И. И. РАДЧЕНКО

ЛЕНИН — ВОЖДЬ НА ХОЗЯЙСТВЕННОМ ФРОНТЕ

1921 ГОД

Весь этот год Владимир Ильич уделял чрезвычайно много внимания Гидроторфу, разрешая споры, возникавшие вокруг этого дела, помогая ему изживать свои «детские болезни». Много в этом способе торфодобычи вначале для техников и торфяников-практиков было спорного, технически недоношенного, недостаточно проработанного, сомнительного в смысле рентабельности. Им казалось, что не следовало так торопиться с проведением гидравлической добычи торфа в жизнь, по крайней мере в предполагаемом изобретателями широком масштабе. Предстояло еще произвести основательные расчеты в конструкции всего оборудования Гидроторфа, прежде чем приступить к изготовлению мощных, дорогостоящих машин. Изобретатели же — Классон и Кирпичников — нетерпеливо рвались вперед. А мудрый Владимир Ильич примирял обе стороны, проявляя, с одной стороны, революционную смелость и, с другой, необходимую при решении технико-экономических вопросов осторожность и расчетливость.

В начале 1921 года Классон получил командировку за границу для ознакомления с новейшими достижениями в торфотехнике и для приобретения всего ценного и применимого у нас в этой области. Сохранилось письмо-доклад его из Берлина от 23 марта на имя замнаркомвнешторга Лежавы. На этом письме рукой Владимира Ильича синим карандашом сделаны пометки и отчеркивания на полях и в тексте. Следующие места доклада возбудили особый интерес Владимира Ильича:

1.   Классон пишет, что пропагандируемый им гидравлический способ торфодобычи заинтересовал датские, финские и германские торфотехнические круги. Здесь отчеркнуто и подчеркнуто Владимиром Ильичем следующее место:

«...Образовалось сильное немецкое общество, которое теперь приступило к выработке наиболее совершенных машин уже на основании наших последних достижений. Я считаю это большим плюсом для нас, так как к осени они разработают все детали в сотрудничестве с крупнейшими машиностроительными заводами Германии и в состоянии будут изготовить как для себя, так и для нас вполне совершенные машины» (подчеркнуто Владимиром Ильичем).

2.    Обильно снабжено отметками и подчеркиваниями Владимира Ильича описание германского способа механического отжатия сырого торфа, и вопросительными знаками отмечено то место доклада Р. Э. Классона, где Классон пишет о том, что усовершенствованный способ «Мадрука»1 даст возможность превратить добывание торфа из сезонного в постоянное.

3.    Подчеркнуты Владимиром Ильичем строки о заводе для выработки торфяной пыли для топок вместо неудобных торфяных кирпичей.

4.    Отмечено NB предложение Классона, чтобы все заказы заграничного торфооборудования делались Л. Б. Красиным (который был в то время наркомом внешней торговли), а на самого Классона возложена была бы только чисто техническая часть.

5.    Подчеркнута Владимиром Ильичем и высчитанная Классоном общая стоимость для нас завода механического обезвоживания в 21—22 миллиона германских марок. На полях произведен рукой Владимира Ильича следующий расчет:

30 Х30 = 900 тыс. в месяц, только!

из которого видно, что он выражал сомнение в рентабельности этого дела.

Этот доклад Классона попал в руки Владимира Ильича только 16 апреля    В тот же день я получил от него следующее письмо:

16.IV.1921.

т. Радченко! Сейчас мне дал Лежава доклад Классона (от 23.111). Копия послана (или оригинал?) в Главторф, т. е. Вам.

Обратите сугубое внимание и дайте мне отклик немедленно: когда Вы дадите окончательное формальное заключение?

Надо спешить, чтобы успеть ответить до отъезда Классона из Германии.

Жду ответа. Ваш Ленин».

Письмо в Главторфе было получено в 6 часов вечера 16 апреля. Мы, члены коллегии, сейчас же собрались и, обсудив дело в течение трех часов, в 9 часов вечера того же дня послали Владимиру Ильичу требуемое заключение.

