Виктор Штанько

Философский взгляд на … (продолжение)

Прапорщик Ермоленко. (СДБ, т.1, документы 1-19)

Ну что-ж, начнём потихоньку рассматривать документы Следственного дела большевиков. Сегодня будет том №1 (речь идёт о первом из 19-ти томов Следственного дела). Первые три документа в нём – обычная следственная канцеляристика. Документы №11 и №12 – очень короткие свидетельства вялых попыток узнать хоть что-то о неком германском подданном Свенсоне из Стокгольма, через которого якобы шли большевистские денежные потоки. Ничего интересного там нет. Что же касается документов №4 - №10 и №13 - №19, то здесь всё намного веселее.
Изначально я собирался двумя-тремя предложениями характеризовать каждый документ (возможно, с оценкой по какой-то шкале), в разрезе того, насколько он доказателен в контексте проводимого Временным правительством расследования. Но вскоре выяснилось, что, как говорится, всё оказалось не так однозначно. Проиллюстрирую это на первоначальном «джокере» обвинения: похождениях прапорщика Ермоленко (документы №4 - №10 и №13 - №19 и ещё кое-где далее). Сначала я планировал просто написать что-то типа «бред сивой кобылы», и идти дальше. Но там оказалось масса интересных моментов, которые жалко было упускать.

Во-первых, для меня открытием было то, что первые документы по Ермоленко пришли в Петроград за подписью Деникина. Думаю, любой, кто читал «Очерки русской смуты» согласится, что генерал был, мягко говоря, не глуп. А тут подпись под таким «шедевром»! Понятно, что как политик он был достаточно наивен, но здесь-то и на обывательском уровне было всё понятно. Мне кажется, на это были такие вот причины:
1. Был заказ «сверху», и, как говорится: партия сказала – комсомол ответил «есть!» Взяли первого подвернувшегося под руку перебежчика, заставили его добавить к более-менее реальным показаниям мульку о Ленине, и - дело в шляпе!
2. При отправке показаний в центр никто и подумать не мог, что к моменту оглашения обвинения не удастся нарыть ничего лучшего, и этот испанский стыд в почти первозданном виде отправится в массы.
3. Наверняка у генерала Деникина была масса других забот, и, возможно, он не особенно вникал, что ему подал на подпись какой-то штабс-капитан или поручик.

Во-вторых, прапорщик Ермоленко, оказывается, был вполне геройским воякой, ветераном трёх войн, кавалером практически всех возможных (для его уровня) наград, получившим массу ранений и контузий. При этом, он на все войны отправлялся добровольцем. Первой его войной было подавление восстания боксёров в Китае (тогда это называли Китайской войной, Китайским походом и т. п.). Вторая – Русско-Японская, где он принимал участие в обороне Порт-Артура от начала и почти до самого конца (в ноябре, во время очередной диверсионной вылазки, попал в плен). Причём там он получал распоряжения лично от легендарного генерала Кондратенко, и им же лично неоднократно был награждён! От всех бесчисленных ран (и огнестрельных и от холодного оружия) ему, кроме шрамов, осталась на память ещё и пуля в ноге.
А вот в ПМВ долго повоевать ему не довелось: в начале ноября, в бою где-то под Варшавой, он получил удар по голове предположительно прикладом и оказался в немецком концлагере. Там он, с разрешения администрации, организовал самодеятельный театр. Немцы, оценив коммуникабельность и организаторские способности прапорщика, начали склонять его к сотрудничеству. Сначала Ермоленко отказывался, но потом согласился, с расчётом сразу после перехода фронта сдаться русским властям. Что и было сделано в начале мая 1917 года. С него взяли показания и отправили в прифронтовой Могилёв. Через некоторое время (почему-то далеко не сразу) за ним установили слежку. Ну а уже по-серьёзному его услуги понадобились только после июльских событий в Петрограде.
На показаниях прапорщика я остановлюсь отдельно, и перейду сразу к последней, так сказать, весточке от него. Это было письмо от 30 октября 1918 г. известному дореволюционному деятелю В.Л.Бурцеву. В нём Ермоленко рассказывал, что большевики замели его в родном Хабаровске в марте месяце и привезли в Кремль. Сначала Ленин с Кингисеппом, Козловским и Красиковым зачем-то хотели отправить прапорщика в Германию, а потом (после убийства Мирбаха) решили расстрелять вместе с тем самым Алексинским, который и распространял его байки в Петрограде летом 1917-го. Ермоленко, «с помощью одного латыша» ухитрился сбежать из большевистских застенков (а скорее всего, его просто отпустили, как чуть позже того-же Алексинского) и уже снова добравшись до Хабаровска он просил Бурцева организовать укрытие в британском или американском консульстве. Ближайшие перспективы явно виделись прапорщику в мрачном цвете. Больше о нём, насколько я знаю, ничего не известно.
И до кучи краткая биографическая справка: Ермоленко Дмитрий Спиридонович. Летом 1917 г. ему было 43 года. В мирное время проживал в г. Хабаровске. До Русско-Японской войны какое-то время проработал в полиции Владивостока. Православный. Малограмотен. Женат. Среднего роста, плотного телосложения. Шатен. Лицо крупное, красноватое. Нос картошкой. Шея короткая. Усы средние, борода лопатой (вскоре, под облагораживающим женским влиянием, борода была сбрита, а усы решительно укорочены). Во время пребывания в г. Могилёве одевался следующим образом: серый костюм, серые брюки, чёрный котелок и жёлтые ботинки.

Так же можно с уверенностью утверждать, что юдофобом Ермоленко однозначно не был. Скорее наоборот, судя по фамилиям посещавших его э-э-э… дам, он был ярым филосемитом. Но и о своей семье Ермоленко не забывал: тем же летом супруга получила от него крупные денежные переводы и триппер.

Третье: я несколько раз внимательно перечитывал соответствующие документы и никак не мог понять, откуда г-жа Иванцова (редактор-составитель сборника) взяла сведения о том, что «можно только удивляться, как это [неувязки в показаниях прапорщика] не было замечено в самом начале: в своих показаниях Ермоленко утверждал, что был лично представлен фельдмаршалу Гинденбургу» (см. комментарии к предисловию). А потом я повнимательней пригляделся к указанной ею ссылке и тут выяснилось, что мадам каким-то необъяснимым образом всё перепутала, ведь даже беглого взгляда на реквизиты документа достаточно, чтобы понять: он никак к «самому началу» относится не может. Это протокол допроса мирного электротехника С.Н.Кушнира (оставшегося в 1915 г. на оккупированной территории) от 14 августа 1917 года, и Ермоленко там уж совсем не при делах: электротехник это писал о себе (см. стр. 652 1-й книги).

Ну и, раз уж вспомнил об Иванцовой, воспользуюсь удобным случаем и попробую одним махом убить двух зайцев: расскажу четвёртую интересную историю о нашем прапорщике, и заодно чуть ярче раскрою ещё один пассаж Иванцовой о том, как арестованных большевиков следствие выпустило из-под ареста:
«…нельзя забывать, что обвиняемых отпускали под залог значительных сумм. Самый большой залог за свое освобождение пришлось заплатить Е.М. Суменсон - 20 тыс. руб. А.М. Коллонтай внесла 5 тыс. руб.; Л.Д. Троцкий - 3 тыс. руб.»
Прапорщику Ермоленко, при переходе границы, немцы побоялись дать крупную сумму (при аресте это могло бы показаться подозрительным) и в результате на кармане у Дмитрия Спиридоновича оказалось полторы тысячи «неподозрительных» рублей (ровно пол-Троцкого). Потом, 17 мая уже в Могилёве, к нему (как он впоследствии объяснял) подошли неизвестные люди, спросили: «ты немецкий шпион Ермоленко?», после утвердительного ответа они сунули ему в руки какой-то пакет и твёрдым шагом ушли в сторону германской границы неизвестном направлении. Ошеломлённый прапорщик развернул пакет и увидел там 50 тысяч рублей.

Другими словами – аж две с половиной Евгении Маврикиевны Суменсон.
Когда эта история всплыла в июле месяце, Ермоленко заверил Следствие Временного правительства, что сразу же (в мае т.е.) известил о произошедшем фронтовых контрразведчиков, и они... разрешили ему оставить всю эту сумму себе! Контрразведчики, конечно же, эту ахинею с готовностью подтвердили. Сорок четыре тысячи прапорщик в два захода отправил домой, в Хабаровск, а 7,5 тысяч прогулял (будучи не то чтобы под домашним арестом, но что-то типа того) за неполных два месяца. Это, стало быть, 2,5 Троцкого или полторы Коллонтай.

Пятое. В показаниях Ермоленко информация довольно-таки явно распадается на две части: 1. достаточно адекватная и 2. лютый бред. Ясно, что он и вправду попал в плен; что его там склонили к сотрудничеству; возможно даже действительно возили в Берлин (хотя и сильно вряд ли). Однозначно правда и то, что немцы вели среди военнопленных украинской национальности активнейшую агитацию за отделение от России. Видно и то, как Ермоленко изо всех сил старался донести оперативную информацию: номера полков, состояние дорог и пр. Но, увы, всё это, по большому счёту, никого не интересовало. Ну а бредовая часть (которая тогда как раз и была актуальной и необходимой) – всё, что так или иначе связано с именем Ленина. Любой может сам почитать и быстро убедиться в этом. Даже общее ощущение такое, как будто вас пытается обмануть ребёнок, настолько там всё наивно. Ну вот, например, прапорщик рассказывает, как немецкий обер-лейтенант напутствовал его перед пересечением линии фронта: «Помните, что если вы будете так же хорошо работать, как Ленин и Иолтуховский [деятель украинского националистического движения], то вы после войны будете очень богатым человеком, так как Германия вас не забудет». Напомню, что время здесь - где-то вторая половина апреля по старому стилю. Ну и каким примером мог быть Скоропис-Иолтуховский, если его к тому времени вообще не было на территории России? «Работать так же хорошо, как Ленин», это как? Партию возглавить? В самый раз для нашего прапорщика задачка.
Или такой пример. В случае, если бы у Ермоленко возникла необходимость связаться с кураторами по делам шпионства, ни бельмеса не понимающий по-шведски прапорщик должен был отправиться в Стокгольм, и там ходить под окнами германского посольства в ожидании, когда его увидит тот самый Свенсон (см. начало). В качества опознавательного знака прапорщик должен был держать в руках тонкий хлыст, а в левую петличку своего платья приколоть белую розу. В сочетании с жёлтыми ботинками это было, конечно, высочайшим уровнем маскировки. А если бы Ермоленко захотел связаться со Свенсоном письменно, то сведения по шпионажу он должен был отправить из России через Финляндию, но (выкуси, контрразведка!) упаковать их в два конверта. На первом конверте должно было быть написано Юстасу «Свенсону», и только на втором – «Стокгольм. Германское посольство». Здесь уже, разумеется, имеет место быть искусство конспирации восьмидесятого уровня.
Если кому-то это всё не кажется в достаточной мере красноречивым, приведу пример самой явной лажи и разгильдяйства сочинителей. Вот Ермоленко, со своим куратором из концлагеря (тем самым обер-лейтенантом) 3 апреля 1917 г. (н. ст.) отправляется в Берлин, прямо в Генеральный штаб. Там с ними беседуют (ставят задачи, обговаривают условия) два капитана, которые, этак, к слову, упоминают, что Ленин сейчас работает во дворце Кшесинской. («И действительно, - даёт впоследствии показания Ермоленко, - сопоставляя числа, теперь я вижу, что дворец Кшесинской был тогда в руках ленинцев»). 11 апреля (н. ст.) прапорщик с сопровождающим покидают Берлин и отправляются в Румынию, к линии фронта, куда прибывают 12 апреля. Там Ермоленко ждёт переброску на нашу сторону. 4 мая он прощается со своим обер-лейтенантом и 8-го мая (25 апреля по ст. стилю) переходит линию фронта.
До определённого момента этот бред никто не замечает, пока уже обвиняемые - большевики не тыкают следователей в это говно носом: как же так получилось, если Ленин в Россию попал только 16 апреля по новому стилю? Срочно вызывают из Хабаровска Ермоленко. Он на голубом глазу заявляет, что никаких противоречий здесь нет: оказывается, два капитана германского Генштаба тоже отправились сопровождать его в Румынию и уже там… Помимо того, что это просто глупо (зачем двум офицерам генштаба «сторожить» какого-то прапорщика?); помимо того, что в своих достаточно подробных показаниях Ермоленко ни разу о них в Румынии не упоминает; там и чисто хронологически по описанию видно, что прапорщик врёт.
Ладно, не буду ломиться в открытую дверь: показания Ермоленко о Ленине – тихий бред от начала и до конца. Теперь моё мнение. Скорее всего, прапорщика действительно завербовали и отправили в тыл русским войскам, чтобы он там чего-нибудь взорвал, а, скорее, подбил на это дело кого-то другого. После перехода на нашу сторону, прапорщик Ермоленко (завзятый театрал) наболтал лишнего. Скорее всего, нафантазировал про поездку в Берлин и Иолтуховского. Потом, может он сам что-то ляпнул о находящемся в то время на слуху Ленине, но, скорее всего, эту ахинею ему целиком и полностью написали фронтовые контрразведчики. По утверждению историка В.Сироткина (ныне покойного), «глава петроградской контрразведки Б.Никитин допросил Ермоленко вторично, и тот покаялся: да, версию о «Ленине-шпионе» ему подбросили ещё в Могилёве 17 мая 1917г. два русских контрразведчика «в штатском», за это якобы уплатили «гонорар» в 50 тыс. зол. руб. При этом пригрозили: будешь болтать – повесим». Сам я в доступной мне книге Никитина таких слов не нашёл, но там о первом появлении Ермоленко в Петрограде (в июле 1917 г.) было сказано следующее: «Я увидел до смерти перепуганного человека, который умолял его спрятать и отпустить. П. А. Александров записал показания, а я его спрятал на несколько часов и отпустил. Пробыв в Петрограде не больше суток, он уехал в Сибирь».
Короче говоря, контрразведчики 6-й армии, в расположение которой вышел Ермоленко, с помощью кнута и пряника вынудили старого, заслуженного, израненного солдата (а в силу многочисленных перенесённых контузий – скорее всего не вполне психически здорового) взять на себя груз лжи в официальном обвинении большевиков. И в итоге прапорщик Ермоленко был загнан, по сути дела, в безвыходную ситуацию: раньше ему, в случае перехода на нашу сторону, грозили виселицей немцы (об этом он сам указывал в своих показаниях), теперь «родные» контрразведчики делали то же самое. А в недалёком будущем нашего героя ждали большевики, которые уж точно не обязаны были испытывать к нему никаких тёплых чувств.

