Пражская конференция большевиков в январе 1912 года окончательно оформила организационную самостоятельность партии большевиков с ее собственным Центральным Комитетом во главе с Лениным.
Ленин, проживая тогда в Париже, решил переехать в Галицию, в город Краков, расположенный на расстоянии 1 /2 часов езды от русской границы.
Необходимо было быть ближе к русским рабочим, русским партийным организациям. Необходимо установить быструю связь, быстрее должна происходить переписка, быстрее должны доходить инструкции вождя...
О своем решении Ленин сообщил мне, проживавшему тогда в Кракове, с просьбой выяснить, не угрожает ли ему опасность быть выданным в руки царских жандармов. Такая угроза была вполне реальной. Были случаи, когда буржуазное правительство за «соответствующую компенсацию» выдавало департаменту полиции русских эмигрантов-революционеров.
Австро-Венгрия при деятельном участии Германии усиленно готовилась к войне с Россией. Австрийские власти не были поэтому заинтересованы в облегчении царскому правительству его борьбы с русскими революционерами. Учитывая это, я был уверен, что Ленин может спокойно переехать в Краков. В беседах с местными политическими деятелями, которые выяснили положение у властей, я убедился в своей правоте и написал об этом Ленину.
2 июля 1912 года Ленин переехал в Краков. Прожив день-два в гостинице, он 4 июля поселился по улице Звежинец в доме № 218
Запасшись планом города с окрестностями и русско-польским словарем, Ленин быстро освоился с новой обстановкой. Месяца через полтора после приезда в Краков Ленин в одной беседе со мной как-то заговорил об окрестностях города и о крестьянах ближайших деревень. Много говорил об их жизни, навыках, настроениях. Рассказал об их жалобах на чрезмерные налоги, на дороговизну.
Меня поразила его исключительно правильная характеристика краковских крестьян и живое описание окрестностей Кракова.
Я сказал:
— Владимир Ильич, вы так недавно здесь, откуда вы успели так хорошо узнать здешние окрестности, а главное, так метко характеризовать крестьян?
Ильич шутя ответил:
— Это мой секрет... Вы киснете все время в квартире, а я по воскресным дням разъезжаю на велосипеде по окрестностям города и знакомлюсь с крестьянством; а здешние окрестности очень красивы и интересны.
Тут он стал описывать окрестности Кракова и рассказывать о своих беседах с крестьянством. Я все более изумлялся:
— Помилуйте, как это вы с ними ведете беседы, ведь вы не говорите по-польски?
— А это кто вам сказал? У меня словарь — я уже много польских слов знаю. При помощи словаря я читаю польские газеты. 8 загородные прогулки беру с собой в помощь словарь. Зайду к крестьянину в избу, поздороваюсь, попрошу уступить немного молока — и заведу беседу. Говорю по-польски. Если польских слов не хватает, восполняю немецкими: ведь многие из них служили в армии,— значит, немного изучили немецкий язык. Приходится в разговоре часто прибегать и к жестам... Одним словом, мы превосходно беседуем и друг друга понимаем... Интересный народ здешние крестьяне, неплохой материал. Жалко, что здешняя социал-демократическая партия не обращает на них внимания, не работает среди них. А без мужика нам нигде не обойтись...
Эти свои аусфлюги (прогулки) Ленин делал редко, в свободное от занятий время. Основная цель — связаться теснее с партией в России...
Связь скоро была налажена. Генеральный штаб во главе с гениальным начальником действовал великолепно. Краков, летом Поро-нин стали настоящей ставкой нашей армии. Сюда постоянно съезжались полководцы отдельных наших частей. Бывали члены нашей думской фракции, представители Центрального и местных комитетов, работники профессионального движения, страховых касс и отдельные товарищи. Здесь происходили совещания, конференции. Здесь выковывались мечи для настоящих и будущих боев против врагов пролетариата.
Живая связь с вождем давала великолепные результаты. Приезжающие товарищи выясняли животрепещущие вопросы, получали нужные инструкции, обогащали свои познания и возвращались к работе с усиленной энергией и верой... Многие оставались месяц и дольше и пополняли свои теоретические пробелы под руководством вождя...
Штаб работал вовсю. Шли указания, инструкции в организации. Посылались статьи для газет. Обрабатывались речи для думских депутатов по принципиальным вопросам. Каждая статья в «Правде», каждое выступление наших депутатов в Думе как тараном били по буржуазно-помещичьей твердыне.
Рабочие массы все более смыкались вокруг большевистского знамени, все больше ощущали свою силу. Выступая организованно, сплоченным фронтом под руководством большевиков, они в своих повседневных стычках со своими противниками, в стачках одерживали победу. Никакие репрессии, никакие уловки охранки не могли удержать нарастающей революционной волны.
