Д. И. Гразкин
ГЛУБОКОЕ ЗНАНИЕ ЖИЗНИ ТРУДЯЩИХСЯ
С Владимиром Ильичем Лениным я встречался много раз, особенно часто в 1917 году, в дни Чрезвычайного съезда крестьянских депутатов и II Всероссийского съезда крестьянских депутатов. Я был председателем фракции большевиков этих съездов и впоследствии председателем фракции большевиков крестьянского исполнительного комитета, и мне неоднократно по различным вопросам приходилось обращаться к товарищу Ленину. О выступлениях В. И. Ленина на I крестьянском съезде уже упоминалось в литературе, и я этого касаться не буду. В литературе описано и выступление Владимира Ильича в 1906 году в Петербурге, на митинге в доме графини Паниной; я тогда впервые увидел и услышал нашего учителя, его речь произвела на меня и моих товарищей неизгладимое впечатление.
После Октябрьской революции и захвата нами Ставки XII армии в Валке я поехал в Петроград на Чрезвычайный съезд крестьянских депутатов, который открылся 10 (23) ноября 1917 года \ Из участников съезда — членов нашей партии я помню товарищей Невского, Харитонова, Врачева, В. Соловьева, В. Гайле (впоследствии секретарь фракции большевиков крестьянского исполнительного комитета), Инессу Арманд, Иванова (впоследствии председатель Смоленского губисполкома), Сергея Гусева.
Все съезды тогда проходили весьма бурно, в том числе и этот съезд. Каждый пункт повестки дня, каждый вопрос вызывал отчаянные схватки. Благодаря исключительной большевистской спаянности, целеустремленности и напористости мы, делегаты-большевики, не только толкали левых эсеров на определение ими более ясной позиции, но «давили» и на весь съезд. Мы ставили всех делегатов перед прямым вопросом: за то ли съезд, чтобы сами крестьяне непосредственно взяли в свои руки устройство земельных распорядков, или они вместе с правыми эсерами, перебежавшими в лагерь богачей, за то, чтобы земельные распорядки устраивали Тучковы, львовы, Милюковы и тому подобный контрреволюционный сброд? Правые эсеры этой нашей постановкой вопроса были взбешены, особенно тем, что мы их считали в лагере контрреволюции.
Понятно, что все установки до мельчайших подробностей я получал от Владимира Ильича. Приходилось поражаться его предвидению. Тактику эсеров он часто настолько точно разгадывал, что будто бы читал их мысли.
Однажды на третий день съезда утром я пошел к товарищу Ленину информировать его о работе съезда. В разговоре, между прочим, сказал, что, очевидно, радиотелеграмма о созыве съезда попала на места с запозданием, так как делегаты все время прибывают, а сейчас даже больше, чем в первые два дня. Товарищ Ленин, резко повернувшись ко мне, спросил: «Вы говорите, больше?» Я подтвердил. Тогда он, обратившись к только что вошедшему Я. М. Свердлову, сказал: «По-видимому, Авксентьев и Чернов хотят зацепиться за крестьянский съезд». И добавил, что правые эсеры, должно быть, сами послали приглашение на съезд, что «запоздавшие» умышленно запаздывают, что правые эсеры думают захватить крестьянский исполком, а если это им не удастся, то из «опоздавших» составить свой съезд. Свердлов заметил: «Вылетев из седла, на хвосте не удержишься». Ленин стремительно встал со стула и проговорил: «Надо столкнуть их скорее и с хвоста, чтобы не мешали».
Вернувшись на съезд, я выяснил, что действительно многие из опоздавших прибыли на съезд по приглашению Исполнительного комитета крестьянских депутатов (эсеровского), избранного I съездом, то есть по приглашению Авксентьева.
