В. А. Шелгунов
ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ В ПЕТЕРБУРГЕ
К приезду Владимира Ильича в 1893 году в Петербурге уже существовала марксистская группа, причем интеллигенция и рабочие группировались каждые отдельно. У рабочих существовал центральный кружок, в который входили Фишер, Кейзер, Норинский и Шелгунов; из марксистской интеллигенции в этот кружок входили Старков, Кржижановский, Радченко.
Петербургские рабочие уже пережили маевки 1891 и 1892 годов. Рабочих кружков уже было порядочно в Петербурге, но все это носило какой-то случайный характер. Вот что было в Петербурге к приезду Владимира Ильича.
Я в то время ходил на занятия к студенту-технологу Герману Борисовичу Красину. В один из моих приходов к Красину он мне заявил, что приехал очень интересный человек, волжанин, который хочет со мной познакомиться. Я, конечно, изъявил согласие. И мы с Германом условились, что он мне сообщит, когда к нему прийти. В назначенный день я пришел к Герману Борисовичу. Он в это время жил где-то в Семеновском полку. Минуты через три туда же пришел и Владимир Ильич. Здесь у Германа мы обменялись двумя-тремя словами, что-то по поводу одной из вышедших недавно книжек, и Владимир Ильич пригласил меня к нему зайти.
Недели через две или три я отправился к Ильичу в Казачий переулок. Он встретил меня словами: «Вот кстати пришел, у меня есть интересная книга». И тут же показал мне книжку, которая, как я увидел, была написана на немецком языке. Я сказал Владимиру Ильичу, что немецкого языка не знаю. Он ответил: «Ничего, мы будем читать по-русски». Книжка называлась «Промышленные синдикаты, картели и тресты» — Бруно Шенланка. На чтение этой книжки Владимир Ильич затратил около трех часов. По прочтении ее стал задавать мне вопросы. И когда он их задавал, а на некоторые вопросы требовал письменного ответа, я увидел, что он читал эту книжку не с пропагандистской целью, а для того, чтобы меня на этой книжке испытать. В особенности это стало ясно, когда он спросил: «А сколько здесь в Петербурге среди ваших знакомых таких рабочих вот, как вы?» Я ему назвал товарищей по центральному кружку, и он тут же попросил, чтобы я его с ними познакомил.
Владимир Ильич с первых же шагов старался основательно изучить всю нашу организацию. Он охотно ходил на кружки и пытливо присматривался к каждому рабочему-революционеру.
В 1894 году уже среди нас, рабочих, ставился вопрос о наиболее целесообразном распределении сил по заводам, то есть если на каком-нибудь заводе не было нашего человека, а завод был крупный, то мы старались туда определить кого-нибудь из наших товарищей, чтобы на всех крупных заводах было хотя бы по одному нашему человеку.
* * *
К весне 1895 года в Петербурге появилась брошюра об агитации1. Эта брошюра была зачитана на собрании на квартире Сильвина. Из интеллигенции здесь было человек семь-восемь, были тут Владимир Ильич, Старков, Кржижановский, Ванеев и др. При чтении этой брошюры некоторая часть интеллигенции высказалась за то, что к печатной агитации переходить еще рано. Приводился тот мотив, что если на каком-нибудь заводе будет выпущена прокламация, а у нас наших рабочих еще очень мало, то их переарестуют и работа остановится.
Владимир Ильич доказывал, что бояться этого не нужно, потому что прокламации сделают то, что вместо одного арестованного появятся десятки новых таких же и еще более сильных рабочих. Все присутствовавшие на собрании рабочие были за переход к печатной агитации.
Марксистские печатные прокламации стали появляться только с осени 1895 года. Их было выпущено четыре или пять. Печатались они, насколько мне помнится, в Лахтинской (Ергинской) типографии. Под ними обычно стояла подпись: «Группа социал-демократов». После выхода нескольких прокламаций Владимир Ильич поставил вопрос о том, что нужно создать организацию. «Группа социал-демократов» — это ничего не говорит, заявлял он, рабочий должен знать, что есть определенная организация.
