А. И. МИТРОФАНОВ
ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ ЛЕНИН НА XI СЪЕЗДЕ РКП (б)
март 1922 года
XI съезд РКП (б), последний съезд нашей партии, проходивший под руководством В. И. Ленина, начал свою работу 27 марта 1922 года. Положение Советской республики было еще очень тяжелым. Несмотря на начавшееся с введением нэпа оживление хозяйства, вся страна чувствовала последствия сильной засухи лета 1921 года. «Точно все последствия войны империалистической и той войны, которую нам навязали капиталисты,— говорил В. И. Ленин при открытии съезда,— точно все они собрались вместе и обрушились на нас голодом и самым отчаянным разорением. Эти бедствия сейчас далеко еще не преодолены»1. XI съезд был призван подвести итоги первого года новой экономической политики и определить очередные задачи мирного социалистического строительства.
В то время я работал секретарем Нижегородского губкома РКСМ и был послан на съезд делегатом с совещательным голосом. Трудно передать то радостное волнение, с которым я вместе с другими делегатами ехал в Москву на съезд. Сбывалась заветная мечта — увидеть и услышать учителя и вождя партии и народа В. И. Ленина. Товарищи по комсомольской работе наказывали все запомнить, ничего не упустить, чтобы потом все им рассказать.
Мы прибыли в Москву на Курский вокзал утром 26 марта, за день до открытия съезда. Вскоре к вокзалу подошли две легковые автомашины, и мы поехали в 3 Дом Советов 2, где размещались делегаты съезда. Мы ехали по Садовому кольцу мимо «знаменитой» в прежние времена Сухаревки. Товарищи говорили, что в годы «военного коммунизма» она совсем заглохла, а теперь, с введением нэпа, вновь оживилась. Впервые я видел такой разгул торгово-спекуля-тивной стихии.
После санобработки (борьба со злейшим врагом революции — сыпным тифом — все еще продолжалась) мы разместились в общежитии. В отведенной нам комнате стояло примерно 50 железных кроватей. Все мы, нижегородские делегаты (нас было 11 человек), заняли места в этой комнате, а потом в ней же поселились делегаты от Владимирской, Иваново-Вознесенской, Костромской и некоторых других партийных организаций.
Мандатная комиссия съезда работала здесь же, и примерно через час мы получили делегатские билеты, а вместе с ними и карточки на трехразовое питание в столовой, помещавшейся в нижнем этаже общежития.
Условия жизни в Советской республике были тогда весьма тяжелыми и суровыми. На всем лежала печать глубокой разрухи, а начавшийся хозяйственный подъем был еще еле заметен. Трамваи в Москве весной 1922 года ходили плохо. Поэтому на заседания съезда в Кремль мы обычно отправлялись пешком, по Петровке. Пройдя в Кремль через Спасские ворота узкой тропкой, протоптанной в снежных сугробах мимо низких келий древнего Чудова монастыря (на его месте теперь стоит Кремлевский театр), мы попадали в здание Совнаркома, в Свердловский зал, где проходила работа съезда.
Регламент работы съезда был весьма напряженным: заседания начинались в 10 часов утра и продолжались до 10 часов вечера с перерывом с 3 до 6 часов дня.
С тех пор прошло сорок шесть лет, а в памяти и сейчас стоит как живая историческая картина открытия XI съезда.
Наша делегация, возглавляемая Анастасом Ивановичем Микояном, заблаговременно заняла отведенные ей места. Сравнительно небольшой кремлевский зал имени Свердлова быстро заполнился делегатами. Среди них преобладали закаленные в революционных битвах старые большевики. Все были по-праздничному оживлены и взволнованны, с нетерпением ожидая открытия съезда и встречи с дорогим, любимым Ильичем. А когда Владимир Ильич как-то вдруг появился за столом президиума, делегаты в едином порыве поднялись с Meet, восторженно приветствуя своего учителя и вождя. Со всех сторон неслись возгласы: «Да здравствует Ленин!», «Привет дорогому Ильичу!»... На глазах некоторых пожилых делегатов от волнения навернулись слезы, слезы большой, светлой радости.
Заметно было, что Владимир Ильич также был взволнован этой встречей с представителями местных партийных организаций, съехавшимися со всех концов страны, многих из которых он хорошо знал по прежней нелегальной работе. Его лицо светилось приветливой улыбкой.
