От авторов сайта: я предлагала автору назвать статью "Мнящая себя мозгом нации", с намеком на специфическую часть интеллигенции из письма Горькому, но автор мне ответил: "Всё-таки мужику не к лицу оскорблять женщину". Чтоб автор смог высказать наиболее искренне, пришлось для него открыть личико гюльчитай Иванцовой. Благо сейчас все есть в инете и можно сохранить скриншоты, скачать ведические видео. Виктор обещал назвать статью "Философ переходит в атаку", но...

Кстати за свой "труд" "Организатор ведического АШРАМА" получила награду от нынешних властей...

На сайте еще есть работы Штанько:

http://leninism.su/lie/3316-antiarutyunov-melkopakostnaya-lozh-o-velikom-cheloveke.html

http://leninism.su/lie/4572-kto-takoe-pankrator.html

 

 

Виктор Штанько

Философский взгляд на Следственное дело большевиков

История – странная наука. Многие люди сомневаются, а наука ли это вообще. Действительно, практически по любому историческому событию всегда можно найти разные мнения, вплоть до диаметрально противоположных. При этом современные исследователи так ловко набили руку, что чисто внешне любой бред оформляют очень убедительно: со ссылками на источники, с привлечением мнения авторитетов, наукообразными выражениями и т. п. И здесь у человека, который хочет действительно разобраться в вопросе, часто возникает соблазн, который, увы, базируется на явном заблуждении: возьму-ка я сборник документов, и, внимательно прочитав их, составлю своё, на 100% объективное мнение. В подавляющем большинстве случаев это грубая ошибка. Во-первых, часть документов в сборниках скорее всего уже будет субъективной, то есть, основанной на чьих-то рассказах. Ну и во-вторых (и это главное), если человек серьёзно не погружён в эпоху, и не обладает систематизированными знаниями по теме, документы практически наверняка просто похоронят его под собой, и, в лучшем случае, горе-исследователь очень быстро растеряет весь свой оптимизм. И что же можно сделать, чтобы бесчисленные сборники документов не остались тайным знанием для посвящённых? Ведь, например, в сборнике, который я предлагаю к рассмотрению, в аннотации написано: «издание рассчитано на специалистов по истории России ХХ в., а также на самый широкий круг читателей, интересующихся отечественной историей». Вот как сделать, чтобы этот интерес у «широкого круга» не увял раньше времени? Обычно решение задачи здесь доверяется редакторам–составителям. Именно они, с помощью вступительных статей, научных комментариев и примечаний бережно ведут слабо подготовленного читателя через сложнейший фарватер хрен знает когда произошедших событий.  Думаю, мне не надо объяснять, насколько важна, в такой ситуации, личность этого «поводыря», ведь, чем менее подготовлен читатель, тем с большей лёгкостью его можно подтолкнуть к той, или иной точке зрения.

В сборнике «Следственное дело большевиков» на ответственное место редактора была призвана Ольга Константиновна Иванцова, кандидат философских наук. На первый взгляд, логичнее было бы видеть на этом посту профильного историка, или хотя бы юриста (поскольку Ольга Константиновна вполне себе делает юридические умозаключения), но, в принципе, философия – тоже хорошо. Во всяком случае, в плане логики все построения и умозаключения г-жи Иванцовой должны быть безупречны.
И первая глава вступления, рассказывающая о формировании следственных комиссий, выглядит вполне прилично. Зато вторая («Тема закулисных «спонсоров» октябрьского переворота в отечественной и зарубежной историографии») сразу вызывает вопросы. Начинается она так:

Ставя вопрос о происхождении денежных сумм, которыми располагало левое крыло Российской социал-демократической рабочей партии, мы фактически затрагиваем более широкую тему. Речь идет не просто о «спонсировании», пусть даже незаконном, одной из российских политических партий. Выясняя вопрос об источниках ее финансирования, о том, получали ли большевики деньги от германского Генерального штаба на «развертывание революционной пропаганды», мы по сути ставим вопрос о роли «германского фактора» в русской революции.

Почему речь идёт только о левом крыле, а точнее только об одной конкретной партии? А что остальные? Неужели эсеры, меньшевики и прочие в «пломбированных вагонах» через Германию не ездили? Или «германского» финансового компромата на них не было? Нет, и компромат был (примерно той же «достоверности», что и на большевиков), и через территорию вражеской страны во время войны они прокатились вполне беспрепятственно. Может быть дело в масштабах? Ведь то, что большевикам «вменялись» гораздо большие объёмы немецкой финансовой помощи – факт неоспоримый. Но нет, забегая вперёд, скажу, что в конце своего вступления сама Ольга Константиновна прямо заявляет, что размер здесь, как говорится, значения не имеет. В общем, я не очень понимаю аргументацию г-жи философа. Идём дальше.

Эта проблема, по справедливому мнению одного из современных исследователей этой темы, являлась и до сих пор является «мучительной загадкой как для современников, так и для последующих поколений отечественных зарубежных историков и общественных деятелей». Важность ее для понимания хода российской истории начала XX в. очевидна.

Кому очевидна?? Ну, допустим, взяли большевики деньги у немцев, и что? Что это может изменить в ходе истории? Кто конкретно из современников «мучается» над этой загадкой? Пусть обращаются, поможем: облегчим, так сказать, мучения.

Вместе с тем в российской и зарубежной историографии трудно представитель себе проблематику, с которой было бы связано большее количество мифов.
С одной стороны, имеет место ее недооценка, с другой - политические спекуляции. Явной недооценкой «германского фактора» в русской революции является его замалчивание или вовсе отрицание. В этой связи уместно привести замечание Д. Волкогонова, высказанное им еще в первые постперестроечные годы о том, что «германский фактор» - «не мистификация, а историческая правда, с которой уже давно шаг за шагом стягивается непроницаемый полог».

Здесь спорить особо не с чем, «германский фактор» объективно был. До Октября его разыгрывали, как факт предательской деятельности большевиков; в советское время – как провокацию Временного правительства; сейчас пытаются отыграть назад. Непонятно одно: зачем здесь упоминание г-на Волкогонова, это что, образец объективности? Да и замечание своё генерал-перевёртыш высказал не «в первые перестроечные годы», а в 1994 году, в своей паскудной книжке. Причём, формулировка «немецкий фактор» употребляется им вовсе не в расширительном смысле (а-ля г-жа Иванцова), а в самом узком: «немецкий фактор» = «немецкий золотой ключ для большевиков». Сомневающиеся могут сами заглянуть в помойное ведро приобщиться к прекрасному, например, здесь:
http://www.belousenko.com/books/publicism/volkogonov_lenin_1.htm
Искомая цитата - на странице 200.

Но при признании реальности «закулисных спонсоров» октябрьского переворота есть опасность впадения в другую крайность - крайность переоценки их роли в русской революции. С нашей точки зрения, в истории русской революции определение источников денежных средств, находившихся в распоряжении большевиков, не может «иметь первостепенное значение для выяснения причин их успеха в октябре 1917 г.». При таком подходе к анализу темы источников финансирования большевиков есть опасность подмены исторического анализа политической трактовкой, при которой сугубо историческая проблема превращается в политическую спекуляцию.

 

 

В конце вступительной статьи мы попробуем оценить объективность самой г-жи Иванцовой на основании её же рекомендаций, а сейчас вернёмся к началу.

Ольга Константиновна проводит краткий анализ трансформации «мифа о немецких деньгах».

«Пионером» изучения темы источников финансирования большевиков по праву можно считать журналиста Г.А. Алексинского. Именно ему принадлежат первые публикации на эту тему во французской прессе в 1915 г…

…Ценность работ Г.А. Алексинского значительно снижает политическая ангажированность их автора, меньшевика и «оборонца» по своим политическим убеждениям, а также тот факт, что его публикации носили преимущественно характер журналистского расследования. Тем не менее им впервые в научный оборот был введен важный исторический источник: телеграфная переписка подозреваемых.

Короче говоря, в основном слухи, да байки. Что касается телеграмм, то вот несколько самых характерных:

…Фюрстенберг. Стокгольм. Сальтшэбаден. Номер 86. Получила вашу 123. Ссылаюсь мои телеграммы 84-85. Сегодня опять внесла 20000 вместо семьдесят Суменсон;

...Сальтшэбаден. Козловскому. Семья Мери требует несколько тысяч что делать газет не получаем;

…Фюрстенберг. Грант Отель Стокгольма. Срочно кроме 28 посланы три телеграммы. Поездка теперь невозможна. Послала письмом нарочный когда смогу приглашу вас приехать напишите откажите платить моему тестю двести рублей привет Суменсон Надеждина 36.

Да, после предъявления НАСТОЛЬКО изобличающей информации большевикам оставалось только сливать воду.

Поскольку эти телеграммы далее будут упоминаться регулярно, немного расскажу об их появлении. Началось с 29 штук, которые французская разведка, получившая задание «доказать в интересах Временного русского правительства, что группа большевиков из окружения Ленина получает немецкие деньги», собрала и по-союзнически передала русской стороне 21 июня 1917 г. Потом русская контрразведка добавила ещё 37 телеграмм. А потом уже начавшееся Следствие довело общее количество до 120 штук. Наиболее полно их содержание проанализировал американский историк С.Ляндрес, но об это ниже.

Ну и, чтобы у читателей в дальнейшем не было вопросов пройдёмся по персоналиям. Фюрстенберг (Ганецкий) и Козловский, это большевики (с оговорками), которые принимали участие в деятельности торговой фирмы Парвуса. Что касается Евгении Маврикиевны Суменсон, то она к политике никакого отношения не имела, была торговым представителем той же фирмы в Петрограде и под раздачу попала совершенно случайно, оказавшись не в том месте, не в то время. Про самого Парвуса, думаю, рассказывать сейчас особо не надо. Это Федя Бондарчук из фильма «Демон Революции»

Более предметно эта тема стала обсуждаться только весной 1917 г. Беспрепятственный проезд В.И. Ульянова (Ленина) из Швейцарии через территорию воюющей с Россией Германии и заявление им уже на следующий после прибытия 4 апреля 1917 г. в известных «Апрельских тезисах» о необходимости заключения скорейшего мира с Германией не могли не вызвать общественного резонанса и не всколыхнуть подозрения, забытые со времен Циммервальдской конференции 1915 г., на которой впервые прозвучал призыв к использованию войны для борьбы со своим собственным правительством.

Владимир Ильич вроде бы никаких поводов к подобной забывчивости не давал и никогда за войну до победного конца не агитировал. Кроме того, здесь наличествует грубая подмена понятий, причём рассчитанная на то, что читатель к концу фразы забудет о том, с чего она начиналась. В итоге у г-жи Иванцовой получается, что Ленин «призывом к МИРУ» всколыхнул подозрения по поводу «использования ВОЙНЫ».

В полную силу данная тема зазвучала лишь в июле 1917 г., когда события вооруженного выступления против государственной власти 3-5 июля в г. Петрограде заставили многих увидеть в них прямое подтверждение «купленности» их зачинщиков, большевиков.

Ниже на этом периоде мы остановимся подробней, поэтому сейчас совершим небольшой прыжок во времени.

После октября 1917 г. инициатива исследования темы германских источников финансирования большевикам перешла от Г.А. Алексинского в эмигрантскую литературу…
…При всей ценности свидетельств А.И. Деникина, П.Н. Милюкова, В.В. Руднева, Б.В. Никитина, П.Н. Переверзева, П.А. Половцева нельзя не заметить политической ангажированности их суждений, главным образом в вопросе о том, насколько значительной была та роль, которую германские деньги сыграли при подготовке октябрьского переворота…

…Помимо этого в работах российских эмигрантов обращает на себя внимание ограниченность документальной базы, на которой строятся выводы…

Короче говоря, опять байки, слухи и голословные утверждения. Но тут к процессу подключилась тяжёлая артиллерия:

Свою дань этой традиции рассмотрения телеграфной переписки подозреваемых в качестве главного свидетельства обвинения отдал и русский историк С.П. Мельгунов, в эмиграции пришедший к выводу, что она представляет собой шифровку, которая может служить прикрытием подозрительной деятельности.

