Книги о Ленине

В марте 1918 г. видный американский журналист Артур Буллард, находившийся в Петрограде как доверенное лицо советника президента США полковника Э. Хауза, подготовил меморандум «О германском золоте». Предназначенный тогда для внутреннего употребления этот документ спустя много лет благодаря научным изысканиям известного американиста В. Л. Малькова стал достоянием общественности{697}. Прежде чем познакомить читателя с этим несомненно заслуживающим внимания документом, следует сказать хотя бы кратко об его авторе. Занимаясь журналистикой, А. Буллард еще в начале XX в. проявил повышенный интерес к России, наблюдал своими глазами первую русскую революцию, свободно владел русским языком. Неудивительно, что и после Февральской революции он снова оказался в России, и будучи формально представителем Комитета общественной информации, выполнял секретное поручение полковника Хауза — периодически передавать по каналам дипломатической связи аналитические обзоры происходивших в России событий. Среди таких обзоров оказался и специально посвященный «германскому золоту». Изучавший этот документ В. Л. Мальков изложил его содержание в целом ряде взаимосвязанных тезисов: 1. Обвинение большевиков и Ленина в том, что они находились на «содержании у Германии» не ново. Оно в виде слухов появлялось и исчезало и до октября 1917 г. После же прихода большевиков к власти «сомнительные по виду и таинственные фигуры» стали буквально осаждать союзнические миссии в России с предложениями продать информацию о «германском следе». При ближайшем ознакомлении выяснилось, что она не дает оснований для однозначного вывода с любым знаком. 2. Новая вспышка старого скандала — не за горами и соответствует самой природе русского революционного движения, представители которого всегда полагали, что «цель оправдывает средства». 3. Правильное понимание ситуации с «грязными деньгами» может быть составлено только в связи с историей революционного движения в России. Личный опыт Булларда, приобретенный в годы первой русской революции на посту секретаря американского общества друзей русской свободы еще до приезда в Россию, говорит о том, что многие выдающиеся представители русского демократического движения (Е. К. Брешко-Брешковская, Н. В. Чайковский, П. Н. Милюков) не гнушались получать финансовую поддержку американцев при прямом посредничестве Булларда. Во время русско-японской войны партия эсеров с согласия японского правительства и на деньги еврейских банкиров в Нью-Йорке вела агитацию против самодержавия в японских лагерях для русских военнопленных... Почти все революционные партии России открыто брали японские деньги. Они не гнушались брать и английские деньги, и англичане, в период русско-японской войны относящиеся враждебно к России, также вложили большие деньги в русскую революцию, в частности, в транспортировку оружия, иными словами, в период с 1905 по 1908 г. все революционные партии были «одним миром мазаны»... 4. Ни одна из революционных, антицаристских партий, пропагандировавших поражение царизма после 1914 г., не была настроена прогермански. Действительно прогерманской партией в России была только «Дворцовая» партия. Но именно потому, что антицаристские партии были настроены против кайзера, они легко соглашались использовать его деньги в собственных целях. 5. Едва ли Ленина занимал вопрос, откуда он получал деньги, и в то же время естественно, что немцы одобрительно относились к идее возвращения Ленина в Россию после революции. Получили ли они в обмен на согласие транспортировать Ленина на Восток какие-либо обещания, не имеет значения. Ленин все равно не чувствовал себя связанным ими. Конечно, для человека с Запада, оказавшегося в России, факт согласия большевиков взять деньги является доказательством того, что они — орудие в руках немцев. Для русского революционера все представляется иначе. Очень возможно, что Ленин принял деньги с намерением в походящий момент надуть своих благодетелей. Одним словом у немцев был свой расчет, у Ленина — свой. 6. Причиной снятия с сидящих в тюрьме большевиков обвинения Временным правительством является то, что эсеровская партия сама получала деньги от Антанты. Боясь скандальной огласки, ее руководители посчитали за благо снять вопрос с повестки дня. 7. Доказательства виновности большевиков в виде предания гласности документов было достаточно, чтобы любой американский штатный прокурор мог возбудить дело, но они не могли бы рассматриваться американским судом в качестве основания для разбирательства, а жюри присяжных вынесло бы свой оправдательный приговор за отсутствием необходимых улик. 8. Если даже большевики и получали «германское золото», их действия после того, как власть перешла к ним, показывают, что они перехитрили взяткодателей. 9. Генератором дела о «германском золоте» является партия кадетов, которая не финансировалась никем, кроме Антанты. Все материалы, поступившие в американское посольство и оказавшиеся в руках Сиссона, Булларда и Робинса, — из этого источника. Все они представляют собой копии с оригинала. Никто не видел оригинал{698}.

Объективно изложенная проницательным и, как видно, хорошо информированным Буллардом история вопроса о «германском золоте» была связана с только что попавшими в США материалами, которые в скором времени получат название «Документов Сиссона», и была предназначена для того, чтобы помочь американскому правительству определить к ним свое отношение. Дело в том, что возникший в связи с этим вопрос — публиковать эти материалы или нет — вызвал неоднозначную реакцию президента Вильсона и государственного секретаря Ленсинга. Сам автор меморандума, по вполне понятным причинам, занимал нейтральную и осторожную позицию. «Если эта коллекция доказательств в лучшем случае и имеет какую-либо ценность или даже их аутентичность окажется признанной, — писал он, — все это ничего не докажет, кроме разве того, что большевистские лидеры в прошлом получали деньги из Германии». Вместе с тем Буллард признавал, что «как газетная сенсация в Америке эта история могла бы стать страшным ударом по пацифистскому движению»{699}.

Последнее обстоятельство определенно повлияло на окончательное решение этого вопроса. Как отмечает профессор Э. Саттон, «в 1918 г. правительство США захотело повлиять на мнение американцев после непопулярной войны с Германией, и документы Сиссона, драматически доказывая исключительную связь Германии с большевиками, обеспечивали дымовую завесу...»{700}. Еще более важным фактором, побудившим американское правительство пойти на эту акцию, была необходимость определиться в своем отношении к произошедшей в России Октябрьской революции. Образование Советской республики, пишет американский историк С. Ленз, «было не просто еще одной проблемой для государственных деятелей западного мира, а проблемой совершенно иного порядка. В прежнем мире не нужно было опасаться разлагавшихся феодальных и племенных обществ. Конкуренцию великой нации могло составить лишь капиталистическое государство, стремившееся расширить сферу своего влияния. Война была единственной угрозой балансу сил великих держав. Но утверждение большевизма в России намного усилило и сделало более реальной другую опасность — опасность революции. Теперь западные лидеры вынуждены были защищать свою безопасность с двух флангов, а не с одного, как это было прежде. Это была отнюдь не радужная перспектива»{701}. Объяснение новой революции в России «торжеством германских интриг» хотя бы на время снимало «головную боль», отсюда такая заинтересованность американских правящих кругов к появлению компромата на большевиков. Тем более, что американский посол Д. Фрэнсис еще 10 декабря 1917 г. сообщал из Петрограда в Госдепартамент: «Только что узнал из заслуживающего доверия источника, что правительство в Смольном находится под абсолютным контролем германского генерального штаба»{702}. Американский историк К. Лэш пишет по этому поводу: «Нужда поверить в это предположение объясняет сильный интерес в США к так называемым документам Сиссона, которые имели целью доказать, что большевики были тайными агентами Германии. Ни одна другая союзная держава не придавала этим документам такого внимания, какое они привлекли в США. Только в США они были одобрены и опубликованы правительством, самим президентом, заявлявшим об их полной аутентичности, хотя на самом деле они свидетельствовали об обратном. Только в США их аутентичность была удостоверена известными историками и большинством прессы»{703}.

