Содержание материала

 

А. Н. Винокуров

О ВОЗНИКНОВЕНИИ МОСКОВСКОЙ ПАРТИЙНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ

...Осенью 1889 года в Москве организовалось екатеринославское землячество, в котором образовалась левая революционная (неоформленная) группа (пишущий эти строки, Ив. Муралов, С. Муралова, П. Калугина, П. Винокурова, А. Барабаш, Куш и др.). Землячество имело кружки самообразования, в которых читались Чернышевский, Миртов, Лассаль, Шефле и др. Марксизма в этих кружках не было еще ни грана. Кроме земляческих кружков в то время в Москве были и отдельные революционные группы. Так, в 1890—1891 годах существовала и скоро была ликвидирована народовольческая группа Аносова, Балакиревой и др. Мы имели связь с этой группой и получали через нее нелегальную литературу. Позже, в 1891 —1892 годах, образовалась другая революционно-народническая группа, кружок писателя Астырева, которая стала на путь широкой крестьянской агитации (рассылала прокламации к крестьянам по поводу голода). В это время уже образовался наш марксистский кружок, и интересно отметить, что в рассылке прокламаций, надписании адресов, опускании в почтовые ящики мы приняли участие. Я отмечаю этот факт, так как он с несомненностью указывает, что наш марксистский кружок придавал значение революционной агитации и среди крестьян.

Впервые марксиста я встретил в конце 1890 года в лице И. Давыдова, который в это время обладал уже достаточной эрудицией в области марксизма (читал Маркса, Зибера и др.).

И. Давыдов принадлежал к рязанскому земляческому кружку, о котором упоминает донесение охранки по поводу ликвидации социал-демократического кружка С. Мицкевича, А. Винокурова и др. (сб.: На заре рабочего движения в Москве, 1919, с. 58). Этот рязанский кружок сыграл немалую роль в деле развития марксизма в Москве, дав марксистов Ар. Рязанова, И. Давыдова, В. Жданова и др. Кружок этот имел два течения: одно народовольческое, впоследствии давшее социалистов-революционеров, другое марксистское. ...Таким образом можно установить такую цепь первых марксистов в Москве: Ар. Рязанов, Гр. Мандельштам, Круковский, И. Давыдов, С. Мицкевич, А. Винокуров, М. Мандельштам и др.

Из указанных земляческих кружков и выделились почти одновременно в начале 1892 года две марксистские группы. Первая в составе Гр. Мандельштама, А. Н. Винокурова, П. И. Винокуровой, К. и А. Куш, Н. Шатерникова. Эта группа поселилась коммуной в одной квартире и стала центром собирания марксистских сил. К ней позже присоединились С. Мицкевич и М. Мандельштам. Кружок переводил социал-демократическую литературу, вел пропаганду на студенческих вечеринках. Пишущему эти строки пришлось не раз бывать на этих вечеринках с Гр. Мандельштамом и пропагандировать марксистские идеи. Нужно сказать, что в это время (начало 1892 г.) марксизм только еще начал проникать в среду молодежи, и нам часто приходилось иметь против себя большинство собрания. Вторая марксистская группа образовалась в составе А. Рязанова, Давыдова, Жданова, Калафати и др. (Давыдов скоро уехал в Дерпт).

Эти группы поддерживали между собой тесную связь, но организационно не сливались и стали объединяющим центром для марксистов социал-демократов того времени. Вокруг названных групп сгруппировались кадры примыкающих (Кирпичников, Дурново, Смирнова и др.), которые оказывали всякое содействие в виде хранения литературы, переписки, печатания, распространения и т. д. Уже тогда намечался тот тип организации, который впоследствии дал Владимир Ильич, с профессиональными революционерами во главе, примыкающими к ним группами и пр.

Необходимо отметить, что характер указанных групп все время был несколько различный. Кружок в составе Рязанова, Давыдова, Калафати и др. по составу был интеллигентский, по своей деятельности носил более теоретический характер, имел задачей пропаганду марксистских идей в студенческой среде и борьбу с народническим мировоззрением. Отсюда частые выступления на студенческих вечеринках, отмеченные в ряде воспоминаний. Соответственно и работа этой группы была более теоретическая: подбиралась марксистская литература, собирался статистический материал, подтверждающий развитие капитализма в России и опровергающий народнические теории, выписывалась из-за границы и переводилась социал-демократическая литература и т. д. Однако необходимо сказать, что самостоятельных теоретических работ по марксизму московские кружки не дали. Гегемония в этом отношении принадлежала Петербургу.