Перед этим, 6 апреля, Главторф обратился к Владимиру Ильичу с просьбой содействовать скорейшей отправке за границу научной экспедиции торфяников в числе десяти человек для всестороннего ознакомления с постановкой дела за границей. В тот же день Владимиром Ильичем было послано соответствующее отношение в ВЧК. Но фактически поехали не десять, а только три человека.

Несколько позже и независимо от нас обратился к Владимиру Ильичу с письменным докладом и просьбой командировать его за границу инженер Кирпичников, сотрудник Классона по Гидроторфу. Владимир Ильич дал мне его доклад на заключение. Я ответил ему, что, на мой вгляд, командировка Кирпичникова не нужна, так как за границей по тому же делу уже находится Классон; что нам следует сберечь наш золотой фонд, а не растрачивать его по капризам Кирпичникова и прочих гидроторфистов.

В ответ я 5 июня получил следующее письмо:

«т. Радченко! Не придирайтесь к Гидроторфу. Это дело законом признано имеющим исключительную важность.

Закон этот Главторф обязан проводить не за страх, а за совесть.

Изобретение великое. С изобретателями, даже если немного капризничают, надо уметь вести дело.

А я не вижу пока каприза.

Кирпичников — изобретатель. Его надо пустить и послать. Возражения могут быть только от политики: если имеете их, сообщите мне секретно.

Если нет, обязательно пошлите Кирпичникова.

Я превосходно знаю и высоко ценю Вашу заслугу в постановке Главторфа. Вы его поставили образцово. Очень прощу: не делай-те ошибки, не придирайтесь к Гидроторфу.

Привет! Ленин».

После более подробного моего письменного обоснования своей позиции я уже 7 июня получил новое письмо:

«(Секретно)

Главторф, т. Радченко 7/VI.

Дорогой Иван Иваныч!

...как ни законно Ваше чувство возмущения, надо не сделать ошибки, не поддаться ему.

Изобретатели — чужие люди, но мы должны использовать их. Лучше дать им перехватить, нажить, цапнуть,— но двинуть и для нас дело, имеющее исключительную важность для РСФСР.

Давайте, будем детальнее обдумывать задания этим людям. Может быть такой план:

1)      Кирпичникову разрешить поездку под условием выполнения точно определенных заданий; составить список их.

2)      Послать с ним надежных политически двух-трех людей (рабочего, инженера своего и т. п.) как «комиссаров» своего рода. Дать им точную инструкцию.

Утвердим 1 § и 2 § по соглашению с Кржижановским.

3)    У нас, в России, создать особый центр, заказать лучшие машины Гидроторфа, поставить с этими особыми машинами этот особый центр, т. е. особое предприятие, и ему поручить п о-с в о е м у
двигать это дело вперед.

Найдете людей для этого?

4)    Дать от Главторфа премии (в 10—30 тысяч рублей золотом) в Канаде и в Германии за лучшие приемы обезвожения торфа и лучшие образцы машин для Гидроторфа и т. д.

Ваш Ленин

P. S. Мне странно, что Классон не дал премий в Германии, хотя мы говорили с ним об этом. Не тормозит ли он? Не сделать ли это прямо через Главторф? Денег на это не надо жалеть».

Из этого письма опять видно, как глубоко проникал Владимир Ильич в суть каждого дела, как тщательно обдумывал все практические детали, как он в историческом предвидении индустриализации нашей отсталой и нищей страны считал возможным тратить огромные по тому времени средства на одно только дело механизации торфодобывания.

Сохранилась у меня еще одна из записочек на узенькой полосочке бумаги, написанная им во время прений на каком-то заседании СНК:

«г. Радченко! Надеюсь, Вы это получили? Если нет, прочтите. Видимо, грозит опоздание. Опять проспим, прозеваем! Закажите Вашему спецу текст подгоняния, напоминания (может быть, назначения подгонялы в Германии?), и я пошлю Старкову и Стомонякову. Надо во что бы то ни стало добиться окончания и присылки вовремя, в IV. 1922.

