «Выборы ЦК и редакции ЦО». Это во-первых. Во-вторых, при назначении ЦО все делегаты категорически заявляли, что этим не утверждается редакция, а лишь направление*, ни одного протеста против этих заявлений не последовало.
Таким образом, заявление, что, утвердив определенный орган, съезд уже в сущности тем самым утвердил и редакцию, — заявление, повторявшееся много раз сторонниками меньшинства (Кольцовым, с. 321, Посадовским, там же, Поповым, с. 322 и мн. др.), — было прямо фактически неверно. Это был явный для всех маневр, прикрывающий отступление от позиции, занятой тогда, когда к вопросу о составе центров все могли еще относиться действительно беспристрастно. Отступление невозможно было оправдать ни принципиальными мотивами (ибо на съезде поднимать вопрос о «ложном обвинении в оппортунизме» было слишком невыгодно для меньшинства, которое и не заикнулось об этом), ни ссылкой на фактические данные относительно
________
* См. стр. 140 протоколов, речь Акимова: ... «мне говорят, что о выборах в ЦО мы будем говорить в конце», речь Муравьева против Акимова, «очень близко к сердцу принимающего вопрос о будущей редакции ЦО» (стр. 141), речь Павловича о том, что, назначив орган, мы получили «конкретный материал, над которым мы можем производить те операции, о которых так заботится тов. Акимов», и о том, что насчет «подчинения» «Искры» «решениям партии» не может быть и тени сомнения (стр. 142); речь Троцкого: «раз мы не утверждаем редакции, что утверждаем мы в «Искре»?.. Не имя, а направление... не имя, а знамя» (страница 142); речь Мартынова: ... «Я полагаю, как и многие другие товарищи, что, обсуждая вопрос о признании «Искры», как газеты известного направления, нашим Центральным Органом, мы сейчас не должны касаться способа выбора или утверждения ее редакции; об этом будет речь впоследствии, в соответственном месте порядка дня»... (стр. 143).
298 В. И. ЛЕНИН
действительной работоспособности шестерки или тройки (ибо одно прикосновение к этим данным дало бы гору указаний против меньшинства). Пришлось отделываться фразой о «стройном целом», о «гармоническом коллективе», о «стройном и кристаллически-цельном целом» и т. п. Неудивительно, что такие доводы сейчас же и были названы настоящим именем: «жалкие слова» (с. 328). Самый план тройки ясно уже свидетельствовал о недостатке «гармоничности», а впечатления, собранные делегатами в течение более чем месячных совместных работ, очевидно, дали массу материала для самостоятельного суждения делегатов. Когда тов. Посадовский намекнул (неосторожно и необдуманно с его точки зрения: см. стр. 321 и 325 об «условном» употреблении им слова «шероховатости») на этот материал, то тов. Муравьев прямо заявил: «По моему мнению, для большинства съезда в настоящий момент вполне ясно видно, что такие* шероховатости несомненно существуют» (321). Меньшинство пожелало понять слово «шероховатости» (пущенное в ход Посадовским, а не Муравьевым) исключительно в смысле чего-то личного, не решившись поднять брошенной тов. Муравьевым перчатки, не решившись выдвинуть ни единого довода по существу дела в защиту шестерки. Получился прекомичный, по своей бесплодности, спор: большинство (устами тов. Муравьева) заявляет, что ему вполне ясно видно настоящее значение шестерки и тройки, а меньшинство упорно не слышит этого и уверяет, что «мы не имеем возможности входить в разбор». Большинство не только считает возможным входить в разбор, но уже «вошло в разбор» и говорит о вполне ясных для него результатах этого разбора, а меньшинство, видимо, боится разбора, прикрываясь одними «жалкими словами». Большинство советует «иметь в виду, что наш ЦО
__________
* Какие именно «шероховатости» имел в виду тов. Посадовский, мы так и не узнали на съезде. Тов. же Муравьев в том же заседании (с. 322) оспаривал верность передачи его мысли, а во время утверждения протоколов прямо заявил, что он «говорил о тех шероховатостях, которые проявлялись в прениях съезда по разным вопросам, шероховатостях принципиального характера, существование которых в настоящий момент представляет уже, к сожалению, факт, которого никто не будет отрицать» (с. 353).
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 299
не есть только литературная группа», большинство «хочет, чтобы во главе ЦО стояли лица, вполне определенные, известные съезду, лица, удовлетворяющие требованиям, о которых я говорил» (т. е. именно требованиям не только литературным, стр. 327, речь тов. Ланге). Меньшинство опять-таки не решается поднять перчатки и ни слова не говорит о том, кто пригоден, по его мнению, для коллегии не только литературной, кто является «вполне определенной и известной съезду» величиной. Меньшинство по-прежнему прячется за пресловутую «гармоничность». Мало того. Меньшинство вносит даже в аргументацию такие доводы, которые абсолютно неверны принципиально и потому вызывают по справедливости резкий отпор. «Съезд, — видите ли, — не имеет ни нравственного, ни политического права перекраивать редакцию» (Троцкий, стр. 326), «это слишком щекотливый (sic!) вопрос» (он же), «как должны отнестись неизбранные члены редакции к тому, что съезд не желает долее их видеть в составе редакции?» (Царев, страница 324)*.
Такие доводы всецело уже переносили вопрос на почву жалости и обиды, будучи прямым признанием банкротства в области аргументов действительно принципиальных, действительно политических. И большинство сейчас же характеризовало эту постановку вопроса настоящим словом: обывательщина (тов. Русов). «На устах революционеров, — справедливо сказал тов. Русов, — раздаются такие странные речи, которые находятся в резкой дисгармонии с понятием партийной работы, партийной этики. Основной довод, на который стали противники выбора троек, сводится на чисто обывательский взгляд на партийные дела» (курсив везде мой)... «Становясь на эту не партийную, а обывательскую точку зрения, мы при каждом выборе будем стоять перед вопросом: а не обидится ли Петров, что не его, а Иванова выбрали, не обидится ли такой-то член OK, что не его, а другого выбрали в ЦК. Куда же,
______
* Ср. речь тов. Посадовского: ... «Выбирая из шести лиц старой редакции трех, вы этим самым трех других признаете ненужными, лишними. А вы для этого не имеете ни права, ни основания».
300 В. И. ЛЕНИН
товарищи, нас это приведет? Если мы собрались сюда не для взаимно приятных речей, не для обывательских нежностей, а для создания партии, то мы не можем никак согласиться на такой взгляд. Мы стоим перед вопросом выбора должностных лиц, и тут не может быть вопроса о недоверии к тому или иному невыбранному, а только вопрос о пользе дела и соответствии выбранного лица с той должностью, на которую он выбирается» (стр. 325).
Мы бы посоветовали всем, кто хочет самостоятельно разобраться в причинах партийного раскола и доискаться корней его на съезде, читать и перечитывать речь тов. Русова, доводы которого меньшинство не только не опровергло, но и не оспорило даже. Да и нельзя оспорить таких элементарных, азбучных истин, забвение которых уже сам тов. Русов справедливо объяснял одним лишь «нервным возбуждением». И это действительно наименее неприятное для меньшинства объяснение того, как могли они с партийной точки зрения сойти на точку зрения обывательщины и кружковщины*.
________
* Тов. Мартов в своем «Осадном положении» отнесся и к этому вопросу так же, как к остальным затронутым им вопросам. Он не потрудился дать цельной картины спора. Он скромненько обошел единственный действительно принципиальный вопрос, всплывший в этом споре: обывательские нежности или выбор должностных лиц? Партийная точка зрения или обида Иванов Иванычей? Тов. Мартов и здесь ограничился вырыванием отдельных и бессвязных кусочков происшествия с добавлением всяческих ругательств по моему адресу. Маловато этого, тов. Мартов!
Особенно пристает ко мне тов. Мартов с вопросом, почему не выбирали на съезде тт. Аксельрода, Засулич и Старовера. Обывательская точка зрения, на которую он встал, мешает ему видеть неприличие этих вопросов (почему не спросит он своего коллегу по редакции, тов. Плеханова?). Он видит противоречие в том, что я считаю «бестактным» поведение меньшинства на съезде в вопросе о шестерке, и что я в то же время требую партийной гласности. Противоречия тут нет, как легко увидел бы и сам Мартов, если бы потрудился дать связное изложение всех перипетий вопроса, а не обрывков его. Бестактно было ставить вопрос на обывательскую точку зрения, апеллировать к жалости и обиде; интересы партийной огласки требовали бы оценки по существу преимуществ шестерки над тройкой, оценки кандидатов на должность, оценки оттенков: меньшинство и не заикнулось об этом на съезде.
Внимательно изучая протоколы, тов. Мартов увидел бы в речах делегатов целый ряд доводов против шестерки. Вот выборка из этих речей: во-первых, в старой шестерке ясно видны шероховатости в смысле принципиальных оттенков; во-вторых, желательно техническое упрощение редакционной работы; в-третьих, польза дела стоит выше обывательских нежностей; только выбор обеспечит соответствие выбранных лиц с их должностями; в-четвертых, нельзя ограничивать свободы выбора съездом; в-пятых, партии нужна теперь не только литературная группа в ЦО, в ЦО необходимы не только литераторы, но и администраторы; в-шестых, в ЦО должны быть лица вполне определенные, известные съезду; в-седьмых, коллегия из шести часто недееспособна, и ее работа осуществлена не благодаря ненормальному уставу, а несмотря на это; в-восьмых, ведение газеты — партийное (а не кружковое) дело, и т. д. — Пусть попробует тов. Мартов, если он так интересуется вопросом о причинах невыбора, вникнуть в каждое из этих соображений и опровергнуть хоть одно из них.
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 301
Но меньшинство до такой степени лишено было возможности подыскать разумные и деловые доводы против выборов, что, кроме внесения в партийное дело обывательщины, оно дошло до приемов прямо скандального характера. В самом деле, как не назвать таким именем прием тов. Попова, посоветовавшего тов. Муравьеву «не брать на себя деликатных поручений» (стр. 322)? Что это, как не «залезание в чужую душу», по справедливому выражению тов. Сорокина (стр. 328)? Что это, как не спекуляция на «личности», при отсутствии доводов политических? Правду или неправду сказал тов. Сорокин, что «против таких приемов мы всегда протестовали»? «Позволительно ли поведение тов. Дейча, когда он демонстративно пытался пригвоздить к позорному столбу товарищей, несогласных с ним?»* (стр. 328).
Подведем итог прениям по вопросу о редакции. Меньшинство не опровергло (и не опровергало) многочисленных указаний большинства на то, что проект тройки был известен делегатам в самом начале съезда и до съезда, что, следовательно, проект этот исходил из соображений и данных, независимых от происшествий
_______
* Так понял слова тов. Дейча (ср. стр. 324 — «резкий диалог с Орловым») тов. Сорокин в том же заседании. Тов. Дейч объясняет (стр. 351), что он «ничего подобного не говорил», но сам же признает тут же, что сказал нечто весьма и весьма «подобное». «Я не говорил: кто решится, — объясняет тов. Дейч, — а сказал: мне интересно посмотреть, кто эти лица, которые решатся (sic! тов. Дейч поправляется из кулька в рогожку!) поддерживать такое преступное (sic!) предложение, как избрание трех» (стр. 351). Тов. Дейч не опроверг, а подтвердил слова тов. Сорокина. Тов. Дейч подтвердил упрек тов. Сорокина, что «все понятия здесь перепутались» (в доводах меньшинства за шестерку). Тов. Дейч подтвердил уместность напоминания со стороны тов. Сорокина такой азбучной истины, что «мы члены партии и должны поступать, руководствуясь исключительно политическими соображениями». Кричать о преступности выборов значит унижаться не только до обывательщины, но прямо до скандальчика!
302 В. И. ЛЕНИН
и споров на съезде. Меньшинство заняло, при отстаивании шестерки, принципиально неправильную и недопустимую позицию обывательских соображений. Меньшинство проявило полное забвение партийной точки зрения на выбор должностных лиц, не прикоснувшись даже к оценке каждого кандидата на должность и его соответствия или несоответствия с функциями данной должности. Меньшинство уклонялось от обсуждения вопроса по существу, ссылаясь на пресловутую гармоничность, «проливая слезы» и «впадая в пафос» (стр. 327, речь Ланге), как будто кого-то «хотели убить». Меньшинство дошло даже до «залегания в чужую душу», воплей о «преступности» выбора и тому подобных непозволительных приемов, дошло под влиянием «нервного возбуждения» (стр. 325).
Борьба обывательщины с партийностью, худшего сорта «личностей» с политическими соображениями, жалких слов с элементарными понятиями революционного долга — вот чем была борьба из-за шестерки и тройки на тридцатом заседании нашего съезда.
И на 31 -ом заседании, когда съезд большинством 19 голосов против 17 при трех воздержавшихся отверг предложение об утверждении всей старой редакции (см. 330 стр. и опечатки) и когда бывшие редакторы вернулись в зал заседания, тов. Мартов в своем «заявлении от имени большинства бывшей редакции» (стр. 330—331) проявил в еще больших размерах ту же шаткость и неустойчивость политической позиции и политических понятий. Разберем подробнее каждый пункт коллективного заявления и моего ответа (стр. 332—333) на него.
«Отныне, — говорит тов. Мартов после неутверждения старой редакции, — старой «Искры» не существует, и было бы последовательнее переменить ее название. Во всяком случае в новом постановлении съезда мы видим существенное ограничение того вотума доверия «Искре», который был принят в одном из первых заседаний съезда».
Тов. Мартов с коллегами поднимает действительно интересный и поучительный во многих отношениях
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 303
вопрос о политической последовательности. Я ответил уже на это ссылкой на то, что все говорили при утверждении «Искры» (стр. 349 прот. ср. выше, стр. 82)*. Несомненно, что перед нами один из самых вопиющих случаев политической непоследовательности; с чьей стороны, — со стороны ли большинства съезда или со стороны большинства старой редакции, предоставим судить читателю. Читателю же мы предоставим решение и двух других, очень кстати поставленных тов. Мартовым и коллегами его вопросов: 1) обывательская или партийная точка зрения проявляется в желании видеть «ограничение вотума доверия «Искре»» в решении съезда произвести выбор должностных лиц в редакцию ЦО? 2) с какого момента действительно не существует старой «Искры»: с номера ли 46-го, когда мы стали вести ее вдвоем с Плехановым, или с номера 53-го, когда ее повело большинство старой редакции? Если первый вопрос есть интереснейший вопрос принципа, то второй — интереснейший вопрос факта.
