Ленин В.И. Полное собрание сочинений Том 27

ЧЕСТНЫЙ ГОЛОС ФРАНЦУЗСКОГО СОЦИАЛИСТА²

Во французской Швейцарии, где франкофильский шовинизм бешенствует немногим разве слабее, чем во Франции, раздался голос честного социалиста. В наше подлое время это — целое событие. И нам тем более необходимо внимательнее прислушаться к этому голосу, что в данном случае мы имеем дело с социалистом типично французского — вернее: романского, ибо итальянцы, например, тоже таковы — темперамента и умонастроения.

Речь идет о маленькой брошюрке Павла Голэя, редактора небольшой социалистической газеты в Лозанне. Автор прочел в этом городе 11 марта 1915 г. реферат на тему «Социализм умирающий и социализм, который должен возродиться» и переиздал его затем отдельно*.

«Первого августа 1914 года война вспыхнула. В течение недель, перед этой отныне знаменитой датой и после нее, миллионы людей ждали». Так начинает автор. Миллионы ждали, не поведут ли резолюции и заявления вождей социализма «к могучему восстанию, которое своим вихрем сметет преступные правительства». Но ожидания миллионов были обмануты. Мы пытались, говорит Голэй, «по-товарищески» оправдать социалистов «молниеносной неожиданностью войны», неосведомленностью, но эти оправдания нас не удовлетворяли.

________

* Paul Golay. «Le socialisme qui meurt et le socialisme qui doit renaître». Lausanne, 1915, 22 страницы, цена 15 сантимов. En vente à l'Administration du «Grutléen», Maison du Peuple, Lausanne.

6 В. И. ЛЕНИН

«Мы чувствовали себя не по себе, как будто бы наша совесть была погружена в грязную воду двусмысленности и лжи». Читатель может видеть уже отсюда, что Голэй — искренен. Качество, по нашим временам, почти необыкновенное.

Голэй вспоминает «революционную традицию» пролетариата. Вполне сознавая, что «для каждой ситуации необходимо подходящее действие», он напоминает: «для исключительных ситуаций нужны исключительные меры. Сильные болезни — сильные лекарства». Он напоминает «решения конгрессов», «которые прямо обращаются к массам и побуждают их к революционным и повстанческим действиям». Следуют цитаты соответственных мест Штутгартской и Базельской резолюций³. И автор подчеркивает, что «эти различные резолюции не содержат никакого рассуждения об оборонительной и наступательной войне, а следовательно, не предлагают никакой особой, националистской, тактики в отмену общепризнанных основных принципов».

Дочитавши до этого места, читатель убеждается, что Голэй — не только искренний, но и убежденный, честный социалист. Качество видных деятелей II Интернационала прямо уже исключительное!

«... Пролетариат поздравляли военные начальники, а буржуазная пресса восхваляла, в теплых выражениях, воскрешение того, что она называет «национальной душой». Это воскрешение стоит нам трех миллионов трупов.

И однако — никогда рабочая организация не достигала такого большого числа платящих членов, никогда не было такого изобилия парламентариев, такой превосходной организации печати. Никогда не было также более гнусного дела, против которого следовало бы восстать.

В столь трагических обстоятельствах, когда дело идет о существовании миллионов людей, все революционные действия не только допустимы, они — законны. Они более чем законны, они — священны. Повелительный долг пролетариата требовал попытать невозможное, чтобы спасти наше поколение от событий, которые заливают кровью Европу.

Не было ни энергичного поступка, ни попыток возмущения, ни действий, ведущих к восстанию...

... Наши противники кричат о крахе социализма. Они чересчур торопятся. И, однако, кто осмелился бы утверждать, что они во всех отношениях неправы? Что умирает в данный момент,

ЧЕСТНЫЙ ГОЛОС ФРАНЦУЗСКОГО СОЦИАЛИСТА 7

это — не социализм вообще, а одна разновидность социализма, социализм сладенький, без духа идеализма, без страсти, с манерами чиновника и с брюшком серьезного отца семейства, социализм без смелости, без безумия, любитель статистики, ушедший по уши в полюбовные соглашения с капитализмом, социализм, занятый одними только реформами, продавший за чечевичную похлебку свое право первородства, социализм, который представляет из себя для буржуазии душителя народного нетерпения, своего рода автоматический тормоз пролетарских смелых действий.