Но вот колокольчик в руках Владимира Ильича зазвонил настойчивей, и овации стали стихать. Тогда Ленин сказал: «Товарищи! По поручению Центрального Комитета партии объявляю XI съезд РКП открытым».
В наступившей тишине делегаты слушали Ленина, стараясь запечатлеть в памяти каждое ленинское слово, каждый его жест. Вступительная речь Ленина продолжалась не более пяти минут, но в ней предельно сжато и ясно, как это мог делать только он, были охарактеризованы основные черты современного момента и задачи, стоящие перед съездом.
После избрания затем президиума съезда и решения организационных вопросов председательствующий предоставил В. И. Ленину слово для доклада о работе ЦК. И снова раздались бурные овации...
Владимир Ильич быстро вышел из-за стола президиума, держа в руке несколько исписанных листков — план доклада, утвержденный ЦК. Как только овации стихли, он спокойно начал доклад, продолжавшийся около двух часов. Перед Лениным не было трибуны. Он стоял перед делегатами на сцене и говорил совершенно свободно, лишь изредка заглядывал в конспект. Голос Ильича звучал как-то особенно, точно он лился из самых глубин его души.
Здесь нет необходимости излагать содержание доклада. Я хочу отметить лишь его некоторые наиболее характерные черты. Весь он от начала и до конца пронизан несокрушимой верой в силы Коммунистической партии и народных масс, в их способность преодолеть все и всякие трудности на пути строительства социалистического общества. Эта непреклонная вера Ленина в победу социализма в нашей стране, его неиссякаемый оптимизм передавались делегатам съезда, познавшим на практике всю меру трудности первых шагов восстановления народного хозяйства, воодушевляли и сплачивали зею партию в борьбе за выполнение великих задач.
Вместе с тем Владимир Ильич подверг в своем докладе решительной критике крупные недостатки в проведении новой экономической политики, в партийном руководстве хозяйством, в работе государственного аппарата. «Весь гвоздь,— говорил он,— состоит в том, чтобы отделить твердо, ясно и трезво, что у нас составляет всемирно-историческую заслугу русской революции, от того, что нами исполняется до последней степени плохо, что еще не создано...»
Сделав в своем докладе анализ итогов и уроков первого года нэпа под углом зрения задач строительства фундамента социалистической экономики, борьбы между социалистической системой хозяйства и капиталистическими элементами в области производства и торговли, Ленин решительно заявил: «За этот год мы доказали с полной ясностью, что хозяйничать мы не умеем. Это основной урок».
Владимир Ильич поставил этот вопрос со всей прямотой и резкостью: либо в ближайший год, говорил он, мы докажем, что научились хозяйничать, либо Советская власть существовать не может.
В связи с этим Ленин резко критиковал тех ответственных коммунистов, у которых чувство законной гордости за прошлые победы над внутренней и мировой буржуазией переросло в зазнайство, в нежелание понять новую обстановку и новые задачи, в нежелание учиться новому делу. Ленинская критика была одновременно и строгой и глубоко товарищеской.
Хорошо помню, с каким вниманием слушали делегаты съезда ленинскую критику, слушали без всякой обиды. Наборот, подавляющее большинство испытывало глубокое удовлетворение тем, что критика Ильича так метко била в цель, вскрывала самые главные недостатки в работе, ясно показывала, что упиваться прежними победами вредно, мобилизовывала на серьезную учебу, вызывала горячее стремление отдать все силы на решение новых задач.
Но среди делегатов были отдельные лица, растерявшиеся перед трудностями и потерявшие перспективу, у которых ленинская критика наших недостатков вызвала нервозность и явный испуг. Этим людям Ленин спокойно и уверенно отвечал: «Пролетариат не боится признать, что в революции у него то-то вышло великолепно, а то-то не вышло. Все революционные партии, которые до сих пор гибли,— гибли оттого, что зазнавались и не умели видеть, в чем их сила, и боялись говорить о своих слабостях. А мы не погибнем, потому что не боимся говорить о своих слабостях и научимся преодолевать слабости». Эти знаменательные слова Ильича делегаты съезда встретили дружными аплодисментами.
Хочется отметить еще одну особенность политического доклада Ленина: при исключительной теоретической глубине он был очень ярким по форме, сверкал меткими и яркими остротами и шутками. Так, выражая свое нетерпимое отношение ко всякому очковтирательству и хвастовству, Владимир Ильич говорил: «Нам очень много приходится слышать, мне особенно по должности, сладенького коммунистического вранья, «комвранья», кажинный день, и тошнехонь-ко от этого бывает иногда убийственно».
