-
ПОЛЬША
1912–1914
В очередной раз глава «Пантократора» начинается забористым бредом.
Сначала Данилкин зачем-то начинает разгадывать давно разгаданные загадки:
«Многие вопросы и фрагменты ленинской биографии, кажущиеся заведомо необъяснимыми, иррациональными, абсурдными, непроницаемо сложными, на деле имеют естественные, научно доказуемые, а иногда и простые ответы и объяснения.
Почему Ленин все время щурился – своим загадочным и ассиметричным «ленинским» прищуром? Да потому, что с детства был близорук на один глаз – минус четыре – четыре с половиной, но очков не носил. Почему, в честь какой такой загадочной женщины, в подражание какому политику выбрал главный свой псевдоним? Да потому, что в 1900 году у него на руках оказался заграничный паспорт отца одного его знакомого как раз на эту, вовсе даже и не выдуманную фамилию».
Расслабились? Получайте:
«Почему кому-то пришла в голову дикая мысль сделать из только что умершего Ленина мумию и поместить ее в подвальное помещение?…»
С какого хрена эта мысль стала дикой? Она такой не была, как минимум с 1881 года, когда забальзамировали тело великого русского медика Николая Ивановича Пирогова. Причём на это «предварительно было получено разрешение от церковных властей, которые, учтя заслуги Н. И. Пирогова как примерного христианина и всемирно известного учёного, разрешили не предавать тело земле, а оставить его нетленным „дабы ученики и продолжатели благородных и богоугодных дел Н. И. Пирогова могли лицезреть его светлый облик“» («Википедия»).
Данилкин, а может быть ты действительно таким манером сигналы подаёшь свои буржуйским хозяевам? Типа: «я тут про Ленина иногда хорошие слова пишу, но не обращайте на это внимания, так надо: сейчас обычное дерьмо плохо продаётся, поэтому его приходится тщательно упаковывать. Но я свой! Смотрите: «мумия в подвале», «псих с заплёванным подбородком»… ещё изволите?»
Но давайте всё таки послушаем объяснение автора:
«…Да потому, что с осени 1922-го, когда археолог Говард Картер сенсационно открыл гробницу Тутанхамона, в мире бушевала эпидемия «египтомании» – распространившаяся на моду, дизайн мебели и украшений, киноиндустрию, архитектуру и т. д., так что, столкнувшись с задачей запечатлеть образ Ленина на тысячелетия, похоронная комиссия вспомнила про этот способ консервирования, который тиражировался поп-культурой того времени».
Это и есть твоё объяснение, Данилкин? Ты хоть понимаешь, что в этот раз запомоился абсолютно зря? То есть, ты зачем-то выдал пошлятину, но, объясняя, её ещё и выглядишь нелепо.
Твой вопрос: почему задумались над тем, чтобы сохранить тело Ленина? Ответ: потому, что после осени 1922-го был всемирный бум «египтомании». Если такой ответ действительно всё объясняет, то скажи, Данилкин, кого ещё так же захоронили во время этого «бума»? На самом деле, объяснение тебе пришлось спрятать, и выглядит оно у тебя вот так: «столкнувшись с задачей запечатлеть образ Ленина». Но тебе – помойному автору – прямой ответ не нужен, потому, что тогда придётся рассказывать и о других вещах: о нескончаемых очередях из желающих попрощаться; о десятках телеграмм, с просьбами сохранить тело…
О ленинских литературных достижениях:
«“Сухой” – без крупных вещей и громких литературных успехов – период между «Материализмом и эмпириокритицизмом» и «Империализмом как высшей стадией» продолжается; Ленин «разменивается» на политические комментарии текущих событий, наставления, как прогибать комитеты, фальсифицировать их присяги, манипулировать мнимыми и подлинными врагами, и выволочки – в духе хозяев чеховского Ваньки Жукова: то отчесал шпандырем, то принялся тыкать селедочной мордой в харю – несмышленых рабочих…»
Над Ванькой хозяева издевались по большей части просто из прихоти; ты ведь "выволочки" Ленина именно в этом "духе" хотел подчеркнуть, а, Данилкин?
«Правда» [газета] кажется таким же естественным атрибутом Ленина, как веер гейши или карты цыганки…»
Да понятно, понятно: жульё и проститутки; другие аналогии почему-то под руку не подвернулись. Бывает.
«Опять Инесса Федоровна...»