Что касается нашей группы, то она все более склонялась к практической работе — к пропаганде, а затем и агитации среди рабочих с целью политического и социалистического воспитания рабочих и их организации для революционной борьбы с капиталистами и абсолютизмом. Этим нужно объяснить то, что наша группа быстро перешла к переводам заграничной (и польской) социал-демократической популярной литературы, к переделке ее, приспособляя ее к тогдашнему состоянию рабочего движения, а также к составлению собственных популярных брошюр. Наконец в сентябре 1893 года выделилась «шестерка» в составе пяти интеллигентов (А. Винокуров, С. Мицкевич, М. Мандельштам, П. Винокурова и Спонти) и одного рабочего (Прокофьев), которая и явилась первой ячейкой московской парторганизации. А через полгода, в апреле 1894 года, образовался первый руководящий Центральный рабочий кружок, в который входили рабочие нескольких заводов и фабрик. Произошла смычка пролетарского социализма (марксизма) со стихийным рабочим движением...

Первая московская организация, состоящая в значительной части из рабочих, за время своего существования в течение 1894 и половины 1895 года проделала огромную работу. Из группы в десяток горячо преданных и глубоко веровавших в торжество рабочего дела человек эта организация за один-полтора года превратилась в солидную организацию сотен сознательных рабочих, воспитанных в духе классового самосознания, дисциплинированных и готовых вести рабочие массы на борьбу с капиталистами и самодержавным правительством. Через год пропаганда и агитация из конспиративных квартир широко разлилась по фабрикам и заводам и наконец 1 мая 1895 года вышла на улицу в виде майской демонстрации. Нельзя не отметить той огромной работы, которую проделали в это время руководители и активные участники организации. Заваленные своей учебой, службой или работой на фабриках и заводах, они находили время и энергию вести пропаганду и агитацию, не ограничиваясь только руководством, но беря на себя самую черную революционную работу. Например, С. Мицкевич поселился в моей квартире для того, чтобы поставить только что приобретенный мимеограф и начать печатание в широких размерах, так как мы подошли к такому моменту, когда литература требовалась до зарезу, а переписывание, гектографирование и т. п. не могли уже удовлетворить спрос на брошюру, листовки и пр.

При этом мы проводили жестокую конспирацию, которую впоследствии так рекомендовал Владимир Ильич в вышеназванной его статье об организационных задачах1. Движение в это время все более выходило на улицу, и нужно было его вводить в надлежащее русло. Этим объясняется то, что первая московская организация, несмотря на то что за членами ее уже была слежка, как это теперь известно из материалов охранного отделения, могла так широко развернуться. К сожалению, после ареста значительной части руководящего центра в декабре 1894 года оставшиеся члены забыли про эту осторожность, что ускорило провал всей организации летом 1895 года. В названном письме об организационных задачах Владимир Ильич писал: «Общие собрания и сходки возможны в России лишь изредка в виде исключения, и надо быть сугубо осторожным... ибо на общие собрания легче попасть провокатору и проследить одного из участников шпиону... вот почему я против не только «дискуссий», но и против «представительной сходки»2. Этого золотого правила организационных принципов ленинизма, к сожалению, наши оставшиеся товарищи не соблюдали...

На основании вышеизложенного можно установить следующие положения относительно первой московской организации:

1) Марксистская идеология проникла в Москву на рубеже 80—90-х годов прошлого столетия. Первыми вполне определившимися марксистами были Ар. Рязанов (конец 80-х годов), Гр. Мандельштам (90 г.), С. Мицкевич (90 г.), И. Давыдов (90 г.), Круковский (90—91 гг.). Затем идут А. Винокуров (91 г.), М. Мандельштам (92 г.), Калафати (92—93 гг.).

2) Первым кружком чисто марксистского направления в Москве нужно считать кружок Круковского, Гр. Мандельштама (1891 г.), скоро, правда, провалившийся, но быстро (в начале 1892 г.) возродившийся в новом кружке Гр. Мандельштама, А. Винокурова, П. Винокуровой, Куш и др., в который в течение 1892 года вошли С. Мицкевич, М. Мандельштам и с которым поддерживали связь высланные Круковский и Розанов.

3) Почти одновременно с последним кружком самостоятельно выделился из рязанского землячества новый марксистский кружок в составе А. Рязанова, И. Давыдова, В. Жданова, к которому впоследствии присоединился Калафати и др.

4) Последние два кружка работали совместно, не сливаясь организационно. Вокруг них образовались новые группы сочувствующих, содействующих и пр.

5) Кружок А. Рязанова, Давыдова и др. все время носил интеллигентский, теоретический характер.