Атмосфера съезда накалялась. Обозначилось и некоторое колебание среди левых эсеров. Тогда на съезде выступил В. И. Ленин. Он, как я запомнил, говорил примерно следующее:
Рабоче-крестьянская революция окончательно победила в Петербурге. С фронта и из деревень ежеминутно поступают сведения о. поддержке нового правительства подавляющим большинством солдат и крестьян. Декреты о мире и немедленной передаче земли крестьянам повсюду нашли полное одобрение. Помещики, капиталисты, все богатые и тянущие руку богатых отчаянно сопротивляются революции. Трудящиеся понимают, что богатые против власти народа. Враги народа хотят обмануть трудящихся, уверяя, будто большевистское правительство не есть Советское правительство.
Всем известно, что II съезд Советов утвердил состав правительства. Спасение от ужасов войны, от гнета помещиков и капиталистов — в крепком союзе крестьян с фабрично-заводскими рабочими. Судьба страны теперь в ваших руках, вы должны провести в жизнь Декрет о земле и создать на местах рабоче-крестьянскую власть. Далее Ленин говорил о перебежке в стан богачей правых эсеров, об обмане ими рабочих и крестьян, о предоставлении мест в правительстве представителям меньшинства съезда Советов при условии признания ими платформы Советов и высказал сожаление, что левые эсеры отказались на II съезде Советов войти в правительство.
Выступление товарища Ленина на съезде нанесло сокрушительный удар по правым эсерам и окончательно определило позицию левых социалистов-революционеров.
Съезд принял резолюцию в основном в духе выступления товарища Ленина. Съезд со знаменами и музыкой пошел в Смольный приветствовать Совнарком.
Новые делегаты, все время прибывавшие в Петроград, выражали недовольство тем, что им не удалось принять участие в работе съезда, а группа правых эсеров настаивала на открытии нового съезда, очевидно надеясь на захват исполкома. Чрезвычайный съезд крестьянских депутатов не без острой борьбы превратился во II Всероссийский съезд крестьянских депутатов (открылся 26 ноября (9 декабря) 1917 года).
Правые эсеры стали распространять среди делегатов паскудное антисоветское воззвание ко всем крестьянам, солдатам и рабочим, выпущенное от имени Исполкома крестьянских депутатов. Но им так и не удалось захватить руководство съездом.
И во время II Всероссийского съезда крестьянских депутатов я систематически получал от Владимира Ильича указания, касающиеся работы съезда. С ним часто встречались и совещались по вопросам работы съезда и левые эсеры.
В разговоре со мной товарищ Ленин рекомендовал вести усиленную агитацию среди делегатов съезда правых эсеров. Он говорил примерно следующее:
— Вы не смущайтесь. Эти делегаты называют себя социалистами-революционерами, но они не все такие испоганившиеся и прожженные политики, как Авксентьев и Чернов. Это в большинстве обманутые солдаты и крестьяне, не разобравшиеся в политике своих вождей. Пошли же они за их «фирмой» по укоренившемуся мнению, что якобы только социалисты-революционеры за мужика. Им надо терпеливо и настойчиво разъяснять разницу между нашей политикой и политикой Авксентьева, Маслова, Чернова.
Владимир Ильич взял со стола обращение правых эсеров и стал разъяснять, как использовать это обращение против самих правых эсеров.