В 1914 году настроение рабочих масс во всех промышленных центрах напоминало канун 1905 года. Годы затишья прошли, и рабочие энергично стали наступать на капитал. Чувствовалось, что приближается новая, решительная схватка... Кто знает, не был ли бы это последний бой рабочих, если бы не разгорелась разбойническая война?
Это настроение должен был признать даже — с позволения сказать — «вождь» Интернационала г. Вандервельде, хорошо известный нашим рабочим по его выступлениям в качестве защитника на эсеровском процессе. Он в 1914 году был в Питере, бывал на многих рабочих собраниях, в разных рабочих организациях и не мог не отметить чрезвычайно приподнятого настроения. Такое настроение рабочих немало смутило этого «революционера». Особенно беспокоило его почти исключительное влияние большевиков среди рабочих.
Не менее волновались по этому поводу его идейные друзья, наши меньшевики-ликвидаторы, все более терявшие почву под ногами...
Как быть? Как горю пособить? Как отвлечь рабочих от большевиков? Наши меньшевики думали, думали и додумались. Необходимо заставить большевиков... объединиться с меньшевиками... Пошла работа, и вот II Интернационал созвал конференцию русских организаций на предмет их объединения... Меньшевики торжествовали. Высшая власть. Интернационал, заставит Ленина подчиниться.
Ильич взбешен. Работы у него по горло — а тут глупостями приходится заниматься. Он ни на минуту не сомневался, что конференция никаких результатов дать не может. Большевики ни в коем случае не отступят от своей революционной тактики, а этого именно добиваются меньшевики и г. Вандервельде.
Итак, делегацию послать. Но не для того, чтобы сдаваться, а чтобы дать еще одну политическую пощечину меньшевикам. Ильич решил делегацию послать, но ни за что не хотел сам поехать.
Помню, как я его уговаривал лично принять участие в конференции: авторитет его много значит, может повлиять на меньшевиков в смысле перемены тактики. Но Ильич смеялся над моей наивностью. «Если бы меньшевики решились пойти за нами,— говорил Ильич,— то нечего им созывать конференцию. Они желают лишь ругать меня перед Интернационалом. Уж этого удовольствия я им не доставлю. Да и времени жалко, лучше заниматься делом, нежели болтовней»...
Вскоре я убедился, как прав был Ильич. Конференция началась. Собираются делегаты. Постепенно появляются и товарищи большевики Инесса Арманд, Владимирский, Попов и занимают крайнюю левую. Они почти изолированы, но настроение у них бодрое. Я был в делегации польских «розламовцев».
Появляются светила Интернационала: Вандервельде, Гюисманс, Каутский. Тут — и Плеханов, и Роза Люксембург. Все косятся в сторону большевиков,— нет еще Ленина, очевидно запоздал, появится завтра... Вандервельде произносит «горячую» речь в честь революционного российского пролетариата, указывает на приближающиеся решающие моменты и призывает к единству. В единстве-де сила... Меньшевики его поддерживают, жалуются на недисциплинированность большевиков и торжественно изъявляют готовность подчиниться требованию Интернационала об объединении. В таком же духе говорят почти все... Торжественное настроение портят большевики. Они «дерзнули» поспорить с Вандервельде. Сила не в единстве, а в правильной революционной классовой тактике. Сила в правильной линии, а не в единстве разных противоречащих линий. Мы не прочь объединиться с меньшевиками, но при условии, если они безоговорочно признают нашу тактику и подчинятся нашим постановлениям... Подобной «наглости» не ожидали. Пошла бешеная ругань, чуть не дошло до кулачной расправы. «Да вы безответственные работники и не знаете, что говорите. Где Ленин? Когда он приедет? Он должен, наконец, выслушать обвинения перед лицом Интернационала...»
Трудно себе вообразить глупые физиономии господ из II Интернационала, когда большевистские делегаты спокойно заявили, что Ленин занят и на конференцию прибыть не может. Они же выступают от имени Центрального Комитета большевистской партии. Пошла ругань. Кто как мог старался ругнуть нашего большевистского льва...
Была предложена резолюция, пытающаяся смазать существенные разногласия между большевиками и меньшевиками и этим путем дезориентировать рабочих России.
Большевистские делегаты заявили, что отказываются принять участие в голосовании подобных резолюций.