Вот это молодец, так молодец! Раньше-то, походу, об этом вообще не думали. Все на полном серьёзе обвиняли Ленина в том, что он оставил без газет семью Мэри, и отжал у тестя г-жи Суменсон двухсоточку. И только проницательный Мельгунов увидел здесь что-то большее...

Несомненной заслугой историка-эмигранта было значительное расширение документальной [? – см. ниже] базы исследования, что выгодно отличает его работы от предыдущих публикаций 20-30-х гг. по этой теме, как правило, замыкающихся на анализе опубликованных Г.А. Алексинским телеграмм. На основе анализа значительного количества документального [?? – см. ещё ниже] материала, который он начал собирать еще с весны 1917 г., Мельгунов получил возможность с уверенностью утверждать, что немцы действительно субсидировали большевиков. Более того, историк сделает вывод, что без поддержки немецких денег она вообще вряд ли могла состояться.

Последнее предложение явно не согласовано (кто «она»?), ну да ладно.
Итак, давайте зафиксируем. До г-на Мельгунова все обвинения в документальном плане строились, по большей части, на телеграммах Алексинского & Co, содержание которых мы уже частично оценили. Заслуженный историк-эмигрант совершил, так сказать, научный прорыв и добавил «значительное количество документального материала». Причём, мадам философ повторила этот оборот дважды практически буквально. Забегая вперёд, можно сказать, что повторение, - это, пожалуй, её излюбленный способ установления истины. Нужно просто постоянно повторять: «это факт», «это факт», «это фактический факт», и вуаля! Я ничуть не преувеличиваю, скоро вы в этом убедитесь.

Но вернёмся к значительно расширенной документальной базе. О чём здесь идёт речь? Оказывается, вот о чём:

С.П. Мельгунов, точно так же как и Б.В. Никитин, а еще раньше Г.А. Алексинский, преимущественно строил свои обвинения на косвенных доказательствах и документах, каковыми являются используемые им телеграфная переписка подозреваемых, а также свидетельства непосредственных участников событий.

Вот это поворот! Оказывается, в качестве расширенной документальной базы тётенька впаривает нам:
1. Косвенные доказательства, которые, как известно, сами по себе ничего доказать не могут. И уж точно документами не являются.
2. Свидетельства участников событий. И под «событиями» подразумевается вовсе не процесс доставки финансов от рейхсбанка до кармана Владимира Ильича. Речь идёт о событиях эпохальных! Причём, это даже не допросы, когда человека предупреждают об ответственности за дачу ложных показаний, заставляют клясться на Библии и т.п. По сути дела, это просто рассказы современников, в стиле «Бернштейн ни секунды не сомневается в том, что…», «безымянный сотрудник какого-то журнала утверждает, что своими ушами слышал, как Покровский говорил, что…» и прочие «мамой клянусь!». И в данном контексте, разумеется, это тоже не документ. Похоже, г-жа Иванцова слабо представляет себе значение этого слова.
Ну и 3. Те же самые телеграммы! И если вы думаете, что Мельгунов исхитрился их дешифровать, или хотя бы привёл убедительную трактовку, то нет:

Ответы на эти [сами понимаете - какие] вопросы не дает и другой традиционный источник по теме финансовых субсидий большевиков [скорее всего, Ольга Константиновна имеет ввиду субсидии большевикам, ну да ладно] - телеграфная переписка подозреваемых. Более того, в последнее время этот исторический документ был подвергнут справедливой критике со стороны ряда исследователей. Так, работающий в США историк С. Ляндрес считает, что сам текст телеграмм еще не подтверждает факт причастности большевиков к получению немецких денег…

Вот какую общую оценку вкладу Мельгунова в разработку темы «немецкий фактор в Русской революции» даёт автор:

На наш взгляд, историк, в целом убедительно доказывая факт [как видите, это уже факт!] получения большевиками денег от германского источника, дает ему неверную трактовку, преувеличивая роль этих субсидий в развитии революционного процесса в России накануне октября 1917 г. То, что немцы субсидировали большевиков - а отрицать этот факт [стопудово факт!] после выхода работ Мельгунова могла уже разве что советская историография, - еще не означает, что они субсидировали русскую революцию.

Не будем обращать внимание на неуклюжие попытки г-жи Иванцовой поиграть в объективность, а просто дадим слово ей же. Вот что она пишет буквально на соседней странице:

…Доводы, приводимые американским автором [Ляндресом, см. выше], представляются верными, однако на их основании С. Ляндрес сделал поспешный вывод, утверждая, что обвинение официального следствия не имело под собой достаточных оснований.

Получается, современный американский исследователь, это тоже представитель советской историографии? Ну да Бог с ним, с Ляндресом! Просто оцените элегантность трансформации в пределах одного абзаца: от «на наш взгляд, в целом убедительно», до «отрицать этот факт может разве что конченный лошара советская историография». Лёгкость мысли необыкновенная! Тётя точно философ. И, что самое интересное, сам Мельгунов вовсе не подавал свои выводы как 100%-но доказанный факт. Желающим увидеть тот самый «золотой ключик», он не демонстрировал его на ладони, а предлагал поискать самим: «в кармане Парвуса, связанного и с социалистическим миром, и с министерством иностранных дел и с представителями генерального штаба надо искать тот самый «золотой немецкий ключ» которым открывается тайна необычайно быстрого успеха ленинской пропаганды».

Чтобы не терять ход философской мысли, вернёмся к тому моменту, когда г-жа Иванцова слегка пожурила Мельгунова за то, что он перегибал палку, говоря о том, что немцы субсидировали всю революцию.

Именно против такой подмены вопроса выступил другой российский историк-эмигрант, П.Б. Струве, заметивший, что русская революция - это не только большевики. Однако именно этот подход Мельгунова к теме германских денег во многом предопределил направление дальнейших исследований по теме финансовых субсидий большевиков, возобладав и в эмигрантской, и в зарубежной историографии. Последнему обстоятельству в немалой степени способствовали архивные находки в германских архивах в 1950-х гг.

Речь в данном случае как раз и идёт о поисках ключика в парвусовском кармане. Вот, что мы имеем в итоге:

На сегодняшний день документально подтвержден только 1 миллион марок, полученный Парвусом на «развертывание революционной пропаганды» и скорейшее заключение мира от германского правительства в 1915 г. Существуют косвенные свидетельства о получении им еще четырех миллионов, но не более.
Вместе с тем, хотя данные германского министерства иностранных дел и позволили подтвердить факт [факт!] получения большевикам субсидий из германского источника, они не позволили с однозначностью охарактеризовать характер осуществляемой между ними связи. Документы из немецких архивов свидетельствовали о намерениях германского правительства использовать большевиков с целью прекращения войны; они показали наличие прямого контакта германского правительства с Парвусом и отчасти зафиксировали факт [факт!] получения им денежных средств. Однако они не позволили проследить всю цепочку связи «немцы-Парвус-большевики».

Неопытного читателя вот такой пассаж мог бы вогнать в ступор: «данные германского министерства иностранных дел позволили подтвердить факт получения большевикам субсидий из германского источника… однако они не позволили проследить всю цепочку связи «немцы-Парвус-большевики».  Но мы – люди подготовленные, поэтому понимаем, что логическую связь здесь искать бессмысленно, поскольку информативной является только вторая часть высказывания. А первая – это такая мантра, с помощью которой мадам-философ пытается нас ввести в транс: это факт… это факт… это факт... Но у нас, на этот случай, сохранилась с перестроечных времён баночка с заряженной Аланом Чумаком водой. Начинаем втирать целебную жидкость в темечко плавными круговыми движениями по часовой стрелке… Туман постепенно рассеивается… И вот! Оказывается, немецкие архивные находки доказали лишь то, что в кармане Парвуса были немецкие деньги! Насколько я знаю, это уже давным-давно никем особо и не опровергается. Выходит, мы снова остаёмся с багажом Мельгунова, то есть:
1. Телеграммами, которые умножил на ноль Ляндрес.
2. Рассказами современников.
3. Косвенными доказательствами.
Это всё! И я здесь вовсе не выдумываю. Г-жа Иванцова сама пишет об этом русским языком.

Что касается 1 миллиона марок, то я уже когда-то писал об этом и могу только повторить. Отрывок из моей старой статьи начинается цитатой из книги историка Ю.Фельштинского: «указания на выдачу Гельфанду-Парвусу 1 миллиона рублей имеются в документах германского МИДа. 23 января 1916 года германский посланник в Копенгагене Брокдорф-Ранцау сообщил канцлеру, что Парвус "вернулся в Копенгаген после трех недель пребывания в Стокгольме, где он встречался с русскими революционерами". И далее: "Сумма в 1 млн. рублей, предоставленная в его распоряжение, была немедленно выслана, уже доставлена в Петроград и используется по назначению».
В конце 1915 – начале 1916 годов Ленин находился на «курортах Швейцарии», Парвус, в это же время, «встречался с русскими революционерами» в Стокгольме, а деньги – уже «использовались по назначению» в Петрограде.
http://leninism.su/lie/3316-antiarutyunov-melkopakostnaya-lozh-o-velikom-cheloveke.html?showall=1

В немецких исследованиях Ольга Константиновна видит следующие конкретные недостатки:

Остались открытыми вопросы: какая часть из полученных Парвусом денег «дошла» до своего адресата; каким образом Парвус передавал деньги - напрямую или через вложения в коммерческую деятельность; если он их вкладывал, то во что именно; какой характер носила его связь с большевиками - прямой или опосредованный; знали ли они о том, от кого получали деньги; кто именно из большевистских лидеров был задействован в цепочке передачи денег и т. д.

Ага, сущие пустяки.
Ну и ещё давайте сравним два высказывания:
1. Вот что она сейчас пишет про немецкие документы: «они не позволили проследить всю цепочку связи ”немцы -Парвус-большевики”». (стр. 17).
2. А вот что далее будет писать о тех документах (в первую очередь – телеграммах), которые контрразведка передала следствию ещё в июле 1917-го: «они наглядно проиллюстрировали всю цепочку связи ”немцы-Парвус-большевики”». (стр. 59).
Так что не надо расстраиваться по пустякам, Ольга Константиновна: всё было доказано ещё век назад.
Хотя… Есть ещё третья цитата: «Однако телеграфная переписка не позволяла… детально проследить всю цепочку связи ”немцы-Парвус-большевики”». (стр. 60).
Адекватному человеку впору было бы удавиться на этой цепочке. Но г-жа Иванцова в своих извращённо-философских целях использует её ещё неоднократно.

Подведём промежуточный итог:

Таким образом, и российская эмигрантская, и зарубежная историография в последние десятилетия столкнулись с проблемой исчерпанности источниковой базы, на которой традиционно строятся исследования темы немецко-большевистских связей накануне октября 1917 г.