6) Кружок А. Винокурова, С. Мицкевича, Мандельштама и др. с конца 1892 и начала 1893 года перешел к работе среди рабочих. В сентябре 1893 года из него выделилась «шестерка», положившая начало московской организации. Первое организационное собрание происходило у меня на квартире, и происходило, как теперь стало известно из архивного материала, под «наблюдением» шпика, правда не подозревавшего еще, в чем, собственно, дело3. В начале (в апреле) 1894 года образовался Центральный рабочий кружок, в который из «шестерки» вошли я, Спонти, М. Мандельштам и Прокофьев, а из рабочих: Поляков, Бойе, Хозецкий, Немчинов и др. С. Мицкевич сидел на технике и по конспиративным соображениям не вошел в него. С «шестеркой» связан был женский рабочий кружок (П. Винокурова, С. Муралова, Смирнова и др.). Кружок А. Рязанова, Калафати и др., хотя в общем и продолжал сохранять теоретический характер и иметь связи с интеллигенцией, однако не был оторван от возникшей московской организации и обслуживал ее...

7) В связи со сказанным необходимо в таблицу московских кружков 90-х годов из собрания Музея Революции СССР внести некоторые поправки:

а) кружки Круковского — Гр. Мандельштама нужно отнести к 1891 —1892 годам;

б) к периоду 1892—1893 годов отнести два кружка: 1) А. Винокурова, С. Мицкевича, М. Мандельштама, 2) А. Рязанова, Давыдова, Калафати;

в) к периоду конца 1893 и начала 1894 года отнести первую московскую партийную организацию, получившую в мае 1895 года название «Московский рабочий союз», в составе «шестерки» и Центрального рабочего кружка (комитет) и филиальных отделений (женский рабочий кружок, обслуживающие кружки).

8) О названии первой московской организации. Я категорически утверждаю, что вплоть до нашего ареста (декабрь 1894 г.) наша организация названия «Московский рабочий союз» не носила. Мы вообще не спешили с принятием той или другой клички, а больше думали о практической работе. Название «Московский рабочий союз» было принято на маевке 1895 года, как это документально установлено в «Истории РСДРП» тов. Лядова (ч. 1, изд. 1906 г., с. 116).

9) Последний вопрос, о роли отдельных участников, наиболее трудный, но на него необходимо ответить. Начнем по старшинству вступления на путь марксизма.

Ар. Рязанов вел теоретическую марксистскую работу, делал переводы, пропагандировал социал-демократические идеи среди студенческой молодежи, собирал интеллигентские, сочувствующие марксизму, силы (переводчиков, переписчиков, хранителей литературы и пр.).

Гр. Мандельштам — одна из первых марксистских ласточек в Москве — был выдержанный, теоретически образованный марксист, хорошо знакомый с историей, выступал в период 1891 — 1892 годов на студенческих вечеринках, скоро погиб в тюрьме от психического заболевания. Подавал очень большие надежды и, несомненно, стал бы крупной теоретической марксистской силой.

Г. М. Круковский, тоже рано погибший от тюремных мытарств, был прекрасным популяризатором Маркса и человеком, преданным рабочему делу.

И. А. Давыдов — больших следов в московской организации не оставил, так как скоро выбыл в Дерпт, где также образовал марксистский кружок, но на первом этапе марксистского движения в Москве был серьезным возбудителем марксистской мысли.

С. И. Мицкевич — один из первых марксистов в Москве, один из основателей и руководителей первой московской организации, участвовал в редактировании переделок иностранной социал-демократической литературы, составлял популярные брошюры, заводил знакомства с рабочими, организовал доставку нелегальной литературы, в последнее время сел на технику.

А. Н. Винокуров — один из основателей первой московской организации и руководителей Центрального рабочего кружка, участвовал в редактировании переводов и переделок иностранной социал-демократической литературы, составлял популярные брошюры.

М. Н. Мандельштам (Лядов) — один из основателей первой московской организации и руководителей Центрального рабочего кружка, много переводил с немецкого, переделывал и составил несколько популярных брошюр, заводил знакомства с рабочими, после ареста руководящего центра, в первой половине 1895 года, проводил общие рабочие собрания и маевку.

Е. И. Спонти — один из основателей и руководителей первой московской организации, много сделал по проведению агитационного метода работы, был выдающимся агитатором. Теоретически не совсем выдержанный, с лассалевским оттенком.

С. И. Прокофьев — рабочий, один из основателей и руководителей московской организации, чрезвычайно способный и быстро осваивающийся с теоретическими вопросами марксизма, заводил связи в рабочей среде.

Столь же выдающимися были и рабочие Ф. И. Поляков, К. Ф. Бойе, А. И. Хозецкий — члены Центрального рабочего кружка.