28/Х. Ленин».

Дело касалось заказов по искусственному обезвоживанию торфа по способу «Мадрука».

И еще одна официальная записка — от 17 декабря 1921 года: «Наркомвнешторг, т. Радченко Копия Гидроторф, тов. Кирпичникову

Я прошу дать мне самые краткие ответы, в одну или самое большее две страницы всего-навсего, на некоторые вопросы для того, чтобы я мог точнее изложить соответствующие части своего доклада на съезде Советов и вставить кое-какие наиболее показательные цифры.

Прошу дать мне точную формулировку, не более чем на одной странице, о том, что именно заказано в Германии для Гидроторфа. Будет ли это готово к весне 1922 г. и какие перспективы это дает для всей торфяной кампании 1922 г.

Предсовнаркома Ленин».

Так Владимир Ильич собирал материал для своей речи на IX съезде Советов, в которой среди прочих первых наших скромных достижений упомянул и о торфе такими словами:

«Два слова еще об одном успехе — о нашем успехе в деле работы по торфу. Добыча торфа у нас в 1920 году достигла 93 млн пудов, в 1921 году — 139 млн пудов — единственная, пожалуй, область, где мы довоенную норму далеко обогнали. В области торфа у нас богатства необъятные, как ни в одной стране в мире. Но здесь гигантские трудности были и отчасти остаются и сейчас в том отношении, что эта работа, вообще тяжелая, страшно тяжела была именно в России. Изобретение гидравлического способа добычи торфа, над чем работали в Главторфе тт. Радченко, Меньшиков и Морозов, облегчает эту работу. В этом отношении достигнут успех громадный. В 1921 году работало всего 2 торфонасоса — аппараты для гидравлического добывания торфа, избавляющие рабочих от каторжного труда, который до сих пор связан с добычей торфа. Теперь заказано в Германии и обеспечено к 1922 году 20 аппаратов. Содружество с передовой европейской страной началось. И перед нами сейчас открывается возможность развития этого дела, мимо которого пройти невозможно. Обилие болот и запас торфа в России велик, как нигде, и превратить этот труд из каторжного, на который шло и могло идти только небольшое число рабочих, в более нормальный теперь представляется возможным. Практическое содружество с современным передовым государством — с Германией — достигнуто, поскольку там уже вырабатывают на заводах приборы, облегчающие этот труд, приборы, имеющие быть, наверняка, пущенными в 1922 году. На это обстоятельство нам надо обратить внимание. В этой области мы можем сделать очень и очень много, если все будем знать и все будем распространять ту мысль, что при напряжении усилий, при механизации труда выйти из экономического кризиса в России мы имеем большую возможность, чем какое бы то ни было другое государство».

При всем своем увлечении в 1921 году Гидроторфом Владимир Ильич не лишал своей помощи и поддержки и старый, хозяйственно испытанный, хотя технически и весьма несовершенный, элеваторный способ, который в то время в общем балансе торфодобычи составлял все еще девяносто пять процентов. Ведь фактически Гидроторф тогда только-только еще вышел из стадии научно-технических опытов, и, поскольку элеваторный способ торфодобывания, занимавший в то время до 60 тысяч рабочих, не потерял еще своего практического значения, продолжались и неуклонные заботы Владимира Ильича о снабжении продовольствием этой рабочей армии, что в этот голодный год было чрезвычайно трудным делом. По поводу поддержки моего ходатайства перед Наркомпродом об отпуске нам для торфяных рабочих в порядке займа 5 тысяч пудов жира он написал Халатову:

«Надо это сделать. Судя по сводке Лежавы (сегодня, 22/IV, послал Вам), мы такой заем можем вернуть из заграничных покупок.

22/IV. Ленин».

Владимир Ильич поддержал также мою просьбу в разгар подготовки к сезону единовременно отпустить из продовольственных складов торфоразработок по двадцати фунтов муки и других необходимейших продуктов на каждого сотрудника Главторфа.