Когда делегаты съезда слушали этот исключительно глубокий, яркий и вдохновляющий доклад, они не имели точного представления о болезни Владимира Ильича. Все мы думали тогда, что Ильич испытывает лишь некоторое недомогание в результате чрезмерного переутомления, которое должно пройти. Теперь мы хорошо знаем, что уже в то время он был болен очень тяжело, жестоко страдал от постоянной бессонницы и головных болей. Об этом, в частности, свидетельствует письмо Владимира Ильича в ЦК партии, написанное 23 марта 1922 года, то есть за несколько дней до открытия XI съезда, в котором он просил освободить его по болезни от участия в работе пленума ЦК. «...И заседания на пленуме и доклада на съезде я не осилю»,— писал Ильич.
Когда теперь вспоминаешь доклад Ленина на съезде, то изумляешься, каким огромным запасом жизненных сил обладал Владимир Ильич, поражаешься огромной силе ленинского интеллекта, его ума и воли. Да, последнее выступление Ленина на партийном съезде с политическим отчетом ЦК было большим подвигом.
Вечером 27 марта на съезде начались прения по отчету ЦК. Владимир Ильич сидел в президиуме с краю стола. Он был очень утомлен, но внимательно слушал ораторов. Ленин никого не прерывал, не бросал ораторам вопросов или реплик, тщательно вел запись выступлений, изредка потирая свой большой лоб.
Слушая ораторов, Владимир Ильич иногда неодобрительно хмурился, порой на его лице появлялась лукавая улыбка. Если же выступавший бросал острую шутку, Владимир Ильич громко смеялся вместе с делегатами, смеялся как-то особенно хорошо, просто, открыто, от всей души, очень весело и заразительно.
В конце третьего заседания съезда, 28 марта, прения были прекращены, и Ленину было предоставлено заключительное слово. В этой заключительной речи Владимир Ильич прежде всего дал достойную, сокрушительную отповедь оппозиционным ораторам — Преображенскому, Осинскому, Ларину, Шляпникову и другим, выступавшим с критикой политической линии ЦК довольно шумно и крикливо. Глубоко и ярко Ленин вскрыл полную несостоятельность и вредность всех их предложений и убедительно показал, что все они в главном и основном стреляли мимо цели и пытались столкнуть партию на неправильный и опасный путь, на путь капитуляции перед капиталистическими элементами, на путь срыва новой экономической политики.
В ответ оппозиционным критикам Ленин при полном одобрении съезда заявил, что итоги и результаты нашей политики показывают, что крупных ошибок в работе Политбюро за этот период не было.
В ходе острой полемики с противниками партийной линии Владимир Ильич весь оживился, и следы усталости совершенно исчезли с его лица. Слушая его глубокую и меткую критику оппозиции, делегаты удивлялись, как хорошо Ильич знал людей. Преображенского Ленин характеризовал как оторванного от жизни теоретика-доктринера, который читает программу буква за буквой и совершенно не замечает, что происходит вокруг С убийственной иронией Ленин отвечал Ю. Ларину, который работал тогда членом коллегии ВСНХ. Владимир Ильич отметил, что Ларин — безудержный фантазер, поэтому всегда берется за то, за что браться не нужно, и вносит во всякую работу путаницу и дезорганизацию. «Фантазия,— говорил В. И. Ленин,— есть качество величайшей ценности, но у тов. Ларина ее маленький избыток. Например, я бы сказал так, что, если бы весь запас фантазии Ларина разделить поровну на все число членов РКП, тогда бы получилось очень хорошо. А пока мы этой операции сделать не можем, до тех пор государственное, хозяйственное, плановое, экономическое дело предоставить Ларину нельзя». Делегаты весело аплодировали Владимиру Ильичу.
Особенно сокрушительную отповедь Ленин дал Шляпникову и Медведеву — лидерам антипартийной фракционной «группы 22-х», которая, нарушив решение X съезда о партийном единстве, вела опасную раскольническую, дезорганизаторскую работу, пыталась сеять панику в рядах партии и рабочего класса в труднейших условиях первого года нэпа, когда партия, окруженная врагами, проводила трудное отступление.