У истоков большевизма. Воспоминания, документы, материалы. 1894—1903. М., 1983, с. 29—35

Примечания:

1 Имеется в виду работа В. И. Ленина «Письмо к товарищу о наших организационных задачах» (см.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 7, с. 1—32). Ред.

2 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 7, с. 11, 12. Ред.

3 См.: На заре рабочего движения в Москве. М., 1932, с. 238. Ред.

 

С. И. Мицкевич

МОСКОВСКАЯ ПАРТИЙНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ В 1893—1898 ГОДАХ

Народники говорили, что активные марксисты должны идти в деревню и открывать там кабаки и ссудные кассы, но марксисты не последовали этим «мудрым советам» истолкователей Маркса; они иначе понимали своего великого учителя и иначе проявили свою активность; они пошли в рабочие массы с пропагандой социал-демократических идей.

В сентябре 1893 года выделился кружок из шести человек: А. Н. и П. И. Винокуровы, Е. И. Спонти, М. Н. Мандельштам, С. И. Мицкевич и С. И. Прокофьев. Основанием этого кружка и было положено в Москве начало развитию массового рабочего движения, несшего в течение почти 25-летия имя социал-демократического и лишь в последний год этого 25-летия усвоившего себе, в отличие от соглашательского движения, то имя, которое ему было дано еще Марксом и Энгельсом, имя коммунистического. Несмотря на все гонения, на частые провалы, на грандиозную, организованную Зубатовым провокацию, рабочее движение в массах более уже не глохнет: после временных поражений оно поднимается всегда с новой силой.

В Москве и до образования этого кружка были кое-какие попытки со стороны марксистов заводить связи с рабочими, и у каждого из членов кружка были свои небольшие связи, но сколько-нибудь систематически, планомерно и широко это дело было поставлено впервые лишь этим кружком. Прежде всего было образовано несколько кружков для пропаганды преимущественно из рабочих механических заводов и железнодорожных мастерских. Мы были счастливы, что нам сразу удалось натолкнуться на несколько очень дельных и интеллигентных рабочих.

Надо сказать, что в это время среди рабочих было уже много элементов, рвущихся к знанию, стремящихся осознать стихийное брожение рабочей массы, которое появлялось в те годы в ряде стачек во многих местностях России. Заводить связи в рабочих кругах было легко.

С увеличением наших связей среди рабочих, с увеличением числа кружков скоро перед нами встал организационный вопрос. Решено было создать Центральный рабочий кружок, в который входили бы по одному представителю от каждого вполне сформировавшегося заводского кружка. Заводской кружок состоял из рабочих одного завода, занимающихся в пропагандистских кружках; этот заводской кружок вел дело агитации и организации на своем заводе; около него группировались менее сознательные рабочие...

Центральный рабочий союз, составленный из представителей всех заводских кружков и пополненный несколькими интеллигентами, ведущими непосредственную работу среди рабочих, по мысли некоторых товарищей, и должен был играть роль коллектива, который заправлял бы всем рабочим делом в Москве. Этот союз должен был собирать материал для агитации, для листков, для брошюр, он должен был давать «директивы» для всей организации; он же должен был заведовать техникой, транспортами, сношениями с другими городами и т. д. Некоторые же говорили, что рабочие еще недостаточно подготовлены для руководства движением, особенно же неудобно передавать в такой большой кружок конспиративную часть (технику, транспорты, сношения); и даже существование такого союза они считали неконспиративным, так как он может привести к провалу всех верхов организации.

Всем делом, по мысли этих товарищей, должен руководить интеллигентский кружок, который кооптирует наиболее подготовленных рабочих. Оба направления сошлись на компромиссе: Центральный рабочий союз был организован, но наряду с ним оставался прежний интеллигентский кружок, в который было принято трое рабочих; за этим кружком оставлено высшее идейное руководство движением и конспиративная часть; рабочий же союз играл роль, так сказать, совещательного учреждения, собирал материалы, передавал связи; на его собраниях читались проекты листков и часто вносились изменения по указанию рабочих.

Первое собрание Центрального рабочего союза было в апреле 1894 года. На нем были представители от кружков с заводов Гужона, Вейхельта, Листа, Бромлея, Доброва и Набгольц, Гоппера, Грачева, с Брестской и Казанской железнодорожных мастерских, с фабрик Михайлова, Филиппова и еще нескольких. С образованием рабочего союза дело пошло еще живее: росло количество связей, кружков. Особенно же живо пошло дело летом: стали устраиваться часто за городом собрания, на которых выступали наши ораторы, начали заводиться связи с подмосковными фабриками и городами; так, были заведены связи с Орехово-Зуевом, Раменской мануфактурой, с городами Ковровом, Тулой и некоторыми другими. Были попытки уходящими в деревню на летние работы рабочими вести агитацию в деревне и в двух экономиях в Московской губернии; под влиянием этой агитации были вызваны стачки батраков.