И обратимся к современным исследованиям:

Одновременно с публикациями уже известных, но не доступных российскому читателю мемуарных источников вышел целый ряд исследовательских работ. Отечественные историки начали с обращения к личности самого Ленина, уточнения его биографии и созданного советской историографией политического портрета, в который тема немецко-большевистских связей внесла серьезные коррективы. Пересмотру традиционных представлений о его личности и деятельности не в малой степени способствовали и переиздания вышедших на западе исследований, так или иначе характеризующих лидера большевиков, в частности Р. Пайпса, Г.М. Каткова и Р. Пейна…

Показательно, что мадам никак не упоминает Владлена Терентьевича Логинова. Очевидно, что качество исследования стоит для неё далеко не на первом месте. Главное, чтобы оно пересматривало те «представления» о Ленине, которые её лично не устраивают. Точно такой же принцип отбора (см. ниже) она применяет к исследованиям о немецко-большевистских связях. И действительно, зачем упоминать работы В.И.Старцева, или книгу Г.Л.Соболева «Тайный союзник. Русская революция и Германия», ведь для Ольги Константиновны важна одна - конкретная - точка зрения:

…Из работ по теме немецко-большевистских связей, вышедших в последнее время, особого внимания с точки зрения ломки штампов советской историографии заслуживают труды В.И. Кузнецова «Тайна октябрьского переворота. Ленин и немецко-большевистский заговор» и Г.З. Иоффе «Из истории борьбы за власть в 1917 r.». Существенным вкладом этих исследований является предпринятая в них попытка пересмотра традиционных подходов к этой теме, выражающаяся в попытке перейти от констатации факта [факта! Не забываем] получения большевиками финансовых субсидий из германского источника к определению роли выявленного «германского фактора» в развитии революционного процесса 1917 г. Вместе с тем и в этих работах имеет место определенная натяжка в отношении «германского фактора» в русской революции.

С опусом г-на Кузнецова я не знаком, но вот сборник под редакцией Г.З.Иоффе у меня на книжной полке стоит. Давайте проверим, насколько корректно рассказывает нам г-жа Иванцова об этой книге. Итак, она утверждает, что авторы (точнее составители) сборника отталкиваются от того факта, что большевики точно получали немецкие деньги, и уже на этой основе пытаются определить насколько сильно это повлияло на общий ход Революции.

Читаем авторское предисловие:
«Широкое хождение приобрела версия о финансовой поддержке Ленина и большевиков германскими военными и гражданскими властями, версия в крайнем своём выражении представляющая Ленина и некоторых других большевистских руководителей прямыми агентами Германии. Однако, даже те серьёзные историки, которые считают версию о германских субсидиях доказанной, не принимают утверждение о Ленине, как о немецком агенте. Ленин был прирожденным лидером, исключавшим навязывание ему какой-то посторонней воли».
Как видим, речь идёт всего лишь о версии. И из контекста понятно, что, по мнению авторов, существуют-таки серьёзные историки, которые вовсе не считают эту версию доказанной.

Еще больше об отношении авторов сборника к «ломке советских штампов» говорит текст на стр. 110: «По имеющимся опубликованным немецким документам невозможно найти какие-либо «финансовые следы» большевистско-немецких связей или какой-то намёк на факты большевистско-германского альянса».
Пожалуй, теперь есть основания сделать некоторые выводы и о самой мадам-философичке. Мне кажется, что речь здесь может идти в лучшем случае о плохой памяти, или выдаче желаемого за действительное, а в худшем – о непорядочности её, как исследователя.

Далее речь пойдёт о действительно замечательном историке (ныне, увы, уже покойной) Светлане Сергеевне Поповой, авторе книги «Между двумя переворотами». Г-жа Иванцова говорила ранее о многих авторах и исследователях. Кого-то она просто упоминала, кого-то могла разок поукорять в политической ангажированности, но вот при упоминании Поповой с Ольгой Константиновной начинает происходить что-то странное. В интернете такое явление обычно называют «нехило подгорело», «подорвало пукан» и т.п.

Сначала она отработала по классическому рецепту: хочешь посильнее обосрать – сперва похвали:

Прорывом в теме изучения темы германских денег является исследование С.С. Поповой «Между двумя переворотами. Документальные свидетельства о событиях лета 1917 г. в Петрограде (по французским и российским архивным источникам)». Безусловным достоинством работы является обращение к непосредственным документальным источникам, в том числе и к архивным. Нет необходимости перечислять достоинства и важность этого исследования: тщательность комментирования, попытка воссоздания целостной картины происходящего и дополнения материалов официального следствия по «делу Ленина» с привлечением множества других фондов, в том числе фондов РГВИА и РГВА, и пр. Однако трудно назвать исследование объективным, если на его титуле значится: «Документальное опровержение одной новомодной антисоветской фальшивки». Убежденность автора в деле Ленина как в такой «антисоветской фальшивке» заставляет автора крайне односторонне относиться ко всем богатейшим документальным свидетельствам, привлеченным к исследованию, выстраивая их определенным образом.

Поскольку никаких примеров «выстраивания» г-жа Иванцова не приводит, то остановимся на первой претензии: исследование Поповой не объективно, потому, что Светлана Сергеевна вынесла свой вывод на титул книги. Давайте сейчас просто запомним эту претензию, я к ней обязательно вернусь.
Идём дальше.

Но зарубежные и отечественные исследователи столкнулись не только с проблемой ограниченности той источниковой базы, на основе которой ими делаются выводы. К сожалению, все та же идеологическая ангажированность авторов способна свести на «нет» все попытки обратиться к новым источникам (С.С. Попова).

Второй заход: теперь мадам-философ уже использует свой фирменный способ аргументации: придание большей убедительности словам посредством их повторения.

Но в конечном итоге о вкусах и «идеологических пристрастиях» не спорят. Речь идет не об этом. Представляется, что в конечном итоге зарубежная и отечественная историография в настоящее время подошли к той проблеме, когда фактическая доказанность факта субсидирования немцами левого крыла российской социал-демократии делает актуальным не столько его дальнейшую детализацию, сколько его интерпретацию, иначе говоря, «вписание» в историю развития революционного процесса в России накануне октября 1917 г. через уяснение его реального места и роли…

«Фактическая доказанность факта» – это сильно.

…образно говоря, «дверь» русского революции слишком велика для того, чтобы быть открытой этим «ключом». И в этой связи нам представляются абсолютно бессмысленными попытки «защитить» Ленина, когда даже вопреки публикуемым документальным источникам по-прежнему доказывается невинность большевиков - названная работа С.С. Поповой является ярким тому примером.

Я думаю, вряд ли Светлана Сергеевна копала настолько глубоко, и речь, скорее всего, шла не о невинности, а о невиновности большевиков, но не будем придираться. Как видим, позиции г-жи Иванцовой в заочном споре крепнут на глазах: она повторяет свой вывод третий раз. Думаю, в детские годы мало кто мог сравниться с Олей Иванцовой в полемике типа «ты дура! нет – ты! нет – ты!» и т.д.

Далее Ольга Константиновна оценивает вклад разных авторов в наполнение документальной базы. Доходит речь и до Поповой:

И наконец, самая обширная публикация документов Предварительного следствия дана в работе С.С. Поповой - в ней опубликовано 45 документов (из почти двух тысяч документов) из фонда 1826. В этой связи особенно интересно рассмотреть позицию автора.
Если публикации документов из РГВИА и РГВА, их французских источников по теме германских субсидий большевикам во многом не новы, то обращение С. С. Поповой к базовым документам официального следствия по этому делу, несомненно, ценно. За все время исследования темы германских субсидий большевикам С.С. Попова первая обратила внимание на наличие в следственном деле большевиков итоговых документов - постановления об окончании поиска обвиняемых лиц, постановление об окончании следствия, экспертных документов и т. д. Нам остается только сожалеть, что идеологическая однонаправленность исследования не дала возможность автору увидеть очевидное и верно охарактеризовать эти материалы.

Поскольку здесь опять клинически отсутствует хотя бы тень хоть какой-то аргументации, мы просто фиксируем четвёртый подход к снаряду.

Далее г-жа Иванцова даёт общую характеристику материалов Следственного дела о большевиках. Поскольку я планирую в дальнейшем сделать их краткий обзор, приведу некоторые выдержки для понимания общей картины, со своими минимальными комментариями.

На характере востребованности материалов официального следствия сказался и затрудненный доступ к ним. После октябрьского переворота все следственные материалы по событиям 3-5 июля попали в руки Верховного революционного трибунала. На архивное хранение они были переданы только в 1925 г.
При передаче архивные материалы были распределены между двумя архивами: бывшим Государственным историческим архивом г. Ленинграда (ныне ГИА г. С.-Петербурга) и бывшим Центральным государственным архивом Октябрьской революции (ныне ГА РФ). Причем документы следствия, посвященного расследованию степени участия отдельных воинских частей и чинов Петроградского гарнизона в июльском выступлении, были переданы в ГИА г. Ленинграда (ф. 1695); а материалы собственно следствия по делу о государственной измене и шпионаже большевиков - в ЦГАОР (ф. 178).
С 1939 г. доступ к документам следственного дела большевиков был ограничен: в связи с начатым в этом году следственным делом П.А. Александрова, возглавлявшего в 1917 г. расследование по делу большевиков, эти документы были затребованы органами ОГПУ и по возвращении в архив переданы на уже секретное хранение.

Отмечу здесь два момента:
1. С 25-го по 39-й год документы следственного дела засекречены не были. Хотя, как мы помним, там содержалось что-то «очевидное». Причём, очевидное настолько, что только политическая ангажированность помешала С.С.Поповой это разглядеть. Нет ли здесь некого э-э-э… противоречия?
2. По отношению к Октябрьской революции г-жа Иванцова употребляет исключительно термин «октябрьский переворот», причём со строчной буквы. На первый взгляд, это её личное дело, тем не менее, я ещё отдельно на этом остановлюсь ниже.

Материалы Предварительного следствия находятся на хранении в ГА РФ (ранее: в ЦГАОР) с 1925 г. Фонд ГА РФ 1826 содержит в себе 25 единиц хранения (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 1-25).
Не все они являются оригинальными томами Предварительного следствия. Само следствие образовано только 21 томом (соответственно, с 1 по 21 дело ф. 1826 ГА РФ). Последние три дела ф. 1826 (с 22 по 25) являются более поздними присоединениями, осуществленными в 30-60-х гг. советскими архивистами в процессе фондообразования и распределения документов на хранение между бывшим ЦГАОР и архивом Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС.

Лично мне было бы очень интересно узнать, что это за три тома (строго говоря, «с 22 по 25» - должно быть четыре) коварные коммуняки «присоединили» к документам, содержащим «очевидные» доказательства их преступных деяний, но г-же исследовательнице это было, увы, до фонаря.

При знакомстве с материалами Предварительного следствия поражает безукоризненность его делопроизводства, что самым выгодным образом отличает следствие по делу большевиков от всех остальных следствий Временного правительства. Это следствие по праву может считаться одним из «образцовых» следствий революционного времени 1917 г., что не могло не отразиться и на собранной в его ходе документальной базе.

Следствие велось безупречно – заход №1.

Весь массив документов Предварительного следствия можно рассмотреть, тематически разбив на несколько групп.
1. Первую группу и самую значительную группу составляют протоколы допросов обвиняемых и свидетелей…
2. Вторую группу образуют протоколы осмотра документов, относящихся к следствию: телеграмм, брошюр, статей, писем, финансовых документов, банковских счетов, бухгалтерских книг, а также протоколы обысков. Отметим, что подавляющее число этих документов были переданы следствию огранами контрразведки…
3. Третью группу документов образует служебная переписка Комиссии…
4. К четвертой группе относятся аналитические материалы «Предварительного следствия». Главным образом здесь выделяются доклады экспертов Государственного казначейства и Государственного банка, привлекаемых к следствию с целью анализа обнаруженных финансовых документов...
5. Наконец, пятая группа документов - это постановления и решения самого Предварительного следствия. Сюда входят постановление о начале следствия, промежуточное обвинение, вынесенное 21 июля 1917 г., постановления об аресте и содержанию под стражей, постановления о привлечении документов к следствию в качестве вещественных доказательств, постановления о «предъявлении следствия» по причине его окончания персонально каждому подследственному, а также постановление главы следствия П. А. Александрова уже непосредственно о его окончании…

Анализ документальной базы следствия позволяет сделать выводы как о полноте «Предварительного следствия», так и о его объективности, и вопреки устоявшемуся историографическому представлению констатировать тот факт, что следствие по обвинению большевиков в государственной измене было организовано образцово и с делопроизводственной, и с содержательной стороны.

Следствие велось безупречно - №2.