И, наконец, шестой момент. Нельзя не заметить удивительнейшее сходство между «делом Ленина» и - нашумевшим в своё время ничуть не меньше - «делом Мясоедова». Не буду на нём отдельно останавливаться (для интересующихся подробностями ссылка будет ниже), но для связности изложения буквально несколько слов: против бывшего жандармского офицера - полковника С.Н.Мясоедова сфабриковали «шпионское» дело, в результате чего он был в дикой спешке повешен 20 марта (2 апреля) 1915 года. Сам он являлся мелкой фигурой, а главной целью интриги был военный министр Сухомлинов.
Теперь попробуем сравнить эти два «дела». Для начала, вспомним, что мы знаем о Ермоленко.
В начале мая 1917-го года он вышел на нашу сторону в полосе 6-й армии, куда был заброшен немцами «с целью добиться: 1) смены Временного правительства, и в особенности ухода министров Милюкова и Гучкова [кстати, ещё одна шутка истории, ведь в своё время именно с Гучковым полковник Мясоедов стрелялся на дуэли]; 2) отделение от России Украины в виде самостоятельного государства; и 3) наискорейшего заключения мира России с Германией». На допросе он вдруг, совершенно внезапно упомянул, что «капитан [немецкого Генштаба] Шидицкий сказал мне, что в Стокгольме при Германском посольстве находится г. Свенсон, с которым имеют дело все организации, работающие в России в пользу Германии; с этим же лицом имеют связь и Ленин; и Скоропись-Иолтуховский». И если про Иолтуховского это было хоть как-то объяснимо (предполагалось, что Ермоленко будет с ним связываться), то в случае с Лениным немецкий разведчик просто его упомянул: мол, есть и такой на нашем довольствии.
Теперь переходим к «делу Мясоедова». Главными жемчужинами доказательной базы, отправившей его на эшафот, были показания подпоручика Я.П.Колаковского, которого немцы точно так же взяли в плен, завербовали и 17 декабря 1914 г. отправили с различными диверсионными целями на русскую территорию. Только подпоручик был заброшен через Швецию и явился с повинной сразу в Петроград. На первых двух допросах про Мясоедова он ничего не говорил. Ситуация изменилась, когда к процессу подключились представители… того же самого Штаба 6-й армии.
Здесь придётся остановиться чуть подробней. Штаб 6-й Отдельной армии был создан в июле 1914 г. при Штабе Петроградского военного округа. В апреле 1915-го они были объединены (как управление 6-й ОА) и армия до декабря 1916 г. входила в состав Северного фронта. После катастрофического выхода из ПМВ Румынии, управление 6-й ОА было переброшено на Румынский фронт, где, на его основе, была сформирована 6-я Полевая армия.
Возвращаемся к подпоручику Колаковскому. 24 декабря, начав рассказ об издевательствах немцев над пленными православными священниками, Колаковский вдруг добавил: отправлявший его в Россию работник немецкой разведки лейтенант Бауэрмейстер «советовал мне обратиться в Петрограде к отставному жандармскому полковнику Мясоедову, у которого я мог узнать много ценных для немцев сведений».
Далее приведу цитату из статьи К.Ф.Шацилло «Дело полковника Мясоедова»:
На четвертом допросе, в разведывательном отделении VI армии. 8 января 1915 г. Колаковский показал: «В России мне был указан только полковник Мясоедов, но роль его в деле шпионажа мне никто не рассказал» (?). Характерно, что данное им всего через день показание в изложении допрашивавших его лиц звучит уже совсем иначе. Упомянув о задании взорвать мост, убить верховного главнокомандующего и подготовить сдачу крепости Новогеоргиевск, Колаковский, по словам допрашивавшего его офицера, заявил: «Особо германцами было подчеркнуто, что германский генеральный штаб уже более 5 лет пользуется шпионскими услугами бывшего жандармского полковника и адъютанта военного министра Мясоедова».
http://saint-juste.narod.ru/Shacillo2.html#_ftn87
В дальнейшем, с каждым новым допросом, подпоручик "вспоминал" всё больше и больше.
Помимо очевидного ПМСМ сходства шаловливого почерка, можно попытаться взглянуть на эти «дела» глазами немецкой стороны. Вот бахнуло летом 1915-г. на всю воюющую Европу «дело Мясоедова». Даже союзники были поражены отвагой и слабоумием русских, не побоявшихся во время войны во всеуслышание обвинять собственного министра в связях с «немецким шпионом». Соответственно, можно себе представить, какую досаду должны были испытывать немцы: ведь провалился один из их важнейших сотрудников. И всё из-за чего? Из-за того, что какой-то балбес-разведчик непонятно зачем выболтал его имя в беседе с едва завербованным, ничем ещё себя не проявившим агентом! Наверняка бы головы и погоны со страшной силой полетели.
Но немецкие разведчики, как положено бледнолицым, спокойно наступают второй раз на те же грабли и через два года палят аналогичным образом уже своего самого главного агента!

Ну и, если уж говорить серьёзно, то, глядя на итог "дела Мясоедова", понятно, на что конкретно рассчитывали авторы этой поделки во второй своей попытке.

https://kytx.livejournal.com/11356.html

Бурштейн. (СДБ, т.1, документы 20-24)

Теперь речь пойдёт о предшественниках прапорщика Ермоленко на должности главного разоблачителя большевиков (это со слов г-жи Иванцовой, разумеется) - господах Алексинском и Бурштейне. Соответственно, это будут документы №20 - №35 первого тома. Здесь будет маленькое общее уточнение. Конечно, в некоторых случаях невозможно будет идти последовательно по документам. Те же Ермоленко, Бурштейн и Алексинский будут нам встречаться и далее. То есть, говоря о них сейчас, мне приходится заглядывать и в другие тома, чтобы повествование было хоть в какой-то мере связным и законченным. Поэтому, когда я в следующий раз дойду до документов, связанных с уже упоминавшимися персонажами, то (в случае, если там отсутствует что-то новое) буду просто отправлять интересующихся ссылкой к старым постам.

Итак, Бурштейн (документы 20-24).Диспозиция. Летом 1915 года этот деятель поехал за границу, чтобы найти финансирование для нового пароходного общества, собственником которого был некто П.И.Лыкошин. Между ними был ещё один посредник – А.М.Рабинович. За границей Рабинович познакомился с М.Ю.Козловским и далее с Я.С.Ганецким (Фюрстенбергом) и А.Л.Парвусом (Гельфандом). То есть, получились две такие тройки: с одной стороны – Лыкошин, Рабинович и Бурштейн (искали финансирование), а с другой – Парвус, Ганецкий и Козловский (финансирование обещали). До определённого момента, о том, что Парвус и Гельфанд – одно лицо, никто из первой тройки не знал. По сути дела, главными заинтересованными лицами в сделке были Лыкошин и Парвус, а остальные были посредниками, но поскольку Лыкошин в интересующее нас время за границу не выезжал, а все описываемые события происходили на территории Дании, то суть истории – в конфликте между оставшимися пятью персонажами, а ещё уже – в наезде Бурштейна на Козловского.

Изначально дело вроде бы шло на лад, и Парвус даже выдал какой-то аванс Рабиновичу, но потом что-то не срослось, и в результате разгоревшегося конфликта Бурштейн накатал телегу на имя заместителя министра внутренних дел РИ С.П.Белецкого, где по полной программе прошёлся по всей противостоящей троице. Наговорил он много чего, но, возвращаясь к избитой теме, с бреднями авторши-составительницы это в очередной раз ничего общего не имеет. Бредни мы прокомментируем ниже, а пока несколько любопытных моментов.
Для начала, очередное совпадение: стараясь показать себя с лучшей стороны Белецкому, Бурштейн в своём доносе напоминал, как он в 1911-м году разоблачал пароходные аферы другого «шпиона» - полковника Мясоедова (см. мою статью о Ермоленко). Удивительное совпадение, конечно! Стоит, правда, заметить, что проведённые до войны три независимых расследования полностью оправдали Мясоедова. Но, после его казни в 1915-м году, Бурштейну явно казалось, что такое напоминание будет очень в масть. Кстати, угрожая в том же 1915-м году Козловскому неприятностями («сделать мерзость»), Бурштейн явно подразумевал нечто подобное. Скорее всего в этот момент, отправив письмо Белецкому, он и сам себе казался нешуточным вершителем судеб. Как говорится, галантерейщик и кардинал - страшная сила!

Сам же Бурштейн отечественным спецслужбам был известен, увы, далеко не с лучшей стороны. После многочисленных махинаций его ранее неоднократно высылали за пределы Европейской России. Подозревали в содействии незаконной эмиграции и даже... в шпионстве. Что любопытно, и его компаньон – Рабинович – аж с 1912 г. подозревался в том же самом (шпионстве т. е.), а с весны 1915-го (аккурат в то время, когда отправился по «пароходным» делам в Данию) он был объявлен в розыск начальником контрразведывательного отделения при Штабе Двинского военного округа (СДБ, книга 2, часть 1, стр.384). Но зачем об этом упоминать в научных комментариях, правда?

Если вникать в суть аргументации противоборствующих сторон, то можно увидеть следующие слабые места: со стороны Козловского там имеются не совсем удачные попытки дистанцироваться от Парвуса; зато у Бурштейна там присутствует очевидное враньё. Козловский утверждал, что донос Бурштейна был местью за срыв сделки Парвусом &Со. Бурштейн же заявлял, что как только Лыкошин узнал от него, что крупный капиталист Гельфанд является немецким шпионом Парвусом, то сразу же отказался от сделки. То есть, инициатором разрыва якобы была бурштейновская сторона и, стало быть, мотивация разоблачения была исключительно благородная, никак с финансами не связанная. Но вот сам Лыкошин в своих показаниях, не смотря на исключительно хорошую характеристику самого Бурштейна, заявлял, что про то «немецкое шпионство» он ничего не знал, и что о фактическом срыве сделки ему сообщил Козловский (СДБ, книга 2, часть 1, стр. 402 и стр. 637).
Ну и теперь забавный, на мой взгляд, рассказ нашего героя о последней своей встрече со «шпионами»:

«…в конце августа я уже был в Копенгагене, где встретил Фюрстенберга, который в угрожающем тоне мне сказал: «Я хочу свести с вами счеты и сведу их. Имейте в виду, что мы знаем о вашем доносе Белецкому под видом частного письма какому-то журналисту», и Фюрстенберг передал мне дословно содержание моего письма. На это я возразил Фюрстенбергу: «О своем письме я нисколько не жалею, так как исполнил долг честного человека и уверен в том, что все вы немецкие агенты (имея в виду Гельфанда, Козловского, Фюрстенберга и др.). Теперь же я в этом убежден больше, чем когда-либо». И не распростившись с ним, расстался с ним».

Только что перчатку в лицо не швырнул )))

А сейчас на арену цирка у нас снова выходит кандидат философских наук О.К.Иванцова. Напомню, что главной своей редакторской задачей, как я её понял, она считала демонстрацию чёткой упорядоченности ведения следствия. Для этого она перебрасывала этакие логические мостики, показывая, как следствие неуклонно двигалось к своей цели: от Алексинского - к Бурштейну, от Бурштейна - к Ермоленко, от Ермоленко - к телеграфной переписке и т. д. – к полному и безоговорочному доказательству преступлений большевиков.

Читаем:

«…[на начальном этапе расследования] контрразведка явно следовала за донесением не Ермоленко, который утверждал, что Ленин состоит платным агентом германской разведки, а Бурштейна, первым сообщившим сведения о том, что деньги переправляются в Россию посредством экспорта в Россию через Копенгаген коммерческих товаров».

Абсолютно ничего про переправку финансов большевикам (или кому-то ещё) Бурштейн не говорил. Это просто наглое враньё. Он утверждал, что «пришёл к непреложному выводу, что Парвус, Козловский и Фюрстенберг - немецкие агенты». И аргументация никак с переправкой финансов в Россию связана не была. По сути дела, всю доказательную базу под своё утверждение о том, что речь идёт именно о переправке денег в Россию, мадам Иванцова каким-то диким образом ухитряется выдавить из вот этих бурштейновских слов: «Излюбленный прием германцев придать политическим своим целям коммерческий характер». Но Бурштейн-то имел ввиду, что «Благодаря гг. Козловским и др., о которых я буду иметь честь докладывать в следующих записках, устанавливается правильное сношение с Россией; и наказы, и резолюции передаются устно». Эти два предложения написаны, по сути дела, в одном и том же абзаце его доноса.

Да и большевиками (если уж возвращаться к главной линии мадам Иванцовой) Ганецкого с Козловским в 1915 г. назвать было никак нельзя. На тот момент они оба были членами партии СДКПиЛ, которая наряду с бундом, меньшевиками, большевиками и др. входила в объединенную РСДРП как отдельная фракция (в апреле 1906 года вступила в качестве самостоятельной организации). С тем же успехом можно назвать большевиком Мартова, например.
Идём далее:

«В этот период меняется отношение к личности самого Бурштейна, а следовательно, и к сведениям, которые он сообщил, что наглядно демонстрирует служебная переписка контрразведки в мае-июне 1917 г., а также новый протокол его допроса».

Вот Постановление о привлечении обвиняемых от 21 июля 1917 г.:
«По показанию того же свидетеля Бурштейна, операций с реквизированным Германией и оказавшимся в руках Гельфанда сукном и операции его с аптекарскими и другими товарами, носили лишь вид коммерческих операций, а в действительности служили прикрытием шпионской деятельности Гельфанда…
…Все изложенные факты привели свидетеля Бурштейна к непреложному убеждению в том, что Гельфанд (Парвус), Фюрстенберг (Ганецкий) и Козловский - немецкие агенты».