«Так как теперь решено, — продолжал тов. Мартов, — выбрать редакцию из трех лиц, то я от имени своего и трех других товарищей заявляю, что ни один из нас не примет участия в такой новой редакции. Лично о себе прибавляю, что, если верно, что некоторые товарищи хотели вписать мое имя, как одного из кандидатов в эту «тройку», то я должен усмотреть в этом оскорбление, мною не заслуженное (sic!). Говорю это ввиду обстоятельств, при которых было решено изменить редакцию. Решено это было ввиду каких-то «трений»**, неработоспособности бывшей редакции,
_______
* См. настоящий том, стр. 296—297. Ред.
** Тов. Мартов, вероятно, имеет в виду выражение тов. Посадовского: «шероховатости». Повторяю, что тов. Посадовский так и не объяснил съезду, что он хотел сказать, а тов. Муравьев, употребивший то же выражение, объяснил, что говорил о принципиальных шероховатостях, проявившихся в прениях съезда. Читатели припомнят, что единственный случай действительно принципиальных прений, в которых участвовало четыре редактора (Плеханов, Мартов, Аксельрод и я), касался § 1 устава и что тов. Мартов и Старовер письменно жаловались на «ложное обвинение в оппортунизме», как один из доводов «изменения» редакции. Тов. Мартов в этом письме усматривал ясную связь «оппортунизма» с планом изменения редакции, а на съезде ограничился туманным намеком на «какие-то трения». «Ложное обвинение в оппортунизме» уже забыто!
304 В. И. ЛЕНИН
причем съезд решил этот вопрос в определенном смысле, не спросив редакцию об этих трениях и не назначив хотя бы комиссии для внесения вопроса об ее неработоспособности»... (Странно, что никто из меньшинства не догадался предложить съезду «спросить редакцию» или назначить комиссию! Не произошло ли это оттого, что после раскола организации «Искры» и неудачи переговоров, о которых писали тов. Мартов и Старовер, это было бы бесполезно?)... «При таких обстоятельствах предположение некоторых товарищей, что я соглашусь работать в реформированной таким образом редакции, я должен считать пятном на моей политической репутации»...*
Я нарочно выписал целиком это рассуждение, чтобы показать читателю образчик и начало того, что так пышно расцвело после съезда и что нельзя назвать иначе как дрязгой. Я употребил уже это выражение в моем «Письме в редакцию «Искры»» и, несмотря на недовольство редакции, вынужден повторить его, ибо правильность его неоспорима. Ошибочно думают, что дрязга предполагает «низменные мотивы» (как умозаключила редакция новой «Искры»): всякий революционер, сколько-нибудь знакомый с нашими ссыльными и эмигрантскими колониями, видал, наверное, десятки случаев дрязг, когда выдвигались и пережевывались самые нелепые обвинения, подозрения, самообвинения, «личности» и т. п. на почве «нервного возбужде-
______
* Тов. Мартов добавил еще: «На такую роль согласится разве Рязанов, а не тот Мартов, которого, как я думаю, вы знаете по его работе». Поскольку это есть личное нападение на Рязанова, постольку тов. Мартов взял это назад. Но Рязанов фигурировал на съезде в качестве нарицательного имени вовсе не за те или иные его личные свойства (касаться коих было бы неуместно), а за политическую физиономию группы «Борьба», за ее политические ошибки. Тов. Мартов очень хорошо делает, если берет назад предполагаемые или действительно нанесенные личные оскорбления, но не следует забывать из-за этого политических ошибок, которые должны служить уроком партии. Группа «Борьба» обвинялась у нас на съезде в внесении «организационного хаоса» и «дробления, не вызываемого никакими принципиальными соображениями» (стр. 38, речь тов. Мартова). Такое политическое поведение безусловно заслуживает порицания не только тогда, когда мы видим его у маленькой группы до съезда партии в период общего хаоса, но и тогда, когда мы видим его после съезда партии, в период устранения хаоса, видим со стороны хотя бы и «большинства редакции «Искры» и большинства группы «Освобождение труда»».
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 305
ния» и ненормальных, затхлых условий жизни. Низменных мотивов ни один разумный человек не станет непременно искать в этих дрязгах, как бы низменны ни были их проявления. И именно только «нервным возбуждением» можно объяснить этот запутанный клубок нелепостей, личностей, фантастических ужасов, залезания в душу, вымученных оскорблений и пятнаний, каковым является выписанный мною абзац из речи тов. Мартова. Затхлые условия жизни сотнями порождают у нас такие дрязги, и политическая партия не заслуживала бы уважения, если бы она не смела называть свою болезнь настоящим именем, ставить беспощадный диагноз и отыскивать средства лечения.
Поскольку можно выделить из этого клубка нечто принципиальное, постольку неизбежно прийти к выводу, что «выборы не имеют ничего общего с оскорблением политической репутации», что «отрицать право съезда на новые выборы, на всяческое изменение состава должностных лиц, на переборку уполномачиваемых им коллегий» значит вносить путаницу в вопрос и что «в воззрениях тов. Мартова на допустимость выборов части прежней коллегии проявляется величайшее смешение политических понятий» (как я выразился на съезде, стр. 332)*.
Опускаю «личное» замечание тов. Мартова к вопросу о том, от кого исходит план тройки, и перехожу к его «политической» характеристике того значения, какое имеет неутверждение старой редакции: ... «Происшедшее теперь есть последний акт борьбы, имевшей место в течение второй половины съезда»... (Правильно! и эта вторая половина начинается с того момента, когда Мартов в вопросе о § 1 устава попал в цепкие объятия тов. Акимова.)... «Для всех не тайна, что дело при этой реформе идет не о «работоспособности», а о борьбе за влияние на ЦК» (Во-первых, для всех не тайна, что дело шло тут и о работоспособности и о расхождении из-за состава ЦК, ибо план «реформы» выдвинут был тогда, когда еще о втором расхождении
_____
* См. Сочинения, 5 изд., том 7, стр. 305. Ред.
306 В. И. ЛЕНИН
не могло быть и речи, тогда, когда мы вместе с тов. Мартовым выбирали седьмым участником редакционной коллегии тов. Павловича! Во-вторых, мы уже показали на основании документальных данных, что дело шло о личном составе ЦК, что дело свелось à la fin des fins* к различию списков: Глебов — Травинский — Попов и Глебов — Троцкий — Попов.)... «Большинство редакции показало, что оно не желает превращения ЦК в орудие редакции»... (Начинается акимовская песня: вопрос о влиянии, за которое борется всякое большинство на всяком партийном съезде всегда и везде, чтобы закрепить это влияние большинством в центральных учреждениях, переносится в область оппортунистической сплетни об «орудии» редакции, о «простом придатке» редакции, как сказал тот же тов. Мартов немного позже, стр. 334.)... «Вот почему понадобилось сократить число членов редакции (!!). А потому я и не могу вступить в такую редакцию»... (Посмотрите-ка внимательнее на это «потому»: как могла бы редакция превратить ЦК в придаток или в орудие? только так и в том случае, если бы она имела три голоса в Совете и злоупотребляла этим перевесом? не ясно ли это? И не ясно ли также, что выбранный третьим тов. Мартов всегда мог бы помешать всякому злоупотреблению и уничтожить одним своим голосом всякий перевес редакции в Совете? Дело сводится, следовательно, именно к личному составу ЦК, а речи об орудии и придатке сразу оказываются сплетней.)... «Вместе с большинством старой редакции я думал, что съезд положит конец «осадному положению» внутри партии и введет в ней нормальный порядок. В действительности осадное положение с исключительными законами против отдельных групп продолжено и даже обострено. Только в составе всей старой редакции мы можем ручаться, что права, предоставленные редакции уставом, не послужат ко вреду для партии»...
Вот целиком то место из речи тов. Мартова, в котором он впервые бросил пресловутый лозунг «осад-
_____
* — в конце концов. Ред.
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 307
кого положения». И теперь взгляните на мой ответ ему:
... «Исправляя заявление Мартова о частном характере плана двух троек, я и не думаю, однако, затрагивать этим утверждения того же Мартова о «политическом значении» того шага, который мы сделали, не утвердив старой редакции. Напротив, я вполне и безусловно согласен с тов. Мартовым в том, что этот шаг имеет крупное политическое значение, — только не то, какое приписывает ему Мартов. Он говорил, что это есть акт борьбы за влияние на ЦК в России. Я пойду дальше Мартова. Борьбой за влияние была до сих пор вся деятельность «Искры», как частной группы, а теперь речь идет уже о большем, об организационном закреплении влияния, а не только о борьбе за него. До какой степени глубоко мы расходимся здесь политически с тов. Мартовым, видно из того, что он ставит мне в вину это желание влиять на ЦК, а я ставлю себе в заслугу то, что я стремился и стремлюсь закрепить это влияние организационным путем. Оказывается, что мы говорим даже на разных языках. К чему была бы вся наша работа, все наши усилия, если бы венцом их была все та же старая борьба за влияние, а не полное приобретение и упрочение влияния? Да, тов. Мартов совершенно прав: сделанный шаг есть несомненно крупный политический шаг, свидетельствующий о выборе одного из наметившихся теперь направлений в дальнейшей работе нашей партии. И меня нисколько не пугают страшные слова об «осадном положении в партии», об «исключительных законах против отдельных лиц и групп» и т. п. По отношению к неустойчивым и шатким элементам мы не только можем, мы обязаны создать «осадное положение», и весь наш устав партии, весь наш утвержденный отныне съездом централизм есть не что иное, как «осадное положение» для столь многочисленных источников политической расплывчатости. Против расплывчатости именно и нужны особые, хотя бы и исключительные законы, и сделанный съездом шаг правильно наметил политическое
308 В. И. ЛЕНИН
направление, создав прочный базис для таких законов и таких мер»*.
Я подчеркнул в этом конспекте моей речи на съезде фразу, которую тов. Мартов в своем «Осадном положении» (стр. 16) предпочел опустить. Неудивительно, что эта фраза ему не понравилась и что он не захотел понять ее ясного смысла.
Что значит выражение: «страшные слова», тов. Мартов?
Оно означает насмешку, насмешку над тем, кто к маленьким вещам прилагает большие названия, кто запутывает простой вопрос претенциозным фразерством.
Маленький и простой факт, который один только мог подать и подал повод к «нервному возбуждению» тов. Мартова, состоял исключительно в том, что тов. Мартов потерпел поражение на съезде в вопросе о личном составе центров. Политическое значение этого простого факта состояло в том, что большинство партийного съезда, победив, закрепляло свое влияние проведением большинства и в партийное правление, созданием организационного базиса для борьбы при помощи устава с тем, что это большинство считало шаткостью, неустойчивостью и расплывчатостью**. Говорить по этому поводу о «борьбе за влияние» с каким-то ужасом в глазах и жаловаться на «осадное положение» было не чем иным, как претенциозным фразерством, страшными словами.
Тов. Мартов не согласен с этим? Не попробует ли он показать нам, что был на свете такой партийный съезд, что мыслим вообще такой партийный съезд, в котором бы большинство не закрепляло завоеванного влияния: 1) проведением большинства же в центры, 2) вручением
______
* См. Сочинения, 5 изд., том 7, стр. 307—308. Ред.
** В чем проявилась на съезде неустойчивость, шаткость и расплывчатость искровского меньшинства? Во-первых, в оппортунистических фразах о § 1 устава; во-вторых, в коалиции с тов. Акимовым и Либером, которая быстро росла во вторую половину съезда; в-третьих, в способности принижать вопрос о выборе должностных лиц в ЦО до обывательщины, жалких слов и даже до залезания в чужую душу. После же съезда все эти милые качества созрели из бутончиков в цветочки и ягодки.
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 309
ему власти для парализования шаткости, неустойчивости и расплывчатости?
Перед выборами нашему съезду предстояло решить вопрос: предоставить ли одну треть голосов в ЦО и в ЦК партийному большинству или партийному меньшинству? Шестерка и список тов. Мартова означали предоставление одной трети нам, двух третей его сторонникам. Тройка в ЦО и список наш означали предоставление двух третей нам, одной трети — сторонникам тов. Мартова. Тов. Мартов отказался войти в сделку с нами или уступить и письменно вызвал нас на бой перед съездом; потерпев же поражение перед съездом, он расплакался и стал жаловаться на «осадное положение»! Ну, разве же это не дрязга? Разве это не новое проявление интеллигентской хлюпкости?
Нельзя не припомнить по этому поводу блестящей социально-психологической характеристики этого последнего качества, которую дал недавно К. Каутский. Социал-демократическим партиям разных стран нередко приходится теперь переживать одинаковые болезни, и нам очень, очень полезно поучиться правильному диагнозу и правильному лечению у более опытных товарищей. Характеристика некоторых интеллигентов К. Каутским будет поэтому только кажущимся отступлением от нашей темы.
... «В настоящее время нас опять живо интересует вопрос об антагонизме между интеллигенцией* и пролетариатом. Мои коллеги» (Каутский сам интеллигент, литератор и редактор) «будут сплошь да рядом возмущаться тем, что я признаю этот антагонизм. Но ведь он фактически существует, и было бы самой нецелесообразной тактикой (и здесь, как и в других случаях) пытаться отделаться от него отрицанием факта. Антагонизм этот есть социальный антагонизм, проявляющийся на классах, а не на отдельных личностях. Как отдельный капиталист, так и отдельный интеллигент может всецело войти в классовую борьбу пролетариата. В тех случаях, когда это имеет место, интеллигент изменяет и свой характер. И в дальнейшем изложении речь
_______
* Я перевод словом интеллигент, интеллигенция немецкие выражения Literat, Literatentum, обнимающие не только литераторов, а всех образованных людей, представителей свободных профессий вообще, представителей умственного труда (brain worker, как говорят англичане) в отличие от представителей физического труда.
310 В. И. ЛЕНИН
будет идти, главным образом, не об этого типа интеллигентах, которые и поныне являются еще исключением среди своего класса. В дальнейшем изложении, если нет особых оговорок, под интеллигентом разумею я лишь обыкновенного интеллигента, стоящего на почве буржуазного общества и являющегося характерным представителем класса интеллигенции. Этот класс находится в известном антагонизме к пролетариату.
Антагонизм этот — иного рода, чем антагонизм между трудом и капиталом. Интеллигент — не капиталист. Правда, его уровень жизни буржуазный, и он вынужден поддерживать этот уровень, пока не превращается в босяка, но в то же время он вынужден продавать продукт своего труда, а часто и свою рабочую силу, он терпит нередко эксплуатацию со стороны капиталиста и известное социальное принижение. Таким образом, интеллигент не находится ни в каком экономическом антагонизме к пролетариату. Но его жизненное положение, его условия труда — не пролетарские, и отсюда вытекает известный антагонизм в настроении и в мышлении.
