Ленин В.И. Полное собрание сочинений Том 37
СОБРАНИЕ ПАРТИЙНЫХ РАБОТНИКОВ МОСКВЫ
27 НОЯБРЯ 1918 г.85
1
ДОКЛАД ОБ ОТНОШЕНИИ ПРОЛЕТАРИАТА К МЕЛКОБУРЖУАЗНОЙ ДЕМОКРАТИИ
Товарищи, я бы хотел побеседовать о тех задачах, которые ложатся на нашу партию и на Советскую власть в связи с вопросом об отношении пролетариата к мелкобуржуазной демократии. Последние события, несомненно, ставят этот вопрос на очередь, потому что гигантская перемена в международном положении, вроде уничтожения Брестского договора, революции в Германии, краха германского империализма и разложения англо-американского империализма, не могла не подорвать целого ряда буржуазно-демократических положений, которые составили теоретическое основание мелкобуржуазной демократии. Военное положение России, натиск англо-французского и американского империализма не могли не толкнуть часть этой мелкобуржуазной демократии более или менее на нашу сторону. Вот об этих изменениях, которые должно внести в нашу тактику, о тех новых задачах, которые возникают перед нами, я и хотел бы сегодняшний вечер побеседовать.
Позвольте мне начать с некоторых основных теоретических положений. Нет сомнения, что главным социальным слоем, который дает экономическую основу мелкобуржуазной демократии, является в России среднее крестьянство. Нет сомнения в том, что социалистический переворот и переход от капитализма к социализму неизбежно должен принять особые формы в стране, в которой численность крестьянского населения
208 В. И. ЛЕНИН
значительна. Поэтому я хотел бы прежде всего напомнить вам, каким образом сложились основные положения марксизма об отношении пролетариата к среднему крестьянству. Для того, чтобы напомнить это вам, я прочту несколько заявлений, сделанных Энгельсом в его статье «Крестьянский вопрос во Франции и Германии». Статья эта вышла отдельной брошюрой, написана в 1895 или 1894 году, когда вопрос об аграрной программе социалистической партии в отношении к крестьянству практически встал на очередь дня в связи с обсуждением программы немецкой социал-демократии на Бреславльском съезде этой партии86. Вот как отзывался тогда Энгельс об отношении пролетариата: «Каково же наше отношение к мелкому крестьянству?.. Во-первых, безусловно правильно положение французской программы: мы предвидим неизбежную гибель мелкого крестьянина, но ни в коем случае не призваны ускорять ее своим вмешательством. Во-вторых, точно так же очевидно, что, обладая государственной властью, мы и не подумаем о том, чтобы насильно экспроприировать мелких крестьян (с вознаграждением или нет, это безразлично), как это мы вынуждены сделать с крупными землевладельцами. Наша задача по отношению к мелким крестьянам состоит прежде всего в том, чтобы их частное производство, их собственность перевести в товарищескую, но не насильно, а посредством примера, предлагая общественную помощь для этой цели».
Далее по этому вопросу Энгельс говорил: «Мы никогда не можем обещать мелким крестьянам поддержать их единоличное хозяйство и единоличную собственность против превосходящих сил капиталистического производства. Мы можем обещать им только, что не будем против их воли, силой вмешиваться в их имущественные отношения»87.
Наконец, последнее изречение, которое я хотел напомнить вам, — это рассуждение о богатых крестьянах, о крупных крестьянах (по-русски выражаясь, о «кулаках»), о таких, значит, крестьянах, которые не обходятся без употребления наемной рабочей силы. Если эти крестьяне не поймут неизбежности гибели их тепе-
СОБРАНИЕ ПАРТИЙНЫХ РАБОТНИКОВ МОСКВЫ 27 НОЯБРЯ 1918 г. 209
решнего способа производства и не сумеют сделать для себя необходимых выводов, то марксисты ничего для них сделать не могут. Наша обязанность только облегчить и им переход к новому способу производства88.
Вот те положения, которые мне хотелось бы напомнить вам и которые, нет сомнения, известны всякому коммунисту. Из этого положения мы видим, что задача пролетариата, овладевшего государственной властью, никоим образом не может быть одинакова в странах, где преобладает крупный капиталистический строй, и в странах, где отсталое, мелкое, среднее и крупное крестьянство. Мы видим, что мы совершенно точно излагали задачи марксизма, когда говорили, что по отношению к помещику-эксплуататору война была нашей обязанностью.
В отношении к среднему крестьянину мы говорим: никоим образом никакого насилия. В отношении к крупному крестьянину мы говорим: наш лозунг — их подчинение хлебной монополии; борьба с ними, когда нарушена хлебная монополия, когда они прячут хлеб. Мне недавно приходилось повторять эти положения на собрании в несколько сот человек — представителей комитетов деревенской бедноты, которые съехались в Москве одновременно с VI съездом*. В нашей партийной литературе, в пропаганде и в агитации мы всегда подчеркивали эту разницу наших отношений к крупной буржуазии и мелкой буржуазии. Но, будучи теоретически все согласны, далеко не все и далеко недостаточно быстро делали соответственные политические выводы. И я нарочно начал, так сказать, издалека, чтобы показать вам, какими экономическими понятиями о взаимоотношениях классов должны мы руководствоваться для того, чтобы на бесспорных основаниях поставить вопрос о нашей политике по отношению к мелкобуржуазной демократии. Нет сомнения, что этот мелкий крестьянский класс (мы называем средним такого, который не продает своей рабочей силы), этот крестьянин в России во всяком случае
_______
* См. настоящий том, стр. 175—182. Ред.
210 В. И. ЛЕНИН
есть главный экономический класс, который является основой широкого разнообразия политических течений в мелкобуржуазной демократии. У нас в России эти течения больше всего связаны с партиями меньшевиков и эсеров. История социализма в России знает длительную борьбу большевиков с этими партиями, причем западноевропейские социалисты постоянно смотрели на эту борьбу, как на борьбу внутри социализма, т. е. как на раскол социализма в России. В скобках сказать, этот взгляд высказывается сплошь и рядом в выступлениях даже хороших социал-демократов.
Сегодня как раз мне передали письмо Фридриха Адлера — человека, известного по своему революционному поведению в Австрии. Письмо его, писанное в конце октября и сегодня полученное, содержит в себе только просьбу: нельзя ли освободить меньшевиков из тюрьмы? Больше ничего он не нашел умнее написать в такой момент, кроме этой просьбы. Правда, он оговорился, что он не осведомлен о нашем движении и так далее, но все-таки это характерно. Эта смешная ошибка западноевропейских социалистов объясняется тем, что они смотрят назад, а не вперед, и не понимают, что ни меньшевики, ни эсеры (которые проповедуют социализм) не являются теми, чтобы их относить к социалистам. Меньшевики и эсеры все время революции 1917 года только и делали, что колебались между буржуазией и пролетариатом, никогда не могли занять правильной позиции и, точно нарочно, иллюстрировали положение Маркса о том, что мелкая буржуазия ни на какую самостоятельную позицию в коренных битвах неспособна.