Наконец, имеется любопытное письмо Владимира Ильича в Наркомпрос Луначарскому, в котором ярко отражается то значение, которое он придавал торфяному делу в целом для Советской России.

«Анатолию Васильевичу Луначарскому

Копия Главторфу

Чтобы поднять торфодобывание, надо широко поставить пропаганду — листовки, брошюры, передвижные выставки, кинематографические снимки, издание учебников; ввести обязательный предмет в школах и в высших технических учебных заведениях о торфодобывании; составить учебники; ежегодно посылать экскурсию за границу.

Конкретно нужно: 1) поручить Госиздату отпечатать к 15 апреля в количестве 100 ООО экземпляров брошюру в полтора листа «Торф», сданную Главторфом 8 февраля с. г. в агитационный отдел т. Морд-винкину, и принять к печати от Главторфа еще три брошюры и листовки, с тем чтобы выпустить их к 1 мая; Главторфу нужно выдать для распространения 15 ООО брошюр.

2)      Поручить киноотделу в течение мая снять 12 лент — под руководством Главторфа — торфодобычи (для России, Украины, Урала, Белоруссии и Сибири).

3)      Поручить Главпрофобру совместно с Глафторфом к 1 июня разработать проект обязательного курса в школах и в высших учебных заведениях по торфодобыванию.

Прошу Вас прислать мне копии Ваших распоряжений и ответы соответствующих учреждений и лиц с указанием срока.

Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин)».

К сожалению, сколько-нибудь ярких следов исполнения этого приказа или пожелания Владимира Ильича, касающегося широкой пропаганды торфяного дела органами Наркомпроса, не видим мы и до сих пор.

Имеется еще одно его письмо, от 23 мая 1921 года, где наряду с помощью шатурскому строительству в борьбе с различного рода злоупотреблениями местной власти и какой-то петроградской организации он задает мне и Винтеру основательную головомойку за нерациональное составление деловых бумаг. Помимо того, что мы действительно этим были грешны, тут, несомненно, уже сказывалось его чрезвычайное переутомление.

Привожу это письмо:

«В Главторф

Ив. Ив. Радченко от Ленина

т. Радченко!

Образец того, как Вы нарушаете мои советы. Бумаги о Шатурке послали 14/IV, архиобъемистые. Без отдельно выписанных ясных предложений.

Я был занят, читать не мог; солили до 23/V, А Вы молчите! Это безобразие!

Надо было приложить две бумаги:

а) Просим «Политбюро»2 закрыть, ибо архинегодно (5 строк). Документы-де переданы Ленину. б) Просим телеграмму (или телефонограмму) подписать: почему не выдаете 2 (4) котлов, объясните причины, не допускайте волокиты. Ленин.

Затем обе эти бумажки в копии Фотиевой, чтобы она мне напоминала.

Тогда бы добились толку, и я бы, вероятно, 15 или 16/IV подписал.

Впредь только так делайте.

Приложить 2—3 бумажки по 5 строк нетрудно с копиями Фотиевой. Деловые выводы Вы сами должны делать, а не меня заставлять извлекать из десятка страниц пять строк деловых выводов.

Прочтите сие Винтеру и пришлите мне Вашу и его расписку в том, что вы оба сии указания поняли и приняли к исполнению.

23/V. 1921. Ленин".

И все-таки, несмотря на эту основательную проборку, мне помнится, было ничуть не обидно и как-то даже радостно от его сурового, но правильного, товарищеского, педагогического подхода. И подумать только, с какими сравнительно пустяками мы (и, к сожалению, далеко не только мы) обращались к нему, переутомляя еще больше этот драгоценнейший мозг!

Если бы все мы тогда знали и думали о том, чем это может кончиться! Но в пылу работы, борьбы и творчества мы проглядели эти первые тревожные звонки...