Пролетарий — ничто, пока он остается изолированным индивидуумом. Всю свою силу, всю свою способность к прогрессу, все свои надежды и чаяния черпает он из организации, из планомерной совместной деятельности с товарищами. Он чувствует себя великим и сильным, когда он составляет часть великого и сильного организма. Этот организм для него — все, отдельный же индивидуум значит, по сравнению с ним, очень мало. Пролетарий ведет свою борьбу с величайшим самопожертвованием, как частичка анонимной массы, без видов на личную выгоду, на личную славу, исполняя свой долг на всяком посту, куда его поставят, добровольно подчиняясь дисциплине, проникающей все его чувство, все его мышление.
Совсем иначе обстоит дело с интеллигентом. Он борется не тем или иным применением силы, а при помощи аргументов. Его оружие — это его личное знание, его личные способности, его личное убеждение. Он может получить известное значение только благодаря своим личным качествам. Полная свобода проявления своей личности представляется ему поэтому первым условием успешной работы. Лишь с трудом подчиняется он известному целому в качестве служебной части этого целого, подчиняется по необходимости, а не по собственному побуждению. Необходимость дисциплины признает он лишь для массы, а не для избранных душ. Себя же самого он, разумеется, причисляет к избранным душам...
... Философия Ницше, с ее культом сверхчеловека, для которого все дело в том, чтобы обеспечить полное развитие своей собственной личности, которому всякое подчинение его персоны какой-либо великой общественной цели кажется пошлым и презренным, эта философия есть настоящее миросозерцание интеллигента, она делает его совершенно негодным к участию в классовой борьбе пролетариата.
Наряду с Ницше, выдающимся представителем миросозерцания интеллигенции, соответствующего ее настроению, является
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 311
Ибсен. Его доктор Штокман (в драме «Враг народа») — не социалист, как думали многие, а тип интеллигента, который неизбежно должен прийти в столкновение с пролетарским движением, вообще со всяким народным движением, раз он попытается действовать в нем. Это — потому, что основой пролетарского, как и всякого демократического*, движения является уважение к большинству товарищей. Типичный интеллигент à la Штокман видит в «компактном большинстве» чудище, которое должно быть ниспровергнуто.
... Идеальным образчиком интеллигента, который всецело проникся пролетарским настроением, который, будучи блестящим писателем, утратил специфически интеллигентские черты психики, который без воркотни шел в ряду и шеренге, работал на всяком посту, на который его назначали, подчинял себя всецело нашему великому делу и презирал то дряблое хныкание (weichliches Gewinsel) по поводу подавления своей личности, какое мы слышим часто от интеллигентов, воспитавшихся на Ибсене и Ницше, когда им случается остаться в меньшинстве, — идеальным образчиком такого интеллигента, какие нужны социалистическому движению, был Либкнехт. Можно назвать здесь также и Маркса, который никогда не протискивался на первое место и образцовым образом подчинялся партийной дисциплине в Интернационале, где он не раз оставался в меньшинстве»**.
Вот именно таким дряблым хныканьем интеллигента, оставшегося в меньшинстве, и ничем больше — был отказ Мартова с коллегами от должности после одного только неутверждения старого кружка, были жалобы на осадное положение и исключительные законы «против отдельных групп», которые не были дороги Мартову при распущении «Южного рабочего» и «Рабочего Дела», а стали дороги при распущении его коллегии.
Вот именно таким дряблым хныканьем интеллигентов, оставшихся в меньшинстве, были все эти бесконечные жалобы, упреки, намеки, попреки, сплетни и инсинуации насчет «компактного большинства», которые рекой полились на нашем партийном съезде*** (и еще более после него) с легкой руки Мартова.
________
* Прехарактерно для той путаницы, которую внесли во все организационные вопросы наши мартовцы, что, повернув к Акимову и к неуместному демократизму, они в то же время озлоблены на демократический выбор редакции, выбор на съезде, заранее намеченный всеми! И это, может быть, ваш принцип, господа?
** Karl Kautsky: «Franz Mehring», «Neue Zeit», XXII, I, S. 99—101, 1903, № 4 (Карл Каутский: «Франц Меринг», «Новое Время», XXII, I, стр. 99 — 101, 1903, № 4. Ред.).
*** См. стр. 337, 338, 340, 352 и др. протоколов съезда.
312 В. И. ЛЕНИН
Горько сетовало меньшинство на то, что компактное большинство имело свои частные собрания: надо же было, в самом деле, меньшинству прикрыть чем-нибудь тот неприятный для него факт, что те делегаты, кого оно приглашало на свои частные собрания, отказывались идти на них, а те, кто охотно пошел бы (Егоровы, Маховы, Брукэры), не могли быть приглашены меньшинством после всей съездовской борьбы между теми и другими.
Горько сетовали на «ложное обвинение в оппортунизме»: надо же было, в самом деле, прикрыть чем-нибудь тот неприятный факт, что именно оппортунисты, гораздо чаще шедшие за антиискровцами, а отчасти и сами эти антиискровцы, составили компактное меньшинство, уцепились обеими руками за поддержку кружковщины в учреждениях, оппортунизма в рассуждениях, обывательщины в партийном деле, интеллигентской шаткости и хлюпкости.
Мы покажем в следующем параграфе, в чем заключается объяснение того интереснейшего политического факта, что в конце съезда образовалось «компактное большинство», и почему меньшинство так тщательно-тщательно, несмотря на все вызовы, обходит вопрос о причинах и истории его образования. Но сначала закончим анализ прений на съезде.
При выборах в ЦК т. Мартов внес чрезвычайно характерную резолюцию (стр. 336), три основные черты которой я, бывало, называл «матом в три хода». Вот эти черты: 1) баллотируются списки кандидатов в ЦК, а не отдельные кандидаты; 2) после прочтения списков пропускается два заседания (на обсуждение, очевидно); 3) при отсутствии абсолютного большинства, вторая баллотировка признается окончательной. Эта резолюция — прекрасно обдуманная стратегия (надо отдать справедливость и противнику!), с которой не соглашается т. Егоров (стр. 337), но которая наверняка обеспечила бы полную победу Мартову, если бы семерка бундовцев и рабочедельцев не ушла со съезда. Объясняется стратегия именно тем, что у искровского меньшинства не было и не могло быть «прямого согла-
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 313
шения» (которое было у искровского большинства) не только с Бундом и с Брукэром, но и с тт. Егоровыми и Маховыми.
Вспомните, что т. Мартов плакался на съезде Лиги, будто «ложное обвинение в оппортунизме» предполагало его прямое соглашение с Бундом. Повторяю, это т. Мартову со страху показалось, и именно несогласие т. Егорова на баллотирование списков (т. Егоров «не растерял еще своих принципов», должно быть тех принципов, которые заставляли его слиться с Гольдблатом в оценке абсолютного значения демократических гарантий) показывает наглядно тот громадной важности факт, что даже с Егоровым не могло быть и речи о «прямом соглашении». Но коалиция могла быть и была и с Егоровым и с Брукэром, коалиция в том смысле, что мартовцам была обеспечена поддержка их всякий раз, когда мартовцы приходили в серьезный конфликт с нами и когда Акимову и его друзьям предстояло выбирать меньшее из зол. Не подлежало и не подлежит ни малейшему сомнению, что в качестве меньшего из зол, в качестве того, что хуже достигает искровских целей (см. речь Акимова о § 1 и его «надежды» на Мартова), тт. Акимов и Либер непременно выбрали бы и шестерку в ЦО и мартовский список в ЦК. Баллотирование списков, пропуск двух заседаний и перебаллотировка были предназначены именно для того, чтобы достигнуть этого результата с почти механической правильностью без всякого прямого соглашения.
Но поскольку наше компактное большинство оставалось компактным большинством, — обходный путь т. Мартова был только проволочкой, и мы не могли не отклонить его. Меньшинство письменно (в заявлении, с. 341) излило свои жалобы на это, отказавшись, по примеру Мартынова и Акимова, от голосований и выборов в ЦК «ввиду тех условий, при которых они производились». После съезда эти жалобы на ненормальность условий выбора (см. «Ос. пол.», стр. 31) изливались направо и налево перед сотнями партийных кумушек. Но в чем же была тут ненормальность? В тайном голосовании, которое было предусмотрено еще заранее
314 В. И. ЛЕНИН
регламентом съезда (§ 6, стр. 11 прот.) и в котором смешно было видеть «лицемерие» или «несправедливость»? В образовании компактного большинства, этого «чудища» для хлюпких интеллигентов? Или в ненормальном желании сих почтенных интеллигентов нарушать то слово, которое они дали перед съездом о признании всех его выборов (стр. 380, § 18 устава съезда)?
Товарищ Попов тонко намекнул на это желание, выступив на съезде в день выборов с прямым вопросом: «Уверено ли бюро, что решение съезда действительно и законно, если половина участвующих отказалась от голосования?»*. Бюро ответило, конечно, что уверено, и напомнило инцидент с товарищами Акимовым и Мартыновым. Тов. Мартов присоединился к бюро и прямо заявил, что т. Попов ошибается, что «решения съезда законны» (стр. 343). Пусть читатель уже сам судит об этой, — в высокой степени, должно быть, нормальной, — политической последовательности, которая обнаруживается при сопоставлении этого заявления перед партией с поведением после съезда и с фразой «Осадного положения» о «начавшемся еще на съезде восстании половины партии» (стр. 20). Надежды, которые возлагал на тов. Мартова т. Акимов, перевесили мимолетные добрые намерения самого Мартова.
«Ты победил», товарищ Акимов!
К характеристике того, до какой степени «страшным словом» была пресловутая фраза об «осадном положении», которой придан теперь навеки трагикомический смысл, — могут служить некоторые мелкие по виду, но очень важные по сущности черточки конца съезда, того конца, который имел место после выборов. Тов. Мартов носится теперь с этим трагикомическим «осадным положением», всерьез уверяя и себя и читателей, что это выдуманное им пугало означало какое-то ненормальное преследование, затравливание, заезжа-
__________
* Стр. 342. Речь идет о выборе пятого члена в Совет. Подано 24 записки (всего 44 голоса), из них две пустых.
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 315
ние «меньшинства» «большинством». Мы покажем сейчас, как было дело после съезда. Но возьмите даже конец съезда, и вы увидите, что после выборов «компактное большинство» не только не преследует несчастненьких, заезжаемых, обижаемых и ведомых на казнь мартовцев, а напротив само предлагает им (устами Лядова) два места из трех в протокольной комиссии (стр. 354). Возьмите резолюции по тактическим и другим вопросам (стр. 355 и след.) и вы увидите чисто деловое обсуждение по существу, когда подписи товарищей, вносивших резолюции, зачастую показывают вперемежку и представителей чудовищного компактного «большинства», и сторонников «униженного и оскорбленного» «меньшинства» (стр. 355, 357, 363, 365, 367 прот.). Не правда ли, как это похоже на «отстранение от работы» и иное всякое «заезжание»?
Единственный интересный, но, к сожалению, слишком краткий спор по существу возник по поводу староверовской резолюции о либералах. Она была принята съездом, как можно судить по подписям под ней (стр. 357 и 358), потому, что трое сторонников «большинства» (Браун, Орлов, Осипов) вотировали и за нее и за плехановскую резолюцию, не усматривая непримиримого противоречия между обеими. Непримиримого противоречия, на первый взгляд, между ними нет, ибо плехановская устанавливает общий принцип, выражает определенное принципиальное и тактическое отношение к буржуазному либерализму в России, а староверовская пытается определить конкретные условия допустимости переменных соглашений» с «либеральными или либерально-демократическими течениями». Темы обеих резолюций разные. Но староверовская страдает именно политической расплывчатостью, будучи в силу этого мелкой и мелочной. Она не определяет классового содержания русского либерализма, она не указывает определенных политических течений, выражающих его, она не разъясняет пролетариату его основных задач пропаганды и агитации в отношении к этим определенным течениям, она смешивает (в силу своей расплывчатости) такие различные
316 В. И. ЛЕНИН
вещи, как студенческое движение и «Освобождение», она слишком мелочно, казуистически предписывает три конкретных условия, при которых допустимы «временные соглашения». Политическая расплывчатость и в этом случае, как и во многих других, ведет к казуистичности. Отсутствие общего принципа и попытка перечислить «условия» ведет к мелочному и, строго говоря, неправильному указанию этих условий. В самом деле, посмотрите на эти три староверовских условия: 1) «либеральные или либерально-демократические течения» должны «ясно и недвусмысленно заявить, что в своей борьбе с самодержавным правительством они становятся решительно на сторону российской социал-демократии». В чем состоит отличие либеральных и либерально-демократических течений? Резолюция не дает никакого материала для ответа на этот вопрос. Не в том ли, что либеральные течения выражают позицию наименее прогрессивных политически слоев буржуазии, а либерально-демократические — позицию наиболее прогрессивных слоев буржуазии и мелкой буржуазии? Если да, то неужели т. Старовер считает возможным, что наименее прогрессивные (но все же прогрессивные, ибо иначе нельзя было бы говорить о либерализме) слои буржуазии «встанут решительно на сторону социал-демократии»?? Это абсурд, и если представители такого течения даже и «заявили бы это ясно и недвусмысленно» (предположение совершенно невозможное), то мы, партия пролетариата, обязаны были бы не верить их заявлениям. Быть либералом и становиться решительно на сторону социал-демократии, — одно исключает другое.
Далее. Допустим такой случай, что «либеральные или либерально-демократические течения» ясно и недвусмысленно заявят, что в своей борьбе с самодержавием они становятся решительно на сторону социалистов-революционеров. Предположение это гораздо менее невероятно (в силу буржуазно-демократической сущности направления социалистов-революционеров), чем предположение тов. Старовера. По смыслу его резолюции, в силу ее расплывчатости и казуистичности, выходит,
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 317
что в таком случае временные соглашения с подобными либералами недопустимы. Между тем, этот неизбежный вывод из резолюции т. Старовера приводит к положению прямо неверному. Временные соглашения допустимы и с социалистами-революционерами (см. резолюцию съезда о них), а следовательно, и с либералами, которые встали бы на сторону социалистов-революционеров.
Второе условие: если эти течения «не выставят в своих программах требований, идущих вразрез с интересами рабочего класса и демократии вообще или затемняющих их сознание». И тут та же ошибка: не бывало и быть не может таких либерально-демократических течений, которые бы не выставляли в своих программах требований, идущих вразрез с интересами рабочего класса и не затемняли его (пролетариата) сознание. Даже одна из самых демократических фракций нашего либерально-демократического течения, фракция социалистов-революционеров, выставляет в своей программе, запутанной, как и все либеральные программы, требования, идущие вразрез с интересами рабочего класса и затемняющие его сознание. Из этого факта следует выводить необходимость «разоблачать ограниченность и недостаточность освободительного движения буржуазии», но отнюдь не недопустимость временных соглашений.