— Вот видите, они тут говорят: «Ни одного дня отсрочки созыва Учредительного собрания». Надо задать вопрос: почему они раньше так не вопили? После этого укажите: Керенский обещал созвать
Учредительное собрание 8 июля — не собрал, обманул, обещал созвать к 17 сентября и опять обманул. Черновы и авксентьевы молчали. Потому молчали, что на словах они за народовластие, а на деле за власть буржуазии. И дальше глядите, что написано в обращении: Временное правительство объявило об окончательной разработке закона о передаче земли в распоряжение земельных комитетов. Тех самых комитетов, которые правительство Керенского арестовывало за захват помещичьих земель! Почему же Чернов, Маслов, Авксентьев тогда молчали? Да потому, что они защищали помещика от крестьянина, а не крестьянина от помещика. А если они сейчас заговорили о земле, то это только потому, что крестьянам надоело: восемь месяцев их кормили обещаниями, их терпение лопнуло, они сами стали брать землю, а правительство Керенского их расстреливало, как бунтовщиков. Вот где правда! Тут в обращении говорится и о мире. Разъясните делегатам, что Чернов и Авксентьев никогда не думали о скором мире. Все помнят их крики: «Война до победного конца». Если теперь они заговорили о мире, то это обман. Они хотят не мира, а выигрыша времени для собирания контрреволюционных сил. Они готовы пригласить немцев, англичан, французов, лишь бы отстоять власть помещиков и капиталистов. Старательно разъясняйте делегатам, что правительство большевиков не на словах, а на деле дало землю крестьянам, издало Декрет о мире. Мы провозгласили: «Вся власть Советам!» Теперь от самих крестьян зависит, сумеют ли они отстоять свои права против помещиков и их подручных — черновых, авксентьевых и масловых.
Обо всех указаниях товарища Ленина я сообщал на собраниях фракции большевиков. Но в экстренных случаях, когда фракцию собрать было невозможно, я об указаниях Ленина информировал в кулуарах более активных товарищей.
Мы вели агитацию на собраниях и в кулуарах, но и правые эсеры не спали. Они усиленно обрабатывали своих единомышленников, пуская в ход самую отчаянную демагогию, извращали факты, не считаясь с истиной. В результате подобной разнузданной обработки некоторые провинциальные простаки вылезали с этим примитивным багажом на трибуну съезда. 2 (15) декабря, перед тем как говорить товарищу Ленину, выступал как раз такой эсерик. Он повторил все пошлости продажной буржуазной прессы: о пломбированном вагоне, о немецких деньгах, о шпионах и т. п. В. И. Ленин стоял в президиуме несколько поодаль от трибуны и смеялся. Эсерик повернулся, очевидно полагая, что он убил Ленина своей пошлостью. А когда он в изумлении увидел, что В. И. Ленин смеется, то воскликнул: «Посмотрите! Посмотрите! Этот человек еще смеется!» Тут грянул смех всего зала. Эсерик растерялся и, желая выйти из неловкого положения, крикнул: «Чего вы смеетесь? Вот Ленин разгонит вас штыками» — и затем, промямлив несколько нечленораздельных слов, сошел с трибуны.
Товарищ Ленин, заявив, что он выступает от фракции большевиков и считает важным, чтобы мнение партии большевиков было известно съезду крестьянских депутатов, начал свою речь с последнего выкрика эсерика. В. И. Ленин сказал: «Когда я пришел сюда, я слышал часть речи последнего оратора, который, обращаясь ко мне, сказал вам, что я хочу разогнать вас штыками»1.
Речь Ленина в основном сводилась к следующему.
Народ шел за социалистами-революционерами, покуда не увидел, что они не осуществят его желания. Потом он убедился, что только большевики осуществляют его думы и чаяния, и пошел за большевиками.
Народ сам носитель и устроитель своей судьбы. Советская власть — самая демократическая власть, выше всяких Учредительных собраний.
Большевики уверенно смотрят в будущее, твердо знают, что народ за большевиков, за Советы.
Мы не допустим гибели народной власти, и все потуги врагов социалистической революции напрасны.
Речь товарища Ленина произвела громадное впечатление на участников съезда. Она была ясна, убедительна. Эта речь была образцом того, как можно самые сложные вопросы изложить простыми словами, понятными даже малограмотному, темному человеку. Таким же языком было написано и воззвание к крестьянам по поводу ухода правых эсеров со съезда. К сожалению, эта речь товарища Ленина не была подробно записана.
Правые эсеры ушли со съезда, увлекли за собой часть колебавшихся делегатов, открыли свой съезд, но потом колебавшиеся вернулись обратно. Оставшиеся правые эсеры — ничтожная кучка, человек сорок,— уже не имели большого политического значения.