Ещё раз повторю: в показаниях Бурштейна нет ни единого слова о финансировании кого бы то ни было в России. И, как видите, Следствие (которому контрразведка передала всю свою базу данных) говорит о том же. Более того, оно не истолковывало в этом ракурсе и телеграфную переписку подозреваемых:

«Из имеющейся в настоящее время, пока еще в копиях, многочисленной телеграфной корреспонденции, усматривается обширная переписка из Зальцебадена между проживавшей в Петрограде Суменсон, Ульяновым (Лениным), Коллонтай, Козловским, с одной стороны, и с Фюрстенбергом (Ганецким) и Гельфандом (Парвусом), с другой.
Хотя переписка эта имеет своим содержанием указания на какие-то коммерческие сделки, высылку разных товаров и денежные операции, тем не менее представляется достаточно основательным заключить, что эта переписка прикрывает собой сношение шпионского характера».

Как видите, только шпионство только хардкор.

Но, если кто-то подумает, что для г-жи Иванцовой кривой пересказ Бурштейна был проходным моментом, так нет, она настойчиво повторяет:

«Так или иначе, на начальном этапе эти три фигуры - Ермоленко, Бурштейн, Алексинский - оказались ключевыми для Предварительного следствия в «деле Ленина». В своих показаниях они дали три различные версии происходящего: Ермоленко утверждал, что Ленин состоит платным агентом германской разведки, тогда как Бурштейн указывал, что деньги переправляются в Россию посредством экспорта в Россию через Копенгаген коммерческих товаров. Со своей стороны Алексинский, как бы соединяя воедино все эти версии, утверждал, что российские большевики получают деньги и напрямую от германского источника через посредство А.Л. Гельфанда, и опосредованно через коммерческую деятельность».

Повторю и я: ничего подобного Бурштейн не говорил. Вот ещё его слова уже из повторных допросов от 19 июля 1917 г.:
«Эта операция с реквизированным сукном Германией и оказавшимся в руках у Гельфанда была сделана с той целью, чтобы под такими коммерческими операциями скрывать сношения Германии с Гельфандом шпионского характера и чтобы вообще шпионские организации замаскировать торговыми сношениями».

Ну и, прощаясь с Бурштейном, приведу показательный комментарий Иванцовой в примечаниях. Просто ещё раз оцените виражи философской мысли:

¹⁹ А.Л. Гельфанд (Парвус) посещал Берлин в феврале-марте 1915 г. Целью его поездок было предъявление Министерству иностранных дел Германии своего политического меморандума. Установлено, что Парвус и М.Ю. Козловский выезжали по торговым делам из Копенгагена, в том числе и в Стокгольм, однако о его других посещениях Берлина весною 1915 г. не известно. Однако известно, что в конце июля Парвус общается немецким послом в Дании Брокдорфф-Рантцау. 14 (27) августа 1915 г. Парвус посещал Берлине Министерство иностранных дел Германии и Государственное казначейство. В связи с этим ложными являются показания М.Ю. Козловского, который при его допросе 24 июля 1917 г. опровергал утверждение З.И. Бурштейна о совместной с Парвусом поездке в Берлин летом 1915 г.: «Вздор также, будто я куда-либо ездил с Гельфандом и Фюрстенбергом. С Фюрстенбергом я действительно на сутки или двое суток выезжал из Скодеборга летом 1915 г. (или в августе 1915 г.) в Христианию, куда он ездил по торговым делам, а воспользовался случаем, чтобы посмотреть Христианию. Вздор, что Фюрстенберг, как сообщает Бурштейн, приехал в Копенгаген через Германию».

Предлагаю желающим проверить уровень своего философского развития и поразмышлять, каким образом здесь доказано, что Козловский лгал о том, что не ездил с Парвусом в Берлин летом 1915 года. Если сможете, то смело считайте себя кандидатом философских наук.

Продолжение следует.

https://kytx.livejournal.com/11686.html

Алексинский. (СДБ, т.1, документы 25-35). Часть 1.

Алексинский Григорий Алексеевич… Так, наверное, придётся снова остановиться и рассказать об очередном редакторском «шедевре» - "Именных комментариях", в которых г-жа Иванцова и её коллеги развернулись на славу.
Допустим, хотите вы узнать подробности об одном из главных героев сборника – Мечиславе Юльевиче Козловском. Именной комментарий:

Козловский М.Ю. (1876-1927) - присяжный поверенный, деятель польского и русского революционного движения. Член РСДРП, большевик. Член Главного правления Социал-демократии Королевства Польского и Литвы.

А ведь и правда: зачем читателям знать, что в описываемый сборником период времени большевиком Козловский не был, а как раз и состоял членом СДКПиЛ?

Теперь наш второй сегодняшний герой. Вот что нам повествует о нём Сборник:

Алексинский Г.А. (1879-1967) - меньшевик, позже примкнул к группе «отзовистов». В 1905-1907 гг. примыкал к большевикам. Депутат II Государственной Думы. С 1907 г . десять лет жил за границей. В годы Первой мировой войны активно отстаивал идею защиты России от военной агрессии Германии. Один из первых стал писать в печати о связи В.И. Ленина с германским Генштабом. Сотрудник периодических изданий «Современный мир», «Россия и свобода», «Призыв», «Русская Воля», «Единство» и др. После Февральской революции вернулся в Россию. В 1918 г. был арестован, после чего бежал и скрывался за границей. И т. д., и т. д., и т. д.

Как говорится, мастерство не пропьёшь: каждое второе предложение – в молоко.
Не буду даже останавливаться на идиотической «агрессии» Германии, или на том, что «связь Ленина с германским Генштабом» здесь подаётся как факт, а просто попробую, на основе «Википедии» (со своими минимальными вставками), составить альтернативную биографическую справку.

Алексинский Г.А. (1879 – 1967) – социал-демократ, Член Петербургского комитета РСДРП, сотрудник большевистских изданий "Волна", "Вестник Жизни", "Новая Жизнь" и других. Был выбран во 2-ю Государственную Думу по рабочей курии от Петербурга, популярный оратор большевистского крыла думской социал-демократической фракции. На 5-м (Лондонском) съезде партии (1907) содокладчик по отчёту социал-демократической фракции Думы от большевиков. После эмиграции нашего героя, ещё весной 1908 года, Ленин обращается к известному бельгийскому социалисту Гюисмансу с просьбой «оказать ему помощь вообще и в особенности в его литературной работе». Конфликт Ленина с Алексинским начался летом того же года, когда последний открыто поддержал Богданова, и, по словам Ленина, вместе с некоторыми другими «раскольниками» создал «новую фракцию» в РСДРП. В 1909 от большевиков окончательно откололся и стал одним из организаторов и лекторов партийной школы "отзовистов" на острове Капри. С начала Первой мировой войны - "оборонец". Начал активно наезжать в печати на Парвуса и украинских националистов. В результате своих голословных «разоблачений» приобрёл достаточно скандальную репутацию в революционной среде. По утверждению Л.Д.Троцкого все журналистские организации Парижа исключили Алексинского из своих рядов, как клеветника. После Февральской революции приехал в Россию и только здесь примкнул к условно-меньшевистской группе Плеханова «Единство». Причём развил настолько бурную деятельность, что в революционной среде его стали называть «ретивым пажом Плеханова». Алексинский сразу же попробовал пройти в исполком Петросовета (где большевиков тогда было исчезающе мало), но его кандидатуру, с учётом предыдущей деятельности, быстренько зарубили. После этого Григорий Алексеевич пустился во все тяжкие, и в итоге оказался одним из двух паталогически небрезгливых социалистов, которые в июле 1917-го распространяли бредни прапорщика Ермоленко о «шпионе-Ленине» и т. п. В дальнейшем расширил круг «германских агентов», включив в него и меньшевиков, что заставило одного из их лидеров – Ф.И. Дана заявить в «Известиях» (официальном органе ЦИК и Петроградского совета): «Пора положить конец подвигам человека, официально объявленного бесчестным клеветником». После Октябрьской революции был арестован, но потом отпущен на поруки. Поступил на советскую службу, но через некоторое время втихую свалил за границу через Эстонию. Жена Григория Алексеевича – Татьяна Ивановна, тоже поучаствовала в изобличении Ленина, но по-своему. Г-жа Алексинская была автором известной байки про то, как она и Ленин шли в составе большой компании по улице, а кто-то возьми и крикни: «казаки!» Никто не испугался и не побежал, только Ленин подпустил в штанишки и пустился наутёк. Татьяне Ивановне на всю жизнь запомнилась стремительно удаляющаяся фигура Ленина, когда он, роняя кал котелок, скрывался в ближайшей подворотне. После этого она разочаровалась в нём, как в революционере. Вот такая замечательная история. Короче говоря – исключительно достойное семейство, я бы даже сказал - рукопожатное. Ещё можно вспомнить, как г-н Алексинский пытался продать Советскому Союзу свой архив, но заломил такую цену, что даже с учётом возможного присутствия там «скользких» документов, коммуняки предпочли послать нашего героя лесом. В итоге он продал архив американцам.

Итак, что мы имеем, если попробуем сравнить две вышеизложенные биографии. А имеем мы, пожалуй, уникальный случай, когда «Википедия» даёт сто очков вперёд академическому исследованию под эгидой Минкульта, Федерального архивного агентства и Госархива Российской Федерации! Сомневающиеся могут проверить информацию самостоятельно. И ведь что самое удивительное, г-жа Иванцова за весь этот бесконечный позор была ещё и награждена!

Переходим к документам. № 25, это протокол допроса Алексинского от 11 июля 1917 г., в котором он рассказывает, как началась его карьера разоблачителя Парвуса (ничего особо интересного) и даёт некоторые характеристики Ленину. И здесь, увы, мне снова приходится останавливаться. К сожалению, моя задача по анализу документов СДБ просто на порядки усложняется стараниями всё той же г-жи Иванцовой. Судите сами. Вот Алексинский говорит об изначальной неразборчивости Ленина по отношению к поиску финансов для партийной работы. Всё бы ничего, но мадам редакторша снова «помогла» читателю примечаниями.
Для начала, Алексинский:

«Мне известны нижеследующие факты. Ленина я знаю около десяти лет³⁸, был о нем очень хорошего мнения в течение только двух-трех лет, но по переезде моем за границу разочаровался в нем, наблюдая его организационную деятельность, а именно я убедился в том, что он неразборчив по отношению к источникам денежных средств для своей политической работы. Это особенно обнаружилось в деле Виктора - члена Центрального комитета Российской социал-демократической партии и в деле Сашки Лбовца³⁹. Об этих делах в свое время писалось в партийной печати, а также в расколе Лениным Центрального комитета и в захвате им имущества Центрального комитета⁴⁰. Об этих делах всю фактическую сторону, характеризующую личность и нравственный облик Ленина, я изложу дополнительно».

А теперь примечания:

³⁸ В протоколе допроса допущена неточность. Г.А. Алексинский познакомился с B. И. Ульяновым (Лениным) в 1905 г. в редколлегии газеты «Новая Жизнь».
³⁹ Речь идет о части наследства, завещанного большевикам владельцем мебельной фабрики на Пресне (г. Москва) Н.П. Шмидтом, умершим при неизвестных обстоятельствах 13 (26) февраля 1907 г. в Бутырской тюрьме, куда он был заключен за участие в революционных событиях 1905 г. Исполнительными лицами по завещанию были признаны его сестры Екатерина (в замужестве Андриканис) и Елизавета (Игнатьева, затем Шмидт). Первая часть наследства должна была быть передана большевикам Елизаветой в 1908-1909 гг., вторая - второй сестрой Екатериной в 1909-1911 гг. В ходе переговоров Е.П. Андриканис не согласилась на передачу большевикам всего наследства, так как имела обязательства по обеспечению некоторых рабочих сгоревшей мебельной фабрики Н.П. Шмидта. Решение проблемы наследства было осложнено еще и тем, что меньшевики и бундовцы считали наследство Н.П. Шмидта принадлежностью всех фракций РСДРП. Желая получить все, большевики настаивали на назначении третейского суда, который и состоялся в середине 1908 г. По его решению Е.П. Шмидт выдала большевистскому центру половину полученного ею наследства, т.е. 85 000 руб. Другую часть наследства большевики должны были получить полностью со второй сестры Шмидта, которая была замужем за членом партии В.К. Таратутой. После январского пленума ЦК 1910 г. основная часть наследства поступила к «держателям», в том числе и В.И. Ульянову (Ленину), для использования на внутрипартийные нужды. Однако предпринятые большевиками впоследствии попытки добиться получения всех завещанных денег не увенчались успехом.
В 1907 г. Военно-техническое бюро Центрального комитета РСДРП(б) заключило договор с отрядом А.М. Лбова, совершившего ранее «экспроприацию» почтовой казны на пароходе «Анна Степановна Любимова». По договору большевики обязывались поставить Лбову транспорт оружия. Деньги (10 000 руб.) были получены большевиками вперед, но оружие доставлено не было; сами же деньги пошли на освобождение из берлинской тюрьмы известного революционера С.А. Тер-Петросяна (Камо). Сам Лбов вскоре был арестовав и повешен; но один из его «дружинников», по прозвищу Сашка Лбовец, приехал в Париж требовать деньги обратно. Здесь он выпустил прокламацию, обвиняя РСДРП(б) в присвоении денег. В ответ была создана специальная комиссия, вынесшая постановление вернуть деньги дружине, которое, однако, так и не было выполнено.
⁴⁰ Начиная с 1902 г. в РСДРП росли тактические разногласия. Фракция меньшевиков провозгласила идею «лояльного марксизма» в форме открытого социал-демократического движения с предоставлением народным массам широкой «революционной» самодеятельности. Напротив, большевистский лидер В.И. Ульянов (Ленин) настаивал на узкозаговорческом характере партийной работы, отвергая возможность временных совместных действий с другими политическими группами. В мае 1907 г. на Лондонском съезде партии был организован Большевистский центр - руководящий орган большевистской фракции РСДРП, что положило начало расколу в партии. Раскол окончательно выявился в 1910 г. когда Лондонский съезд РСДРП поручил Центральному Комитету партии произвести расследование вопроса о денежной сумме, собранной от имени РСДРП на ее нужды в Америке, переданной Большевистскому центру и бесследно исчезнувшей. В 1910 г. в Париже состоялось совещание Заграничного бюро ЦК партии, на котором было принято решение вменить в обязанность большевикам вернуть вначале 100 000 руб. присвоенных партийных денег, а остальные 400 000 руб. возвратить в два срока в течение двух лет. В ответ на это в 1911 г. Ленин на совещании большевистских лидеров предложил ликвидировать меньшевистское преимущественно по составу Заграничное бюро ЦК путем выхода из него большевиков. Совещание согласилось, и названным порядком вплоть до 1914 г. происходил выход большевиков из Заграничного бюро, пока, наконец, большевик Н.А. Семашко, присвоив всю кассу Бюро и его документацию, не вышел из его состава. К этому времени относится окончательный раскол РСДРП и захват большевиками заграничного имущества партии (см.: Мартов Ю. Спасители или упразднители. Париж, 1911. С. 18,20,21,31,35,36,40,46). См. также прим. 120.