В 1921 году мне приходилось беседовать с Владимиром Ильичем также и по делам Народного комиссариата внешней торговли, так как 16 июля я был назначен членом коллегии НКВТ по настоянию Л. Б. Красина; я возражал против этой добавочной нагрузки, могущей вредно отразиться на моей основной работе в Главторфе, но Владимир Ильич сформулировал постановление о моем назначении таким образом:

«Назначить т. Радченко членом коллегии НКВТ при условии сохранения за ним всех топливных обязанностей и всей работы в топливных главках. В случае, если его совместительство вредно отразится на его топливной работе, немедленно вернуть его на эту работу».

Это было время первых торговых договоров и, собственно, самое начало советской внешней торговли. Работники в этой области действительно были очень нужны, тем более что многие товарищи «ком-купцы» (коммунистические купцы), не понимая во всем объеме значения монополии внешней торговли, стремились к самостоятельной купле-продаже за границей для представляемых ими учреждений или организаций. Этим отличался тогда, между прочим, Центросоюз. Все это страшно затрудняло дело Красину, который являлся крайним монополистом. Для его поддержки я и должен был войти в коллегию. Он сумел убедить Владимира Ильича, что мое совместительство там — самое естественное, так как, работая по топливу, я все время должен быть связан с заграницей по заказам машин и оборудования для топливных организаций.

Работая в Наркомвнешторге, я имел немало случаев убедиться, до чего серьезно и досконально Владимир Ильич вникал в любое дело, казалось бы даже далекое от него. Сохранился целый ряд собственноручных его писем и записочек ко мне за октябрь — декабрь 1921 года3, из которых видно, как он старался помочь делу рекомендацией испытанных товарищей-работников.

Приведу две из них:

«19.Х. 1921 г.

тов. Радченко!

Рекомендуем Вам подателя, Николая Александровича Емельянова. Прошу ему дать командировку на 1 /2 года за границу, чтобы отдохнуть от питерской каторги и переменить дело.

Я лично знаю Николая Александровича очень хорошо и уверен, что этого товарища, абсолютно честного, преданнейшего коммуниста, с громадным житейским, заводским и партийным опытом можно и должно использовать для чистки авгиевых конюшен воровства и саботажа заграничных чиновников Внешторга. Прошу Вас позвонить мне сегодня.

С ком. приветом Ленин» .

Другая записка от 10 ноября 1921 года. «Тов. Радченко!

Это — старый партийный товарищ.

Такие люди будут полезны безусловно для борьбы с недобросовестными элементами за границей.

Он не купец, но, по указаниям коммерчески опытных людей, пользу принесет, как добросовестный человек, пользу несомненно.

Прошу его назначить.

С ком. приветом Ленин».

Кого именно рекомендовал в этой записке Владимир Ильич, я не помню 4.

В этих своих рекомендациях старых товарищей играет роль, наравне с пользой для дела, и забота Владимира Ильича о самих этих товарищах. Помню такой случай.

За несколько дней до моего назначения в НКВТ был назначен членом коллегии А. П. Розенгольц, в то время болевший. При одном из моих свиданий с Владимиром Ильичем (уже после моего назначения) он мне серьезно внушал, чтобы я, когда придет на работу тов. Розенгольц, потребовал от него врачебное удостоверение в том, что он достаточно поправился для работы, и без этого не допускал бы его к работе (Розенгольц к работе не приступил, так как он получил другое назначение).

Как-то Владимир Ильич просил меня посмотреть квартиру Лежавы (про которую ему говорили, что она представляет из себя сырой сарай) и снабжать его топливом.

Прямо удивительно, как он при всей своей гигантской работе находил время и силы еще для заботы о личных нуждах товарищей!

Сохранились письма Владимира Ильича, касающиеся форм и методов советской торговли.

Товарищи, покушавшиеся на монополию Внешторга, о которых я говорил выше, между прочим, требовали разрешения свободного въезда в РСФСР иностранным купцам и торговым компаниям для всевозможных торговых сделок. Как исключение и в виде опыта была допущена, по рекомендации тов. Мартенса, американская компания «Хаммер и Мишелл». Вот письмо, характеризующее отношение к этому делу Владимира Ильича, написанное им 27 октября 1921 года:

«т. Радченко!