Вот этот-то социализм, грозивший заразить весь Интернационал, ответствен до известной степени за то бессилие, за ту импотентность, которые ставят нам в упрек».

В других местах брошюры Голэй говорит прямо о «реформистском социализме» и об «оппортунизме», как об извращении социализма.

Говоря об этом извращении, признавая «общую ответственность» пролетариата всех воюющих стран, подчеркивая, что «эта ответственность падает на голову вождей, которым масса оказала доверие и от которых она ждала лозунга», — Голэй вполне правильно берет за образец именно немецкий социализм, «лучше всего организованный, больше всего оформленный, больше всего напичканный доктринами», и показывает «его численную силу, его революционную слабость».

«Одушевленная революционным духом, немецкая социал-демократия могла бы противопоставить милитаристским предприятиям достаточно определенное, достаточно упорное сопротивление, чтобы увлечь за собой, на этот единственный путь спасения, пролетариат других стран центральной Европы.

... Немецкий социализм имел большое влияние в Интернационале. Он мог сделать больше всех. От него ждали наибольшего усилия. Но число есть ничто, если личная энергия парализована слишком суровой дисциплиной или если «вожаки» употребляют свое влияние для получения наименьшего усилия». (Насколько правильна вторая часть фразы, настолько неверна первая: дисциплина вещь прекрасная и необходимая, — например, дисциплина партии, исключающей оппортунистов и противников революционного действия.) «Немецкий пролетариат, благодаря своим ответственным вождям, послушался голоса военной камарильи... другие отделы Интернационала испугались и поступили точно так же; во Франции двое социалистов сочли необходимым участвовать в буржуазном правительстве! И, таким образом, несколько месяцев спустя после торжественного заявления на конгрессе, что социалисты считают преступлением стрелять

8 В. И. ЛЕНИН

друг в друга, миллионы рабочих вступили в войско и принялись совершать это преступление с такой настойчивостью, с таким увлечением, что капиталистическая буржуазия и правительства неоднократно выражали им свою признательность».

Но Голэй не ограничивается тем, что он беспощадно клеймит «социализм умирающий». Нет, он обнаруживает полное понимание того, чем порождено это умирание и какой социализм должен прийти на смену умирающему. «Рабочие массы каждой страны испытывают, в известной мере, влияние идей, распространенных в буржуазных кругах». «Когда Бернштейн под именем ревизионизма формулировал своего рода демократический реформизм», Каутский его «разгромил при помощи подходящих фактов». «Но, когда приличия были соблюдены, партия продолжала по-прежнему свою «реальную политику». Социал-демократическая партия стала тем, что она есть в настоящее время. Организация превосходная. Тело могучее, но душа из него ушла». Не только германская социал-демократия, но и все отделы Интернационала обнаруживают те же тенденции. «Растущее число чиновников» порождает определенные последствия; внимание устремляется только на правильность взносов; на стачки смотрят, «как на манифестации, имеющие целью добиться лучших условий соглашения» с капиталистами. Привыкают связывать интересы рабочих с интересами капиталистов, «подчинять судьбу рабочего судьбе самого капитализма», «желать усиленного развития «своей» «национальной» промышленности в ущерб иностранной».

Р. Шмидт (Schmiedt), депутат рейхстага, писал в одной статье, что регулирование условий труда профессиональными союзами выгодно и капиталистам, ибо оно «вносит порядок и устойчивость в экономическую жизнь», «облегчает расчеты капиталистов и противодействует нечестной конкуренции».

«Итак, — восклицает Голэй, цитируя эти слова, — профессиональное движение должно считать честью для себя, что оно делает более устойчивыми прибыли капиталистов! Цель социализма состоит, должно быть, в том, чтобы в рамках капиталистического общества требовать максимума выгод, совместимых с существованием самого капиталистического режима? Если

ЧЕСТНЫЙ ГОЛОС ФРАНЦУЗСКОГО СОЦИАЛИСТА 9

так, то перед нами — отречение от всех принципов. Пролетариат стремится не к укреплению капиталистического строя, не к получению минимальных условий в пользу наемного труда, а к устранению строя частной собственности и к уничтожению системы наемного труда.

... Секретари больших организаций становятся важными персонами. А в политическом движении депутаты, литераторы, ученые, адвокаты, все, кто приносит, вместе с своей наукой, известное личное честолюбие, пользуются таким влиянием, которое представляет иногда прямо опасность.