Но мы несколько забежали вперед, не представив Эдгара Сиссона и не рассказав о том, как ему удалось заполучить «документы», которые, как потом выяснится, лишь усилят «головную боль» американского правительства. Э. Сиссон приехал в Петроград в ноябре 1917 г. как представитель пропагандистского ведомства США — Комитета общественной информации. По характеру своей профессиональной деятельности и предназначению, это был «энергичный и самоуверенный журнальный редактор и издатель, не привыкший считаться ни с какими официальными и административными авторитетами, к тому же усвоивший со слов самого президента Вильсона, что его миссия в России чуть ли на самая важная...»{704}. Однако для полного успеха своей миссии Сиссону нехватало самого малого — знания русского языка. Впрочем, его это не смущало, и он развил бурную деятельность по пропаганде «миротворческой политики» президента Вильсона и борьбе с германским влиянием в Советской России. Последнее обстоятельство не могло не привести в конце концов к встрече Сиссона с еще одним ярым борцом против «германских козней» — российским журналистом Е. П. Семеновым (Коганом), который, по его собственному признанию, был как раз тем человеком, сумевшим своим авторитетом заведующего редакцией «Демократического издательства» межсоюзнической комиссии пропаганды убедить редактора-издателя газеты «Живое слово» А. М. Уманского опубликовать 5 июля 1917 г. переданные для печати «документы» о «предателях-большевиках»{705}. Неудивительно поэтому, что именно Семенов получил 13 ноября 1917 г. следующее послание: «Многоуважаемый Евгений Петрович! Сохраните это письмо как документ. Мне предложили из официальных нейтральных источников из заграницы подробные сведения о секретной германской разведывательной работе в России, в нейтральных и союзных странах, с помощью фирм, а также список немецких шпионов в России. За все это количество информации запрашивают 50 000 руб. Я не имею таких денег и я хочу предложить ознакомить с этим материалом союзных послов. Таким образом, я получу копию этих сведений и буду в состоянии помочь России в тот момент, когда немцы постараются надеть на нас экономические цепи и заставить нас забыть прекрасные дни первой революции и признать опять Романовых или других царей. Ваш А. Оссендовский»{706}.

С этого письма началось сотрудничество Фердинанда Оссендовского, который часто подписывался своим вторым именем — Антоний, и Евгения Петровича Семенова (Когана), двух близких по духу и целям борьбы (оба противники только что пришедших к власти большевиков), сотрудничество, которое в скором времени дает плодотворные результаты, в том числе и деньги. Правда, поначалу, когда Семенов связался с посольствами и предложил купить «списки немецких шпионов в России», он получил отказ. Тогда они решили действовать иначе, а именно — попробовать опубликовать имевшиеся у них «документы» в печати и таким образом привлечь к ним заинтересованных лиц. В Петрограде сделать это было практически невозможно из-за жесткого контроля большевиков над столичной печатью, и Семенов двинулся на юг, где формировалось белое движение. В декабре 1917 г. в издававшейся кадетами газете «Приазовский край» были опубликованы сенсационные документы о связях большевиков с Германией. Позднее П. Н. Милюков авторитетно свидетельствовал, что появившиеся в газете «Приазовский край» документы являлись продолжением тех, которые были напечатаны в дни июльского выступления большевиков, и окончательно разоблачают источники, из которых субсидировалось предприятие Ленина. «Ссылки под документами, — писал он, — не оставляли никакого сомнения в происхождении этих документов. Это были данные, приобретенные агентами союзной разведки. Документы носили и все внутренние признаки достоверности»{707}. Увы, в данном случае в П. Н. Милюкове говорил отнюдь не историк-источниковед, а политик, глубоко убежденный в том, что большевики были платными германскими агентами. Однако в своем убеждении Милюков был не одинок. Другой историк Ю. В. Готье (будущий советский академик), записал в своем дневнике 22 января 1918 г.: «В газете «Фонарь» напечатаны опубликованные ранее в «Приазовском крае» документы относительно немецких денег, которые получали Ленин, Троцкий и К° на свои «предприятия» от Германии. Конечно, все это было известно и раньше, но документ имеет всегда особенную силу и вес»{708}.

Собственно говоря, на подобное восприятие и была рассчитана акция по «отчуждению» документов от их владельцев. Многократно перепечатанные в газетах, в том числе иностранных, и размноженные на пишущих машинках документы теперь действительно заинтересовали и заинтриговали тех, кому они адресовались в первую очередь, — представителей союзных посольств и представительств. Очень скоро они оказались и в американском посольстве. Правда, принес их сначала уполномоченный американской миссии Красного Креста Р. Робинс, который симпатизировал большевикам и даже встречался в январе 1918 г. с Лениным. «2 февраля Робинс принес мне английскую версию пачки документов, которая, если она была истинной, показывала, что Ленин, Троцкий, Зиновьев, Фюрстенберг-Ганецкий и некоторые большевистские лидеры были аккредитованными и оплачиваемыми агентами Германии в момент их возвращения в Россию, а также способы их финансирования, — вспоминал Э. Сиссон. — Документы не показывали германские связи после революции, не имели более поздних, чем октябрь 1917 г. дат. Являясь не более, чем ключом сами по себе, став в ближайшее время составной частью общего политического фона, документы оказали важное моральное воздействие на нас обоих, изучавших их»{709}. В результате этого изучения их пути разошлись: Робинс, сразу же засомневавшийся в подлинности этих документов, отказался содействовать в их приобретении и пропаганде, и Сиссон стал действовать самостоятельно. Теперь самое время предоставить слово Е. П. Семенову: «Мне сообщили, что правительственный агент (в американском смысле этого слова: agent), стоящий во главе пропаганды Северо-Американских Соединенных Штатов, явился в Россию, чтобы собрать данные и подготовить почву для признания большевиков. Я поэтому вначале отказался иметь какое бы то ни было дело с американским правительством. Но Сиссон настойчиво убеждал меня дать ему документы, дать ему доказательства измены Ленина и К° и работы их с германцами. Он мне показывал некоторые фотографии (из наших), которые ему передали в одной союзной миссии: «Дайте мне документы, о которых мне говорил посол. Вы не знаете, какое важное историческое дело вы сделаете! После продолжительной беседы я попросил отсрочить решение на сутки. На следующий день наша беседа возобновилась. И когда я убедился, что не все со стороны Вашингтона потеряно, я согласился дать г. Сиссону все, что у меня тогда было. Мы подробно переговорили с ним о положении дел в этот момент. Я ему рассказал об организации военных и о съемке лент... Его душа журналиста и агента встрепенулась. Он подпрыгнул от восторга, несмотря на свою американскую выдержку и серьезность. Следующее свидание я ему и Булларду назначил в час, когда ко мне должен был явиться член военной организации со свежей лентой. Когда Эдгар Сиссон получил документы и ленты (первые из рук коллеги, а вторые из рук члена военной организации), он так был доволен, что заявил: «Теперь мне здесь делать нечего. Я уезжаю обратно». Третьего марта 1918 года мы с ним простились. Но еще из Петрограда он послал несколько шифрованных телеграмм в Вашингтон и этим, как мне говорили, приостановил приготовления Вашингтоном признания большевиков!»{710}.

Хотя это свидетельство и отдает хлестаковщиной, в особенности относительно роли «документов» в непризнании большевиков Вашингтоном, тем не менее следует признать, что Сиссон вместе с американским послом Фрэнсисом действительно были в восторге от попавших к ним материалов и постарались сразу же придать им сенсационный характер. 9 февраля 1918 г. Фрэнсис направил в Государственный департамент специальное донесение, составленное им и Сиссоном по «документам», в подлинности которых, как уверял Фрэнсис, у них не было никаких сомнений и поисками оригиналов которых, по его словам, они были заняты{711}. Буквально через несколько дней эти «поиски» увенчались успехом, который стоил, впрочем, 25 тыс. долларов, о чем забыл упомянуть в своих воспоминаниях Семенов. Как пишет К. Лэш, «Сиссон уплатил 25 тыс. долларов за эти секреты под впечатлением того, что он делает самую большую сенсацию в анналах современного журнализма»{712}. Английский дипломат Б. Локкарт, считавший Сиссона просто агентом американской разведки, писал, что «самым выдающимся подвигов этого господина явилась, впрочем, покупка пакета так называемых документов, которыми не соблазнилась даже наша разведка, до того они были грубо подделаны»{713}.