Добавляем сюда примечание 120:

¹²⁰ На «объединительном» пленуме ЦК РСДРП, состоявшемся 22-23 января (15 января - 5 февраля) 1910 г. в Париже, было принято решение о роспуске Большевистской центра и передаче его имущества ЦК. Часть имущества передавалась немецким социал-демократам К. Каутскому, Ф. Мерингу и К. Цеткин, назначенным «держателями» кассы состоящей на момент принятия решения о роспуске из 475 тысяч франков, что на тот момент составляло примерно 178 тысяч золотых руб. По решению пленума только 30 тысяч франков, или 11 тысяч золотых руб., большевики имели право оставить в своей кассе. Было известно, что за период 1908-1909 гг. большевиками были растрачены на фракционные нужды, прежде всего издательскую деятельность, примерно 220 тысяч франков, или 81 тысяча золотых руб. Все это означало, что в распоряжении большевиков изначально было как минимум 725 тысяч франков, или 268 с половиной тысяч золотых руб., предположительно полученных от Н. Шмидта. Однако в 1911 г. большевики заявили, что не считают себя связанными соглашениями, принятыми на пленуме, и приостановили передачу денег «держателям». Более того, они потребовали, чтобы отданные ранее германским социал-демократам деньги были возвращены большевикам. 17 (30) июня 1911 гг. «держатели» предложили В.И. Ульянову (Ленину) перевести все ценные бумаги на счет К. Цеткин, однако их просьба не была выполнена. В результате Ф. Меринг отказался исполнять обязанности «держателя» в августе 1911 г., мотивируя болезнью, К. Каутский - 5 (18) октября 1911 г., К. Цеткин – 3 (16) ноября 1911 г. В письме Ленину от 5 (18) ноября 1911 г. К. Цеткин заявила, что вопрос о деньгах, «держателями» которых они были, остается спорным и может быть решен только с общего согласия большевиков и других фракций РСДРП, Ленин, продолжая настаивать на возвращении денег, отвечал: «Вы теперь не имеете абсолютно никакого прав продолжать держать у себя деньги и, безусловно, обязаны вернуть их мне, т.к. Вы получил деньги от меня лишь с целью вынесения вопроса на решение третейского суда тремя определенными лицами», и сообщает, что обращается в суд, «т.к. Ваше молчание означает, что вы отклоняете мое мирное предложение» (цит. по: Ленин В.И. Неизвестные документы 1891-1922. М., 1999. С. 101). Дальнейшие усилия большевиков по возвращению ранее отданных денег успехом не увенчались.

Ну что-ж, начнём.

Комментарий 38: указанная г-жой Иванцовой «неточность» допущена не «в протоколе допроса», а самим Алексинским, но это, разумеется, пустяки.

Комментарий 39.
Для начала, разберёмся со «лбовцами». В 1910-м году за границей появился некий «Сашка-лбовец» и предъявил финансовые претензии РСДРП (всей). Выяснилось, что вроде как деньги взяли большевики. Поднялся шум. Большевики заявили, что всё это – бред, и потребовали разбирательства. При этом они, демонстрируя уверенность в своей правоте, сразу внесли на депозит ЦК (уже совсем не большевистского) спорную сумму. ЦК (напомню, уже конфликтующий с ленинцами) постановил, что претензии «Сашки» обоснованы; осудил большевиков за связь с непартийной организацией; выплатил спорную сумму, а получившиеся непонятно откуда остатки ловко «обратил в кассу ЦК». Это всё пишет тов. Мартов в своей обличающей большевиков брошюре «Спасители или упразднители?» на стр. 22. Больше того, в Сборнике СДБ есть документ, где сам же Алексинский русским языком пишет: «И действительно, деньги были возвращены согласно решению, не знаю только, все ли или только часть» (СДБ, книга 1, стр.128). То есть, утверждение, что деньги «лбовцам» выплачены не были – очередное тупое и наглое враньё.

Теперь, про «дело Виктора». Не смотря на своё обещание, г-н Алексинский так и не удосужился разъяснить, что он имел ввиду (я, во всяком случае, найти в документах не смог), а из комментариев Иванцовой абсолютно непонятно, почему «дело о наследстве Шмита» вдруг стало «делом Виктора». Только потому, что этот Виктор (Таратута) был гражданским мужем одной из дарительниц, которая, для получения наследства, заключила фиктивный брак с третьим лицом? И кого мог шокировать этот жуткий факт, если потом на добытые таким путём деньги спокойно, с чистой совестью, претендовали и все другие фракции РСДРП?

Что касается рассказа о «наследстве Шмита» (примечание 120, частично 39 и 40), то здесь вообще лютый трэш! Зачем-то выдуманы какие-то американские пожертвования, хотя речь там, разумеется, шла именно о «деньгах Шмита»; да и вообще всё абсолютно поставлено с ног на голову. Я даже не предлагаю вспомнить, насколько исторично составлять научные комментарии из показаний только одной противоборствующей стороны (посмотрите на ссылку к примечанию 40 – там только брошюра Мартова, которую даже Каутский и Плеханов называли «отвратительной»). И я не буду объяснять, почему никаким «со-держателем» после январского пленума Ленин не становился (здесь, кстати, явное противоречие в примечаниях 40 и 120, скорее всего, их писали разные люди – во втором случае, кто-то чуть более адекватный). У меня нет ни сил, ни желания разгребать за г-жой Иванцовой всё ею насранное, поэтому просто напомню вкратце суть истории.

Для начала: деньги Шмит планировал жертвовать именно большевикам. Об этом прямым тестом заявляла его сестра Елизавета Павловна Шмит. Всего большевики получили: 125.000 франков наличного капитала в феврале 1909 г. и 276.000 франков от реализации акций в ноябре 1909 г. С барского плеча они даже планировали платить по 30 – 35 тысяч в год в общую кассу РСДРП. Но тут проснулись остальные фракции и партии туда входящие и начали предъявлять гораздо большие претензии. Большевики сначала слабо поотбивались, мол, остальные- то раньше деньгами тоже не шибко делились; но нарушителями единства социал-демократии им выглядеть, понятное дело, не хотелось, и они согласились передать деньги третьим лицам для принятия окончательного решения: кому они будут принадлежать. Для этого предложили трём видным иностранным социал-демократам (К. Каутскому, Ф. Мерингу и К. Цеткин) быть третейскими судьями и временными «держателями»-распорядителями денег. Всё это на том условии, что никто не будет тратить деньги на межфракционную борьбу и раскалывать партию.

Итак, до объединительного пленума в январе 1910 г. деньгами владели большевики, а конкретно они были на счету В.И.Ленина. После этого началась возня с передачей денег. Например, на предложение Ленина передать «держателям» деньги, К. Каутский в письме от 8 июня 1911 года сообщал, что они «не видят в этом необходимости», а в письме от 27 июня 1911 года «держатели» уведомляли В. И. Ленина, что еще не могут принять решение «по спорному вопросу о деньгах». Наконец, в июле 1917 г. деньги и акции были переданы Кларе Цеткин. Судя по всему, Владимир Ильич передал всю кассу, или бОльшую её часть. О том, что «держатели» (во всяком случае, один из них) подошли к вопросу изъятия финансов у большевиков с полной ответственностью, свидетельствует письмо от 1 ноября 1911 г. в котором К.Цеткин требовала от Е.П.Шмит отправить ещё не выданные деньги не Ленину, а ей – Цеткин. Сестра покойного ответила, что деньги, которые на тот момент ещё оставались в России, включают в себя 22 тыс. франков — её личный взнос группе большевиков во главе с В. И. Лениным, плюс часть капитала после реализации оставшегося имущества в России, а также сообщила, что деньги она передаст большевикам и обязательства большевиков по отношению к партии её не касаются. И в ноябре же передала Ленину 35.000 франков. К тому времени уже стало окончательно ясно, что никакого единства РСДРП как не было, так и нет, и «держатели» кассы постепенно начали складывать с себя свои полномочия. Последней это сделала К.Цеткин 16 ноября 1911 г. После этого деньги по закону должны были вернуться на счёт Ленина. Это не моё мнение, и даже не аргументация Ильича, тут можно привести незаинтересованное свидетельство осведомителей русской полиции. В записях от 6 апреля 1913 г. есть такие строки: «Единственным владельцем денег, находящихся у Цеткиной, Меринга и Каутского…, по заключению парижских адвокатов, является Ленин, коему они полагают и надлежит выдать» (СДБ, книга 1, стр. 227). Тем не менее, деньги большевикам так и не вернули, а с началом войны они, судя по всему, были подвергнуты государственной реституции, или чему-то типа того.

Теперь коротко по прим. 120. Хотя я уверен, что писал его другой человек (скорее всего некто Д.С.Новосёлов), но косяки есть и у него. Например, непонятно, зачем он делал такой акцент на том, что рубли были «золотые». А какие ещё они могли быть в условиях золотого обращения? Далее по поводу того, что большевики «потребовали» возврата денег. Кроме этого они очень вежливо, аргументированно и долго просили это сделать. И ещё у г-на Новосёлова очевидные проблемы с арифметикой. Его цифры: 475.000 франков (на момент передачи) + 220.000 (израсходованные большевиками за период 1908-09гг.) + 30.000 (которые большевики могли оставить себе) = 725.000 («предположительно полученных от Н. Шмидта»). Во-первых, из контекста понятно, что 30 тысяч должны входить в состав 475.000, а не прибавляться. Во-вторых, весь 1908-й и первые два месяца 1909-го большевики тратили какие-то другие деньги - явно не из «наследства Шмита», так как первый перевод они получили только в феврале 1909 г.
Отдельно остановлюсь на цифрах г-на Новосёлова: откуда он их брал – совершенно непонятно. За время разбора этой темы мне пришлось прочитать несколько исследований, и цифры в них плясали самым диким образом. Лично мне, по результатам прочтения документов, ситуация видится примерно так:
Сначала от сестёр Шмита большевики получили примерно 400.000 франков. С февраля 1909 г. по январь 1910 г. они в одну харю потратили тысяч 200. С января по июль Ленин, в соответствии с распоряжениями «держателей» (на тот момент – распорядителей) выдал на общепартийные нужды тысяч 100. Оставшиеся примерно 100 тысяч франков в июле были переданы Цеткин. Часть этих денег тоже выдавалось по общему согласию, ну а окончательно зависли у Клары примерно 50.000 кораллов франков (30 тысяч деньгами, остальное акциями). Сумма не такая уж и большая, и настойчивость Ленина в попытках её возвращения связана исключительно с хреновейшим финансовым положением большевиков в тот период.
Итого «наследство Шмита» состояло из 125.000 + 276.000 + 13.000 = 414.000 франков.
Последнее слагаемое (13 тысяч) в приведённые ранее расчёты не входит, поскольку младшая сестра Шмита передала эту сумму большевикам уже после эпопей с «держателями». Если кого интересует обоснование приведённых мною цифр – обращайтесь, постараюсь объяснить.

Ну и, возвращаясь к комментариям, отдельная мякотка, это первая часть примечания 40. Здесь г-жа Иванцова (а её авторство в данном случае несомненно) широкими мазками рисует историю «развода» большевиков и меньшевиков. Что можно сказать… Такой кривой и убогой ахинеи на эту тему мне ещё встречать не доводилось. Всё просто вывернуто наизнанку и обильно сдобрено фирменными иванцовскими фенечками. Вот, например: «раскол окончательно выявился в 1910 г. когда Лондонский съезд РСДРП поручил Центральному Комитету партии произвести расследование вопроса о денежной сумме». Лондонский съезд к этому времени уже три года как почил в бозе, и никому ничего поручить не мог. Но для г-жи Иванцовой это не важно: сказала, что раскол был из-за денег, значит из-за денег. Подробно на этой теме я останавливаться не буду, поскольку она непосредственно к рассматриваемой теме не относится, да и за мадам философичкой, я уверен, не заржавеет, и силы для разбора её очередных бредней мне ещё ох как понадобятся.

Продолжение следует.

https://kytx.livejournal.com/11833.html

Алексинский. (СДБ, т.1, документы 25-35). Часть 2.

Возвращаемся к протоколу допроса Алексинского от 11 июля 1917 г. (документ №25):

«Здесь же считаю необходимым привести позднейший факт, относящийся к октябрю 1914 г.: Ленин и Зиновьев, проживавшие в Австрии, близ Кракова, были арестованы австрийскими властями как русские подданные, но вскоре освобождены с правом свободного выезда в Швейцарию, где стали издавать свой орган «Социал-демократ», в котором распространяли идеи необходимости поражения России в этой войне⁴¹. В номере 33 этого журнала содержался призыв к русским гражданам практически содействовать поражению России⁴²».

Я вот не очень помню, чтобы там содержались призывы к поражению конкретно России, но у нас ведь есть палочка-выручалочка – научные комментарии, давайте опять обратимся к ним, чтобы развеять сомнения:

Для начала посмотрим примечание 41:

⁴¹ Первая мировая война застала В.И. Ульянова (Ленина) в местечке Поронино, недалеко от Кракова. 25 июля (7 августа) 1914 г. в его доме по указанию австрийских властей был произведен обыск, в ходе которого помимо большевистской литературы и рукописных работ был обнаружен браунинг. Вначале полицейский собирался сразу же увести Ленина в ближайший полицейский участок в местечке Новы Тарг. В ответ на заявление Ленин о том, что он не собирается бежать, ему было позволено самостоятельно приехать поездом в Новы Тарг на следующий день. После ухода полицейского Ленин поспешил к С. Баготскому и Я.С. Фюрстенбергу (Ганецкому), которые срочно телеграфировали знакомым австрийским политикам-марксистам. Тем временем сам Ленин направил телеграмму начальнику краковской полиции, прося подтвердить свой статус политэмигранта. На следующий день, 8 августа, Ленин в Новы Тарг был заключен под стражу.