Наконец, и третье «условие» тов. Старовера (чтобы лозунгом своей борьбы либералы-демократы сделали всеобщее, равное, тайное и прямое избирательное право) неправильно в той общей постановке, которая ему придана: временные и частные соглашения неразумно было бы объявлять ни в каком случае недопустимыми с такими либерально-демократическими течениями, которые выставляли бы лозунг цензовой конституции, «куцой» конституции вообще. В сущности, именно сюда подошло бы «течение» гг. «освобожденцев», но связывать себе руки, запрещая наперед «временные соглашения», хотя бы и с самыми робкими либералами, было бы политической близорукостью, несовместимой с принципами марксизма.
318 В. И. ЛЕНИН
Итог: резолюция тов. Старовера, подписанная также тт. Мартовым и Аксельродом, ошибочна, и третий съезд поступит разумно, если отменит ее. Она страдает политической расплывчатостью теоретической и тактической позиции, казуистичностью — практических «условий», требуемых ею. Она смешивает два вопроса: 1) разоблачение «антиреволюционных и противопролетарских» черт всякого либерально-демократического течения и обязательность борьбы с этими чертами и 2) условие временных и частных соглашений с любым из таких течений. Она не дает того, что надо (анализа классового содержания либерализма), и дает то, чего не надо (предписание «условий»). На партийном съезде вообще нелепо вырабатывать конкретные «условия» временных соглашений, когда нет налицо даже определенного контрагента, — субъекта таких возможных соглашений; да если бы и был таковой «субъект» налицо, то во сто раз рациональнее было бы предоставить определение «условий» временного соглашения центральным учреждениям партии, как это и сделано съездом по отношению к «течению» гг. социалистов-революционеров (см. плехановское видоизменение конца резолюции тов. Аксельрода, стр. 362 и 15 протоколов).
Что касается до возражений «меньшинства» против резолюции Плеханова, то единственный довод т. Мартова гласил: резолюция Плеханова «кончает мизерным выводом: надо разоблачать одного литератора. Не будет ли это — идти «на муху с обухом»?» (стр. 358). Довод этот, в котором отсутствие мысли прикрывается хлестким словечком — «мизерный вывод», — дает нам новый образчик претенциозной фразы. Во-первых, резолюция Плеханова говорит о «разоблачении перед пролетариатом ограниченности и недостаточности освободительного движения буржуазии всюду, где бы ни проявилась эта ограниченность и недостаточность». Поэтому чистейшими пустяками является утверждение тов. Мартова (на съезде Лиги, стр. 88 протоколов), что «все внимание должно быть обращено на одного Струве, одного либерала». Во-вторых, сравнивать господина Струве с «мухой», когда речь идет о возмож-
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 319
ности временных соглашений с русскими либералами, значит приносить в жертву хлесткости элементарную политическую очевидность. Нет, г. Струве не муха, а политическая величина, и он является таковой не потому, чтобы он лично был очень крупной фигурой. Значение политической величины дает ему его позиция, позиция единственного представителя русского либерализма, хоть сколько-нибудь дееспособного и организованного либерализма, в нелегальном мире. Поэтому говорить о русских либералах и об отношении к ним нашей партии и не иметь в виду именно г. Струве, именно «Освобождения» — значит говорить, чтобы ничего не сказать. Или, может быть, тов. Мартов попробует указать нам хоть одно единственное «либеральное или либерально-демократическое течение» в России, которое хоть отдаленно могло бы сравниться в настоящее время с «освобожденским» течением? Интересно было бы посмотреть на такую попытку!*
«Имя Струве ничего не говорит рабочим», — поддерживал т. Костров тов. Мартова. Это уже довод, не во гнев будь сказано т. Кострову и т. Мартову, — акимовский. Это уже вроде пролетариата в родительном падеже112.
Каким рабочим «ничего не говорит имя Струве» (и имя «Освобождения», названного в резолюции т. Плеханова рядом с именем г. Струве)? Таким, которые
__________
* На съезде Лиги тов. Мартов привел еще такой довод против резолюции тов. Плеханова: «Главное соображение против нее, главный недостаток этой резолюции заключается в том, что она совершенно игнорирует то, что наша обязанность — не уклоняться в борьбе с самодержавием от союза с либерально-демократическими элементами. Тов. Ленин назвал бы подобную тенденцию мартыновской. В новой «Искре» тенденция эта уже проявляется» (стр. 88).
Этот пассус — редкое, по своему богатству, собрание «перлов». 1) Сугубой путаницей являются слова о союзе с либералами. Никто и не говорил о союзе, тов. Мартов, а лишь о временных или частных соглашениях. Это большая разница. 2) Если Плеханов в резолюции игнорирует невероятный «союз» и говорит лишь вообще о «поддержке», то это не недостаток, а достоинство его резолюции. 3) Не потрудится ли тов. Мартов объяснить нам, чем характеризуются вообще «мартыновские тенденции»? Не расскажет ли он нам об отношении этих тенденций к оппортунизму? Не проследит ли он отношение этих тенденций к параграфу первому устава? 4) Я положительно сгораю от нетерпения услышать от тов. Мартова, в чем проявились «мартыновские тенденции» в «новой» «Искре»? Пожалуйста, избавьте меня скорее от муки ожидания, тов. Мартов!
320 В. И. ЛЕНИН
до последней степени мало знакомы или вовсе незнакомы с «либеральными и либерально-демократическими течениями» в России. Спрашивается, в чем должно состоять отношение нашего партийного съезда к таким рабочим: в том ли, чтобы поручить членам партии знакомить этих рабочих с единственным определенным либеральным течением в России? или в том, чтобы умалчивать об мало знакомом для рабочих имени по случаю собственно их малого знакомства с политикой? Если т. Костров, сделав первый шаг за т. Акимовым, не захочет сделать и второго шага за ним, то он наверное решит этот вопрос в первом смысле. А решив его в первом смысле, он увидит, как несостоятелен был его довод. Во всяком случае слова: «Струве» и «Освобождение» в плехановской резолюции во много раз больше могут дать рабочим, чем слова: «либеральное и либерально-демократическое течение» в резолюции Старовера.
Русский рабочий не может в настоящее время ознакомиться на практике с сколько-нибудь откровенными политическими тенденциями нашего либерализма иначе, как по «Освобождению». Легальная либеральная литература негодна тут именно в силу ее туманности. И мы должны как можно усерднее (и перед возможно более широкими массами рабочих) направлять оружие своей критики против освобожденцев, чтобы в момент грядущей революции русский пролетариат мог настоящей критикой оружия парализовать неизбежные попытки гг. освобожденцев урезать демократический характер переворота.
________
Кроме отмеченного мною выше «недоумения» тов. Егорова по вопросу о «поддержке» нами оппозиционного и революционного движения, прения о резолюциях не дали интересного материала, да и прений почти не было.
____________
Съезд закончился кратким напоминанием председателя об обязательности постановлений съезда для всех членов партии.
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 321
н) ОБЩАЯ КАРТИНА БОРЬБЫ НА СЪЕЗДЕ. РЕВОЛЮЦИОННОЕ И ОППОРТУНИСТИЧЕСКОЕ КРЫЛО ПАРТИИ
Закончив анализ прений и голосований на съезде, мы должны теперь подвести итоги, чтобы на основании всего съездовского материала ответить на вопрос: из каких элементов, групп и оттенков сложилось то окончательное большинство и меньшинство, которое мы видели на выборах и которому суждено было на некоторое время стать основным нашим партийным делением? Необходимо подвести итоги всему тому материалу относительно принципиальных, теоретических и тактических, оттенков, который в таком богатстве представлен протоколами съезда. Без общей «сводки», без общей картины всего съезда и всех главнейших группировок при голосованиях, этот материал остается слишком дробным, разбросанным, так что на первый взгляд те или иные отдельные группировки кажутся случайными, особенно тому, кто не дает себе труда самостоятельного и всестороннего изучения протоколов съезда (а много ли таких читателей, которые дали себе этот труд?).
В английских парламентских отчетах часто встречается характерное слово division — разделение. Палата «разделилась» на такое-то большинство и меньшинство, — говорят про голосование известного вопроса. «Разделение» нашей социал-демократической палаты по различным, обсуждавшимся на съезде, вопросам дает единственную в своем роде, незаменимую по полноте и точности картину внутренней борьбы в партии, картину ее оттенков и групп. Чтобы сделать эту картину наглядной, чтобы получить настоящую картину, а не груду бессвязных, дробных, изолированных фактов и фактиков, чтобы положить конец бесконечным и бестолковым спорам об отдельных голосованиях (кто за кого голосовал и кто кого поддерживал?), я решил попытаться изобразить все основные типы «разделений» нашего съезда в виде диаграммы. Такой прием покажется, наверное, странным очень
322 В. И. ЛЕНИН
и очень многим, но я сомневаюсь, можно ли найти другой способ изложения, действительно обобщающего и подводящего итоги, возможно более полного и наиболее точного. Вотировал ли за или против известного предложения тот или иной делегат, — это можно установить при именных голосованиях с безусловной точностью, а по некоторым важным неименным голосованиям это можно определить, на основании протоколов, с громадной степенью вероятности, с достаточной степенью приближения к истине. Если принять при этом во внимание все именные голосования и все те не именные, в которых затрагивались сколько-нибудь важные (судя, например, по обстоятельности и страстности прений) вопросы, то получится изображение нашей внутрипартийной борьбы, отличающееся наиболее достижимой, при наличном материале, объективностью. При этом вместо фотографического изображения, т. е. изображения каждого голосования в отдельности, мы постараемся дать картину, т. е. привести все главные типы голосований, игнорируя неважные сравнительно отступления и разновидности, которые могли бы только запутать дело. Во всяком случае на основании протоколов всякий в состоянии будет проверить каждый штрих в нашей картине, дополнить ее каким угодно отдельным голосованием, одним словом, критиковать ее не только путем соображений, сомнений и указаний на единичные казусы, а путем составления иной картины на основании того же материала. Нанося на диаграмму каждого принимавшего участие в голосовании делегата, мы будем отмечать особой штриховкой те четыре основные группы, которые мы подробно прослеживали в течение всего хода дебатов на съезде, именно: 1) искровцев большинства; 2) искровцев меньшинства; 3) «центр» и 4) антиискровцев. Различие принципиальных оттенков между этими группами мы видели на массе примеров, и если кому-либо не нравятся названия групп, слишком напоминающие любителям зигзагов об организации «Искры» и о направлении «Искры», то мы заметим им, что дело не в названии. Теперь, когда оттенки прослежены нами на всех
323
ОБЩАЯ КАРТИНА БОРЬБЫ НА СЪЕЗДЕ
Цифры с + и с — означают общее число голосов, поданных по известным вопросам за или против. Цифры внизу полосок означают число голосов каждой из четырех групп. Какого рода голосования объемлются типами А — Д, изложено в тексте.
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 325
дебатах съезда, легко можно заменить установившиеся уже и привычные партийные клички (режущие кое-кому ухо) характеристикой существа оттенков между группами. При такой замене мы получили бы для тех же четырех групп следующие названия: 1) последовательные революционные социал-демократы; 2) оппортунисты маленькие; 3) оппортунисты средние и 4) оппортунисты большие (на наш русский масштаб большие). Будем надеяться, что эти названия меньше станут шокировать тех, кто с некоторого времени стал уверять себя и других, будто «искровец» — есть название, объемлющее лишь «кружок», а не направление.
Перейдем к подробному изложению того, какие типы голосований «сняты» на прилагаемой диаграмме (см. диаграмму: «Общая картина борьбы на съезде»).
Первый тип голосований (А) охватывает те случаи, когда вместе с искровцами шел «центр» против антиискровцев или против части их. Сюда относятся голосование программы в целом (один только т. Акимов воздержался, остальные за), голосование принципиальной резолюции против федерации (все за, кроме пяти бундовцев), голосование § 2 устава Бунда (против нас пять бундовцев, воздержались пятеро: Мартынов, Акимов, Брукэр и Махов с двумя голосами, остальные с нами); это голосование и представлено на диаграмме А. Далее, того же типа были три голосования по вопросу об утверждении Центральным Органом партии «Искры»; редакция (пять голосов) воздерживалась, против были во всех трех голосованиях двое (Акимов и Брукэр) и, кроме того, при голосовании мотивов утверждения «Искры» воздержались пять бундовцев и тов. Мартынов*.
Рассматриваемый тип голосований дает ответ на чрезвычайно интересный и важный вопрос: когда
________
* Почему для изображения на диаграмме взято именно голосование о § 2 устава Бунда? Потому что голосования о признании «Искры» менее полны, а голосования о программе и о федерации касаются менее определенных конкретно политических решений. Вообще выбор того или другого из ряда однородных голосований нисколько не изменит основных черт картины, как в этом легко убедится каждый, сделав соответствующие изменения.
326 В. И. ЛЕНИН
«центр» съезда шел вместе с искровцами? Либо тогда, когда и антиискровцы были с нами, за малыми исключениями (принятие программы, утверждение «Искры» независимо от мотивов), либо тогда, когда дело шло о таких заявлениях, которые еще непосредственно к определенной политической позиции не обязывают (признание организационной работы «Искры» не обязывает еще проводить на деле ее организационную политику в отношении частных групп; отвержение федерации не мешает еще воздерживаться по вопросу о конкретном проекте федерации, как мы видели на примере т. Махова). Мы видели уже выше, говоря о значении группировок на съезде вообще, до какой степени неверно представляется этот вопрос в официальном изложении официальной «Искры», которая (устами т. Мартова) затирает и затушевывает разницу между искровцами и «центром», между последовательными революционными социал-демократами и оппортунистами, посредством ссылки на такие случаи, когда и антиискровцы шли с нами! Даже наиболее «правые» из немецких и французских оппортунистов в социал-демократических партиях не вотируют против по таким пунктам, как признание программы в целом.