Пролетариат с самого начала, когда он создавал Советы, проявлял инстинктивно определенную классовую позицию уже тем, что он создал Советы. Меньшевики и эсеры все время колебались. И если их называли их же собственные друзья весной и летом 1917 года «полубольшевиками», то это была не только острота, но и верная характеристика. Ни по одному вопросу (возьмите вопрос о Советах, о революционном движении в деревнях, о непосредственном захвате земли, о бра-
СОБРАНИЕ ПАРТИЙНЫХ РАБОТНИКОВ МОСКВЫ 27 НОЯБРЯ 1918 г. 2Ц
тании на фронте, о поддержке или неподдержке империализма), во всех этих коренных вопросах меньшевики и эсеры говорили сегодня — «да», а завтра — «нет». С одной стороны, помогали, а с другой стороны — нет, и представляли собой образец бесхарактерности и беспомощности. А с другой стороны, когда они бросали населению фразы «за Советы» (ведь они все время называли Советы «революционной демократией» и противополагали тому, что называли цензовым элементом), у них это было только хитрым политическим построением, а широкие массы, в ряды которых это попадало, увлекались: «это за Совет!». Проповедь меньшевиков частью служила и нам.
Это вопрос очень сложный, имеющий очень богатую историю, и мне достаточно на него кратко указать. И вот эта политика меньшевиков и эсеров на наших глазах доказывает окончательно наше положение, что считать их социалистами — ошибка. Социалистами они были только, пожалуй, по фразеологии и по воспоминаниям. На деле это есть мелкая русская буржуазия.
Я начал с того, как должны марксисты относиться к среднему крестьянину, иначе говоря, к мелкобуржуазным партиям. Мы подходим теперь к такой полосе, когда предыдущие наши лозунги предшествующего периода революции должны измениться, чтобы правильно учесть настоящий перелом. Вы знаете, что в октябре — ноябре эти элементы колебались.
Партия большевиков тогда оказалась непримиримой и поступила правильно; мы сказали себе, что нам предстоит уничтожить врагов пролетариата, нам предстоят битвы по основным вопросам о войне и мире, о буржуазном представительстве, о Советской власти. Во всех этих вопросах мы могли опираться только на свои силы, и мы поступили вполне правильно, когда не пошли на компромисс с мелкобуржуазной демократией.
Дальнейший ход событий поставил перед нами вопрос о мире и заключении Брестского мира. Вы знаете, что Брестский мир оттолкнул от нас мелкобуржуазные элементы.
212 В. И. ЛЕНИН
Из этих двух обстоятельств, из нашей внешней политики, приведшей к заключению Брестского мира, и из нашей беспощадной борьбы с демократическими иллюзиями части мелкобуржуазной демократии, из нашей беспощадной борьбы за Советскую власть, — из этих двух обстоятельств вытекало то, что от нас резко отшатнулась мелкобуржуазная демократия. Вы знаете, что после Брестского мира среди левых эсеров начались колебания. Часть из них пошла на авантюру, другая часть кололась между собой и колется до сих пор. Но факт остается фактом. Мы, конечно, ни минуты, ни капли не можем сомневаться в том, что наша политика была тогда абсолютно правильна. Теперь доказывать это — значит повторять зады, потому что немецкая революция доказала больше всего правильность наших взглядов.
В чем больше всего нас упрекали после Брестского мира и что чаще всего приходилось слышать от малосознательных рабочих масс, это то, что мы напрасно возлагаем надежду на немецкую революцию и что ее все нет. Немецкая революция опровергла все эти упреки и доказала правильность наших взглядов о том, что она должна прийти, что мы должны бороться против немецкого империализма не только путем национальной войны, но и путем пропаганды и разложения его извнутри. События нас так подтвердили, что тут доказывать нечего. Равным образом относительно учредилки, колебания были здесь неизбежны, и ход событий настолько подтвердил правильность наших взглядов, что теперь все начавшиеся на Западе революции идут под лозунгом Советской власти и создают эту Советскую власть. Советы — вот что характеризует революцию везде. Они перекинулись из Австрии и Германии в Голландию и Швейцарию (в страны с наиболее старой демократической культурой, которые называют себя Западной Европой по сравнению даже с Германией). В них выставляется лозунг Советской власти. Значит, исторический крах буржуазной демократии не был выдумкой большевиков, а был абсолютной исторической необходимостью. В Швейцарии и Голландии политическая
СОБРАНИЕ ПАРТИЙНЫХ РАБОТНИКОВ МОСКВЫ 27 НОЯБРЯ 1918 г. 213
борьба имела место уже сотни лет тому назад, и сейчас лозунг Советской власти выставляется там не ради прекрасных глаз большевиков. Значит, мы верно учли настоящее. Ход событий настолько подтвердил правильность нашей тактики, что останавливаться дольше на этом вопросе не следует. Надо только понять, что это вопрос серьезный, вопрос самого глубокого предрассудка мелкобуржуазной демократии. Припомните общую историю буржуазной революции и развития парламентаризма во всех западноевропейских странах и вы увидите, что такого рода предрассудки царили во всех странах у старых социал-демократов 40-х годов. Во Франции эти взгляды держались дольше всего. Иначе быть не может. Мелкая буржуазия в вопросах о парламентаризме наиболее патриотична, она наиболее патриотична, если сравнить ее с пролетариатом и крупной буржуазией. Последняя более интернациональна, потому что мелкая буржуазия менее подвижна, не связана так с другими народами и не втянута в мировой торговый оборот. Поэтому нужно было ожидать, что именно в вопросе о парламентаризме всего больше должна проявиться мелкая буржуазия. Так это было и в России. Большую роль в этом отношении сыграло то, что наша революция боролась с патриотизмом. Нам пришлось в эпоху Брестского мира идти против патриотизма. Мы говорили: если ты социалист, так ты должен все свои патриотические чувства принести в жертву во имя международной революции, которая придет, которой еще нет, но в которую ты должен верить, если ты интернационалист.