Тов. Мартене прислал мне подписанный Вами договор с американской компанией (Хаммер и Мишелл).

Мне кажется, что этот договор имеет громадное значение, как начало торговли.

Абсолютно необходимо, чтобы Вы обратили сугубое внимание на фактическое выполнение наших обязательств.

Я уверен, что без сугубого нажима и надзора ни черта не будет сделано. Примите меры тройной предосторожности и проверки исполнения.

Мне сообщите, кого назначаете ответственным исполнителем; какие товары готовите; налегаете ли особенно на артистические и гохрановские5 и т. д.

2—3 раза в месяц присылайте мне отчеты: что привезено в порт».

В другой записке, того же приблизительно времени, Владимир Ильич писал:

«т. Радченко!

Экспортный фонд должен собираться мелкими скупщиками, агентами и комиссионерами НКвторга. Работать они должны за %.

Так ли ставится это дело или иначе?

Ленин» .

В этот голодный год основная деятельность НКВТ состояла в закупке хлеба (отчасти жиров и других продуктов) за границей.

В связи с этим как-то на заседании СТО я получил записку от Владимира Ильича:

«Как насчет закупки хлеба по 1 р. 40 к.?»

Отвечаю на обороте:

«Надо закупить, что и делается.

Цены — 1 р. 35 к.— 1 р. 45 к. НКВТ известны, т. Фрумкин от нас и получил их. По нашим сведениям, Лондон ведет закупку хлеба. Сегодня важно, чтобы СТО постановил отпустить 20 миллионов рублей золотом».

Мне вновь возвращается записка с пометкой Ленина:

«Внесено в повестку?».

Проработал я в НКВТ только до конца года. Я себя чувствовал не на месте на этой работе, тем более что был вынужден при этом пренебрегать своей основной оперативной работой по торфу. Трудно мне было еще и потому, что тт. Красин и Лежава все время находились за границей, а на мне, новом человеке в этом деле, лежала вся ответственность на месте. Наконец, мы с Красиным не совсем сходились в толковании понятия монополии внешней торговли РСФСР, в котором, по-моему, у него был перегиб в сторону монополии аппарата Внешторга. Я ему часто указывал на то, что одному аппарату не сладить с этим делом, что должна быть привлечена коллективная, групповая инициатива, под руководством и контролем этого аппарата.

В это время Центросоюз в лице Хинчука особенно настойчиво добивался права самостоятельного выхода на внешний рынок. Он бомбардировал письмами и отношениями и Владимира Ильича, и меня, как заместителя Красина. Мы запрашивали находящихся за границей Красина и Лежаву об их мнении на этот счет. Красин в довольно нервном тоне высказывался против.

К этому времени относится следующее письмо Владимира Ильича:

«т. Радченко!

Добейтесь же (не истерик Красина, а) точного срока явки Ле-жавы.

От Красина придется, по-моему, отказаться, если он будет отвечать истерикой.

Нельзя тянуть без конца.

Когда Вы послали текст (постановления о Центросоюзе и его участии в внешней торговле) в Лондон? в Берлин? Когда получили там? Когда получили ответ и отзыв?

10/XI. Ленин».

Надо сказать, что Л. Б. Красин не раз писал мне из Лондона, передавая через меня Владимиру Ильичу свое прошение об отставке его от поста наркома внешней торговли. Когда при свидании с Владимиром Ильичем я ему передавал это прошение, он мне сказал смеясь:

— При рабоче-крестьянском правительстве отставок не просят, а дают. Так и передайте Красину.