В самой Москве в то лето тоже была стачка у Цинделя и на двух-трех заводах рабочие волновались и предъявили хозяевам требования, которые и были частью удовлетворены, и дело не дошло до стачки. Были выпущены листки по этому поводу.

Осенью 1894 года образовался женский кружок (С. И. Муралова, П. И. Винокурова, А. И. Смирнова). Этот кружок завел связи с женщинами-работницами, ткачихами, модистками и др. Члены кружка поступали учительницами в воскресные школы и там вместо преподавания грамматики читали слушательницам наши брошюры. Когда не утверждали их учительницами, они записывались в школу в качестве учениц и заводили знакомства с другими ученицами. Так удалось завести довольно много связей среди работниц. Среди них особенно выдавалась одна ткачиха как агитаторша; она была неграмотная, и ей читали листки и брошюры другие. Интересно, что многие неграмотные рабочие, затронутые агитацией, стали проявлять сильное стремление научиться грамоте и часто учились читать по нелегальным брошюрам.

В это время у нас зародилась уже мысль о рабочей газете — материала для такой газеты было у нас достаточно. Думали мы ее назвать «Рабочее дело», но пока не была достаточно хорошо поставлена техническая часть, пришлось ограничиться изданием серии листков. Были изданы листки: «Много ли мы зарабатываем», «Долго ли мы живем», «Разговор с фабричным инспектором», «Разговор фабриканта и рабочего» и несколько других. Последние два из упомянутых были диалоги в юмористической форме. В ноябре 1894 года мы получили из Петербурга сборник, изданный на гектографе группой народовольцев. Он был превосходно составлен. В нем были статьи и на общие темы, и корреспонденции с заводов.

Очевидно, мысль о рабочей газете возникла одновременно в Петербурге и Москве; в Петербурге только почему-то раньше у народовольцев, чем у социал-демократов. За границей в это время народовольцами издавался «Русский рабочий», который и мы не отказывались распространять за недостатком литературы.

Так шло дело без всяких помех со стороны полиции до декабря 1894 года, но еще летом, а особенно осенью полиция обратила внимание на начавшееся в рабочей массе брожение, и началась слежка за некоторыми интеллигентами и рабочими. В декабре 1894 года были в Москве произведены аресты и высылки под предлогом начинавшихся студенческих волнений. В числе высланных оказались почти все члены интеллигентского кружка; один товарищ уехал около этого времени за границу для заведения постоянных сношений и для постановки издательской части. Из интеллигентского кружка остался только один интеллигент, а из рабочих никто тогда не пострадал.

Когда интеллигенты-руководители почти все исчезли, то руководство делом, естественно, перешло к рабочему союзу; интеллигентский кружок пополнился несколькими молодыми студентами (А. Н. и В. Н. Масленниковы, Ганшин, Кирпичников и др.) и стал играть служебную роль: заведовал конспиративной частью, составлял листки, но темы и окончательная редакция перешла в рабочий союз. Тогда же была сделана попытка ввести специализацию функций: занимающиеся технической частью не должны были иметь дела с рабочими и т. п., но это плохо удавалось: народа подходящего было мало, а работы — масса; таким образом, одному и тому же лицу приходилось и писать, и в типографии работать, и в кружках заниматься.

Конспирация вообще плохо соблюдалась: многие рабочие знали друг друга и интеллигентов по фамилиям, ходили друг к другу на квартиры и т. д. Дело шло в общем очень хорошо: был выпущен ряд листков, работали два мимеографа, один ручной типографский станок. На некоторых фабриках целые мастерские примкнули к движению вместе с мастерами: так, на заводе Гоппера мастер принимал в свою мастерскую только сознательных рабочих, другой (у Бромлея) — преимущественно рабочих, читающих «Русские ведомости», что считалось тогда признаком сознательности и умственной развитости.

Так обстояло дело к весне 1895 года.

Приближалось 1 Мая, которое было решено отпраздновать, сделать как бы смотр нашей рабочей организации, подвести итоги нашей двухлетней работы.

В апреле было издано по поводу празднования три листка, которые широко разбрасывались по заводам. Предложение ознаменовать этот день забастовкой отклоняется лишь потому, что полиции тогда было бы очень легко выловить всех сознательных рабочих; надежды на то, что к забастовке пристанет вся масса рабочих, у организации не было. Ввиду этого постановлено было день празднования перенести на воскресенье 30 апреля. Чтобы избегнуть риска общего провала, на маевку решено было идти не всем, а лишь по нескольку человек с каждой фабрики по выбору организованных.