И понятно, что мы могли, говоря так, привлечь на свою сторону только передовые отряды рабочего класса. Понятно, что большинство мелкой буржуазии не стояло на нашей точке зрения. Этого мы ждать не могли. И откуда было мелкой буржуазии перейти на нашу точку зрения? Нам пришлось осуществлять диктатуру пролетариата в самой ее суровой форме. Мы пережили эпоху увлечения иллюзиями в несколько месяцев. А если вы возьмете историю западноевропейских стран, там не изжили этой иллюзии и в десятки лет. Возьмите
214 В. И. ЛЕНИН
историю Голландии, Франции, Англии и так далее. Нам пришлось разбить мелкобуржуазную иллюзию о том, что народ есть нечто единое и что народная воля может быть выражена в чем-либо ином, вне классовой борьбы. Мы были совершенно правы, что мы в этом вопросе ни на какие компромиссы не пошли. Если бы мы сделали поблажки мелкобуржуазным иллюзиям, учредиловской иллюзии, мы бы погубили все дело пролетарской революции в России. Мы бы принесли в жертву узконациональным интересам интересы международной революции, которая оказалась идущей по большевистской тропе, потому что она была не национальной, а чисто пролетарской. Вот в этих условиях и создалось то, что и меньшевистские и эсеровские мелкобуржуазные массы от нас отшатнулись. Они пошли по ту сторону баррикад, они очутились на стороне наших врагов. Когда началось восстание дутовцев, мы наглядно убедились, что в составе дутовцев, красновцев и скоропадцев находились те политические силы, которые с нами боролись. На нашей стороне оказался пролетариат и беднейшее крестьянство.
Вы знаете, что по всей России во время чехословацкого выступления, когда оно проходило с наибольшим успехом, в это время по всей России шли кулацкие восстания. Только сближение городского пролетариата с деревней укрепило нашу власть. Пролетариат, при помощи деревенской бедноты, только он выдерживал борьбу против всех врагов. И меньшевики и эсеры в громадном большинстве были на стороне чехословаков, дутовцев и красновцев. Это положение требовало от нас самой ожесточенной борьбы и террористических методов этой войны. Как бы люди с различных точек зрения ни осуждали этого терроризма (а это осуждение мы слышали от всех колеблющихся социал-демократов), для нас ясно, что террор был вызван обостренной гражданской войной. Он был вызван тем, что вся мелкобуржуазная демократия повернула против нас. Они вели с нами войну различными приемами — путем гражданской войны, подкупом, саботажем. Вот такие условия создали необходимость террора. Поэтому раскаиваться
СОБРАНИЕ ПАРТИЙНЫХ РАБОТНИКОВ МОСКВЫ 27 НОЯБРЯ 1918 г. 215
в нем, отрекаться от него мы не должны. Мы должны только ясно понять, какие условия нашей пролетарской революции вызвали остроту борьбы. Эти особые условия состояли в том, что нам пришлось действовать против патриотизма, что нам пришлось заменять Учредительное собрание лозунгом «Вся власть Советам».
Когда же настал поворот в международной политике, тогда неизбежно наступил поворот в положении мелкобуржуазной демократии. Мы видим изменение настроения в ее лагере. В воззвании меньшевиков мы видим призыв отказаться от союза с имущими классами, призыв, с которым меньшевики обращаются к своим друзьям — людям из мелкобуржуазной демократии, которые с дутовцами, чехословаками, англичанами заключили союз. Они к ним обращаются с воззванием, чтобы они шли бороться против англо-американского империализма. Теперь для каждого ясно, что нет такой силы, кроме англо-американского империализма, которая могла бы что-нибудь противопоставить большевистской власти. Такого же рода колебания идут среди эсеров и среди интеллигенции, которая больше всего разделяет предрассудки мелкобуржуазной демократии, которая больше всего была полна патриотических предубеждений. Среди нее идет тот же самый процесс.
Теперь задача нашей партии состоит в том, чтобы при выборе своей тактики руководиться классовыми отношениями, чтобы мы в этом вопросе точно разобрались, что это такое — случайность, проявление бесхарактерности, колебания, которые не имеют под собой никакой почвы, или, наоборот, это процесс, который имеет глубокие социальные корни. Если мы взглянем на этот вопрос в целом с точки зрения теоретически установленных отношений пролетариата к среднему крестьянству, с точки зрения истории нашей революции, мы увидим, что сомневаться в ответе нельзя. Это поворот не случайный, не личный. Он касается миллионов и миллионов людей, которые поставлены в России в положение среднего крестьянства, или соответствующее среднему крестьянству. Поворот касается всей мелкобуржуазной демократии. Она шла против нас с озлоблением,
216 В. И. ЛЕНИН
доходящим до бешенства, потому что мы должны были ломать все ее патриотические чувства. А история сделала так, что патриотизм теперь поворачивает в нашу сторону. Ведь ясно, что нельзя свергнуть большевиков иначе, как иностранными штыками. Если до сих пор надеялись, что англичане, французы и американцы, это — настоящая демократия, если до сих пор сохранилась эта иллюзия, то теперь мир, который они дают Австрии и Германии, разоблачает эту иллюзию полностью. Англичане ведут себя так, как будто они задались специальной целью доказать правильность большевистских взглядов на международный империализм.
Поэтому из среды партий, которые боролись с нами, например из плехановского лагеря, раздаются голоса, которые говорят: мы ошиблись, мы думали, что германский империализм — наш главный враг, а западные страны — Франция, Англия, Америка — несут нам демократический строй. Оказалось, что мир, который эти западные страны дают, во 100 раз более унизителен, грабительский, хищнический, чем наш Брестский мир. Оказалось, что англичане и американцы выступают в качестве палачей и жандармов русской свободы, как эта роль выполнялась при российском палаче Николае I, не хуже королей, которые исполняли роль палачей, когда они душили венгерскую революцию. Теперь эту роль взяли агенты Вильсона. Они душат революцию в Австрии, они играют роль жандармов, они ставят ультиматум Швейцарии: не дадим хлеба, если вы не вступите в борьбу с большевистским правительством89. Они заявляют Голландии: не смейте допускать к себе советских послов, иначе — блокада. У них орудие простое — веревка голода. Вот чем они душат народы.
История в последнее время, в эпоху войны и после войны, отличается необыкновенной быстротой развития и доказывает положение, что англо-французский империализм есть такой же гнусный империализм, как и немецкий. Не забывайте, что в Америке мы имеем самую свободную республику, самую демократическую, но это нисколько не мешает тому, что империализм там действует так же зверски, что там не только линчуют
СОБРАНИЕ ПАРТИЙНЫХ РАБОТНИКОВ МОСКВЫ 27 НОЯБРЯ 1918 г. 217
интернационалистов, но что толпа вытаскивает их на улицу, раздевает донага, обливает смолой и зажигает.