По поручению Владимира Ильича еще в августе 1895 года мною была создана конспиративная квартира, хозяином которой был один из семянниковских рабочих, по фамилии, кажется, Афанасьев. Эту квартиру посещали довольно часто Владимир Ильич, Ляховский, Тахтарев, Старков и др. Я в то время был за Невской заставой чем-то вроде организатора, а потому тоже ходил довольно часто на эту квартиру. Здесь закладывались основы «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Владимир Ильич обращал наше внимание на то, что мы должны принять меры к тому, чтобы наша молодая организация не пошла по пути английских тред-юнионов. Здесь уже было видно, что Владимир Ильич особенно заботится о том, чтобы организация шла революционным путем. Хотя мы были вынуждены при подходе к рабочему говорить больше об экономике и сплачивать рабочих на почве насущных экономических интересов, но Владимир Ильич говорил, что политическую сторону дела никогда забывать не надо.
За Невской заставой кроме вышеуказанной квартиры Владимир Ильич посещал квартиры Фунтикова, Бодровых и мою на Александровской улице, дом 23. Был я с Владимиром Ильичем еще где-то около Александровской улицы, в поселке по названию Корабли, но где, в каком доме, сейчас вспомнить не могу.
То, что Владимир Ильич с первых же шагов «Союза борьбы» направил его на рельсы революционного марксизма, сыграло в будущем большую организующую роль. Несмотря на то что в декабре 1895 года вся руководящая верхушка марксистской интеллигенции, а также большое количество рабочих были арестованы, все-таки в мае 1896 года в Петербурге вспыхнула небывалая в России забастовка, охватившая свыше 30 тысяч рабочих. Основным требованием рабочих было требование об уплате за коронационные дни, которые рабочие вынужденно прогуливали, а следовательно, не получали зарплаты. В то время короновался Николай II. Эта забастовка была небывалым явлением. В самом требовании уплаты за коронационные дни сказалось непочтительное отношение рабочих к «высокой особе» царя.
Эта забастовка, которая была вызвана работой «Союза борьбы», сыграла ту роль, что рабочее движение из тайного стало явным. И так как большое количество рабочих познакомилось с прокламациями, с нелегальной литературой вообще, то о социалистах уже заговорили вслух. И если революция 1905 года была генеральной репетицией 1917 года, то забастовку 1896 года надо считать одной из важнейших репетиций в подготовке к революции 1905 года.
Воспоминания о В. И. Ленине. В 5-ти т.
Изд. 3-е. М., 1984, т. 2, с. 35—37
Примечания:
1 Имеется в виду брошюра «Об агитации», написанная А. И. Кремером в 1894 г. и изданная «Союзом русских социал-демократов» в Женеве в 1896 г. с послесловием П. Б. Аксельрода. Ред.
3. П. Невзорова-Кржижановская
НАБРОСКИ ВОСПОМИНАНИЙ О «СОЮЗЕ БОРЬБЫ ЗА ОСВОБОЖДЕНИЕ РАБОЧЕГО КЛАССА»1
25 лет тому назад... Утро нашей партии. И сами мы на пороге жизни...
Маленькая кучка рабочих и интеллигентов среди миллионов глубоко безразличных масс...
Маленькая кучка без средств, без литературы, без оружия и — огромный могущественный государственный механизм со всеми усовершенствованными орудиями борьбы и подавления: полиция тайная и явная, войска, миллионные средства, вся пресса, университетская наука, школа и пр. и пр...
«Ваше дело безнадежное, вы безумцы и хотите прошибить лбом каменную стену»,— говорил нам знаменитый в те времена профессор истории на прощальном студенческом вечере, когда мы, то есть группа курсисток Высших женских курсов, доказывали ему неизбежность и необходимость бороться революционным путем за низвержение существующего строя и за осуществление социализма.
И вот 25 лет пролетело в истории народа. Каменная стена, казавшаяся несокрушимой ученому профессору, уже три года лежит в развалинах, и только отдельные уцелевшие бастионы ее то тут, то там пытаются оказывать сопротивление. А маленькая кучка «безумцев» выросла в огромную, охватывающую самые глубокие слои народа партию, сумевшую осуществить в жизни власть рабочих и крестьян и поднявшую красное знамя над всем миром.
Линия развития неукротимо стремительная и в своей стремительности — неукротимо жизненная.
Что же случилось? Что дало силу этой горстке людей начала 90-х годов, как могли осуществиться через 25 лет, в течение одной человеческой жизни самые «безумные» надежды ее, самые «дерзкие» лозунги?
Дело было просто: у нее в руках был ключ к неизвестному будущему — великая теория Маркса, прорубавшая ясную дорогу для работы, за ней стояли огромные пролетарские массы, еще неподвижные, еще пассивные, но полные глубокой и скрытой жизненной силы.