Здесь, надо сказать, автор не стал особо фантазировать. Достаточно деликатно прошёлся по основным байкам, указав, что «царицей доказательств здесь, как водится, является признание «мне кажется». Потом странновато подытожил: «Резюмируя эту тему – которую, к сожалению, было бы политически неправильно [??] обойти вовсе…». Под конец Данилкин выразил надежду, что когда-нибудь в этом вопросе приоткроется щелочка, в которую ему удастся всунуть свой нос; и на прощание утешил себя латынью (на этот раз даже с переводом): «А сейчас, за неимением научных данных, надо остановиться и сказать себе: “Ignoramus et ignorabimus” – “Не знаем и не будем знать”».
В целом неплохой текст о Советско-Польской войне автор начал в своей классической манере:
«По сути, Польская война 1920 года была серией трагических цугцвангов обоих правительств; и даже если бы Ленин пытался избежать ее…»
А разве не пытался? Во всяком случае, первыми мирные предложения выдвигали именно большевики. Например, ещё 16 февраля 1919 года со стороны Белорусской ССР было предложено польскому правительству определить границы. Предложение осталось без ответа.
Ленин и газета «Правда»:
«С одинаковыми глубиной и остроумием проанализировавший отношения Ленина с ранней «Правдой» канадский исследователь Р. К. Элвуд показывает, что отношения эти были безоблачными только в мифе – но не в действительности…»
Низкий поклон хитроумному канадскому исследователю: открыл всем глаза на 48-й том ПСС, где находятся переписка за 1912-й год. Нет, правда, кто озвучил этот «миф», который автор ниже так страстно разоблачает? Вот, например, что писал некто Андронов С.А. в «застойном» 1978 году в удручающе панегиричной книжке «Большевистская печать в трёх революциях»: «В подготовленной Лениным и принятой резолюции… высказывались критические замечания в адрес редакции… Ленин пояснял значение реорганизации, указывая, что “в постановке [«Правды»] теперь гвоздь положения. Не добившись реформы и правильной постановки здесь, мы придём к банкротству и материальному, и политическому”».
Может быть, для канадских исследователей это всё звучит как-то слишком иносказательно, но для русского человека (не забившего себе голову цвишенруфами, айнтопфами, снитчами и сагаморами) безусловно ясно, что ни о какой «безоблачности» речь здесь не идёт.
«…Кто-то мог бы обратить внимание, – ехидно замечает Элвуд, – на то, что Зиновьев, также переехавший в Краков, умудрился опубликовать в “Правде” 31 статью ровно за тот отрезок времени, когда Ленин – одну-единственную…
…Но и дальше, когда Ленин, кажется, «притерся», редакторы продолжали резать его полемические выпады против тех, кого он привычно клеймил как «ликвидаторов»; дотошный Элвуд подсчитал, что «Правда» опубликовала за два года 284 статьи Ленина – и проигнорировала целых 47, под самыми свинскими предлогами, вроде “потеряли” или “поздно дошло”».
Г-н Элвуд может быть и глубоким, и остроумным, и ехидным, и дотошным, и канадским. Но он может быть и недотёпой, до которого доходит ещё позднее, чем до «Правды». Зачем раздувать известные трения Ленина с редакцией до какой-то мега-глобальной проблемы? Кроме того, Владимир Ильич мог заниматься и другими делами в ущерб работе в «Правде»: писать в другие газеты («Социал-демократ», «Невская звезда», «Новое время», «Рабочая газета», «Речь», иностранные), публиковать целые исследования в журнале «Просвещение», ездить по делам в Берлин, Париж и Лейпциг, выступать с рефератами, переезжать в другую квартиру, переезжать из Кракова в Поронин, или болеть, в конце-концов.
Предлоги, под которыми отказывали в публикации, могли быть как «свинскими», так и волне нормальными: ведь корреспонденции вполне могли действительно и теряться, и опаздывать. Ну и подача тоже удивляет. Ведь можно написать и так: за какие-то два года опубликовали аж целых 284 статьи (это примерно три статьи в неделю); не опубликовали всего только 47.
О встрече Ленина со Сталиным:
«Судя по наполненным меланхолией письмам, которые Сталин посылал тогда еще не доехавшему до Кракова другу Каменеву, компания Ленина, однако ж, не казалась ему достаточно интересной, чтобы удовлетвориться исключительно ею: “Здравствуй, друже! Целую тебя в нос, по-эскимосски. Черт меня дери. Скучаю без тебя чертовски. Скучаю – клянусь собакой! Не с кем мне, не с кем по душам поболтать, черт тебя задави. Неужели так-таки не переберешься в Краков?”».