В самом деле еще до того, как Сиссон приобрел у Семенова столь желанные для него документы, их подлинность была поставлена под сомнение в целом ряде либеральных периодических изданий в Великобритании, США и Франции. Прямо-таки разоблачительную статью опубликовал британский корреспондент «Русского слова» С. Поляков-Литовцев в «New Europe». Эта статья была перепечатана во многих газетах и журналах, в том числе и в США. Тем не менее это не остановило американское правительство, ибо доставленные Сиссоном в Вашингтон документы показались эффективным средством борьбы с большевизмом и собственным пацифистским движением. В октябре 1918 г. они были опубликованы по личному распоряжению президента Вильсона, издание и рекламу сенсационных материалов под названием «Германо-большевистский заговор» осуществлял Комитет общественной информации под руководством Дж. Крила{714}.

Однако расчеты, связанные с публикацией документов Сиссона, не оправдались, хотя буржуазная пресса и подняла большой шум, смакуя на своих страницах скандальные документы. Зато либеральная печать дружно ополчилась на инициаторов этой пропагандистской акции, указывая одновременно на противоречия и ошибки самой публикации, «New York Evening Post» выступила с рядом статей, в которых показывалась несостоятельность предпринятого издания. Опубликованные в этой газете документы Сиссона были снабжены пространным комментарием, в котором обращалось внимание на «замечательный дар предвидения» Германского генерального штаба, предугадавшего с необычайной точностью Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде. В комментарии указывалось на необъяснимый факт датировки документов Германского генерального штаба, адресованных его представителям в Швейцарии и Швеции, по старому стилю, принятому в России, в связи с чем высказывалось более чем правдоподобное предположение о том, что эти документы были кем-то с умыслом составлены в России. Газета также напоминала своим читателям, что некоторые из наиболее важных документов и обвинений, выдвинутых мистером Сиссоном, были опубликованы в Париже несколько месяцев назад и их подложность была доказана{715}. Настаивая на этом тезисе журнал «Liberator» в своем декабрьском номере за 1918 г. писал, что американское правительство, признав их за подлинные, конечно, не знает, что они фальшивые, но им выгодно представлять дело в таком свете{716}. Это было уже выражением прямого недоверия к правительственной акции и потому ее инициаторам пришлось принимать срочные меры. И хотя Дж. Крил обвинил «New York Evening Post» и другие периодические издания в том, что своими сомнениями в подлинности «документов Сиссона» они оказывают поддержку и помощь врагам Соединенных Штатов, он был вынужден тогда же согласиться на экспертизу документов «беспристрастными учеными». Крил обратился к Национальному Совету исторических исследований с просьбой назначить экспертов для изучения документов. Когда стало известно, что одним из трех «беспристрастных» исследователей был избран профессор Чикагского университета С. Харпер (двумя другими были ведущий американский славист А. Кулидж и директор исторических исследований Института Карнэджи Дж. Джеймсон), то появились сильные сомнения в возможности объективного изучения документов, ибо стало ясно, что, несмотря на безукоризненную научную репутацию и высокую квалификацию двух других членов Комиссии, решающее слово будет принадлежать С. Харперу, главному консультанту американского правительства по «русскому вопросу» и ярому стороннику антисоветской интервенции. Комментируя выбор кандидатуры Харпера, журнал «Nation» писал 23 ноября 1918 г.: «Профессор Харпер действительно является профессором русского языка в Чикагском университете и он, вероятно, в состоянии прочитать документы Сиссона в оригинале и проверить точность их перевода на английский. Однако более неподходящей личности во всех других отношениях едва ли можно было найти в академических кругах. Профессор Харпер — открытый противник большевистского правительства»{717}.

Высказанные опасения полностью подтвердились. После недельного ознакомления с документами Харпер и Джеймсон (Кулидж в этом участия не принимал) сделали заявление о том, что большинство из них определенно подлинные и что в остальных не содержится ничего такого, «что несомненно исключало бы мнение об их подлинности»{718}. Представляется, что даже при беглом изучении этих материалов Харпер и Джеймсон не могли не усомниться в их подлинности. Как потом установил американский исследователь К. Лэш при изучении совокупности материалов, относящихся к пресловутым «сиссоновским документам», в том числе и личного архива Харпера, американские эксперты при первом же знакомстве с этими материалами пришли к выводу о том, что они не подтверждают строящихся на них обвинений большевиков в тайных связях с Германским генеральным штабом. Но это явно не устраивало американское правительство, которое, полагая, что подобное мнение специалистов не будет содействовать «эмоциональному подъему, необходимому для мобилизации наших сил в ведущейся борьбе»{719}, настояло на прямо противоположном заключении. Сам Харпер впоследствии оправдывал свою неблаговидную позицию тем, что в действительности Ленин «был в десять раз опаснее, чем если бы его представили германским агентом»{720} (!?) Более определенно он высказался в той части своих воспоминаний, которая была опущена при их публикации. «Мой опыт с документами Сиссона, — писал Харпер, — ясно показал то давление, которому подвергаются профессора во время войны... для профессора невозможно было не внести свой вклад в развитие военного духа, даже если это было сопряжено с необходимостью заявлений определенно пристрастного характерам»{721}.

Подписанное Харпером и Джеймсоном заключение об аутентичности «документов Сиссона» было передано по радио и распространено Комитетом общественной информации в американской печати. Срочно было предпринято новое издание скомпрометированных документов, в подлинности которых читателя теперь уверяло помещенное здесь же авторитетное заключение американских историков. Но убедить общественное мнение США правительству так и не удалось. Либеральная пресса по-прежнему выражала сомнение в подлинности документов Сиссона, осуждала подписавших заключение Харпера и Джеймсона за сделку со своей совестью и дискредитацию профессиональной чести американских историков. Пропагандистское назначение опубликованных материалов о германо-большевистском заговоре аргументированно раскрыл Джон Рид, находившийся в 1917 г. в революционной России{722}.

В феврале 1919 г. «документы Сиссона» были опубликованы в США на русском языке под названием «Немецко-большевистская конспирация», но, судя по тому, что советские исследователи в течение длительного времени могли получить в спецхранах центральных библиотек лишь вариант на английском языке, можно предположить, что это издание либо тогда не дошло до Советской России, либо тщательно скрывалось от не в меру пытливых историков. И это объясняет тот парадоксальный факт, что наше массовое историческое сознание, познакомившееся с «документами Сиссона» в 90-е гг. в переложении доверчивых публицистов, журналистов и даже некоторых историков, восприняло все за чистую правду. Между тем опубликованная на Западе и у нас критическая литература, посвященная «документам Сиссона», не дает серьезных оснований для доверчивого к ним отношения. Интересно, что в 1919 г. эти документы были подвергнуты критике в Германии, где вышла специальная брошюра с предисловием одного из лидеров социал-демократической партии Ф. Шейдемана, входившего тогда в состав германского правительства. Уже тогда в ней было доказано, что немецких военных учреждений, от имени которых якобы исходили опубликованные документы, не существовало в природе, их бланки и печати являются фальшивыми, а фамилии офицеров, подписи которых стоят под этими документами, не значатся в немецких списках{723}.

Таким образом инициаторам публикации «документов Сиссона» пришлось с самого начала обороняться от назойливых критиков как в самих США, так и за их пределами, и потому они тщательно оберегали их «оригиналы», которые хранились в сейфе у президента Вильсона.