Среди них каждое слово пропагандиста-марксиста било в точку, каждое слово освещало тот или иной угол действительности, создавало волю к тому или иному действию.
Работа среди них была поистине благодарная, и я не раз удивлялась внутренне, с какой легкостью усваивалась ими теория прибавочной стоимости Маркса, как были они самой жизнью подготовлены к восприятию ее.
Все это создавало глубокую уверенность в правильности пути, в несокрушимости нашей линии, в несомненности нашей победы. Будущее было за нас, и мы то и дело получали подкрепление в виде известий об образовании все новых и новых групп в различных промышленных центрах России.
И еще было огромное историческое счастье для работы — это то, что во главе РСДРП был с самого начала В. И. Ульянов, без которого вся ее работа имела бы и иной темп, и иное русло, и иной характер. С самого ее рождения вплоть до образования РКП его ум, его воля, его огромное политическое чутье проникали через всю работу, давали ей направление, ставили основные вехи на ее пути. И вся история партии есть вместе с тем история его жизни и его работы.
В самом начале 90-х годов все слои русского народа были еще придавлены реакцией 80-х годов. Царило спокойствие могилы.
Среди интеллигенции — толстовство, теория малых дел, теория самоусовершенствования. Было нудно, серо, тоскливо...
Но этот период уже изживался. Креп новый класс — пролетариат, а вместе нарождались звуки новых песен, новых слов...
В Германии к этому времени сложилась уже сильная социал-демократическая партия. В Женеве группа «Освобождение труда» издавала свои первые произведения, среди студенчества, наиболее тогда чуткой части интеллигенции, забродили, зашевелились новые мысли, новые настроения.
Правда, еще была над душами власть народовольческой партии, разбитой и почти уничтоженной царизмом. Но неумолимая логика фактов и жизни делала свое. Народовольческие листки и брошюры уже не удовлетворяли, не давали опоры. Среди аморфной массы студенчества начали образовываться кружки марксистов, еще теоретизирующие, вступающие лишь в словесную борьбу с народовольческими и народническими течениями, но свежие и бодрые, быстро нащупывающие дорогу к массам.
И когда впервые в 1891 —1892 годах появились нелегальные издания «Коммунистического манифеста» и издания группы «Освобождение труда», это было откровением для многих из нас и определило всю дальнейшую линию поведения.
Я до сих пор помню потрясающее впечатление от «Коммунистического манифеста» Маркса и Энгельса. Точно кто-то мощный отдернул предо мной завесу, с беспощадной и суровой правдивостью вскрыл сущность пестрого переплета общественных отношений и ярким лучом пронизал тьму будущего... Ничего подобного я никогда не испытывала. Несколько дней ничего другого не могла читать, ничем заниматься. В эти дни определилась вся моя дальнейшая судьба, вся моя жизнь. Путь был намечен ясно. Надо было только решиться вступить на него и вооружиться для работы на нем...
Я жила в то время вместе с А. Якубовой. Вместе с ней я переживала эту лихорадку откровения. Мы набросились на Лассаля и Маркса. Добытый с величайшим трудом I том «Капитала» (он был запрещенной книгой, конечно) штудировали и изучали. И каждая новая глава подводила все более и более прочный фундамент под новое миросозерцание, давала уверенность, силу, жажду претворить в действие все эти новые мысли, новый подход к жизни.
Тогда же в Питере сорганизовалась сильная качественно группа студентов-технологов марксистов, завязавшая уже сношения с рабочими разных районов и ведущая среди них пропагандистскую работу. Группа эта держалась очень конспиративно, доступ в нее был очень труден и допускались исключительно лица, хорошо проштудировавшие I том «Капитала».
В эту группу входили: С. Радченко, Г. Красин, В. Старков, Г. Кржижановский, П. Запорожец, М. Названов, А. Ванеев, А. Малченко.
Группа к студенческим, как «интеллигентским», делам относилась равнодушно. Лозунгом ее была работа среди пролетариата.
В начале 1893 года нас, то есть меня и Якубову, единственных в то время марксисток на Высших женских курсах, познакомили с членами этой группы. Первое знакомство произошло, кажется, с Г. Красиным. Красин, бывший одним из самых первых социал-демократов в Питере, был в это время уже выслан из Питера в связи с демонстрацией на похоронах Шелгунова. С этого времени мы вступили в постоянные сношения с этой группой, помогая ей в той или иной мере. Работа была углубленно пропагандистская. Связи с рабочими завязывались большею частью через вечерние школы. Каждому поручалась (после большого искуса) маленькая группа рабочих (три-четыре человека), с которыми усердно проходили теорию Маркса, историю революционных движений, иногда историю мироздания.