Источниковедческий анализ томов Предварительного следствия позволяет сделать вывод о том, что мы имеем дело с конечным результатом следственного делопроизводства: тома следствия в том виде, как они отложились в архивном фонде, это не первичные рабочие материалы следствия, т. е. не следственный рабочий «хаос», а уже во многом «стерильный» его конечный продукт.

Следствие велось безупречно - №3.

В таком виде, в каком они отложились в фонде 1826 ГА РФ, тома Предварительного следствия предъявлялись каждому подследственному в конце сентября - начале октября 1917 г. в связи с его окончанием. И именно в таком виде тома следствия должны были фигурировать на открытом судебном процессе.
Это нелишний раз доказывает, что работа следствия была завершена и что на его конечной стадии, в самом начале октября 1917 г., шла подготовка к открытому судебному процессу над партией.

Автор точно знает, что процесс должен был быть именно открытым? Я честно не в курсе.

Первая книга сборника «Следственное дело большевиков» не является пофондовой публикацией. Фонд «Предварительного следствия о вооруженном выступлении 3-5 июля 1917 г. в г. Петрограде против государственной власти» в ГА РФ не полный, и в нем отсутствуют два оригинальных тома Предварительно следствия: 3-й и 7-й. После изъятия из архива в 1939 г. в связи со следственным делом П.А. Александрова фонда «Предварительного следствия» том 7 был возвращен в архив в виде неполной фотокопии, а том 3 возвращен не был. Вместе с тем было известно, что именно в этих томах располагались важные для понимания логики следствия материалы, а именно документы, связанные с деятельностью лидера большевиков В.И. Ульянова (Ленина). В связи с этим составители сочли принципиально важным опубликовать материалы Предварительного следствия полностью и по оригинальным томам следствия. В результате проведенной поисковой работы недостающий том 3 был обнаружен в фонде 4 [В.И. Ульянова (Ленина)] РГАСПИ (ф. 4. Оп. 3. Д. 42) и включен в состав сборника. Том 7 Предварительного следствия при его публикации был сверен с оригиналом, также находящимся на хранении в этом фонде (РГАСПИ. Ф. 4. Оп. 3. Д. 43).

Так же очень интересно было бы узнать, что ещё, кроме указанных томов, хранится в РГАСПИ в фонде 4, под описью 3.

Далее мы подходим ко второй вступительной статье г-жи Иванцовой. Почему их две, я, честно сказать, так и не понял.

В современной историографии бытует мнение, что именно июльское вооруженное выступление инициировало начало расследования вопроса о германских источниках финансирования большевиков. С этой точки зрения события выглядят таким образом, что при возбуждении дела о вооруженном выступлении 3-5 июля главными зачинщиками которого являлись большевики, к следствию были приобщены более ранние донесения Деникина об их связях с германским Генеральным Штабом, в силу чего следствие приобрело уже иное направление.

«Главными зачинщиками являлись большевики», - это очередной как бы невзначай упомянутый «фактический факт». А вот что написано во вступительной статье к упоминавшемуся г-жой Иванцовой сборнику под редакцией Г.З. Иоффе «Из истории борьбы за власть в 1917 r.»: «Бывшее секретным 25-томное делопроизводство Особой следственной комиссии, которой было опрошено более 300 свидетелей… раскрывает многие факты и подробности, бывшие ранее вне поля зрения исследователей. В целом же все опрошенные признают стихийный, неуправляемый характер июльских событий, доказывают, что большевики старались придать событиям мирный и организованный характер».

Теперь мы подошли к одному из первых (хронологически) «изобличителей» большевиков – прапорщику Ермоленко. Во время Первой мировой войны Ермоленко побывал в немецком плену, там его, судя по всему, склонили к сотрудничеству с немецкой разведкой и перебросили на нашу сторону. Прапорщик, в свою очередь, сразу же пришёл с повинной, здесь уже российские фронтовые контрразведчики по сути дела заставили его написать «уличающие» большевиков показания и отправили в центр, в распоряжение Временного правительства. То, что всё это было голимой ахинеей, давно очевидно всем, кроме особо упоротых (типа небезызвестного Акима Арутюнова), и сама Ольга Константиновна это, разумеется, прекрасно знает. Но, тем не менее, повествование ведёт очень странно. Довольно долго она упоминает его показания в нейтральном тоне, типа:

При обращении к историческим фактам прежде всего бросается в глаза очевидное событийное несоответствие: донесение А.И. Деникина было датировано 16 мая, а начало Предварительного следствия относится только к 10 июля. Трудно себе представить, чтобы российская власть не прореагировала на показания Ермоленко, а ждала выступления большевиков, чтобы начать против них расследование.

Потом г-жа Иванцова выдаёт много текста, и вдруг пишет вещи, из которых становится понятно, что всё было как раз строго наоборот: трудно представить, чтобы кто-то в здравом уме стал на этот бред реагировать. Судите сами:

…уже в конце июля следствие выяснило, что многие факты, сообщенные Ермоленко представителями германской разведки, чистейший вымысел, а лиц, с которыми его знакомили в Берлине как с высшими чинами германской разведки, просто не существует в природе. Можно только удивляться, как это не было замечено в самом начале: в своих показаниях Ермоленко утверждал, что был лично представлен фельдмаршалу Гинденбургу.

Не нужно удивляться, Ольга Константиновна, это всё было замечено, и именно поэтому российская власть не реагировала на бредовые басни прапорщика. Но авторше почему-то очень важно доказать, что абсурдность похождений Ермоленко не была изначально очевидна. И для этого она опускается уже до откровенного вранья:

Но Предварительное следствие потеряло интерес к этому свидетелю только после получения из его воинской части послужного списка Ермоленко, из которого вырисовалась картина его психической неуравновешенности в силу перенесенных пяти контузий.

Любой, кто откроет протокол первого допроса прапорщика Ермоленко (документ №6, стр 82 первого тома), убедится, что про свои пять контузий Ермоленко рассказал сразу.
Возникает вопрос, для чего мадам рискует быть настолько легко разоблачённой? Давайте пройдём по тому тексту, за время которого Ольга Константиновна ухитрилась «переобуться» и попытаемся разобраться. Я не буду держать интригу и скажу сразу: на мой взгляд, это было сделано для того, чтобы ей было легче разоблачить несколько исторических «мифов». Теперь я предлагаю проследить за ходом мысли авторши, чтобы уяснить суть применяемой ей методологии.

…к весне 1917 г. российская контрразведка оказалась по сути в том положении, когда об источнике финансирования большевиков догадывались все, кроме нее самой. Но когда в апреле 1917 г. прапорщик Д.С. Ермоленко дал сходные с Бурштейном показания, делу был дан ход.
На данном этапе расследования немецко-большевистских связей инициативу следствия взяли на себя Контрразведывательное отделение при Штабе Петроградского военного округа под непосредственном контролем Центрального контрразведывательного отделения Главного управления Генерального штаба.
Расследование органами контрразведки было начато в конце мая 1917 г., о чем свидетельствуют первые запросы сведений о М.Ю. Козловском, датированные 30 мая11.
Эти же соображения подтверждаются и показаниями непосредственного участника событий, Б.В. Никитина, являвшегося с 12 марта по конец июня 1917 г. начальником Контрразведывательного отделения при Штабе Петроградского военного округа. В своих воспоминаниях Б.В. Никитин подтверждает тот факт, что разработка дела большевиков была начата именно контрразведкой и значительно раньше июльских событий.

Это что за секрет Полишинеля? Уже давным-давно, ещё во времена той самой «советской историографии» было известно, что контрразведка не дремала: сочинённые аж в апреле 1917-го байки Ермоленко – именно её креативчик. Дело в том, что г-жа Иванцова пытается доказать здесь нечто другое, а именно то, что начиная с весны контрразведка выдумыванием баек не ограничилась, но развила-таки бурную деятельность и достигла серьёзных успехов.

В связи с этим необходимо отвергнуть еще один устоявшийся историографический миф, согласно которому инициатива расследования вопроса немецко-большевистских связей принадлежала союзнической контрразведке, якобы впервые обратившей внимание своих российских коллег на этот факт.

Из нижеследующих пояснений авторши видно, что имеется ввиду даже не столько «инициатива», сколько содержательность имевшихся данных. В том плане, что у французиков ничего важного не было, зато русская контрразведка была – ого-го!
В итоге мы видим очередное легко опровержимое враньё:

В делах фонда 1826 отложился протокол допроса начальника Петроградского столичного управления уголовного розыска А.А. Кирпишникова от 12 августа 1917 г., подробно осветившего историю передачи телеграмм П. Лораном.
Согласно его показаниям, на момент передачи французская контрразведка не обладала никакой конкретной информацией по данному вопросу. Ею были переданы достаточно нейтральные с содержательной точки зрения документы, вся интрига которых заключалась лишь в том, что в телеграммах рядом с одиозным именем Парвуса стояли имена Козловского, Ганецкого и Суменсон. И напротив, российская контрразведка, по его личному свидетельству, к этому моменту уже с конца мая вела дело и обладала значительно большим объемом информации (см. ГА РФ. Ф. 1826. Оп. 1. Д. 15. Л. 30-30 об.)

Теперь давайте посмотрим сам документ, в котором содержательный текст по объёму будет немногим больше «шапки», но, как нам втирает г-жа Иванцова, там вместилось «подробное освещение истории», «личные свидетельства» и т.д.

№ 12. Показание начальника Петроградского столичного управления уголовного розыска А.А. Кирпичникова. 12 августа 1917 г.
Протокол
1917 г., августа 12-го дня, судебный следователь по особо важным делам округа Виленского Окружного суда в г. Петроград, Фонтанка, д. 16, допрашивал, согласно 443 cm. Уст[ава] уголовного] судопроизводства]1, нижеименованного в качестве свидетеля и он показал:

                                                                  Кирпичников Аркадий Аркадьевич, 34 г.,
                                                                  начальник Петроградского столичного
                                                                  управления уголовного розыска,
                                                                  православный, под судом и следствием
                                                                  не состою и не состоял.
Во второй половине июня месяца с.г. я был вызван бывшим товарищем министра внутренних дел кн. Урусовым, который заявил мне, что он располагает сведениями о том, что Германия пересылает в Россию через Финляндию деньги... помимо банков и почты и что эти сведения необходимо проверить. Кн. Урусов никаких распоряжений по тому делу мне не дал, а направил меня к капитану французской службы Лорану, дав его адрес, и добавив, что я должен собрать необходимые для Лорана сведения. Капитан Лоран с обстоятельствами дела меня не познакомил, а лишь просил установить, где останавливались и с кем имели встречи несколько указанных им мне по фамилиям лиц, приехавших в Петроград через Финляндию из Швеции. Ввиду того, что капитан Лоран снабдил меня недостаточными сведениями, не мог указать даже имен, то собрать интересующие капитана Лорана сведения не представлялось возможным собрать. После никаких поручений в этом направлении я ни от кого не получал и никакими сведениями по этому вопросу не располагаю.
                     Показание писал собственноручно в присутствии судебного следователя.
                    А. КИРПИЧНИКОВ
                    Судебн[ый ] следователь ] БОКИТЬКО
                   ГА РФ. Ф. 1826. Оп. 1. Д. 15. Л. 30-30 об. Автограф.

Сравните это с художественным свистом Ольги Константиновны.

Идём дальше.

