Ленин В.И. Полное собрание сочинений Том 20

СТАРОЕ И НОВОЕ

(ИЗ ЗАМЕТОК ГАЗЕТНОГО ЧИТАТЕЛЯ)

Возьмешь в руки газеты — и сразу атмосфера «старой» России надвигается со всех сторон. Дело об армавирском погроме. Избиение с ведома и согласия властей, западня, устроенная начальством, «кем-то внушенное и предписанное» (слова гражданского истца) «избиение русской интеллигенции в широком смысле этого слова». Старая, но вечно новая действительность русской жизни, — горькая насмешка над «конституционными» иллюзиями.

Горькая, но полезная насмешка! Ибо ясно, — и молодому поколению России все более становится ясно, — что никакие осуждения, никакие резолюции тут не помогут. Тут дело идет о всей политической системе в целом, тут историческая правда пробивает себе дорогу сквозь дымку мечтательного обмана, будто возможно влить вино новое в мехи старые.

Голод... Продажа скота, продажа девушек, толпы нищих, тиф, голодная смерть. «У населения есть только одна привилегия — умирать тихо и незаметно», — пишет один корреспондент.

«Земцы, говоря попросту, перепугались того, что они очутятся со своими имениями среди голодных, озлобленных, потерявших всякую веру на какой-нибудь просвет, людей» (из Казанской губернии).

На что, казалось бы, благонадежно нынешнее земство, а между ним и правительством идет спор из-за размеров ссуд. Просят 6 миллионов рублей (Казанская

378 В. И. ЛЕНИН

губерния) — казна дает 1 миллион. Просили 600 тысяч (Самара) — переведено 25 тысяч рублей.

По-старому!

В Холмском уезде Псковской губернии на земском собрании против земской агрономии, — для хуторян только! — выступили даже земские начальники. На Кубани состоялся съезд станичных атаманов — все единодушно высказались против принятого III Думой плана укрепления наделов в личную собственность.

В Царицыне уездный съезд постановил не предавать суду старосту, истязавшего женщину («в целях разыскания преступника»). Губернское присутствие отменило постановление.

Под Петербургом рабочие надели мешок на управляющего фабрикой г. Яковлева и поволокли к Неве. Стражники разогнали рабочих. 18 арестовано.

Трудно удивляться тому, что даже газете «Речь» приходится констатировать, при таких картинках жизни, «большую общественную приниженность». А г. Кондурушкин сетует в письмах из Самары о голоде*: «оно, это русское общество, представляется мне мягким, как резина, как тесто. Можно смять его и тискать словом и делом. Но отошел — и опять затянуло все по-старому».

«Он, этот русский обыватель и интеллигент, богатый и бедный, спокоен. Вот, когда начнут от голода «пухнуть», он возрадуется, со слезами заликует. Ему непременно надо со слезами идти на помощь, с чувствами «благородными». Ему при этом предстоит прекрасный случай о душе своей позаботиться. А без чувств, без слез и работа не работа, и помощь не в помощь. Без слез-то своих он и дела значительным не сочтет и с места не тронется. Нет, ты его сначала растрогай, заставь плакать и в чистый платочек высморкаться. А суровый расчет, здоровое и трезвое сознание государственной необходимости — это скучно, тут нет мягкого настроения».

Да, да, проповедь «суровости» очень не бесполезна в мире «теста» и «резины». Только наш либерал не замечает, с какой стороны ведет он такую проповедь, «здоровое и трезвое сознание государственной необходи-

__________

* Охваченный «тоской общерусского неуюта».

СТАРОЕ И НОВОЕ 379

мости», — вы это не у Меньшикова ли списали, г. Кондурушкин? Ведь именно на почве «теста» и «резины», именно на почве мягкого и слезливого настроения только и возможны подобные речи о государственности. Именно потому, что есть тестообразные люди, чувствуют себя уверенно глашатаи «здоровой и трезвой государственности».

«Русское общество мягко, как резина», — по-старому говорит г. Кондурушкин. Есть общество и общество. Было время, когда слово «общество» все обнимало, все покрывало, выражало разнородные, просыпающиеся к сознательности, элементы населения или просто так называемых «образованных» людей.

Но именно в этом отношении дела обстоят уже в России не по-старому. Когда можно было говорить только об обществе, тогда лучшие люди его проповедовали суровую борьбу, а не «здоровое и трезвое сознание государственной необходимости».

А теперь об «обществе» вообще говорить нельзя. В старой России обнаружились различия новых сил. Старые бедствия, по-старому, в виде голода и т. д., надвигающиеся на Россию, обостряющие старые вопросы, требуют учета того, как обнаружили себя эти новые силы в первое десятилетие XX века.

«Общество» мягко и слезливо благодаря бессилию и нерешительности того класса, к которому оно тяготеет и на 9/10 принадлежит. Проповедь «сурового расчета, трезвого и здорового сознания государственной необходимости» есть только оправдание господства «начальства» над этим дряблым обществом.

А истекшее десятилетие показало элементы населения, к «обществу» не принадлежащие, мягкостью и слезливостью не отличающиеся...

В России все «по-старому» — наверху, но есть кое-что новое — внизу. Кому «тоска общерусского неуюта» поможет увидать, нащупать, найти это твердое, не слезливое, не тестообразное новое, тот сумеет найти дорогу, ведущую к избавлению от старого.

А у кого сетования на эту тоску перемешиваются с речами о «здоровом и трезвом сознании государственной

380 В. И. ЛЕНИН

необходимости», тот едва ли не останется навеки составной частью «теста», дающего себя «мять и тискать». Таких людей как раз во имя «здоровой и трезвой» государственности «мнут и тискают», — и поделом.

Если из ста лиц, подвергаемых таковой операции, один из «общества» потвердеет, результат будет полезный. Без размежевки добра не будет.

«Звезда» № 28, 5 ноября 1911 г.
Подпись: В. Φ.

Печатается по тексту газеты «Звезда»