Мы знаем теперь, что революция 1905 года была предварительным боем. Теперь мы знаем твердо, что в этом бою мы фактически одержали победу, потому что этот бой создал и второй бой — 1917 года. Но тогда перед нами лежали развалины, рабочий класс чувствовал себя разбитым, мы не могли собрать членов нашей партии, они были все в тюрьмах, на каторге или в Сибири. Старая организация развалилась, собраний устраивать нельзя было, газеты позакрывались, царизм и буржуазия торжествовали, меньшевики злорадствовали, и вот маленькой кучкой из-за границы под руководством Владимира Ильича стали мы вновь собирать эти разбитые, расстроенные ряды.
У Владимира Ильича были тогда две главенствующие идеи. Одна — та, что Россия неизбежно должна пережить новую революцию, что поражение первой революции не решает еще ничего, что через несколько лет встанет вторая революция. А вторая идея — что для этой революционной работы рабочий класс нужно сохранить крепко организованным, а также, что не может быть другой организации революционного пролетариата в столыпинской царской России, кроме подпольной. Мы использовали все легальные возможности, влезая в каждую щелку, которую давал царизм, будь то профессиональные союзы, кооперативы или Государственная дума,— несмотря на то что всюду в этих организациях нам затыкали рот и тащили оттуда прямо в кутузку,— мы старались проникать туда, ценя трибуну и возможность хоть вполголоса шептать свои идеи рабочим массам. Но центр тяжести Владимир Ильич видел в организации подполья, в постройке нелегальной рабочей революционной партии, в революционном просвещении рабочих масс и крестьянства. Долгие годы надо было дожидаться плодов этой работы, и только к 1914 году мы могли пожать плоды.
Мы, те, кто жили за границей с Владимиром Ильичем, видели, как от общих заданий, отстаиваемых им в 1905 году — когда в некоторые моменты казалось, что мы накануне осуществления диктатуры пролетариата и крестьянства,— он перешел к мелкой кропотливой работе, к писанию нелегальных статей и писем. Эта литература запаковывалась в чемоданы, и эти жалкие, казалось, листки рассылались по всем русским городам. Мы видели, как он в эту работу вкладывал весь свой революционный пыл, так же точно, как он впоследствии вкладывал его в создание декретов и воззваний, о которых говорит весь мир. И вы знаете теперь, что эти декреты, звучащие на весь мир, и те прокламации, которые просвещали маленькие группы рабочих, что все это — одно и то же, потому что и то и другое есть бомба, долженствующая взорвать весь буржуазный мир.
Вот эту невидную, неэффектную, на поверхностный взгляд маленькую, будничную задачу выполнял за границей Ленин изо дня в день. Наконец, он перебрался поближе к российской границе, в Краков, в тот момент, когда развившееся революционное движение наконец расшатало царизм настолько, что он принужден был допустить открытие рабочих легальных газет. Хотя можно было говорить в них только в четверть голоса, но Ленин пользовался и этим.
Мы сидели на самой границе России, ежедневно посылали телеграммы, сообщали о революционном движении за границей, подготовляли рабочий класс в России к неизбежности революции и вели самую ожесточенную борьбу с меньшевиками и со всеми остальными партиями, которые поставили крест над революцией и которых мы называли тогда ликвидаторами, потому что их стремления фактически сводились к ликвидации революционных перспектив и в связи с этим — к уничтожению революционного духа в рабочем классе. Любой, кто развернет страницы революционных газет, которые издавал тогда Ленин и которые издавали тогда меньшевики, скажет: на большевистских газетах лежит отблеск пламени грядущего пожара. Здесь работают люди, которые, несмотря на то что как будто налицо нет революции, знают, что революция эта будет, и готовят рабочий класс к тому, чтобы он революцию использовал для себя, не дав использовать самого себя для буржуазии; а на той стороне сидят люди, которые в революцию не верят и думают, что Россия вступила на путь мирного развития, что постепенно царизм будет уступать, как он уступил, создав Государственную думу, как он уступил, разрешив профессиональные союзы и разрешив социал-демократической фракции в Государственной думе выступать иногда со своими речами, и что вот мало-помалу, уступками буржуазии, а не рабочему классу создастся такой строй, который будет похож на западноевропейский в том смысле, что буржуазии будет предоставлена известная политическая свобода, а рабочему классу будет предоставлено иногда жаловаться на злоупотребления капитализма, поддерживая этот капитализм своим рабским трудом. С одной стороны, перспективы неизбежной революции и заботы о том, чтобы революция не пришла, как тать в нощи, чтобы рабочий класс подготовился взять узду этой революции в свои руки и направить ее бег в сторону, нужную для рабочего класса, а с другой стороны, полное разочарование в революции, полное пренебрежение революционными возможностями, уверенность, что все будет идти путем компромиссов и соглашений, и поэтому как вывод полное пренебрежение партийной подпольной работой и направление всего внимания на те отрасли работы, где могло происходить соглашение с буржуазией.
Среди всеобщего политического разврата и разложения, постоянных и ежедневных измен, среди торжествующего хора буржуазных писак, оплевывавших и осмеивавших побитых революционеров, наша партия, которая царскими палачами сведена была к небольшой группе пролетариев и интеллигентов под руководством Ленина, напрягала все силы, чтобы не дать окончательно упасть красному знамени рабоче-крестьянской революции, чтобы отстаивать память и традиции великой борьбы 1905—1906 годов...
Каменев Л. Статьи и речи, 1905-1925. Л., 1925. Т. 1. С. 85—87
КАМЕНЕВ (РОЗЕНФЕЛЬД) ЛЕВ БОРИСОВИЧ (1883—1936) — партийный и государственный деятель; в партии состоял с 1901 г. С 1908 г. находился в эмиграции, входил в редакцию большевистской газеты «Пролетарий». В 1914 г. направлен ЦК РСДРП в Россию для руководства социал-демократической фракцией Государственной думы и редакцией «Правды», был арестован. На VII (Апрельской) Всероссийской конференции и VI съезде РСДРП (б) избирался членом ЦК партии. В период подготовки и проведения Октябрьской социалистической революции проявлял колебания, выступал против курса партии на вооруженное восстание. На II Всероссийском съезде Советов был избран председателем ВЦИК. Выходил из ЦК из-за несогласия по вопросу о составе правительства. С 1918 г.— председатель Моссовета, с 1922 г.— заместитель председателя СНК и СТО, а после смерти Ленина — председатель СТО (до января 1926 г.). В 1923—1926 гг.— директор Института Ленина. Член ЦК в 1917, 1919—1927 гг. Член Политбюро ЦК с 1919 по 1926 г., в 1926 г.— кандидат в члены Политбюро ЦК РКП(б); член ВЦИК и ЦИК СССР. В 1927 и 1932 гг. исключался из партии, а затем восстанавливался в ее рядах. В 1934 году был вновь исключен из партии. Необоснованно репрессирован; реабилитирован посмертно.