Я не буду касаться работы Исполкома крестьянских депутатов, а также III съезда крестьянских депутатов, на котором был принят закон о социализации земли, хотя и в это время часто встречался с Владимиром Ильичем. Не буду касаться и последующих встреч с ним. Опишу лишь одну встречу, характеризующую работу товарища Ленина и его подход к решению важных проблем.
В конце декабря 1920 года во время моей работы помощником комиссара Главного управления путей сообщения по водному транспорту я, получив месячный отпуск, поехал в деревню — в Кирилловский уезд Вологодской области. В деревне я застал архитяжелое положение. Империалистическая, а затем гражданская войны нанесли сельскому хозяйству тяжелый урон, что не могло не отразиться на настроениях крестьян. Продразверстка не способствовала подъему сельского хозяйства. Крестьяне засевали минимум того, что требовалось для прокормления семьи. Поголовье скота тоже резко сократилось. Крестьянские хозяйства не давали товарной продукции и становились почти натуральными. Это создавало тяжелые условия не только для сельского хозяйства, но и для промышленности. По приезде из деревни, в первых числах февраля 1921 года, я написал председателю ВЦИК Калинину письмо о положении в деревне, в котором передавал настроения крестьян и их пожелания. Я предлагал установить такой порядок взимания продуктов с крестьянского хозяйства, при котором крестьянину заранее было бы известно, сколько с него продуктов пойдет государству и сколько он может оставить в своем распоряжении.
Тогдашний секретарь ЦК Крестинский, которому я отнес копию письма, выслушав его содержание, сказал:
— Это нужно немедленно послать товарищу Ленину.— И отдал распоряжение аккуратненько перепечатать письмо (оно должно быть где-нибудь в архивах1).
Примерно дня через два или три мне позвонили и сказали, чтобы я немедленно шел к товарищу Ленину. Он принял меня в своем кабинете и стал подробно расспрашивать, какие типы крестьянских хозяйств существовали в нашей местности, какое положение их было до войны 1914 года, какое положение создалось к осени 1916 года, и особенно подробно, каково оно в настоящее время. Велики ли у крестьян наделы? Сколько в надел входит земли: пахотной, сенокосной, пастбищной, под лесами, неудобные? Какая почва преобладает? Какие культуры выращиваются? Каков урожай?
И когда узнал, что обычный урожай — «сам-пят», «сам-шест», а «сам-сем» считается хорошим урожаем, воскликнул:
— Какое варварское хозяйство! Сколько отнимает труда, а результат ничтожный,— и тут же спросил: — Может ли такое хозяйство обеспечить крестьянина?
Я ответил, что в нашем месте крестьяне не жили одной землей. У нас сравнительно неплохо развито скотоводство. Многие крестьяне имели по две коровы, а некоторые и по три.
В. И. Ленин начал расспрашивать: какой удой молока, куда сбывалось молоко?
Я сказал:
— Скупщик по договору со всей деревней законтрактовывал молоко, устраивал маслодельню, куда крестьяне и сдавали молоко. Масло он отправлял в Рыбинск или Петербург, а снятое молоко возвращал крестьянам.
В. И. Ленин заметил:
— Это не хозяйственно. Из снятого молока можно делать сыры. В этом случае молоко использовалось бы более рационально,— и тут же спросил: — Сколько скупщик платил за молоко?
— Когда я жил в деревне, я работал в такой маслодельне. Тогда цена была 40 копеек за пуд, а перед войной — кажется, 50—55 копеек.
Товарищ Ленин возмущенно сказал:
— Да это же прямой грабеж! Сколько же скупщик наживал на молоке?
Я ответил, что скупщик наживался не только на молоке. Он держал лавчонку, в которой крестьяне за сданное ему молоко обязаны были брать товары. Такой же порядок существовал и на лесозаготовках.