На маевку собралось около 250 человек, представлявших до 30 фабрик и заводов, около станции Перово. Там провели целый день: говорили речи товарищи Мандельштам, Карпузи, Поляков и другие на темы о необходимости организации рабочего класса, о борьбе за политическую свободу, о 8-часовом рабочем дне; указывалось на громадные успехи рабочего дела в Москве, несмотря на его молодость. Была принята резолюция немедленно приступить к самой широкой массовой организации и завести прочные связи с другими городами.

Настроение рабочих на собрании было очень приподнятое: чувствовалось большое воодушевление и вера в свое рабочее дело.

После окончания речей начались песни: пели «Марсельезу», «Дубинушку», куплеты одного рабочего поэта. Потом пошли всей толпой по направлению к станции с песнями.

На следующий день, 1 мая, на всех гуляньях — в Сокольниках, на Девичьем поле — рабочие кучками слушали рассказы тех, кто присутствовал на маевке, и читали листки, розданные на празднике.

Слух о маевке разошелся среди всего рабочего населения Москвы...

После маевки дело пошло у нас еще живее. В это время возникла мысль об устройстве съезда представителей организаций разных городов. Из Москвы для переговоров по этому поводу были посланы товарищи в Екатеринослав, Киев, Ярославль. Были связи с Нижним Новгородом, Саратовом, Петербургом и некоторыми другими городами.

Рабочие собрания устраивались в мае очень часто. В это время началась за несколькими лицами упорная слежка: они сопровождались целыми стаями шпионов; но они дела не оставляли и продолжали ходить по собраниям. Да и как было бросить, кому передать? Слишком еще мало было социал-демократической интеллигенции, способной и желавшей работать в рабочей среде.

В январе организуется1  «Московский рабочий союз», который вскоре объединяет около тысячи рабочих; он проявляет большую энергию и широко ставит дело: заводит типографию, выпускает ряд прокламаций. В январе к празднованию 25-летия Парижской коммуны посылает адрес к французским социалистам с шестьюстами подписей рабочих. На Лондонский международный социалистический конгресс, бывший в том же году, «Московский союз» передает свое представительство Вере Засулич. Русская делегация на этом конгрессе докладывает о только что проведенной в Петербурге трехнедельной стачке 30 тысяч ткачей, о росте социал-демократического движения в царской России. В Москве весной и летом тоже проводится ряд стачек на механических заводах и в железнодорожных мастерских. Рабочие добиваются значительных уступок: 9-часового рабочего дня на многих заводах и повышения заработной платы...

В июле 1896 года было опять арестовано несколько сот рабочих. С этой публикой начальник московского охранного отделения Зубатов во время их сидения вел большие разговоры: он их убеждал отказаться пока от политической агитации, а вести только экономическую, обещал за это легализацию рабочего движения. И по-видимому, некоторые даже вполне честные люди попали на удочку хитрого шпиона и вступили с ним в какие-то переговоры. История эта темная и не вполне разъясненная до сих пор. Но как бы то ни было, через месяц большая часть арестованных была выпущена и многие оставлены в Москве. С тех пор была, очевидно, широко поставлена и организована провокация как в рабочей, так и в интеллигентской среде...

В начале июня было в Сокольниках собрание представителей от заводских кружков. Всего было человек восемьдесят от 29 фабрик и заводов. На этом собрании было решено через неделю собрать большое собрание из всех более или менее сознательных рабочих; ожидалось до 2 тысяч человек. Но этому собранию не суждено было состояться. Уже описанное собрание из 80 человек было прослежено, со многих были сделаны шпионами снимки, и 10 июня были арестованы все интеллигенты, принадлежавшие к организации. Были взяты мимеограф и типографский станок. Из рабочих опять-таки никто не был арестован, хотя полиция многих из них проследила. Очевидно, полиция решила выловить всех сразу и с этой целью продолжала слежку. Оставшиеся рабочие продолжали дело: писали листки, типографщик Наумов в большом числе печатал их в легальной типографии.

В августе был арестован почти весь Центральный рабочий кружок и много рабочих из организации. Всего было арестовано несколько сот человек. Часть из них была выпущена через несколько недель, часть просидела в тюрьме семь месяцев, 17 человек просидели до приговора год и восемь месяцев. Приговор получили 49 человек в административном порядке, «по высочайшему повелению». Самое меньшее наказание было гласный надзор два-три года с запрещением жить в столицах и некоторых городах; 30 человек были сосланы в Архангельскую губернию на три года, один на три года в Восточную Сибирь, четыре — на пять лет в Якутскую область.