В 1921 г. пришло время выступить в защиту их подлинности и одному из главных действующих лиц — Е. П. Семенову. Он выступил с целой серией статей под общим названием «Германские деньги у Ленина. История «кампании документов» в издававшейся в Париже П. Н. Милюковым газете «Последние новости». Предваряя публикацию этой статьи, редактор-издатель счел необходимым осветить «историю вопроса», признав, что с первым же появлением «документов Сиссона» в печати «против них поднялась целая буря» и что скоро установилось мнение о подложности этих документов. «На сиссоновские документы боялись ссылаться и доказательства «подкупа» большевиков, в них заключавшиеся, были мало-помалу забыты, — писал П. Н. Милюков. — Я, ознакомившись с ними за границей, получил впечатление их несомненной подлинности. Но некоторые из доказательств фальсификации и на меня произвели впечатление. Лично для себя я разрешил вопрос так, что лица, доставлявшие документы Сиссону, действительно имели доступ в большевистские учреждения и действительно дали ценные материалы, но так как за эти документы платились деньги, и, вероятно, немалые, то, быть может, за оскудением подлинников посредники иной раз подкидывали и сочиненные ими при помощи приобретенных ими знаний и бланков. Таким образом и была испорчена вся серия. Это толкование я даже внес в напечатанный текст моей «Истории Второй революции»... Ввиду этого получает исключительную важность показание не простого свидетеля, а участника передачи части этих документов Сиссону, — показание, которое посчастливилось получить редакции «Последних новостей». Посредником Сиссона при получении документов, как оказывается, был известный сотрудник «Вечернего времени» Е. П. Семенов. Семенов — человек не нашего лагеря, но его статьи, которые мы начинаем печатать в «Последних новостях» со вторника, 5 апреля, имеют всю цену и весь вес показания, которое должно будет фигурировать как одно из важнейших доказательств перед комиссией Рейхстага, если ей суждено состояться. Конечно, для настоящего времени, когда в роли германцев при произведении большевистского переворота давно уже никто не сомневается, злободневность наших документов в значительной степени утрачена. Но Ленин еще не пал, и среди обманутых им народных масс знакомство с этими документами может произвести то же впечатление, которое произвели на петроградский гарнизон гораздо слабейшие по содержанию данные в июльские дни 1917 года. С этой точки зрения, разоблачения г. Семенова, несомненно, имеют выдающийся политический интерес. Их значение, во всяком случае, чрезвычайно важно для историка, которому отныне возвращается право пользоваться заподозренными документами, внутренняя достоверность которых была для меня лично и ранее вне сомнений»{724}.

Сам же Семенов рассказал на страницах «Последних новостей» прямо-таки детективную историю о том, как он с одним молодым писателем и лектором сумели войти в контакт с некоторыми чиновниками из Смольного, через которых они стали получать «интересные бумаги», поступавшие в Совнарком из различных большевистских учреждений и Германского генерального штаба. «Вначале работа была очень трудная, опасная именно вследствие беспорядка, царившего и в комнатах под нумерами в Смольном, и в штабах и в комиссариатах (министерствах), — писал герой этой детективной истории. — Крайняя осторожность заставляла наших друзей и нас самих ограничиваться в первые недели копиями, которые наши друзья со страшным риском снимали с поступавших в Смольный бумаг, циркуляров, писем и т. д.»{725}. Этот пассаж понадобился автору для того, чтобы еще раз подтвердить реальное происхождение машинописных копий, проданных Сиссону и теперь уже опубликованных в США. «Когда Совет Народных Комиссаров решил переехать в Москву, — продолжал он, — в Смольном началась лихорадочная работа по упаковке архивов, бумаг и т. п. Все было уложено и упаковано в особые ящики, которые предназначены были для перевозки в Москву». Не менее красочно объяснял Семенов и происхождение оригиналов: «Друзья заметили, в каких ящиках находились интересные для нас документы, и под строгим секретом сообщили оберегавшим ящики матросам, что именно в этих ящиках спрятано перевозимое в Москву золото! Конечно, в ту же ночь большинство ящиков оказалось взломанными и затем наскоро и кое-как снова закрытыми и даже незаколоченными. Наши друзья не преминули этим воспользоваться и достали из ящиков несколько оригинальных документов»{726}.

Добытые, по версии Семенова, в результате рискованной операции «документы» из Смольного («оригиналы» и фотокопии «оригиналов» — всего 53) были переданы, а точнее говоря, проданы Сиссону, который опубликовал их в основной части своего доклада «Германо-большевистский заговор». Общая направленность документов заключалась в том, что Ленин и другие видные деятели большевистской партии были с начала Первой мировой войны платными немецкими агентами, захватившими с помощью Германского генерального штаба и «немецкого золота» власть в октябре 1917 г.; именно поэтому политика большевистского правительства стала определяться Разведывательным бюро Германского генерального штаба, открытого в Петрограде 25 октября 1917 г. Не могу не признаться, что, познакомясь много лет тому назад с «документами Сиссона» и не владея еще самой проблемой, я испытал, мягко выражаясь, сильное смущение. В самом деле, если не задаваться вопросом, а действительно ли это подлинные документы, и оставаться на позиции презумпции невиновности их издателя, то нельзя, читая документ за документом, в конце концов не поверить, что в них содержится сущая правда. В этой связи хочу также привести первую реакцию на документы Сиссона одного из крупнейших историков России XX в., профессора В. И. Старцева: «Должен сказать, что они произвели на меня ошеломляющее впечатление. По внешнему виду и по первому впечатлению, они казались стопроцентно подлинными. Помимо английского перевода Сиссон напечатал фотокопии уменьшенных вдвое немецких и русских оригиналов документов. Они выглядели вполне убедительно: угловые штампы Немецкого разведывательного бюро Германского генерального штаба в Петрограде, круглая печать этого бюро, входящие и исходящие номера, резолюции Л. Троцкого, М. Скрыпник, многих других видных членов большевистского руководства. А содержание документов говорило о том, что Совнарком в Петрограде являлся де послушным исполнителем приказов немецких офицеров, обосновавшихся в Смольном. Если даже на меня, опытного исследователя-источниковеда, воспитанника юридического факультета, документы произвели такое впечатление, то что же говорить о первых читателях «Документов Сиссона»? и о всех последующих, кто брал эту брошюру в свои руки?»{727}.

Действительно, даже историки-профессионалы далеко не все выдержали испытание этими документами, оставшись под магическим воздействием содержавшихся в них «фактов» на всю оставшуюся жизнь. Особенно сильное впечатление на многих заинтересованных читателей и писателей, если судить по опубликованной литературе, произвел самый первый документ, который мы здесь приводим с комментариями самого Сиссона:

Касаясь этого документа «убийственной силы», известный русский историк-эмигрант С. П. Мельгунов еще в 1940 г. заметил: «Все это так несуразно, не говоря уже о самой довольно-таки странной комбинации имен в документе от 2 марта, что не стоит подвергать текст дальнейшей критике»{729}. Однако спустя более 50 лет некоторые отечественные историки, не подвергая текст никакой критике, пришли к совершенно иным выводам. Бывший руководитель кафедры международных отношений Высшей партийной школы в Москве кандидат исторических наук А. Г. Латышев в своей книге «Рассекреченный Ленин» открыл, что «документ, идентичный давно известному документу из числа собранных Сиссоном и опубликованных в США — хранится в ленинском секретном фонде с пометкой вождя. Минимальное разночтение в их текстах объясняется тем, что документ Сиссона известен нам в двойном переводе — на английский язык и с английского...»{730}. Мы еще вернемся к этому минимальному разночтению, но после того, как познакомимся с точкой зрения еще одного известного специалиста Д. А. Волкогонова, также обнаружившего этот документ в ленинском фонде и цитирующего его в своей книге «Ленин»{731}. Нисколько не сомневаясь в подлинности своей находки, Волкогонов приводит ее в своей книге в качестве одного из доказательств высказанного им весьма субъективного суждения. «Однако известно, что сразу же после Октябрьского переворота Ленин и его сторонники распорядились немедленно изъять все материалы следствия против них. Лидер переворота страшно торопился и держал под личным контролем процесс нахождения, изъятия (и, видимо, уничтожения) компрометирующих материалов. По поручению Народного комиссариата иностранных дел его сотрудники Ф. Залкинд и З. Поливанов 16 ноября 1917 года докладывали об изъятии материалов незаконченного следствия...»{732}. Текстологическое изучение этих документов позволяет выявить не только «минимальные разночтения», неправильное воспроизведение номеров счетов Имперского банка{733}, трудно объяснимые совпадения ошибок и опечаток, но и предположить, что в данном случае мы имеем дело не с подлинником, а с текстом, переведенным с английского из опубликованных «документов Сиссона». Нет ничего удивительного в том, что такой документ оказался в фонде Ленина: он, конечно же, следил за тем, что писали о его «связях с Германией», и как сообщает Волкогонов, в Центральном особом архиве даже хранится досье Э. Сиссона{734}.

Что же касается содержательной части этого ударного «документа» сиссоновской публикации, то она вне всякой критики. Ее фактура настолько примитивна, что выдает страстное желание автора документа «замазать» как можно сильнее упоминаемых в нем лиц. В самом деле, зачем по такому щекотливому вопросу да еще в таком составе созывать совещание и принимать резолюцию? Да еще привлекать к этой деликатной операции почти «человека с улицы» — Е. Поливанова, проработавшего в Наркоминделе в должности сотрудника канцелярии всего несколько недель? Если все же этим ловким сотрудникам удалось добраться до архива Министерства юстиции и изъять из дела об «измене» товарищей Ленина, Зиновьева, Козловского, Коллонтай и др., такой компрометирующий документ, как приказ германского имперского банка от 2 марта 1917 г., предписывающий платить Ленину и его соратникам «за пропаганду мира», то почему Временное правительство не опубликовало его в июльские дни 1917 г. вместо того, чтобы публиковать невнятную коммерческую переписку между Петроградом и Стокгольмом? Между прочим, названные в этом документе лица, которым платили «за пропаганду мира», в марте 1917 г. находились в разных концах Европы и даже в Америке и не были еще, как бы сейчас сказали, в «одной команде». Наконец, как удалось уполномоченным Наркоминдела не только просмотреть, но и заполучить «книги банка Nya» из Стокгольма в Петроград, чтобы их «передать Мюллеру, командированному из Берлина»? Но что в действительности было вряд ли возможно, то в богатом воображении автора этого «документа» соединилось в прихотливую цепь мифических фактов, выросших из реальной действительности.

Знакомство с главным документом сиссоновской публикации дает, с моей точки зрения, достаточно конкретное представление о характере всей «документальной серии»... Дабы не испытывать терпение читателя, приведу только еще один документ — секретное письмо никогда не существовавшего в Петрограде «Разведывательного отделения Большого Генерального штаба Германии» Председателю Совета народных комиссаров Ленину от 12 февраля 1918 г.:

Одна ссылка на пометы и штемпеля «Петербургского охранного отделения» (на самом деле официальное название всегда было «Отделение по охранению общественной безопасности и порядка в столице») позволяет усомниться в подлинности этого документа. Неувязка в документе и с датой приказа об открытии счета — 2 марта 1917 г. по новому стилю, поскольку документ немецкого происхождения. Выходит, что приказ появился за 10 дней до Февральской революции, успел попасть из Германии в Петроград, где был перехвачен охранкой. Остается только гадать, как могли уцелеть именно эти два документа, когда весь архив охранного отделения был разграблен и сожжен в дни Февральской революции? Но даже если поверить в их чудесное спасение, то почему названные в этих документах лица не были арестованы как немецкие шпионы, ведь улики-то против них были самые прямые?

Теперь, когда «документы Сиссона» опубликованы на русском языке в нашей стране, к сожалению, без надлежащих комментариев, каждый заинтересованный читатель может обнаружить источник вдохновения многих публицистов, журналистов, писателей, черпавших из него «подлинные документы» и превращавших мифы в «достоверные факты». Пожалуй, самым ярким по своей нелепости, которая у нас стала исторической правдой, является «документ», направленный 25 октября 1917 г. из Германского генерального штаба «Правительству Народных Комиссаров». Ссылаясь на заключенное еще в июле 1917 г. соглашение с «вождями русской революционной армии и демократии» Германский генеральный штаб уведомлял «Правительство Народных Комиссаров» о том, что направляет в Петроград своих офицеров для организации «Разведочного отделения штаба.» «Разведочное отделение,  — говорилось далее, — согласно договору с гг. Лениным, Троцким и Зиновьевым, будет иметь наблюдение за иностранными миссиями и военными делегациями и за контрреволюционным движением, а также будет выполнять разведывательную и контрразведывательную работу на внутренних фронтах, для чего в различные города будут командированы агенты» {736}. Вот из какого источника появились германские офицеры в Смольном, став там полными хозяевами положения! Оставляя в стороне вопрос о том, почему Германский генеральный штаб пользуется в своем делопроизводстве старым стилем, нельзя не обратить внимания на другой, более существенный «прокол»: 25 октября 1917 г. «Правительства Народных Комиссаров» еще не существовало, а Ленин с Троцким, в ожидании взятия Зимнего дворца и ареста Временного правительства вечером 25 октября, лежа на газетах в одной из комнат Смольного, еще обсуждали, как назвать новую власть. А в Берлине, оказывается, уже знали, а может быть даже и подсказали, как отличить от Временного правительства будущее Временное рабоче-крестьянское правительство, созданное в ночь на 26 октября на Втором Всероссийском съезде Советов. Хотите знать, откуда появились в Петрограде немецкие военные советники и боевые офицеры, которые помогли большевикам устоять перед войсками Керенского — Краснова? Тогда познакомьтесь с «документом» Германского генерального штаба от 19 ноября 1917 г., в котором сообщается о направлении в распоряжение Совета народных комиссаров военных консультантов. Последние должны были выбрать из числа немецких пленных офицеров «кадры наиболее полезных и способных сотрудников, которые составят опору новой власти, как это было условлено на совещании в Стокгольме при проезде Ленина, Зиновьева и др. в Россию» {737}.

Особое место в публикации Сиссона занимают «документы», которые, по его словам, «подробно показывают, каким образом германское правительство финансировало русскую большевистскую революцию через посредство Германского Имперского банка». Кроме того, пояснял Сиссон, они показывают, что требовали взамен германские финансисты и промышленники, диктовавшие большевистскому правительству свои условия{738}. Далее следовал в качестве неотразимого доказательства «документ», исходивший прямо из Рейхсбанка, разумеется, с комментарием публикатора:

Надо заметить, что дата и адресат этого «документа» выбраны не случайно. Как известно, 9 января 1918 г. возобновились переговоры в Брест-Литовске, куда во главе советской делегации накануне прибыл нарком иностранных дел Л. Д. Троцкий. Для того, чтобы советская делегация была более сговорчивой, надо полагать, Имперский банк и решил войти в прямой контакт с ее главой, сообщив ему радостную новость о кредите в 50 млн. золотых рублей. Как мы уже видели, позиция Троцкого на переговорах в Брест-Литовске вряд ли напоминала поведение подкупленного политического деятеля, беспрекословно исполнявшего приказы германского правительства. Но если верить приводимым Сиссоном документам, то Троцкий никогда не переставал исполнять приказы, полученные им от генерала Гофмана в Брест-Литовске и от Русского отдела Германского генерального штаба в Петрограде. По мнению Сиссона, именно Троцкий и есть главный виновник дезорганизации России, к которой стремилась Германия{740}.