С осени 1893 года наступил новый период в жизни русской социал-демократии. В Питере появился Владимир Ильич Ульянов, который сразу резко поставил вопрос о расширении сферы влияния на массы, об изменении линии и темпа работы путем внесения в нее политического содержания и перехода от пропагандистских методов к агитационным. Зима 1893/94 года прошла в жарких спорах об изменении тактики. Некоторые старые члены кружка вышли из него, несогласные с новой линией работы. Но таких были единицы. Вся же группа в целом встала на новые практические рельсы. Работа велась еще кружковая, но связи с заводами расширялись, и мы быстро переходили к агитационным методам путем издания листовок на всякие злободневные темы. Были это линючие лиловые маленькие листочки, написанные от руки печатными буквами, но несли они новые смелые слова, простые и правдивые, близкие и понятные каждому. Листочки передавались из рук в руки, обсуждались, а мы радовались, когда удавалось просунуть на завод, вопреки всяким «каменным стенам», 2—5 таких листочков.
Летом 1894 года многие из нас окончили курс высших учебных заведений и некоторые должны были уехать из Питера с твердым намерением вернуться в Питер при первой возможности. Уехала и я в Нижний Новгород, уехал Кржижановский на работу в Нижегородское земство. В Нижнем началась к этому времени тоже горячая социал-демократическая работа. Кружки рабочих были на всех крупных заводах. Работа уже вышла из стадии пропагандистской, и я сразу вошла в ту же колею, отличающуюся от питерской только своим размером. Во главе нижегородской группы стояли д-р А. С. Розанов, статистики П. Румянцев и Кулябко, группа рабочих с крупных заводов и типографий — все горячая и преданная молодежь.
Мы все работали дружно, вели кружки, печатали листовки, целые брошюры, устраивали за городом собрания с рабочими. Я начала было, кроме того, заниматься в воскресной школе с группой рабочих, но после четырех лекций о мироздании и происхождении человека вылетела оттуда по требованию нижегородского губернатора. Дело кончилось тем, что лучшие ученики моей группы очутились у меня в нелегальном кружке, где мы изучали уже теорию Маркса и неизбежность социальной революции.
Питерские товарищи все же усиленно звали нас обратно, и в начале 1895 года сначала Кржижановский, а затем и я вернулись в Питер.
Там линия работы шла все время вверх. Тяготили и стесняли кустарные формы ее. Не было ни литературы, ни средств печатания. Весной 1895 года В. И. Ульянов поехал за границу, и этим был произведен новый сдвиг в работе. Была установлена связь с группой «Освобождение труда», был привезен небольшой запас нелегальной литературы и мимеограф. Это было целое огромное событие. Интересно отметить, что Плеханов после свидания с Владимиром Ильичем писал одному своему знакомому в Россию, что за все 10 лет его эмигрантской жизни первый раз приехал из России человек, так удивительно совмещающий глубокую теоретическую подготовку с активным практицизмом, и что этот человек призван сыграть крупную роль в революционном движении.
С осени 1895 года впервые был поставлен вопрос о правильной организации нашей работы и об издании постоянного органа. Все мы разбились по районам, каждый взял на себя работу на определенном заводе. В центре организации стояла редакция журнала, состоящая из В. И. Ульянова, Г. Кржижановского, В. Старкова.
Через некоторое время в нее был введен Ю. Цедербаум (Мартов), незадолго до этого приехавший из Вильны.
Ульянов, Кржижановский и Крупская работали за Невской заставой, Старков и Запорожец — за Нарвской. Якубова, я, Сильвин, Ванеев — на Васильевском острове. Распределение остальных не помню. Кроме района я с Якубовой работала в вечерней школе на Шлиссельбургском тракте, также служившей нам вечным источником все новых и новых связей с рабочими разных заводов. Там же и уже давно работала Надежда Константиновна Крупская, которая пользовалась большой популярностью среди учеников и служила связующим живым центром между ними и нелегальной организацией.