В конце декабря я просил Владимира Ильича освободить меня от работы в НКВТ, обосновывая свою просьбу всем вышеизложенным. К этому я добавил, что раз уж нужно совмещать две работы, в связи с сокращением функций Главторфа после превращения его в Цуторф6 то уже лучше мне взять более подходящую для меня оперативную работу по налаживанию Сахаротреста, куда меня давно уже звали. В тот же день Владимир Ильич дал соответствующее письменное распоряжение всем, от кого это зависело, и 29 декабря я был освобожден от работы в НКВТ и вступил в управление Сахаротрестом.

1922 ГОД

Весь 1922 год продолжались также заботы Владимира Ильича о Гидроторфе.

Во время моего длительного отсутствия в Москве в феврале 1922 года тов. Классон подал докладную записку Владимиру Ильичу, в которой жаловался, что Цуторф не отпускает ему нужных для окончательной установки Гидроторфа средств. Намекая на то, что тут действует закон конкуренции, он просил отделить Гидроторф от Цуторфа и предоставить в распоряжение его 4 миллиона рублей золотом, с тем чтобы эта сумма была последней и окончательной. Она даст возможность Гидроторфу уже на будущий год выступить конкурентом старого способа торфодобычи «на вполне коммерческих началах».

Владимир Ильич отозвался на это запиской к Н. П. Горбунову от 10 февраля «О помощи Гидроторфу»:

«т. Горбунов! Обратите серьезнейшее внимание. По-моему, надо дать все просимое, т. е. 4 м. p. X 0,2 (?) = 800 миллиардов. Это первое.

Второе. От Цуторфа не отделять (надо спросить Морозова и Меньшикова, раз Радченко нет). Зачем отделять? Надо дать автономию внутри Цуторфа. Определить ее точно, письменно, закрепить через СТО.

Третье. Ведь есть ряд постановлений СТО об ударности Гидроторфа и проч. и проч. Явно, они «забыты». Это безобразие! Надо найти виновных в «забвении» и отдать их под суд. Непременно!

(Скажите мне итог: что сделали.)

10/11. Ленин».

Горбунов, очевидно, нашел виновных в лице Пятакова от ГУТа, Морозова — от Главторфа и Закса и самого себя — от Управления делами СНК, ибо Владимир Ильич объявляет строгий выговор этой четверке в собственноручно написанном красными чернилами длиннейшем и чрезвычайно сердитом письме от 27 февраля. Основную вину их он и тут видит в «забвении» постановления СНК от 30 октября 1920 года, «каковое постановление обязывает все наркоматы на деле признать Гидроторф «имеющим чрезвычайно важное государственное значение» и применить к нему «все льгот ы»...».

Возможные указания на неимение в распоряжении такой большой суммы он в расчет не берет: надо было созвать совещание наркомов ВСНХ, НКФ, НК РКИ для выработки проекта о том, от кого сколько взять, сколько ассигновать сверхсметно, насколько сократить программу Гидроторфа.

Закса и Горбунова он, сверх всего, обвиняет еще и в том, что поданные ими бумаги составлены и внешне неряшливо:

«...нет ни справки с законом, ни изложения в 2-х строках заявки Гидроторфа, ни даты этого изложения и моей пометки».

А всем вместе виновникам он еще раз в конце письма напоминает:

«Сознательные революционеры должны бы, кроме исполнения своего служебного долга, подумать об экономических причинах, кои заставили СНК признать Гидроторф «имеющим чрезвычайно важное государственное значение»».

Уладив это дело, он 2 марта пишет письмо уже самим гидроторфовцам:

«Товарищам, работающим в Гидроторфе

Благодаря моей помощи, вы теперь получили то, что необходимо для ваших работ. При всей нашей бедности и убожестве, вам сверх ранее выданных сумм ассигнованы еще крупные суммы.

Строжайше озаботиться:

1.   чтобы не сделать чего-нибудь зря,

2.    чтобы не размахнуться больше, чем это позволяют отпущенные средства,

3.    чтобы опыты, вами произведенные, получили максимальную степень доказательности и дали бы окончательно ответы о практической и хозяйственной пригодности нового способа добывания торфа,

4.    обратить сугубое внимание на то, чтобы велась отчетность в израсходовании отпущенных вам сумм.