Могущественная организация профессиональных союзов и солидность их касс развила у их членов цеховой дух. Одна из отрицательных сторон профессионального движения, по существу своему реформистского, состоит в том, что оно улучшает положение наемных рабочих по отдельным слоям или прослойкам, ставя одну из них выше другой. Это разрушает основное единство и порождает у наилучше поставленных дух боязливости, заставляющий их иногда опасаться «движения», могущего быть роковым для их положения, для их кассы, для их актива. Таким образом создается своего рода разделение между различными разрядами пролетариата, — разрядами, искусственно создаваемыми самим профессиональным движением».

Это не довод, конечно, против сильных организаций — говорит автор, предвидя, должно быть, придирки известного рода «критиков». Это доказывает лишь необходимость «души» в организациях, «энтузиазма».

«Каковы существенные черты, которыми должен отличаться социализм завтрашнего дня? Он будет интернациональным, непримиримым и повстанческим».

«Непримиримость есть сила», — справедливо говорит Голэй, приглашая читателя бросить взгляд на «историю доктрин». — «Когда они оказывались влиятельными? Тогда ли, когда они бывали приручены властями, или тогда, когда они бывали непримиримыми? Когда христианство потеряло свою ценность? Не тогда ли, когда Константин обещал ему доходы и предложил ему, вместо преследований и казней, обшитое галунами платье придворных лакеев?..

Один французский философ сказал: мертвые идеи суть те, которые являются в изящном одеянии, без терпкости, без смелости. Они мертвы, потому что они входят в всеобщее обращение и составляют часть обычного интеллектуального багажа великой армии

10 В. И. ЛЕНИН

филистеров. Сильные идеи — те, которые толкают и вызывают скандал, возбуждают негодование, гнев, раздражение у одних, энтузиазм у других». Напомнить эту истину автор считает необходимым современным социалистам, среди которых очень часто отсутствует всякая «горячность убеждения: ни во что не верят, ни в реформы, которые запаздывают, ни в революцию, которая все не приходит».

Непримиримость, готовность к восстанию «вовсе не ведет к мечтательности, а, напротив, ведет к действиям. Социалист не будет пренебрегать ни одной из форм деятельности. Он сумеет найти новые, сообразно потребностям и условиям момента... Он требует немедленных реформ, он добивается их не пререканиями с противником, он вырывает их, как уступку у буржуазии, которой внушает страх полная энтузиазма и смелости масса».

После бесстыднейшего опошления марксизма и опозорения социализма Плехановым, Каутским и К° поистине отдыхаешь душой на брошюре Голэя. У него приходится отметить лишь два следующие недостатка.

Во-первых, Голэй разделяет с большинством романских социалистов, не исключая и теперешних гедистов, несколько невнимательное отношение к «доктрине», т. е. к теории социализма. Он чувствует к марксизму известное предубеждение, которое может быть объяснено, но не оправдано, современным господством злейшей карикатуры на марксизм у Каутского, в «Neue Zeit»⁴ и у немцев вообще. Кто, подобно Голэю, сознал необходимость смерти социализма реформистского и возрождения социализма революционного, «повстанческого», т. е. понимающего необходимость восстания, проповедующего его, способного серьезно готовиться к нему и готовить его, тот на деле в тысячу раз ближе к марксизму, чем те, наизусть знающие «тексты» господа, которые занимаются ныне (в «Neue Zeit», например) оправданием социал-шовинизма в какой бы то ни было форме — вплоть до той формы, что сейчас надо «мириться» с шовинистским ЦК («форштандом») и не «вспоминать прошлого».

ЧЕСТНЫЙ ГОЛОС ФРАНЦУЗСКОГО СОЦИАЛИСТА 11

Но, как ни понятно, «по человечеству», пренебрежение марксизмом у Голэя, как ни много вины снимается здесь с него и падает на умирающее и умершее направление французских марксистов (гедистов), а все же вина есть. Величайшее в мире освободительное движение угнетенного класса, самого революционного в истории класса, невозможно без революционной теории. Ее нельзя выдумать, она вырастает из совокупности революционного опыта и революционной мысли всех стран света. И такая теория выросла со 2-ой половины XIX века. Она называется марксизмом. Нельзя быть социалистом, нельзя быть революционным социал-демократом, не участвуя по мере сил в разработке и применении этой теории, а в наши дни в беспощадной борьбе против уродования ее Плехановым, Каутским и К°.