Еще до передачи союзнической контрразведкой телеграмм и тем более до июльской стычки с большевиками Временное правительство придавало большое значение ведущемуся органами российской контрразведки расследованию вопроса о связях большевиков с германским генеральным штабом. Осуществляемому контрразведчиками следствию был создан особый режим благоприятствования. Это обстоятельство также практически не нашло своего отражения в современной исследовательской литературе, однако оно важно для понимания истории расследования.
21 июня на заседании Временного правительства было принято «Временное положение о правах и обязанностях чинов сухопутной и морской контрразведывательной службы по производству расследований», регламентирующее деятельность контрразведывательных служб в России в новых, постреволюционных, условиях ведения военных действий. Его принятие было направлено на частичное ослабление норм революционного, претендующего на демократизм законодательства по отношению к контрразведке. Появление такого специального решения преследовало своей целью облегчение работы органам российской контрразведки, ведущим расследование под жестким контролем общественных организаций.
Согласно новому Положению контрразведывательным делам давалось преимущество по сравнению с общеуголовными делами - упрощалась процедура допроса, ослаблялся контроль за ходом расследования со стороны общественности, и, что особенно важно, контрразведывательным органам предоставлялось право производить самостоятельные аресты подозреваемых в шпионаже лиц и вести их допросы, даже не ставя в известность судебную власть в лице прокурора Петроградской судебной палаты. Именно на основании последнего положения еще в конце июня 1917 г. за подозреваемыми в следственном деле большевиков лицами органами контрразведки самостоятельно было установлено негласное наблюдение, а сразу же после июльских событий произведены их аресты.

Очередной «секрет, не нашедший своего исследователя», не понятно, правда, для кого это было секретом. После Апрельского кризиса было образовано первое коалиционное правительство, в котором Временное правительство более-менее нашло общий язык с «умеренным» крылом Петросовета. В резкой оппозиции к ним оказались большевики. Временное правительство, получив поддержку «слева», начало потихоньку подкручивать гайки, в том числе, в законодательстве. Объективно это было направлено против большевиков и других радикальных партий.
Что здесь не находило отражения в современной (да и не современной) литературе??
Всё это было нужно горе-исследовательнице для такого вывода:

Таким образом, расследование вопроса о происхождении финансовых субсидий большевикам было начато не 10 июля 1917 г. в рамках Предварительного следствия, а в мае органами контрразведки. И им же досталась основная содержательная нагрузка этого следствия.

Не знаю, что имеет ввиду авторша под «основной содержательной нагрузкой», ну да ладно.
Поскольку, не смотря на пространные рассказы о бурной деятельности Российской контрразведки, ни единого документального результата Иванцова не приводит, то она возвращается, как Швейк к Будейовицам, всё к тем же «французским» телеграммам.
Доморощенные штирлицы получают их в руки и…

Отметим факт, который сразу же бросается в глаза: для органов контрразведки главным было не содержание телеграмм, а простое упоминание в них лиц.

Видите, каких мощных (а главное – самостоятельных!) успехов к этому времени достигла Российская контрразведка: для них откровением стали даже личности основных подозреваемых. Шерлок Холмс нервно курит в сторонке.

Ну и о чём именно на первом этапе расследования говорило контрразведчикам «лицо» Суменсон, например? Ни-о-чём. Этим пассажем Ольга Константиновна, в своём фирменном корявом стиле, попыталась хоть как-то парировать выводы Ляндреса. На мой взгляд, результат соответствующий.

И в целом, анализируя документы Контрразведывательного отделения при Штабе Петроградского военного округа, создается впечатление, что российская контрразведка знала почти все о финансировании российских большевиков из германских источников. Контрразведка обладала информацией, но она все еще не обладала документальными доказательствами, достаточными для предъявления обвинения. Расследование дела большевиков в начале июля было только в разгаре.

Как «ловко» здесь задрапирована суть: у контрразведки к июлю месяцу кроме баек, подозрений и голословных обвинений не было абсолютно ничего.
Далее г-жа Иванцова пытается объяснить, почему контрразведчики так легко передали всю свою базу данных, несмотря на то, что слава «разоблачителей большевиков» у них была практически в кармане (это – по Иванцовой, разумеется). Явление очень нехарактерное, особенно для силовых структур.
Объяснение:

…контрразведка сама оказалась заинтересована в передаче своих материалов на доследование официальному следствию Временного правительства, тем более что уже к середине июля из собранных ею материалов стала ясно усматриваться вся сложность расследуемого дела.
И здесь не маловажным для контрразведчиков обстоятельством оказалось то, что из собранного ими материала вытекала несколько иная картина состава преступления, чем предполагалось вначале.
Все дело в том, что контрразведчики, как более опытные, достаточно быстро оценили всю сложность ведения дела об опосредованно-коммерческом характере связи подозреваемых в шпионаже с их зарубежными патронами. Им, неоднократно работающим с материалами о шпионаже, уже с конца июня месяца стала совершенно ясна невозможность линейной трактовки дела.
Налицо была антигосударственная деятельность и получение денег от германских источников, но прямого шпионажа в пользу Германии в их действиях не усматривалось. По собранным ею материалам явно просматривалась незаконная коммерческая деятельность, однако при такой ситуации вычленить из нее и доказать государственную измену, а тем более шпионаж крайне сложно. Следовательно, полного состава преступления, расследование которого могло бы заинтересовать российскую контрразведку, в «деле большевиков» не было. Возможно, именно в силу этих причин органы контрразведки, что называется, «без боя» отдали практически разработанную версию вместе с имеющимися в их распоряжении документами на доследование Предварительному следствию, тем более что продолжение расследования требовало значительных усилий.

Вот так!
Ну а теперь давайте, начиная от прапорщика Ерёменко, уберём все нелогичности, несоответствия и враньё.
Итак, в распоряжении контрразведчиков были только неуклюжие байки Ермоленко (ими же сочинённые) и немногим лучшие показания Бурштейна. От французов тоже ничего явно доказательного получено не было. Получается, что использовать это убожество можно было только на волне эйфории (после Июльского мятежа), причём очень недолго, пока люди на улицах готовы были верить любому крику. Именно поэтому (и не почему иному) контрразведчики, с огромным (я уверен) облегчением и радостью, сплавили это говно официальному следствию Временного правительства.
В итоге, следствие пришлось начинать фактически с нуля.
Вот и всё.
Ниже г-жа Иванцова другим словами говорит о том же:

Интересно, что органы контрразведки весной 1917 г. практически не стали утруждать себя этой версией — как более опытным, им была понятна невозможность вести следствие по этому пути и видны нелепости в показаниях Ермоленко. Но после июльского вооруженного выступления возникла некоторая эйфория. Все казалось лежащим на поверхности и простым: большевики в период ведения военных действий ведут антивоенную пропаганду, выгодную только Германии; они организовали выступление 3-5 июля, направленное на свержение ведущего войну с Германией правительства; и они же, будучи рабочей партией, обладают значительными деньгами, достаточными для покупки, например, помещения крупнейшей в Петрограде типографии, где потом будут печататься «Правда» и «Солдатская Правда». По мере развития следствия и отработки этой версии все оказалось гораздо сложнее.

И вот только теперь Ольга Константиновна соизволила объяснить, что было не так с прапорщиком Ермоленко:

Много надежд следователи возлагали на российских военнопленных, вернувшихся из германского и австрийского плена. По их показаниям проходила все та же информация, что и по показаниям Ермоленко. Многие из них активно подтверждали эту версию исходя из той информации, что они получили за период пребывания в лагерях. Но, когда следователи стали сличать эти показания, выявилась курьезнейшая ситуация. Создавалось впечатление, что представители германской и австро-венгерской разведки, проводящие определенную работу в лагерях, сами активно поддерживали и распространяли такого рода слухи. Так, по показаниям ряда бывших военнопленных, к ним во время пребывания в лагерях периодически приезжали разные лица, которых само руководство лагеря представляло как «Ленин», «Троцкий».
Такая же ситуация сложилась и с показаниями самого Ермоленко: уже в конце июля следствие выяснило, что многие факты, сообщенные Ермоленко представителями германской разведки, чистейший вымысел, а лиц, с которыми его знакомили в Берлине как с высшими чинами германской разведки, просто не существует в природе. Можно только удивляться, как это не было замечено в самом начале: в своих показаниях Ермоленко утверждал, что был лично представлен фельдмаршалу Гинденбургу. Но Предварительное следствие потеряло интерес к этому свидетелю только после получения из его воинской части послужного списка Ермоленко, из которого вырисовалась картина его психической неуравновешенности в силу перенесенных пяти контузий.

Далее идёт рассказ о работе следственной комиссии. Начиналось всё, как положено, с предъявления обвинения.

Очевидна поспешность вынесения предварительного обвинения. И дело тут не в недостатке документальной базы для обвинения - оно было вынесено на основе следственного материала, образующего четыре тома Предварительного следствия. Дело в имевшей место «натянутости» обвинения…

…В отношении процитированных мест текст обвинения больше напоминает газетные и журнальные вердикты того времени на тему германских денег. Но это было понятно и самим следователям комиссии, поэтому обвинение формулируется ими как предварительное, предполагающее дальнейшую доработку.
Его появление - не показатель недобросовестности работы комиссии или же «сфабрикованного» и «бездоказательного» характера самого дела, как это часто представляется в исследовательской литературе, но вынужденная мера, вызванная необходимостью скорейшего предъявления обвинения содержащимся под стражей.

А вот если бы мадам-философ раньше не повторила бы нам три раза, что следствие велось образцово, то здесь можно было бы и засомневаться. А так… Подумаешь! Ну не исключают друг-друга ни разу слова «недобросовестность» и «вынужденность», так нам-философам и похер на это.

В силу этого следствие идет на определенный компромисс: формулирует обвинение по двум статьям одновременно, не имея на то достаточных оснований, но зато удерживая подследственных под стражей и получая возможность вести расследование дальше. И одновременно с этим начинаются переговоры через прокурора Петроградской судебной палаты о передаче Предварительному следствию, уже вынесшему предварительное обвинение основным подозреваемым, разработок органов контрразведки.

Главное не забывать мантру: «следствие было образцовым», «следствие было образцовым»…

В связи с этим не стоит преувеличивать значение самого факта передачи контрразведкой материалов для содержательной стороны работы Предварительного следствия. В определенном смысле поступившие из контрразведки документы дали готовые ответы на те вопросы, над решением которых уже работали следователи.
Но одновременно нельзя не констатировать тот факт, что после передачи контрразведывательных материалов в документальной базе Предварительного следствия происходят значительные изменения, свидетельствующие не только об ускорения темпов расследования, но и о качественном прорыве в его ходе.

Напоминаю, чем помогли комиссии Временного правительства контрразведчики: 1. Ермоленко, 2. Бурштейн и 3. французские плюс свои (столь же доказательные) телеграммы. По мысли авторши, это и есть «готовые ответы».

Одновременно это означало, что к августу начальная версия следствия о непосредственном получении большевиками денег из германских источников была отработана и оставлена. И именно здесь переданные органами контрразведки материалы, говорящие о опосредованно-коммерческом характере немецко-большевистских связей, оказали Предварительному следствию неоценимую услугу.

Не имея возможности представить читателям хоть что-то конкретное, мадам доходит до абсурда: следствию, оказывается, было невдомёк, что деньги можно передавать не только напрямую. Спасибо «подсказке друга»! Молодцы контрразведчики. Неоценимая была услуга, ничего не скажешь.

Прежде всего документы контрразведки подтвердили всю ту информацию, которой отчасти уже обладало следствие. Главным образом эту информацию подтверждал основной документальный источник контрразведки - телеграфная переписка обвиняемых за 1916-1917 гг. Помимо этого документы контрразведки не просто скорректировали список основных подозреваемых лиц, исключив из него многочисленных солдат Петроградского гарнизона, но и наглядно проиллюстрировали всю цепочку связи «немцы-Парвус-большевики». И что особенно важно, контрразведка предоставила Предварительному следствию полную информацию о характере коммерческой деятельности обвиняемых: наименование товаров, торговля которыми осуществлялась на территории России; название фирм, через которые проходили их растаможка и реализация; название банков, в которых имелись счета обвиняемых и через которые проходили денежные трансферы из скандинавских банков, и т. д.