Уважаемый литератор, спешу сообщить Вам, что слова «интересный» и, например, «задушевный» имеют существенно разную коннотацию. И то, чем вы сейчас занимаетесь, в кругу ваших интернет-знакомых называется «натягивать сову на глобус».
«…Ленин выбирал страшно скучные темы. Он писал про открытие химиком Рамсеем способа добывания газа из каменноугольных пластов, о московских лавках дешевого мяса, о Лондонском «пятом международном съезде по борьбе против торговли девушками». «Трудно вообразить себе, – разводит руками Элвуд, – чтобы среднестатистический рабочий решил повысить свой интеллектуальный уровень или получить какие-то дополнительные стимулы для пролетарской борьбы, ознакомившись с результатами исследований о потреблении маргарина в Западной Европе или о тех изменениях, которые претерпевала Швейцария, превращаясь, по мере распространения индустриализации в Альпах, из нации владельцев гостиниц в нацию пролетариев».
Понятно, как выглядит «среднестатистический рабочий» в представлении всяких данилкиных и элвудов: ну как быдло может интересоваться открытиями в химии и ужасами современной работорговли?! Немного не ясно, правда, почему рабочим мясные лавки были по барабану.
«…В какой-то момент Ленин даже попробовал свои силы на ниве желтой журналистики – вступив в дискуссию об изнасиловании 11-летней индийской девочки британским полковником, который затем был оправдан британским судом».
Ты, Данилкин, смотришь на эту историю через призму своих профессиональных навыков. А Ленин и до этого немало писал о колониальной эксплуатации, и о том, в каких диких формах она выражалась. Так что всё зависит от точки зрения. Вот, например, ещё посмотри: видишь суслика «клубничку»? «…никакое «нравственное негодование» (в 99 случаях из ста лицемерное) по поводу проституции не сможет ничего поделать против этой торговли женским телом: пока существует наемное рабство, неизбежно будет существовать и проституция. Все угнетенные и эксплуатируемые классы в истории человеческих обществ всегда вынуждены были (в этом и состоит их эксплуатация) отдавать угнетателям, во-первых, свой неоплаченный труд и, во-вторых, своих женщин в наложницы “господам”».
Дальше идёт рассказ о провокаторе Малиновском. Автор очень старается показать, что Ленин видел его чуть ли не своим преемником. Опять здесь приводятся цитаты из непонятных источников: Малиновский смотрел на Ленина «влюбленным взглядом», в свою очередь Ильич «возился с ним, как с жеребенком». Всю эту гомо-благодать (автор обозначает её застенчивым словом «роман») подкрепляют характеристики будущего «фронтмена партии»: харизматичный, умный, способный, блестящий, симпатичный. А как он поёт выступает в Думе! И представьте себе расстройство лошадки Ленина, когда этот жеребёнок оказался засланным… Узнав об этом, Владимир Ильич мог только что-то «жалко лепетать дрожащими губами», - свидетельствует автор (соответствующих грибочков переел, очевидно). Эта байда рассказывается ради следующего вывода:
«Возможно, именно из-за манеры строго разграничивать приватную и общественную сферы, в силу нежелания доверять интуиции, которая и помогает нам отличать «хороших» людей от «плохих» независимо от их политической окраски, – вокруг Ленина больше, чем вокруг Мартова, Дана, Троцкого или Богданова, и кишели провокаторы».
Вывод, ничего не скажешь, мощный, - крыть нечем. Если, конечно, автор действительно изучал окружение Мартова & Со на этот предмет, а не привычно тычет пальцем в потолок.
«История с Малиновским – тяжелейший нокаут и крупнейший провал за всю политическую карьеру Ленина».
Удар был серьёзным, спорить тут бессмысленно. И всё же «нокаут», это когда тебя, грубо говоря, выносят с ринга и бой окончательно проигран. Нокаутом эта история оказалась для самого Малиновского, а вот для Ленина – от силы нокдаун, причём его даже с ног не сбили: получил встряску - сделал выводы - продолжил своё дело.
«Малиновский имел орлиное оперение, умел высоко взмывать и менять траекторию – и Ленин замечал только это. Другие, однако, признавая его достоинства, чувствовали, что с орлом что-то не то; парижский большевик Алин рассказывает, как Малиновский купил в магазине офортов порнографические картинки – и просил не говорить Ленину: тот смеяться будет. Алина это по-настоящему покоробило – а вот Ленина, которого интересовали в людях только их деловая сметка, работоспособность и исполнительность, – всего лишь насмешило бы».