До этого момента всё на удивление адекватно.

На его просьбу о помощи откликнулись лидер австрийских социал-демократов В. Адлер и депутат парламента Г. Диаманд, обратившиеся с ходатайством к главе правительства К. Штюргку.

Г. Диаманд откликнулся на просьбу Крупской, а к Адлеру, кроме Надежды Константиновны, обращались: депутат социал-демократ галицийского сейма, председатель Краковского союза помощи политическим заключенным 3. Марек; член секретариата Союза Ф. Кон и наш старый знакомый Я. Ганецкий. Но, учитывая, кто нам об этом рассказывает, не будем излишне придирчивы и движемся дальше.

В результате по причине вмешательства высшей власти дело Ленина 18 (31) августа было прекращено за отсутствием оснований для возбуждения судебного следствия, и 19 августа (1 сентября) лидера большевиков освободили.

Дело было прекращено 5 (18) августа, а освободили Ленина на следующий день.

26 августа (8 сентября) Ленин вместе с О.А. Радомысльским (Г.Е. Зиновьевым) выехал в Краков, где В. Адлер помог им оформить необходимые проездные документы для переезда в Швейцарию, состоявшегося 3(10) сентября.

13 (26) августа Ленин получает в Новом Тарге разрешение на проезд с семьей в поезде по железной дороге из Поронина в Вену через Краков. Не позднее 16 (29) августа он уже в Кракове получает вместе с семьей удостоверение за подписью директора полиции на выезд в Вену (Радомыльский, он-же Зиновьев, остаётся где-то за флажком). С Адлером Ленин встречается уже в Вене не позднее 21 августа (3 сентября), когда он с семьёй и выезжает в Швейцарию («Биохроника», 1914 г., июль – август).
Но, повторю, зная истинные способности мадам Иванцовой, ставить это всё ей в упрёк мы не будем.

Сразу же после прибытия в Берн большевистский лидер встретился с живущими там российскими социал-демократами и изложил им свое видение войны. Призвав превратить войну империалистическую в войну гражданскую, он высказался за поражение в ней России.

А вот здесь Ольга Константиновна уже не подкачала. Речь там в первую очередь шла о необходимости революционной войны пролетариев всех стран против буржуазии всех стран. Упрекая европейских социал-демократов в измене делу социализма и в потакании своей буржуазии, развязавшей мировую бойню, Ленин, понятное дело, говорит и о себе: он считает, что для рабочего класса и трудящихся масс всех народов России наименьшим злом будет поражение царизма. Понятно, что каждый уважающий себя РКМП-шник тут же скажет, что царизм и Россия тогда были единым целым, но от научных комментариев как-то ожидаешь большей объективности. Ну и уж по-любому там не говорится о том, что Ленин (интернационалист, напомню) высказывался за поражение конкретно России. Другим странам там досталось ничуть не меньше: https://leninism.su/works/65-tom-26/2088-zadachi-revolyuczionnoj-soczial-demokratii-v-evropejskoj-vojne.html

В ходе этой встречи он впервые озвучил и еще одну тему: отделение от России Украины, Польши и прибалтийских провинций.

Враньё. Речь там шла об угнетении царизмом «Польши, Украины и целого ряда народов России». Почему «целый ряд народов» скукожился до Прибалтики, нужно спрашивать у Иванцовой. И не об отделении речь шла, а о праве наций на свободное самоопределение. И уж озвучено-то это было, разумеется, далеко не в первый раз.

Комментарий 42:

⁴² В первом из вышедших в период Первой мировой войны номеров газеты «Социал- демократ», издававшейся с февраля 1908 г., В.И. Ульянов (Ленин) опубликовал манифест ЦК РСДРП(б) «Война и Российская социал-демократия» (1 (14) ноября 1915 г. № 33. См. также: Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 26. С. 15-23), в котором находил глупостью бороться с войной путем отказа от военной службы, что означало бы только «желание идти с пустыми руками на вооруженного врага и надеяться победить капитализм без гражданской войны». С его точки зрения, классовая борьба во время войны есть обязанность социалистов, которые должны стремиться превратить «войну международную в войну гражданскую».

Понятное дело, что ни единой приведённой г-жой Иванцовой цитаты вы в манифесте не найдёте: http://leninism.su/works/65-tom-26/2090-vojna-i-rossijskaya-soczial-demokratiya.html

Вот таким образом (оригинальным - для традиционных сборников, и традиционным - для нашей оригинальной мадам) помогли нам разобраться в вопросе.

Переведём дух, и снова возьмёмся за документы по Алексинскому. №26 – обычная канцеляристика. Под № 27 опубликованы три статьи Алексинского в которых он весной 1915 года впервые опубликовал свои «разоблачения» Парвуса во французских газетах.
№№28-31 – канцеляристика. №32 – пояснения Алексинского по поводу «лбовцев». №33 - статьи Алексинского «О провокации» и «Австрийские провокаторы и российские путаники» тоже от весны 1915 г. (почему-то в пересказе, хотя там говорится о неких «вырванных печатных страницах», которые, по идее, можно было просто прочитать). №34 – канцеляристика. №35 очередная статья от 1915 года под названием «Международная обер-провокация». Комментировать в них особо нечего.

Собственно, по Алексинскому всё! Но тут опять приходится сталкиваться с ситуацией, когда ты изначально собирался комментировать документы, а приходится комментировать комментарии к документам. Давайте вспомним слова Иванцовой из самого начала её вступительной статьи:

«Пионером» изучения темы источников финансирования большевиков по праву можно считать журналиста Г.А. Алексинского. Именно ему принадлежат первые публикации на эту тему во французской прессе в 1915 г…»

И вот представьте себе свои ощущения, когда вы старательнейшим образом проштудировали эти публикации, несколько раз перерыли по именному указателю все упоминания о любых публикациях Алексинского в 1915-м году во всех трёх томах… И обнаруживаете, что там (опять же!) нет ни малейшего намёка на финансирование большевиков кем бы то ни было. Просто нет! Г-н Алексинский не только не изучал эту тему, но вообще ни слова об этом не говорил. Я понимаю, что уже начинаю повторяться, но ведь это ненормально: в академическом сборнике мы имеем не научные, а антинаучные комментарии! Г-жу Иванцову надо просто гнать ссаными тряпками от любой издательской деятельности.

Закончить тему Алексинского я всё же предлагаю самим героем. Цитата из документа №33:

«Далее Алексинский приводит выдержки из циркуляра 1912 г. Базельского международного социалистического конгресса 1912 г., а именно: «Если у России вспыхнет война с кем бы то ни было, мы рекомендуем причинять вред России всевозможными способами. Так, например, надо разрушать все виды военных приспособлений, инструменты, средства транспорта, боевые припасы, телефоны и т.д. Исполняйте ваш солдатский долг медленно и кое-как, а затем дезертируйте и отдавайтесь в плен, чтобы дать неприятельской армии всякие сведения об армии русской». По словам Алексинского, директивы эти давались польским патриотам австрофильского типа».

Не будем слушать очередной мудацкий перепев, а почитаем манифест Базельского конгресса (IX Чрезвычайного) II Интернационала. «Международное положение и единые действия социал-демократии против военной опасности»:
«С большим удовлетворением Конгресс приветствует забастовки протеста русских рабочих. Он видит в этом, что русский и польский пролетариат начинает оправляться от ударов, нанесенных ему контрреволюционным царизмом. Конгресс усматривает в этом выступлении рабочих самую действительную гарантию против преступных интриг царизма, который, утопив в крови народы своей империи и многократно изменнически предав балканские народы их врагам, теперь колеблется между опасением тех последствий, которые может иметь для него война, и страхом перед национальным движением, которое им же самим было создано. Таким образом, когда теперь царизм пытается выступить в роли освободителя балканских народностей, то это лишь для того, чтобы под лицемерным предлогом и путем кровавой войны получить преобладающее влияние на Балканах. Конгресс надеется, что городской и сельский пролетариат России, Финляндии и Польши воспользуется своею возрастающею силой, сорвет эту лживую маску и воспротивится всякой воинственной авантюре царизма, всякому выступлению на Армению или Константинополь и сосредоточит все свои силы в новой освободительной борьбе против царского деспотизма. Царизм есть оплот всех реакционных правительств Европы и самый страшный враг русского народа. Интернационал считает одной из своих главных задач его свержение.
Но в общей интернациональной деятельности самая важная задача выпадает на долю рабочих Германии, Франции и Англии…»
Рекомендую прочитать оригинал полностью: http://www.illuminats.ru/home/18-2009-10-22-17-04-55/3044-internationale

Продолжение следует.

https://kytx.livejournal.com/12082.html

Допросы полицейских (СДБ, т.1, документы 36-40).

Документы №36 - №40: допросы трёх чиновников Департамента полиции.
Трудно себе представить ощущения этих «цепных псов старого режима», у которых одни пришедшие к власти революционеры требовали компромат на других – ещё не дорвавшихся. Во всяком случае, можно констатировать, что два из трёх свидетеля оказались людьми умными, и ввязываться в чужую свару явно не торопились. Первый (Б.В.Лобачевский) говорил примерно так: «ну да, Парвус проходил у нас, как немецкий шпион; что-то и про Ленина болтали, но точно не помню – смотрите в документах». Второй (В.В.Курочкин) сразу заявил, что изучал только догматическую часть; что справки по упоминавшимся персонажам (Ленин, Парвус, Ганецкий, Троцкий и т. д.) он, разумеется, составлял, но о связях их с иностранными державами никакой информации не имел. Зато третий (С.В.Гагарин) оказался весьма разговорчивым недотёпой, за что лично я, от лица интересующихся историей потомков, могу его только поблагодарить, поскольку, в отличие от первых двух, его показания было читать интересно. Слухи, байки – всё как мы любим, ну и плюс «научные» комментаторы традиционно не подкачали. Так что начнём.

До революции я занимал должность чиновника особых поручений 6-го класса при Департаменте полиции и нес службу в 8-ом уголовно-розыскном делопроизводстве. В Департаменте полиции я служил с января 1909 г. В 1914 г., перед началом войны, вернувшись из командировки в Херсонскую губернию и узнав, что в связи с патриотическим подъемом одновременно начались и забастовки на Петроградских заводах, я заинтересовался этим и начал допытываться и разузнавать, чем возможно объяснить такой, по моему мнению, нонсенс; в числе всяких объяснений этого положения я сначала слышал намеки от частных лиц и, насколько помнится, такие указания были в периодической печати, что эти выступления рабочих, как равно и бывшие перед тем массовые отравления на некоторых фабриках, организованы германскими агентами и на германские деньги.

Оч-чень мощный охранитель порядка: о том, что масштабные забастовки начались гораздо раньше, он, очевидно, понятия не имел, а о причинах волнений черпал информацию у частных лиц и в периодической печати.

Будучи в это же время командирован для усиления в Особый отдел Департамента полиции, я в день объявления мобилизации услышал от сослуживцев разговор, что теперь забастовкам на заводах конец, так как на Троицкой улице был арестован стачечный комитет, сплошь состоящий из большевиков, в числе, кажется, тридцати трех человек, из коих якобы трое, а именно Малиновский, Зиновьев и Ульянов, он же Ленин, как впоследствии я узнал, за несколько часов до ликвидации успели уехать в Финляндию, а потом за границу¹⁰⁰.

Здесь особенно ярко видно, что человек вообще не понимает, что и кому рассказывает. То есть он свидетельствует перед врагами большевиков, что главными борцами с самодержавием до войны были именно большевики! Но это всё пустяки, разумеется, поскольку даже для составителей сборника было очевидно, что рассказчик тихо бредит. Тем не менее, давайте оценим, как это подаётся в «примечаниях». Для начала я напомню, с какой безаппеляционностью мадам Иванцова ранее уличала во лжи пытающихся оправдаться большевиков (Например: «в связи с этим, показания [Козловского] являются ложными…» - см. конец главы про Бурштейна). Но в данном случае свою точку зрения нам предъявлял обвинитель большевиков, а поэтому мы имеем такое вот пояснение:

¹⁰⁰ При допросе свидетелем допущен целый ряд неточностей. О.А. Радомысльский (Г.Е. Зиновьев) эмигрировал за границу летом 1908 г., Р.В. Малиновский - в мае 1914 г, В.И. Ульянов (Ленин) - в конце декабря 1907 г. В показаниях речь идет об аресте 5 (18) августа 1914 г. группы большевиков, печатавших антивоенные прокламации Петербургского комитета РСДРП(б). Ранее, 20 июля (2 августа), было арестовано 12 человек за участие в нелегальном собрании большевиков в помещении культурно-просветительского общества «Образование», посвященном обсуждению вопроса об организации выступлений с протестом против войны.

Как видите, ма-а-аленькие такие неточности: ни одного из упомянутых большевиков в тот момент в России не было, а сам арест происходил не в день объявления войны, а в лучшем случае через день (что, кстати, делает бессмысленным и всю нижеприведённую историю про упавшего в обморок Пурталеса). Я понимаю, что с моей стороны это может выглядеть как придирка, но поверьте на слово: даже из таких вот мелочей чёткая заданность научного сопровождения абсолютно очевидна.

В числе документов, обнаруженных при ликвидации стачечного комитета, якобы была найдена ассигновка на полтора миллиона марок, подписанная бывшим германским послом графом Пурталесом¹⁰¹.

