Г. К. Орджоникидзе ИЛЬИЧ В ИЮЛЬСКИЕ ДНИ
В дни 3—4 (16—17) июля 1917 года была сделана первая серьезная попытка покончить с властью коалиционного правительства Керенского — Терещенко — Чернова — Церетели. Попытка не удалась, и началась бешеная травля нашей партии и наших вождей. Тов. Ленин был объявлен германским шпионом, и одновременно правительство отдало приказ об его аресте. Юнкера рыщут повсюду — ищут Ленина, но его уже нет на квартире. Разговоры: «удрал к Вильгельму», «найдешь ты его, как бы не так».
Таврический дворец. Здесь только и говорят о вчерашнем дне, о нашем выступлении, о том, что у нас в организации не все обстоит благополучно. Так говорят левые с.-р., так говорят даже некоторые довольно видные большевики. В рабочих районах минутное смущение, но оно живо проходит. Среди павловцев и измайловцев довольно ясно слышны голоса: «Подвели, мы не знали, что большевики — германские шпионы». Ленина ищут, но не находят. Некоторые наши товарищи ставят вопрос о том, что Ленину нельзя скрываться, он должен явиться. «Иначе у партии не будет возможности оправдаться перед широкими массами». «Вождю партии брошено тяжкое обвинение, он должен предстать перед судом и оправдать себя и партию». Так рассуждали очень многие видные большевики.
Вместе со Сталиным спешим к Ильичу. Там уже Зиновьев, Н. К. Крупская, Ногин и В. Яковлева. Пошли разговоры о том, надо ли Владимиру Ильичу явиться и дать арестовать себя. Ногин довольно робко высказался за то, что надо явиться и перед гласным судом дать бой. Таково было мнение значительной части московских товарищей. Владимир Ильич со свойственной ему ясностью доказал, что никакого гласного суда не будет. Сталин решительно против явки к властям. «Юнкера до тюрьмы не доведут, убьют по дороге»,— говорит он. Ильич, по всему видно, тоже против, но немного смущает его Ногин. Как раз в это время заходит Е. Стасова и сообщает о вновь пущенном по Таврическому дворцу слухе, что Ленин якобы по документам архива департамента полиции провокатор. Эти слова на Ильича произвели невероятно сильное впечатление. Нервная дрожь перекосила его лицо, и он тоном, не допускающим возражения, заявил, что надо ему сесть в тюрьму.
Меня и Ногина посылают в Таврический дворец для переговоров с членом Президиума ВЦИК и Петроградского Совета Анисимовым об условиях содержания Ильича в тюрьме. Мы должны были добиться гарантий от него, что Ильич не будет растерзан озверевшими юн-
керами. Надо было добиться, чтобы Ильича посадили в Петропавловку (там гарнизон был наш), или же если он будет посажен в «Кресты», то добиться абсолютной гарантии, что он не будет убит и будет назначен гласный суд. В случае утвердительного ответа Анисимова под вечер Ильича везут в тюрьму, где, конечно, его прикончили бы, если бы этой величайшей преступной глупости суждено было совершиться.
Анисимов на Петропавловку не согласился. Что касается гарантий в «Крестах», заявил, что, конечно, будут приняты все меры. Я решительно потребовал абсолютных гарантий (чего, конечно, никто не мог дать), пригрозив, что в случае чего-либо перебьем всех их. Анисимов был рабочий Донбасса. Мне показалось, что его самого охватывает ужас от колоссальной ответственности этого дела. Еще несколько минут — и я заявил ему: «Мы вам Ильича не дадим». Ногин тоже согласился с этим;
Спешу обратно и при выходе встречаю тов. Луначарского, поручившего мне передать Ленину, чтобы он ни в коем случае не садился в тюрьму, ибо в данный момент в руках коалиции находится власть только формально, фактически она в руках корниловцев, а завтра, может быть, и формально перейдет к ним.
Я передал Ильичу и Сталину, находившемуся у него, разговор с Анисимовым, мнение тов. Луначарского и прибавил, что Анисимов не знает, в чьих руках будет завтра он сам. Решили, что никаких разговоров дальше не может быть. Ильич вместе с тов. Зофом (ныне военным комиссаром флота) и с одним рабочим из Сестрорецка благополучно вышли из города.
Через несколько дней Сталин предложил мне поехать к Ленину, чтобы, с одной стороны, информировать Ленина, а с другой — получить от него директивы. Мне был дан адрес тов. Емельянова, жившего недалеко от Сестрорецка, и пароль. С большой осторожностью я взялся за это, боясь, как бы не подцепить шпика и не провалить местопребывание Владимира Ильича.