«Вождь» II Интернационала Вандервельде пытался запугать стойких представителей большевистской партии. Он, между прочим, сказал:
«...Сознают ли те, которые отказываются голосовать за предложенную резолюцию, свои поступки? Резолюция ничего не говорит. Моральное значение ее — желание объединения. Знают ли делегаты ЦК, что они делают? Двое судей будут их судить: Венский конгресс [6] и русский пролетариат. Знают ли они, какой будет приговор? Можно голосовать за или против резолюции, но воздержание от голосования обозначает издевательство...»
Вандервельде в одном был прав: большевистские делегаты не прочь были поиздеваться над всей собравшейся компанией оппортунистов. Запугивание «вождя» не возымело должного влияния, и делегаты ЦК остались выдержанными до конца...
Это была последняя встреча большевиков со II Интернационалом... Вскоре началась война. И вся гниль и наглая измена этого почтенного учреждения стали очевидными для всех честных революционеров.
Вспыхнувшая война, хотя о ее подготовке столько говорилось, сильно подействовала на Ильича.
Он осунулся, мало говорил,— все думал и думал. Он производил анализ нового положения и делал соответствующие выводы. В его голове зарождались новые планы действия. Война, очевидно, будет затяжной и принесет величайшие разорения для трудящихся всех стран. Буржуазия повсюду при помощи социал-предателей выдвинет лозунг объединения всех сил в стране против общего внешнего врага. Необходимо повсюду разоблачить всю гнусность этого «бургфри-дена». Необходимо объяснить рабочим во всех воюющих странах настоящее значение происходящей войны. Необходимо убедить их, что они должны бороться против этой войны. Никакого объединения с буржуазией, а объединение против буржуазии. Не перемирие с буржуазией по поводу войны, а война войне.
Ильичу все ясно, у него готовы новые планы.
И метался он, как лев в клетке. Находясь в Поронине, в Австрии, в стране воюющей, он не имел возможности работать, действовать... Вскоре он был арестован по нелепому подозрению в шпионаже. Освобожденный после 11-дневного пребывания в тюрьме, Ильич уехал в Швейцарию.
Тут он со свойственной ему железной энергией начал действовать. Восстанавливается связь с Россией. Посылаются точные инструкции и планы работы в новой обстановке. Завязываются отношения с небольшими остатками революционных социал-демократов в других странах, оставшимися верными рабочему классу. Готовится почва для создания нового, III Интернационала. Малое пока количество его приверженцев не смущает Ильича: главное — качество их. Ильич всегда придерживался формулы «лучше меньше, да лучше».
Вскоре, 1 ноября (19 октября) 1914 года, под мощным руководством Ильича возобновляется в Швейцарии Центральный Орган РСДРП «Социал-демократ». Уже в первом номере этой гранитной большевистской скалы намечается тактика рабочих всех стран, тактика, верная и по сей день.
Заявляя, что он пойдет «против течения», «Социал-демократ» сразу начинает беспощадную борьбу с изменниками рабочего класса — социал-шовинистами. Разоблачаются Каутский, Плеханов и др. Выясняется крах II Интернационала и необходимость создания нового.
«Пролетарский Интернационал не погиб и не погибнет. Рабочие массы через все препятствия создадут новый Интернационал»,— пишет Ленин '. «II Интернационал умер, побежденный оппортунизмом. Долой оппортунизм и да здравствует очищенный не только от «перебежчиков»... но и от оппортунизма III Интернационал».
Разъясняя рабочим всю гнусность шовинизма, которым охвачено большинство социал-демократических партий в Европе, «Социал-демократ» говорил им о том, что «задачей с.-д. каждой страны должна быть в первую голову борьба с шовинизмом данной страны» и что «превращение современной империалистской войны в гражданскую войну есть единственно правильный пролетарский лозунг».
Так вел Ильич борьбу в 1914 году в начале войны и не прерывал ее до самого конца. Под руководством Ильича российские рабочие превратили империалистическую войну в гражданскую и победили свою буржуазию.
Под его руководством был создан III Интернационал, который стал мощным оружием в руках рабочих против мировых империалистических хищников....
Ганецкии Я. О Ленине:
Отрывки из воспоминаний. М., 1933. С. 8—15
ГАНЕЦКИЙ (ФЮРСТЕНБЕРГ) ЯКОВ СТАНИСЛАВОВИЧ (1879—1937) — деятель польского и российского революционного движения; член РСДРП с 1896 г., член Главного правления Социал-демократии Королевства Польского и Литвы (1903—1909 гг.); участник Международного социалистического конгресса в Базеле (1912 г.) и Поронинского совещания большевиков (1913 г.); во время первой мировой войны примыкал к «Циммервальдской левой». После Октябрьской социалистической революции находился на дипломатической и советской работе. Необоснованно репрессирован; реабилитирован посмертно и восстановлен в партии.