Это просто театр абсурда! Напоминаю, речь идёт всё о той же замусоленной и опровергнутой телеграфной переписке. Как будто сама г-жа Иванцова не писала эти вот строки: «Ответы на эти вопросы не дает и другой традиционный источник по теме финансовых субсидий большевиков - телеграфная переписка подозреваемых. Более того, в последнее время этот исторический документ был подвергнут справедливой критике со стороны ряда исследователей. Так, работающий в США историк С. Ляндрес считает, что сам текст телеграмм еще не подтверждает факт причастности большевиков к получению немецких денег… Доводы, приводимые американским автором, представляются верными…»

Нет, это точно шизофрения!

Получив всю совокупность материалов контрразведки общим объемом около трех томов, Предварительное следствие столкнулись с тем, что версия контрразведки об опосредовано-коммерческом характере немецко-большевистских связей нуждалась в серьезном доследовании. Прежде всего следователи Предварительного следствия были вынуждены констатировать косвенный характер тех документальных свидетельств, на которых контрразведка строила свои выводы. И здесь речь шла о телеграфной переписке обвиняемых.

Да, блядь, о ней! Я-то как раз это прекрасно помню. У неподготовленного читателя могло создаться впечатление, что на протяжении повествования г-жи Иванцовой речь шла о разных телеграммах: одни что-то доказывали, и фигурировали в базе следствия в качестве документов наряду с прочими косвенными доказательствами; а другие сами имели косвенный характер и были разгромлены Ляндресом. Так ведь нет, всё одно и то же, просто мадам-философ играла с нами в какую-то игру, типа «то верю – то не верю».

Таким образом, приняв на доследование материалы контрразведки, Предварительное следствие столкнулось с проблемой ограниченности той доказательной базы, на основе которой ранее делались выводы по «делу большевиков». Разрабатывая дальше самостоятельно цепочку «немцы-Парвус-большевики», Предварительное следствие сделало акценты уже на других, не косвенных свидетельствах: на свидетельских показаниях обвиняемых, а также на финансовых документах - банковских счетах подозреваемых, бухгалтерской документации Е.М. Суменсон и самого крупного коммерческого предприятия большевиков - газет «Правда» и «Солдатская Правда»…

По поводу Е.М.Суменсон и прочих бухгалтерских дел мы поговорим позже, а пока сосредоточимся на газетной теме.

…Помимо этого Предварительным следствие обследуется коммерческая документация типографских контор газет «Правда» и «Солдатская Правда».
В документальной базе Предварительного следствия заключительного этапа его функционирования именно эти финансовые документы составляют самую важную часть. На их основе следствием выстраивалась вся доказательная база выдвинутого против большевиков обвинения, а отнюдь не на основе телеграфной переписки или же свидетельских показаний, как это утверждает устоявшийся историографический миф…

Стоило ли так долго мусолить сраные телеграммы, если в итоге вся доказательная база выстраивалась на документации «Правды»?!

…Отчасти свет на этот вопрос пролила история с покупкой большевиками помещения и типографии для печатания газеты «Правда». Следователей заинтересовало происхождение тех денежных сумм, на которые было куплено это помещение, считающееся самой большой типографией в г. Петрограде. Точно так же следствие заинтересовалось размером и источником тех денежных сумм, которые ежедневно затрачивались партией на издание этой газеты, а также газеты «Солдатская Правда».
В решении этой задачи следствию опять-таки неоценимую помощь оказали банковские эксперты, которыми был сделан анализ финансовой документации контор газет «Правда» и «Солдатская Правда», определивший вероятностную долю «германского капитала» в финансировании этих предприятий.

Ту есть два пути. Первый, - просто поверить тётеньке на слово. Второй, - прочитать книгу: Я.В.Козлова и В.В.Корнеева «Правда о Ленине. Ответ клеветникам».
https://www.ozon.ru/context/detail/id/143274009/
Вопрос финансирования «Правды» (и  не только!) там рассмотрен исчерпывающе. Конечно, мадам Иванцову отпугнут слова, вынесенные на титул, но адекватным людям книга к прочтению настоятельно рекомендуется.

Тем временем, следствие подходит к концу.

Обращает на себя внимание тот факт, что уже в конце сентября темп следствия заметно снизился: в материалах следствия уже не появлялись новые документы и новые лица, а шла доработка прежних вопросов и тем. И именно в этот период к следствию начали привлекаться различные аналитические материалы, отражающие идеологию социал-демократии, необходимости в которых не возникало на его начальном этапе. И это понятно. Ход следствия потребовал прояснения идеологических основ большевизма, о чем и свидетельствует факт появления в документах следствия значительного числа теоретического материала по различным аспектам социал-демократической идеологии: газетных статей из «Правды», «Солдатской Правды», аналитических материалов из дел бывшего Департамента полиции и т. д.
Так, сосредотачиваясь на разработке цепочки связи «немцы-Парвус-большевики», следствие проанализировало феномен циммервальдизма и собственно пораженчества, давших своеобразную идеологическую «санкцию» на сотрудничество с германским генеральным штабом. В этой же связи Предварительное следствие обратилось уже к собственно истории российского социал-демократического движения и различным эпизодам из истории большевизма. Здесь особое внимание следователей привлекли прежние финансовые махинации большевиков: так называемая «тифлисская экспроприация», история с получением большевиками денег от «лбовцев», эпизод с наследством заводчика Шмидта…

Давайте называть вещи своими именами: к осени следствие начало заниматься откровенной ерундой. Г-жа Иванцова валит всё в кучу, чтобы у читателя создавалось впечатление бурной деятельности комиссии. Ну кто, например, мог в те времена всерьёз ставить в упрёк большевикам «тифлисскую экспроприацию»?? Ольга Константиновна однозначно изучала какую-то альтернативную историю. Там, наверное, большевики в ответ обвиняли эсеров (входивших тогда в состав Временного правительства) в организации покушения на Столыпина.

…Помимо этого Предварительное следствие обратилось и к материалам бывшего Департамента полиции, находившимся в распоряжении Чрезвычайной следственной комиссии по делам царских министров и содержавшим аналитические материалы и агентурные донесения, собранные еще в царское время. В частности, неоценимую помощь следствию оказала значительная по своему объему и глубокая по своему содержанию служебная записка по истории российского социал-демократического движения чина Департамента полиции Митровича, подготовленная еще в 1915 г.

Ага, если бы Митрович копнул аж от утопического социализма, то его помощь была бы ещё неоценимей. И своевременней.

При этом нам представляется абсолютно непонятным мнение современной исследовательницы С.С. Поповой, согласно которой «II.А. Александров постепенно теряет интерес к следствию». Причем для доказательства этой важной мысли автор использует такой «научный» аргумент, как «изменение его подписи - из красивой, витиеватой, похожей на пушкинскую, превращается в небрежную, едва понятную» (!!). Из этого делается далеко идущий вывод: «Он приходит к убеждению, что результаты следствия подтверждают ложность актов дознания, что дело не имеет никакой судебной перспективы». Помилуйте - и именно такое «не имеющее перспектив дело» он называет «завершенным» и передает прокурору Петроградской судебной палаты для начала открытого судебного процесса? Боюсь, автор выдает желаемое за действительное...

Ну всё!

 

 

Это уже пятый заход автора с критикой Поповой. Когда я прочитал слова «выдает желаемое за действительное», то чуть не поперхнулся чаем. Феерическая борзость! Просто идеальная иллюстрация к ситуации, когда тот, кто напукал, тот больше всех и возмущается.

Во-первых, в книге Поповой есть целый раздел: «В поисках Ленина, июль-октябрь 1917 г.», состоящий из трёх документов. На мой взгляд, достаточно сравнить бодрый тон двух первых («Обыскать», «арестовать» и т. п.) с унылым третьим («ну, наверное, уже не найдём»), чтобы сделать некоторые выводы. Во-вторых, что касается подписей. Иванцова подаёт это так, как будто С.С.Попова за уши притянула свой вывод. А давайте всё-таки посмотрим и сравним эти две подписи:

 

 

 

Ведь это действительно странно, что под завершающим документом следствия, подводившим финишную черту под плодами титанического труда многих людей состоявших под его руководством, Александров решил поставить настолько убогую закорючку. Напомню, что г-жа Иванцова регулярно заверяла нас, что следствие было проведено просто образцово; что с доказательной базой там был полный порядок; что большевики были там полностью изобличены… Ну и зачем портить впечатление, подписав этот шедевр юридической мысли, натурально, как курица лапой?
Разумеется, я не предлагаю делать здесь никаких окончательных выводов. В конце концов на качестве подписи могла сказаться спешка (с другой стороны – ну не настолько же!), или Александров мог получить какую-то травму руки.
Но самое интересное здесь то, что и Попова тоже не делала окончательных выводов на основании сравнения двух подписей! Вот что она писала: «П.А.Александров теряет интерес к следствию, о чём может свидетельствовать и такой как будто бы незначительный штрих: изменение его подписи – из красивой, витиеватой, похожей на пушкинскую, превращается в небрежную, едва понятную».
Сравните это с иванцовской трактовкой: «Из этого делается далеко идущий вывод…». Нет, не только и не столько из этого, г-жа Иванцова! Это только дополнительный штрих, а самым показательным моментом Попова считала тот факт, что Александров прекратил в отношении основных подозреваемых розыскные действия.

Чувствуя зыбкость своего вывода, автор прибегает к протоколу допроса Александрова в сталинском застенке, куда он попал в 1939 г. Тогда Александров, уже не раз арестовывавшийся и не понаслышке знающий, что такое органы советского правосудия (после революции он сам не один год сотрудничал с органами ОГПУ), дал показания, что якобы следствие в 1917 г. установило необоснованность обвинения против Ленина. Мы знаем цену признаний в сталинскую эпоху...

Допустим.
Но что делать тогда с ответом А.Ф.Керенского французской газете «Верите» от 9 июля 1918 г.:
Вопрос: Разве не Ваше правительство после Июльского восстания арестовало Троцкого, Луначарского, Каменева, Зиновьева, а затем отпустило их?
Ответ: Да, но их не судили. Их отпустили за отсутствием доказательств, и расследование не было закончено, когда разразилась новая революция.
(С.С.Попова «Между двумя революциями». Стр. 312).
И до Франции дотянулись «длинные сталинские лапы»?

А теперь Ольга Константиновна попытается утереть нос С.С.Поповой и по-своему объяснить, почему, при наличии завершённого следственного дела и при том, что дело было доказано (как уверяет нас авторша), были отпущены на волю подозреваемые. У меня убедительная просьба к читателям: попытайтесь внимательно вникнуть в аргументацию г-жи Иванцовой.

К 19 октября 1917 г. все основные обвиняемые содержались под стражей уже свыше двух месяцев (с начала - середины июля 1917 г.). Согласно все той же следственной практике содержать обвиняемого под стражей без предъявления ему предварительного обвинения можно было не свыше 14 дней, а без предъявления окончательного обвинения - не свыше 30 дней.
Находясь под давлением этого факта, Предварительное следствие работало с невероятными темпами. Однако для расследования дела об источнике субсидирования большевиков, включающего в себя и юридические, и финансовые аспекты, двух месяцев было недостаточно. Требовалось время не только на допросы и анализ документации, но главным образом на получение ответов на свои запросы из различных финансовых учреждений. Именно последнее обстоятельство главным образом и затягивало следствие.
Поэтому как только само расследование было окончено, выяснен круг основных обвиняемых и выстроена доказательная база обвинения, Предварительное следствие приняло компромиссное решение - провести досбор документальной базы обвинения и одновременно освободить всех задержанных из-под стражи под залог. В том же томе 12, части 2 Предварительного следствия отложились постановления об освобождении из-под стражи обвиняемых «в связи с окончанием следствия» и «передачей следственного производства в соответствующие инстанции», т. е. прокурору Палаты и в суд11, датированные сентябрем 1917 г.
На этот факт часто ссылаются как на доказательство того, что следствие не было окончено по причине недоказанности. Однако такое мнение свидетельствует только о незнании документальной базы Предварительного следствия. При этом упускается из виду то обстоятельство, что до этого арестованным уже было предъявлено оконченное следствие. Помимо этого нельзя забывать, что обвиняемых отпускали под залог значительных сумм. Самый большой залог за свое освобождение пришлось заплатить Е.М. Суменсон - 20 тыс. руб. А.М. Коллонтай внесла 5 тыс. руб.; Л.Д. Троцкий - 3 тыс. руб. И что самое важное, при такой трактовке совершенно упускается из виду то, что в том же томе 12, части 2 было размещено постановление П.А. Александрова об окончании следствия, а несколькими страницами ранее него - постановление того же главы следствия от 17 октября 1917 г. о прекращении поиска через судебные органы и печать обвиняемых, которые до сих пор не были арестованы, говорящее само за себя.