Второй тип голосований (Б) обнимает те случаи, когда искровцы последовательные и непоследовательные шли вместе против всех антиискровцев и всего «центра». Эти случаи относятся, главным образом, к тем вопросам, когда дело шло о проведении в жизнь конкретно-определенных планов искровской политики, когда речь шла о признании «Искры» на деле, а не на словах только. Сюда относятся инцидент с OK*, постановка вопроса
_____
* Именно это голосование изображено на диаграмме Б: у искровцев было 32 голоса, за резолюцию бундовца 16. Заметим, что из голосований этого типа нет ни одного именного голосования. На распределение делегатов указывают лишь с громадной степенью вероятности двоякого рода данные: 1) в прениях ораторы обеих групп искровцев высказываются за, ораторы антиискровцев и центра — против; 2) числа голосов «за» всегда очень близко подходят к цифре 33. Не надо забывать также, что, анализируя прения на съезде, мы отмечали, и помимо голосований, целый ряд случаев, когда «центр» шел с антиискровцами (с оппортунистами) против нас. Сюда относятся вопросы об абсолютной ценности демократических требований, о поддержке оппозиционных элементов, об ограничении централизма и т. д.
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 327
о положении Бунда в партии на первое место, распущение группы «Южный рабочий», два голосования об аграрной программе и, наконец, в-шестых, голосование против заграничного Союза русских социал-демократов («Рабочего Дела»), т. е. признание Лиги единственной организацией партии за границей. Старая, допартийная кружковщина, интересы оппортунистических организаций или группок, узкое понимание марксизма боролись здесь с принципиально выдержанной и последовательной политикой революционной социал-демократии; искровцы меньшинства шли еще с нами в целом ряде случаев, в целом ряде крайне важных (с точки зрения OK, «Южного рабочего», «Рабочего Дела») голосований.., пока дело не коснулось их собственной кружковщины, их собственной непоследовательности. «Разделения» рассматриваемого типа наглядно показывают, что в ряде вопросов о проведении в жизнь наших принципов центр шел с антиискровцами, оказывался гораздо ближе к ним, чем к нам, гораздо более склонным на деле к оппортунистическому, чем к революционному крылу социал-демократии. «Искровцы» по названию, стыдившиеся быть искровцами, обнаруживали свою природу, и неизбежная борьба вносила немало раздражения, которое заслоняло от наименее вдумчивых и наиболее впечатлительных лиц значение вскрывающихся в этой борьбе принципиальных оттенков. Но теперь, когда улегся несколько пыл борьбы и протоколы остались объективным экстрактом ряда горячих сражений, теперь только люди, закрывающие глаза, могут не видеть, что соединение Маховых и Егоровых с Акимовыми и Либерами не было случайностью и не могло быть случайностью. Мартову и Аксельроду только и остается сторониться от всестороннего и точного анализа протоколов или пытаться задним числом переделать свое поведение на съезде, посредством всяческих выражений сожаления. Точно сожалением можно устранить различие взглядов и различие политики! точно теперешний союз Мартова и Аксельрода с Акимовым, Брукэром и Мартыновым может заставить нашу партию, восстановленную на втором
328 В. И. ЛЕНИН
съезде, забыть о борьбе, которую вели искровцы с антиискровцами в течение почти всего съезда!
Третий тип голосований на съезде, охватывающий три последние части диаграммы из пяти (именно В, Г и Д), характеризуется тем, что небольшая часть искровцев отделяется и переходит на сторону антиискровцев, которые поэтому и побеждают (пока остаются на съезде). Чтобы проследить с полной точностью развитие этой знаменитой коалиции искровского меньшинства с антиискровцами, одно упоминание о которой доводило Мартова до истерических посланий на съезде, приводятся все три основных типа именных голосований этого рода. В — это голосование по вопросу о равноправии языков (взято последнее из трех именных голосований по этому пункту, как самое полное). Все антиискровцы и весь центр стеной стоят против нас, из искровцев же отделилась часть большинства и часть меньшинства. Еще не видно, какие искровцы способны к окончательной и прочной коалиции с оппортунистической «правой» съезда. Далее, голосование типа Г — о первом параграфе устава (из двух голосований взято более определенное, т. е. когда никто не воздерживался). Коалиция обрисовывается рельефнее и складывается прочнее*: искровцы меньшинства все уже стоят на стороне Акимова и Либера, из искровцев большинства — очень небольшое число, возмещающее перешедших на нашу сторону трех из «центра» и одного из антиискровцев. Достаточно простого взгляда на диаграмму, чтобы убедиться в том, какие элементы случайно и временно переходили то на одну, то на другую сторону и какие шли с неудержимой силой к прочной коалиции с Акимовыми. На последнем голосовании (Д — выборы в ЦО, в ЦК и в Совет партии),
_______________
* Судя по всему, того же типа было еще четыре голосования по уставу, стр. 278—27 за Фомина против 21 наших; стр. 279—26 за Мартова против 24 за нас; стр. 280—27 против меня, 22 за; и там же — за Мартова 24 против 23 за нас. Это — затронутые уже мной раньше голосования по вопросам о кооптации в центры. Именных голосований нет (одно было, но затеряно). Бундовцы (все или часть), видимо, спасают Мартова. Ошибочные утверждения Мартова (в Лиге) относительно голосований этого типа исправлены выше.
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 329
которое представляет именно окончательное деление на большинство и меньшинство, ясно видно полное слияние искровского меньшинства со всем «центром» и с остатками антиискровцев. Из восьми антиискровцев к этому времени остался на съезде один тов. Брукэр (которому тов. Акимов разъяснил уже его ошибку и который занял принадлежащее ему по праву место в рядах мартовцев). Уход семерки наиболее «правых» оппортунистов решил судьбу выборов против Мартова*.
И вот теперь подведем итоги съезду, опираясь на объективные данные о голосованиях всякого типа.
Много толковали о «случайном» характере большинства на нашем съезде. Тов. Мартов только этим доводом и утешал себя в своем «Еще раз в меньшинстве». Из диаграммы ясно видно, что в одном смысле, но только в одном, можно назвать большинство случайным, именно в том смысле, что-де семерка наиболее оппортунистических элементов «правой» ушла случайно. Поскольку случаен этот уход, постольку (не более) случайно и наше большинство. Простой взгляд на диаграмму лучше длинных рассуждений показывает, на чьей стороне была бы, должна бы была быть эта семерка**. Но, спрашивается, поскольку действительно можно считать случайным уход этой семерки? Вот вопрос, которого не любят задавать себе люди, охотно говорящие о «случайности» большинства. Неприятный это для них вопрос. Случайно ли то, что ушли наиболее ярые представители правого, а не левого крыла нашей партии? Случайно ли то, что ушли оппортунисты, а не последовательные революционные социал-демократы? Не стоит ли этот «случайный» уход в некоторой
_______
* Семь оппортунистов, ушедших с 2-го съезда, это пять бундовцев (Бунд вышел из партии на втором съезде после отклонения федеративного принципа) и два «рабочедельца», т. Мартынов и т. Акимов. Эти последние ушли со съезда после того, как заграничной организацией партии была признана только искровская Лига, то есть был распушен рабочедельческий заграничный «Союз русских социал-демократов». (Примечание автора к изданию 1907 г. Ред.)
** Мы увидим ниже, что после съезда и т. Акимов и Воронежский комитет, наиболее родственный т. Акимову, прямо и выразили свое сочувствие «меньшинству».
330 В. И. ЛЕНИН
связи с той борьбой против оппортунистического крыла, которая велась в течение всего съезда и которая так наглядно выступает на нашей диаграмме?
Достаточно поставить эти неприятные для меньшинства вопросы, чтобы выяснить себе, какой факт прикрывается толками о случайности большинства. Это — тот несомненный и неоспоримый факт, что меньшинство составили наиболее тяготеющие к оппортунизму члены нашей партии. Меньшинство составили наименее устойчивые теоретически, наименее выдержанные принципиально элементы партии. Меньшинство образовалось именно из правого крыла партии. Разделение на большинство и меньшинство есть прямое и неизбежное продолжение того разделения социал-демократии на революционную и оппортунистическую, на Гору и Жиронду113, которое не вчера только появилось не в одной только русской рабочей партии и которое, наверное, не завтра исчезнет.
Этот факт имеет кардинальное значение в деле выяснения причин и перипетий расхождений. Пытаться обойти этот факт посредством отрицания или затушевывания борьбы на съезде и сказавшихся в ней принципиальных оттенков, — значит выдавать себе полнейшее свидетельство об умственной и политической бедности. А чтобы опровергнуть этот факт, надо, во-первых, показать, что общая картина голосований и «разделений» на нашем партийном съезде была не такая, которая приведена мною; надо, во-вторых, показать, что по существу всех тех вопросов, из-за которых «разделялся» съезд, неправы были те наиболее последовательные революционные социал-демократы, которые связали себя в России с именем искровцев*. Попробуйте-ка показать это, господа!
_________
* Примечание для тов. Мартова. Если тов. Мартов забыл теперь, что искровец означает сторонник направления, а не член кружка, то мы советуем ему прочесть в протоколах съезда разъяснение этого вопроса тов. Троцким тов. Акимову. Искровскими кружками были на съезде (по отношению к партии) три кружка: группа «Освобождение труда», редакция «Искры», организация «Искры». Два кружка из этих трех были так разумны, что сами распустили себя; третий проявил недостаточно партийности, чтобы сделать это, и был распущен съездом. Самый широкий искровский кружок, организация «Искры» (включавшая в себя и редакцию и группу «Освобождение труда»), насчитывал на съезде всего 16 человек, из которых только одиннадцать имели решающий голос. Искровцев же по направлению, не принадлежавших ни к какому искровскому «кружку», было на съезде, по моему счету, 27 с 33 голосами. Значит, из искровцев меньше половины принадлежали к искровским кружкам.
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 331
Факт составления меньшинства из наиболее оппортунистических, наименее устойчивых и наименее выдержанных элементов партии указывает, между прочим, ответ на многие недоумения и возражения, с которыми обращаются к большинству люди, плохо знакомые с делом или плохо продумавшие вопрос. Не мелко ли это, говорят нам, объяснять расхождение маленькой ошибкой тов. Мартова и тов. Аксельрода? Да, господа, ошибка тов. Мартова была невелика (и я еще на съезде, в пылу борьбы, отметил это), но из этой маленькой ошибки могло получиться (и получилось) много вреда в силу того, что тов. Мартова перетянули на свою сторону делегаты, сделавшие целый ряд ошибок, проявившие на целом ряде вопросов тяготение к оппортунизму и принципиальную невыдержанность. Индивидуальным и неважным фактом было проявление неустойчивости со стороны тов. Мартова и тов. Аксельрода, но не индивидуальным, а партийным и не совсем неважным фактом было образование весьма и весьма значительного меньшинства из всех, наименее устойчивых элементов, из всех тех, кто либо вовсе не признавал направления «Искры» и прямо боролся с ним, либо признавал на словах, а на деле сплошь да рядом шел с антиискровцами.
Не смешно ли объяснять расхождение господством заскорузлой кружковщины и революционной обывательщины в маленьком кружке старой редакции «Искры»? Нет, это не смешно, потому что на поддержку этой индивидуальной кружковщины встало все то в нашей партии, что боролось в течение всего съезда за всякую кружковщину, все то, что вообще не могло подняться над революционной обывательщиной, все то, что ссылалось на «исторический» характер обывательского и кружковщинского зла для оправдания и сохранения этого зла. Случайностью можно бы еще,
332 В. И. ЛЕНИН
пожалуй, считать то, что узко-кружковые интересы одержали верх над партийностью в одном маленьком кружке редакции «Искры». Но не случайностью было то, что на поддержку этой кружковщины горой встали тт. Акимовы и Брукэры, которым не менее (если не более) дорога была «историческая преемственность» знаменитого Воронежского комитета и пресловутой петербургской «Рабочей организации»114, встали тт. Егоровы, которые оплакивали «убийство» «Рабочего Дела» так же горько (если не еще более горько), как и «убийство» старой редакции, встали тт. Маховы и пр. и пр. Скажи мне, с кем ты знаком, и я скажу тебе, кто ты такой, — гласит житейская мудрость. Скажи мне, кто твой политический союзник, кто за тебя голосует, — и я тебе скажу, какова твоя политическая физиономия.
Мелкая ошибка тов. Мартова и тов. Аксельрода оставалась и могла остаться мелкой, покуда она не послужила исходным пунктом для прочного союза их со всем оппортунистическим крылом нашей партии, покуда она не повела в силу этого союза к отрыжке оппортунизма, к реваншу всех тех, с кем боролась «Искра» и кто готов был с величайшей радостью сорвать теперь сердце на последовательных сторонниках революционной социал-демократии. Послесъездовские события как раз и привели к тому, что в новой «Искре» мы видим именно отрыжку оппортунизма, реванш Акимовых и Брукэров (см. листок Воронежского комитета*), восторги Мартыновых, которым наконец-то (наконец-то!) позволили в ненавистной «Искре» лягнуть ненавистного «врага» за все и всяческие прошлые обиды. Это особенно наглядно показывает нам, до какой степени необходимо было «восстановление старой редакции «Искры»» (из ультиматума тов. Старовера от 3 ноября 1903 г.) для охранения искровской «преемственности»...
Сам по себе факт разделения съезда (и партии) на левое и правое, революционное и оппортунистическое
______
* См. настоящий том, стр. 396—398. Ред.
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 333
крыло не представлял еще из себя не только ничего страшного и ничего критического, но даже и ровно ничего ненормального. Напротив, все последнее десятилетие в истории русской (и не только русской) социал-демократии неизбежно и неминуемо приводило к такому разделению. Что основанием для разделения был ряд весьма мелких ошибок правого крыла, весьма неважных (сравнительно) разногласий, — это обстоятельство (которое поверхностному наблюдателю и филистерскому уму кажется шокирующим) означало большой шаг вперед всей нашей партии в целом. Раньше мы расходились из-за крупных вопросов, которые могли иногда даже оправдать и раскол, теперь мы сошлись уже на всем крупном и важном, теперь нас разделяют лишь оттенки, из-за которых можно и должно спорить, но нелепо и ребячески было бы расходиться (как и сказал уже совершенно справедливо товарищ Плеханов в интересной статье «Чего не делать», к которой мы еще вернемся). Теперь, когда анархическое поведение меньшинства после съезда почти привело партию к расколу, часто можно встретить мудрецов, которые говорят: да стоило ли вообще бороться на съезде из-за таких мелочей, как инцидент с OK, распущение группы «Южного рабочего», или «Рабочего Дела», § 1, распущение старой редакции и т. п.! Кто рассуждает так*, тот вносит именно кружковую точку зрения в партийные дела: борьба оттенков в партии неизбежна и необходима, покуда борьба не ведет к анархии и к расколу, покуда борьба идет в рамках, одобренных сообща всеми товарищами и членами партии. И наша борьба
______
* Не могу не вспомнить по этому поводу одного разговора моего на съезде с кем-то из делегатов «центра». «Какая тяжелая атмосфера царит у нас на съезде!» — жаловался он мне. — «Эта ожесточенная борьба, эта агитация друг против друга, эта резкая полемика, это нетоварищеское отношение!..» «Какая прекрасная вещь — наш съезд!» — отвечал я ему. — «Открытая, свободная борьба. Мнения высказаны. Оттенки обрисовались. Группы наметились. Руки подняты. Решение принято. Этап пройден. Вперед! — вот это я понимаю. Это — жизнь. Это — не то, что бесконечные, нудные интеллигентские словопрения, которые кончаются не потому, что люди решили вопрос, а просто потому, что устали говорить...»