Как известно, вопрос об антипартийном поведении Шляпникова как члена ЦК в соответствии с решением X съезда обсуждался на специальном пленуме ЦК. В своем выступлении на съезде Шляпников с наглой усмешкой заявлял: «Меня в ЦК судили». Отвечая на это, Ленин говорил: «...Есть вещи, которыми шутить непозволительно; есть такие вещи, как единство партии... Мы зря в ЦК судов не устраиваем! Суд над Шляпниковым был, и не хватило в ЦК трех голосов, чтобы исключить его из партии».
Вся заключительная речь Ленина была проникнута духом непримиримости ко всяким идейным шатаниям, оппортунизму, ко всем оппозиционерам, нарушителям партийного единства и дисциплины.
По докладу ЦК на голосование съезда были поставлены две резолюции: первая, от имени бюро делегаций, была предложена М. В. Фрунзе; вторая, от имени шляпниковской «группы 22-х»,— Медведевым.
Первая резолюция, всецело одобрявшая политическую и организационную линию ЦК, была принята съездом при четырех воздержавшихся; вторая не собрала ни одного голоса. Это была внушительная демонстрация единства рядов нашей партии, тесной сплоченности ее вокруг ЦК, возглавляемого Лениным. Делегаты съезда видели, что это несокрушимое единство коммунистических рядов глубоко радовало Владимира Ильича.
Покончив с обсуждением отчета ЦК, съезд перешел к обсуждению других вопросов порядка дня. Болезнь не позволила Владимиру Ильичу все время присутствовать на последующих заседаниях, но все же почти ежедневно он появлялся за столом президиума и внимательно слушал доклады и выступления товарищей.
Несмотря на болезнь, Ленин осуществлял руководство всей работой съезда. Его твердой опорой в этом были прежде всего те члены Центрального Комитета и ЦКК, которые составляли их основное, ленинское ядро — товарищи Ворошилов, Дзержинский, Калинин, Петровский, Рудзутак, Сталин, Фрунзе, Ярославский, Чубарь, Киров, Сольц и другие. Большинство их вместе с Лениным были избраны в руководящий орган съезда, его президиум. Одновременно почти все они входили в состав создаваемых съездом различных комиссий и секций, в которых при выработке окончательных текстов проектов решений съезда по всем важнейшим вопросам последовательно проводили ленинскую линию и его конкретные указания.
Хочется отметить следующее. На съезде мы, делегаты, имели возможность близко наблюдать черты характера Ленина и стиль его работы: умение внимательно выслушивать товарищей, коллективность в работе, простоту, скромность и дисциплинированность, непримиримое отношение ко всякой мелкобуржуазной распущенности и демагогии, высокую принципиальность в большом и малом, нетерпимость ко всякой фальши.
Хочу рассказать об одном инциденте, малоизвестном широким слоям коммунистов, особенно молодым членам партии, который произошел на последнем заседании съезда. На этом заседании принимались выработанные секциями и комиссиями съезда резолюции. Было уже поздно, и делегаты сильно утомились. И вот, когда принималась резолюция «О печати и пропаганде», делегат Д. Б. Рязанов внес предложение о запрещении печатать в партийных газетах коммерческие объявления, чтобы, как он выразился, «партийную печать избавить от этой ненужной пакости». Это неделовое предложение не было случайностью. Рязанов уже давно зарекомендовал себя в партии как дезорганизатор и нарушитель партийной дисциплины. Ввиду того что дезорганизаторская деятельность Рязанова носила особенно вредный характер в профдвижении, ЦК партии 18 мая 1921 года вынес специальное постановление об отстранении его от всякой работы в профсоюзах. XI съезд РКП подтвердил это решение.
Рязанов, неоднократно выступая на том или ином партийном собрании, пытался громкими демагогическими фразами сбить с толку его участников, протащить резолюцию, направленную против линии Центрального Комитета. Такой же характер носило и это его предложение на съезде. Так как местные газеты в своем подавляющем большинстве были объединенными партийно-советскими органами, то это предложение практически касалось лишь одной «Правды». Оно ставило центральный орган партии в чрезвычайно трудное финансовое положение. Однако из-за усталости делегатов и беспринципности председательствующего Каменева, который не только не отметил ошибочность и вредность предложения Рязанова, но, по сути дела, солидаризировался с ним, оно было принято съездом.