Отчетность должна быть поставлена так, чтобы можно было судить о стоимости добываемого торфа.

Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин)».

Это последнее письмо по торфяному делу можно рассматривать как завещание Владимира Ильича не только торфяникам, но и хозяйственникам вообще.

Последний раз оказал Владимир Ильич свою действенную помощь торфяному делу 27 октября 1922 года. Я послал ему в этот день коротенькое письмо с просьбой помочь делу ознакомления и приобретения за границей торфяных машин нового типа. Он в тот же день провел через СТО соответствующее постановление и предложил тов. Фотиевой в тот же вечер позвонить ко мне на квартиру о вынесенном СТО решении. Было постановлено:

а)    ассигновать из резервного фонда СТО семь тысяч рублей золотом на приобретение за границей торфяной машины,

б)    предложить тов. Радченко дать заявку на то количество инженеров, которые должны поехать за границу в соответствии с установленными командировочными, отпустить из того же резервного
фонда дополнительную сумму.

С марта — апреля 1922 года я больше не видел Владимира Ильича и не имел с ним никаких личных сношений. Видел я его уже только 22 января 1924 года — на его смертном одре в Горках. Но до сих пор еще как будто всем своим существом чувствуешь тот прилив энергии, которым он заряжал работников при каждом личном свидании, каждым своим письмом — безразлично, хвалил ли он, высказывал ли свое удовлетворение или, наоборот, сердился, отчитывал за те или иные промахи, ошибки.

В чем была тайна влияния этого человека-гиганта на нас, не политических вождей, а рядовых работников-хозяйственников? Почему он внушал такую бодрость, такое желание работать, преодолевая все нешуточные трудности того времени? Тем ли, что он никогда не пугал этими трудностями, не напоминая о них лишний раз? Тем ли, что он, даже распекая не на шутку, никогда не унижал, не уничтожал человека, всегда оставляя ему веру в себя, в свои силы, в возможность исправить свои промашки и ошибки? Его тактичность, внимательность, заботливость, его товарищеская помощь при любом затруднении ободряли даже слабых, вялых, неуверенных в себе работников; он заражал их собственной бодростью и уверенностью, подгонял их своей смелостью, решительностью, быстротой мысли и действия, проверкой исполнения, а главное, своим предвидением правильных целей и правильных путей к ним.

Он действовал на всех нас всей своей могучей, многогранной личностью так, что все мы, рядовые работники, смело шли в драку со всякими «объективными причинами», дрались с ними на славу и — побеждали.

Ленин на хозяйственном фронте: Сборник воспоминаний. М., 1934. С. 19—35

Примечания:

1. «Мадрук» — общество механического отжатия — обезвоживания. Ред

2.  «Политбюро» — уездные органы ВЧК, в данном случае имеется в виду ЧК на шатурском строительстве. Ред.

3. К сожалению, ничтожная доля их. А сколько каждым из нас уничтожено этих драгоценных ленинских записочек, написанных мелким бисером на крошечных обрывках бумаги! И. Р.

4. Речь шла о Л. С. Ривлине, которого В. И. Ленин рекомендовал использовать на работе в учреждениях Наркомвнешторга за границей. Ред.

5. Гохран — Комитет по охране государственных имуществ. Ред.

6. Цуторф — Центральное управление торфяной промышленности Главного управления по топливу ВСНХ РСФСР. Ред.

РАДЧЕНКО ИВАН ИВАНОВИЧ (1874—1942) — государственный деятель, член партии с 1898 г. Был членом Петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Участник революции 1905—1907 гг. В 1912—1917 гг., занимался торфоразработками в Московской губернии. С 1918 г.— один из организаторов и руководителей торфяной промышленности СССР, председатель Главторфа. В 1927— 1930 и 1934—1935 гг.— директор Научно-исследовательского торфяного института. Был необоснованно репрессирован. Реабилитирован посмертно и восстановлен в партии

 

Joomla templates by a4joomla