Вот и настало время офигительных историй. Я прям вижу, как немецкий посол подписывает ассигновку на полтора лимона немецких марок и протягивает большевикам: это вам на прокламации, в ближайшем банке можете обналичить, курс примерно два к одному. А если вспомнить, как в прошлой главе Владимир Ильич пытался примерно в это же время с корнем выдрать у Клары Цеткин 50 тысяч франков (около 20 тысяч рублей), то ассигновка почти на 700 тысяч рублей была бы, наверное, последним предметом, который он мог забыть при своём паническом «бегстве в Финляндию».
Сама история про Пурталеса будет чуть ниже, а пока примечание 101:

¹⁰¹ В современной исследовательской литературе указанный факт не подтверждается [ну как так-то!] Однако известно о попытке германского и австрийского правительства подкупить редакцию газеты «Новое Время» в конце 1908 - начале 1909 г. В конце 1908 г. германский посланник граф Ф. фон Пурталес с ведома своего правительства вступил в переговоры с представителями этой газеты, предлагая ей пропагандировать на своих страницах идеи, соответствующие германским интересам… Однако переговоры были сорваны по инициативе самой германской стороны: Ф. фон Пурталес решил направить свои устремления на менее значительные органы печати, где, как он выразился, «для нас открывается обширное поле деятельности, на котором с терпением и последовательностью могут быть достигнуты результаты и предотвращена беда. Условием, конечно, является постоянная работа с разными газетами, агитационные средства и, так сказать, работа в широком размере».

На первый взгляд здесь всё объясняется нормально, но если посмотреть внимательней, то легко обнаружить, что историю с попыткой подкупа газеты (для, по сути дела, борьбы за мир, - «предотвратить беду»), нам пытаются представить равноценной выдаче денег на явно подрывную деятельность. А ведь, например, сама Российская Империя, борясь за кредиты в период Русско-Японской войны, вполне легально занималась подкупом французских газет, для соответствующей пропаганды.

А теперь действительно забавный апокриф:

Желая проверить это обстоятельство из других источников, более верных, так как сам я не мог видеть донесения по этому делу начальника Охранного отделения, ибо не принадлежал к числу лиц, ведающих политическим розыском; я, насколько помнится, обратился с осторожными вопросами по этому делу к помощнику секретаря Александру Николаевичу Митрофанову, который иногда делился со мной особо секретными сведениями и который всегда был в курсе всех департаментских дел; он подтвердил мне все вышеизложенные сведения, причем добавил еще, что задержанная ассигновка якобы послужила главным основанием, что бывший царь согласился подписать приказ о мобилизации, убедившись в коварстве Германии.
Насколько помнится, он мне рассказывал, что бывший царь не хотел долго верить проискам германских агентов, а когда ему была предъявлена ассигновка и подробно все изложено, то он якобы даже вызвал графа Пурталеса и, предложив ему вопрос, как он смотрит на происходящие события в Петрограде, и не может ли здесь, в этих событиях играть какую-либо роль соседняя держава, после отрицательного ответа Пурталеса предъявил ему означенную ассигновку, при виде которой с Пурталесом сделалось якобы дурно, после чего ему были вручены верительные грамоты и подписан приказ о мобилизации¹⁰².

Комментарий 102 вполне адекватный, но, как мне кажется, излишне длинный (пересказаны почти все дипломатические перипетии накануне ПМВ), ведь и так понятно, что ничего этого на самом деле не было. Но, что любопытно, следователей этот рассказ г-на Гагарина всё-таки заинтересовал, и во время второго допроса – на бис! - он «припомнил», что граф Пурталес вообще упал в обморок.

Но где-то здесь рассказчик окончательно понял-таки, что именно хотят от него услышать следователи:

Неоднократно приходилось слышать в разговорах среди чинов Департамента полиции, что Ульянов-Ленин хотя и числился постоянно живущим за границей, но иногда бывал в России, что было небезызвестно чинам охранных отделений, которые его не трогали, а вели лишь за ним наблюдения, выясняя его связи и знакомства¹⁰³.

Эх, где наша не пропадала! Прильнём к источнику знаний:

¹⁰³Вероятно, в показаниях речь идет о нелегальном возвращении В.И. Ульянова (Ленина) в Петербург 8 (21) ноября 1905 г. За два последующих года он сменил 21 конспиративную квартиру. Избегая ареста, в августе 1906 г. Ленин переехал на дачу «Ваза» в поселок Куоккала (Финляндия), откуда периодически выезжал в Петербург, Москву, Выборг, а также в Стокгольм, Лондон, Штутгарт. В декабре 1907 г. он вновь эмигрировал в Швейцарию.

Нет, г-жа Иванцова, это невероятно. Дело в том, что г-н Гагарин в самом начале ясно сказал, что в полиции работал с января 1909 г. К тому же в декабре1907 года Ленин покинул РИ уже будучи в активнейшем розыске, спасаясь от постоянных облав; какое уж тут «специально не задерживали»! Но подробней об этом чуть ниже.
Что касается «периодических выездов» из п. Куоккала, то, во-первых, насколько я знаю, в этот период Владимир Ильич в Москву вообще не ездил, а во-вторых, рассказывается об этом с такой подачей, как будто он из Финляндии в Лондон и Стокгольм через границу с такой же частотой, как в Петербург мотался. На самом деле, выездов было два: с конца апреля по начало июня 1907 г. (на Лондонский съезд РСДРП) и примерно с 1 по 11 августа того же года, в Штутгарт на VII Международный социалистический конгресс II Интернационала.

Вернёмся к показаниям. Наш болтливый дурачок на уже сказанном не угомонился и завершил свой первый допрос обличением Ленина со товарищами в работе на охранку:

Последнее обстоятельство может быть установлено справочным листком из партии социал-демократов на Ульянова-Ленина, хранившимся в Департаменте полиции, и таким же листком, обязательно имевшимся в крупных охранных отделениях, как-то: Петрограде, Москве, Варшаве.
Своевременный же отъезд Малиновского, Зиновьева и Ленина за несколько часов до ликвидации, по моему мнению, не оставляет ни малейшего сомнения, что или вся эта троица, или каждый порознь способствовали ликвидации.
Показание прочитано, записано с моих слов правильно.

Что-то мне подсказывает, что своей смертью рассказчик не умер.
Как я уже говорил, эти показания показались следователям очень интересными, и они решили допросить г-на Гагарина ещё раз. Во второй своей попытке он в принципе рассказал всё то же самое, лишь слегка расцветив повествование пикантными подробностями. Например, рассказ про Ленина выглядел уже так:

т тех же сослуживцев [в этот раз Гагарин назвал их поимённо. Думаю, они были ему очень благодарны] мне неоднократно приходилось слышать, что Ульянов-Ленин, Зиновьев и Малиновский (бывший член Государственной Думы) бывали в России с ведома жандармских властей, которые устанавливали за ними наблюдение с целью выяснения как их деятельности, так и лиц, к ним примыкающих, но их не трогали. Таким образом, я хочу сказать, что все эти три лица могли быть невольными сотрудниками Охранного отделения, хотя не имею данных отрицать того обстоятельства, что они были сознательными сотрудниками, в особенности если принять во внимание их заблаговременный отъезд при аресте стачечного комитета. Осветить истинный характер деятельности этих трех лиц может имевшаяся в Особом отделе переписка по наблюдению за ними, а что таковая была - это мне хорошо известно, я сам держал ее в руках¹⁰⁴.

Этот рассказ почти ничем не отличается от первого захода, но составители почему-то посчитали нужным уточнить какие-то нюансы:

¹⁰⁴ Допрашиваемый в своих показаниях указывает на донесения А.А. Красильникова который с ведома Департамента полиции проживал в Париже с 1909 г. Фактически являясь главой внешней разведки, А.А. Красильников уделял внимание не только заграничной деятельности российских социалистов, но и сбору политической информации по европейским странам и их внешнеполитическому курсу. Интересно, что в ряде случаев им отсылались и фальшивые донесения. Например, известна справка заграничной охранки с сообщением о приезде в Берн в декабре 1916 г. В.И. Ульянова (Ленина) и о посещении им германского посольства (подробнее об этом см.: Перегудова З.И. Политический сыск в России 1880-1917 гг. М., 2000. С. 164-165).

Здесь странно абсолютно всё! О донесениях Красильникова Гагарин упоминал позже и совершенно в другом контексте. На указанных страницах книги Перегудовой говорится про фальшивку о Сталине – агенте охранки. Про работу Заграничной агенетуры рассказывается на страницах 102-112. О том, что Красильников отсылал указанную выше справку не сказано ничего (очередное враньё!), наоборот, там русским языком написано, что эта фальшивка составлена уже в середине 20-х... Удивительное нагромождение несуразиц в небольшом и вроде бы ни к чему не обязывающем комментарии!

Но ларчик открывается просто: г-жа Иванцова старается использовать малейшую возможность, чтобы продемонстрировать так разрекламированную ею во вступлении «упорядоченность» Следствия. Именно поэтому, даже в случае, когда нам сейчас ясно видна абсурдность показаний свидетеля, стараниями мадам редакторши создаётся видимость того, что в то время для Следствия это было совсем не очевидно. Что оно не просто гребло под себя все сплетни не глядя - нет! - там даже под самыми идиотскими наговорами была некая документальная подоплёка.

Сейчас я попробую на данном конкретном примере чуть ярче выявить мотивировку г-жи Иванцовой.
Вот какой-то невеликий чин дореволюционной полиции рассказывает нам о том, что Ленин с двумя товарищами в 1914 году распространял прокламации в Петербурге и почти наверняка был полицейским стукачом. Тебе кажется это бредом, современный читатель? Попридержи коней! Ведь сам начальник Зарубежной охранки снабжал Российскую полицию (а через неё – «образцовое» Следствие) соответствующими донесениями! Так что виновен в кажущейся недостоверности показаний именно он – Красильников, который к тому же ещё и славился тем, что в ряде случаев засылал в центр фальшивки…
И г-же Иванцовой явно похрен, что никаких подобных «донесений» Красильников не посылал, и что ни единого примера полученной от него «фальшивки» она привести не сможет.

Так что давайте сейчас вспомним о заграничных поездках Ленина на фоне реальной деятельности царской полиции и её зарубежного отделения в тот период. Для этого я приведу все соответствующие выдержки из «Биохроники» (http://leninism.su/biograficheskie-xroniki-lenina/102-tom-22.html), где есть слова о полиции. За исключением (для экономии места) нескольких десятков упоминаний о том, как полиция в разных городах России изымала статьи, книги и брошюры авторства Ленина.

Итак, долгие месяцы изымая, запрещая и уничтожая горы ленинской литературы, полиция наконец-то осознаёт, что с этим надо что-то делать:
Февраль, 28 (март, 13) 1907 г. Московский комитет по делам печати посылает отношение прокурору Московской судебной палаты с просьбой возбудить судебное преследование против автора книги «Две тактики социал-демократии в демократической революции».

Март, 1 (14). Петербургская судебная палата утверждает распоряжение Петербургского комитета по делам печати о наложении ареста на книгу В. И. Ленина «Две тактики социал-демократии в демократической революции».

Апрель, 10 (23). Судебный следователь 27 участка г. Петербурга пишет отношение Петербургскому окружному суду о розыске Ленина через публикацию.

Апрель, 18 (май, 1). Петербургский окружной суд на основании отношения следователя 27 участка г. Петербурга выносит решение о розыске Ленина.

Как видим, полиция уже начала розыск Ленина, и в аккурат после этого (назло Гагарину и Иванцовой) Ильич первый раз в рассматриваемый период сваливает за границу:

Вторая половина апреля, ранее 21 (4 мая). Ленин уезжает в Копенгаген, где предполагалось открытие V съезда РСДРП.

Но отечественные пинкертоны не дремлют:

Май, не позднее 19 (1 июня). Судебный следователь 27 участка г. Петербурга в ответ на запрос судебного следователя 1 участка г. Москвы от 16 (29) марта сообщает, что у него в производстве имеется дело по обвинению Ленина в составлении и распространении брошюры «Пересмотр аграрной программы рабочей партии» и что под псевдонимом Н. Ленин «скрывается видный представитель Российской с.-д. рабочей партии». В документе сообщалось о розыске Ульянова-Ленина. По данным следствия, указывалось в нем, выяснилось, что «Ульянов... (имя жены неизвестно), недвижимости не имеет, по приметам «полный, роста среднего, блондин», особых примет нет».

И удивительное дело, но Владимир Ильич вскоре ухитряется беспрепятственно въехать на территорию РИ. Но как?! Как ему это удалось? Просто ума не приложу…

Между 25 мая (7 июня) и 2 (15) июня. Ленин по окончании съезда возвращается из Лондона в Куоккала.

В то время, когда славная российская полиция полным ходом ведёт розыски полного блондина в жёлтом ботинке, от уже знакомого нам Красильникова слышится звоночек:

Июнь, 9 (22). Заведующий заграничной агентурой в Париже доносит в департамент полиции, что Ленин живет в Финляндии по паспорту, выданному в Берлине на имя германского подданного, типографщика Эрвина Вейкова.

Не проходит и недели:

Июнь, 16 (29). В департамент полиции поступает донесение заведующего заграничной агентурой от 9 (22) июня 1907 года о местонахождении Ленина; особый отдел составляет на основании агентурных сведений справку о В. И. Ульянове (Ленине).

Дореволюционные дукалисы продирают глаза:

Июнь, 17 (30). Особый отдел департамента полиции отдает распоряжение начальнику петербургского губернского жандармского управления возбудить вопрос о выдаче Ленина из Финляндии.

Бюрократические шестерёнки приходят в движение:

Июнь, 18 (июль, 1). Департамент полиции предлагает начальнику петербургской охранки сообщить все имеющиеся данные о В. И. Ульянове (Ленине) начальнику петербургского губернского жандармского управления для привлечения Ленина в качестве обвиняемого и возбуждения вопроса о выдаче его из Финляндии.

Ну а Москва, как обычно, живёт своей жизнью:

Июнь, 20 (июль, 3). В ответ на запрос судебного следователя 1 участка Москвы начальник московской охранки сообщает, что Владимир Ильич Ульянов на жительстве в Москве не значится.

Июнь, 22 (июль, 5). Судебный следователь 1 участка Москвы, рассмотрев производство по делу об издании брошюры Ленина «Две тактики социал-демократии в демократической революции», пишет постановление о том, чтобы дать публикацию о розыске автора брошюры, и направляет его на утверждение в Московский окружной суд.

Наконец, ситуация для автора брошюры начинает приобретать серьёзный оборот:

Июнь, 23 (июль, 6). Департамент полиции издает и рассылает циркуляр со списком лиц, подлежащих розыску и аресту. В списке под № 2611 значится «Владимир Ильич Ульянов (псевдоним Н. Ленин)» и дается распоряжение: «Арестовать, обыскать, препроводить в распоряжение судебного следователя 27 уч. г. С.-Петербурга».