Прибыл я на станцию ночью. Побродив немного, я нашел дом, в котором жил тов. Емельянов. Самого тов. Емельянова не оказалось дома, и жена его послала своего 9—10-летнего сына проводить меня. Мы пошли к озеру, сели б лодку и, переправившись на другой берег, пошли по кустарнику. Я решил, что тов. Ленин живет на какой-нибудь даче. Вдруг мы остановились около сенокоса, где стоял небольшой стог сена. Мальчик окликнул по имени кого-то. Вышел какой-то человек. Он оказался отцом этого мальчика. Поздоровался с ним. Объяснил ему, в чем дело. Думаю, дальше поведет к Ленину,
В этот момент подходит ко мне человек, бритый, без бороды и усов. Подошел и поздоровался. Я ответил просто, сухо. Тогда он хлопает меня по плечу и говорит: «Что тов. Сер г о. не узнаете?» Оказалось, что это тов. Ленин. Я восторженно пожал ему руку; тут же оказался тов. Зиновьев, отпустивший бороду и усы (что довольно сильно изменило его физиономию). Пошли разговоры. Через несколько минут Ильич предложил мне поужинать с ними черным хлебом и селедкой. Больше у них ничего не было.
После этого «ужина» беседу перенесли в «апартаменты» Ленина и Зиновьева. Таковыми являлся стог сена, в который мы и влезли. Свежее сено пахло великолепно, было тепло. Долго я рассказывал, что делалось в городе в их отсутствие, каково настроение среди рабочих, солдат, что делается в нашей организации, в Петроградском Совете, в меньшевистском ЦИК и т. д.
Владимир Ильич, выслушав меня и задав ряд вопросов, сказал:
— Меньшевистские Советы дискредитировали себя; недели две тому назад они могли взять власть без особого труда. Теперь они — не органы власти. Власть у них отнята. Власть можно взять теперь только путем вооруженного восстания, оно не заставит ждать себя долго. Восстание будет не позже сентября — октября. Нам надо перенести центр тяжести на фабзавкомы. Органами восстания должны стать фабзавкомы.
Все это я слушал с напряженным вниманием, впечатление было ошеломляющее. Нас только что расколотили, а он предсказывает месяца через два победоносное восстание.
Когда я передал Ильичу слова одного товарища, что не позже августа — сентября власть перейдет к большевикам и что председателем правительства будет Ленин, он совершенно серьезно ответил: «Да, это так будет».
Далее Ильич дал ряд директив, как вести работу, как сейчас же создать наряду с легальным ЦК нелегальную ячейку того же ЦК, наряду с легальным печатным органом — нелегальную типографию, чтобы договаривать в нелегальных листках то, что не дадут говорить в легальной прессе.
Разговор был прерван, так как я от усталости незаметно уснул. Утром вместо 6 часов я проснулся в 11. К этому времени Владимир Ильич приготовил ряд маленьких статей, письма к Сталину и другим товарищам. Я взял их, попрощался и ушел.
Вскоре мне еще раз пришлось съездить к Ильичу: возил к нему тов. Шотмана, который устроил переезд Владимира Ильича в Финляндию, и больше Владимира Ильича я не видел до 24 октября (6 ноября), когда он впервые открыто появился в актовом зале Смольного1.
Когда я вошел в зал, Владимир Ильич заканчивал свою речь на заседании Петроградского Совета возгласом:
«Да здравствует всемирная социалистическая революция!» Зал буквально ревел от восторга.
В вечерних газетах появилось сообщение, что Ленин переселился в Смольный и сам начинает руководить восстанием. Да, газетчики не ошиблись.
Ленин организацию Октябрьского восстания взял в свои железные руки и довел его до победоносного конца.
Правда. 1924. 28 марта
Примечания:
1. В актовом зале Смольного В. И. Ленин выступил с докладом на заседании Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов 25 октября (7 ноября) 1917 г. Ред.
ОРДЖОНИКИДЗЕ ГРИГОРИЙ КОНСТАНТИНОВИЧ (СЕРГО) (1886-1937) — партийный и государственный деятель, член партии с 1903 г. Участник революции 1905—1907 п. в Закавказье. В 1911 г. - слушатель партийной школы в Лонжюмо. На VI (Пражской) Всероссийской конференции РСДРП избран членом ЦК и Русского бюро ЦК РСДРП. После Февральской революции 1917 г.— член Исполнительной комиссии Петербургского комитета РСДРП (б) и Исполкома Петроградского Совета, принимал деятельное участие в организации перехода Ленина в подполье, дважды был у него в Разливе, делегат VI съезда партии, участник Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде. После Октября — временный чрезвычайный комиссар Украины, член ЦИК Донской республики, председатель Совета обороны Северного Кавказа. В годы гражданской войны — политический руководитель в Красной Армии. В дальнейшем — на государственной и партийной работе. Делегат VI, XI—XVII съездов партии. На X — XIV, XVII съездах избирался членом ЦК. На XV, XVI съездах — членом ЦК К. В 1926 г.— кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б), с декабря 1930 г.—член Политбюро. Член ВЦИК, ЦИК СССР