...После провала нашей организации в августе 1895 года осталось на свободе еще много сознательных рабочих, их начали собирать другие интеллигентские кружки, а также и сами рабочие организовывались и искали связей с интеллигенцией...

С этого времени деятельность среди рабочих в Москве стала крайне затруднительной. Провалы следовали за провалами; ни одной группе не удавалось укрепиться хоть сколько-нибудь прочно; шесть месяцев считалось уже большим сроком для существования группы. Так, в ноябре 1896 года провалился только что образовавшийся «Рабочий союз»; в апреле 1897 года тоже были большие аресты среди рабочих. Прав был покойный Бауман, много работавший в Москве, когда говорил, что история рабочего движения в Москве есть история провалов. Рабочие в это время отказываются вступать в кружки, зная, что такие кружки тотчас проваливаются; организации боятся очень расширять свои связи из опасения наскочить на провокатора.

В рабочем движении Москва отстает в эти годы от других второстепенных центров, но нелегальная работа хотя и ведется не так широко и организованно, но все же никогда не глохнет...

От подпольного кружка к пролетарской диктатуре. 1893—1898. М., вып. 1. 1930, с. 44—54

Примечания:

1 В январе 1896 г. «Рабочий союз» восстанавливается. Ред.

 

М. Ф. Владимирский

ИЗ ИСТОРИИ МОСКОВСКОЙ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ

1895—1896 годы

Провал социал-демократической организации в августе 1895 года не надолго остановил организационную работу в Москве. Осенью того же года образовалось несколько кружков, из которых выделялись по своим связям и численности членов два кружка: кружок П. Колокольникова и наш кружок, в состав которого входили А. Финн, переехавший из Киева, Батурин и несколько нижегородцев — М. Владимирский, А. Никитин, Франк и Фридман (последние двое скоро отошли от работы, а затем и от социал-демократии). По мере развития связей с рабочей массой и расширения содержания и характера работы эти два кружка, работавшие вначале отдельно друг от друга, все более и более сближались организационно и наконец, слившись в начале 1896 года, положили основание «Московскому рабочему союзу», стоявшему во главе московского рабочего движения в 1896—1897 годах...

Промышленный подъем середины 90-х годов, вызвавший усиленное стачечное движение, невольно толкал московских рабочих на путь организации. После августовского провала 1895 года оставшиеся на свободе сознательные рабочие пытались сорганизоваться в отдельные кружки. Вначале эти кружки работали еще изолированно друг от друга; некоторые из них поддерживали связь с интеллигентами-одиночками (например, кружок Гр. Орлова), другие работали самостоятельно и без помощи интеллигенции выпускали свои листки. Так, например, «25 ноября 1895 года в районе расположения значительного числа фабрик и заводов 2-го участка Лефортовской части расклеены были печатные воззвания, призывающие рабочих к сплочению с целью требования сокращения рабочего дня». Листок этот был отпечатан и расклеен типографом Р. Г. Наумовым из кружка ткача Ф. И. Полякова, арестованного в августе 1895 года.

Это единственно сохранившийся от того времени листок, написанный самим рабочим. Он настолько характерен для того периода, что я привожу его здесь целиком, исправив лишь орфографию и сделав его удобочитаемым:

«Товарищи, мы спим и не видим, как нас капиталисты грабят, нашу кровь пьют. Довольно, потрудились, пора и честь знать. Итак, товарищи, последуем примеру наших товарищей, братьев по труду, заграничных рабочих, у них такие законы,— они добились своего... а мы, как рабочий скот, работаем пятнадцать-шестнадцать часов в сутки; набиваем карманы богачей нашей кровью, нашим трудом. Товарищи! Вся трудовая кровь наша у капиталистов. Неужели они сильнее нас — их горсть, а нас — миллионы. Товарищи, ведь мы — братья между собою, забудем ссоры, вздоры, будем соединяться, оснуем кассы и сообща — на врага или беремся за руки — просить короткого рабочего дня. Товарищи, просыпайтесь, пора начинать мстить. Кровь за кровь. Рабочие всех стран, соединяйтесь!»

Революционная мысль и могучая воля пролетариата сквозят в каждой строке, в каждом выражении этого воззвания. Особенно рельефно выступает богатство его содержания в сравнении с его внешним видом.

Набирала его рука еще малограмотного рабочего, распространяли его сами рабочие, не обладавшие никакими, даже примитивными, аппаратами распространения; на оборотной стороне его сохранились следы хлеба, которым он был приклеен к стене.