Товарищ Ленин с грустью сказал:
— Сколько около крестьянина было загребастых рук, разных «колупаевых» и «разуваевых»! Как много крестьянин мог при двух коровах получить дохода от молока в год?
— Рублей 80—100 самое большое. Да на лесозаготовках рублей 50—60.
Владимир Ильич взял карандаш и начал в блокноте подсчитывать. Попутно, как бы уточняя, спрашивал:
— Кроме картошки, овощи не было принято разводить? А из зерновых рожь и меньше овес? — И, подсчитав, спросил: — Как же жили крестьяне? Доходы неправдоподобно малы.
Я сказал:
— Владимир Ильич! Про нашу местность существовала поговорка: «Улома2 дура, белянки3 без крупы».
Владимир Ильич улыбнулся и сказал:
— Да, при урожае «сам-пят» не много круп наделаешь! Наверно, хлеба и на полгода не хватало,— и добавил: — Ничего-то про крестьянские хозяйства эти аграрные «теоретики» не знали, зато обывательской спеси хоть отбавляй.
Помолчав немного, очевидно раздумывая о чем-то, заметил:
— Пожалуй, нам придется подумать о контрактации сельскохозяйственных продуктов,— и после небольшой паузы добавил: — Но для этого надо иметь достаточное количество промышленных товаров и устойчивые цены.
Потом спросил:
— А сокращение запашек земли в настоящее время вызвано сокращением поголовья скота и лошадей?
— Нет, Владимир Ильич, не только этим. Мне крестьяне нашей деревни и соседних деревень прямо говорили, что нет никакого смысла подымать хозяйство, когда все отбирают.
Товарищ Ленин сказал:
— Вы в письме предлагаете заранее установить норму взимания продуктов с крестьянского хозяйства. А куда крестьяне будут девать излишки? Продавать? Значит, нужна торговля?
Я про себя подумал: вот я писал о нормах взимания продуктов, а мне и в голову не пришло, что это вызовет.
Товарищ Ленин, подчеркивая что-то в блокноте, как бы про себя проговорил:
— Теперь увеличение сельскохозяйственных продуктов — основное. Старые объемы крестьянского хозяйства при старых формах в дальнейшем не могут удовлетворить потребность страны.
Я в то время не понял смысла этих ленинских слов. Дошли они до моего сознания, когда партия поставила вопрос об индустриализации страны и коллективизации сельского хозяйства.
В этом разговоре с товарищем Лениным меня поразил всесторонний его интерес к тому, что происходит в республике и что волнует трудящихся. Эта беседа происходила тогда, когда гениальный ум Ленина уже вынашивал план перехода к новой экономической политике. Прежде чем принять какое-либо важное решение, В. И. Ленин тщательно изучал вопрос не только по официальным материалам, но и по беседам с людьми. Вот поэтому-то Владимир Ильич знал положение в стране и жизнь трудящихся так глубоко, как никто другой в нашей партии.
Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине. М., 1957. Ч. 2. С. 141—148
Примечание:
1. Письмо с надписью, сделанной В. И. Лениным на конверте: «Доклад Граскина (Главод) о деревне», хранится в ЦП А ИМЛ. Ред.
2. Улома — местность в Кирилловском уезде. Д. Г.
3. Грибы. Д. Г.
ГРАЗКИН ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ (1891 —1972) — член партии с 1909 г. В 1916—1917 гг. вел работу среди солдат. После Февральской революции участвовал в образовании Ревкома XII армии, был членом бюро Военной организации большевиков, редактором «Окопной правды». Участник I, II и III съездов Советов крестьянских депутатов. Член ВЦИК шести созывов. В 1918 г. работал в ВЧК, в 1919— 1920 гг.— на ответственных постах в Красной Армии, в 1922—1925 гг.— в аппарате ЦК РКП (б). В последующие годы — на руководящей советской, хозяйственной и партийной работе.