Эх, всё-таки слаб человек! Пару раз я стойко проходил мимо этого пассажа, но искушение оказалось сильней.
Тебе бы порадоваться, Данилкин, такой реакции. Вот Ленин посмеялся бы, да и хлопнул тебя по плечу, не смотря на то, что ты редактировал журнал, в котором картинки ничуть не хуже «дореволюционных офортов» печатают. А ведь кто-то может и руки не подать, узнав, какие фильмы под хорошо знакомым тебе «зайчиком» снимают. Просто Ильич был лопух простодушный, а другие чувствуют, когда с людьми что-то не так.
А сейчас попробую на конкретном примере объяснить, почему «Пантократора» тяжело читать человеку, у которого нормальная память, и который невосприимчив к пассажам про «мир борхесовских классификаций» и тому подобной ахинее.
Вот рассказ о том, как молодой Молотов (в то время ответственный секретарь "Правды") относился к Ленину:
«Тихомирнов, вступивший в партию в шестнадцать лет, был приятелем Молотова, и через такого подручного Ленину было удобнее сноситься с 22-летним ответсеком газеты, на которого сияющий над Лениным в Польше нимб пантократора не производил должного впечатления: он полагал себя вправе игнорировать указания человека, заведомо далекого от российских реалий. Молотов знал, что Ленин зависел от газеты в финансовом отношении, формально он не был даже редактором – всего лишь корреспондентом».
Теперь проблемы. Для начала придётся вспомнить, как снисходительно автор осветил ленинскую книжку, «целиком состоящую из мелких косточек» (разговор о «Что делать?», разумеется): «демагогическая, сводящаяся к чистой суггестии и страдающая дефицитом конкретики» и т.д. Потом Данилкин об этом благополучно забыл, и книга, под его шаловливым пером, стала культовой. Перескажу своими словами соответствующие авторские эскапады (желающие могут проверить, исказил я их, или нет).
Итак, едва только первые экземпляры книги достигли России, Ленин стал культовой фигурой; да что там, даже сам Валентинов начал считать его таковым! Люди послабее обалдевали уже от того, что автор «Что делать?» вступал с ними в переписку. Владимир Ильич стал, - если уж не королём Артуром, то чем-то вроде Гудвина точно. Авторство этой книги стала самым главным козырем в любых разборках (поддержка аж самого Плеханова, была только на втором месте). Того, кто открывал её, сразу тянуло, как магнитом, в любые ебеня (даже в негостеприимный Лондон), достаточно было там только появиться Ленину. Молодёжь, так просто смотрела автору «Что делать?» в рот. Деньги, можно сказать, текли рекой туда же…
И вот, вспоминая всё это, у меня возникает вопрос: какого хрена у Молотова вдруг иммунитет появился? Почему этот 22-летний пацан так борзо себя ведёт? Получается, он один был в курсе, что Ленин далёк от местных реалий, а все остальные этого не понимали, и продолжали в рот заглядывать? При этом автор никаких подтверждений того, что лично Молотов именно так относился к Владимиру Ильичу не приводит: он просто нафантазировал. Зачем? А хрен его знает.
Но давайте всё же дадим слово подозреваемому: «Не раз бывало так, – вспоминает Молотов, – пока дойдет пакет от Ленина и Зиновьева из-за границы, в России положение меняется, и нам приходится править статью Ленина или самим чего-то сочинять. Некоторые его статьи остались неиспользованными. Бывало, Ленин критиковал мои статьи, но других то, лучших, не было. Пока наши газеты петербургские дойдут до Австрии, где они жили, – на границе почти Австрии, – пока они оттуда пришлют статью, проходит много времени. А ведь надо что-то печатать. В редакции что-нибудь свое накалякали, написали… А второй раз на одну и ту же тему печатать в маленькой газете неудобно. «Правда» тогда была маленькой газетой».
http://leninism.su/memory/3583-sto-sorok-besed-s-molotovym-otryvki.html?showall=&start=2
Ещё этот «пантократор»… Здесь первая по счёту попытка Данилкина отослать читателя лесом к названию книги; и какая же она неуклюжая! Быть автором «Что делать?», - это значит быть иконой? (на этот момент других причин вы в книге даже с лупой не найдёте) Серьёзно? Ну, допустим. Так неужели всю эту «пантократичность» сдувает только осознание того, что Ленин 7 лет в России не был? А что тогда будет ещё через 5 лет, в апреле 1917-го?
Книга Данилкина напоминает походку пьяного человека: его постоянно бросает из одной крайности, в другую (не только в этой теме, разумеется).