Товарищ из «центра» смотрел на меня недоумевающими глазами и пожимал плечами. Мы говорили на разных языках.
334 В. И. ЛЕНИН
с правым крылом партии на съезде, с Акимовым и Аксельродом, с Мартыновым и Мартовым, отнюдь не выходила из этих рамок. Достаточно вспомнить два факта, свидетельствующих об этом самым бесспорным образом: 1) когда тт. Мартынов и Акимов уходили со съезда, мы все готовы были всячески отстранить мысль об «оскорблении», мы все принимали (32 голосами) резолюцию тов. Троцкого, приглашающую этих товарищей удовлетвориться разъяснениями и взять назад свое заявление; 2) когда дело дошло до выбора центров, мы давали меньшинству (или оппортунистическому крылу) съезда меньшинство в обоих центрах: Мартову в ЦО, Попову в ЦК. Иначе мы не могли поступить с партийной точки зрения, раз было решено нами еще до съезда выбирать две тройки. Если различие оттенков, обнаружившихся на съезде, было невелико, то невелик, ведь, был и практический вывод, сделанный нами из борьбы этих оттенков: этот вывод исключительно сводился к тому, что две трети в обеих тройках следует предоставить большинству партийного съезда.
Только несогласие меньшинства на партийном съезде быть меньшинством в центрах привело сначала к «дряблому хныканью» потерпевших поражение интеллигентов, а потом к анархической фразе и к анархическим действиям.
В заключение, взглянем еще раз на диаграмму с точки зрения вопроса о составе центров. Совершенно естественно, что, кроме вопроса об оттенках, перед делегатами стоял также при выборах вопрос о пригодности, работоспособности и т. п. того или другого лица. Теперь меньшинство очень охотно прибегает к смешению этих вопросов. А что это вопросы разные, — понятно само собой и видно хотя бы из того простого факта, что выбор первоначальной тройки в ЦО был намечен еще до съезда, когда союза Мартова и Аксельрода с Мартыновым и Акимовым не мог предвидеть ни единый человек. На разные вопросы и ответ должен быть получаем разными способами: на вопрос об оттенках надо искать ответа в протоколах съезда,
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 335
в открытом обсуждении и голосовании всех и всяческих пунктов. Вопрос о пригодности лиц решено было всеми на съезде решать тайными голосованиями. Почему весь съезд единогласно принял такое решение? — это такой азбучный вопрос, на котором странно было бы останавливаться. Но меньшинство стало забывать (после своего поражения на выборах) даже азбуку. Мы слышали потоки горячих, страстных, возбужденных почти до невменяемости речей в защиту старой редакции, но мы не слышали ровно ничего о тех оттенках на съезде, которые связаны были с борьбой за шестерку и за тройку. Мы слышим изо всех углов толки и россказни о недееспособности, непригодности, злонамеренности и пр. лиц, выбранных в ЦК, но мы не слышим ровно ничего о тех оттенках на съезде, которые боролись за преобладание в ЦК. Мне кажется, что вне съезда неприличны и недостойны россказни и толки о качествах и действиях лиц (ибо эти действия составляют, в 99 случаях из 100, организационную тайну, раскрываемую лишь перед высшей инстанцией партии). Вести вне съезда борьбу посредством таких россказней значило бы, по моему убеждению, действовать сплетнически. И единственный ответ, который я мог бы дать публике по поводу этих толков, состоял бы в указании на съездовскую борьбу: вы говорите, что ЦК выбран небольшим большинством. Это верно. Но это небольшое большинство составилось из всех тех, кто самым последовательным образом, не на словах, а на деле, боролся за проведение искровских планов. Моральный авторитет этого большинства должен быть поэтому еще несравненно выше его формального авторитета, — выше для всех, кто ценит преемственность направления «Искры» выше преемственности того или иного кружка «Искры». Кто компетентнее мог бы судить о пригодности тех или иных лиц для проведения политики «Искры»? те ли, кто проводил эту политику на съезде, или те, кто в целом ряде случаев боролся с этой политикой и отстаивал всякую отсталость, всякий хлам, всякую кружковщину?
336 В. И. ЛЕНИН
о) ПОСЛЕ СЪЕЗДА. ДВА ПРИЕМА БОРЬБЫ
Анализ прений и голосований на съезде, с которым мы покончили, объясняет собственно in nuce (в зародыше) все, что было после съезда, и мы можем быть краткими, отмечая дальнейшие этапы нашего партийного кризиса.
Отказ Мартова и Попова от выборов внес сразу атмосферу дрязги в партийную борьбу партийных оттенков. Тов. Глебов, считая невероятным, что невыбранные редакторы серьезно решили повернуть к Акимову и Мартынову, и объясняя дело прежде всего раздражением, предложил мне и Плеханову на другой же день после съезда покончить миром, «кооптировать» всех четырех под условием обеспечения представительства в Совете от редакции (т. е. чтобы из двух представителей один обязательно принадлежал к партийному большинству). Условие это показалось Плеханову и мне рациональным, ибо согласие на него означало молчаливое признание ошибки на съезде, желание мира, а не войны, желание быть ближе к нам с Плехановым, чем к Акимову с Мартыновым, к Егорову с Маховым. Уступка по части «кооптации» принимала, таким образом, личный характер, а отказываться от личной уступки, которая должна устранить раздражение и восстановить мир, не стоило. Поэтому мы дали с Плехановым свое согласие. Редакционное большинство отвергло условие. Глебов уехал. Мы стали выжидать последствий: удержится ли Мартов на лояльной почве, на которую он встал (против представителя центра, тов. Попова) на съезде, или неустойчивые и склонные к расколу элементы, за которыми он пошел, возьмут верх.
Мы стояли перед дилеммой: пожелает ли тов. Мартов считать свою съездовскую «коалицию» единичным политическим фактом (вроде того, как была единичным случаем коалиция Бебеля с Фольмаром в 1895 г., — si licetparva componere magnis*), или он пожелает закрепить эту коалицию, направит все усилия, чтобы
______
* — если позволительно сравнивать малое с большим. Ред.
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 337
доказать нашу с Плехановым ошибку на съезде, станет настоящим вожаком оппортунистического крыла нашей партии. Иными словами эта дилемма формулировалась так: дрязга или политическая партийная борьба? Из нас троих, которые были на другой день после съезда единственными наличными членами центральных учреждений, Глебов наиболее склонялся к первому решению дилеммы и наиболее старался помирить поссорившихся детей. Ко второму решению наиболее склонялся тов. Плеханов, к которому, что называется, приступу не было. Я изображал из себя на этот раз «центр» или «болото» и попробовал обратиться с убеждениями. В настоящее время пытаться восстанавливать словесные убеждения было бы предприятием безнадежно-путаным, и я не последую дурному примеру тов. Мартова и тов. Плеханова. Но некоторые места из одного письменного убеждения, адресованного мною к одному из искряков «меньшинства», считаю необходимым воспроизвести:
... «Отказ от редакции Мартова, отказ от сотрудничества его и др. литераторов партии, отказ работать на ЦК целого ряда лиц, пропаганда идеи бойкота или пассивного сопротивления, — все это неминуемо приведет, даже против воли Мартова и его друзей, приведет к расколу партии. Если даже Мартов будет удерживаться на лояльной почве (на которую он так решительно встал на съезде), то другие не удержатся, — и указанный мною исход будет неизбежен...
И вот я спрашиваю себя: из-за чего же, в самом деле, мы разойдемся?.. Я перебираю все события и впечатления съезда, я сознаю, что часто поступал и действовал в страшном раздражении, «бешено», я охотно готов признать пред кем угодно эту свою вину, если следует назвать виной то, что естественно вызвано было атмосферой, реакцией, репликой, борьбой etc. Но, смотря без всякого бешенства теперь на достигнутые результаты, на осуществленное посредством бешеной борьбы, я решительно не могу видеть в результатах ничего, ровно ничего вредного для партии и абсолютно ничего обидного или оскорбительного для меньшинства.
338 В. И. ЛЕНИН
Конечно, обидным не могло не быть уже то, что пришлось остаться в меньшинстве, но я категорически протестую против мысли о том, чтобы мы «пятнали» кого-либо, чтобы мы хотели оскорбить или унизить кого-либо. Ничего подобного. И не след допускать, чтобы политическое расхождение вело к истолкованию событий посредством обвинения другой стороны в недобросовестности, прохвостничестве, интриганстве и прочих милых вещах, о которых все чаще и чаще слышишь в атмосфере надвигающегося раскола. Не след допускать этого, ибо это, по меньшей мере, до nес plus ultra* неразумно.
Мы политически (и организационно) разошлись с Мартовым, как расходились с ним десятки раз. Будучи побежден на вопросе о § 1 устава, я не мог не стремиться со всей энергией к реваншу на том, что у меня (и у съезда) оставалось. Я не мог не стремиться, с одной стороны, к строго искровскому ЦК, — с другой, к редакционной тройке... Я считаю эту тройку единственно способной быть должностным учреждением, а не коллегией, основанной на семейственности и халатности, единственным настоящим центром, в котором каждый и всегда вносил бы и отстаивал свою партийную точку зрения, ни на волос больше и irrespective** от всего личного, от всяких соображений об обиде, об уходе и пр.
Эта тройка, после событий на съезде, несомненно узаконяла политическую и организационную линию, в одном отношении направленную против Мартова. Несомненно. Из-за этого рвать? Из-за этого ломать партию?? А разве по вопросу о демонстрациях не были Мартов и Плеханов против меня? А разве по вопросу о программе не был я и Мартов против Плеханова? Разве всякая тройка не обращается всегда одной своей стороной против каждого участника? Если большинство искровцев и в организации «Искры», и на съезде нашло ошибочным вот этот специальный оттенок мартовской линии в организационном и политическом отношении, неужели не безумны, в самом деле, попытки
_______
* — до последней степени. Ред.
** — независимо. Ред.
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 339
объяснять это каким-то «подстраиваньем», да «натравливаньем» и т. п.? Неужели не безумно было бы отговариваться от этого факта, обругавши это большинство «шпаной»?
Повторяю: я, как и большинство искровцев съезда, глубоко убежден, что Мартов взял неверную линию и что его надо было поправить. Строить обиду из-за этой поправки, выводить отсюда оскорбление etc. — неразумно. Никого и ни в чем мы не «пятнали», не «пятнаем» и не устраняем от работы. А из-за устранения от центра поднимать раскол было бы непостижимым для меня безумием»*.
Эти письменные мои заявления я считал необходимым восстановить теперь, ибо они точно показывают стремление большинства сразу провести определенную грань между возможными (и неизбежными при горячей борьбе) личными обидами и личным раздражением в силу резкости и «бешенства» нападок и т. п., с одной стороны, — и известной политической ошибкой, политической линией (коалиция с правым крылом), с другой стороны.
Эти заявления доказывают, что пассивное сопротивление меньшинства началось сейчас же после съезда и сразу вызвало с нашей стороны предостережение, что это есть шаг к расколу партии; — что это прямо противоречит лояльным заявлениям на съезде; — что это будет расколом исключительно из-за отстранения от центральных учреждений (сиречь из-за невыбора), ибо от работы никого из членов партии никто никогда не думал отстранять; — что политическое расхождение между нами (неизбежное, поскольку не выяснен и не решен еще вопрос, Мартов или мы ошиблись в своей линии на съезде) начинает все более извращаться в дрязгу с руготней, заподозриваниями и пр. и пр.
__________
* Это письмо писано еще в сентябре (н. ст.). (См. Сочинения, 4 изд., том 34, стр. 137—139. Ред.) Опущено из него то, что мне кажется не относящимся к делу. Если адресат письма считает именно опущенное важным, то ему легко будет пополнить пробел. Кстати. Пользуюсь этим случаем, чтобы раз навсегда предоставить всем моим оппонентам публикацию всех моих частных писем, буде они считают это полезным для дела.
340 В. И. ЛЕНИН
Предостережения не помогли. Поведение меньшинства показывало, что наименее устойчивые и наименее ценящие партию элементы среди него берут верх. Это заставило нас с Плехановым взять назад свое согласие на предложение Глебова: в самом деле, если меньшинство делами своими доказывало политическую неустойчивость свою не только в области принципов, но и в области элементарной партийной лояльности, то какое значение могли иметь слова о пресловутой «преемственности»? Никто не осмеивал так остроумно, как Плеханов, всей нелепости требования «кооптировать» в партийную редакцию большинство таких людей, которые прямо заявляют о своих новых и растущих несогласиях! Да где же это видано на свете, чтобы до выяснения в печати, перед партией, новых разногласий партийное большинство в центральных учреждениях само превращало себя в меньшинство? Пусть сначала изложены будут разногласия, пусть партия обсудит их глубину и значение, пусть партия сама исправит свою ошибку, сделанную ею на втором съезде, если доказана будет та или иная ошибка! Одно уже выставление подобного требования во имя неведомых еще разногласий показывало полную неустойчивость требующих, полное подавление политических расхождений дрязгой, полное неуважение и ко всей партии и к своим собственным убеждениям. Не бывало еще на свете и не будет никогда таких принципиально убежденных людей, которые бы отказывались убеждать раньше, чем они получат (приватным образом) большинство в том учреждении, которое они собираются переубедить.
Наконец, 4 октября тов. Плеханов объявляет, что сделает последнюю попытку покончить с этой нелепостью. Собирается собрание всех шести членов старой редакции в присутствии нового члена ЦК*. Битых три часа доказывает т. Плеханов неразумность требования «кооптировать» четырех из «меньшинства» на двух из
______
* Этот член ЦК115, кроме того, специально устраивал ряд частных и коллективных бесед с меньшинством, опровергая нелепые россказни и взывая к партийному долгу.
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 341
«большинства». Он предлагает кооптировать двоих, чтобы, с одной стороны, устранить всякие опасения, что мы хотим кого-то «заезжать», задавить, осадить, казнить и похоронить, а с другой стороны, чтобы охранять права и позицию партийного «большинства». Кооптация двух тоже отвергается.