События разоблачают империализм с необыкновенной силой и ставят вопрос: либо Советская власть, либо полное удушение революции англо-французскими штыками. Здесь нет уже речи о соглашении с Керенским. Вы знаете, что Керенского они выбросили вон, как выжатый лимон. Они шли вместе с Дутовым и Красновым. Теперь мелкая буржуазия через этот период перешла. Патриотизм толкает ее теперь к нам, — так вышло, так заставила ее действовать история. И всем нам надо учесть этот массовый опыт всей всемирной истории. Нельзя защищать буржуазию, нельзя защищать учредилку, потому что она фактически оказалась на руку Дутовым и Красновым. Это кажется смешно: как Учредительное собрание могло стать их лозунгом. Но так вышло, потому что Учредительное собрание созывалось, когда еще буржуазия была наверху. Учредительное собрание оказалось органом буржуазии, а буржуазия оказалась на стороне империалистов, ведущих политику против большевиков. Она готова была на все, чтобы удушить Советскую власть самыми подлыми способами — предать Россию кому угодно, только чтобы уничтожить власть Советов.
Вот политика, которая привела к гражданской войне, которая заставила повернуть мелкобуржуазную демократию. Конечно, колебания в этой среде всегда неизбежны. Когда пошли первые победы чехословаков, эта мелкобуржуазная интеллигенция пыталась распространять слухи, что чехословацкая победа неизбежна. Печатали телеграммы из Москвы, что Москва накануне падения, что она окружена. И мы прекрасно знаем, что, в случае даже самых незначительных побед англо-французов, мелкобуржуазная интеллигенция прежде всего потеряет голову, впадет в панику и начнет распускать всякие слухи об успехах наших противников. Но революция показала неизбежность восстания против империализма. И теперь наши «союзники» оказались главными врагами русской свободы и русской самостоятельности. Россия не может быть и не будет
218 В. И. ЛЕНИН
независимой, если не будет укреплена Советская власть. Вот почему произошел такой переворот. В связи с ним на нас лежит теперь задача — определить свою тактику. Очень ошибся бы тот, кто задумал бы механически перенести теперь лозунги нашей революционной борьбы того периода, когда между нами не могло быть никакого примирения, когда мелкая буржуазия была против нас, когда наша непоколебимость требовала от нас применения террора. Теперь это была бы не непоколебимость, а просто глупость, недостаточное понимание тактики марксизма. Когда мы должны были заключить Брестский мир, этот шаг с точки зрения узкопатриотической казался изменой России; с точки зрения мировой революции — это был правильный стратегический шаг, оказавший больше всего помощь мировой революции. Мировая революция разыгралась именно теперь, когда Советская власть стала всенародным учреждением.
И теперь, хотя мелкобуржуазная демократия все еще продолжает колебаться, иллюзии ее подорваны. И, конечно, мы должны учесть это положение, как и все остальные условия. Если прежде у нас наблюдалась другая точка зрения, то мелкая буржуазия стояла на стороне чехословаков, и насилие было неизбежно, ибо война есть война и нужно действовать как на войне. А теперь, когда эти люди начинают поворачиваться к нам, мы не должны отворачиваться от них только потому, что наш лозунг в листовках и газетах раньше был другим. Когда мы видим, что они делают полуоборот к нам, мы должны написать наши листовки заново, потому что изменились отношения этой мелкобуржуазной демократии к нам. Мы должны сказать: милости просим, мы вас не боимся. Если вы думаете, что мы умеем действовать только насилием, то вы ошибаетесь. Мы могли бы достигнуть соглашения. И те элементы, которые полны традиций, буржуазных предрассудков, все кооператоры, все части трудящихся, которые больше всего связаны с буржуазией, могут пойти к нам.
Возьмите всю интеллигенцию. Она жила буржуазной жизнью, она привыкла к известным удобствам. По-
СОБРАНИЕ ПАРТИЙНЫХ РАБОТНИКОВ МОСКВЫ 27 НОЯБРЯ 1918 г. 219
скольку она колебалась в сторону чехословаков, нашим лозунгом была беспощадная борьба — террор. Ввиду того, что теперь этот поворот в настроении мелкобуржуазных масс наступил, нашим лозунгом должно быть соглашение, установление добрососедских отношений. Когда нам случается встретить заявление группы мелкобуржуазной демократии, что она хочет быть нейтральной по отношению к Советской власти, — мы должны сказать: «нейтральность» и добрососедские отношения — это старый хлам, который никуда не годится с точки зрения коммунизма. Это старый хлам и больше ничего, но мы должны обсудить этот хлам с точки зрения дела. Мы всегда так смотрели и никогда не надеялись, что эти мелкобуржуазные элементы станут коммунистами. Но деловые предложения мы должны обсудить.
Мы говорили о диктатуре пролетариата, что пролетариат должен быть господствующим над всеми остальными классами. Мы не можем уничтожить различия между классами до полного введения коммунизма. Классы останутся, пока мы не уничтожим эксплуататоров — крупную буржуазию и помещиков, которых мы беспощадно экспроприируем. Но по отношению к среднему и мелкому крестьянству приходится говорить иначе. Беспощадно подавляя буржуазию и помещиков, мы должны привлекать к себе мелкобуржуазную демократию. Когда они говорят, что хотят быть нейтральными и быть с нами в добрососедских отношениях, мы отвечаем: этого только нам и надо. Мы никогда не ожидали, что вы станете коммунистами.
Мы продолжаем стоять на почве беспощадной экспроприации помещиков и капиталистов. Тут мы беспощадны, и тут мы не можем вступить ни на какой путь примирения или соглашательства. Но мы знаем, что мелкое производство никакими декретами перевести в крупное нельзя, что здесь нужно постепенно, ходом событий, убеждать в неизбежности социализма. Эти элементы никогда не станут социалистами по убеждению, прямыми, настоящими социалистами. Они станут социалистами, когда увидят, что выхода нет. Теперь они видят: Европа так развалилась, империализм дошел
220 В. И. ЛЕНИН
до такого положения, что никакая буржуазная демократия не спасет, что только Советская власть может спасти. Вот почему нам теперь этот нейтрализм, эти добрососедские отношения со стороны мелкобуржуазной демократии не только не страшны, а желательны. Вот почему, если мы смотрим на дело с точки зрения представителей класса, осуществляющего диктатуру, мы говорим: мы на большее никогда не рассчитываем со стороны мелкобуржуазной демократии. С нас этого достаточно. Вы будете с нами в добрососедских отношениях, а у нас будет государственная власть. Мы вас, господа меньшевики, после вашего выступления о «союзниках» охотно легализируем. Это будет сделано Центральным Комитетом нашей партии. Но мы не забудем того, что в вашей партии остались меньшевики-«активисты», и по отношению к ним наши методы борьбы остаются старыми, потому что «активисты» — это друзья чехословаков, и пока чехословаки не изгнаны из России, вы представляете таких же врагов. Мы оставляем за собой государственную власть, только за собой. С теми, кто с нами вступает в отношения нейтральности, мы рассуждаем как класс, который держит в своих руках политическую власть, направляет всю остроту своего оружия против помещиков и капиталистов и говорит мелкобуржуазной демократии: если вам угодно переходить на сторону чехословаков и красновцев, — мы показали, как мы боролись, мы будем и впредь бороться. Если вам угодно учиться примеру у большевиков, — мы вступаем на путь соглашения с вами, зная, что иначе, как целым рядом соглашений, которые мы будем испытывать, проверять, сопоставлять, страна не может перейти к социализму.