Впрочем, немного большими средствами обладали и интеллигентские группы того времени. Начиная работу в сентябре 1895 года, наш кружок не имел никакой литературы, если не считать небольшой пачки брошюр, привезенной Финном из Киева. С финансовыми средствами обстояло не лучше: денег совсем не было, весь наш первоначальный капитал сводился к 50 рублям, которые я получил из города Томска от своих земляков-студентов. С этими деньгами мы и начали нашу работу. В течение двух-трех месяцев удалось сорганизовать несколько рабочих кружков и привлечь несколько интеллигентов для занятий в этих кружках. Рядом с этими кружками, где занятия вели по Эрфуртской программе, было образовано еще два-три кружка с переменным составом участников, где не велось систематических занятий, а обсуждались те или иные события дня или факты из повседневной рабочей жизни. Через такой кружок мы стремились провести возможно больше рабочих, выделить из их среды наиболее развитых и способных к организационной работе. Путем такого подбора образовалась небольшая группа сознательных рабочих, которая, слившись в январе 1896 года с кружком П. Колокольникова, образовала центральную группу «Московского рабочего союза».

Насколько сильны были в это время связи с рабочими, видно из того, что под адресом московских рабочих французским рабочим по поводу 25-летия Коммуны было собрано 605 подписей рабочих 28 фабрик и заводов, и лишь краткость срока, как указывалось в сопроводительном письме Полю Лафаргу, не позволила собрать большего числа подписей. Адрес был написан А. Финном, и собиранию подписей предшествовало ознакомление рабочих (в кружках) с историей Парижской коммуны.

Я никогда не забуду того момента, когда выяснился результат собирания подписей: среди повседневной кропотливой, казавшейся мелкой работы неожиданно выдвинулся перед нами мощный отряд строящейся армии российского пролетариата.

К весне 1896 года число членов значительно увеличилось: образовались новые стачечные кассы, делались попытки слияния мелких стачечных касс (у железнодорожных рабочих), стачечное движение нарастало (стачка на Прохоровской мануфактуре). Насколько поднялось боевое настроение у рабочих, можно судить по следующему факту: рабочие Газового завода постановили прекратить выпуск газа для иллюминации Кремля в день коронации Николая и, если не ошибаюсь, сорвали таким путем одну пробную иллюминацию.

С ростом местной организации увеличивались и оформлялись связи и с другими городами (с Петербургом, Киевом, Нижним). В апреле были сделаны первые шаги к созыву съезда: центральной группой «Союза» была выработана детальная программа съезда, которая была передана организациям других городов: по крайней мере, в Нижний она была передана мною лично. Но аресты и высылки в мае («чистка» перед коронацией) и крупный провал в июле помешали осуществлению этого задания. О дальнейшей работе «Московского рабочего союза» до меня в Таганку доходили лишь отрывочные сведения.

1898—1899 годы

Зимой 1898/99 года, когда я снова попал в Москву, рабочее движение казалось совсем раздавленным зубатовщиной: кружки один за другим проваливались, едва успев сорганизоваться. Центральной группе (Московскому комитету партии), в состав которой к тому же входили лица, уже отмеченные охранкой, пришлось законспирироваться до такой степени, что всякая мало-мальски широкая работа была почти невозможна.

Все сводилось к «руководству» движением, то есть к поддерживанию связей, далеко не регулярных, с несколькими кружками (В. Розанова, А. М. Лукашевич, А. А. Власевой), и снабжению литературой. Московский комитет не только стоял в стороне от сильно развивавшегося в то время «экономического» движения, но и пытался, насколько это было возможно, вести борьбу против увлечения «экономизмом». Во время всеобщей студенческой забастовки весной 1899 года был поставлен вопрос о непосредственном участии группы в студенческом движении и намечался листок к студентам и рабочим, где, в противоположность господствовавшей раньше точке зрения на студенческое движение (так, например, листок к студентам «Московского рабочего союза» в 1896 году), выяснялось самостоятельное политическое значение происходившей забастовки. Был ли выпущен такой листок — не знаю, так как в связи со студенческой забастовкой охранка выслала меня из Москвы. Впоследствии пришлось узнать, что, несмотря на всю нашу конспирацию, несмотря на очень узкий состав центрального кружка, всю нашу работу, и даже наиболее конспиративную, мы вели при постоянном надзоре, а иногда и участии провокаторши А. Серебряковой; сношения с кружками, многие конспиративные переговоры между членами центрального кружка происходили или при ее участии, или в ее квартире.

Зубатовщина давила и разбивала все попытки к организации.

Первый съезд РСДРП. Документы и материалы. М., 1958, с. 162—165

 

Joomla templates by a4joomla