Из опубликованных в конце 50-х — начале 60-х гг. секретных документов МИД Германии, через которое шло финансирование ведения пропаганды в России, исследователям ничего подобного обнаружить не удалось. Впрочем, и остальные «документы» Сиссона не находили конкретного документального подтверждения, по-прежнему порождая у одних сомнения в их подлинности и убеждая других в их уникальной ценности. Решить этот спор можно было только в результате всестороннего и беспристрастного изучения этих документов. Но проблема состояла в том, что до начала 50-х гг. никто из исследователей не только не видел «оригиналов» документов Сиссона, но и не знал, куда они подевались. Президент Вильсон так их упрятал перед своим уходом из Белого дома, что они были случайно обнаружены только в 1952 г. и в начале 1955 г. переданы в Национальный архив США{741}.

Первым и, насколько мне известно, единственным человеком, державшим после этого в своих руках эти «документы» был известный американский дипломат и историк Джордж Кеннан, исследовательский талант и научная добросовестность которого придали многолетней дискуссии о подлинности «документов Сиссона» научный характер и привели к вполне определенным выводам. Но прежде чем познакомить читателя с наблюдениями Кеннана над текстами «оригиналов», следует отметить, что, заинтересовавшись проблемой «германского золота», он искал не только документы, но и людей, которые могли бы прояснить и эту проблему. На этом пути американский историк неоднократно встречался с А. Ф. Керенским. «Так случилось, что занимаясь документами Сиссона, — писал Кеннан 25 июля 1956 г. крупнейшему специалисту-вильсоноведу А. Линку, — я недавно встретился с Керенским, который рассказал мне, что в самом начале этой истории (он думает, что это случилось осенью 1918 г.) сэр Артур Беренсон встретился с ним по поручению президента Вильсона и задал ему вопрос касательно подлинности документов Сиссона. По словам Керенского, он ответил, что эти документы смесь правды и лжи и совершенно очевидно являются подделкой... Если это так, то здесь лежит разгадка напавшего на президента припадка раздражения, когда к нему обратились в связи с поисками оригиналов и, возможно, также того факта, что они были упрятаны в самый дальний угол самого потаенного сейфа в Белом доме...»{742}. Между прочим, в этом письме содержится и ответ на вопрос о том, почему Керенский в своих мемуарах «Россия на историческом повороте», неоднократно касаясь темы германо-большевистских связей, ни разу не упоминает о «документах Сиссона».

В 1956 г. Кеннан опубликовал итоги своего исследования «документов Сиссона» в «Журнале современной истории»{743}. Познакомившись в свое время с этой статьей, я испытал глубокое уважение не только к профессиональному мастерству ее автора, но и к его гражданской позиции. Выступить с такой статьей в период «холодной войны» мог только смелый и независимый историк: ведь в ней он не только «подрывал» документальный базис концепции о германо-большевистском заговоре в октябре 1917 г., которую отстаивало не одно поколение советологов. Кеннан еще и показал, что в вопросе о публикации «Документов Сиссона» американское правительство руководствовалось политическими пристрастиями. Много лет спустя, встретившись с этим глубоким и ярким ученым в Ленинградском отделении института истории СССР АН СССР, я спросил его о том, что побудило тогда написать эту статью. Кеннан ответил, что им руководил интерес к «исторической тайне» и желание ее разгадать. Ему это действительно удалось сделать на основе беспристрастного изучения всего исторического, историографического и документального материала. Главный вывод Кеннана состоял в том, что «документы Сиссона» были составлены кем-то из хорошо осведомленных в исторических фактах в газетном освещении{744}. Проанализировав собранные Госдепартаментом документы по делу о публикации «документов Сиссона», он установил, что их подлинным автором был петроградский журналист Ф. Оссендовский, а Е. П. Семенов был всего лишь посредником и продавцом этих материалов. Кеннан первым раскрыл небескорыстного автора приведенного нами выше письма, в котором тот в ноябре 1917 г. запрашивал 50 тыс. руб. за свои материалы.

Оценивая содержание самих документов, Кеннан находил его неубедительным и указывал на целый ряд несуразностей, ошибок и противоречий. Касаясь представленных в публикации Сиссона «документов» о взаимоотношениях Советской России и Германии в период переговоров в Брест-Литовске, он считал, что выраженная в них версия о полном подчинении большевиков Германии противоречит известным фактам политического напряжения между двумя правительствами в этот период. Американский исследователь выяснил, что многочисленные немецкие агенты, засланные на Дальний Восток, — это всего лишь люди, с которыми так или иначе сталкивался сочинитель «документов» Оссендовский во время своего пребывания на Дальнем Востоке. При этом Кеннан опирался на опубликованный в 1919 г. памфлет проживавшего во Владивостоке морского офицера Панова, который показал полную несостоятельность «документов», имеющих отношение к Дальнему Востоку{745}. Хотя Кеннан раскрыл многие секреты подлинного автора «документов Сиссона», тем не менее ему не удалось избежать всех ловушек, искусно расставленных Оссендовским в своей мистификации. В частности, Кеннан был склонен считать, что определенная часть документов все же имеет отношение к «компромату» на большевиков, собранному контрразведкой царского и Временного правительства. Американский исследователь также не исключал, что те, кто занимались подделкой «документов», определенно имели доступ к какой-то весьма надежной информации{746}.

Кеннан первым из исследователей обратился к истории происхождения «документов Сиссона» и обстоятельствам, связанным с их приобретением и публикацией в США, хотя далеко не все тогда ему удалось выяснить. Но особую ценность представляют, конечно, его наблюдения над «оригиналами» опубликованных документов. Обратив внимание, что «германские документы тоже датированы по старому стилю до 1/14 февраля 1918 г.», он также обнаружил, что документы, исходившие от немецкой стороны, «написаны на прекрасном русском языке». Но самое главное открытие Кеннана состояло в том, что все документы основной части сиссоновской публикации были напечатаны на пяти различных машинках одной серии. «Внимательное изучение образцов машинописи основной части официальной брошюры (все напечатаны на машинке! — писал он, — показывает совершенно определенно, что в подготовке этих документов использовались пять различных пишущих машин. В изготовлении 18 документов «Разведывательного бюро» использовались машинки №№ 1, 2, 3 и 4. Машинка № 1 использовалась особенно часто. Документы «Русского отделения Большого Генерального штаба» были отпечатаны на машинках № 1 и № 2. Два документа «Генерального штаба открытого моря» были напечатаны на машинке № 1. Все эти документы поэтому совершенно точно исходят из одного центра. С другой стороны, три документа от загадочного чиновника «Рейхбанка» напечатаны на машинке № 5, и они единственные во всей серии напечатаны на этой машинке»{747}. Все документы, исходившие из советских официальных учреждений и лиц, включая такие различные, как Народный комиссариат иностранных дел, «Комиссар по борьбе с контрреволюцией и погромами», «Контрразведка при Ставке» были напечатаны на двух машинках — № 1 и № 2. «Таким образом, — писал Кеннан, — документы якобы из русских источников были реально изготовлены в том же самом месте, где и документы, претендующие на то, что они исходят от германских учреждений — это явный признак обмана»{748}. Особенно убедительно он это показал на документах «Контрразведки при Ставке», которая должна была бы располагаться в Могилеве, а ее документы были почему-то написаны на тех машинках, что и «документы» «Комиссара по борьбе с контрреволюцией и погромами» и «Разведывательного бюро Большого Генерального штаба», находившиеся в Петрограде, Кеннан также обратил внимание на такую странность, как отсутствие печатей на некоторых документах «немецкого происхождения»{749}.