Кольцо сжимается:

Июль, 17 (30). Начальник московского охранного отделения доносит в департамент полиции, что, по агентурным сведениям, Ленин постоянно живет в Териоках.

Но тут Владимиру Ильичу определённо везёт и именно в этот момент он из Териоки уезжает:

Июль, 21—23 (август, 3—5). Ленин участвует в работах Третьей конференции РСДРП («Второй Общероссийской») в Котке (Финляндия).

И следует ещё дальше:

Около 1 (14) августа. Ленин вместе с И. П. Гольденбергом (Мешковским) выезжает в Штутгарт (Германия) на VII Международный социалистический конгресс II Интернационала.

Второй выезд был недолгим:

Август, не ранее 11 (24). Ленин возвращается из Штутгарта в Куоккала (Финляндия).

В то время, как полиция в России потеряла след, из Парижа снова летит оперативная весточка от Красильникова:

Октябрь, 10 (23). Заведующий заграничной агентурой в Париже сообщает в департамент полиции, что «известный Ленин, он же Ульянов, получает корреспонденцию по нижеследующему адресу: Finland, Terioki, Herrn Paavo Kakko, на внутреннем конверте: «Для Л-на»».

Октябрь, 29 (ноябрь, 11). Финляндское жандармское отделение в ответ на запрос департамента полиции подтверждает, что Пааво Какко получает корреспонденцию на имя Ленина.

Красильников не успокаивается (ему, очевидно, из Парижа виднее):

Октябрь, 31 (ноябрь, 13). Заведующий заграничной агентурой в Париже доносит в департамент полиции, что у Ленина на даче «Ваза» в Финляндии в июле и августе проживал Камо (С. А. Тер-Петросян).

И только теперь проблемы у лидера большевиков нарастают лавиной:

Ноябрь, 14 (27). Чиновник особых поручений при министерстве внутренних дел в рапорте директору департамента полиции сообщал, что за Лениным в Териоках установлено наблюдение.

Ноябрь, ранее 20 (3 декабря). Ленин, скрываясь от полиции, уезжает из Куоккала в Огльбю (близ Гельсингфорса).

Ноябрь, 22 (декабрь, 5). Судебный следователь 27 участка г. Петербурга направляет выборгскому губернатору предписание принять меры к тому, чтобы немедленно были предприняты розыски Ленина в Выборге и во всей губернии.

Декабрь, ранее 8 (21). Ленин участвует в заседании Большевистского центра, на котором было принято решение перенести издание «Пролетария» за границу. Большевистский центр поручает Ленину, А. А. Богданову и И. Ф. Дубровинскому выехать за границу и организовать там издание «Пролетария».
Ленин выезжает из Огльбю в Гельсингфорс; здесь он проводит совещание с большевиками, приехавшими из Петербурга.
Ленин едет поездом из Гельсингфорса в Або (Турку), проделывая во избежание ареста преследовавшими его агентами охранки часть пути пешком. В Або Ленин приходит в дом финского социал-демократа В. Борга (ул. Пуутархакату, 12), который должен был организовать отправку Ленина на пароходе в Швецию.
Ленин в сопровождении финского социал-демократа Людвига Линдстрёма на лошадях отправляется из Або (Турку) на остров Нагу, где он должен был сесть на пароход, следующий в Стокгольм. Доехав до первого пролива, Ленин и Линдстрём на пароме переправляются на остров Кусте и продолжают путь на лошадях до следующего пролива, переходят по льду через пролив и останавливаются в местечке Кирьяла, на постоялом дворе крестьянина К. Фредрикссона. Здесь Ленин пробыл три дня, дожидаясь санного пути.

Декабрь, ранее 10 (23). Ленин и Линдстрём на санях переезжают из поселка Кирьяла В поселок Парайнен (Паргас).
Ленин из поселка Парайнен (Паргас) в сопровождении председателя местного кооператива К. Янсона и полицейского В. Руде на лошади выезжает на остров Лилль Меле, где ему пришлось ждать несколько дней, пока не замерзнет пролив, Отделяющий Лилль Меле от острова Нагу (Науво).

Декабрь, 12 (25). Ленин в сопровождении финских крестьян пробирается по льду пролива с острова Лилль Меле на остров Нагу (Науво). Во время этого перехода Ленин едва не погиб: лед стал пропаливаться, и ему лишь чудом удалось спастись.
Ленин с острова Нагу на пароходе «Боре-I» отплывает в Стокгольм.

Продолжение следует.

https://kytx.livejournal.com/12367.html

Клоны прапорщика Ермоленко (СДБ, т. 1, документы 41-67)

Этими документами завершается первый из девятнадцати томов Следственного дела. По какой-то причине здесь составители сборника не стали публиковать те документы, которые были посвящены июльскому мятежу (41, 44-51), типа "Протокол допроса рабочего мастерской Петроградской усиленной автомобильной бригады П.С.Карпа о событиях 3-5 июля в г. Петрограде, свидетелем которых он был". А жаль, я бы, например, почитал с интересом. Особенно, учитывая содержательность тех документов, которые показались составителям более заслуживающими внимания. Ещё часть не публикуемых документов (№№ 42, 52, 54, 55, 57-60, 64-66) носят очевидно технический характер.
Первым полноценным документом (№43) оказался протокол допроса некой Богданович, которая, узнав из газет о "преступлениях" хорошо известного нам М.Ю. Козловского, сама написала в редакцию, чтобы поделиться своей болью.
Оказывается, Козловский должен был представлять её интересы в каком-то захолустном имущественном деле, но своими обязанностями явно манкировал. Г-жа Богданович в течение 4-6 месяцев осени 1915 - весны 1916 гг трижды звонила в адвокатскую контору, где ей неизменно говорили, что Козловский находится за границей. Оскорблённая невниманием к своей персоне клиентка удостоверила следствие в том, что он произвёл на неё "отрицательное, даже отталкивающее впечатление". Какую ценность имеют сейчас эти показания, я искренне не понимаю.

Документ №53: "Протокол допроса штабс-капитана гвардейского Кексгольмского полка Е.А.Шишкина". Это такой как бы облегченный вариант показаний прапорщика Ермоленко. Штабс-капитан через месяц после начала войны был ранен, контужен и попал в плен. Вплоть до мая 1917 года он и просидел в плену. Далее нам, в принципе, всё более-менее знакомо. Немецкие врачи уже в самом начале 1917 года доверительно сообщали нашему штабс-капитану, что дело Германии - труба, и надежда только на самый быстрый мир. И тут... "прошёл среди всех слух о том, что партия социалистов во главе с Лениным желает проехать из Швейцарии в Россию". Что началось! Свидетель Шишкин "категорически удостоверил" следствие, что "с проездом Ленина произошло резкое изменение в настроении немцев, это резко бросалось в глаза каждому, кто жил тогда в Германии". Ну конечно, - такая фигура через страну промчалась! Понятно, что даже слухи об этом перевернули настроение нации.
Чтобы было понятней, поясню, что сам г-н Шишкин не видел и не слышал абсолютно ничего. Оперировал он исключительно такими вот оборотами: "прошёл слух о том, что Ленин...", "передавали, что Ленин предполагает...", "попадали заметки в виде намёков, что Ленин...", "по поводу Ленина определённо рассказывали..." и т. п. И это понятно, потому что он именно что находился в плену и общался в лучшем случае с мелкими чинами лагерной администрации. Но г-н Шишкин очень, очень сильно хотел помочь следствию. Так, он развеял "противоречащий действительности" миф о том, что Владимир Ильич передвигался по Германии в пломбированном вагоне. На самом деле, наш герой точно знал, что кайзер Вильгельм предоставил (правда, через посредника) в распоряжение вождя большевиков комфортные императорские вагоны. Досталось от штабс-капитана и Александре Михайловне Коллонтай: "могу только констатировать, что по её поводу в Германии слышались едкие замечания, что её собственное поведение не отвечает её теории, так как она имеет крупные бриллианты и разрешает себе роскошь".
Солидная часть показаний оказалась посвящена некому подполковнику в отставке Зиновьеву. Докладчик был свято уверен в том, что тот является отцом видного большевика Григория Зиновьева и даже убедил в этом ещё нескольких свидетелей (показания одного из них ждут нас в следующем томе). Поскольку мы знаем, что Аарон Маркович Радомыльский в армии не служил, а был владельцем молочной фермы, то рассматривать всю эту ахинею не будем.
Завершает свои показания г-н Шишкин мощно, даже с некоторым надрывом: "на основании всей фактической стороны дела... я категорически утверждаю Вам, что Ленин приехал в Петроград, войдя в соглашение с Германией, с целью способствовать успешному ведению войны Германии с Россией... Такой мой вывод основан на фактах, о которых я свидетельствую. И как говорится, готов под плаху голову отдать, что всё сказанное мною под присягою есть истина".
Думаю, если бы сам Владимир Ильич (всё таки базовый юрист) мог почитать эти вот показания, то ничего кроме слёз умиления они бы у него не вызвали.

Документ 56: "Протокол допроса старшего унтер-офицера 227-го пехотного полка Ф.П.Зиненко".
Здесь примерно то же самое: Зиненко был героическим солдатом, но тоже попал в плен, причём в бессознательном состоянии. Уже в плену потерял ногу. Он рассказал следователям о том, как Ленин объезжал в Германии лагеря военнопленных, где агитировал солдат-украинцев за отделение Украины от России. "В русских Ленин не принимал участия об облегчении их, а вот в украинцах принимал участие, доказывая и призывая их к отделению от России. Сам я Ленина лично не видал".
Без комментариев.

Документы 61, 62, 63 и 67 посвящены статье Николая Брешко-Брешковского (сына "бабушки русской революции" Е.К.Брешко-Брешковской) "Немецкие деньги для пропаганды в России". Суть истории в следующем. Некий техник Главного управления шоссейных дорог Константиновский (в статье - Константинович) находился с товарищами в секретной технической командировке в Швеции. По приезду на Родину он рассказал Брешко-Брешковскому о царящем там разгуле немецких агентов, которые не стесняясь вербовали шпионов среди российских эмигрантов. Подкатывали с немалыми суммами и к нему, но Константиновский, разумеется, решительно отказался. Интересно, что своему непосредственному начальнику - инженеру V класса Н.П. Шибанову Константиновский об этом ни словом не обмолвился (том 7, документ № 324). Никак не намекнул и остальным своим товарищам. Зато не забыл, по широте своей души, на последующем допросе указать, что ему известно о том, что подобные гнусные предложения поступали и всем остальным. Коллеги потом это решительно отрицали.
Что касается статьи, то в ней Брешковский написал, что Константиновский отказался от предложенных денег не сразу, а, рассчитывая разузнать что-нибудь интересное, сделал вид, что не прочь пойти на переговоры. И только после того, как гадкие вербовщики сунули ему на подпись какую-то пустую бумагу, дал им отлуп:
- А текст? - спросил техник.
- Текст потом мы сами впишем... А теперь...
- А теперь убирайтесь вон! - и Константинович выставил из номера агента вместе с его пустым бланком.
Такая вот история.
Статья была опубликована 9 июня 1917 года. В ней ни единым словом не сообщалось ни о Ленине, ни о большевиках вообще. Но заинтересовавшиеся описанными событиями контрразведчики дней через пять вышли на Константиновского и попросили вспомнить подробности. За ними не заржавело.
"Партии эмигрантов, прибывшие из Швейцарии и Германии, оказались при деньгах, покупали многое и широко. Вожаки эмигрантов ходили в банк, получали и переводили деньги в Россию. Этими операциями занимался в Стокгольме "Ниа банкен", получая на то ордера из Германии; обо всём этом мне известно от служащих банка...
По сведениям, полученным мною от служащих банков, Ленин заходил в банк и производил какие-то денежные операции, такие же денежные операции производили и другие видные деятели партии".
Мне кажется, стоит провести по этому поводу следственный эксперимент: зайти в какой-нибудь банк и попытаться узнать у служащих, кто и откуда получает у них деньги, ордера и прочее.
Конечно, нельзя исключать того, что наш техник-дорожник, по каким-то причинам, имел широкие и близкие (но не настолько близкие, чтобы запомнить имена) знакомства среди персонала "Ниа банкен", но тут возникают логичные вопросы: зачем он сам тёрся в этой подозрительной конторе? И это касается не только указанного банка. Сам Константиновский рассказал, что обрабатывали его в основном два человека (с конкретными фамилиями, кстати – Демке и Шварц) в кафе стокгольмского «Гранд-Отеля». Вот, как об этом заведении вспоминал один из его коллег: «Гнездом германских шпионов и агентов в Стокгольме является «Гранд-Отель» и находящееся при нём кафе «Рояль». Оба эти учреждения первоклассные и фешенебельно обставлены. Достаточно было побыть там некоторое время, чтобы стало ясно всякому, какой характер эти учреждения носят. Всегда немецкая речь, специфические разговоры о непобедимости Германии, немецкие газеты, и в их числе газета «Русский вестник», издающийся в Германии специально для русских военнопленных и для распространения известий и пропаганды в пользу Германии…
В «Гранд-Отеле» и в кафе «Рояль» часто бывал техник нашей партии Константиновский, которому известны многие факты такого же рода».
Другой коллега по секретной командировке: «Во время пребывания в Стокгольме техник Константиновский часто посещал кафе «Гранд-Отель», и затем нам рассказывал, что в этом кафе ему рассказывали всякие ужасы о положении дел в России, и это продолжалось всё время нашего пребывания в Стокгольме. Это обстоятельство привело нас к заключению, что кафе «Гранд-Отель» служит центром германских агентов-пропагандистов».
А если вспомнить, что этот любитель отдыха в дорогих заведениях - единственный из членов своей «секретной» команды повёлся на дальнейшие разговоры с немецкими агентами...
Если говорить серьёзно, то очень показательным является тот факт, что господа контрразведчики даже не пытались уточнить, какие ещё "видные деятели" получали в банке деньги по германским ордерам. А ведь и правда: разве могли такие пустяки заинтересовать контрразведку? Особенно если стоит задача не настоящих шпионов и предателей искать, а лепить заказуху под конкретного человека.
Самое же любопытное здесь в том, что эта тухлая история не на шутку заинтересовала следователей, которым контрразведчики, с барской руки, задарили свой протокол опроса нашего техника-дорожника. Они отыскали почти всех остальных участников командировки и допросили их (контрразведчики ранее, к слову, этим даже и не заморочились). Рассказ Константиновского в сжатом виде фигурировал даже в Постановлении о привлечении Ленина с товарищами к ответственности, от 21 июля (документ №132, стр. 286, кн. 1). Этой теме посвящены так же документы первой книги № 299 (стр. 500), №320 (стр. 525), №324 (стр. 527), №326 (стр. 532), а так же документы из второй книги (ч.1): №103 (стр. 212) и №104 (стр. 213). На допросах в Следственной комиссии остальные коллеги Константиновского по поводу того, знают ли они каких-то деятелей, которые заходили бы в стокгольмские банки, дружно разводили руками. Например, технический десятник Управления шоссейных дорог Д.А. Каблуков ответил так: "Никакого отношения к банкам в Стокгольме я не имел, будучи исключительно занят своим делом, и на вопросы, касающиеся деятельности "Ниа Банка" в Стокгольме, ничего решительно сказать не могу, ибо ничего об этом не знаю, равно как не знаю и про денежные операции эмигрантов". Думаю, если бы вопросы задавали не глуповатые следователи, а доблестные российские контрразведчики, то у всех пациентов тут же появилась бы масса знакомых банковских клерков (безымянных, разумеется), каждый из которых лично бы видел, как Владимир Ильич собственноручно выносил из "Ниа Банка" деньги в коробках из-под ксерокса.
Но в июле 1917-го старший судебный следователь Александров ещё был полон оптимизма и, рассылая запросы в разные уголки России, указывал: "Прошу требование исполнить, ввиду особой важности дела и спешности тот час же". Больше всего, разумеется, он хотел поговорить с самим Константиновским, но тот уже укатил в солнечную Ялту и на просьбу приехать в Петроград отказался, сославшись на плохое здоровье. В середине августа его вызвали на допрос уже местные полицейские, которые получили из Петрограда подробный темник с интересующими следствие вопросами. Ещё почти месяц Константиновский ухитрялся динамить следствие и в Крыму, но всё же 10 сентября его удалось опросить. Боюсь представить себе кислые лица столичных следователей, которые через два месяца наконец-таки дождались этих важнейших показаний. Кое-что из своего исходного рассказа шоссейный техник, конечно, расширил, но про получение денег "видными партийными деятелями" (которые, увы, так и остались безымянными) отбарабанил буквально слово в слово. Самой же вишенкой на торте оказался ответ на вопрос о Ленине: "На предложенный мне вопрос, не заходил ли в "Ниа Банк" Ульянов-Ленин и для каких операций, я отказываюсь отвечать ввиду современного политического положения". Ну, как говорится, на нет, и суда нет.
На мой взгляд, если и говорить о том, что вся эта история кого-то уличает, то исключительно российскую контрразведку: настолько тупыми и шаблонными получились её поделки.
Кстати, на сайте leninizm.su можно полистать "Биохронику" Ленина и посмотреть, чем на самом деле он занимался всё отпущенное ему в Стокгольме время 13 апреля 1917 года с 10 часов утра до 18:37.
Подводя итог документам из 1-го тома, скажу, что здесь что-то весят только показания Бурштейна, тот, хоть и абсолютно бездоказательно, но по крайней мере сам и от своего лица сочинял.