Ленин в это время находился в своей квартире, в том же здании, где работал съезд. Вероятно, сестра его, Мария Ильинична, работавшая секретарем редакции «Правды», безусловно, сильно встревоженная этим решением, сразу же сообщила о нем Владимиру Ильичу. Ленин тотчас же появился в президиуме съезда. Делегаты, видевшие, как он шел по коридору, говорили, что Ильич очень торопился.
В записке Каменеву Ленин предложил поставить вопрос об исправлении ошибки, выразившейся в принятии съездом решения об отмене объявлений в «Правде». Каменев не согласился с этим. Тогда Владимир Ильич обратился к съезду.
Прежде всего он извинился перед съездом за то, что вынужден просить отступить от принятого регламента и дать ему несколько минут, чтобы высказаться против ошибочного решения. Получив разрешение, Ленин начал так: «Когда я услыхал, что съезд принял это решение... что защищал его тов. Рязанов...» В это время Рязанов с места заявил: «Это неверно».— «Ну и прекрасно,— продолжал В. И. Ленин,— что хоть одно несуразное решение прошло помимо Рязанова».
Но Рязанов сказал неправду, автором и этого предложения был он. В короткой речи Владимир Ильич зло высмеял Рязанова. «...Над этим можно было бы благодушно посмеяться,— говорил он,— а всерьез что же мы делаем? Откуда возьмет деньги «Правда», которую вы лишили объявлений?»
В немногих словах Ленин показал полную несостоятельность и вредность решения о запрещении печатания объявлений в «Правде» и предложил его отменить. Съезд принял предложение Ленина. Такова суть этого инцидента, в котором так ярко проявились ленинская принципиальность и нетерпимость ко всякой фальши в партийных решениях, его огромный, непререкаемый авторитет.
Хорошо запомнилось заключительное заседание XI съезда. Вечернее заседание 2 апреля... Порядок дня съезда был исчерпан, все вопросы решены, и в зале наступила торжественная тишина. Делегаты чувствовали важность наступившего момента и приготовились слушать заключительную речь Ленина, которой подводились итоги работы съезда. Взоры были устремлены на Владимира Ильича, сидевшего в центре, среди членов президиума.
Ленин встал и тихо начал: «Товарищи! Мы подошли к концу работ нашего съезда». С чувством большого удовлетворения Владимир Ильич произнес: «Первое отличие, которое бросается в глаза при сравнении этого съезда с предыдущим, это — большая сплоченность, большее единодушие, большее организационное единство».
Съезд, говорил В. И. Ленин, явился живым доказательством неправоты наших врагов, постоянно твердивших, что Коммунистическая партия впадает в старчество и теряет гибкость. Наша партия показала силу и гибкость своей тактики, соединяя умение смело, быстро и решительно наступать на врага с умением отступать в революционном порядке. Отметив, что съезд постановил признать экономическое отступление законченным, Ленин выразил глубокую уверенность, что партия сумеет построить работу по-новому и добиться своей цели.
Когда Владимир Ильич сказал: «Объявляю XI съезд Российской Коммунистической партии закрытым»,— делегаты дружно запели «Интернационал»... А когда кончили петь, зал еще долго сотрясался от грома аплодисментов. Делегаты единодушно выражали свою глубокую удовлетворенность работой съезда.
Владимир Ильич некоторое время продолжал стоять за столом президиума, улыбался делегатам, затем всем поклонился и вышел из зала...
Так закончил свою работу XI съезд РКП (б).
На другой день наша делегация выехала в Нижний Новгород. Все мы, делегаты, переживали состояние большого душевного подъема, все чувствовали, что за несколько дней работы съезда выросли в идейно-политическом отношении на целую голову, горели желанием скорее приступить к практическому осуществлению ленинских решений съезда.
Вопросы истории КПСС. 1968. № 4. С. 104—108
Примечания:
1.Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 67.
2 Ныне в этом здании находится Всероссийский музей декоративно-прикладного и народного искусства (Делегатская ул., д. 3). Ред.
МИТРОФАНОВ АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ (1899—1972) — член партии с 1920 г. С 1922 по 1924 г.— ответственный секретарь Нижегородского губкома комсомола. Был делегатом IV и V Всероссийских съездов комсомола, XI—XIII съездов РКП (б). После окончания в 1928 г. университета им. Я. М. Свердлова находился на руководящей партийной, советской и преподавательской работе.