Мы на этот путь вступили с самого начала, например, тем, что голосовали закон о социализации земли и превратили его постепенно в ту меру, благодаря которой удалось деревенскую бедноту объединить вокруг себя и повернуть против кулаков. Лишь по мере победы пролетарского движения в деревнях мы будем переходить систематически к коллективному общественному землевладению и к общественной обработке земли.
СОБРАНИЕ ПАРТИЙНЫХ РАБОТНИКОВ МОСКВЫ 27 НОЯБРЯ 1918 г. 221
Эту задачу нельзя было осуществить иначе, как опираясь на чисто пролетарское движение в деревне, и в этом отношении предстоит еще очень многое сделать. Нет сомнения, что здесь только практический опыт, только действительность покажет, как следует поступить.
Различны задачи соглашения со средним крестьянином, с мелкобуржуазными элементами, с кооператорами. Видоизменения будет переживать эта задача, если мы будем ставить ее по отношению к тем союзам, которые сохранили мелкобуржуазные традиции и привычки. Еще некоторое видоизменение эта задача переживает, если мы говорим о мелкобуржуазной интеллигенции. Она колеблется, но она нам для нашего социалистического переворота также нужна. Мы знаем, что строить социализм можно только из элементов крупнокапиталистической культуры, и интеллигенция есть такой элемент. Если нам приходилось с ней беспощадно бороться, то к этому нас не коммунизм обязывал, а тот ход событий, который всех «демократов» и всех влюбленных в буржуазную демократию от нас оттолкнул. Теперь явилась возможность использовать эту интеллигенцию для социализма, ту интеллигенцию, которая не социалистична, которая никогда не будет коммунистичной, но которую сейчас объективный ход событий и соотношений настраивает по отношению к нам нейтрально, по-соседски. Опираться на интеллигенцию мы не будем никогда, а будем опираться только на авангард пролетариата, ведущего за собой всех пролетариев и всю деревенскую бедноту. Другой опоры у партии коммунистов быть не может. Но одно дело опираться на класс, представляющий собой диктатуру, а другое дело господствовать над другими классами.
Вы помните, что Энгельс даже по отношению к тем крестьянам, которые пользуются наемным трудом, сказал: может быть, и не всех придется экспроприировать90. Мы экспроприируем по общему правилу, и у нас кулака нет в Советах. Мы давим его. Подавляем его физически, когда он проникает в Совет и пытается задушить там деревенского бедняка. Вы видите, как здесь проводится господство одного класса. Один
222 В. И. ЛЕНИН
пролетариат может господствовать. Но по-одному это применяется к мелкому крестьянину, по-другому к среднему, иначе к помещику, иначе к мелкому буржуа. Вся задача состоит в том, чтобы этот поворот, который вызван международными условиями, — чтобы мы сумели его понять, понять неизбежность того, что лозунги, к которым привыкли за истекшие полгода истории революции, неизбежно должны быть видоизменены, поскольку речь идет о мелкобуржуазной демократии. Мы должны сказать: мы власть оставляем за тем же классом. По отношению к мелкобуржуазной демократии наш лозунг был соглашение, но нас заставили применить террор. Если вы действительно согласны жить в добрососедских отношениях с нами, то потрудитесь исполнить те или другие задания, господа кооператоры и интеллигенты. А если не исполните, — вы будете нарушителями закона, нашими врагами, и мы будем с вами бороться. А если вы стоите на почве добрососедских отношений и исполните эти задания, — этого нам с избытком достаточно. Опора у нас прочная. В вашей дряблости мы никогда не сомневались. Но что вы нам нужны — этого мы не отрицаем, потому что вы являлись единственным культурным элементом. Если бы нам пришлось строить социализм не из элементов, оставленных нам в наследие капитализмом, — задача была бы легка. Но в том-то и трудность социалистического строительства, что нам приходится строить социализм из элементов, насквозь испорченных капитализмом. В том-то и трудность перехода, что он связан с диктатурой, которой может руководить один только класс — пролетариат. Из этого вытекает, что мы говорим себе, что линию будет определять пролетариат, который вышколен и обращен в боевую силу, способную разбить буржуазию. Между буржуазией и пролетариатом стоит масса переходных ступеней, и по отношению к ним наша политика теперь должна стать на те рельсы, которые нами предусмотрены теоретически, и мы теперь можем ее осуществлять. Нам предстоит целый ряд задач, целый ряд соглашений, технических заданий, которые мы, господствующая пролетарская
СОБРАНИЕ ПАРТИЙНЫХ РАБОТНИКОВ МОСКВЫ 27 НОЯБРЯ 1918 г. 223
власть, должны суметь дать. Мы должны суметь дать среднему крестьянину одно задание, помочь в товарообмене, в разоблачении кулака. Кооператорам другое: они обладают аппаратом для распределения продуктов в массовом размере; этот аппарат мы должны взять себе. Интеллигенции мы должны дать совсем другое задание; она не в силах продолжать саботаж и настроена так, что теперь она занимает позицию по отношению к нам самую добрососедскую, и мы должны брать эту интеллигенцию, ставить ей определенные задачи, следить и проверять их выполнение, относиться к ним, как Маркс говорил по отношению к служащим Парижской Коммуны: «каждый отдельный наниматель умеет выбирать себе подходящих помощников, бухгалтеров и, когда они ошибаются, — умеет исправлять их ошибки, а если они не годятся, — заменять их новыми, хорошими»91. Мы строим власть из элементов, оставленных нам капитализмом. Мы не можем строить власть, если такое наследие капиталистической культуры, как интеллигенция, не будет использовано. Теперь мы можем отнестись к мелкой буржуазии, как к доброму соседу, находящемуся под строгим контролем государственной власти. Тут задачей сознательного пролетариата является понять, что господство не означает того, что он сам выполнит все эти задачи. Тот, кто так думает, тот понятия не имеет о социалистическом строительстве, тот за год революции и диктатуры ничему не научился. Таким господам лучше отправиться в школу и там кое-чему поучиться, и кто чему-нибудь за истекшее время научился, — тот скажет себе: вот эту-то интеллигенцию я и использую теперь на строительство. Для этого у меня есть достаточная опора в крестьянстве. И мы должны помнить, что только в ходе этой борьбы, в ряде соглашений и опытов соглашений пролетариата с мелкобуржуазной демократией выработается то строительство, которое приведет к социализму.