6-го октября мы пишем с Плехановым официальное письмо всем старым редакторам «Искры» и сотруднику, тов. Троцкому, следующего содержания:
«Уважаемые товарищи! Редакция ЦО считает долгом официально выразить свое сожаление по поводу Вашего отстранения от участия в «Искре» и «Заре». Несмотря на многократные приглашения сотрудничать, которые мы делали и тотчас после второго съезда партии и повторяли неоднократно после того, мы не получили от Вас ни одного литературного произведения. Редакция ЦО заявляет, что она считает Ваше отстранение от сотрудничества ничем с ее стороны не вызванным. Какое-либо личное раздражение не должно, конечно, служить препятствием к работе в Центральном Органе партии. Если же Ваше отстранение вызвано тем или иным расхождением во взглядах между Вами и нами, то мы считали бы чрезвычайно полезным в интересах партии обстоятельное изложение таких разногласий. Более того. Мы считали бы чрезвычайно желательным, чтобы характер и глубина этих разногласий были как можно скорее выяснены перед всей партией на страницах редактируемых нами изданий»*.
Как видит читатель, нам все еще оставалось совершенно неясным, преобладает ли личное раздражение в действиях «меньшинства» или желание дать органу (и партии) новый курс, какой именно, в чем именно. Я думаю, что и сейчас, если посадить 70 толковников за работу выяснения этого вопроса на основании какой угодно литературы и каких угодно свидетельских
______
* В письме к тов. Мартову было добавлено еще одно место с вопросом об одной брошюре и следующая фраза: «Наконец, в интересах дела мы еще раз ставим Вам на вид, что мы и в настоящее время готовы кооптировать Вас в члены редакции ЦО для того, чтобы дать Вам полную возможность официально заявлять и отстаивать все свои взгляды в высшем партийном учреждении». (См. Сочинения, 4 изд., том 34, стр. 146. Ред.)
342 В. И. ЛЕНИН
показаний, то и они никогда бы не разобрались в этой путанице. Дрязгу вряд ли когда можно распутать: ее надо либо разрубить, либо отстраниться от нее*.
На письмо от 6 октября Аксельрод, Засулич, Старовер, Троцкий и Кольцов ответили нам парой строк о том, что нижеподписавшиеся никакого участия в «Искре» со времени ее перехода в руки новой редакции не принимают. Тов. Мартов был более разговорчив и почтил нас таким ответом:
«В редакцию ЦО РСДРП. Уважаемые товарищи! В ответ на Ваше письмо от 6 октября я заявляю следующее: Я считаю все наши объяснения по вопросу о совместной работе в одном органе законченными после совещания, имевшего место в присутствии члена ЦК 4 октября, на котором Вы отказались ответить на вопрос о причинах, побудивших Вас взять назад предложение, сделанное нам о вступлении Аксельрода, Засулич, Старовера и меня в редакцию под условием, что мы дадим обязательство избрать своим «представителем» в Совет тов. Ленина. После того, как на упомянутом совещании Вы неоднократно уклонялись от формулировки Ваших же собственных, при свидетелях сделанных, заявлений, я не считаю нужным в письме к Вам объяснять мотивы моего отказа работать в «Искре» при нынешних обстоятельствах. Если понадобится, я выскажусь об этом подробно перед лицом всей партии, которая уже из протоколов второго съезда узнает, почему я отказался от ныне повторяемого Вами предложения занять место в редакции и в Совете...**
Л. Мартов»
Это письмо, вместе с предыдущими документами, дает неопровержимое разъяснение по тому вопросу о бойкоте, дезорганизации, анархии и подготовлении раскола, который так усердно обходит (посредством восклицательных знаков и многоточий) т. Мартов в своем «Осадном положении», — вопросу о лояльных и нелояльных средствах борьбы.
Тов. Мартову и другим предлагают изложить разногласия, просят сказать прямо, в чем же дело и каковы их намерения, уговаривают перестать капризничать и разобрать спокойно ошибку по § 1 (неразрывно
________
* Тов. Плеханов, вероятно, добавил бы здесь: либо удовлетворить все и всякие претензии инициаторов дрязги. Мы увидим, почему это было невозможно.
** Опускаю ответ насчет брошюры Мартова, переиздававшейся в то время.
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 343
связанную с ошибкой в повороте вправо), — а т. Мартов с К0 отказывается разговаривать и кричит: меня осаждают, меня заезжают! Насмешка над «страшным словом» не охладила пыл этих комичных воплей.
Да как же можно осаждать того, кто отказывается совместно работать? — спрашивали мы т. Мартова. Как можно обидеть, «заезжать» и притеснить меньшинство, когда оно отказывается быть в меньшинстве?? Ведь всякое пребывание в меньшинстве означает обязательно и непременно известные невыгоды для того, кто в меньшинстве остался. Невыгоды эти состоят либо в том, что придется войти в коллегию, которая будет майоризировать по известным вопросам, либо придется встать вне коллегии, нападая на нее и подвергаясь, следовательно, огню хорошо укрепленных батарей.
Криками об «осадном положении» тов. Мартов хотел сказать, что с ними, оставшимися в меньшинстве, борются или ими управляют несправедливо и нелояльно? Только такой тезис имел бы (в глазах Мартова) хоть тень разумности, ибо, повторяю, известные невыгоды пребывание в меньшинстве влечет за собой обязательно и непременно. Но в том-то и комизм, что с т. Мартовым нельзя было никак бороться, пока он отказывался разговаривать! меньшинством нельзя было никак управлять, пока оно отказывалось быть в меньшинстве!
Ни единого факта превышения власти или злоупотребления властью не доказал т. Мартов по отношению к редакции ЦО, когда мы с Плехановым были в редакции. Ни единого факта не доказали и практики меньшинства со стороны Центрального Комитета. Как ни вертится теперь тов. Мартов в своем «Осадном положении», — остается совершенно неопровержимым, что ровно ничего, кроме «дряблого хныканья», в воплях об осадном положении не было.
Полнейшее отсутствие разумных доводов против редакции, назначенной съездом, у т. Мартова и К0 всего лучше иллюстрируется их же словечком: «мы не крепостные!» («Осадное положение», стр. 34). Психология буржуазного интеллигента, который причисляет себя
344 В. И. ЛЕНИН
к «избранным душам», стоящим выше массовой организации и массовой дисциплины, выступает здесь замечательно отчетливо. Объяснять отказ от работы в партии тем, что «мы не крепостные», значит с головой выдать себя, признать полное отсутствие доводов, полную неспособность мотивировки, полное отсутствие разумных причин недовольства. Мы с Плехановым заявляем, что считаем отказ ничем с нашей стороны не вызванным, просим изложить разногласия, а нам отвечают: «мы не крепостные» (с добавлением: мы еще насчет кооптации не сторговались).
Интеллигентскому индивидуализму, который выказал себя уже в спорах о § 1, обнаружив свою склонность к оппортунистическому рассуждению и к анархической фразе, всякая пролетарская организация и дисциплина кажутся крепостным правом. Читающая публика скоро узнает, что и новый партийный съезд кажется этим «членам партии» и «должностным лицам» партии — крепостным учреждением, страшным и невыносимым для «избранных душ»... Это «учреждение» и в самом деле страшно для тех, кто охоч попользоваться титулом партийности, но чувствует несоответствие этого титула с интересами партии и волей партии.
Резолюции комитетов, перечисленные мной в письме в редакцию новой «Искры» и напечатанные т. Мартовым в «Осадном положении», доказывают фактически, что поведение меньшинства было сплошным неподчинением постановлениям съезда, дезорганизацией положительной практической работы. Составившееся из оппортунистов и ненавистников «Искры» меньшинство рвало партию, портило, дезорганизовало работу, желая отомстить за поражение на съезде и чувствуя, что честными и лояльными средствами (разъяснением дела в печати или на съезде) оно никогда не сумеет опровергнуть выдвинутого против них на втором съезде обвинения в оппортунизме и в интеллигентской неустойчивости. Сознавая свое бессилие убедить партию, они воздействовали тем, что дезорганизовывали партию и мешали всякой работе. Их упрекали в том, что они (напутав на съезде) сделали щель в нашей посудине; они отвечали
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 345
на упрек тем, что всеми силами старались совершенно разбить треснувшую посудину.
Понятия запутывались до того, что бойкот и отстранение от работы объявлялись «честным* средством» борьбы. Тов. Мартов всячески вертится теперь около этого щекотливого пункта. Тов. Мартов так «принципиален», что защищает бойкот.., когда он ведется меньшинством, и осуждает бойкот, когда он грозит самому Мартову, попавшему в большинство!
Я думаю, можно оставить без разбора вопрос о том, дрязга ли это или «принципиальное разногласие» относительно честных средств борьбы в соц.-дем. рабочей партии.
__________
После неудачных попыток (4 и 6 октября) добиться объяснения от начавших историю из-за «кооптации» товарищей, центральным учреждениям оставалось только посмотреть, какова будет на деле обещанная ими на словах лояльность борьбы. 10 октября ЦК обращается с циркуляром к Лиге (см. прот. Лиги, стр. 3—5), заявляя о вырабатываемом им уставе и приглашая членов Лиги к содействию. Съезд Лиги в то время был отклонен администрацией ее (двумя голосами против одного, см. стр. 20 там же). Ответы сторонников меньшинства на этот циркуляр сразу показали, что пресловутая лояльность и признание решений съезда были лишь фразой, что на деле меньшинство решило безусловно не подчиниться центральным учреждениям партии, отвечая на их призывы к объединенной работе отписками, полными софизмов и анархических фраз. На пресловутое открытое письмо члена администрации, Дейча (с. 10), мы ответили вместе с Плехановым и другими сторонниками большинства решительным выражением «протеста против тех грубых нарушений партийной дисциплины, при помощи которых должностное лицо Лиги позволяет себе тормозить организационную деятельность партийного учреждения и призывает к такому же нарушению дисциплины и устава
______
* Горнозаводская резолюция (стр. 38 «Осадное положение»).
346 В. И. ЛЕНИН
других товарищей. Фразы вроде того, что «в такой работе по приглашению ЦК я считаю себя не вправе принять участие», или «товарищи! мы ни в коем случае не должны предоставить ему (ЦК) выработку нового устава для Лиги» и т. п., принадлежат к такого сорта агитационным приемам, что могут вызвать только негодование у всякого человека, мало-мальски разбирающегося в том, что значат понятия: партия, организация, партийная дисциплина. Приемы такого сорта тем более возмутительны, что они употребляются по отношению к только что созданному партийному учреждению, являются, таким образом, несомненной попыткой подорвать к нему доверие в среде партийных товарищей и притом пускаются в ход под фирмой члена администрации Лиги и за спиной ЦК» (стр. 17).
Съезд Лиги, при таких условиях, обещал быть только скандалом.
Тов. Мартов с самого начала продолжил свою съездовскую тактику «залезания в душу», на этот раз тов. Плеханову, посредством извращения частных разговоров. Тов. Плеханов протестует, и т. Мартову приходится брать назад (с. 39 и 134 прот. Лиги) легкомысленные или раздраженные попреки.
Доходит очередь до доклада. Делегатом от Лиги на партийном съезде был я. Простая справка с конспектом моего доклада (с. 43 и след.)* покажет читателю, что я дал черновой набросок того самого анализа голосований на съезде, который в разработанном виде составляет содержание и настоящей брошюры. Весь центр тяжести доклада лежал именно в доказательстве того, что Мартов и К0, в силу сделанных ими ошибок, оказались в оппортунистическом крыле нашей партии. Несмотря на то, что доклад делался перед большинством самых озлобленных противников, они не могли открыть в нем ровно ничего, отступающего от лояльных приемов партийной борьбы и полемики.
Доклад Мартова, помимо мелких и частных «поправок» к моему изложению (неверность этих поправок
______
* См. настоящий том, стр. 41—52. Ред.
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 347
мы показали выше), представлял из себя, наоборот,., некоторый продукт больных нервов.
Неудивительно, что большинство отказалось вести борьбу в такой атмосфере. Тов. Плеханов заявил протест против «сцены» (с. 68) — это была, действительно, настоящая «сцена»! — и удалился, со съезда, не желая излагать приготовленных им уже возражений по существу доклада. Ушли со съезда и почти все остальные сторонники большинства, подав письменный протест против «недостойного поведения» т. Мартова (с. 75 прот. Лиги).
Приемы борьбы меньшинства выступили перед всеми с полной наглядностью. Меньшинство мы обвиняли в политической ошибке на съезде, в повороте к оппортунизму, в коалиции с бундовцами, Акимовыми, Брукэрами, Егоровыми и Маховыми. Меньшинство потерпело поражение на съезде и «выработало» теперь два приема борьбы, обнимающие все бесконечное разнообразие отдельных вылазок, атак, нападений и т. д.
Первый прием — дезорганизация всей партийной работы, порча дела, стремление тормозить все и вся «без объяснения причин».
Второй прием — устройство «сцен» и пр. и пр.*
Этот «второй прием борьбы» сказывается и на пресловутых «принципиальных» резолюциях Лиги, в обсуждении которых «большинство», разумеется, не участвовало. Присмотримся к этим резолюциям, которые тов. Мартов перепечатал теперь в своем «Осадном положении».
Первая резолюция, подписанная товарищами Троцким, Фоминым, Дейчем и друг., содержит два тезиса, направленных против «большинства» партийного съезда: 1) «Лига выражает свое глубокое сожаление по поводу того, что, благодаря проявившимся на съезде
________
* Я уже указывал, что самые низменные формы проявления этих обычных в эмигрантской и ссыльной атмосфере дрязг неразумно было бы сводить к низменным мотивам. Это — своего рода болезнь, эпидемически распространяющаяся при известных ненормальных условиях жизни, при известной расшатанности нервов и т. д. Мне пришлось здесь восстановить истинный характер этой системы борьбы, ибо тов. Мартов целиком повторил ее в своем «Осадном положении».
348 В. И. ЛЕНИН
тенденциям, по существу идущим вразрез с прежней политикой «Искры», при выработке партийного устава не было обращено должного внимания на создание достаточных гарантий для ограждения независимости и авторитета ЦК» (стр. 83 прот. Лиги).
Этот «принципиальный» тезис сводится, как мы уже видели, к акимовской фразе, оппортунистический характер которой разоблачал на съезде партии даже тов. Попов! По существу дела, уверения в том, что «большинство» не думает ограждать независимость и авторитет ЦК всегда оставались не более как сплетней. Достаточно указать, что, когда мы с Плехановым были в редакции, у нас не было в Совете перевеса ЦО над ЦК, а когда мартовцы вошли в редакцию, в Совете получилось преобладание ЦО над ЦК! Когда мы были в редакции, в Совете преобладали русские практики над заграничными литераторами; у мартовцев оказалось обратное. Когда мы были в редакции, Совет ни разу не покушался вмешиваться ни в один практический вопрос; со времени единогласной кооптации началось такое вмешательство, как узнает досконально читающая публика в непродолжительном времени.