На данный момент я насчитал три аргумента:
1. Вместо установленных законом 30 дней, заключённых держали два месяца, но предварительное следствие посчитало, что это уже перебор и освободило заключённых. То есть, г-жа Иванцова уверяет нас в том, что в конкретных условиях осени 1917-го года, когда над Временным правительством стремительно сгущались тучи, и только ленивый не говорил о скором выступлении большевиков, «Предварительное следствие» оказалось настолько щепетильным, что, посадив подозреваемых по «натянутому» (с) обвинению, оно к уже имеющемуся «незаконному» месяцу постеснялось добавить ещё несколько дней?
2. Ольга Константиновна предлагает нам не забывать о залоге. То есть, она считает логичным, что людей, которым вменяют получение миллионов «немецких» рублей, выпускают под залог «значительных сумм» от 3 до 20 тысяч.
3. А вот третий  («самый важный») аргумент я не могу понять, хоть убей, даже абстрактно. На всякий случай, повторю: «в том же томе 12, части 2 было размещено постановление П.А. Александрова об окончании следствия, а несколькими страницами ранее него - постановление того же главы следствия от 17 октября 1917 г. о прекращении поиска через судебные органы и печать обвиняемых, которые до сих пор не были арестованы, говорящее само за себя».
Ну да, в постановлении говорится о том, что тех, кого ещё не нашли, искать уже нет смысла. И о чём это говорит «само за себя»? Что надо и уже задержанных выпустить?? Нет, такая логика доступна только истинному философу.

На десерт г-жа Иванцова приберегла ещё один аргумент:

Важно иметь в виду, что Предварительное следствие - не орган контрразведки, заинтересованный прежде всего в изоляции обвиняемого, а правительственная комиссия, главной задачей которой была подготовка публичного процесса, материал для которого у нее уже был. Для реалий осени 1917 г. освобождение из-под стражи было показателем того, что Временное правительство было заинтересовано именно в политической и моральной изоляции большевиков в российском обществе, а не в их тюремной изоляции. Тем более что основные обвиняемые - Ганецкий, Парвус, Ленин - не были доступны судебным органам.

Это что за реалии осени 1917 г. такие, которые делали оправданным выход на свободу доказано-виновных? Ольга Константиновна точно знает, что Временное правительство было заинтересовано в том, чтобы Лев Давыдович Троцкий успел поучаствовать в подготовке Октябрьской революции? Ну да, ведь три тысячи-то на дороге не валяются…

Г-жа Иванцова точно изучала какую-то альтернативную историю.

Обобщая все вышесказанное, можно абсолютно точно установить время окончания следственного дела большевиков - 19 октября 1917 г., а также констатировать факт его завершения. Этот факт не умаляет то обстоятельство, что мы не имеет текста окончательного обвинения, выдвинутого против лидеров большевиков по материалам расследования.
В исследовательской литературе на это обстоятельство часто ссылаются, доказывая незавершенный и бездоказательный характер Предварительного следствия, забывая при этом, что официальная юридическая процедура того времени требовала вначале передачи следственных материалов прокурору Палаты, и только после вынесения им своего вердикта возможно было формулирование окончательного обвинительного акта. Предварительное следствие не выносило окончательного обвинения - его выносил прокурор Палаты, которому следствие непосредственно подчинялось…

Можно предположить, что г-жа Иванцова и вправду знает, о чём пишет. Но можно вспомнить и ответ А.Ф.Керенского французской газете, где он прямо говорил о том, что расследование закончено не было. Как никак, Александр Фёдорович был по профессии юристом, в отличие от.

4. Итоги расследования.

Начало здесь, как это обычно бывает у Ольги Константиновны весьма бодрое и точно так же традиционно – голословное:

Таким образом, вначале российская контрразведка, а позже Предварительное следствие, принявшее на доследование материалы контрразведки, собрали, что называется, «полный пакет документов», исчерпывающе характеризующий деятельность всю цепочку связи «немцы-Парвус-большевики».

Теперь подробности:

Оговоримся сразу же - следствие предполагало возможность прямой передачи денежных сумм, например в настоящее время известна и практически доказана свидетельствами германской социал-демократии и германских архивных источников роль в такой прямой передаче денег К. Радека (Собельсона), однако эта версия не была предметом следствия.

Странный пассаж: дураку понятно, что версия, ставшая известной в настоящее время, не могла быть предметом дореволюционного следствия. Зачем это всё написано? Скорее всего затем, чтобы добить сомневающихся: не обращайте внимания на то, что авторша криво аргументирует и не может предъявить ничего внятного. Один хрен кто-то, где-то, как-то уже доказал, что большевики деньги брали. Просто верьте.

Это очень важно понимать - следствие занималось расследованием вопросов юридически и документально доказуемых, прежде всего тех, которые всплыли в связи с июльским вооруженным выступлением, тех вопросов, где, собственно говоря, имелся предмет юридического анализа. Поэтому тот факт, что помимо коммерческой деятельности существовали еще и другие пути денежного потока - прямой, через посредничество других лиц, как в случае К. Радека, - не входил в сферу Предварительного следствия. В этой связи юридический предмет анализа содержался только в факте наличия коммерческой деятельности, который отрицать было нельзя, и соответственно все те лица, которые имели к ней отношение, попали в круг причастных к делу лиц. Помимо этого, юридический предмет анализа имелся и в факте наличия издательской деятельности большевиков - отсюда пристальное внимание к бюджетам «Правды» и «Солдатской Правды».

Ольга Константиновна очевидно пытается запудрить мозги, переводя тему в псевдоюридическую плоскость. Пускает пыль в глаза, размахивая свежеизобретённым термином «юридический предмет анализа». А по факту у неё получается, что прямая передача денег юридически и документально недоказуема! То есть, по её мнению, Следствие не бралось за выяснение прямых денежных потоков из принципа. Не потому, что не смогло их обнаружить (или их не было в природе), а потому, что это «юридически и документально недоказуемо»!

Но было в Следствии и слабое звено – момент, от которого зависел успех всего предприятия:

Детализация характера связи большевиков с их германскими спонсорами предполагала ответы на следующие вопросы: какая часть из полученных Парвусом денег «дошла» до своего адресата; каким образом Парвус передавал деньги - только ли через вложения в коммерческую деятельность или и напрямую тоже; если он их вкладывал, то во что именно; какой характер носила его связь с большевиками - прямой или опосредованный; знали ли они о том, от кого получали деньги; и наконец, кто именно из большевистских лидеров был задействован в цепочке передачи денег.
От ответа на эти вопросы зависела судьба всего «дела большевиков». Фактически речь шла о том, сумеет ли Предварительное следствие решить ту самую задачу, от которой в свое время отказалась контрразведка, а именно удастся ли из всей совокупности коммерческой проблематики дела вычленить собственно факт государственной измены. И именно в данном вопросе заключалась вся интрига расследования. Это было понятно и самим следователям комиссии. Их деятельность была направлена на поиски ответов на эти вопросы.
Наиболее содержательными в этом смысле в деле большевиков оказались протоколы допросов Е.М. Суменсон от 6 июля, 25 июля, 26 августа, 4 сентября, 28 сентября, 22 сентября, 3 октября 1917 г.1, а также финансовая и банковская документация, собранная Предварительным следствием и обобщенная в аналитических заключениях привлеченных к следствию экспертов Государственного банка и Государственного казначейства.
Действительно, если показания второго лица в «деле Ленина», М.Ю. Козловского, путаны, противоречивы, то показания Суменсон информационно насыщены и полны. Как свидетельствуют смежные с протоколами ее допросов документы, самими следователями ее показания расценивались как заслуживающие доверия. Она же оказалась единственным подследственным, не отказавшимся 22 октября 1917 г. от предъявленного ей законченного следственного производства.

Получается, что ключом к успеху, по большому счёту, оказались показания Суменсон. Теперь давайте ещё раз оценим порядочность г-жи Иванцовой, как исследователя. Приведу цитату из книги А.И.Спиридовича, бывшего генерал-майора Отдельного корпуса жандармов, в эмиграции занимавшегося исследованием русского общественного движения. Разговор идёт о подавлении Июльского мятежа: «Многие войсковые части, возмущённые сделанными в печати разоблачениями, не скрывали своего раздражения…, конноартиллеристы схватили в Павловске Суменсон, жестоко избили её и доставили в Петербург» (А.Спиридович «Большевизм: от зарождения до прихода к власти»). Не надо думать, что г-жа Иванцова об этом факте не знает, но упоминать его, это значит ставить под сомнение показания Суменсон. В самом деле, если представить, что пара-тройка бравых солдат прессанула бы саму Иванцову (не дай Бог, разумеется!) смогла бы она сохранить принципиальность в вопросах, которые её, по большому счёту, не касаются вообще? Кстати сказать, Суменсон ещё относительно легко отделалась, поскольку беснующаяся толпа могла просто забить её насмерть, или утопить в ближайшей реке, - такие случаи тогда бывали.

Далее Иванцова рассказывает, что эксперты Государственного банка и Государственного казначейства, на основе анализа банковской документации и показаний Суменсон пришли к выводу, что если финансовые поступления от фирмы Парвуса  и поступали большевикам, то только от коммерческой прибыли. На мой взгляд, коммерческая прибыль, - это уже не совсем немецкие деньги, но давайте вместе с авторшей проявим принципиальность в этом вопросе.

Эти выводы представляются нам заслуживающими полного доверия, хотя научный анализ заключений экспертов, а также всей финансовой документации Предварительного следствия еще ждет своего часа. Это предмет самостоятельного исследования, и он выходит за рамки данного введения. Такой анализ, на наш взгляд, не может быть подменен тенденциозной подборкой даже не документов, а их частей, как, например, это имеет место в исследовании С.С. Поповой.

Очередной (уже шестой) заход с критикой в адрес Поповой. Поскольку претензии на цифре 6 таки закончились, вспомним, с чего г-жа Иванцова начинала: «Прорывом в теме изучения темы германских денег является исследование С.С. Поповой… Нет необходимости перечислять достоинства и важность этого исследования». Конечно же, такой необходимости нет! Важнее было высраться в шесть заходов.
Согласитесь, что Светлана Сергеевна крепко зацепила нашу философичку )))
При этом очевидно, что упоминание Поповой здесь просто притянуто за уши. Оно никак и ничем не согласовано с предыдущим текстом. Да и само «критическое» высказывание абсолютно бессодержательно. Грубо говоря, Иванцова очередной раз обозвала исследование Поповой тенденциозным, и всё. Остальные претензии просто абсурдны! Неужели Светлана Сергеевна единственный исследователь, который приводит в своих книгах документы в сокращениях? Между тем, сама Иванцова 30% документов Следствия по своему усмотрению, образно говоря, вообще убрала под кат. И здесь к Ольге Константиновне никаких претензий нет – нельзя объять необъятное. Но ведь далеко не каждому исследователю повезёт получить в своё распоряжение больше двух тысяч страниц увеличенного формата, и заручиться, при этом, поддержкой Министерства культуры Российской федерации, Федерального архивного агентства и Государственного архива Российской федерации.