Вспомним, что Энгельс говорил, что мы должны действовать примером92. Никакая форма не будет окончательной, пока не будет достигнут полный коммунизм. Мы не претендовали на то, что мы знаем
224 В. И. ЛЕНИН
точную дорогу. Но мы идем к коммунизму неизбежно, неминуемо. В настоящее время каждая неделя дает больше, чем десятки лет мирного времени. Полгода, пережитые со времени Брестского мира, были эпохой колебаний против нас. Западноевропейская революция — пример, начинающий повторять нас, должен укрепить нас. Мы должны учесть происшедшие перемены, учесть все элементы, не делая никаких иллюзий, зная, что колеблющиеся останутся колеблющимися, пока не победит полностью всемирная социалистическая революция. Это, может быть, будет и не так скоро, хотя ход событий германской революции обнадеживает, что это будет скорее, чем многие предполагают. Немецкая революция развивается так, как развивалась и наша, но более ускоренным темпом. Во всяком случае задача, которая перед нами стоит, — это отчаянная борьба с англо-американским империализмом. Он почувствовал, что большевизм стал мировой силой, и именно потому старается удушить нас с максимальной быстротой, желая сначала расправиться с русскими большевиками, а потом со своими собственными.
Мы должны те элементы из колеблющихся, которых зверства империалистов толкают к нам, использовать. И мы это сделаем. Вы прекрасно знаете, что в войне нельзя пренебрегать никакой помощью, даже косвенной. В войне даже положение колеблющихся классов имеет громадное значение. Чем более остра война, тем больше мы должны приобрести влияния на колеблющиеся элементы, которые приходят к нам. Отсюда вытекает, что тактика, которую мы вели полгода, должна быть видоизменена сообразно новым задачам в отношении к различным слоям мелкобуржуазной демократии.
Если мне удалось обратить внимание партийных работников на эту задачу и побудить их путем систематического опыта прийти к ее правильному решению, я могу считать свою задачу исполненной.
«Правда» №№ 264 и 265; 5 и 6 декабря 1918 г.
Печатается по тексту газеты «Правда», сверенному со стенограммой
СОБРАНИЕ ПАРТИЙНЫХ РАБОТНИКОВ МОСКВЫ 27 НОЯБРЯ 1918 г. 225
2
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СЛОВО ПО ДОКЛАДУ ОБ ОТНОШЕНИИ ПРОЛЕТАРИАТА К МЕЛКОБУРЖУАЗНОЙ ДЕМОКРАТИИ
Товарищи, мне придется сделать немного заключительных замечаний. Прежде всего я хотел ответить но поводу затронутого здесь вопроса о догме. Маркс и Энгельс говорили много раз, что наше учение не догма, а руководство к действию93, и я думаю, мы должны это прежде всего и больше всего иметь в виду.
Учение Маркса и Энгельса не догма, которую мы заучиваем. Его нужно принять как руководство к действию. Это мы говорили всегда, и я думаю целесообразно действовали, никогда не впадая в оппортунизм, а видоизменяли тактику. Но это никоим образом не является отступлением от учения и никоим образом назвать оппортунизмом нельзя. Я говорил и еще и еще раз повторяю, что это учение является не догмой, а руководством к действию.
Дальше, переходя к замечанию т. Стеклова: с кем мы будем соглашаться, с штабами или массами? я отвечу: в первую голову, конечно, с массами, а затем с штабами, а когда придется бороться с штабами, все зависит от отдельных случаев. Я к этому перейду, но сейчас я практически не вижу никакой возможности соглашения с партией меньшевиков и партией эсеров. Нам говорят, соглашаться — значит чем-нибудь поступиться. Чем вы поступитесь и как вы отступите от основной линии? Это будет отступничество, а если это только в практике, тогда это не ново. Разумеется, мы никогда не поступимся нашими принципами. Сейчас
226 В. И. ЛЕНИН
об этом не имеет смысла говорить. Пятнадцать лет тому назад споры шли об основной линии и принципах, споры эти мне приходилось вести, к сожалению, главным образом за границей, а не в России. А теперь речь идет о государственной власти, а о том, чтобы ею сколько-нибудь поступиться — об этом не может быть и речи. Недаром Вильсон заявил: теперь наш враг есть мировой большевизм. Это заявляют буржуа всего мира. Если они соберутся на нас походом — это значит, что они признали, что большевистская власть есть не русское только, а мировое явление. Был бы смешон и жалок большевик, который предложил бы буржуазии какое-нибудь соглашение. Да и когда революционный пожар перекинулся на целый ряд стран, — ни одно капиталистическое буржуазное правительство на это не пойдет и пойти не может.
Швейцарская буржуазия, когда дошло дело до последних событий, говорила прямо: мы не русские, мы вам власть не отдадим. Капитан Садуль, который присоединился к большевизму, пишет, что он удивляется, наблюдая удивительную покорность русской буржуазии, и заявляет, что их французская буржуазия будет поступать не так. Там мы увидим озлобление гораздо большее, и гражданская война, если она разовьется, примет самые беспощадные формы, и с этой стороны никаких вопросов поднимать невозможно.
Вопрос совершенно решен практически годом пролетарской диктатуры, и ни одному крестьянину, ни одному рабочему не может прийти в голову идти на соглашение с буржуазией. А что соглашение не есть нечто новое, я совершенно согласен. Я только хотел, чтобы мы совещались вместе по таким вопросам.
Те обстоятельства, которые меньшевиков и эсеров и мелкую интеллигенцию особенно оттолкнули от нас, — беспощадная борьба за Брестский мир в период наступления германского империализма, — эти обстоятельства миновали. Но что хотя бы временные успехи англо-французов вызовут новые колебания этой интеллигенции и мелкой демократии, которая начнет сеять панику и перебегать, мы это прекрасно знаем. Мы
СОБРАНИЕ ПАРТИЙНЫХ РАБОТНИКОВ МОСКВЫ 27 НОЯБРЯ 1918 г. 227
соглашаемся с ними, чтобы достигнуть определенных результатов и для определенной практической работы. Эта тактика не может вызывать ни споров, ни удивлений. Но что она не была понята, это доказали многие и даже такой влиятельный член Московского Совета, как т. Максимов. Тов. Максимов говорил, что с Хинчуком нужно не соглашаться, а разумно договариваться. Когда мы издавали весной первый декрет о кооперативах, и они нам поставили ультимативные требования, мы им уступили. Это мы называем соглашением — иначе эту политику назвать нельзя. И если каждый советский работник возьмет себе за правило, самому себе скажет и всем товарищам повторит: с мелкобуржуазной демократией разумно договорись, я буду считать себя удовлетворенным.