https://kytx.livejournal.com/13307.html

СДБ, том 2 (документы 68-86)

Для начала, несколько слов о том, как далее будут рассматриваться документы. К сожалению, приходится констатировать, что сборник составлен не очень удачно. Например, телеграфная переписка обвиняемых, с которой по сути дела началось расследование, ждёт нас аж в 15-м (из 19) томов Следственного дела. То есть, как следователи, по каким-то своим понятиям, документы прошнуровали, так их составители и выложили, а стало быть, ни о какой хронологической последовательности здесь говорить не приходится. То же самое и по тематике: документы идут своеобразными волнами, с непредсказуемыми вкраплениями. Допустим, пришёл на допрос свидетель с рассказом о каком-то непонятном анархисте, которого кто-то посчитал отцом Г. Зиновьева; следом за ним следователь опрашивает несколько человек о событиях 3 июля, а потом для дачи показаний заходит бывший деятель царской полиции с рассказами о деятельности большевиков до Революции. Мне, для того чтобы сформировать более-менее связный текст, приходится по сути дела читать одновременно три книги, не забывая при этом заглядывать в комментарии каждой из них.
Короче говоря, я решил облегчить себе путь хотя бы в малом. Для начала, перенесу в неопределённое будущее обзор документов, посвящённых конкретно событиям 3-5 июля 1917 г. То есть, я хочу сосредоточиться в первую очередь на доказательствах именно немецко-большевистских связей. Ну и, если какая-то компактная тема подвернётся, тоже зацеплю.
Уточню, что всё вышесказанное не касается тех «июльских» документов, в которых попадётся хоть что-то подозрительное. Пусть это будет, допустим, немецкий акцент у кого-нибудь из агитаторов, или раздача денег кому бы то ни было. Если же в рассказах будет речь только о том, как большевики призывали к свержению Временного правительства и к окончанию войны, то это просто обозначаю тэгом «июльские документы». В конце концов, составители сборника тоже, причём без всяких предупреждений, не стали публиковать большое количество свидетельских показаний, посвящённых Июльскому мятежу.
Кроме того, в сборнике есть ещё один минус: составители не включили в него некоторые из документов, которые уже были опубликованы до них. Хотя, если мне память не изменяет, в «Археографических принципах публикации» это не оговаривалось. В принципе, проблема не большая, но неудобства добавляет. Рассмотрим на примере первых сегодняшних документов. (Кстати, здесь будет видно, что не стоит пренебрегать даже теми документами, от которых составители оставили только свою краткую аннотацию). Итак, документ №69 носит довольно-таки интригующее название: «Сопроводительная записка… к письму… с сообщением о наличии в Департаменте полиции сведений о связях лидеров большевиков с германской разведкой и о нежелательности сообщения данных сведений журналисту В.Л.Бурцеву». Ну ладно, это всего лишь сопроводительная записка к письму, но и само письмо (документ №70) составители назвали не хуже: «Письмо… о результатах допроса полковника Могилёвского жандармского управления Еленского, давшего показания о наличии в Департаменте полиции сведений о связях лидеров большевиков с германской разведкой». Ну вот, казалось бы, и бинго: сейчас, наконец, будет хоть что-то конкретное. Тем более, что речь идёт о немецко-большевистских связях ещё до Революции! Но, увы, составители решили не публиковать это письмо, ограничившись ссылкой на книгу Поповой. У меня-то книга есть, но я - один из 800 счастливчиков, которому достался экземпляр этого мизерного тиража. Ну что-ж, читаем: «Секретно. Петроград, 16 июля 1917 г. Из штаба Верховного главнокомандующего получены сведения, что бывшего жандармского управления полковник Еленский, которого предложено было опросить по делу Ленина, никаких данных сообщить не мог. По словам Еленского, о связи Ленина с охранным отделением и о влиянии Германии и Ленина на забастовку в Петрограде перед самой войной могут знать бывшие начальники Петроградского охранного отделения генералы Попов и Глобачёв, их помощник полковник Прутенский и бывшие начальники контрразведывательных отделений в Петрограде Якубов и Ташкенте – Волков. Получены указания, что Департамент полиции до войны имел определённые сведения о работе Ленина на германские деньги». Вот, собственно, и всё. То есть, г-н Еленский где-то что-то слышал, но сам ничего не знал и порекомендовал обратиться к более информированным людям. Из пяти предложенных Еленским кандидатов Следствию удалось опросить двоих. И Глобачёв, командовавший Петроградской охранкой с 1915 года (документ №198), и Якубов, с июля 1916 г. возглавлявший контрразведку Штаба Петроградского военного округа (документ №230) решительно отрицали, что им известно хоть что-нибудь из заявленного балаболом Еленским. То есть «Письмо… о результатах допроса полковника Могилёвского жандармского управления Еленского, давшего показания о наличии в Департаменте полиции сведений о связях лидеров большевиков с германской разведкой» должно было называться так: «Письмо… о результатах допроса полковника Еленского, который по делу Ленина ничего сообщить не смог». Ещё раз напоминаю, что информационные аннотации для убранных под кат документов, составители делали сами.
Это не придирка и не вкусовщина: если уж составители решили не публиковать письмо, то ориентируясь на его «шапку», просто непонятно, почему фамилия персонажа, только что «давшего показания о наличии связей», сразу и бесповоротно исчезает со страниц Сборника. Ну и формулировка некорректная, на мой взгляд: о германской разведке в документе нет ни слова.
Теперь обо всём по порядку: документы №69-73 – под катом. Документ №74, это как раз тот самый Франкенштейн, о котором говорилось выше. Он содержит протоколы допросов четырёх человек. Первый – показание некого Новицкого о никому не известном анархисте Зиновьеве. Второй – показания солдата Балашова (скорее всего, о июльских событиях), убран составителями под кат. Два оставшихся – показания бывших служащих Департамента царской полиции. Последним был регистратор Особого отдела полиции Зубовский, который ничего интересного не рассказал, указав только, что из немецких шпионов знает только Парвуса. А вот на показаниях служащего того же отдела И.П.Васильева (которого перед самой Февральской революцией назначили аж заведующим) наконец-то остановимся подробней.
Этот персонаж, быстро понял, что от него хотят слышать следователи и как мог шёл им навстречу. Ленина он уличал по-простому: «я прихожу к твёрдому убеждению, что события эти 3-5 июля явились точным исполнением программы, принятой большевиками [на Циммервальдской конференции], в целях достижения во что бы то ни стало поражения России в настоящей войне». Ну, как говорится, пришёл к убеждению и пришёл, не выгонять же. Просто не стоит забывать, для кого, в конечном счёте, этот чудак пересказывал донесения царских заграничных агентов о Циммервальде. Лидеры эсеров и меньшевиков могли рассказать о конференции от первого лица, например. Им-то, как непосредственным участникам, всяко понятней была суть большевистской программы.
Чувствуя, что практически ничем не порадовал слушателей, г-н Васильев взял карандаш и оставил, так сказать, постскриптум в протоколе: «Возвращаясь к вышеизложенному, я хочу добавить, что на тесную связь большевиков с Лениным во главе с германскими социал-демократами указывает уже одно то обстоятельство, что партийная касса большевиков во время войны была передана на хранение представителям германской социал-демократии, в числе коих я помню имя Розы Люксембург ¹²⁰».
Составители, в примечании 120, не сочли нужным уточнить, что как раз Роза Люксембург в данном случае была вообще не при делах. Ну и ладно, будем снисходительными и мы: подвела память человека, бывает. Вопрос наследства Шмидта (именно эти деньги свидетель назвал большевистской кассой) мы уже рассматривали ранее, так что повторяться не вижу смысла. Правда и здесь возникает тот же самый вопрос: КОМУ он это рассказывает? Ведь меньшевики, например, тоже претендовали на те же самые деньги. Короче говоря, построить на таких «доказательствах» обвинение конкретно большевиков просто невозможно, - можно только пустить под нож всю российскую социал-демократию чохом.
Этот документ мог бы быть совсем никчёмным, но в нём есть один момент, пусть и не касающийся напрямую нашей темы, который показался мне чрезвычайно интересным.
Итак, г-н Васильев, раскрывая источники своих сокровенных знаний, выдаёт такую вот фразу: «Все вышеизложенные сведения [про Циммервальдскую конференцию и т. д.] можно почерпнуть в делах III отделения Особого отдела Департамента полиции, в сборнике циркуляров по этому отделению и в делах, где подшиты донесения вышеназванного агента Красильникова, а так же в упомянутой записке Митровича, в делах нашего Контрразведывательного отделения Главного управления Генерального штаба и в отношении отдельных лиц – в союзническом Бюро по выдаче паспортов, – английском, французском, т. к. в этом Бюро сосредоточены все сведения о лицах, причастных к шпионажу, въезд коих в союзнические страны во время войны с точки зрения союзнических интересов признаётся недопустимым».
То есть, заведующий Особым отделом Департамента полиции заверяет нас в том, что вся информация о шпионах, пытавшихся работать на территории Российской империи, хранилась у иностранцев?? Я прям несколько раз перечитал подчёркнутые слова, настолько удивительными они мне показались. На мой взгляд, это была крайне странная и чреватая большими неприятностями постановка дел. Ну и, заодно, стало понятней, почему именно с французской подачи (что бы там не свистела г-жа Иванцова) закрутилось «Ленинское дело».
Кстати, научных комментариев в этом месте нет. Зато несколькими страницами ранее есть кое-что похожее. Речь идёт о статье Н. Брешко-Брешковского, которую я разбирал в предыдущий раз. Там упоминались фамилии неких Ребингофа и Берсона, и под статьёй один из представителей отечественных спецслужб оставил следующую ремарку: «О Ребингофе и Берсоне в архиве Центрального бюро сведений нет¹¹⁷». Читаем комментарий 117: «Предположительно в статье идёт речь о специальном «союзническом» Бюро по выдаче паспортов, находящемся в Петрограде. В этом Бюро были сосредоточены все сведения о лицах, причастных к шпионажу, въезд которых в союзнические страны во время войны является недопустимым». Если сравнить этот текст с подчёркнутыми выше словами г-на Васильева, то становится очевидно, что научные комментаторы сами не имели ни малейшего понятия о том, что это за Бюро. При этом, по каким-то причинам они убрали пояснение Васильева о том, что эта контора была не просто союзническая, а именно что англо-французская.
Я здесь ни на что не намекаю, а только констатирую факт: какие-то странные повадки у научных комментаторов.
Оставшиеся документы во втором томе либо посвящены Июльскому мятежу (76, 78, 79, 80, 81, 84, 85 и 86), либо носят технический характер (75, 77, 82, 83).
Итак, во втором томе какие бы то ни было доказательства немецко-большевистских связей отсутствуют вообще.
Идём дальше.

https://kytx.livejournal.com/13425.html

Продолжение следует…

Ленин: революционер, мыслитель, человек

Сайт о жизни и деятельности В. И. Ленина

Философский взгляд на …