Теми же банковскими экспертами вероятностная доля «левого», германского, капитала была обнаружена только в коммерческой отчетности контор газет «Правда» и «Солдатская Правда». Прежде всего, по коммерческой документации не прошла сумма, затраченная на покупку типографии центрального печатного органа большевиков. Помимо этого, и при содержании газет просматривалась возможность использования иных денег, чем прибыль с оборота, обозначенная в бухгалтерских книгах как «благотворительные взносы».

Снова отправляю интересующихся к книге Я.В.Козлова и В.В.Корнеева «Правда о Ленине. Ответ клеветникам». Про покупку типографии там сказано следующее. Цену на типографию «Труд» выставили в 235000 руб. Потом скинули 10 тысяч. Для её покупки большевики проводили сборы, начиная с 10 апреля, о которых регулярно печатались отчёты в той же «Правде». На покупку были использованы: сборы в «Железный фонд» - 31247 руб., сбор с 10 по 29 апреля – 78601 руб. и сбор с 1 по 14 мая – 34322 руб. Кроме того, использовали прибыль от реализации газеты (да, газету продавали за деньги, и г-жа Иванцова об этом, разумеется, знает) за март-апрель – 23031 руб. Всего 167201 руб. Оставшиеся 20299 рублей к моменту окончательно расчёта (15 мая 1917 г.) были погашены за счёт майских сумм полученных к тому времени от городских контрагентов.
Ещё раз рекомендую книгу, там ещё масса интересного!

Нам представляется, что наиболее близки к истине все те исследования темы германских денег, в которых общая сумма германских денег, осевших в партийном кармане, оценена... в 1 млн руб, В ту сумму, которая требовалась большевикам для постановки изданий и содержания газет «Правда» и «Солдатская Правда», а также на многочисленные иные издательские цели (листовки, брошюры и пр,).

Очень странное получилось совпадение у вычислений (прикидок) Иванцовой, с той суммой, которая была документально зафиксирована, как перешедшая от немцев в карман Парвуса. На мой взгляд, это следы белоснежных нитей, которыми г-жа Иванцова сшивала свою корявую поделку.

Иное дело, если деньги большевикам передавались напрямую, например лично Ганецким во время его приездов в Россию, последний из которых имел место в мае 1917 г. В современной исследовательской литературе неоднократно указывается на К. Радека как на то лицо, которое непосредственно взяло на себя эту функцию передачи денежных сумм. В частности, высказывается мнение, что при переезде через Германию российских эмигрантов весной 1917 г. именно он привез для партийных нужд значительную денежную сумму, которая потом была использована на покупку типографии для печатания газеты «Правда», а также на «редакторские» гонорары и потребности.
Но ни российская контрразведка, ни Предварительное следствие не обнаружило доказательств такой версии.

Не совсем понятно, для чего здесь был нужен этот пассаж. Ладно, допустим, Ольга Константиновна просто забыла (ну, бывает) упомянуть об этой «современной исследовательской литературе» в разделах, где она рассказывала об историографии «немецко-большевистской» темы. Не будем же мы думать, что она и сейчас, в очередной раз, выдаёт желаемое за действительное!

Прежние и новые сторонники мнения о сфабрикованном характере следственного дела 1917 г., доказывая невиновность большевиков, очень часто ссылаются на тот факт, что Парвус мог субсидировать большевиков как частное лицо. А то, что он получал деньги от германского источника, еще не означает того, что большевики знали об этом. Но на этот аргумент можно ответить ссылкой на мнение другого известного германского социал-демократа, Э. Бернштейна. 14 января 1921 г. он опубликовал статью «Das dunkle Kapital», в которой, в частности, говорилось: «Антанта утверждала и утверждает до сих пор, что кайзеровская Германия предоставила Ленину и товарищам большие суммы денег, предназначенных на агитацию в России. Действительно, Ленин и его товарищи получили от кайзеровской Германии огромные суммы. Через одного друга я осведомился об этом у некоего лица, которое в силу своих связей с различными учреждениями должно было быть в курсе дела, и получил утвердительный ответ. Правда, тогда я не знал размера этих сумм и кто был посредником при их передаче, теперь я получил сведения от заслуживающего доверия источника, что речь идет о суммах почти неправдоподобных, наверняка превышающих 50 млн немецких золотых марок, так что ни у Ленина, ни у его товарищей не могло возникнуть никаких сомнений относительно источников этих денег».

В это трудно поверить, но в данном случае современная исследовательница по сути дела повторяет аргументацию Мельгунова вековой давности. Желающие могут проверить:
https://azbyka.ru/otechnik/Sergej_Melgunov/zolotoj-nemetskij-klyuch-bolshevikov/
Глава 5. «50 миллионов марок».
И, кстати, после прочтения креатива г-жи Иванцовой, я пришёл к выводу, что она – умственно неполноценный человек. Но я не был уверен в своём выводе и через одного друга осведомился об этом у некоего лица, которое в силу своих связей с различными учреждениями должно было быть в курсе дела, и, вы не поверите, получил-таки утвердительный ответ!

Как бы ни преувеличены были слухи о суммах, которыми располагало левое крыло российской социал-демократии, все-таки дело не в их размере, а в том, что большевики знали источник их происхождения. И именно последнее обстоятельно в деле большевиков представляется нам принципиальным, а отнюдь не размер той денежной суммы, которую они получили.

Глупо будет просить г-жу Иванцову доказать, что большевики знали это, ведь она, напоминаю, даже не смогла показать ни одного документа, доказывающего саму передачу денег от Парвуса - большевикам

Ну а теперь мощнейший окончательный вывод, где Ольга Константиновна Иванцова (кандидат философских наук) продемонстрировала весь свой философский профессионализм и просто пригвоздила большевиков к позорному столбу Истории:

Принято считать, что сближение Ленина с германским властными структурами было связано с обстоятельствами его возвращения в Россию в апреле 1917 г. Но материалы Предварительного следствия показывают, что это сближение не ограничивалось одним только этим и проезд его через территорию Германии не был единственным режимом благоприятствования, созданным для него.

Увы, на самом деле г-жа Иванцова пустилась во все тяжкие и окончательно решила держать читателей за идиотов. Германия, разрешив проезд, создала режим благоприятствования конкретно для Ленина? Я ведь сейчас ничего не искажаю и не передёргиваю: написано именно так.

Ещё раз повторю: весной 1917 года через территорию Германии в три захода проехали около двухсот эмигрантов - членов разных политических партий. А, например, один из самых принципиальных идеологических противников Ленина П.Б.Аксельрод во время поездки задержался в Берлине почти на месяц. Что никак не помешало его репутации, как чуть ли не совести русской социал-демократии.

Через 90 лет после начала следственного дела большевиков многое в его деятельности и в собранной им документальной базе кажется наивным. С точки зрения 2012 г. мы смогли бы сформулировать обвинение против большевиков на двух уровнях: на уровне юридической науки и на уровне политической идеологии.

Напомню, что мадам-философ писала раньше: «С нашей точки зрения, в истории русской революции определение источников денежных средств, находившихся в распоряжении большевиков, не может «иметь первостепенное значение для выяснения причин их успеха в октябре 1917 г.». При таком подходе к анализу темы источников финансирования большевиков есть опасность подмены исторического анализа политической трактовкой, при которой сугубо историческая проблема превращается в политическую спекуляцию».

То есть, сейчас она в «политической спекуляции» уже никакой опасности не видит и собирается порадовать нас «обвинением на уровне политической идеологии». А на мой взгляд, это те же яйца, только сбоку.

С точки зрения юридической науки мы имеем дело с государственной изменой: использованием полученных из германского источника через посредство А.Л. Гельфанда и через товарооборот фирмы Парвуса-Ганецкого денег для свержения законной власти и законом установленного порядка. Понятно, что шпионаж в пользу Германии - не более чем политический миф.

С точки зрения банальной логики тётенька опять несёт чушь: как Ленин мог юридически изменить правительству, которому не присягал? Строго наоборот, он сразу же провозгласил лозунг: никакой поддержки Временному правительству.

С точки зрения политической идеологии обвинить большевиков сложнее. В контексте социал-демократической теории факт получения финансовых субсидий от политического врага России - Германии превращался из негативного в позитивный.
С позиции теории перманентной революции, согласно которой страна, первая совершившая социалистическую революцию, способствовала развитию мирового революционного процесса и подталкивала революции в других странах, деятельность большевиков выглядит совершенно иначе: получая деньги от Германии, они если и оказывали ей «услугу», то только «медвежью». Последующие истории, и прежде всего истории революционных выступлений в Германии, наглядно иллюстрируют это.
А поэтому на уровне идеологии обвинение большевиков может быть сформулировано главным образом как несоответствие стратегии и тактики большевизма нормам политической морали.

Что она опять несёт?! Какие ещё нормы политической морали? Где они зафиксированы? Кто им вообще следует? Можно назвать в пример хотя бы одно государство в мировой истории?

После 70 лет советской истории наше поколение, может быть, как никакое другое, понимает, что государственная измена большевиков выражалась не в их коммерческой деятельности, вполне естественной для партии, которой нужны огромные средства, и не в получении денег из германского источника, которые революционная страна потом все равно обратит против этого самого источника, но в их антигосударственной по сути идеологии.

Какое ещё «ваше поколение», г-жа Иванцова? Поколение «Пепси»?

Смотрите, что здесь получается, если стряхнуть всю шелуху: «государственная измена большевиков выражалась… в их антигосударственной… идеологии». Получается, если человек, допустим, придерживается анархических взглядов, то он априори изменник? Возможно, г-жа Иванцова имела ввиду что-то другое (возможно даже умное), но ведь сформулировано именно так.

Но это не было очевидным для того поколения, которое вело расследование в 1917 г.

Больше скажу, этот бред не был и не будет очевидным никогда.

Октябрьский переворот не дал возможности предъявить большевикам уже сформулированное на языке юридической науки обвинение. Но на языке идеологии им вынесла обвинение, как ни банально это звучит, сама история. С нормами права и политической морали большевики всегда были «не в ладах». Последующие почти 70 лет российской истории - лучшее доказательство справедливости такого обвинения, так и не сформулированного в рамках Предварительного следствия в июле-октябре 1917 г.

Ну что-ж, пора подводить итог и дать общую оценку опусу Ольги Константиновны Иванцовой. Для начала давайте вспомним, на примере книги С.С.Поповой, какие претензии она сама предъявляет к другим исследователям: «трудно назвать исследование объективным, если на его титуле значится: ”Документальное опровержение одной новомодной антисоветской фальшивки”». То есть, Светлана Сергеевна провинилась тем, что посмела вынести своё мнение на титул книги. Ну а креатив самой Ольги Константиновны чем в этом плане отличается? Тем, что читателю придётся всё-таки открыть книгу и добраться аж до 76-й страницы, чтобы его осчастливили «обвинением на уровне политической идеологии»? Так Светлана Сергеевна поступила намного честнее: если ты, читатель, принципиально не готов принять её вывод и, не смотря ни на какие доводы, изначально заряжен на что-то другое, то просто не покупай книгу и дело с концом. А вот в случае мадам Иванцовой придётся потратить время, чтобы содрать с неё шкурку показной объективности.

Но всё же принципиальная разница между этими двумя произведениями есть. Светлана Сергеевна Попова пообещала опровергнуть фальшивку – и сделала это; поэтому после неё осталось замечательное историческое исследование. А после г-жи Иванцовой остался псевдоисторический мусор, состоящий из бессмысленных слово- и буквосочетаний, которые попросту испоганили издание сборника.

И ещё, г-жа Иванцова, если вдруг будете читать эти строки, то знайте (это вам пригодится, если захотите ещё поиграть в объективность на публику), что согласно правилам русского языка, если название какого-то исторического события приобрело характер термина, то его название нужно писать с прописной буквы. Ну а лучше просто запомните: 25 октября (7 ноября) 1917 года произошла Великая Октябрьская социалистическая революция.

 

https://kytx.livejournal.com/11244.html