Мы до сих пор в работе, особенно в работе на местах, еще слишком далеки от того, чтобы разумно договариваться. Наоборот, мы часто не договариваемся разумно. Нас обвиняют в этом, не понимая, что новое строительство без этого невозможно. Нет гения, который мог бы строить новую жизнь, не научившись в строительстве. Когда нужно с практическими деятелями разумно договориться, мы этого не умеем. Чтобы устроить лавку, надо знать, как ее устроить. Нужны люди, которые знают свое дело. Нам, большевикам, в этой практической работе применять свои познания приходилось очень редко. У нас очень редок недостаток в агитаторах, но самый вопиющий недостаток — недостаток в практических руководителях, в организаторах. И это до сих пор продолжается, несмотря на лежащий за спиною год опыта. Со всяким человеком, который в этой области достаточно опытен, который выставляет лозунг нейтральности и добрососедских отношений, с каждым таким человеком разумно договорись. Если он умеет строить лавку, распределять товар, если он может хоть чему-нибудь научить, если он человек практики, это большое приобретение.
Всякий знает, что в числе «друзей» большевизма, с тех пор, как мы победили, много врагов. К нам часто примазываются элементы совершенно ненадежные,
228 В. И. ЛЕНИН
жульнические, которые политически колеблются, продают, предают и изменяют. И мы это хорошо знаем, и это нас не меняет. Это исторически неизбежно. Когда меньшевики нас укоряют, что среди советских служащих масса примазавшихся, нечестных, даже в общегражданском смысле, элементов, мы говорим им: откуда же нам взять лучших, как сделать нам, чтобы лучшие люди сразу в нас поверили. Революции, которая бы сразу могла победить и убедить, сразу заставить поверить в себя, такой революции нет. Она начинается в одной стране, а в других странах ей не верят. Нашу революцию считают кошмаром, хаосом, и от наших организованных «хаотических» собраний, называемых у нас Советами, ничего не ждут в других странах. И это вполне естественно. Нам надо было многое завоевать. И вот когда говорят: надо разумно договориться с Хинчуком — он умеет строить лавку, я говорю: договоритесь и с другими, возьмите мелких буржуев, которые многое умеют делать.
Если мы вобьем этот лозунг: «договорись», вобьем в головы на местах, если поймем, что просыпается к власти новый класс, что берутся за управление люди, которые никогда за такое сложное дело не брались и, естественно, делают ошибки, — мы не смутимся. Мы знаем, что без ошибок нельзя управлять. Но кроме ошибок мы наблюдаем неумелое пользование властью, только как властью, когда люди говорят: я получил власть, я предписал, и ты должен слушаться. Мы говорим: по отношению к целому ряду элементов мелкобуржуазной демократии профессиональных союзов, крестьян и кооперативов не проводите этого лозунга, теперь он перестает быть нужным. Поэтому разумнее договориться с мелкобуржуазной демократией, в особенности с интеллигенцией, — это наша задача. Конечно, мы договоримся на нашей платформе, мы договоримся как власть.
Мы говорим: правда ли, что вы перешли от враждебности к позиции нейтральности и добрососедских отношений, правда ли, что вы перестали быть враждебными. Иначе мы не будем закрывать глаз, мы будем
СОБРАНИЕ ПАРТИЙНЫХ РАБОТНИКОВ МОСКВЫ 27 НОЯБРЯ 1918 г. 229
говорить открыто: война, так война, и мы поступали, как на войне. Но если вы перешли от враждебности к нейтральности, если вы говорите о добрососедских отношениях, — эти слова я взял из заявлений людей, не принадлежащих к лагерю коммунистов, которые вчера еще были гораздо ближе к лагерю белогвардейцев, — я говорю: раз находятся такие люди, которые переходят в таких широких размерах от вчерашней враждебности к сегодняшней нейтральности и к добрососедским отношениям, нам нужно продолжать свою пропаганду.
Тов. Хмельницкий напрасно опасается, что меньшевики проводят свою пропаганду, чтобы руководить жизнью рабочего класса. Мы говорим не о социал-демократах, которые не поняли социалистической республики, мы говорим не о них и не о мелкобуржуазной бюрократии, — тут идейная борьба с меньшевиками, непримиримая война. Сказать меньшевику, что он мелкобуржуазный демократ, это для него худшее оскорбление, и чем спокойнее вы станете доказывать меньшевику это, тем больше будет его бешенство. Думать, что мы из своего собственного достигнутого положения отдадим хотя одну сотую или одну тысячную часть, — это ошибка. Ни малейшей доли мы не уступим.
Примеры, которые приводил т. Шмидт, доказывали, что даже группа пролетариата, которая ближе стояла к буржуазии (как например, печатники), мелкобуржуазные служащие, буржуазные банковские служащие, которые производили операции в торгово-промышленных заведениях, от перехода к социализму много теряют. Мы закрыли массу буржуазных газет, мы национализировали банки, мы закрыли целый ряд путей, по которым служащие банков обогащались, принимая участие в спекуляции, но и в этом лагере мы видим колебание, мы видим, что они переходят к нам. Если Хинчук ценен тем, что он умеет строить лавочки, то банковский служащий ценен тем, что он знает технику денежного дела, с которым многие из нас, хотя знакомы теоретически, но в практическом
230 В. И. ЛЕНИН
деле обнаруживают весьма большую слабость. И я говорю с таким человеком, который эту технику знает и который мне говорит, что он от вчерашней враждебности перешел к нейтральности и добрососедству. Мы говорим: со всяким человеком разумно договорись. И в Совдепах, если т. Максимов эту тактику, о которой он, как выдающийся член президиума Московского Совдепа, говорил по отношению к интеллигенции и колеблющейся мелкой буржуазии, поведет, я буду вполне и с избытком удовлетворен.
Дальше вопрос о кооперативах. Тов. Стеклов выразился так: от кооперативов пахнет плохо. Тов. Максимов сказал относительно кооперативов: не нужно писать такие декреты, как последний декрет Совета Народных Комиссаров. У нас в практической области не было единогласия. Для нас не ново то, что с мелкой буржуазией, если она не враждебна к нам, нужно согласиться на такую ноту. Если старое положение оказывается плохим, его нужно переменить, когда этого требуют изменившиеся обстоятельства. Что в этом отношении дело изменилось, мы ясно видим. Тут кооперативы служат наглядным примером. Кооперативный аппарат есть аппарат снабжения, рассчитанный не на частную инициативу капиталистов, а на массовое участие самих трудящихся, и Каутский задолго до того, как перешел к ренегатам, был прав, говоря, что социалистическое общество есть один большой кооператив.