Следующий тезис разбираемой резолюции: «... съезд при учреждении официальных центров партии игнорировал преемственную связь с фактически сложившимися центрами...»
Этот тезис сводится целиком к вопросу о личном составе центров. «Меньшинство» предпочитало обходить то, что старые центры на съезде доказали свою непригодность и наделали ряд ошибок. Но всего комичнее ссылка на «преемственность» по отношению к Организационному комитету. На съезде, как мы видели, ни один человек не заикнулся об утверждении всего состава ОК. На съезде Мартов кричал даже в исступлении, что его позорит список с тремя членами ОК. На съезде «меньшинство» предлагало свой последний список с одним членом OK (Попов, Глебов или Фомин и Троцкий), а «большинство» провело список с двумя членами OK из трех (Травинский, Васильев и Глебов). Спрашивается, неужели эта ссылка на «преемствен-
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 349
ность» может быть названа «принципиальным разногласием»?
Перейдем к другой резолюции, подписанной четырьмя членами старой редакции с товарищем Аксельродом во главе. Здесь мы встречаем все главные обвинения против «большинства», не раз повторенные потом в печати. Рассмотреть их всего удобнее именно в формулировке членов редакторского кружка. Обвинения направлены против «системы самодержавно-бюрократического управления партией», против «централизма бюрократического», который, в отличие от «централизма истинно социал-демократического», определяется следующим образом: он «ставит на первый план не внутреннее объединение, а внешнее, формальное единство, осуществляемое и охраняемое чисто механическими средствами, путем систематического подавления индивидуальной инициативы и общественной самодеятельности»; он, поэтому, «по самой своей сущности неспособен органически объединить составные элементы общества».
О каком это «обществе» говорит здесь т. Аксельрод с К0, один аллах ведает. Тов. Аксельрод, видимо, и сам хорошенько не знал, пишет ли он земский адрес о желательных реформах в управлении, или изливает жалобы «меньшинства». Что может означать «самодержавие» в партии, о котором кричат недовольные «редакторы»? Самодержавие есть верховная, бесконтрольная, безответственная, невыборная власть одного лица. Из литературы «меньшинства» очень хорошо известно, что таковым самодержцем считают меня, а никого другого. Когда писалась и принималась разбираемая резолюция, я был в ЦО вместе с Плехановым. Следовательно, тов. Аксельрод с К0 выражает свое убеждение в том, что и Плеханов и все члены ЦК «управляли партией» не согласно их взглядам на пользу дела, а согласно воле самодержца Ленина. Обвинение в самодержавном управлении необходимо и неизбежно ведет к признанию всех остальных участников управления, кроме самодержца, простыми орудиями в чужих руках, пешками, исполнителями чужой воли. И мы спрашиваем еще и
350 В. И. ЛЕНИН
еще раз: неужели это в самом деле «принципиальное разногласие» почтеннейшего тов. Аксельрода?
Далее. О каком внешнем, формальном единстве говорят здесь наши «члены партии», только что вернувшиеся с партийного съезда, решения которого они торжественно признали законными? Уж не знают ли они другого способа достигать единства в партии, организованной на сколько-нибудь прочных началах, кроме партийного съезда? Если да, то почему же они не имеют мужества прямо сказать, что второй съезд они уже не признают законным съездом? Почему они не попробуют изложить нам их новые мысли и новые способы достижения единства в якобы организованной якобы партии?
Далее. О каком «подавлении индивидуальной инициативы» говорят наши интеллигенты-индивидуалисты, которых ЦО партии только что перед этим упрашивал изложить свои разногласия и которые вместо этого торговались о «кооптации»? Как могли, вообще, мы с Плехановым или ЦК подавить инициативу и самодеятельность людей, которые отказывались от всякой «деятельности» вместе с нами! Как можно «подавить» кого-либо в таком учреждении или в такой коллегии, где подавляемый отказался участвовать? Как могут невыбранные редакторы жаловаться на «систему управления», когда они отказались «быть управляемыми»? Мы не могли совершить никаких ошибок при руководстве нашими товарищами по той простой причине, что эти товарищи вовсе и не работали под нашим руководством.
Кажется, ясно, что крики о пресловутом бюрократизме есть простое прикрытие недовольства личным составом центров, есть фиговый листок, скрашивающий нарушение слова, торжественно данного на съезде. Ты бюрократ, потому что ты назначен съездом не согласно моей воле, а вопреки ей; ты формалист, потому что ты опираешься на формальные решения съезда, а не на мое согласие; ты действуешь грубо-механически, ибо ссылаешься на «механическое» большинство партийного съезда и не считаешься с моим желанием быть кооптированным; ты — самодержец, потому что не хочешь отдать власть в руки старой, теплой компании,
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 351
которая тем энергичнее отстаивает свою кружковщинскую «преемственность», чем неприятнее ей прямое неодобрение съездом этой кружковщины.
Никакого реального содержания, кроме указанного, не было и нет в этих криках о бюрократизме*. И именно такой способ борьбы доказывает только лишний раз интеллигентскую неустойчивость меньшинства. Оно хотело убедить партию в неудачном выборе центров. Убедить чем? Критикой той «Искры», которую вели мы с Плехановым? Нет, этого они не в силах были дать. Они хотели убедить посредством отказа части партии работать под руководством ненавистных центров. Но ни одно центральное учреждение ни одной партии в мире не в состоянии будет доказать свою способность руководить теми, кто не хочет подчиняться руководству. Отказ от подчинения руководству центров равняется отказу быть в партии, равняется разрушению партии, это не мера убеждения, а мера сокрушения. И именно эта замена убеждения сокрушением показывает отсутствие принципиальной выдержанности, отсутствие веры в свои идеи.
Толкуют о бюрократизме. Бюрократизм можно перевести на русский язык словом: местничество. Бюрократизм означает подчинение интересов дела интересам карьеры, обращение сугубого внимания на местечки и игнорирование работы, свалку за кооптацию вместо борьбы за идеи. Такой бюрократизм, действительно, безусловно нежелателен и вреден для партии, и я спокойно предоставлю читателю судить, которая из двух борющихся теперь в нашей партии сторон повинна в таком бюрократизме... Говорят о грубо-механических приемах объединения. Разумеется, грубо-механические приемы вредны, но я опять-таки предоставлю судить читателю, можно ли представить себе более грубый и более механический способ борьбы нового направления со старым, как введение лиц в партийные учреждения, раньше чем партию убедили в правильности новых воззрений, раньше чем партии изложили эти воззрения?
__________
* Достаточно указать, что тов. Плеханов перестал, в глазах меньшинства, быть сторонником «бюрократического централизма» после того, как он произвел благодетельную кооптацию.
352 В. И. ЛЕНИН
Но, может быть, излюбленные меньшинством словечки имеют и некоторое принципиальное значение, выражают некоторый особый круг идей, независимо от того мелкого и частного повода, который послужил, несомненно, исходным пунктом «поворота» в данном случае? Может быть, если отвлечься от свалки из-за «кооптации», эти словечки окажутся все же отражением иной системы воззрений?
Рассмотрим вопрос с этой стороны. Нам придется при этом прежде всего отметить, что первый сделал приступ к такому рассмотрению тов. Плеханов в Лиге, указавший на поворот меньшинства к анархизму и оппортунизму, и что именно тов. Мартов (очень обижающийся ныне, что не все хотят признать его позицию принципиальной* позицией) предпочел совершенно обойти этот инцидент в своем «Осадном положении».
На съезде Лиги был поднят общий вопрос о том, действителен ли устав, вырабатываемый для себя Лигой или комитетом, без утверждения этого устава ЦК? вопреки утверждению ЦК? Казалось бы, вопрос яснее ясного: устав есть формальное выражение организованности, а право организовать комитеты категорически предоставлено § шестым нашего устава партии именно ЦК; устав определяет границы автономии комитета, а решающий голос в определении этих границ имеет центральное, а не местное учреждение партии. Это — азбука, и чистым ребячеством было глубокомысленное рассуждение, что «организовать» не всегда предполагает «утвердить устав» (как будто бы сама Лига не выразила самостоятельно своего желания быть организованной
_______
* Нет ничего комичнее, как эта обида новой «Искры» по поводу того, что Ленин-де не хочет видеть принципиальных разногласий или отрицает их. Чем принципиальнее относились бы вы к делу, тем скорее рассмотрели бы вы мои повторные указания на поворот к оппортунизму. Чем принципиальнее была бы ваша позиция, тем менее могли бы вы принижать идейную борьбу до местнических счетов. Пеняйте на себя, если вы сами сделали все, чтобы помешать рассматривать вас как принципиальных людей. Вот, напр., тов. Мартов, говоря в «Осадном положении» о съезде Лиги, замалчивает спор с Плехановым об анархизме, но зато рассказывает о том, что Ленин — это сверхцентр, что Ленину достаточно мигнуть, чтобы центр распорядился, что ЦК въехал в Лигу на белом коне и т. п. Я далек от сомнения в том, что именно этим выбором темы тов. Мартов доказал свою глубокую идейность и принципиальность.
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 353
именно на основании формального устава). Но тов. Мартов позабыл даже (на время, надо надеяться) азбуку социал-демократии. По его мнению, требование утверждения устава выражает лишь то, что «прежний революционный искровский централизм замещается бюрократическим» (стр. 95 прот. Лиги), причем т. Мартов в той же речи заявляет, что именно здесь он видит «принципиальную сторону» дела (стр. 96), каковую принципиальную сторону он предпочел обойти в своем «Осадном положении»!
Тов. Плеханов отвечает Мартову тотчас же, прося воздерживаться от таких, «нарушающих достоинство съезда», выражений, как бюрократизм, помпадурство и пр. (стр. 96). Происходит обмен замечаний с тов. Мартовым, усматривающим в этих выражениях «принципиальную характеристику известного направления». Тов. Плеханов, как и все сторонники большинства, рассматривал тогда эти выражения в их конкретном значении, ясно понимая их не принципиальный, а исключительно «кооптационный», если можно так выразиться, смысл. Он делает, однако, уступку настояниям Мартовых и Дейчей (стр. 96—97) и переходит к принципиальному рассмотрению якобы принципиальных взглядов. «Если бы это было так, — говорит он (т. е., если бы комитеты были автономны в создании своей организации, в выработке своего устава), то они были бы автономны по отношению к целому, к партии. Это уже не бундистская точка зрения, а прямо анархическая. В самом деле, анархисты рассуждают так: права индивидуумов не ограничены; они могут прийти в столкновение; каждый индивидуум сам определяет пределы своих прав. Пределы автономии должны быть определены не самой группой, а тем целым, частью которого она является. Наглядным примером нарушения этого принципа может служить Бунд. Значит, пределы автономии определяет или съезд, или та высшая инстанция, которую создал съезд. Власть центрального учреждения должна основываться на нравственном и умственном авторитете. С этим я, конечно, согласен. Всякий представитель организации должен позаботиться, чтобы
354 В. И. ЛЕНИН
учреждение имело нравственный авторитет. Но из этого не следует, что если нужен авторитет, то не нужно власти... Противопоставлять авторитету идей авторитет власти, это — анархическая фраза, которой не должно быть здесь места» (98). Эти положения донельзя элементарны, это поистине аксиомы, которые странно даже было ставить на голосование (стр. 102) и которые подвергались сомнению только потому, что «в настоящее время понятия спутались» (там же). Но интеллигентский индивидуализм неизбежно довел меньшинство до желания сорвать съезд, не подчиниться большинству; оправдать же это желание нельзя было иначе как анархической фразой. Прекурьезно, что Плеханову меньшинство ничего не могло выразить кроме жалобы на употребление чрезмерно сильных выражений вроде оппортунизма, анархизма и проч. Плеханов справедливо высмеял эти жалобы, спросивши, почему это «жоресизм и анархизм употреблять неудобно, a lèse-majesté (оскорбление величества) и помпадурство — удобно»? Ответа на эти вопросы дано не было. Это оригинальное qui pro quo* постоянно случается с тт. Мартовым, Аксельродом и Ко: их новые словечки носят на себе явный отпечаток «сердца»; указание на это их обижает — мы-де принципиальные люди; но если вы по принципу отвергаете подчинение части целому, то вы — анархисты, говорят им. Новая обида за сильное выражение! Другими словами: они хотят сражаться с Плехановым, но под тем условием, чтобы он не нападал на них всерьез!
Сколько раз тов. Мартов и всякие другие «меньшевики» занимались не менее детским изобличением меня в следующем «противоречии». Берется цитата из «Что делать?» или из «Письма к товарищу», где говорится об идейном воздействии, о борьбе за влияние и т. п., и противопоставляется «бюрократическое» воздействие посредством устава, «самодержавное» стремление опереться на власть и проч. Наивные люди! Они уже забыли, что прежде наша партия не была организованным формально целым, а лишь суммой частных групп, и по-
_____
* — недоразумение. Ред.
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 355
тому иных отношений между этими группами, кроме идейного воздействия, и быть не могло. Теперь мы стали организованной партией, а это и означает создание власти, превращение авторитета идей в авторитет власти, подчинение партийным высшим инстанциям со стороны низших. Право, даже как-то неловко разжевывать старым своим товарищам такую азбуку, особенно когда чувствуешь, что дело сводится просто к нежеланию меньшинства подчиниться большинству насчет выборов! Но принципиально все эти бесконечные изобличения меня в противоречии сводятся целиком к анархической фразе. Новая «Искра» не прочь пользоваться титулом и правом партийного учреждения, но подчиниться большинству партии ей не хочется.
Если есть принцип в фразах о бюрократизме, если это не анархическое отрицание обязанности со стороны части подчиняться целому, то перед нами — принцип оппортунизма, стремящегося ослабить ответственность отдельных интеллигентов перед партией пролетариата, ослабить влияние центральных учреждений, усилить автономию наименее выдержанных партийных элементов, свести организационные отношения к чисто платоническому признанию их на словах. Мы видели это на съезде партии, где Акимовы и Либеры говорили точь-в-точь такие же речи о «чудовищном» централизме, какие полились на съезде Лиги из уст Мартова и Ко. Что оппортунизм не случайно, а по самой своей природе, и не в России только, а во всем свете, приводит к мартовским и аксельродовским организационным «взглядам», это мы увидим ниже, при разборе статьи тов. Аксельрода в новой «Искре».