Исследование Сиссоновских документов Кеннаном показало, что с самого начала их появления имелось достаточно доказательств и свидетельств их подделки, которая при желании могла быть обнаружена профессиональными историками-экспертами. Но в условиях 1918 г. верх взяло страстное желание американского правительства представить Ленина и большевиков агентами Германии, что как нельзя лучше оправдывало политику непризнания Советской России, а затем и участие в союзной интервенции.

Выводы и наблюдения Кеннана серьезно скомпрометировали «документы Сиссона» как исторический источник на Западе, заставили одних пересмотреть тезис о большевиках как тайных агентах Германии{750}, других — оставить его до лучших времен. Что же касается самого Кеннана, то он никогда не придавал фактору «германского золота» серьезного значения, даже после того, как были опубликованы документы МИД Германии. В напечатанной в 1967 г. оригинальной статье «Русская революция, 50 лет спустя. Ее природа и последствия» он писал, что большевики победили в 1917 г. благодаря своей сплоченности, дисциплинированности, строгой конспирации, умелому политическому руководству. Партия большевиков, полагал он, была «единственной политической силой, которая обладала смелостью, ловкостью, дисциплинарным принуждением, целеустремленностью»{751}.

Если на Западе «документы Сиссона», казалось, были похоронены окончательно (а их «оригиналы» снова исчезли), то неожиданно они обрели свою вторую жизнь в России в 90-е гг., когда впервые познакомившиеся с ними публицисты, журналисты, писатели и даже историки нашли в них неисчерпаемый кладезь сенсационных фактов и обвинений против большевиков как агентов Германского генерального штаба. А историк А. Г. Латышев даже потребовал пересмотреть «широко распространенное мнение, что подлогом являются все так называемые «документы Сиссона...»{752}. Размышляя по поводу возрождения интереса к этим документам, видный исследователь В. Л. Мальков пишет: «... возникла мысль, что в версии о тайном сговоре большевистских вождей во главе с Лениным с германским генеральным штабом в 1917 г. и лежит ключ к разгадке той беспримерной легкости, с которой командные рычаги власти оказались в конечном счете в руках красных. Версия была тиражирована рядом солидных газет и журналов, обрастая интригующими подробностями, безапелляционными выводами. Напористость ее сторонников заставляет задуматься: а может быть и в самом деле стоит ради истины пристальнее всмотреться в версию о «германском следе» большевистской революции?»{753}.

Разделяя эту конструктивную позицию, хочу, со своей стороны, заметить, что не менее важно пристальнее всмотреться и в те источники, на основе которых разрабатывается эта версия. Так как это сделал по отношению к «документам Сиссона» известный петербургский историк В. И. Старцев, к сожалению, ныне уже покойный. Работая в начале 90-х гг. в Национальном архиве США, он обследовал личный фонд Сиссона, хранящийся в Фонде Государственного департамента. Правда, найти «оригиналы» документов Сиссона ему не удалось, но зато он обнаружил еще около сорока документов того же происхождения, что и сиссоновские, но имеющих более поздние даты и до сих пор не опубликованных! В отличие от «серии Сиссона» они имели название «серии Госдепартамента». Результатом тщательного изучения В. И. Старцевым этих документов и всех «бумаг Сиссона» стала его превосходная книга «Ненаписанный роман Фердинанда Оссендовского», изданная автором в 1994 г. полукустарным способом тиражом всего 400 экземпляров и потому тогда оставшейся почти незамеченной. И только теперь эта книга вышла в солидном издательстве «Скарабей» тиражом 3 тысячи экземпляров{754}. Можно без преувеличения сказать, что это исследование первоклассного знатока документа ставит окончательную точку в многолетних спорах о подлинности «документов Сиссона». Российский историк В. И. Старцев достойно завершил начатую почти 50 лет тому назад работу американского историка Джорджа Кеннана. Оставляя читателю возможность самому прочитать эту замечательную книгу, написанную в жанре детективного романа, я хочу только обратить внимание на принципиально важные достижения ее автора.

Прежде всего надо отметить, что В. И. Старцев как никто другой был подготовлен для этой сложной и кропотливой работы. Блестящий специалист по истории русской революции, опытный источниковед и публикатор документов он сумел внимательно разобраться в «бумагах Сиссона» и сделать немало открытий. Дело в том, что Сиссон был не только покупателем и публикатором документов, получивших его имя, но и главным экспертом Госдепартамента, который посылал ему на отзыв каждый вновь полученный документ о германо-большевистском сотрудничестве, а Сиссон писал заключения об их подлинности и ценности. Точно так же ему направлялись на отзыв и критические замечания по поводу опубликованных им документов. В процессе изучения «бумаг Сиссона» Старцев имел возможность убедиться, что «большинство работников Госдепартамента, не говоря уже о самом Сиссоне, свято верили в подлинность всех документов и абсолютную достоверность их содержания. Они вели тщательное наблюдение за всеми людьми (как с немецкими фамилиями, так и с русскими), упомянутыми в «документах Сиссона». Чиновники Госдепартамента верили, что это наблюдение позволит им выявить новые факты о связях большевиков и германцев и найти дополнительные подтверждения подлинности документов»{755}. Американские агенты искали начальника мифического «Разведывательного бюро Германского генерального штаба» Бауэра как в Германии, так и в других странах Европы и Азии, они охотились за подлинными подписями Ленина, Троцкого, Иоффе, Ганецкого и других, чтобы произвести экспертизу подписей этих лиц, которые были на «документах Сиссона». Результаты были неутешительны, но это не обескураживало Сиссона и всех, кто занимался этими поисками.

Источником этих заблуждений в значительной степени является подлинный автор «документов Сиссона» — Ф. Оссендовский, который в своих антибольшевистских сочинениях пытался нащупать и обнаружить слабости и ошибки в политике большевиков, умело соединяя для этой цели реальные факты с фантастическим вымыслом. В. И. Старцев вводит нас в «мастерскую» этого талантливого журналиста и авантюриста и делает это тонко, профессионально. Мастерство источниковеда, основанное на совершенном владении историческим материалом, позволило ему проникнуть в тайны происхождения документов о «германо-большевистском заговоре» и не попасть в расставленные Оссендовским ловушки. Между прочим, когда Сиссон узнал, что все приобретенные им у Семенова документы принадлежат одному человеку — Ф. Оссендовскому, он этому не поверил.

Возвращаясь к истории приобретения американской стороной документов о германо-большевистском заговоре, В. И. Старцев расследует ее как опытным детектив, привлекая здесь показания попавшегося на «наживку» представителя американского комитета общественной информации в Петрограде Э. Сиссона, уполномоченного американской миссии Красного Креста Р. Робинса, главного посредника этой сделки З. П. Семенова (Когана) и др. Но главное направление расследования В. И. Старцева — блестящий анализ рождавшихся в «мастерской» Ф. Оссендовского документов. Исходя из презумпции невиновности, он последовательно, шаг за шагом, сужает границы своего поиска и безошибочно вычисляет личность «преступника», убедительно доказывает, что Оссендовский был подготовлен к роли блестящего мистификатора всей своей прежней журналистской деятельностью. Старцев обнаружил в Национальном архиве США неопубликованное письмо Оссендовского в Министерство финансов правительства Колчака. Добиваясь финансовой помощи для поездки в США, журналист-авантюрист писал в апреле 1919 г.: «Вместе с Панкратовым и Алексинским я разоблачал большевиков после их первого выступления в июле 1917 г., а затем вошел в организацию генералов Алексеева и Корнилова, получил поручение установить, где после июльского выступления находятся Ленин, Зиновьев и другие большевистские лидеры. Я установил, что в июле же 1917 г., после бегства из Петрограда, Ленин, Дыбенко, Раскольников, Ильин и Зиновьев учредили Пролетарское правительство в Кронштадте, развернувшееся затем в Совет Народных Комиссаров»{756}. Эта «утка» послужила затем Оссендовскому «сырьем» для изготовления целого ряда документов, на которые ссылаются и сегодня доверчивые авторы, обвиняющие большевиков в том, что они еще в июле 1917 г. устроили на германские деньги свое правительство в Кронштадте.