Из невнимания к теории проистекает у Голэя ряд неверных или непродуманных выпадов, например, против централизма или дисциплины вообще, против «исторического материализма», который будто бы недостаточно «идеалистичен» и т. п. Отсюда же поразительная недоговоренность в вопросе о лозунгах. Например, требование, чтобы социализм стал «повстанческим», полно глубочайшего содержания и представляет из себя единственно правильную мысль, вне которой все фразы об интернационализме и революционности, о марксизме — сплошное недомыслие, а еще чаще лицемерие. Но эту идею, идею гражданской войны, надо было бы развить, сделать из нее центральный пункт тактики, а Голэй ограничился тем, что высказал ее. Это очень много «по нынешним временам», но это недостаточно с точки зрения запросов революционной борьбы пролетариата. Например, Голэй узко ставит вопрос об «ответе» на войну революцией, если можно так выразиться. Он не учитывает, что, если на войну не сумели ответить революцией, то сама война стала учить и учит массы революции, создавая революционную ситуацию, углубляя и расширяя ее.

Второй недостаток у Голэя иллюстрируется всего нагляднее следующим рассуждением в его брошюре:

12 В. И. ЛЕНИН

«Мы не порицаем никого. Интернационал, чтобы возродиться, нуждается в том, чтобы братский дух одушевлял все отделы его; но приходится заявить, что перед лицом великой задачи, которую возложила на него капиталистическая буржуазия в июле и августе 1914 г., реформистский, централизаторский (?) и иерархический социализм явил жалкое зрелище».

«Мы не порицаем никого»... В этом состоит ваша ошибка, товарищ Голэй! Вы сами признали, что «социализм умирающий» связан с буржуазными идеями (значит, его питает и поддерживает буржуазия), с определенным идейным течением в социализме («реформизм»), с интересами и особым положением определенных слоев (парламентарии, чиновники, интеллигенция, некоторые наилучше поставленные слои или группки рабочих) и т. д. Из этого вытекает с неизбежностью вывод, которого вы не делаете. Физические лица «умирают» так называемой естественной смертью, но идейно-политические течения так умирать не могут. Как буржуазия не умрет, пока ее не свергнут, так течение, питаемое и поддерживаемое буржуазией, выражающее интересы вступившей в союз с буржуазией группки интеллигентов и аристократии рабочего класса, не умрет, если его не «убить», т. е. не свергнуть, не лишить всякого влияния на социалистический пролетариат. Это течение сильно именно своими связями с буржуазией, оно стало благодаря объективным условиям «мирной» эпохи 1871—1914 годов своего рода командующим, паразитическим слоем в рабочем движении.

Тут обязательно не только «порицать», но бить в набат, разоблачать беспощадно, свергать, «снимать с постов» этот паразитический слой, разрушать его «единство» с рабочим движением, ибо такое «единство» означает на деле единство пролетариата с национальной буржуазией и раскол интернационального пролетариата, единство лакеев и раскол революционеров.

«Непримиримость есть сила», — справедливо говорит Голэй, требуя, чтобы «социализм, который должен возродиться», был непримиримым. Но не все ли равно для буржуазии, будет ли пролетариат примиренчествовать прямо с ней или косвенно через посредство ее сторон-

ЧЕСТНЫЙ ГОЛОС ФРАНЦУЗСКОГО СОЦИАЛИСТА 13

ников, защитников, агентов внутри рабочего движения, т. е. оппортунистов? Последнее даже выгоднее для буржуазии, ибо обеспечивает ей более прочное влияние на рабочих! Голэй тысячу раз прав, что есть социализм умирающий и социализм, который должен возродиться, но это умирание и это возрождение представляет из себя именно беспощадную борьбу с течением оппортунизма, не только идейную борьбу, но и удаление из рабочих партий этого уродливого нароста, исключение из организаций определенных представителей этой, чужой пролетариату, тактики, полный разрыв с ними. Они не умрут ни физически, ни политически, но рабочие порвут с ними, столкнут их в яму прислужников буржуазии и на примере их гниения будут воспитывать новое поколение, вернее: новые армии пролетариата, способные на восстание.

«Коммунист» № 1—2, 1915 г.

Подпись: Η. Ленин

Печатается по тексту журнала «Коммунист»