Если мы стремимся наладить контроль и практически организовать хозяйство для сотен тысяч людей, то мы не должны забывать, что когда социалисты обсуждают этот вопрос, они указывают, что им могут пригодиться руководители трестов как опытные практики. Теперь опыт показывает, что мелкобуржуазные элементы перешли от враждебности к нейтральности. И в то же время надо понять, что организовывать лавочки они умеют. Мы не отрицаем: Хинчук как идеолог насквозь пропитан буржуазными предрассудками, от них всех разит этим, но в то же время у них есть практические знания. В смысле идей у нас все пушки на нашей стороне, а у них — ни одной. Но когда они говорят,
СОБРАНИЕ ПАРТИЙНЫХ РАБОТНИКОВ МОСКВЫ 27 НОЯБРЯ 1918 г. 231
что они не враждебны и переходят к нейтральности, то мы должны учесть, что теперь сотни и тысячи людей менее способных, чем Хинчук, также разумно договариваются. Я говорю: нужно уметь с ними договариваться. В области практического строительства они больше знают, лучше умеют, и у них надо учиться. Пусть они поучатся у нас воздействию на международный пролетариат, а вот лавочки строить мы у них поучимся. Этого мы не умеем. Тут во всякой области нужны техники со специальными познаниями.
И по отношению к кооперативам я не понимаю, почему тут пахнет плохо. Когда мы первый декрет о кооперативах проводили, мы приглашали для обсуждения в Совет Народных Комиссаров людей не только не коммунистов, но гораздо ближе стоящих к белогвардейцам, мы с ними совещались, мы спрашивали их: вы можете это принять? Они говорили: это — да, а этого не можем. Конечно, это было соглашательство с буржуазией с точки зрения внешней или невдумчивой. Приглашены были представители буржуазной кооперации и по их указанию вычеркнуто несколько статей декрета. Например, вычеркнута была статья о бесплатном пользовании и вступлении в пролетарский кооператив. Нам казалось это вполне приемлемым, а они наше предложение отвергли.
Мы говорим, что мы должны идти путем соглашения с людьми, которые умеют гораздо лучше нас устраивать лавки. В этом мы не осведомлены, но от своей борьбы мы нисколько не отступаем. Когда мы издавали следующий такой же декрет, т. Максимов сказал: не надо таких декретов писать, потому что там сказано: закрытые кооперативы открывать вновь. Это показывает, что у работников Московского Совдепа, как и у нас, есть известные недоразумения, и даже ради устранения таких недоразумений надо устраивать такие совещания и беседы, как сегодняшняя. Мы указывали, что ради интересов дела мы намерены были использовать не только профсоюзы вообще, но и союз торгово-промышленных служащих, а торгово-промышленные служащие всегда были опорой буржуазного строя. Но раз эти
232 В. И. ЛЕНИН
люди прибегают к нам и говорят: мы согласны жить в добрососедских отношениях, встречайте их радушно, нужно взять протянутую руку, рука от этого не отвалится. Мы не забудем, что, если завтра ударят англофранцузские империалисты, они отвернутся и первые побегут. Но, когда эта партия, эти буржуазные элементы не бегут, мы повторяем: тут нужно с ними сближение. Поэтому мы приняли декрет, который опубликован в воскресенье и который не нравится т. Максимову, — этим он показывает применение старой коммунистической тактики, неприменимой к новым обстоятельствам. Если мы написали его вчера, а в ответ получили резолюцию Центрального комитета служащих94, то мы оказались бы в дураках, когда бы сказали, что ты не вовремя начал, зачем ты пишешь, когда начался поворот, когда изменяется положение.
Вооруженные капиталисты ведут войну все дальше и упорнее, и нам страшно важно использовать этот, хотя бы временный, поворот при практическом строительстве. Вся власть у нас. Мы можем кооперативы не закрывать, а закрытые открывать вновь, потому что закрывали мы их, когда они служили белогвардейской агитации. Но всякий лозунг получает способность затвердевать больше, чем нужно. Когда по России шла волна закрытия кооперативов и их преследование, — это требовалось условиями момента. А сейчас это не требуется. Аппарат очень важный, связанный со средним крестьянством, аппарат, который объединяет раздробленные, распыленные слои крестьян. Эти Хинчуки делают полезную работу, основанную буржуазными элементами. Когда эти крестьяне и мелкобуржуазные демократы говорят, что они переходят от враждебности к нейтральности, к добрососедскому отношению, мы должны сказать: нам только этого и надо. И давайте, добрые соседи, договариваться разумным образом с вами. Мы всячески вам содействуем, осуществляем ваши права; разберем ваши претензии, дадим вам какие бы то ни было привилегии, но исполняйте наши задания. Если вы этого не сделаете, то знайте, что весь аппарат Чрезвычайной
СОБРАНИЕ ПАРТИЙНЫХ РАБОТНИКОВ МОСКВЫ 27 НОЯБРЯ 1918 г. 233
комиссии остается у нас. Если вы не сумеете использовать свои права и не исполните наших заданий, то весь аппарат Государственного контроля останется у нас, и мы будем рассматривать вас как нарушителей государственной воли. Вы должны дать нам отчет до последней копейки, и нарушение этого будет караться, как нарушение государственной воли и государственных законов.
Весь этот контроль остается в наших руках, но сейчас привлечь этих людей к себе, хотя бы на время — задача с точки зрения мировой политики не гигантская, а для нас существенно необходимая. Она наше положение в войне усилит. У нас нет порядочного тыла. Это даст нам моральную победу, потому что покажет западноевропейскому империализму, что он встретит у нас отпор довольно серьезный, а этим нельзя пренебрегать, ибо в каждой стране есть своя внутренняя рабочая, пролетарская оппозиция против нашествия на Россию. Вот почему я думаю, поскольку можно судить по заявлению т. Максимова, мы нащупываем определенное согласие. Если разногласия и обнаруживаются, то они не так существенны, ибо, раз признается необходимость разумно договариваться по отношению ко всей мелкобуржуазной демократии, интеллигенции, кооператорам, к не признающим еще нас профессиональным союзам, не выпуская из рук власти, если мы эту политику твердо проведем в течение всей зимы, — мы приобретем уже большой плюс для всего дела международной революции.
Впервые напечатано в 1929 г. во 2—3 изданиях Сочинений В. И. Ленина, том XXIII
Печатается по стенограмме