Весьма существенным доказательством «вины» Оссендовского стали обнаруженные Старцевым в Национальном архиве США так называемые «документы Никифоровой», впервые приобщенные им к «делу» своего героя. Назначение этих якобы перехваченных российской контрразведкой «немецких документов», как установил В. И. Старцев, состояло в том, чтобы доказать, что коварная Германия, готовясь к Первой мировой войне, уже имела план использования в своих целях предателей-большевиков и потому заблаговременно обеспечила их финансирование в нейтральных странах. Однако имевшиеся в этих «документах» весьма существенные ошибки исторического и политического характера позволили исследователю прийти к обоснованному заключению о том, что они были сочинены позднее, так сказать ретроспективным методом, который позволял к уже случившемуся событию «подверстывать» «документ немецкого происхождения».

В. И. Старцев убедительно показывает полную несуразность главного документа этой серии — о планах финансирования большевиков германской стороной еще до начала Первой мировой войны. Он обнаруживает в нем столько «проколов», что они выдают с головой его автора, слабо владевшего историческим и политическим материалом, но сильно желавшего представить большевиков германскими агентами задолго до выдвинутых против них обвинений в июле 1917 г. В частности, сочиненный Оссендовским циркуляр Германского генерального штаба своим «военным агентам в государствах смежных с Россией, Францией, Италией и в Норвегии» от 9 июня 1914 г. уведомлял, что «во всех отделениях германских банков в Швеции, Норвегии, Швейцарии и США открыты специальные военные кредиты на вспомогательные нужды войны» , и уполномачивал «пользоваться в неограниченном размере этим кредитом для уничтожения неприятельских фабрик, заводов и важнейших военных и гражданских сооружений» {757}. Но как в июне 1914 г., до начала первой мировой войны, можно было предсказать точный расклад воюющих сторон и нейтральные страны? В результате Италия, бывшая в июне 1914 г. членом Тройственного союза и союзницей Германии оказалась у Оссендовского в составе антигерманской коалиции, к которой она примкнет только в 1915 г.

Если «историческая память» часто подводила Оссендовского, то его фантазия на исторические темы была просто феноменальной, что еще раз подтверждает знакомство с «документами Никифоровой». Так, имеющийся среди них циркуляр Министерства финансов Германии от 18 января 1914 г. рекомендовал «дирекциям кредитных учреждений озаботиться установлением теснейших связей и совершенно секретных сношений с финляндскими и американскими банками. В этом направлении министерство позволяет себе рекомендовать шведский «Ниа банкен» в Стокгольме, банкирскую контору «Фюрстенберг» и торговый дом «Вальдемар Ганзен» в Копенгагене, как предприятия, поддерживавшие оживленные сношения с Россией» {758}. А дальше опытный мистификатор перекидывал мостик к следующим документам коротким примечанием: «Все эти конторы, как видно из дальнейшего, были денежно связаны с большевиками»{759}. Реальный «Ниа-банкен» и никогда не существовавшая банкирская контора «Фюрстенберг» связаны в этом документе в единое целое и теперь ими можно оперировать как угодно. Напомню читателю, что в 1914 г. Ганецкий (Фюрстенберг) еще жил в Австро-Венгрии, где перебивался с хлеба на воду, а директором экспортно-импортной конторы Парвуса в Копенгагене стал только в 1915 г. Но Оссендовского такие «мелочи» не смущали, ему важно было показать, что и «Ниа-банкен» и «Фюрстенберг» были избраны немцами для финансирования большевиков еще за полгода до начала войны. Далее эту тему можно было развивать в том же направлении, о чем свидетельствует следующий документ:

Если подходить с позиций историзма, то Оссендовский здесь «прокололся» в очередной раз: Луначарский и Зиновьев были в 1914 г. антиподами и жили в разных странах, Луначарский не соглашался во многом с Лениным и Зиновьевым, которые критиковали его беспощадно в своей газете «Социал-демократ». Поэтому они никак не могли одновременно и согласованно обратиться к «некоторым финансовым деятелям», Луначарский и в Россию-то вернулся легально через Англию и Скандинавию, избежав компрометации «запломбированным вагоном». Но кому это было интересно, когда все эти политические деятели потом, как известно, оказались вместе в большевистском руководстве. И последнее обстоятельство было гораздо важнее и создавало иллюзию правдоподобия и для событий 1914 г.

Проанализировав структуру и содержание обнаруженных в Национальном архиве документов, Старцев не только доказал их органическое сходство, но и указал на единый источник их происхождения — «мастерская» Ф. Оссендовского. Этот талантливый мистификатор, как установил Старцев, с ноября 1917 г. по апрель 1918 г. изготовил около 150 поддельных документов о «германо-большевистском заговоре»{761}. Им использовались напечатанные поддельные бланки с угловыми штампами трех германских учреждений: «Центрального отделения Большого Генерального Штаба Германии», «Генерального Штаба Флота Открытого моря Германии» и «Разведывательного бюро Большого Генерального Штаба» в Петрограде. Ни одного из этих трех учреждений в Германии или России в действительности не было. Поддельной была и печать «Nachrichten Bureau G.G.S.». В связи с этим американский исследователь Э. Саттон писал: «Даже из поверхностного обследования германского бланка становится ясно, что лица, изготовлявшие эти подделки, были крайне неосторожны, возможно, работая на легковерный американский рынок. Немецкий текст усыпан ошибками, граничащими со смешным: например, Bureau вместо немецкого B(ro; Central вместо Zentral»{762}.

Как теперь выясняется, сотрудничество между Оссендовским и американской стороной продолжалось и после публикации «документов Сиссона». В результате своего «расследования» в Национальном архиве США Старцев обнаружил, что на приманку Оссендовского «клюнул» позднее вице-консул Роберт Имбри, который с разрешения американского посла Давида Фрэнсиса в апреле 1918 г. купил еще 32 «документа», получивших впоследствии служебное название «серия Госдепартамента». Последние, в отличие от «документов Сиссона», никуда не исчезли и вместе с тем никогда не публиковались. Помещая эти документы в приложении к своей книге, Старцев дает лишь краткую их характеристику, справедливо полагая, что они заслуживают самостоятельного исторического и источниковедческого исследования. Но и из его беглых наблюдений видно, что в новой серии «документов» Оссендовский еще более откровенно и грубо проводил линию на компрометацию большевиков как германских агентов, комбинируя в этих целях вымысел с фактами, вымышленные фамилии с подлинными. Быть может, именно по этой причине они и не были востребованы в политической борьбе и оставались неизвестными общественности вплоть до последнего времени.

Итак, в результате тщательного анализа хранящегося в Национальном архиве США всего комплекса документов о «германо-большевистском заговоре» В. И. Старцев убедительно доказал, что их автором был один-единственный человек, — Фердинанд Оссендовский, занимавшийся прямой фальсификацией фактов и событий в угоду политической конъюнктуре того времени. По этой причине «документы Сиссона» должны быть окончательно выведены из научного оборота при рассмотрении вопроса о финансировании большевиков Германией в годы Первой мировой войны.

Отвергая подлинность документов о «германо-большевистском заговоре», нельзя не признать за ними право остаться важным историческим источником, который позволяет составить более полное представление о политической борьбе тех дней и ее методах, о том образе большевиков, который складывался в умах их политических противников, — это догадки о сути и направлениях реальных целей политики большевистской власти. Это источник, в котором отражены, пускай в фантастической форме, мнения определенных кругов оборончески настроенной русской интеллигенции в Петрограде, выступавшей против политики большевиков.