Мне в школе, как это ни курьезно, пришлось заниматься нелегально. Я не была утверждена инспектором народных училищ, и группа моя числилась официально за одной из «законных» учительниц. Я читала о государственном и экономическом строе европейских государств и об истории рабочего движения, а на столе во время урока лежал на случай прихода инспектора архизаконный учебник географии. Я попробовала было легализировать свое положение и отправилась к директору департамента полиции с жалобой на инспектора народных училищ. Там я была встречена очень сурово. Директор департамента Сабуров очень злобно и резко заявил мне, что он удивляется дерзости моих претензий, что около меня имеется уже «ореол фактов», что у меня очень плохой круг знакомых и что он никогда не допустит моей близости к рабочим. Мне оставалось только пожать плечами, сделать удивленные глаза, удалиться вспять и... продолжать нелегально заниматься в школе.
Надо сказать, что слежка за нами к этому времени очень усилилась. Было решено отменить всякие дружеские хождения друг к другу, частные собрания и пр. Все работники районов должны были собираться только раз в неделю с отчетом о своей работе. Все мы чувствовали, что вступаем в новый фазис работы, более суровой, напряженной и дисциплинированной. Был уже готов к печати № 1 «Рабочего дела». Надежды на укрепление и расширение работы все возрастали. Уверенность в успехе была огромная. Но... наступил скверный день 9 декабря... Тотчас после службы я зашла к Запорожцу. Меня встретила хозяйка с испуганными глазами и шепнула, что ночью его увезли. Дело было плохо. Я знала, что одним арестом дело кончиться не может. Действительно, у себя на квартире я нашла всю нашу уцелевшую василеостровскую группу, взволнованную, потрясенную. Мне сообщили об аресте наших товарищей. Были арестованы Ульянов, Старков, Кржижановский, Запорожец, Малченко, Ванеев и лучшие товарищи из рабочих. Это был первый удар, и удар сильный и меткий... Мы его перенесли особенно тяжело... И самое скверное было то, что влетела вся редакция.
Но терять времени было некогда. В ближайшие дни были собраны уцелевшие члены — Степан Иванович и Любовь Радченко, Крупская, Цедербаум, я, Якубова, Сильвин. Решено было немедленно пополнить состав. Были введены: д-р Гурвич (Дан), Гофман, д-р Ляховский, студ. Шестопалов, Стратанович, позднее Елизавета Федорова и Инна Смидович. Кроме этой группы была большая «периферия»: Борис Гольдман, тогда студент 1-го курса Моисей Лурье, студент Рябинин, Софья Невзорова и др.
Был немедленно издан листок о продолжении работы, и группа решила оформить свое бытие, объявив себя «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса».
4 января были арестованы Мартов и Ляховский. Работа после ареста самых ответственных товарищей стала вдвое труднее. Но за нас было будущее. Газету поставить не удавалось. Но количество выпускаемых листков все увеличивалось, и 1 мая 1896 года нам впервые удалось отпечатать в достаточном количестве и распространить по всем заводам без исключения первомайский листок. Торжество наше было немалое. К этому времени у нас уже на каждом заводе была более или менее прочная связь, и нам удавалось распространять довольно большое по тому времени количество литературы, печатаемой в нелегальной народовольческой типографии по особому с ней уговору. Наши товарищи в тюрьме были в курсе всех наших дел. С ними удалось наладить правильные сношения, между прочим и чрез особо сформированный штат «невест». Владимир Ильич помимо всяких советов ухитрился написать и переслать на волю для печати целую брошюру «О стачках».
Вскоре начались знаменитые стачки 1896 года. Это были первые движения просыпающегося великана. Впервые Питер переживал массовое рабочее движение. Все силы явной и тайной полиции были поставлены на ноги. Мы работали как в лихорадке. Листки выпускались за листками и жадно, как никогда, расхватывались рабочими. Кое-где удавалось провести летучие беседы среди толпы бастующих. Потребовалось сплочение всех социал-демократических групп, работавших вразбивку. Прежде всего присоединились «молодые» — Ленгник, Богатырев и др. Волна работы захватила и сплотила на это время всех нас.
17 июня я и Шестопалов были арестованы в связи с провалом Лахтинской народовольческой типографии, с которой мы были в деловых отношениях по части наших изданий.
В июле и августе произошли новые аресты среди «Союза борьбы». Были арестованы Крупская, Дан, Гофман, Сильвин, Ленгник, С. Невзорова, Смидович, Федорова, Радченко и др.
Но мы были уже неистребимы. На место арестованных товарищей становились немедленно новые и новые члены «Союза борьбы», и работа шла, невзирая ни на что, вперед, постепенно расширяясь и углубляясь...
Первый съезд РСДРП. Документы и материалы. М.. 1958, с. 132—138
Примечания:
1 Написано в 1920 г. Ред.